Ночь заступает в свои права, и лунный диск, угрожающе нависая над полем, заливает всю деревню медным сиянием.
"Не к добру это... - думает Алеко, свернувшись в клубок на крыльце дома, - Оранжево-красная луна... Словно необожженная глина."
Он которую ночь почти не спит: вздрагивает от легкого шороха, будь то мышь или сова за окном. Ворочается. Ходит встревоженно по дому, но тихо, чтобы не разбудить мать. Заглядывает к ней в комнату и долго ждет. Стережет. Слышит ее мерное дыхание и на душе становится чуть легче.
А потом он возвращается в спальню, прячется под одеяло, и видит во сне серую, как речная галька, девушку, с разинутым ртом. По ней ползает рой мух, а она улыбается. Тянет к нему руки и целует каменными губами.
Он просыпается в поту с бешено бьющимся сердцем. В окне хитро улыбается луна. До рассвета еще не скоро. И стоит ему закрыть глаза, она вторгается в его сны, как надоедливая моль.
Алеко смотрит на небо и видит в нем несчастье. С людьми такое бывает: однажды получив от жизни пощечину, они перестают радоваться ее подаркам. И ждут нового удара.
Ветер волнами бегает по полю. Проникает Алеко под кожу, пронзает кости, и мчится дальше, сквозь него. Небо цвета индиго, как большой кит, тяжелой тушей парит над беспокойной мельницей и сонной деревушкой. Алеко ждет, когда оно упадет ему на голову и раздавит череп. Не дождавшись, вздыхает, потирает продрогшие руки и возвращается в дом.
Заходит в комнату к матери. Маленькая фигурка на узкой кровати, скрючившись в позе эмбриона, мирно посапывает. Нос вплотную прижат к стене. Одеяло комом валяется на полу. Окно на распашку. Алеко закрывает ставни и накрывает мать одеялом, подоткнув под ноги.
Выходит обратно на улицу. Пшеница в поле качается на ветру, подобно водорослям на дне океана. Уставшее от бессонницы воображение Алеко рисует над ним рыбок с золотой и мандариновой чешуей. Небо-кит оживает, и съедает их всех по одной. Алеко трясется, стараясь отогнать дурные мысли, но без толку. Ночная тишина действует на него угнетающе.
Вдруг, сердце падает в груди и разрывается с брызгами, как мыльный пузырь. Осознание сваливается так внезапно, что ноги становятся ватными.
"Тишина... В ее спальне было открыто окно!"
Забыв про осторожность, он мчится в комнату матери. Дом вдруг показался ему чужим, слишком длинным, подобным лабиринту. Из окон выпадал лунный свет, рисуя рогатых чудовищ с орлиными носами на полу и стенах. Алеко чудилось, как они тянут к нему свои когтистые куриные лапы, оставляя на коже царапины. Он мог поклясться, что слышал их шепчущие голоса.
Он вбегает к матери. Окно открыто... Кровать пуста.
Руки дрожали. Сердце отбивало барабанную дробь так громко, что казалось, слышал весь дом.
Вдруг над головой послышался шорох. Потом стук. Нечто ходило по крыше. Алеко бежит к окну и смотрит вверх. Мелькнула бледная мамина нога и тут же исчезла.
- "Мама!"- крик вырвался из Алеко птицей и потонул в небе.
Он бежал на улицу, спотыкаясь о ступеньки и ударяясь об углы. Чудовища со стен глумились над ним, тянули за одежду и царапали тело. Алеко чувствовал их тёплое дыхание в затылке.
Выскочив во двор, он кинулся за дом. Там еще с весны стояла лестница, когда он менял крышу.
-"Мама!" - Алеко звал ее снова и снова, забираясь дрожащими руками наверх.
Он хотел ошибиться. Хотел, чтобы это было очередной кошмар. Но иногда сны, пробравшись сквозь тонкую щель между мирами, обретают форму.
Бурая, как сухая листва, крыша, была пуста. Нечто водило его за нос и играло с воображением. Оно забрало его маму. А Алеко даже не мог его догнать. Он чувствовал себя беспомощным.
Алеко вернулся в мрачный, усыпанный тенями, сад. Ни шороха, ни свиста, ни птичьего крика. Даже трава не решалась шелестеть. Все замерло в гнетущем ожидании.
- "Мама!" - он звал ее столько раз, что голос начал хрипеть.
"Это она... Я точно знаю! - мысли метались в голове, как раненое животное в клетке. - Она вернулась за мной."
Небо-кит мрачной тенью нависает над ним, скрыв собой луну и истекая дождем на голову. Алеко осел на землю, качаясь, как безумный, из стороны в сторону. Ему хотелось заплакать, как в детстве, когда он потерялся в городе, а мама вынырнула из толпы и с улыбкой прижала его к себе.
Нужно собраться с силами и идти ее искать. Пока еще не поздно.
Дождь застилает глаза и стекает по подбородку.
"Но ведь туч и грома не было..."
Алеко поднимает глаза. Прямо над ним, вздувшись, как утопленница, висела его мать. Кожа посинела и покрылась пятнами, волосы разлетелись серебристыми и багровыми лентами, похожие на змеиный рой. Рот приоткрыт и сочится кровью ему на лоб. Глаза смотрят на сына и не моргают.
Пахло железом и сгнившей рыбой. У мамы изо рта роем выползали жуки и бегали по телу своими тонкими, как иглы, ножками.
Не было той улыбки, которая могла утихомирить его беснующееся сердце. У него больше никого не осталось.
Мама висит в небе. Ночная рубашка порвана, и Алеко видит ее нагое, покрытое синяками, тело. В животе у нее что-то пульсирует и бьется изнутри. Бегает по кругу. Вдруг кожа лопается, из нее сочится гной и выползает жук.
Алеко начинает плакать. Воздух вибрирует, стонет и воет. Будто кто-то дует в свисток.
У Алеко закладывает уши.
Жуки в панике выбираются из маминых глазниц и падают на него. Алеко в ужасе начинает отряхиваться. Его тошнит. По щекам стекают соленые слезы и путаются с маминой кровью.
И вдруг мама падает на него и прижимает собой к земле. Он едва дышит. Легкие болят. Жуки и тараканы заползают ему в уши, а мамина кровь пачкает одежду. Он кричит. Изо всех сил сбрасывает с себя вздутое, одеревеневшее тело и отползает.
Луна напоследок окрашивает мельницу багрянцем, и скрывается за скалами. Где-то в лесу заголосили птицы. Наступил рассвет.
Алеко глотает воздух, плачет и смотрит в пустые материнские глазницы. Смотрит в открытый, обвисший рот. Как над грязным телом в оранжевом рассветном сиянии начинают плотоядно кружиться мухи.
Позже, когда найдет в себе силы встать, он закопает маму за домом, рядом с отцом. Соберет вещи. Принесет маме на могилу полевых цветов. А затем уйдет.
Лес будет наблюдать, как Алеко переступит его границу, и примет его. Закроет за ним свои ветви и проводит к Скрипучей избушке.