Позитивно анализируя миф, я не пошел вслед за многими, которые теперь позитивизм изучения религии и мифа видят в насильственном изгнании из того и другого всего таинственного и чудесного... Нужно быть очень плохим идеалистом, чтобы отрывать миф от самой гущи исторического процесса и проповедовать либеральный дуализм: реальная жизнь - сама по себе, а миф - сам по себе. Я никогда не был ни либералом, ни дуалистом, и никто не может меня упрекать в этих ересях. С точки зрения коммунистической мифологии, не nолько "призрак ходит по Европе, призрак коммунизма", но при этом "копошатся гады контрреволюции", "воют шакалы империализма", "оскаливает зубы гидра буржуазии", "зияют пастью финансовые акулы", и т. д. Тут же снуют такие фигуры, как "бандиты во фраках", "разбойники с моноклем", "венценосные кровопускатели", "людоеды в митрах", "рясофорные скулодробители"... Кроме того, везде тут "темные силы", "мрачная реакция", "черная рать мракобесов"; и в этой тьме - "красная заря" "мирового пожара", "красное знамя" восстаний... Картинка! И после этого говорят, что тут нет никакой мифологии.
А.Ф. Лосев "Диалектика мифа".
Косоворотов допечатал последнюю страницу приказа и выглянул в окно. То, что он увидел там, по всей видимости, не обрадовало его. Печально посмотрев на себя в осколок зеркала, висевший на стене, Косоворотов машинально оправил гимнастёрку и вышел во двор казармы. Там, вполголоса матерясь, копался в двигателе рядовой Костомолоцкий. Рядом ковырял спичкой в зубах сержант Рожин, равнодушно наблюдая за его работой. Косоворотов вперил взгляд в небо и, сняв пилотку, оттёр испарину со лба.
Всё заставляло трепетать его - разбойничьий свист ветра, зловещие огоньки в доме для вольнонаёмных напротив, образующие пентограмму, исполненную потаённым сатанинским смыслом, безхвостый чёрный кот, прошмыгнувший у ног. Своими глазами видел он, как вздрогнул днём капитан Подлеталов, когда обнаружил увеличенную печень у цыплёнка в своей тарелке. Рассказывали, что у прапорщика Полищука родился двухголовый телёнок со звездой Давида на лбу. На помойке расцвела вдруг столетняя, как утверждали старики, яблоня, и мало того - забеременела согнутая как московский калач и ссохшаяся, словно забытая в холодильнике сосиска, уборщица Ефремова шестидесяти двух годков от роду. Уму ленивому и малонаблюдательному всё это показалось бы бессмысленным нагромождением хоть и странных, но, в общем-то, ни о чём не говорящих фактов - однако Косоворотов знал твёрдо: близится час невиданных испытаний, ибо в мир сей посланы для избранных особые знаки, сиречь знамения.
По-новому оглядел он себя, осеняя чело крещением трёхперстным. С утра одета чистая рубаха, на груди - крест и образок, за пазухой упрятан заботливо осиновый кол, в карманах лежит чеснок, облатки и святая вода. В губной избе оставлено письмо родителям с просьбой не поминать лихом раба божьего Вольдемара, а коли не дождутся его домой к следующей весне, то пусть в память о нём срубят деревянную церквушку на берегах Волги-реки. Особое наставление было дано отроку христианнейшему Александру, Косоворотову сыну, в честь святого заступника земли Русской равноапостольного князя Невского названного: пусть- де названный отрок перестанет тешить свою утробу обжорствами непомерными, ибо сие есть грех смертный, грех чревоугодия; для спасения же души пусть отрок сей раздаст имение своё нищим и, облачившись в вериги, отправится наставлять на путь истинный нечестивую Чечню да Кабарду. Не было забыто и славное наше воинство: сержанту Кошкарёву останутся почти новые сапоги, прапорщику Козлову - отличный мохеровый шарф, ефрейтору Бабаджанову - утеплённые кальсоны, так что не раз ещё, собравшись вместе, помянут они камрада Косоворотова тёплым словом.
Да, верно помянут, и не раз ещё, ибо опустится скоро ночь, и отряд их выедет на задание, рассекая фарами непроглядную мглу, где прячутся по оврагам да лесным опушкам, истошно воя, шакалы империализма, роют когтями землю бешеные псы милитаризма, злобно глядя налитыми кровью глазами на страну социализма - и так страшен этот взгляд, что падают замертво дети; щёлкают зубами акулы ревизионизма, шевелят угрожающе щупальцами спруты монополистического капитала. И, может так случится, оборвёт шальная пуля жизнь солдата. Не ходить тогда ему больше по деревне с гармошкой, не водить хороводов; ядрёных, крепких девок не валять по лесным полянам, не читать им под ласковым звёздным небом стихов Есенина и Маршака. Утром не сядет он на свой комбайн, не даст, перевыполняя план, стране зерна, не обольётся вечером, вытащив из колодца ведро ледяной, словно из родника, воды, не пойдёт чинить плетни да заборы вдовам да старушкам, на чьих калитках виднеются красные звёзды. И ещё...эх, да много чего он сделает, сраженный вражеской пулей, и одно только в последнюю минуту земного бытия будет у бойца желание - чтобы на фотографии, что положат на его скромную солдатскую могилку, были с ним его боевые товарищи.
Да и как же может быть иначе? Разве не он давал воинскую присягу, кланяясь в пояс иконе Владимирской богоматери, не он клялся на Библии и Коране, пел ведические гимны, целовал зелёное знамя, нёс хоругвь, бросался под колесницу Джаггернаута, дотрагивался до священных фекалий крокодила Ка, смотрел в дрожащем полумраке на тело Великого Непогребённого, проходил обряды циркумцизии, субинцизии и суперинцизии, приносил голову воина племени Черноногих, что живут по ту сторону вулкана, не он был проглочен и выплюнут чудовищным Цхаттогуа, не его рубили шаманы, чтобы бросить в кипящий котёл, где с накипью отделяются от мужественных частей души робость, алчность и себелюбие? Не он ли пил сому, настойку из свежевыжатых мухоморов и сок пейотля, разве это не его призвали Кром и Один, чтобы вручить сверкающий меч, сорок веков хранившийся в Валхалле?
А коли дрогнет их богатырская застава? Запьёт Илья Муромец, Алёша Попович начнёт копить на операцию по перемене пола, Добрыня Никитич подастся бомбить честной народ на пару с Соловьём-Разбойником? Вновь поскачут тогда на Русь святую неисчислимые полчища татарские, имя которым - тьмы, а в каждой тьме - тысяча могучих батыров на громадных конях пржевальской породы, что питаются только человечиной, а из ноздрей их валит чёрный дым и пепел; в руках у тех батыров - луки огромные, на которых жилы людские натянуты да сабли кривые, по рукоятку в крови человеческой. И будет орда нечестивая жечь да грабить Русскую землю, топтать посевы, насиловать, не слезая с лошадей, женщин, да девушек, ясак собирать, рушить монастыри да храмы, погосты разорять, гнать в полон толпы чиновников росских, искуснее которых на свете нет, так что даже до халифа багдадского слава дошла о затейниках киевских да московских. А с другой стороны точит уже нож, сверкает глазами алчно, харю свою щетинистую из лесов заповедных высовывает немчура, литовин да лях, враги веры Православной, схизматики, Богом нашим милосердным на веки вечные проклятые, ибо мало им глумления над верой нашей и обычаем, мало, христопродавцем немытым, Пскова, Новгорода да Киева, соболей, жемчугов, и даже АЛЕНЬКОГО ЦВЕТОЧКА, но в корень хотят извергии сии извести породу русскую, чтобы не ходили больше по Малой, да Великой, да Белой, да Черной, да Червонной тож Руси Ваньки да Маньки, не звучала наша мелодичная и гармоничная речь, не цвела земля наша на зависть и удивление остальному миру, а ползали бы, будто саранча богопротивная, Гансы, Витаутасы да Яроушеки, пшикая, грассируя да плюясь, а где пройдёт то сатанинское племя, так не токмо цветы полевые, но даже трава сорная не растёт.
Вздрагивая от нахлынувших мыслей, Косоворотов полез в фургон. Вслед за ним, выплюнув окурок, протиснулся Рожин. Пока машина недовольно фыркала, тяжело стуча изношенным сердцем-мотором, Рожин, разрыв кучу тряпья, сваленного в углу, вытащил бутылку из под лимонада "Буратино" ёмкостью 0,33 литра, доверху наполненную прозрачной жидкостью. Закупорена бутылка была куском резиновой перчатки.
- Спиртяга, - плотоядно подмигнул Рожин.
- Откуда? -лаконично спросил Косоворотов и глаза его тревожно забегали.
- Не бойся, не метиловый, - негодующе отозвался Рожин, доставая кружки. - Выдан для очистки магнитофонных головок и звукоснимателей.
В ПОЛНОЧНОЙ ТЬМЕ ПОДКАТИЛ К КАЗАРМАМ N-СКОГО МОТОСТРЕЛКОВОГО ПОЛКА ЧЁРНЫЙ КАК ДУШИ ПРОПОЕЦ-ПРОПАГАНДИСТОВ ФУРГОН. НИКТО ДАЖЕ НЕ ПРОСНУЛСЯ, ЛИШЬ, ТРЕВОЖНО КАРКАЯ, ТУЧЕЙ ПОДНЯЛОСЬ С МУСОРНЫХ БАКОВ ВОРОНЬЁ. ОСТАВИВ МОТОР РАБОТАЮЩИМ, ВОДИЛА ТРЕВОЖНО ЗЫРКНУЛ ПО СТОРОНАМ И, СОСКОЧИВ НА ЗЕМЛЮ, ПОСТУЧАЛ ПО БОРТУ МАШИНЫ УСЛОВНЫМ СТУКОМ. В ФУРГОНЕ ВСПЫХНУЛ СВЕТ И МОЛОДЧИК С ЛИЦОМ, ИСПЕЩРЁННЫМ ЗНАКАМИ ТАЙНЫХ СТРАСТЕЙ, ВЗЯЛ ЗАРАНЕЕ ОТОБРАННУЮ ПЛАСТИНКУ И, ВКЛЮЧИВ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ, НЕСКОЛЬКО СЕКУНД ТЕРПЕЛИВО ЖДАЛ, КОГДА АППАРАТ НАГРЕЕТСЯ. ЗАТЕМ, ЗЛОБНО УХМЫЛЯЯСЬ, ОН ОПУСТИЛ ИГЛУ НА ДИСК. НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНОЕ ВРЕМЯ БЫЛО СЛЫШНО ЛИШЬ ШИПЕНИЕ, А ЗАТЕМ ТИШИНА, НЕЖИВШАЯ УКУТАННЫЕ СНОМ ОКРЕСТНОСТИ N-СКОЙ ЧАСТИ, БЫЛА СМЕТЕНА ГРЯНУВШИМ ГОСУДАРСТВЕННЫМ ГИМНОМ, ПРОПУЩЕННЫМ ЧЕРЕЗ 200-ВАТТНЫЕ КОЛОНКИ.
Рожин отошёл от проигрывателя и стал разливать спирт по кружкам, в то время как проснувшаяся солдатня корчилась на койках, закрывая голову подушкой. Казалось, над всей Вселенной победоносно рокотали громкоговорители, торжествуя победу Пропагандистских Войск.
Рожин, подняв кружку, провозгласил:
- Ну, за то, чтобы служба мёдом не казалась.
Косоворотов, судорожно выдохнув, влил в себя спирт и, переводя дух, попытался отщипнуть от окаменевшей буханки чёрного хлеба. Рядом стояла надорванная на краю килограммовая пачка соли.
За стеной грохотало:
- Дорогие товарыщи!
- Ну, ещё по одной.
- Пришло время поговорить о наших недостатках, - угрожающе произнёс всё тот же голос.
- Эх, воды нет разбавить, - отдуваясь, сказал Рожин. - Крепкий, собака.
- А теперь поговорим о наших достижениях, - продолжал упорствовать голос неведомого докладчика.
- Ведь мы догнали и перегнали США и страны Западной Европы по производству льна, льняного масла и жмыха, равно как и кедрового ореха, семечек подсолнуха сырых и жаренных, вологодского масла, тульских пряников, - стал зубоскалить охмелевший Косоворотов, - а также часов с кукушкой, русской водки, армянского коньяка, советского шампанского, перцовки, зуьровки и жигулёвского пива, не считая воблы копчёной и вяленой...
- Техника надо вызывать, - перебив его, озабоченно сказал Костомолоцкий, - хрипит что-то сегодня.
- Ну и хрен с ним, - весело отозвался Рожин, которому стало всё нипочём. - Это у Косоворотова в горле хрипит, смазать надо.
И пока суровый голос сухо зачитывал отдельные цифры и проценты, не только косоворотовское горло оказалось смазанным.
Возможно ли вообще описать застолье русское? Всё лучшее проявляется в эти минуты в русском человеке, ведь народ наш, не в пример другим, лицом бел, духом чист, телом дебел, поведением примерен, сердцем добр. Не указ ему какие-нибудь испашки или итальяшки, что налившись кислым винищем до бровей, бросаются плясать тарантеллу, трещать на своей тарабарщине, сквернословить да блудить по ближайшим кустарникам, или же пресловутые американцы, которые наглядевшись всласть на свой бейсбол, где срамотно одетые мужики носятся за мечом, словно петухи по навозному полю, бредут потом в ближайший бар, где надираются в одиночку паршивым виски - без компании, без закуски, а потом валятся без памяти в свои безразмерные американские автомобили. Нет, не таков наш человек - сидит он за столом чинно, слушает речи разумные, глаза держит долу и чувствует ответственость за всё, что происходит на земле.
- Скажи мне, Петруха, - спрашивал Костомолоцкий, обняв Рожина, - а хочешь ты, к примеру, на гражданку?
Косоворотов, дождавшись, когда безмерное горе, охватившее Рожина, стало чуть меньше, подсел к нему.
- Слушай, а почему мы по ночам ездим? - почему-то оглядываясь, спросил Косоворотов, которого этот вопрос давно мучил.
- Бьют, - коротко ответил Рожин, заметно трезвея.
- Солнце ещё не встало, а в нашей стране уже кипит работа, - проговорил металлический голос и проигрыватель, щёлкнув, отключился.
Вспыхнул спор, что слушать дальше. Косоворотов был за Вилли Токарева или Шуфутинского, но Костомолоцкий непременно хотел послушать песни из к/ф "Семнадцать мгновений весны" в исполнении Иосифа Кобзона на скорости 78 об/мин. Рожин, тяжело водя глазами, стал рыться в записях.
- За что же мне не любить Дитера Болена? Он хрипит так забавно и вообще похож на приличного человека, - рассудительно проговорил тот.
Рожин попытался вставить кассету в деку. Костомолоцкий поднёс руку к лицу и в свою очередь попытался сфокусировать зрение на циферблате часов. Когда ему это удалось, он, пошатываясь, пробрался к выходу и вывалился на свежий воздух. Первая струя угодила на лопухи, в изобилии росшие на обочине. Довольный, что не придётся мыть машину, Костомолоцкий забрался в кабину. После нескольких попыток тронуться с места мотор негодующе взревел и фургон покатил, оглашая окресности песенкой "Sorry, little Sarrah". Как и грезилось Косоворотову, они с зажжёными фарами неслись по ночной дороге, выписывая затейливые восьмёрки.
Всем было очень весело. В части хмель ещё больше ударил Рожину в голову. Встряхивая несуществующими голосами, он вызывающе смеялся в лицо дежурному по части и цитировал классиков. "Суньте мне, бабушка, палец в горло!" - кричал этот подонок, заливаясь, и нагадил таки на крыльце штаба, где и заснул. Через час его унесли в казарму вызванные салабоны, после чего, вздыхая, принялись оттирать загаженное место.