Аннотация: Эксперимент, исследования, дружба - и неожиданная, другая сторона всего этого.
Пригревало солнышко. Несколько синичек устроили спор у самой лавочки, птахи не поделили остатки семечек. Елена Адамовна улыбнулась забавному щебету птичек, а затем ее внимание переключилось на другое. Ветка цветущей акации свесилась через низенький заборчик и качалась, словно кто-то проходил здесь. Старушка улыбнулась и акации, желтые россыпи цветов на ветке так и кричали ей о весне. А весна это ведь столько всего хорошего. Елена Адамовна даже ненадолго закрыла глаза, просто радуясь царящей вокруг погоде. Она стала что-то негромко напевать, знакомый мотив, кажется из какого-то уже давно забытого фильма. Я стоял слишком далеко и потому не мог расслышать его толком.
Впрочем, это не было особо важно. Главное Елена Адамовна чувствовала себя хорошо, ведь когда человеку плохо его не тянет на пение. Я был рад за нее, значит, соседи несколько все преувеличивали, рассказывая о недомоганиях моей подопечной. Именно подопечной. Я не приходился родственником Елене Адамовне Радкович. Тут имелась запутанная цепь родственных связей жены моего брата, которая и привела к нынешней несколько парадоксальной ситуации. Старушка была из троеюродных теток жены брата, она жила неподалеку от нас, мы часто общались. Потом ее племянница сбежала куда-то, последовали ссоры, брат тоже переехал. И так вышло, что за девяностолетней пенсионеркой теперь по старой памяти приглядывал только я. Это было не так-то просто, поскольку с каждым днем дела в экспериментальных лабораториях института отнимали все больше времени. Тем менее оставить Елену Адамовну на саму себя мне было слишком совестно, потому я старался хотя бы раз в неделю проведывать ее, покупать ей продукты, помогать с лекарствами. Это продолжалось уже пару лет, но недавно ситуация изменилась.
Я пошел по аллейке к старушке. Несмотря на свои девяносто три слух Елена Адамовна имела неплохой, и услышала мои шаги, когда я был еще на пол пути. Прищурившись, она посмотрела в мою сторону.
- Здравствуйте Елена Адамовна. Как сегодня ваше "ничего"?
- Здравствуй, здравствуй Миша, - старушка улыбнулась, лучики морщин нарисовали на ее щеках солнышко.
Я не Миша, меня зовут Николай, но я не стал поправлять её. Такая вот путаница одной из главных проблем Елены Адамовны, о которой рассказывали соседи. В последнее время старая тетушка все больше и больше впадала в маразм.
- А я вот сижу Миша, все смотрю на птичек. Хорошо поют - говоря это, она мечтательно повела головой влево вправо. - Я как в свое время тоже пела. И все цветочки, цветочки, - она протянула ладошку к акации, сорвала одну из желтых собачек, поднесла к носу. - Да, столько всего дарили...
Тут она запнулась, виновато посмотрела мне в лицо.
- Ой, извини меня. Меня так нравится, когда ты приходишь, вот я и заболталась, несу всякое. Присаживайся, присаживайся, - она быстро подвинулась в сторону, хотя этого и не требовалось, парковые скамеечки могли вместить и пять таких старушек, место все равно бы осталось.
Я присел рядом, посмотрел ей в глаза. Когда-то они были голубые, лазурно-ясные, я видел молодую Елену Адамовну на фотографиях, она хранила немало фотоальбомов и любила их показывать своим гостям. В молодости нынешняя пенсионерка была красавицей, особенно поражали как раз глаза. Что-то в них проглядывало, небесно-зеркальное наполненное то ли печалью, то ли просто чем-то недосказанным. Сейчас же в ее глазах остались лишь оттенки тех небес, словно небо там опустело, стало морозно пустым, говоря о приближающемся холоде смерти.
- А я к вам сегодня, Елена Адамовна, с хорошей новостью.
- С какой же? - старушка опять улыбнулась. - Я люблю хорошие новости. Сама в свое время постоянно следила за всем этим, - тут она сделала серьезное лицо и скосила глаза куда-то в сторону, намекая, дескать, знаем, тут стоит отвернуться, всегда что-то происходит. Это была еще одна сторона ее атеросклероза, несмотря на общительный и добрый нрав, она в последнее время постоянно кого-нибудь в чем-нибудь подозревала. Впрочем, этим все и обходилось. Для обвинений у Елены Адамовны был слишком мягкий характер.
- Я поговорил в институте, и они одобрили вашу кандидатуру.
- Да?! - в ее словах прозвучала радость смешанная со страхом. - А как же теперь? Надо же собираться, надо же что-то делать. И... Разве я кандидатура?
Она спрашивала неподдельно искренне, сейчас в ее словах звучал страх не за себя, а скорее за нас, за тех, кто будет с ней работать. Старушка боялась, как бы из-за нее весь эксперимент не пошел бы прахом.
- Мне так неудобно, - говорила Елена Адамовна. - Такие хорошие молодые люди. А я? Пенсионерка, где уж мне за вами поспеть, вдруг что-то сделаю не так?
Это был давний разговор. Всякий раз, когда речь шла об эксперименте, мне приходилось успокаивать Елену Адамовну, и всякий раз на самом деле я успокаивал еще и себя. Эксперимент был очень важен, моя научная работа зависела от него. Мы делали его практически полулегально, прикрываясь словами о фармацевтических разработках. Потому возможные нежелательные отклонения могли серьезно повлиять на всех людей связанных с лабораторией. Однако времени оставалось мало, мы не могли особо выбирать. Еще хорошо, что у нас имелась такая покладистая старушка, ведь мы не хотели связываться с домами престарелых и прочими учреждениями подобного типа. Нам требовались результаты и требовались уже скоро, а иначе мы могли потерять своих спонсоров, тех, кто финансировал все нынешние проекты института. Конечно, мне было немного совестно, что я втянул в это дело Елену Адамовну, но ведь на самом деле, если эксперимент удастся, ей будет только лучше. В случае же неудачи просто останется старая бабушка с развивающимся атеросклерозом, ничего страшного ей не угрожало. Так я успокаивал себя и почти так же и о том же говорил с ней. Благо все равно уже вскоре она многое забывала, путала суть дела, и можно было не бояться лишней огласки с её стороны.
Опасения насчет долгих сборов были напрасными. Конечно, пришлось взять некоторые вещи, к которым старушка наиболее привязалась и боялась потерять. Этот нехитрый скарб отправился в старый чемодан знававший путешествия еще в прошлом веке. Затем была заранее подготовленная машина-минивэн. Погрузив пожитки, я уселся за руль, а престарелая пассажирка расположилась в салоне, где и начала о чем-то беседовать с моей помощницей-медсестрой. Та внимательно слушала и кивала головой, не забывая параллельно мерить давление пациентке и снимать прочие начальные показатели для эксперимента. Опыт начался, и первые сведения уже вводились в компьютер.
И пока Елена Адамовна обживалась на новом месте в комнатах отведенных для нее, наши лаборанты изучали ее биометрические показатели, брали анализы, рассматривали данные сканеров расположенных в ее палате. Позже мы собирались провести и более глубокие исследования, вплоть до рентгенов и томографии. Но психологическое состояние пациентки для опыта было не менее важно, чем все остальное. Потому на первый день старушка просто изучала непривычную обстановку, а уровень контактов ограничивался мной и моей помощницей.
Здания лабораторий находились отдельно от всего Института. Это был набор двухэтажных коттеджей и флигелей, соединенных между собой специальными переходами. А снаружи раскинулся обширный вековой парк, где старые дубы и вязы еще только просыпались от зимней спячки. Все вместе это являлось частью академического городка, ее закрытой и почти недоступной частью. В этом парке на первый день наша старушка и гуляла, набираясь сил для всех тех процедур, которые готовились для нее в лаборатории.
Уже второй день эксперимента ознаменовался результатами. Наши программисты составили карту-матрицу здоровья пациентки, по которой незамедлительно и начали проводиться первые опыты. Елена Адамовна все воспринимала на удивление спокойно и покорно, единственное, что такой она была только тогда, когда рядом был я. В случае же если мне требовалось удалиться, старушка начинала бояться и даже немного буянить, если так можно назвать непокорность со стороны бабушки - божьего одуванчика. В результате старшие руководители эксперимента несколько изменили план моего участия в опытах, теперь в моем расписании все больше занимала место исключительно Елена Адамовна. Не скажу, что меня обрадовало такое положение дел, хотя с другой стороны я теперь все время был рядом с центром эксперимента и все первые результаты, так или иначе, проходили через мои руки.
Я открыл старенький фотоальбом с голубками на обложке. Тридцать лет назад, сорок, вот Елена Адамовна уже девушка, лет двадцать пять, не больше. На лице улыбка, на щеках ямочки. Я посмотрел в сторону сидящей неподалеку старушки, она внимательно наблюдает за мной.
- Что Толик? - участливо спросила она. - Все на месте?
Тут в комнату заглянула медсестра и выразительно постучала по запястью левой руки:
- Николай Андреевич, время же! Когда будет?
- Сейчас, сейчас, все, все, - я кивнул обеим женщинам и закрыл фотоальбом, прошел к двери, где и отдал его девушке. Фотографии Елены Адамовны в молодости требовалось отсканировать, для сравнивания результатов опыта с тем, что было когда-то в реальности.
- Стойте. - Тут раздался слабый старушечий голосок, я оглянулся. Елена Адамовна приподнялась с кресла, ее лицо исказил испуг. - Он не пропадет?
- Не пропадет Елена Адамовна, - ответила медсестра, - мы его скоро вернем.
- Нет. Не надо. Пусть лежит здесь, где я его вижу, - старушка почти заплакала, говоря это. Я быстро выпихнул медсестру с фотоальбомом за дверь и прошел обратно к коробке, где лежали остальные фотографии, достал первый попавшийся другой фотоальбом. Почти такой же, с выцветшей обложкой, только вместо голубков тут друг друга разглядывали две сороки.
- Конечно Елена Адамовна, пусть лежит на виду, - я положил альбом на столик рядом с креслом. Старушка с недоверием проследила за моими руками, подошла ближе, присмотрелась. Сухая ладошка погладила старенький альбом.
- Да, пусть лежит, - она успокоилась. - Ты же знаешь, Толик, как я боюсь потерять что-нибудь...
Она посмотрела на меня, теперь ее глаза просили извинения, напоминая взгляды собачек которые вымаливают что-нибудь. Мне стало немного совестно, ведь скорее это я должен просить прощения. Однако тот альбом уже к вечеру должны вернуть. Нам всего лишь нужны изображения молодой Елены Адамовны. Все это внесут в специальную программу для более точного контроля происходящих изменений.
- Я знаю, все хорошо Елена Адамовна. Сейчас же давайте немножко полечимся. Мы же не забыли, для чего здесь находимся?
Эксперимент переходил в активную фазу, где дозы строго отмерянных лекарств чередовались со специальными процедурами. Сейчас, например, наступило время для зондирования и наноочистки кровеносных сосудов. Высокотехнологичная разработка, Елена Адамовна фактически стала первым человеком, который испытывал ее на себе. Испытания на животных дали положительные результаты, но ведь человек не зверь, потому оставалось немало вопросов. Неудачи с наноочисткой могли привести к перепланированию всего комплекса исследовательских программ.
Когда я позже спрашивал свою подопечную, что она ощущала во время процедуры, она смущенно прятала глаза.
- Так щекотно... Везде щекотно, - говоря это она водила рукой чуть ниже уровня талии показывая где щекотней всего. Неожиданная реакция и она служила положительным сигналом для всего эксперимента. У нашей пациентки начали просыпаться давно забытые ощущения.
Прошла неделя. Елена Адамовна и я пришли на очередной осмотр в комнату мед.контроля. Замеры давления, температуры, взвешивание и прочее. Наша бабушка уже привыкла ходить к весам каждый день, она делала это с чисто женским удовольствием. Всякий раз я должен был ее сопровождать и всякий раз мне не разрешалось смотреть на данные весов, это старушка позволяла только медсестре.
- И как? - спросила она у девушки, та как раз проверяла данные электронных весов.
- Вы прогрессируете, Елена Адамовна. Смотрите сами, - медсестра указала на табло. Пациентка спустилась с весов, наклонилась, пригляделась и ахнула.
- Десять килограмм. Боже ж мой, что делается?
Я, стоявший в стороне, ее восторг не понял и потому вопросительно поглядел на медсестру. Та объяснила:
- Она прибавила уже десять килограмм, сейчас уже около п...
И тут Елена Адамовна остановила ее, взяв за руку. Старушка укоризненно покачала.
- Не надо, не надо. Зачем мужчинам знать лишнее?
Медсестра только улыбнулась, услышав такое. Впрочем, главное я все равно уже услышал. Объект эксперимента набирал вес, а если говорить точнее, восстанавливал тот вес, который у него был в молодости. Хороший признак и главное это заметила она, значит, бабуля помнила вчерашние замеры.
Эксперимент переходил в решающую стадию. Пациентка демонстрировала отличные результаты. И теперь в наше расписание помимо всего прочего вошла утренняя зарядка, немного нагрузки для забывших о природе мышцах.
Старый парк академ.городка говорят, начинали сажать еще первые профессора. Тут вековыми гигантами возвышались именные деревья, где таблички у подножия рассказывали о том, какая же научная знаменитость приложила руку к их посадке. Среди деревьев проходили выложенные гравием аллеи, тут Елена Адамовна и начала делать утренние пробежки, где я сопровождал ее. Хотя теперь я уже не ощущал себя санитаром приглядывающим за безнадежным пациентом. Нет, теперь мне было все более и более неловко находиться в обществе нашей старушки. Почему-то мне моя роль начинала напоминать роль кавалера в какой-то светской мелодраме. Я помогал Елене Адамовне, провожал ее повсюду, решал все возникающие вопросы. Она же беззаботно смеялась и наслаждалась происходящим. Вот и сегодня нарядившись в спортивное трико, она побежала вперед, к дальней стороне аллеи. Я же был вынужден бежать следом, хотя меня утренний спорт никогда не привлекал. Я бежал и странно, почему-то все больше смотрел не на природу величественного парка вокруг, а на Елену Адамовну впереди. Мне кажется или ее формы действительно стали округляться?
Тут она остановилась и повернулась, ее лицо было печально.
- Коля, - сказала она. - Какое здесь красивое место. Но почему же мне грустно, когда вижу эти деревья?
Она указала на росший неподалеку величественный кедр, тот колонной вздымался к небу закрытому сейчас облаками.
- Когда-то я видела похожую красоту. Но почему я не помню когда, Коля?
Я молчал и не только потому, что не знал ответа. Я был изумлен. Вдвойне изумлен. Впервые за долгое время Елена Адамовна не перепутала мое имя и впервые она признала, что чего-то не помнит. Я покачал головой, отвел взгляд.
- Давайте заканчивать с утренней зарядкой Елена Адамовна. Сегодня у нас особые процедуры. Костный трансанализ, сами же помните.
Она грустно кивнула головой.
- Помню Коля. Помню.
Данная процедура тоже была новой технологией. Фактически с ней мы закрепляли и обновляли основу организма пациентки, ее кости. Это была одна из самых болезненных стадий эксперимента, мы не могли позволить себе полный наркоз, потому нашей старушке приходилось терпеть, приняв лишь небольшую долю болеутоляющих препаратов. Именно поэтому трансанализ был назначен на конечные стадии эксперимента, хотя по-хорошему этим требовалось заняться уже давно. Только вот раньше пациентка просто не смогла бы перенести эти процедуры. Сейчас же она терпела, проявляя выдержку и понимания происходящего. Требовалось лишь одно, чтобы кто-нибудь находился рядом с ней. И этим кто-то теперь вовсе не обязательно должен был быть Николай Андреевич. Странно, я почему-то не чувствовал радости от такого уменьшения доли моих обязанностей.
Эксперимент по омоложению человека заканчивался. Мы сравнивали начальные и конечные показатели. Рост наблюдался по всем параметрам. Это был успех. Теперь Елена Адамовна Радкович, девяносто трех лет отроду, по своим биопоказателям могла сравниться с двадцатипятилетней девушкой. Наша старушка стала молодой! Комплекс процедур разработанных в нашем экспериментальном институте оправдал возложенные на него надежды. С сегодняшнего дня у нас на руках имелась настоящая возможность дарить людям молодость, дарить им новые надежды, новое счастье. Хотя, конечно, тут имелись свои "но". Все-таки весь комплекс получился довольно дорогостоящим и... Тут раздался телефонный звонок, специальная выделенная связь. Руководитель нашей лаборатории поднял трубку. Спонсоры уже знали о результатах, они хотели точного доклада. Мне не полагалось присутствовать при этом разговоре, я вышел и направился к Елене Адамовне. Она сейчас уже должна была собираться домой. Мне хотелось поздравить нашу пациентку, посмотреть, как она радуется. Ведь её молодость вернулась, и теперь все горизонты снова открылись перед ней.
Она сидела на кровати, у ног ее лежал старенький чемоданчик, с которым старушка приехала в наш институт. В руках она держала тот самый фотоальбом с голубями. Услышав, как я вхожу в палату, она повернулась ко мне. На ее лице не было радости.
- Здравствуй Коля, - сказала она и затем снова опустила взгляд к старым фотографиям на выцветших страницах.
- Здравствуйте Елена Адамовна, - я просто не мог называть ее иначе, я так привык, хотя такое обращение и казалось странным по отношению к двадцатипятилетней девушке. - В чем дело? Почему мы грустит? Эксперимент закончен, сами посмотрите, какие у нас результаты, - в палате недавно повесили зеркало, стеклянная гладь которого сейчас отражала блики заглядывающего в окна солнца. Однако Елена Адамовна даже не взглянула туда, лишь медленно кивнула головой, не отводя взгляда от фотографии.
- Я знаю, уже смотрела.
- Но к чему тогда грусть? - Я старался говорить бодро, однако сам тоже не испытывал особой радости. Что-то мы упустили, но где и почему?
- Я смотрю сюда, - она указала на фотографии, - смотрю и не помню, где же все это было. А ведь это Моя жизнь.
- И?
- И теперь я всегда буду помнить, что уже ничего не помню. Потому мне грустно. Маразм выел меня изнутри, он готовил меня к могиле. Но теперь я молода, и как же мне быть?
- Жить. Просто жить. Ведь для того нам и дается молодость, не так ли? - ответил я, и сам не понял, утверждаю или спрашиваю не менее озадаченный, чем наша бывшая пациентка.
- Да, - кивнула она головой и подняла голову.
Мы смотрели друг другу в глаза. К ней вернулся ее небесно-лазурный цвет, там уже не было морозной пустоты. Там снова возникло что-то. И я не мог понять что. Вопрос ли, ожидание? Я смутился и первым отвел взгляд. Теперь я уже не мог общаться с Еленой Адамовной на равных, ее разум снова был ясен и чист, а лицо уже не улыбалось, оно пугало своей красотой. Я ощущал себя рядом с ней мальчишкой, хоть на самом деле мне уже за тридцать пять и я выглядел старше нее.
- Да, - повторила она. - Дается. Один раз. А мне пора идти. Только вот куда? Я ведь оказывается, совсем не знаю современных людей. Я вообще не знаю, что такое современность.
Тут она усмехнулась, и я обрадованный такой переменой в ее настроении поднял голову. Девушка, сидящая передо мной, улыбалась.
- Мне ведь теперь даже пенсию платить не будут. Кто же поверит, что я это я?
Вот уж был неожиданный вопрос. До этого я вообще не задумывался о социальной стороне нашего эксперимента. А, правда, какое место у обновленных людей в нашем обществе? Я не знал ответа, и потому в который раз смолчал. Она же продолжала говорить.
- Прошлое выродилось во мне, настоящее чуждо. Я как младенец, я даже хуже! Они растут на своем месте. Где же нахожусь я?
Тут она взяла меня за подбородок, силой повернула к себе.
- Коля, почему ты молчишь? Ответь мне!
Я молчал, а в голову лезли ненужные сейчас мысли о показателях различных исследований во время эксперимента, сравнительные расчеты и графики. Вспомнились недавние разговоры о наших возможностях, о новом счастье для людей. Странно. Мне думалось о чем угодно кроме нужных сейчас ответов. Больше того, у меня возникли собственные вопросы. Мы сделали тело пациентки молодым, но никто не занимался ее душой. Как быть с этим? Наши ученые не могли даже сказать о том, устойчивы ли результаты опыта. А если человек старый психологически, как скажется омоложение? Она права, ведь современный мир это чуждый для нее мир. Последние десять лет ее жизнь текла в узких рамках квартиры и старого сквера рядом с домом. Там ничего не происходило, ничего не менялось. Сейчас же ей придется раздвинуть границы, обновленное тело не выдержит прежнего заточения. Как пройдет все это? Похоже, мы слишком рано поставили точку. Эксперимент отнюдь не был закончен, пройдена всего лишь половина пути. Возможно даже не самая трудная половина. И тут у меня возник совсем уж неуместный вопрос. Ведь Елена Адамовна теперь снова молодая женщина. Сможет ли она снова рожать? Яйцеклетки никто не восстанавливал, но некоторые из использованных технологий обновляли все в человеке на клеточном уровне, вдруг обновление прошло и там? Я смутился, этот последний вопрос был и правда неуместен, какое он мог иметь отношение к делу?
Она же взяла меня за руку. Ее теплая ладошка сжала мои пальцы, и я снова взглянул ей в глаза. Мы оба молчали, просто смотрели друг на друга. Вопросы, вопросы, вопросы. И я сжал ее пальцы в ответ.