Двое санитаров беседуют в длинном белоснежном коридоре. Они почему-то нагло курят. Под крахмальными халатами - черные брюки и столь же черные водолазки.
Высокий: Слышал анекдот? Говорят буйный, которого сейчас в отдельной содержат, ну, в сто семнадцатой, в кальсонах, представляешь, по Москве ночью бродил! Мало того, на рваную белоснежную водолазку нацепил старую засаленную иконку. Даже свечку где-то спер и так и завалился, дурень, в какой-то там писательский дом.
Низкий: В Грибоедова.
Высокий: Черт его знает! В Достоевского ли, в Пушкина ли...
Низкий: Не говори так. Достоевский - отличный писатель.
Высокий: Безусловно. Прелесть, а не человек. Каков мыслитель!
Низкий: Жаль, умер давно.
Высокий: Не скажи, Достоевский бессмертен. А этот Зеленый, ты послушай только,- поэт, потому и приперся в этот... как его?
Низкий: В Грибоедова?
Высокий: Ну. Драку учинил, по харе кому-то очень значительному засветил.
Низкий: Так пусть бы им милиция занималась.
Высокий: Нет, нет, нет. Что ты! Он невменяем. В милицию звонили, так он заорал, чтоб они срочно приезжали на мотоциклах, да еще и с пулеметами!
Низкий: Хотел клинику брать штурмом?
Высокий: Про неизвестного иностранца говорил. Консультанта, кажется, Князя какого-то...
Низкий: Для поимки иностранца слишком уж большие силы он привлечь решил. В гепеу не рвался?
Высокий: Нет, слава богу. Отговорил его профессор Беленький. Так Зеленый чуть из окна не выбросился. Хорошо, что в прошлом году стекла специальные установили, чтоб не прыгали всякие Зеленые.
Низкий: А почему Зеленый, фамилия не уж такая?
Высокий: Что ты такое выдумал?! Он же советский поэт, член Массолита, известный в своих кругах человек! Зеленый это псевдоним.
Низкий: А фамилия его как?
Высокий: Пронырьев. Так поэт Рюмкин показал, когда я анкету больного заполнял.
Низкий: В ту ночь ты один дежурил?
Высокий: Нет, а что?
Низкий: Много их нынче тут собралось.
Высокий: Ты о чем?
Низкий: Сначала один поэт, потом другой. В январе (Фло)Мастер поступил.
Высокий: Миша разве тоже поэт?
Низкий: По-моему, нет, но с писателями тоже как-то связан. Первый месяц он во сне бредил, проклинал критика Луначарского. Я потом откопал статью в газете, называлась "Воинствующий старообрядец", как раз про нашего Мишу (Фло)Мастера и про его роман. Что-то о Пилате Понтийском.
Высокий: Да ты чего?
Низкий: Что такое? Ты побледнел в миг. Может, капельницу?
Высокий: Ты сказал, что о Понтии Пилате, прокураторе Иудейском, осудившем на казнь Иисуса Христа?
Низкий: Я и не знал, что он всего такого натворил! Но не забывай, друг мой, большевики запретили рассуждать о боге и сыне божьем, так что - тсс!
Высокий: Вот то-то и оно. Зеленый работал над антихристианской поэмой, на Патриарших он как раз обсуждал с редактором нюансы, которые необходимо исправить для того, чтобы поэма выглядела наилучшим образом.
Низкий: Откуда такая осведомленность?
Высокий: У меня товарищ в органах.
Низкий: Ясно. И все-таки не укладывается у меня в голове кое-что. Не думаю я, что собрание мыслителей в психиатрической лечебнице Александра Николаевича Беленького есть нелепое совпадение.
Высокий: Ты чересчур подозрительный. Нет ничего странного в том, что гении сходят с ума. У них это в крови: веселая жизнь, признание, хорошие деньги, наконец, пьянки! Вот и приходят постепенно к беленькой. Кстати, может быть, по стопочке, пока фельдшерицы нет?
Санитары бегут по коридору, через несколько секунд они ведут мужчину в смирительной рубашке, который брыкается, осматривается и оглядывает санитаров, что-то бормоча. В конце коридора появляется Александр Николаевич Беленький, подманивая их к открытой двери в сто девятнадцатую палату.
Низкий: Александр Николаевич, только не под руку, вы же знаете.
Санитары заводят больного в палату, выходят в коридор. Отдышавшись, смотрят друг на друга. По коридору спешит фельдшерица с анкетой в одной руке. Она останавливается у сто семнадцатой и приоткрывает дверь.
Фельдшерица: Иван Николаевич, не волнуйтесь, ничего страшного. Скоро я к вам зайду. Загляну обязательно. (Подходит к санитарам, отдает анкету больного низкому, сама же скрывается за сто девятнадцатой дверью)
Высокий: Еще один поэт?
Низкий: Босой, председатель жилищного товарищества дома N 302-бис по Садовой улице.
Высокий: (задумчиво) Вот как?
Низкий: Что-нибудь не так?
Высокий: Нет, все хорошо. Все нормально, не обращай внимания. Лучше помоги Александру Николаевичу разобраться с новеньким.
Низкий санитар удаляется в палату, оставив высокого наедине с самим собой.
Высокий: Садовая N 302-бис... Квартира, в которой проживал покойный ныне редактор литературного журнала, находилась по этому адресу. Любопытная выходит история.
Смекая что-то, санитар уходит по коридору в неизвестное нам место.
Первая зарисовка
Параллельные стены коридора раздвигаются дверьми к зрителю. По четыре прозрачных стеклянных двери с каждой стороны. Первая, третья, пятая и седьмая двери от левой кулисы представляют собой витрины модных французских бутиков. На шестой прозрачной двери табличка с черным номером "117". На восьмой - "119". За дверями-витринами зритель видит манекенов, одетых в стильные и дорогие костюмы со множеством аксессуаров, а так же обувь, дамские сумочки, парфюмерные изделия. Лишь за той дверью, которая находится между "117" и "119" палатами, зритель видит черную пустоту, изредка нарушаемую таинственным сиянием. В "117" палате сидит на койке Иван Зеленый. Зритель видит его в больничной пижаме, подавленного и угрюмого, сосущего палец, периодически почесывающего кудрявую голову. Картина же за дверью под N 119 потрясает зрителя - санитар, прижимающий коленом и обеими руками Босого к не застеленной койке, притом Босой лишь наполовину находится на койке и с него спущены штаны. Фельдшерица же пытается воткнуть шприц средних размеров в положенное место. ПрофессорБеленький что-то записывает в историю болезни Босого.
Теперь интересующая зрителя фигура есть не кто иной, как конферансье театра Варьете.
Конферансье: Итак, граждане, мы, конечно, не будем замечать с вами грустное зрелище, доступное всякому посетителю в дурдоме, потому как у нас сегодня, прямо-таки боюсь себе признаться, добрая половина города! Злая половина осталась дома! Надеюсь, вы пришли сюда с замечательным настроением, потому что этот-то как раз мне и нужно, для того, чтобы настроение ваше испортить! Моя шутка номер два. Спасибо, что не смеетесь. Кстати, о половинках: как-то на днях встречаю я приятеля и говорю ему: "Отчего не заходишь к нам? Вчера у нас была половина города". А он мне отвечает: "А я живу в другой половине!" Только что вы прослушали мою шутку номер двенадцать и спасибо вам в очередной раз, что вы снова не удосужились улыбнуться. Итак, товарищи, перед нами сию минуту выступит совершенно незнаменитый иностранный артист мосье консультант-историк с сеансом черной магии! Мы-то с вами понимаем, что ее вовсе не существует на свете и что она не что иное, как суеверие. На самом деле маэстро в высокой степени владеет техникой фокуса, что и будет видно из самой интересной части выступления, то есть разоблачения этой техники, а так как мы все как один и за технику, и за ее разоблачение, то попросим товарища консультанта! Уважаемый профессор, зал, разогретый мною, передаю на ваше попечение! Действуйте.
Конферансье отходит за кулисы. За дверью N 117 зритель видит появившегося вытянутого клетчатого Рыцаря. Уложив Зеленого спать, Рыцарь покидает палату, два раза хлопает, и свет в палате гаснет, открывая еще одну черную дыру в стене. В то же самое время в палате N 119 Шут помогает точно поставить укол, раскланивается, покидает палату, так же делает два хлопка, и на стене уже три зловещих темных пятна. Увидев друг друга, Шут и Рыцарь пожимают руки и выходят на авансцену, освещенные ярким светом рампы. Занавес в это время закрывается.
Рыцарь: Добрый вечер, горожане!
Шут: Да здравствуют Москвичи и гости столицы!
Рыцарь: Мы рады приветствовать вас на вечере разоблачения черной магии.
Шут: Всего-навсего через пару минут профессор-консультант-историк представит вам ряд любопытных примеров.
Рыцарь: Уверяем вам, что действие абсолютно лишено спецэффектов. Все происходит в реальное время и с реальными людьми.
Шут: Однако никто из участников шоу не пострадает, верьте на слово.
Рыцарь: Начнем с предупреждений: никаких денег с полтока не посыплется, даже не надейтесь.
Шут: И те привлекательные шмотки на манекенах, все эти духи и сумочки, уважаемые дамы, никоим образом не будут предложены для обмена на ваши старые и никчемные вещи.
Рыцарь: Мой друг совершенно прав. Все это создано для того, чтобы нагнать вам определенную атмосферу, которую, с вашего позволения, я назову любопытством.
Шут: А именно - вашим неидеальным отношением к тем чудесам, которые мы сию минуту вам представим. Итак!
Рыцарь: Запомните это раз и навсегда. Если в зале присутствуют люди со слабым сердцем, просим их поднять руки - вам тотчас же будут выданы капсулы валидола.
Шут: Если среди зрителей есть люди, не достигшие определенного возраста...
Рыцарь: ...минимум шестнадцать лет!..
Шут: Спасибо. Так вот, если таковые в зале имеются, заткните глаза и уши своим родителям.
Рыцарь: В противном случае вы начнет краснеть, ерзать в кресле и чувствовать себя дискомфортно.
Шут: А мы бы не хотели, чтобы во время нашего шоу кто-либо чувствовал себя не в своей тарелке.
Рыцарь: Аппаратура настроена!
Шут: Свет, пожалуйста, приглушите.
Рыцарь: Встречайте! Князь Тьмы!
Шут: Мага из самой преисподней!
Занавес раздвигается. Гаснет освещение. Теперь свет есть в единственной седьмой комнате, на которой теперь зритель видим табличку "118". В палате мается, ходит туда-сюда человек в стандартной больничной форме с заплатой в место нагрудного кармана. На полу валяется коричневый халат. Озабоченный мыслями о побеге, человек теребит в руках связку украденных ключей. Резкий удар световой пушки в промежуток между "118" и "117" палатами открывает нам иностранца в дорогой тройке. Он стоит неподвижно, держа в скрещенных впереди руках трость с набалдашником в виде головы пуделя и цилиндр. Человек в палате подходит к стеклянной двери и упирается в нее лбом, безнадежно оставив идею с побегом.
Князь Тьмы: Так это и есть нынешнее население? Очень рад, очень! Вероятно, я не ошибусь, если замечу, что московское народонаселение значительно изменилось.
Рыцарь: (скрыт темнотой) Точно так, мессир!
Князь Тьмы: Ты прав. Горожане сильно изменились, внешне, как и сам город, впрочем. О костюмах нечего уж и говорить, но появились эти... как их...
Второй луч световой пушки устремляется к самой первой двери, на которой отныне табличка с номером "120".
Рыцарь: Спутниковые телесистемы, мобильные средства связи и прочее, прочее, прочее!
Князь Тьмы: Я имел в виду автомобили!
Рыцарь: Ах, вот в чем дело! Что ж, мессир, в основном это не бесценные иномарки со встроенными спутниковыми телефонами, компьютерами с возможностью выхода в мировую информационную паутину - Интернет. Не говоря уже о системе JPS!
Князь Тьмы: Благодарю за сведения!
Конферансье с важным и слегка глуповатым видом выходит из-за кулис и ни с того ни с сего начинает объяснять слова иностранца.
Конферансье: Вы, конечно же, понимаете, что иностранцу чудно видеть такие скорые изменения Москвы в техническом отношении. Трудно не заметить меняющегося вида нашей столицы. Бесспорно, прогресс ведет страну к счастливому будущему, как и было указано вождями рево...
Рыцарь щелкает пальцами по команде Князя, и конферансье застывает как статуя.
Князь Тьмы: (обходя памятник конферансье) Разве я выразил восхищение?
Рыцарь: Никак нет, мессир! Этот товарищ попросту соврал! Поздравляю вас, гражданин, соврамши!
Князь Тьмы: Какой мелочный и пренеприятный человек этот конферансье. Мало того, что он совершенно бестактно перебил мое выступление, так он в добавок оказался незаурядным лжецом!
Рыцарь: Голову ему оторвать, всего и делов!
Рыцарь приближается к Князю, чтобы принять у него цилиндр. Затем направляется к конферансье. Цилиндр в считанные секунды накрывает собой голову конферансье, чему Рыцарь и Князь несоизмеримо рады.
Рыцарь: Катитесь отсюда, товарищ! Без вас веселей.
Рыцарь возвращается на свое место, а луч конферансье гаснет, полностью скрывая его.
Князь Тьмы: Теперь, когда проблема устранена, я бы хотел задать риторический вопрос, который весьма мне любопытен. Я вижу, как внешне преобразились горожане, но вот в чем дело: изменились ли горожане внутренне?
Рыцарь: Да, это важнейший вопрос, сударь. И я думаю, нет никакой пользы спрашивать об этом самих горожан.
Князь Тьмы: Скажите, любезный, вы приготовили с этим несносным Шутом какой-нибудь номер?
Рыцарь: Разумеется! Дамы и господа будьте внимательны и осторожны! Номер смертельный! Исполняется без тренировок, дублеров и впервые на глазах многотысячного зала.
Выползает Шут, сопровождаемый возродившимся лучом конферансье. За ним Рыжая, веснушчатая стройная и длиннонога девушка в прозрачном красном платьице и с огромным выступающим вверх воротником, пристегнутым ремешком на грациозной шейке. Понемногу набирается свет на авансцену, соответственно действующие лица, по мере выхода Шутаи Рыжей, перемещаются на первую линию. Центральная и третья линия полностью затемнена, кроме палаты (Фло)Мастера, который, не отрываясь от двери, сполз на колени и как будто молится.
Рыцарь: Эйн, цвей, дрей!
Шут запрыгивает Рыжей на руки, а та в свою очередь - на руки Рыцаря. Раздается удар тарелок. "Артисты" раскланиваются. Князь Тьмы аплодирует.
Рыжая: Как думаете вы, мессир, могу ли я попробовать кого-нибдуь из зала...
Шут: Это коммерческое шоу! Пробовать здесь никого не нужно!
Князь Тьмы: Тише! (Рыжей) Продолжай!
Рыжая: Я бы хотела попробовать кого-нибудь привлечь к нашему действу, дабы продемонстрировать вам ответ на ваш риторический вопрос!
Князь Тьмы: Замечательная идея!
Рыцарь: Свет в зале, будьте добры!
Свет в зале не дают.
Рыцарь: Будьте любезны, свет в зале включить! Зажгите, пожалуйста, лампы. Нам срочно необходим доброволец из зала... Эй! Кто-нибудь там скажите товарищу режиссеру по свету, чтобы в зрительном зале зажгли лампочки.
Шут: (трясет за полы клетчатого пиджака Рыцаря) В силу того, что шоу коммерческое, а все деньги я растарабанил, режиссером по свету был назначен так же конферансье!
Князь Тьмы: Уверен, он ни черта в этом не смыслит!
Шут: Больше того, он - безголовый. В самом прямом смысле, ведь вы добродушно лишили его головы!
Рыжая: (облизываясь и скалясь) Разрешите, я помогу ему придти в себя?
Шут: Никак нет! Протестую! Конферансье нужен нам живым!
Князь Тьмы: Приведите его и верните на место голову. (Пауза) Но как бы то ни было, на мой вопрос ответ я получил, притом бездоказательно!
Рыцарь выводит конферансье. Князь Тьмы срывает с него цилиндр и одевает на свою голову.Конферансье падает на руки Рыцаря, часто дышит, волнуется, пытается что-то произнести.
Рыцарь: Шут, дай ему от головы, и пусть чешет!
Шут: (протягивая ключи с номерком) Только не расчесывайте, товарищ!
Конферансье вырывается из дьявольских лап. В "120" палате загорается лампа, и в это скромное убежище подается конферансье, выкрикивая слова: "Верните мою голову! Отдайте мне голову!"
Рыжая: Жаль было бы его так просто отпускать!
Шут: А тебе бы только жрать да жрать! На работе думать надо!
Рыжая: Можно подумать, ты много времени отдаешь размышлениям во время работы!
Шут: Безусловно!
Рыцарь: Я даже знаю о чем...
Шут: Нет, это только в прошлый раз я проболтался насчет семги...
Рыжая: Когда разрисовывал личико Варенику!
Рыцарь: (подмигнув Рыжей) Да, кстати, товарищ финдиректор Католический, Ватиканский, он же - Римский! Хочу вас заранее предупредить, что товарищ Вареник припоздает, а именно вернется в ваш кабинет часу эдак в первом... Не забудьте его встретить как полагается.
Князь: А как насчет твоих теперешних измышлений, Шут?
Шут: Никакой семги! А вот китятина на шпажках, дело крайне деликатное!..
Рыцарь: И так, господа хорошие, мы с вами прощаемся, ибо уходим на обед по случаю измышлений драгоценнейшего нашего друга!
Шут: А вы сидите тихо и не дергайтесь, до антракта еще не доползли!
Свита вместе с Мессиром растворяется в темноте. Свет горит теперь во всех палатах. В "119", сидя у самой двери,Босой жует валюту. "118" - одинока, брошена, пуста. Даже халат с пола исчез. В "117" Зеленый, вероятно, видя во сне смерть редактора, ворочается и ворчит. Конферансье пытается повесится в "120" палате на собственном ремне. К сожалению, у него ничего не выходит. Вдруг Иван Николаевич подскакивает. Слышен гул грома. Зеленый подходит к двери. Раздается оглушительный удар грома и блеск молнии. Зритель видит, как двери на секунду исчезли, превратившись в камерные решетки. Теперь же снова обыкновенные стеклянные двери отделяют больных от остального мира. Вдруг тень какого-то человека, гремящего ключами проскальзывает мимо "120" и так далее по порядку, пока не достигает палаты Ивана. За это время несколько вспышек молний снова и снова представляют взору зрителя кривые светящиеся, будто фосфорные, тюремные решетки вместо стеклянных дверей. Человек открывает палату Ивана и выманивает его наружу. Больной предупреждает: "Тсс!". Именно так начинается вторая зарисовка.
Вторая зарисовка
Человек в коричневом халате поверх пижамы-формы садит Зеленого на пол и сам подсаживается по-турецки рядом. Свет во всех палатах сходит на нет. Пока идет беседа Зеленого с таинственным гостем, длинная стена с восьмью дверьми поворачивается на 180 градусов, но зритель сразу этого заметить не должен.
Зеленый: (вполголоса)Как же вы сюда попали? Ведь балконные-то решетки на замках?
(Фло)Мастер: Решетки-то на замках, но фельдшерица - милейший, но, увы, рассеянный человек. Я стащил у нее месяц тому назад связку ключей и, таким образом, получил возможность выходить на общий балкон, а он тянется вокруг всего этажа.
Зеленый: Раз вы можете выходить на балкон, то вы можете удрать!
(Фло)Мастер: Я не могу удрать отсюда, потому, что мне удирать некуда. Итак, сидим?
Зеленый: Сидим.
(Фло)Мастер: Но вы, надеюсь, не буйный?
Зеленый: Вчера в ресторане я одному типу по морде засветил.
(Фло)Мастер: Основание?
Зеленый: Да, признаться, без основания.
(Фло)Мастер: Безобразие. А, кроме того, что это вы так выражаетесь: по морде засветил? Ведь неизвестно, что именно имеется у человека, морда или лицо. И, пожалуй, ведь все-таки лицо. Так что, знаете ли, кулаками... Уж это вы оставьте, и навсегда. Профессия?
Зеленый: Поэт.
(Фло)Мастер: Ох, как мне не везет! А как ваша фамилия?
Зеленый: Пронырьев моя фамилия. Пишу под псевдонимом Зеленый.
(Фло)Мастер: Эх, эх. Ну, тогда все понятно.
Зеленый: А вам, что же, мои стихи не нравятся?
(Фло)Мастер: Ужасно не нравятся.
Зеленый: А вы какие читали?
(Фло)Мастер: Никаких я ваших стихов не читал!
Зеленый: А как же вы говорите?
(Фло)Мастер: Ну, что ж тут такого, как будто я других не читал? Впрочем... разве что чудо? Хорошо, я готов принять на веру. Хороши ваши стихи, скажите сами?
Зеленый: Чудовищны!
(Фло)Мастер: Не пишите больше!
Зеленый: Обещаю и клянусь! Но скажите, вы что тоже поэт?
(Фло)Мастер: Тсс. Говорите потише. Между прочим, тут в сто девятнадцатую завезли новенького, буйного толстяка с багровой физиономией.
Зеленый: А с этим что?
(Фло)Мастер: Не знаю я. Бубнит что-то про валюту в вентиляции, которую ему якобы подкинул клетчатый в пенсне. Какой-то Рыцарь! И что в квартире номер пятьдесят по Садовой улице дом 302-бис поселилась нечистая сила. Помешанный!
Зеленый: Клетчатый в треснувшем пенсне?
(Фло)Мастер: Я не говорил, что пенсне треснувшее.
Зеленый: Нет, нет, нет. Одно стеклышко вообще отсутствует, а другое - лишь наполовину. И звать его Рыцарем, он якобы переводчик при иностранном консультанте по черной магии.
(Фло)Мастер: Я вижу вам известны подробности? Вы как сюда по пали?
Зеленый: Из-за Понтия Пилата.
(Фло)Мастер: Как? Умоляю, умоляю, расскажите!
Зеленый: Вы вырядите меня в сумасшедшего! Нет уж, увольте.
(Фло)Мастер: Вы расскажете мне, если узнаете, что я сам, по счастливому совпадению, нахожусь здесь по той же причине, что и вы.
Зеленый: Вас я не видел в тот вечер на Патриарших.
(Фло)Мастер: И не могли. Я здесь с января. Но попал я в клинику Беленького как раз из-за Понтия Пилата.
Зеленый: За идиота меня держите?
(Фло)Мастер: Никак нет. Потому прошу вас, умоляю, стоя на коленях, расскажите свою историю, а после я расскажу вам свою.
Зеленый: Ладно. Правда, рассказывать я в красках не умею. Но дело было вот какое!
Зажигаются лампы,представляя зрителям новую декорацию. За спиной Зеленого теперь стоит гроб, обложенный цветами. Гроб этот похож на ту самую лавку с Патриарших, по крайней мере об этом напоминает деревянная спинка, правда, теперь сломанная. Он состоит теперь из двух торчащих вертикально брусков со сломанными перекладинами. Остатки спинки напоминают православные кресты.
Дверей отныне зритель не видит - они скрыты черной материей, но есть теперь окошечко, в котором стоит та самая рыжеволосая девушка, которая недавно была в свите Князя Тьмы. Это Рыжая Гелла. Перед ней стоят три графина и только один из всех полон странной оранжевой жидкостью. Вторая полвина стены пока что остается в темноте. (Фло)Мастер наблюдает рассказ Зеленого со стороны. Так начинается история Зеленого о появлениина Патриарших прудах странного господина, о смерти редактора и непосредственно о Седьмом Доказательстве.
Третья зарисовка
Со стороны гроба появляется немолодой мужчина в огромных очках. Зеленый начинает повествование.
Зеленый: В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах, как и условились, мы встретились с редактором литературного журнала. Одет он был в серенькую летнюю пару, шляпу же пирожком нес в руке. Его выбритое лицо в тот вечер украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Я же напялил на голову перед выходом клетчатую кепку, на себе имел ковбойку, брюки белые были изрядно изжеваны, а на ноги я, сам не знаю почему, ботинок не надел и так и шел в тапочках. Но это не первая странность того вечера. Более подозрительным было отсутсвие не только у будочки, но и в аллее, параллельной Малой Бронной, людей. Еще было совершенно нечем дышать, духота была страшнейшая, несмотря на то, что солнце в суховатом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо.
Рыжая: Пиво! Воды! Минералка!
Редактор: (требовательно) Дайте нарзану.
Рыжая: Нарзану нету.
Зеленый: Пиво есть?
Рыжая: Пиво привезут к вечеру.
Редактор: (сходя с ума) А вода?
Рыжая: И воды нету!
Редактор: А что есть?
Рыжая: Абрикосовая, только теплая...
Редактор: Ну, давайте, давайте, давайте!..
Зеленый отходит от будки и садится на гроб. Редактор же расплачивается с Рыжей и выпивает залпом стакан шипучей, теплой абрикосовой.
Редактор: (направляясь к гробу, усаживается) Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную. И на тенистой улочке я постою в тени...
Зеленый икает. Редактор тоже икает, но выше по тембру. Так своим иканием они создают целый ансамбль.Редактор, видя, что девушка в будке подает соблазнительные, интимные, и оттого странные сигналы, вдруг перестает икать, хлопает Ивана по спине, и тогда Зеленый тоже перестает икать.
Редактор: Ты знаешь, Иван, у меня сейчас от жары едва удар не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было... (Косится на будку, но Рыжая уже исчезла) Ну-с, итак... Дорогой мой Иван! Нет ни одной восточной религии, в которой, как правило непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор в вашей поэме, Иван Николаевич... Это вот, ну как, например, Озирис, сын Неба и Земли... Или как финикийский Фаммуза, или Мардука! А чего стоит легенда о Вицлипуцли!!!
Зеленый: Вицлипуцли?
Редактор: Иван, вы не знаете древнюю легенду о Вицлипуцли? Вы многое упустили, но ваш пробел мы сию минуту заполним. Ацтеки, это те, что в Мексике, лепили из теста фигурки этого самого Вицлипуцли... Он был богом... чего-то... я позабыл чего именно!
Рыжая: (неожиданно появившись в окошечке) Уицилопоцли! Он же - Вицлипуцли. У ацтеков - страшный Бог войны. Он постоянно требовал человеческих жертв. Тело этого безобразного бога было опоясано змеей из жемчугов и драгоценных камней. Более того, у Гете в "Фаусте" Вицлипуцли предстает перед нами как дух ада и первый помощник сатаны! Вот так-то.
Рыжая снова скрывается из окошечка.
Зеленый: Вот оно даже как!
Редактор: Именно. Спасибо! А ты, Иван, очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился еще ряд Иисусов. Коротко же говоря, никого не было, в том числе и Иисуса - того, который первый не родился,- и необходимо, чтобы ты, вместо рождения не родившегося Иисуса описал нелепые слухи об этом рождении... А то выходит по твоему рассказу, что он действительно явился на свет!..
Рыжая: (высовывается) Извините меня, пожалуйста, что я, не будучи не знакома, позволяю себе... но предмет вашей ученой беседы настолько интересен... У меня есть знакомый, который наверняка сумеет разрешить ваш спор!
Пока Редактор и Зеленый отвлекаются на рыжеволосую продавщицу воды, к ним приближается иностранец в дорогой тройке с тростью.Рыжая убирает графины и закрывает свое окошечко.
Князь Тьмы: Разрешите мне присесть?
Редактор: А... А вы разъясните, будьте любезны, кто вы такой собственно?
Князь Тьмы: Я тот, кого заинтересовала тема вашей нескромной беседы. Ведь если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисус Христос не появлялся на свет?
Редактор: Именно это я и говорил.
Князь Тьмы: Ах, как интересно!
Зеленый: А какого черта вам надо?
Князь Тьмы: Никогда не общайтесь с незнакомцами, ведь вы не умеете с ними работать. Попрошу вас больше не вызывать чертей!
Зеленый: Да вы чего, товарищ?..
Князь Тьмы: Так вы, значит, соглашались с вашим собеседником, как я понял?
Зеленый: Подозрительный вы тип. Вы, случаем, не русский ли эмигрант, перебравшийся к нам с целью шпионажа! А ну-ка, документики у вас есть?
Редактор: Иван!
Князь Тьмы: А ведь я первый задал вопрос, Иван Николаевич!
Зеленый: Откуда вы знаете как...
Князь Тьмы: Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? Вот, вчерашний номер "Литературной газеты". Ваша отчего-то недовольная физиономия на первой полосе!
Зеленый: Я извиняюсь!
Князь Тьмы: Не стоит, Иван Николаевич, не за что. Я отлично вас понимаю, после промывки мозгов, которую постоянно проводит с вами господин редактор...
Редактор: Простите, а меня откуда?..
Князь Тьмы: Оттуда же, Миша, оттуда же!
Редактор: Извините, мы разве переходили на ты?
Князь Тьмы: А кого стесняться? Ведь бога все равно нет...
Редактор: Собственно это я и пытался растолковать Ивану! Доказательства бытия божия в области разума, конечно, не может быть!
Князь Тьмы: Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!