Стены снежного дома искрились в лучах дневного света. Для вождя и его семьи жилье строили несколько человек, их иглу всегда было больше и красивее других.
Инира любила спать в просторном, хорошо проветренном помещении. В ее доме не было вечно шумящей толпы родственников, никто не спорил за удобное место для сна, не толкался ночью и не будил громким храпом или детским криком. Можно было подолгу лежать утром и предаваться мечтам о приближающемся беззаботном лете.
Ветерок проник сквозь отверстие в потолке, неприятно кольнул холодом кожу, но девушка только улыбнулась. Инира откинула одеяло и потянулась, прогоняя остатки сна. Сегодня она спала непозволительно долго -- проступок, за который другая женщина понесла бы серьезное наказание. Но Инира пользовалась среди соплеменников особым положением. Она была сестрой вождя, и всюду ее окружали почитание и суеверный страх. С тех пор, как ее брат впервые взял в руки копье и победил в поединке, она не знала нужды или тяжелой работы. Инира плохо помнила первые годы жизни, брат рассказывал, что тогда они часто голодали и не могли рассчитывать на помощь, но теперь такое было сложно себе даже представить.
Впрочем, ее положение в племени редко занимало мысли Иниры. В этом году на щеку девушки нанесли татуировку -- знак того, что она достигла брачного возраста. Инира пыталась представить себя женой удачливого, опытного охотника Анурята или силача Оки, но образы всех мужчин меркли, стоило сравнить их с братом.
Молодой вождь был необычайно красив и невероятно силен, самой природой он был создан, чтобы править племенем. Инира росла, греясь в лучах этого живого солнца, и его свет затмил для нее весь мир. Девушка не могла восхищаться другими людьми. Мужчины тоже не стремились завоевать внимание красавицы: она была окружена ореолом беды и многие не могли забыть мрачные обстоятельства ее рождения. Поэтому хотя уже наступила весна, Инира была далека от того, чтобы принять решение...
Девушка протерла глаза и начала одеваться. У нее были лучшие одежды из оленьей кожи и меха, но чаще всего Иниру можно было увидеть в простой кухлянке из птичьих шкурок. Ей не нравился запах оленей, как и все, что было связано с дикими кровожадными кочевниками-чавчу. В детстве она часто слышала истории про этих людей из-за моря, которые убивали ради развлечения и страшно пытали несчастных, попадавших к ним в плен.
Одевшись, Инира покинула иглу. Снаружи было тепло, снег немного подтаял, напоминая о том, что скоро инук переберутся в летние жилища. Селение давно проснулось, его жители были заняты своей повседневной работой. Слава нового вождя привлекала людей со всего побережья, они слетались, как мотыльки на огонь. Всего за год племя, еще недавно слабое и малочисленное, увеличилось на тридцати человек.
Сейчас в селении недоставало больше половины мужчин -- молодой вождь собрал дружину и поехал проведать соседей. Амарок уже не раз проявлял невиданную щедрость, делился с соседями всем, что не было нужно его роду. Старейшины сначала обвиняли вождя в расточительстве, но потом смекнули, что таким образом он завоевывает преданность людей и увеличивает свою и без того немаленькую дружину.
Инира оглядела опустевшее селение. Возле большого иглу возилась со шкурами старая Ахна. Инира любила ее, ведь старуха заменила ей мать. С мнением Ахны считались не меньше, чем с шаманом. Сама мудрая женщина неохотно давала советы и часто упоминала о том, что люди понимают ее слова так, как сами хотят -- и, прежде всего, ищут в них подтверждение собственного мнения. В последний раз она настояла на своем, когда жители селения решили избавиться от маленьких близнецов, родившихся у женщины, которая сошлась со злым духом.
Близнецы, впрочем, недолго обременяли старуху. Первые годы казалось, что мудрая женщина совершила ошибку. Дети росли маленькими и слабыми. Мальчик, которого Ахна назвала Амарок, постоянно подвергался нападкам сверстников и не проявлял способностей к охоте или воинским упражнениям. Однажды он убежал из дому и не возвращался несколько дней. Никто не знал, что произошло с Амароком, но вернулся он уже совсем другим: уверенным в себе и отважным. С годами мальчик стал выше и сильнее, он начал охотиться и рыбачить, ходить на моржа наравне с взрослыми. Хвастался, что справился бы и с медведем, доведись белому гиганту встретиться на его пути. В минувшем году Амарок отказался подчиняться старшим и сделался вождем племени. Все другие претенденты или погибли в поединке, или приняли верховенство человека, которого хотели убить в младенчестве.
Его сестра, которую Ахна назвала Инирой, в детстве бралась делать любую работу по дому и обещала вырасти работящей женщиной. Сейчас она, к неудовольствию старухи, обленилась, хоть и по-прежнему безропотно помогала наставнице выделывать шкуры.
-- Как думаешь, Амарок скоро вернется? -- спросила у старухи Инира.
-- Со дня на день, -- прикинула Ахна, -- путешествие больше недели не займет. Соседи с каждым годом свои селения ближе к нам переносят. Скоро и вовсе сюда переберутся.
Инира представила что будет, если все живущие в округе инук переселятся в Катаюк. Иглу и летних шалашей станет много, как грибов, всюду будет слышен веселый смех и пение, а праздники станут такими шумными и веселыми, что будут слышны даже на другом берегу.
-- Все благодаря Амароку! -- восхитилась братом Инира.
-- Да, -- покивала старуха, -- только гордый он стал. Забывает богов, не чтит стариков. Большая сила приходит с большой ответственностью.
Девушке не хотелось спорить с Ахной. Она взяла плоский камень и принялась за работу.
-- Инира! -- окликнул знакомый голос.
Сестра вождя подняла голову. Перед ней, закрывая солнце, стоял высокий, широкоплечий инуит. Его звали Анурят и он был другим молодого вождя. Никогда не скрывая своих намерений, он открыто обхаживал Иниру. Девушка не любила его за резкий и сумасбродный нрав, хотя он и был хорош собой. Высокий, стройный, Анурят всегда носил длинное копье, к втулке которого, бахвальства ради, привесил медный колокольчик, который мелодично звенел при малейшем движении. Инира ненавидела этот звон, потому что он преследовал ее повсюду.
-- Хочешь, помогу?
-- Не хочу, -- нахмурилась Инира.
-- Амарок оставил меня присмотреть за тобой, -- напомнил Анурят, улыбнулся и повторил, -- давай помогу.
-- Не нужно.
-- Твой брат...
Инира начала терять терпение. Она все же была сестрой вождя, и часть воинственного характера передалась ей.
-- Амарок ясно дал понять, что я сама выберу мужа, -- вспылила красавица. -- Не думай, что дружба с ним дает тебе права на меня.
Мужчина дернулся, хотел ударить своенравную девушку, но сдержался. Насилие над женами осуждалось среди инук, но ни одна женщина еще не вела себя так нагло... Анурят пробурчал себе что-то под нос и отошел.
-- Ты напрасно его прогоняешь, -- Ахна осуждающе посмотрела на воспитанницу. -- Он сильный, и охотник из него хороший.
-- Какой мне с того прок? -- Инира вытерла вспотевший лоб. -- У меня и без него ни в чем нет нужды.
Ахна покачала головой. Она знала что на самом деле Амарок с большим трудом убедил своего друга ухаживать за Инирой. Несмотря на всю свою красоту, девушку сторонились, и никто не желал себе такую невесту.
-- Знаешь, почему люди хотели убить тебя и твоего брата при рождении? -- неожиданно спросила Ахна.
-- Наш отец не был настоящим человеком, -- буркнула девушка.
-- Это половина правды, -- признала старуха. -- Но есть еще кое-что. Я говорила об этом с Амароком. Он просил меня не рассказывать тебе, но теперь я думаю, что ты должна знать...
-- О чем ты толкуешь? -- Инира запуталась. -- Скажи прямо.
-- Когда рождаются близнецы, то это как бы один человек, разделенный на две части. Ни одна из частей не может быть целым, пока существует ее половина.
-- Глупости, -- Инира понимала, почему брат насмехался над суевериями старухи.
-- Это не глупости, -- возмутилась Ахна. -- Когда вы родились, одного из вас хотели убить. Я вмешалась и настояла, что в живых нужно оставить вас обоих. Но ты никогда не будешь свободна, пока твой брат жив. Ты всегда будешь частью...
-- Замолкни! -- прикрикнула девушка.
Ахна дернулась как от удара, нахмурилась и часто заморгала, сдерживая слезы. В мире инук преклонный возраст всегда предполагал всеобщее уважение. Старуха не привыкла, чтобы с ней спорили или тем более повышали голос в ее присутствии.
Инира не стала просить прощения. Она сильно разозлилась на старуху, потому что отчасти вынуждена была признать ее правоту. Молодая красавица никогда не чувствовала себя неполноценной, но она находилась в полной зависимости от своего брата, и делала все, чтобы сохранить такую зависимость. Девушка понимала, что Амарок не может стать ее мужем -- близнецы уже успели нарушить много табу, но такой союз не потерпело бы даже самое покладистое племя. К тому же она не была уверена, что вождь захочет себе такую ленивую жену...
"Скорей бы он вернулся", -- подумала Инира.
***
Предыдущим утром на противоположном берегу пролива чавчу и моряне обсуждали грядущий поход против инук. После большого сбора Умка и Элгар не стали возвращаться домой, а сразу отправились в селение Улык, откуда решено было начать плавание.
Там на воду спустили три больших байдары, с которых сняли всю рыболовецкую оснастку, чтобы облегчить их и разместить больше людей. Нашелся и провожатый, который взялся помочь воинам отыскать селение, в котором жил оскорбивший чавчу молодой вождь. Во время большого сбора Омрын отыскал и привел человека по имени Тиркыет, который утверждал, что был в плену у инук.
-- Прошлой весной схватили меня на Инетлине, -- сказал Тиркыет. -- Мы плавали на торг к островитянам. Ночью после угощения пришли инук, перерезали наших часовых. Меня вместе с уцелевшими угнали в плен.
-- Видел в бою их предводителя? -- спросил Умка.
-- У них тогда был другой вождь, -- бывший пленник покачал головой. -- Когда мы прибыли на их берег, инук начали делить награбленное. Самую большую долю потребовал молодой воин. Я его запомнил, потому что у него лицо красивое, как пологий холм. Он так наглел, что я думал, его тогда на корм моржам пустят, но тогдашний вожак с ним согласился и уступил.
-- Сколько ты пробыл у них в плену?
-- До зимы. Когда море замерзло, я сразу убежал. За мной гнались, но нарты по тонкому льду не прошли, а бегом меня никто не нагонит.
-- Что еще скажешь про сыроедов?
-- Вождь у них при мне сменился. Старого вождя в поединке побил тот самый наглый красавец. Его имя Амарок. Многие его сильно боятся, думают, что он сын злого духа. После того как он троих убил в поединке -- никто больше с ним не решается спорить.
-- Настоящий безумец, -- сказал Умка. -- Омрын, ты что скажешь?
-- Я видел этого Амарока когда тот еще мальчишкой был, -- подтвердил торговец. -- Он был слабаком, но даже из хилого щенка может вырасти бешеная собака. Знал я и его мать, женщину-шамана по имени Ная. Думаю, она и вправду со злым духом сошлась.
-- Женщина-шаман! -- Умка сплюнул. -- Да, тут добра не жди. Тиркыет, расскажи, где стояли сыроеды в последний раз. Куда и как нам плыть от Имегелина?
-- Найти их нетрудно, -- кивнул проводник. -- Племя у них большое, переезжают редко, и всегда держатся побережья. Если плыть от Имегелина прямо на восток, сразу на них наткнетесь. Может, день или два поблуждать придется...
-- Не придется, -- уверенно сказал Умка и посмотрел на Элгара.
Юноша знал, что старик больше полагался на его умение читать ветер, чем на путаные объяснения Тиркыета.
-- С нами пойдешь? -- спросил Умка у беглого раба.
Омрын, до этого молча наблюдавший за разговором, решил вмешаться.
-- Я не понимаю, зачем нам плыть ночью, -- сказал он. -- Утром безопаснее и надежнее.
-- Не такие уж сыроеды дураки, -- ответил Умка. -- Если промышляют тем, что грабят соседей, то должны всегда ожидать нападения. Мы прибудем с рассветными сумерками, иначе они нас издалека увидят и успеют приготовиться.
-- Откуда ты знаешь, что мы рядом с ними пристанем, может, придется еще два дня их по побережью искать, как Тиркыет говорит?
-- Знаю, -- буркнул старик и снова посмотрел на Элгара.
-- Тебе Иный сказал? Слышал, что вы к нему за советом ходили.
-- Да, Иный, -- соврал Умка.
Кавралин растерялся, он явно хотел еще поспорить, но понимал, что авторитет шамана был непререкаем.
-- Раз Иный так сказал, послушаемся его, -- нехотя согласился Омрын.
Умка и торговец еще раз обменялись неприязненными взглядами, и больше не возвращались к этому разговору.
На рассвете было сделано жертвоприношение, чтобы предсказать итог рискованного похода. Жертвенный олень упал раной вверх и головой на восток, что было истолковано как благоприятный знак. Мужчины закончили приготовления, попрощались с друзьями и родственниками и оттолкнули лодки от берега.
Против инук выступило три десятка человек. Все пошли охотно -- у многих, как у Тиркыета, были свои счеты с новым вождем. Как выяснилось, Умка правильно рассудил, что молодой герой представляет большую опасность для луораветлан. Все, кто встречался с ним, в один голос говорили о нечеловеческой силе юноши и паническом ужасе, который он вселял в своих врагов. Инук нужно было преподать урок, и как можно скорее, пока они еще испытывали страх перед настоящими людьми.
Из уже знакомых Элгару луораветлан в экспедиции участвовали Омрын и вождь морян Рыгрин, который вел отряд из пяти жителей Улык. Кавралин сначала не хотел участвовать в набеге и согласился только под давлением предводителя чавчу Арепу. Тому нужен был надежный наблюдатель в сборном отряде из оленеводов и морян, где последних было большинство.
Когда лодки покинули мелководье, мужчины подняли паруса и взялись за весла. Ветер оказался благоприятным, что еще сильнее утвердило воинов в успешности похода -- ведь сама стихия была на их стороне. Женщины вышли проводить храбрецов. Желая привлечь удачу, они забрались на самую высокую сопку и начали танцевать. Элгар наблюдал, как их пляшущие фигуры удаляются вместе со знакомым берегом, пока он совсем не скрылся, соприкоснувшись с горизонтом.
***
После полудня луораветлан добрались до Имегелина и встали лагерем на каменистом берегу. Островитяне не приближались и предпочитали следить за пришельцами издали. Едва зашло солнце, как люди снова сели в байдары и продолжили опасное плавание. Море возле островов было по-прежнему заполнено покачивающимися на волнах льдинами. Плыть приходилось медленно и осторожно, длинными жердями непрерывно расчищая себе путь. На каждом судне поддерживался небольшой огонь в сосуде с жиром. Его использовали, чтобы греть руки, и не терять друг друга из виду.
Одна байдара все же распорола днище. Ее команда выбралась на льдину и терпеливо дожидалась пока подойдут остальные лодки. Трем воинам не удалось избежать темной пучины. Как и большинство оленеводов, они не умели плавать и быстро уходили под воду, скованные холодом и страхом. Один из несчастных, который успел мертвой хваткой вцепиться в поплавок-пыхпых, все еще был жив, когда байдара Умки проплывала мимо. К тому времени бедолага уже сорвал себе горло и мог только тихо стонать, призывая товарищей на помощь. Они не могли отогреть несчастного, поэтому вытаскивать его из воды было бесполезно. Элгар хотел оборвать его мучения, но Тиркыет сказал:
-- Он теперь во владениях морского бога, пусть чернолицый насытится и защитит нас в обратном плавании...
-- Морского бога? -- переспросил Элгар.
-- Да, черноликий Кереткун живет под толщей вод со своими женами. Утопленников он съедает. Когда я бежал от инук по тонкому льду, то не раз видел его голову, высовывающуюся из проруби.
Элгар хотел сказать, что он всю жизнь прожил у моря и ни разу не приносил жертву черноликому, но передумал. Умка не чтил богов и не боялся злых духов, но многие из-за этого считали старика безумцем.
Утонувшая байдара задержала плавание, и подойти к негостеприимным берегам под покровом ночи не удалось. Небо уже начало светлеть, когда путешественники увидели впереди полосу чужой земли. Берег казался мертвым, словно выгоревшим. Ни кустика, только голые темно-серые склоны, на которых среди подтаявшего снега лежали редкие скелеты вынесенного морем плавникового дерева.
Элгар прищурил глаза, пытаясь почувствовать парящих в воздухе птиц, прочесть следы людей в легком ветре. Ничего. Чужой берег не отзывался на зов, он молчал: грозно, внушительно, враждебно. Элгар вздрогнул, когда сидящий рядом с ним мужчина вскрикнул и указал рукой в сторону земли. Там, среди камней и крупной серой гальки суетилось несколько человек -- это были рыбаки, они возились со снастями. Рядом с водой лежали маленькие одноместные каяки. Увлеченные своим занятием инук не смотрели в сторону моря, поэтому не сразу заметили приближение чужаков. Байдары уже вышли на мелководье, когда рыбаки, наконец, увидели их. Они начали быстро сворачивать сети и уносить улов, уверенные, что успеют сбежать до того, как медлительные лодки незваных гостей достигнут каменистого берега...
-- Нельзя, чтобы сыроедов предупредили, -- прорычал Умка.
Элгар потянулся за луком, старый медведь без слов понял воспитанника и выпрыгнул за борт. Он поднял фонтан брызг, но вода не доставала ему даже до пояса. Примеру Умки с запозданием последовали остальные. Схватившись за борт, великан двинулся к берегу, увлекая за собой облегченное судно. Когда к нему присоединились другие мужчины и начали толкать байдару -- она полетела по волнам быстрее, чем на веслах.
Элгар поднял лук и устроился на носу. Земля стремительно приближалась, инук уже бросили снасти и схватились за оружие. Зазвенела тетива, стрела просвистела в воздухе, один из суетящихся на берегу мужчин вскрикнул и упал. Рука Элгара метнулась к колчану. Одну за другой, он прикладывал стрелы к тетиве, и навскидку спускал их. Перед глазами сверкали бусинки поднимаемых брызг, медный напульсник на руке Элгара нагрелся от ударов тетивы...
Нос лодки ударился о берег, и юноша спрыгнул на твердую землю.
Другие мужчины тоже стали в голос восхищаться мастерством лучника. Из четырех рыбаков-инук ни один не стоял на ногах. Двое погибли на месте: стрелы угодили им в голову и в шею. Один бился в предсмертной агонии, зажимая покрасневшими от крови руками живот, еще один пытался отползти вверх по склону, неуклюже волоча раненную ногу. Элгар подскочил к нему и резким движением вогнал в его горло стрелу, тут же дернув ее назад. Раненый издал протяжный хрип, в его пробитой гортани забулькала кровь. Чавчу недовольно заворчали, у них не принято было сразу добивать врагов. Умка похвалил воспитанника.
-- Все верно сделал, -- прогудел он. -- Некогда с ним возиться...
-- Жаль, -- заметил Рыгрин. -- Видно храбрым был воином, не кричал совсем.
Элгар пожал плечами. Жизнь окончательно покинула тело рыбака и его легкая, отважная душа вороном взмыла к стальному небу.
-- Вам еще будет, кого замучить сегодня, -- тихо сказал юноша.
Всем убитым мужчинам перерезали горло и положили их тела лицами в землю, чтобы они никогда больше не увидели солнечный свет. Элгар жадно следил за растекающимися по гальке липкими темно-красными лужицами. Пока кровь рыбака застывала на его пальцах, юноша едва сдерживался, чтобы не облизать их. У него внутри все дрожало, ликовало в предвкушении предстоящей резни. Это волнение не укрылось от Умки.
-- Разделимся, -- сказал он. -- Элгар и Тиркыет, останетесь стеречь байдары.
-- Да ты что, Умка?! -- возмутились луораветлан. -- Кто идет в сражение, оставив лучший лук дома? Пусть твой парень будет с нами!
-- Я сюда не лодки сторожить пришел! -- крикнул Тиркыет.
Умка сильно толкнул его в грудь, так что беглый раб чуть не упал.
-- Будешь делать, что я говорю, иначе отправишься на корм к своему Черноликому богу, -- сказал великан.
Поскольку все свидетели высадки были перебиты, луораветлан не торопились. Самого проворного мужчину послали в разведку, выгаданное время использовали, чтобы подготовиться к бою. Моряне надели панцири из искусно прилаженных дощечек, каждая из которых была обтянута оленьей кожей. Чавчу ограничились тем, что подвязали ремнями рукава и штанины, чтобы не запутаться в них во время боя. Самый громоздкий доспех был у Омрына: целиком из железных пластинок, блестящий, как рыбья чешуя, он не только прикрывал грудь, но и защищал ноги длинным, до самых колен подолом.
-- Погляди, ну и трус, -- сказал Тиркыет, пока кавралин облачался в железо. -- В такой скорлупе ему и не повернуться, где уж там врага бить!
Омрын услышал его слова и нахмурился, но не ответил. Он и не собирался вступать с врагом в единоборство: единственным оружием торговца был лук. Элгар с интересом наблюдал, как Омрын прилаживает тетиву.
Луки для оседлых жителей были излюбленным орудием ведения войны, любой луораветлан мог поражать цель за триста, а то и за четыреста шагов стреляя одинаково ловко и с левой, и с правой руки. У Элгара был отличный лук из лиственницы, усиленный китовым усом и для большей прочности оплетенный по спинке сухожильями. Выпущенная из него стрела с небольшого расстояния могла насквозь пробить лахтака. Но по сравнению с оружием Омрына он казался детской игрушкой. Лук кавралина был вдвое больше, с оленьим рогом посредине и толстой тетивой. Натянуть его можно было, только упершись в перехват ногой. Омрын с гордостью погладил свое сокровище и забросил его за плечо.
-- Нападем по моему сигналу, -- Умка показал костяной свисток из оленьего позвонка.
-- Вы, чавчу, -- кивнул он пришлым оленеводам, -- будете набрасывать арканы на летние жилища инук и валить их. Как повалите -- сразу копьями их дырявьте вместе со всеми, кто внутри.
-- Знаем, знаем, -- проворчали гости из тундры. -- Не в первый раз в бой идем.
-- Я отвлеку всех, кто успеет взять в руки оружие, -- продолжил Умка. -- Если повезет -- прикончу их вождя. Омрын нас стрелами с возвышенности прикроет.
Они дождались возвращения разведчика, который принес хорошую новость: стойбище инук было совсем рядом, часовых вокруг нет, а мужчины ушли и забрали с собой почти всех собак, которые могли почуять пришельцев и предупредить хозяев.
-- Даже жаль, что все так складно выходит, -- пожаловался Умка. -- Можем вождя не застать.
-- Перебьем его родных -- пусть потом нас сам ищет, -- сказал Омрын, который явно не горел желанием дожидаться возвращения мужчин-инук.
-- Верно, -- согласился старый медведь.
Напоследок каждый из воинов надел особый убор из волчьей головы, с дырками вместо глаз. Все шапки были богато украшены бусинами, ремешками и красными лентами. Там, где только что стояла группа людей появилась стая волков, вставших на задние лапы.
-- Налетим на них, как кэле, -- хохотнул Умка, -- пусть от страха разум потеряют.
-- Перебьем, как линялых гусей в тундре, -- засмеялись оленеводы.
Закончив приготовления, мужчины двинулись вверх по склону холма. Последним, неуклюже переваливаясь в тяжелых доспехах, шел Омрын. Другие воины то и дело подшучивали над ним, но кавралин отмалчивался, не вступая с ними в перебранку.
-- Трус, -- сквозь зубы процедил Тиркыет.
Он был раздражен и зол, потому что хотел участвовать в набеге: убить врага, почувствовать запах крови... Элгар вздохнул, сжал лук двумя руками и опустился на землю, привалившись спиной к борту байдары. Ему оставалось только ждать и слушать шепот волн.
***
Инира терпеливо помогала Ахне, когда услышала страшный вой, похожий на волчий. Девушка вздрогнула и выронила шкуры. Вой повторился, ближе и громче. Ахна обхватила голову руками и застонала:
-- Чавчу!
Инира недоуменно посмотрела на нее. Девушка не понимала, отчего та так испугалась? Ведь это просто оголодавший, отбившийся от стаи волк, привлеченный к человеческому жилью запахами. Ахна подалась вперед и вцепилась в руку девушки.
-- Нужно бежать, -- прошептала мудрая женщина.
Инира огляделась: брат увел с собой многих мужчин, но все же для защиты селения остались сильные и решительные воины, известные на всю округу своей отвагой и подвигами. О какой опасности могла идти речь? Возможно, раньше чавчу наводили страх на инук, но с появлением Амарока все изменилось...
-- Что это еще такое? -- проворчал Анурят. -- Какой-то странный зверь. Отчего он подошел так близко?
-- Скорее, хватайте копья и ножи, -- Ахна замахала дрожащими руками. -- Они сейчас будут здесь!
-- Кто? Не пони... -- он не договорил.
Стрела, взлетевшая с вершины сопки, ударила мужчину в спину. Анурят едва не упал. Инира увидела человека, который спустил тетиву. Он привстал и снова поднял лук, выбирая себе новую цель. Инук наконец-то поняли, что означал странный вой, и бросились врассыпную. Не успели защитники вооружиться, как на них, как стая хищников, налетел большой отряд.
Сперва Инира подумала, что разгневанные тщеславием инук боги наслали на гордецов злых духов. Пришельцы скалили зубы, выли и ничем не напоминали людей: у них были по-звериному острые уши. Потом один из нападающих упал, страшная маска слетела с его головы, и оказалось, что это человек, с искаженным лицом, спутанными волосами и злыми глазами, но все же живой человек.
Врагов вел мужчина в одежде из белого меха. Такой высокий и широкоплечий, что Инира даже сначала приняла его за вставшего на задние лапы медведя. Боевое копье с кривым железным наконечником выглядело детской игрушкой в его громадных ладонях, но разило без промаха, насмерть. Он легко отбросил первого подскочившего к нему инуита и тут же ударил другого. Копье с хрустом врезалось ему в висок, брызнула кровь.
-- Спрячься в иглу, -- приказала Ахна.
Инира не обратила на нее внимания. Сестра вождя не собиралась прятаться, как старуха или ребенок. Девушка схватила длинный нож для разделки мяса и попыталась ударить предводителя чавчу. С неожиданной ловкостью гигант увернулся, перехватил ее руку и швырнул девушку на землю. Она выронила нож, и чья-то нога тут же отбросила его. Но прикончить Иниру великан-чавчу не успел, его отвлек Анурят.
Друг Амарока еще не успел вытащить застрявшую в спине стрелу, но одной этой раны оказалось мало, чтобы вывести его из боя. Ахна справедливо назвала Анурята опытным воином, он увернулся от нескольких выпадов противника и даже сумел оцарапать копьем его руку. Но силы были слишком неравными, великан-чавчу бесстрашно бросился на охотника, обхватил его руками и повалил. Некоторое время они катались по земле, Анурят был силен, но справиться с медведем в облике человека ему было не под силу. Хрустнули кости, и обмякшее тело инуита осталось лежать, беспомощно разбросав руки, как тряпичная кукла. Воспользовавшись неразберихой, Инира успела отползти и спряталась возле своего иглу.
Бой продолжался. Несколько человек укрылись во временном жилище из шкур. Подскочившие налетчики набросили на него веревку и повалили прямо на головы защитникам. Те запутались и оказались придавленными жердями, поэтому враги легко закололи их. Белый гигант одновременно сражался с тремя противниками, его копье свистело в воздухе, молниеносно отбивая и нанося удары. Казалось, что защитники вот-вот будут разбиты, и женщины с детьми окажутся во власти безжалостных пришельцев... но тут раздался протяжный, знакомый свист. Сердце Иниры радостно забилось, она увидела приближающиеся с востока нарты, заполненные людьми. Это возвращались охотники. Инук начали торжествующе кричать -- теперь они превосходили нападающих числом более чем втрое. Чавчу поняли, что победить малой кровью не удастся, и начали отступать.
Инира выпрямилась во весь рост, замахала руками приближающимся саням. Она хотела первой приветствовать спасителей, но стоило ей сделать шаг из своего укрытия, как что-то тяжелое ударило девушку по голове. Ноги Иниры подкосились и в глазах потемнело.
***
-- Сколько еще ждать?! -- в третий раз возмущенно выкрикнул Тиркыет.
Элгар покосился на гребень сопки, над которым белело поднявшееся солнце. За то недолгое время, что они провели у байдар, Тиркыет успел до смерти утомить его. Сначала проводник старался быть терпеливым, потом начал ругаться и сквернословить, проклинал Умку и рвался спасать его, вбив себе в голову, что тот попал в засаду. Элгару пришлось пригрозить убить дурака, если он вздумает уйти. Юноша и теперь сидел со стрелой, наложенной на ослабленную тетиву.
-- Напрасно меня оставили, -- бурчал Тиркыет. -- Да разве они знают инук? Кто лучше меня их знает? Целый год я среди них прожил, целый год рабом у них был...
Элгар уже собрался снова прикрикнуть на беспокойного проводника, как вдруг на верхушке сопки возникла фигура. Тиркыет испуганно подскочил и схватился за короткое метательное копье.
-- Это Омрын, -- остановил его Элгар.
-- Что он делает?
-- Бежит.
Кавралин двигался неуклюже, подобрав руками железный подол доспеха. Сильно разогнавшись, он не удержался на ногах и с грохотом покатился вниз по склону. Тиркыет нервно рассмеялся.
-- Толкайте байдары! -- едва поднявшись, заорал Омрын.
-- Что случилось? -- спросил Элгар.
Кавралин не ответил. С разгону вбежав в воду, он навалился на борт лодки, пытаясь сдвинуть ее в одиночку. Тиркыет уже поднял руку, чтобы ударить труса, но тут появился Умка с остальными воинами. Элгар быстро пересчитал приближающихся мужчин и понял, что в бою они потеряли только двоих человек.
-- Эй-эй! Готовьте лодки! -- крикнул Умка.
Когда они приблизились, Элгар рассмотрел, что старый медведь тащит с собой пленника, небрежно перекинув его через плечо, как тушу убитого животного. Времени на расспросы не было -- на гребне сопки появились заливающиеся лаем собаки, а следом и преследователи-инук.
-- Мы бежим от боя?! -- взвился Тиркыет.
Умка обернулся и резко ткнул его в ухо.
-- Три десятка воинов приходит к сотне и оставляет после себя гору трупов, -- прогудел он. -- Мы не бежим, мы просто притомились...
Он не договорил, потому что рядом с его ногой по камням чиркнула стрела.
-- Да что же вы стоите?! -- тонким голосом закричал Омрын.
-- Собаки... -- Умка выразительно посмотрел на своего воспитанника.
Элгар вздохнул и прикрыл глаза. Он потянулся к разъяренным животным, готовым разорвать непрошеных гостей. Собаки резко остановились, потеряли охотничий азарт и перестали лаять. Заскулив и поджав хвосты, животные попятились прочь от берега.
Удивляться было некогда, чавчу навалились на байдары и быстро вывели их на мелководье. Инук стреляли на ходу, но не смогли ранить никого из отступающих врагов. Когда луораветлан уселись на весла, Элгар взял лук, прицелился и выстрелил. Черная молния взвилась к небу, и с берега послышались крики и ругань. Несколько вражеских стрел ударились о воду рядом с бортом байдары. Юноша увидел незримую тень ворона, взмывшую в небо над тем местом, где упал подстреленный инук. Души умерших воинов всегда обращаются черными воронами...
-- Мы не бежим, мы уходим, -- заметил Элгар.
Умка одобрительно хлопнул воспитанника по плечу.
-- Они будут нас преследовать?
-- Вряд ли, -- хмыкнул старик. -- Мы их здорово напугали. Сыроеды сначала залижут раны, а только потом начнут трясти кулаками и грозиться отомстить.
-- Что их вождь? -- Тиркыет присоединился к разговору. -- Убили его?
-- Лучше, -- хохотнул Умка и кивнул на пленника, которого бросил на дно байдары.
Элгар поднялся, чтобы посмотреть на добычу. Пленник отпрянул и тонко закричал, закрывая при этом лицо руками.
-- Нашел время чужих жен таскать, -- фыркнул Рыгрин.
Умка помрачнел и нахмурился. Другие мужчины решили, что он разозлился, но Элгар понял, что за ошибку совершил старый медведь. Юноша силой отвел руки, которыми пленница закрывала лицо. Молодая женщина была невысокого роста, сложнее было оценить ее фигуру, она была закутана в просторную кухлянку и плащ с большим капюшоном, подбитым серым мехом. В таких капюшонах инук носили новорожденных детей. Пленница, однако, не была чьей-то женой или матерью -- Элгар почувствовал это, едва поглядев на ее бегающие, испуганные черные глаза. Она была поразительно похожа на молодого вождя. Такие же выразительные глаза и белая кожа, разительно отличающаяся от обветренных лиц морян или грубой внешности охотников и кочевников.
-- Живая? -- спросил Умка. -- Я уже думал, что насмерть задавил, пока нес.
Элгар продолжил рассматривать пленницу как диковинного зверька.
-- Кто ты такая? -- спросил юноша.
-- Оставь ее, -- посоветовал Умка. -- Она, небось, языка настоящих людей не понимает.
-- Амарок за эти слова сдерет с тебя шкуру и натянет на боевой барабан, -- прошипела пленница.
Луораветлан расхохотались.
-- Не сегодня, -- утирая выступившие от смеха слезы, сказал Рыгрин. -- Сегодня ваш волк битым ходит.
-- Что же вы удирали с нашего берега, как тюлени от касатки? -- лицо девушки раскраснелось, а голос дрожал.
Она старалась вести себя вызывающе и грубо, но Элгар не чувствовал в ней даже малой толики силы, которую излучал вождь инук.
-- Осторожнее с ней, малыш, -- предупредил Умка. -- Это бешеная собака, хоть по ней и не скажешь. Во время боя она меня чуть ножом не пырнула.
-- Я свяжу ей руки, -- предложил Элгар.
Он без труда справился с этой задачей, хотя пленница изо всех сил сопротивлялась и ругалась. Остаток пути девушка молчала и старалась не смотреть на Элгара. По какой-то причине он пугал ее больше остальных гребцов, хотя и не участвовал в набеге.
***
Они вернулись на Имегелин, когда солнце наполовину скрылось за линией горизонта. В сгущающихся сумерках остров был угрюм и молчалив. На месте их вчерашней стоянки осталось много чужих следов, но островитяне, невидимые и неуловимые, как кэле, по-прежнему не показывались.
Вскоре запылал костер, и трое оленеводов начали танцевать вокруг яркого огненного цветка, хлопая в ладоши и песнями восхваляя свою удачу. Их тени скользили по крутому склону, касаясь белесой полосы прибоя. Элгар видел двух кэле, наблюдающих большими, как у нерпы, глазами за танцем чавчу. Он посмотрел на них и погрозил морю колчаном с оставшимися стрелами. Испуганные кэле с громким всплеском скрылись в темной воде.
Люди подбежали к берегу, но не нашли ничего, кроме камней и вынесенных морем водорослей. Сматывая прикрепленный к гарпуну линь, Рыгрин решил выплеснуть разочарование на пленнице, которая за время их отсутствия успела подползти поближе к костру. Он несколько раз ударил ее ногой. Девушка сжалась, но не проронила ни звука.
-- Оставь ее в покое, -- приказал Умка.
-- Не указывай нам, Умка, -- вмешался Тиркыет, он затаил на старого медведя обиду за то, что тот не позволил проводнику участвовать в нападении, -- поход закончился, ты нам больше не предводитель.
-- Умолкни, -- проворчал великан.
-- Пусть лучше скажет, кого ты поймал, -- предложил Элгар.
Тиркыет и Омрын возвращались в другой байдаре и еще не успели разглядеть пленницу. Рыгрин подтащил ее к костру, чтобы все смогли разглядеть красивое лицо и спутанные волосы.
-- Похожа на молодого вождя! -- загалдели люди, которые месяц назад участвовали в переговорах на Имегелине.
-- Ну? -- поторопил Умка.
-- Видел ее... -- Тиркыет нахмурился, пытаясь вспомнить, -- инук ее сторонятся, слышал, как они что-то о каких-то тунерак говорили.
-- Ничего ты не знаешь, сопляк, -- сказал старый медведь, -- держали там тебя в помойной яме, нечистоты у сыроедов выгребал. Омрын, ты что скажешь?
Кавралин пожал плечами:
-- А что говорить? -- он явно знал больше, но, как и положено торговцу не желал просто так распускать язык. -- Убейте ее, чтобы не возиться без толку.
Другие воины тоже обратили внимание на спор по поводу пленницы. Никто еще не успел решить, как быть с ней, и теперь каждый спешил высказать свои предложения.
-- Убьем девку и оставим тело на берегу! -- предложил Тиркыет.
-- Решил покормить моржей? -- фыркнул Умка. -- Ее обглодают до того, как сыроеды сунутся сюда.
-- Значит, нужно отрезать ей голову и послать их вождю!
-- Кто повезет? Может ты?
-- Струсил, Умка!
Великан молча схватил проводника за горло и поднял его над землей. Тиркыет, вцепившись в громадный кулак, смешно задергал в воздухе ногами.
-- Ты что-то сказал?
-- Он ничего не сказал, -- поспешно вмешался Рыгрин.
Умка отпустил наглеца, тот сел на землю, жадно глотая воздух. Во время ссоры пленница медленными шагами пятилась прочь от разъяренного великана, пока не наткнулась на Элгара. Она вздрогнула и рванулась прочь, но юноша быстро схватил ее и прижал к себе.
-- Луораветлан, настоящие люди, -- как ругательство, выговорил Умка. -- Вот-вот вцепимся друг другу в глотки из-за бабы. Это моя добыча, и я еще не решил, как ею распорядиться. Что скажешь, лисенок?..
Элгар продолжал крепко держать пленницу, она не пыталась вырваться.
Он силой заставил девушку вытянуть связанные руки и разжать ладони. Даже в тусклом свете догорающего костра было заметно отсутствие мозолей. Руки красавицы были чистыми и мягкими, как у младенца.
-- Како! -- изумленно воскликнул Умка. -- Видно, сыроеды ее чтут как богиню.
Умка склонился над девушкой и силой поднял ее подбородок.
-- Что скажешь? -- проревел он.
-- Мой брат снимет с тебя шкуру и натянет ее на барабан!
-- Скорее уж я его натяну, -- расхохотался Умка. -- Не снимая шкуры...
Тиркыет не разделял веселья.
-- За жену или ребенка мы могли бы выменять что-то ценное. Но много ли он даст за свою сестру?
-- Мы не похитители, -- сплюнул Омрын. -- Торговать людьми дурное дело. Пусть таньги и коряки этим промышляют. Говорю, убьем ее, будет инук урок.
-- Погоди... -- Тиркыет похлопал коротышку по плечу. -- Послушай-ка, Омрын. Да и вы, люди.
Он увел чавчу и морян в сторону, что-то вполголоса обсуждая с ними. Элгар догадался, что беглый раб придумал как навредить Умке.
-- Мы в бою потеряли Гыргола и Таната, -- проговорил Умка. -- А на этом трусе -- ни царапины. В следующий раз с копьем первым в бой пойдет, уж я прослежу. Да еще Омрына решил подговорить.
-- Отчего все-таки между тобой и Омрыном такая вражда? -- спросил Элгар.
-- Самые жестокие ссоры всегда между братьями, -- ухмыльнулся старик.
-- Омрын твой брат? -- удивился юноша. -- Он же...
-- Сопляком был, когда я уже весь Юг исходил? -- подсказал Умка. -- Первой женой моего отца была Чейвыне по прозвищу Великанша, моя мать. Когда она умерла, отец долго горевал, но потом взял себе вторую жену. От нее-то Омрын родился. Отец говорил, что он в деда ее удался. Тот тоже был большим хитрецом и коротышкой.
Умка кивнул. Никогда раньше старый медведь не говорил о своих близких родственниках, и тем более не упоминал о родстве с Омрыном. Элгар хотел расспросить великана подробнее, но не успел.
-- Тише, лисенок. Кажется, они до чего-то договорились.
-- Ну что, сглупил, Умка? -- подошедший Тиркыет ухмыльнулся. -- Думал, схватил вождя, а оказалось, бесполезную девку приволок.
-- Что приволок -- то мое, -- хмуро отозвался великан.
-- Мы посовещались и решили, -- подхватил Омрын. -- Ты больше не нашего рода, Умка, живешь сам по себе, твой дом -- твои порядки...
-- Ты тоже не нашего рода, Омрын, -- старый медведь напрягся, его лицо помрачнело. -- Только я сам ушел, а тебя прогнали. Многие про то забыли, но я не забыл. Помощь мне ваша не нужна, сам управлюсь. Только тому, кто тронет мою добычу, я руку оторву.
-- Много воли взял, Умка! -- рявкнул Тиркыет. -- Не один ты сражался, не одному тебе и девка достанется!
Мужчины начали громко спорить и ругаться. Оказалось, что Тиркыет и Омрын не всех убедили в своей правоте, слово за слово, и оленеводы согласились, что прав Умка. Пленница, напуганная угрозой скорой расправы, прижалась к Элгару и задрожала. Вздрогнув от ее прикосновения, юноша невольно опустил руки. Его ноздри защекотали ее растрепанные темные волосы. Она тотчас опомнилась, отпрянула и сверкнула злыми черными глазами. Элгар почувствовал необъяснимую грусть и обиду, как будто у него отняли нечто дорогое и важное.
-- Да что мы спорим, их же только двое! -- воскликнул Тиркыет и выхватил нож.
Это было последним, что он сделал в жизни. Элгар подскочил и ударил. Кулак юноши с хрустом врезался в горло проводника, Тиркыет захрипел и повалился замертво, продолжая сжимать бесполезное оружие. Рыгрин попытался ткнуть Элгара копьем, но тот с невероятной быстротой и ловкостью перехватил оружие и вырвал его из рук нападающего.
-- Кэля! -- заголосили оленеводы и испуганно попятились прочь. -- Не приближайся! Мы вам вреда не желаем, в ваши ссоры не лезем.
-- Трусы! -- взвыл Рыгрин.
-- Довольно, -- Элгар встал между Умкой и возмущенной толпой.
Его грудь высоко вздымалась, кровь стучала в висках. Унять ярость стоило больших усилий, но юноша справился.
-- Не желаете нам помогать -- уходите, -- сказал Элгар, обращаясь к кавралину. -- Пленницу мы вам не отдадим. Кто не согласен, пусть дерется со мной на копьях.
Как и в большой яранге во время общего сбора, Элгар почувствовал, что люди боятся его сильнее, чем Умку. Старик был понятным и знакомым страхом -- он пугал своей силой и свирепым нравом, другое дело его воспитанник. Никто не мог предугадать, что было у Элгара на уме. Люди заволновались, их решимость стала исчезать.
-- Плывите с ними тогда в одной байдаре, -- Омрын обратился к испуганным оленеводам.
Те явно были готовы одолеть море вплавь, лишь бы не приближаться к Элгару, но согласились. Торговец ушел и увел с собой морян, недовольных принятым решением.
-- Вижу, вырос ты малыш, -- улыбнулся Умка. -- Скоро прогонишь старика, буду тебе обузой.