Симон чувствовал себя фигурой значимой - чем-то вроде проходной пешки на шахматной доске. Чувствовал он себя так, потому что верил в свои большие связи, приобретенные благодаря непрестижной, на первый взгляд, работе привратника.
Но он сумел сделать так, что его все здесь любили, а это были люди влиятельные. И Симон надеялся, что в случае чего-если его вдруг захотят уволить, а этого он боялся больше всего на свете, влиятельные владельцы элитной недвижимости за него обязательно заступятся.
Симон делал все, чтобы закрепиться в этом огромном, элитном доме навечно. Лифт ли поломался, на стоянке какая проблема, кому-то из жильцов нужно убрать квартиру или организовать доставку чего-либо - всем этим лично занимался Симон: звонил, договаривался, встречал, оповещал, словом, старался быть незаменимым для всех.
На стоянке у него всегда порядок - он и подметет, и из шланга бетонное покрытие помоет. А заодно уже и машину какого-нибудь босса.
-Тебе не нужно было этого делать,-иной раз скажет хозяин вымытой машины, -но по всему было видно, что он доволен услужливостью вахтера.
Старик видел это и тоже был доволен тем, что угодил солидному человеку.
-"Меня здесь все любят,- с гордостью и удовольствием говорил Симон, - И вообще, это место давно стало моим домом",-растроганно добавлял он.
А место было шикарное: три бассейна, при каждом по две сауны, джакузи, ресторан, бар, кафитерия и чего только нет.
Разумеется, Симон ничем из этих благ не пользовался, но когда ночью оставался один в этом огромном, наподобии вавилонской башни здании, то чувствовал себя здесь кем-то вроде регента.
Чаевые ему перепадали редко- в основном от гостей-иностранцев. Обитатели башни были прижимисты во всем, что касалось трат не на себя лично.
Но Симон все равно был доволен.
Развозившие по ночам газеты и всякую снедь водители угощали его свежими, еще теплыми булочками и разной выпечкой, оставляли ему газеты, журналы, прохладительные напитки и упаковки с готовым какао, видимо жалея старика.
Этим добром Симон щедро делился с обитателями башни: кому даст свежую газету, хотя хозяева получали ее прямо под дверь.
-Вот, возьмите свежую газету!-кричал он вслед спешившему в свой офис какому-нибудь дельцу. И делец с улыбкой брал у Симона газету - из уважения к старику.
Если к влиятельным жильцам приезжали такие же значительные гости, то Симон, пока те ожидали сидя в холле, предлагал им свежий кофе с круасоном. Для заварки кофе он специально держал здесь маленькую кофейницу и электровилку, с помощью которой кипятил воду. Нередко гости охотно соглашались принять угощение привратника. Симон в такие минуты очень гордился тем, что рядом с ним на рецепшене пьет кофе известный адвокат или владелец страховой компании.
К нему привыкли и охотно пользовались его гостеприимством. Бывало какой-нибудь босс выйдет из своей раскошной квартиры навеселе и захочется ему закурить, хоть он и не курит вообще - так только, в компании или после рюмки. Не покупать же из-за этого целую пачку сигарет! На счастье обладателя элитной недвижимости, привратник всегда при входе. Посмотрит он на привратника и спросит: у тебя сигарета есть?
Разумеется, у него всегда все есть!
А если заполночь заявится шумная компания подгулявших юнцов- хозяйских детей, то Симон всех их обязательно угощал и чаем, и кофе, и сигаретами.
Сами юнцы старика никогда ничем не угощали, но любили его за гостеприимство.
Так продолжалось годами, пока тендер на обслуживание здания не выиграла другая компания. Хозяину новой фирмы старик не понравился: Зачем мне здесь этот альтизахен?- спросил он, увидев старика.
-Другой работы у меня для тебя нет,-развел руками прежний хозяин Симона и уволил старика по возрасту. Старику как раз стукнуло семьдесят, а в этом возрасте на полную ставку работать уже нельзя. Так объяснил ему прежний хозяин .
. -Поверь, мне тяжело с тобой расставаться, но таковы законы.- сказал ему босс тяжело при этом вздохнув.
Старик пытался протестовать против решения босса, бил на жалость- говорил, что у него две дочери и обе неустроенные, поэтому ему приходится тянуть всю семью.
Обе дочери старика были разведенками с дветьми и жили на пособия. Старик тянул обеих как мог.
В конце-концов, Симон смирился, забрал письмо об увольнении и все причитавшиеся ему при увольнении деньги и... С тех пор о нем ничего не было слышно.
И странное дело, никто из жильцов вавилонской башни, как в городе окрестили этот элитный дом, как-будто и не заметил исчезновения старика-никто даже не поинтересовался, куда же он исчез.
Только однажды владелец пентхауза поинтересовался, куда исчез старик, но при этом не смог вспомнить его имени.
Человеческая память беспощадна. Она стирает все то, что человеку кажется уже не нужным.
Помнили Симона только юнцы, но помнили по особому. Как-то раз подгуляв, они собрались по привычке на рецепшене и между прочим поинтересовались у нового вахтера, куда исчез старик.
-На пенсии,- сухо ответил преемник Симона. Он не любил юнцов за их бесцеремонность. Но юнцы, не обращая внимание на настрой вахтера стали смеяться, вспоминая рассказы старика о том, что он ни разу в жизни не был на море и еще над тем, что у него никогда не было машины и даже водительских прав нет.
Еще они смеялись над тем, как нелепо тот выглядел в своей форме: прежний завхоз почему-то решил, что вахтеры будут лучше смотреться не в костюмах,а в особой форме, какую носили швейцары в колониальных гостинницах, лет сорок назад.
Новое начальство заменило прежнюю одежду на строгие костюмы и поэтому преемник Симона выглядел гораздо более внушительно.
Он не курил, кофе не любил, на вопросы юнцов отвечал односложно, а на шутки не реагировал вовсе.
Юнцы, лишившись гостеприимства на рецепшене, с досадой отметили произошедшие перемены, и даже попытались вспомнить имя старика, но это им так и не удалось.