Текст вставляется сюда или выше указывается имя файла.
ВНИМАНИЕ! Некоторые браузеры не могут вставлять сюда
большие тексты, поэтому проверьте, поместился ли здесь
весь Ваш текст, если не поместился, воспользуйтесь
загрузкой через файл.
На крыше ветрено
На крыше ветрено. Свистит, завывает. Страшно. Особенно, если заглянуть вниз.
- Эй, народ! Эй вы, лучший в мире народ! Алло, одесситы! Родные мои!!!
Пышная тетка а-ля "7ой километр"* задрала бесформенную блондинистую голову в нижние слои смога и покрутила пальцем у виска. Она спешит. Крутит-сверлит башку на ходу закольцованным пальцем, при этом умудряясь другой, свободной рукой хватать невменяемых прохожих за барки и кричать им на ухо. Что кричать - понятно.
Скрылась из виду.
- К черту! - обоженный дурным майским солнцем, ору я сверху вниз всем
мелким мелочным жителям этого благовонного города, включая базарную блондинистую тетку и смуглого мальчика-заику из соседнего дома, разноцветных родителей какого (она - красавица-кубинка Стелла, он - просто Лешик, синюшный алкаш) я "немного" знаю и тоже посылаю к черту.
- К черту! Летим! К черту летим! У него сегодня день рождения! День
рождения Черта! Лети-и-ии-ии-и-ммм-м!
Все. Уже не страшно. Я уже на земле и еще жив. Это главное. Неплохие побочные эффекты моего неожиданного приземления. Первое: моя куцая, на два размера меньше, куртка по какой-то причине во время полета расширилась и теперь мне в самый раз. Второе: смуглый мальчик разноцветных родителей уже больше не заика.
- Ты шо, - внятно и четко говорит он мне, щурясь от падающего с крыш
ржавого света, - с неба упал?
Я молчу. Мне смешно.
- Чего ты ржешь?! А? Ты шо, больной?
Глупый мальчик. Урод. Он мне надоел. Как, впрочем, и его мама-шоколадка ...
У Стеллы высокая острая грудь и еле уловимый, словно утонченный бельгийский парфюм, акцент, так что ее при такой экзотической внешности нередко принимают за цыганку. Хотя в этом есть часть правды (если правду, вообще, можно поделить): гадать она умеет не хуже любой привокзальной старухи в цветастых до полу юбках.
- Судьба, - так объясняет она свой фатально несчастливый брак и обязательно
при этом улыбнется глазами, (оо-ой, как улыбнется!!!) карими, страшными, с томной поволокой глазищами вуду-ведьмы. Тонкие жестокие губы ее всегда неподвижны. Даже когда она говорит, чуть-чуть причмокивая, будто целуя каждое слово ...
"Судьба" забросила ее в Одессу: на учебу, в Водный институт -
единственную, между прочим, среди "островитян Свободы" девушку, а потом свела, причем без всякой прелюдии и без предупреждения, с отцом ее будущего ребенка и мужем. Один и тот же это мужчина или их двое - это историкам еще придется помучиться, чтобы пролить хотя бы литра полтора света на сей щекотливый момент.
Зато про Лешика известно почти все. Лешик, хотя и был на 5 лет старше Стеллы, не работал и не учился. "Зачем?" - его коронная фразочка (говорится с неподражаемым одесским "пронансом"). Баловень "судьбы", последняя рубаха-парень, он был тогда на гребне популярности, волны, как известно, пенной и опасной. Талантливый музыкант, что называется - "от Бога", бесшабашный лабух, любитель выпить и "помахаться" Лешик вечно находил себе приключения на одно эрогенное место.
Гордая кубинская девушка Стелла и стала его главным приключением в жизни. О ней тоже ходили легенды. Как же: комсомолка, спортсменка и просто роковая красавица-смуглянка была любимицей всей мужской половины Водного. Да что там "Водного"?! Всего города!
А где легенды, там и сплетни. Один из земляков-сокурсников Стеллы, то ли Хосе, то ли Хуан, без особого успеха пытавшийся ухаживать за ней, решил отомстить Виктору Андреевичу, большому специалисту по Платону и скромному преподавателю философии в одном лице, с которым ревнивый кубинец несколько раз видел Стеллу в городе. Лицо это сияло похотливой радостью, а длинные угловатые руки (составляющие, в числе прочего, с этим лицом одно несуразное целое) отвратительно обвивались вокруг гибкого стана смуглой красотки. Так, по крайней мере, виделось неудачливому поклоннику.
План мести был продуман до мелочей, по всем правилам древней магической науки. Причем, этого самого Хосе-Хуана не смущало даже то, что пострадать при осуществлении его замысла должна будет и сама прекрасная Стелла.
Но тут на горизонте вырос тогда еще рослый и боевой, как варяжский топор, Лешик. "Судьба" сыграла злую шутку с самим кубинцем: от греха подальше он был спешно отправлен на родину (правда, в слегка покореженном виде), а Стелле и Лешику "судьба" сыграла свадьбу. Да еще какую! Лешик сотоварищи вовсю заливался соловьем и вином! Виктор Андреевич, который вопреки злой озабоченной молве со Стеллой лишь обсасывал скользкие вопросы советско-кубинской дружбы, был на той свадьбе шафером. Правда, после встречи с Хосе-Хуаном он стал немного заикаться, поэтому во время торжества большей частью смущенно молчал.
Короче, темная история с подозрительной "платонической" дружбой и кубинскими вуду-партизанами закончилась громкой одесской попойкой и светлыми планами на будущее, которым, понятное дело, не суждено было сбыться даже на треть. Спустя 9 месяцев (а точнее - через 221 день) на свет появился мальчик-заика, а Лешика словно подменили. По городу поползли, а точнее, побежали, а если быть до конца точным, то полетели новые слухи. Всеобщая любимица и объект мечтаний каждого одессита от 6 до 66 лет, Стелла стала теперь объектом грязных домыслов и пересудов, "губительницей нашего Лешика", "ведьмой" и "шлендрой".
Вот тогда-то мы с ней и познакомились...
Ветер спустился с крыш и настойчиво подталкивает меня в спину.
Делать нечего, и я шагаю дальше по родному городу. Чего я ищу?
- Стой! - кричит мне соседка Верка и поразительно быстро догоняет на своих
одутловатых кривых ножках (вот, что значит попутный ветер!). - Придешь сегодня на богослужение? Не забыл?
- Нет, - отвечаю, - сегодня не могу. Приглашен на день рождения.
- А ты с друзьями приходи, - находится она. - Все вместе и поздравим твоего
друга с днем рождения.
- Ну-у, это вряд ли, - мычу я на ходу и, предчувствуя реакцию Верки-
приставучки, принимаюсь хохотать. - Вряд ли, ха-ХА-ха, день рождения-то у, ха, Черта. Так вот.
Верка резко притормаживает, а мне того и надо. Я отрываюсь и по-деловому семеню по направлению к центру, как будто меня там уже давно ждут.
Как ни странно, на углу Екатерининской и Бунина ветер развернулся на 90 градусов. Значит, все-таки на Бунина. Когда-то это была улица Розы Люксембург, а еще раньше - Полицейская, но насколько я знаю, Бунин на ней никогда не обитал. Жил классик на улице (там даже табличка соответствующая есть), которая при советах называлась Баранова. Может, это его псевдоним?
Черт! Кажется, я заблудился. Ветру доверять нельзя. Занесет, черт знает куда. А ведь мне еще нужно купить подарок для него, виновника торжества.
- Здравствуйте! - обращается ко мне сама вежливость в лице щуплого
смазливого продавца с глазами клоуна-неудачника. Шикарный магазин, и он красив, а толку...
- Привет! - небрежно кидаю я и продолжаю рассматривать витрину,
кишащую дорогими бесполезностями. Часы, портсигары, статуэтки. Глаза разбегаются! Что ж Черту-то подарить?.. Может, эту грудастую русалку с серебряным хвостом за 1099 гривень...
Продавец выглядит растерянным. Он предпринимает еще одну попытку разговорить меня, как-то подозрительно косясь на мою, теперь уже не куцую, но все же достаточно андерграундную для такого салона, куртку, а затем переключается на другого покупателя, более солидного и благодарного.
Напротив магазина я разглядел винную лавку, зашел, огляделся и ушел,
сжимая за горлышко массивную бутылку-дыню с "экзотическим пряным вином", если верить этикетке.
Вино дорогое (хотя я этого не ощутил, потому что не купил, а украл), и
Черту должно понравиться. Из проносящейся мимо крутой тачки выглядывает знакомое "львиное" лицо с густо накрашенной улыбкой.
- Хай, моржевый!
- Хай! - радостно, словно щенок, лаю я и машу ей на прощание бутылкой-
дыней. Одноклассница. Бывшая. И бывшая моя любовь: огненная кровь...как твои власа...что-то там...стрела пронзенная...оса. Ничего не помню. Только эти рыжие-прерыжие "власа" и бестыжая, во весь рот, улыбка.
Дынная бутылка внезапно стала невыносимо горячей. Как там... в
народной мудрости?! На воре и шапка горит? Ну, я-то знаю, в чем дело - пора выпить. На углу Бунина и Преображенской (экс-Советской Армии) - парк с тремя полуживыми скамеечками. На ближайшей к памятнику "П...те и ...ку" есть место - специально для меня.
- Подвиньтесь! - спокойно прошу я двух немолодых кадров, молча курящих
на "моей" скамейке. Кадры, похожие на состарившихся П...тю и ...ка (Катаевских Петю и Гаврика), безропотно двигаются, уступая мне место. Только "Гаврик" зло сплевывает желтую слюну себе между растоптанных кроссовок "Рибок" и посылает туда же безфильтровый бычок.
Когда я безо всякого штопора откупорил свою бутылку и жадно приложился к ней, и мой кадык заработал, как пламенный мотор от горлонасоса, более интеллигентный "Петя" сглотнул слюну.
А вино в самом деле неплохое. Гордые старики сдержались бы до конца, не предложи я им составить мне компанию.
"Гарик" неизвестно откуда достал стаканы.
- За знакомство! - предложил я, и мы "вздрогнули". Довольный "Петя",
почесав седую щетину, плавно переходящую на висках в плешь, спрашивает у меня:
- А вы...кто?
- Я? Не все ли равно?
- Да я знаю его, - толкает Гаврик Петю локтем в ребро и зыркает на меня
исподлобья, - поц из шестнадцатиэтажки (он произносит "шешна-и-шашки"). На Сегедской.
- На Сегедской нет ни одной шестнадцатиэтажки, - доказывает ему Петя: у
него с дикцией получше - "шеснацасетажки". И они начинают бурно спорить. Я забыт. Вино выпито.
Да-а, нужно было сказать этим фронтовикам-чистоплюям, что вино-то краденное! Наверняка, померли бы от стыда на месте! Вот это был бы прекрасный подарок для Черта - два трупа лицемеров.
Возвращаться - Черта с два! - не в моих привычках, и я иду дальше. И вдруг лес. Я оторопел (это чтобы не выразиться смачнее): гляжу на густую стену столетних (никак не меньше!) деревьев, невесть откуда взявшихся посреди города, и думаю:
- Э, да это же... Нет, что-то тут...э...не...
Короче, мысли отдельно - я параллельно. Глазам своим не верю, мои мысли мне не принадлежат, ноги подкашивается, непослушный язык присох к наждачному небу. Авыкто?.. Яневселиравно? Авыктокто...
И вот я на большой и теплой лесной поляне. Все цветет. Насекомые суетятся над разнотравьем. Запахи пьянят. Я кайфую.
Высоко в небе силуэты улыбок. Неземные птицы. Где я? Я пытаюсь припомнить последние события: из головы выползает Бунин и стреляет в бегущего за деревьями Гаврика. Из чего стреляет - непонятно (не из головы же?!), но Гаврик падает. Я склоняюсь над ним - о, черт! - а это я.
- А это я! - ухмыляется на все три своих золотых зуба Черт. - Пришел меня
поздравить? - его слова эхом отдаются в моей бездонной голове, как вода в невесомости. Странное сравнение? А все, и вокруг, и внутри, как-то незаметно стало странным. Очень странным... Чтоб лучше прочувствовать это необычное состояние, я закрываю глаза.
Это меня расстраивает, и я открываю глаза, полные слез обиды.
Один мой товарищ говорит, что Одесса закончилась вместе с евреями, которые уехали. Кто куда! Товарищ спился, евреи уехали, Одесса закончилась. А я не жалею. Легендой больше, легендой меньше.
Я иду родным городом. День, и я заглядываю в окна. Здесь живут живые люди. Не мифические герои, прирожденные остряки и талантливые авантюристы, а обычные горожане, ничем не отличающиеся от жителей других городов. Ну, может быть, у одесситов чуть больше апломба, чуть меньше провинциальности. В общем, милые люди. Такие же, как и я.
- Милый, - шепчет жаркими неподвижными губами мне на ухо Стелла, в то
время, как ее изящные руки-змеи ловко лишают меня последней надежды, что я когда-нибудь смогу избавиться от нее. - Ты волшебник, милый. Да! Он вдруг заговорил, представляешь?!..
Она исступленно скользит по мне своим бугристым, как осьминог, кубинским языком, но не на секунду не забывает о своем мальчике, который уже больше не заика - и все, "представляешь"? - из-за меня! Надо же!
Лешик врывается в самый неподходящий момент. Еще один, возможно, последний удар по его гипертрофированному самолюбию! Он сделал вид, что ничего не заметил. Блестящий фальшивый оргазм! Вот Лешик - он настоящий, прежний одессит - актер! А вы говорите!.. Нет Одессы!
Я - нищий непонятый изгой в этом чужом сытом городе. П...тя и ...к состарились и умерли в один прекрасный день, так и не поняв, что они - вымысел и прожили пусть и полосато-яркую, но вымышленную, от начала до конца вымышленную жизнь, я же...
А, пустое! Не смогу я бросить - Ни-ког-ДА- Стеллу, Одессу, свою крышу. Ведь с нее, как на ладони, видно все, что так мне дорого. Философ-платонист-платоник-платоман (он и сам не знает, как правильно) Виктор Андреевич, заикаясь через слово, объяснил мне, что все дело в том, что любые ожидания в нашем техногенном мире фрустрируются, если только эти ожидания (особенно, самые страшные, эсхатологические) не связаны с самой техникой. Последнее слово (предельно легкое по сравнению с тем же "фрустрированием") он произносил минимум минуты полторы, честное слово!
Фрустрированный бедняга, он мне признался, что пишет книгу о Кубе! А ведь не еврей, но, как и Лешик, может считаться последним могиканином, то есть одесситом (читается через "е", а не через "э").
- Пойдем со мной, мальчик! Я покажу тебе, где я родился.
Экс-заика в знак благодарности, наверное, готов пойти за мной куда угодно.
Теперь он точно уверен, что я больной и, соответственно, мне лучше не перечить.
- Шо?
- "Шо-шо"?! Пойдем.
- Ладно... А ты рубль дашь? Бате. Он меня домой тогда не пустит, если буду
без денег.
- Тогда дам.
- Спасибо.
Вы когда-нибудь слышали, КАК звучит "спасибо" из уст восьмилетнего
одессита-полукубинца, который час назад перестал заикаться?
Я тоже нет.
* "7ой километр" - он же "толчок", "туча". Огромный промтоварный рынок на окраине Одессы. На 7ом км Киевской трассы, кто не знает.