Власова Евгения Дмитриевна : другие произведения.

Спутник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Боги, видите ли, каждому смертному перед рождением одалживают немного своей крови. Тот, в ком не хватает божественной крови на Героя, становится Спутником. В моем случае они проявили умеренную щедрость, иногда задумаешься - какой великолепный, к примеру, приходской священник Света мог бы получиться! На героя не хватило, а Гердис нужен равный; для нее боги выжали небо, как половую тряпку... Но сейчас она умирает, и высшие силы молчат. Осталось обратиться к другой стороне. И так, чтобы больше никому не пришлось за это платить.
  Спутник
  Язычки пламени сложились в лицо. Вернее, в довольно мерзкую ухмыляющуюся харю.
  - П-прр-риветс-с-ствую, с-с-спутник...
  Голос - как треск сухого разгорающегося дерева и шипение испаряющейся влаги.
  - Ты тоже здравствуй, о богопротивное отродье преисподних Айлендоса. - напряженно отозвался я. Демон фыркнул - из багрового подобия рта потянулась тонкая струйка дыма.
  - Договор-р с нечисстой с-с-силой заключать сссобрался? - как ни странно, заговорил он отчетливее.
  - Угу, - кивок, - Но сначала вопросы, я в своем праве... Это были ягоды ирриги?
  -Да.
  Последняя надежда, несмотря ни на что тлеющая в моем сердце, погасла. Я скосил глаза: она все так же спала неподалеку от костра, и с каждой минутой дыхание делалось все медленнее, а пульс - слабее и реже. Спала, завернувшись в свой серый плащ, не сняв даже сапог и легкой кольчуги. Гердис, паладин Света, мой друг и та самая "безответная любовь", предсказанная цыганкой в сопливом детстве вкупе с героической, но короткой жизнью и глупой гибелью...
  Бред всякий лезет в голову. Но уж лучше бред, чем тот парализующий до тошноты и тихого звона в опустевшей голове страх, который, кстати, меня почти покинул. А ведь минуту назад, когда выковыривал из черного бутылечка деревянную пробку и спешно сыпал в костер заклятый пепел, трясся так, что еле в руках его удерживал...
  - Хм. Печально.
  - Не то с-с-слово. Хвор-роста подкинь.
  Я послушно добавил веток.
  - Так вот... Слушай, можно я сейчас не буду особо задумываться над формулировкой?.. Другого выхода нет?
  Ухмылка стала заметно шире.
  - Вы говор-рите, что выхода нет, когда он вам не нр-равитс-с-ся... Можешь помолиться бога-ам... - демон откровенно издевался.
  - А что, они помогут?
  - Не факт.
  Не устраивают меня только два варианта действий: с рыданиями копать могилу и, доев ту поганую булочку, лечь рядом. Еще один взгляд в сторону - из-под серого капюшона выбрался лишь один завиток каштановых волос, лежащий у нее на лбу. Она почти улыбалась; в наступающих сумерках и неровном свете костра черты лица Гердис казались еще более резкими, заострившимися... Или это приближение смерти?!
  - Мне нужно, чтобы она осталась жива! - благородно воскликнул я, облизнув пересохшие губы.
  - И что ты предложишь взамен? - он прищурился (легкая игра пламени).
  - Свою жизнь? - неуверенно предположил я.
  Шипение. Смеется этот гад, что ли?! Воистину нечисть, тут, понимаешь, такие чувства высокие...
  - Жизнь паладина С-света - на жизнь спутника? Нет уж, спаси-ибо...
  - Тогда что?! Ваши предложения?.. - внутри поднималась мрачная озлобленность.
  - Душшу.
  Я был искренне растерян.
  - Извини, э-э-э... У меня нет "души". В моей вере даже понятие такое отсутствует.
  - И пр-равда нет... - удивился он после небольшой паузы. - А что тогда отличает человека от зверя?
  - Ничего, - торжественно объявил я один из догматов Вельтанства. А потом испугался: - И что теперь? Кроме души я могу что-то предложить?
  Демон задумался.
  - Можно заключить догово-ор на боли...
  - С этого места поподробнее.
  - Р-раз в мес-с-сяц... - голос затихал, и я торопливо подбросил сушняка, - Одну ночь ты проводишь у нас-с. Во сне. На жертвенном камне.
  - Просто засыпаю тут, просыпаюсь там, и вы мне делаете нехорошо? - подвел итоги я.
  - Пр-римерно.
  - Ладненько, осталось выяснить подробности: одна ночь в месяц - это когда?
  - Полнолуние. Для антуража.
  Мы хмыкнули одновременно.
  - А если я не смогу спать? Ночное дежурство или бой, к примеру?
  - Тогда поз-же.
  Удивительная сговорчивость.
  - Если я погибаю - она продолжает жить.
  - Да-а... Но с-самоубийство исключено - она умрет.
  - Если меня попытаются магически освободить от последствий нашей сделки - она продолжает жить.
  - Только если вмешательство - не по твоей воле. Тогда с-с-сам сдохнешь.
  - Само собой.
  - Ес-сли она погибнет, то ты сссвободен от договора.
  "Как бы патетично это не звучало - мне будет без разницы".
  - Месссто печати...
  - Что? А... где-нибудь подальше. На тыльной стороне левого предплечья. И одно условие - я в своем праве. Она не узнает. Все, кажется.
  Физиономия демона скривилась в острой гримасе разочарования и досады.
  - Только не от нас-с-с. В любой момент можешь отказаться. Форму.
  - Сейчас будет тебе форма... - на смену ужасу пришло истерическое веселье. - Я, спутник Каль, в трезвом уме и твердой памяти...
  - Сомневаюс-сь. - саркастически прошипел он.
  - ...Заключаю с богомерзкими обитателями преисподних Айлендоса договор на боли... - не смог-таки удержаться от ответной шпильки, - ...в обмен на обновление жизни Гердис, паладина Света.
  - Руку пр-ротяни.
  - Куда? В огонь?! - лицо чуть колыхнулось, соглашаясь. Зажмурившись, я сунул правую кисть в пламя, открытой ладонью вниз, и мгновенье спустя взвыл, попытался выдернуть обратно, но там в не вцепилась чья-то когтистая пятерня...
  -Да будет так.
  И меня отпустили - так неожиданно, что, не удержав равновесия, я опрокинулся на спину. Машинально поднеся к губам обожженные пальцы, обнаружил, что ожога, собственно, нет, а вот боль в предплечье стремительно нарастала. Засучил рукав - и обнаружил нечто вроде свежего клейма: почти ровная окружность с несколькими узелками-утолщениями, в центре - тонкий кривой полумесяц.
   - Ну как, налюбовалс-с-я? - ехидно поинтересовался демон. - Ус-с-спеешь еще. Первый раз - сейчас.
   - А... - действительно, уже стемнело; сквозь ветви вхам, в роще которых мы остановились, кусками проглядывало звездное небо. И полная зеленоватая луна. - Я ж дежурить должен...
  - Ничего не случится. Прос-с-с-снешься раньше.
  - Ну хорошо... - напоследок я спихнул на мерцающие угли злополучный пирожок с ирригой. Завернулся в плащ. Посмотрел на Гердис, но тень от капюшона скрывала ее лицо. Жалко...
  Печать болела все сильнее.
  - А ты сгинь взад, богопротивная гнусь, - пробормотал я, засыпая. Пламя опало.
  
  Там был только холодный камень снизу, темнота сверху и я. Боль появилась позже.
  
  ...Вы знаете, что такое прикосновение "каленого" железа? Когда сначала на пределе слышимости возникает потрескивание невидимых дров и тихий звон - металл положен на жаровню, видимо. А потом тепло, медленно переходящее в жар - и вы чувствуете, что раскаленное нечто уже у самой кожи...
  Еще оказалось, что там были веревки: пункта о том, что я буду лежать на этом самом камне и, не двигаясь, терпеть, в договоре не было.
  
  ...Сел рывком, открывая глаза. Стоп, у меня есть глаза?..
  Мир вокруг покачивался в легком смятении, не зная, исчезнуть или остаться, и все вокруг - высокие деревья-вхамы с их вытянутыми вверх узловатыми и вместе с тем изящными ветвями (странное сочетание, не правда ли?), широкими темными листьями и цветами того молочно-кремового оттенка, белый скакун Гердис и пегий мой, меланхолично жующие траву, розовое утреннее небо, два перышка высоких облаков, подсвеченные солнцем - все это расплывалось перед глазами, факт наличия которых так меня потряс. Как этот мир прекрасен! Дав волю накатившей слабости, я откинулся на спину.
  Это закончилось, все закончилось... Выжил. Выдержал. На левой руке что-то невыносимо чесалось - ах да, печать...
  Я рассеяно поскреб предплечье ногтями и поднялся на едва повинующиеся ноги: предстояло идти к роднику за водой, разогревать вчерашний нетронутый ужин...
  "Нечистой силе" я искренне верил. Они не лукавят и честно выполняют условия сделок - в отличие от большинства богов, надо сказать. Бок моего паладина равномерно поднимался и опускался в такт глубокому дыханию, и я воздал бы пресловутым богам хвалу, если бы они имели к этому процессу хоть какое-то отношение.
  С боем продравшись сквозь мокрую от росы высокую траву, я добрался до ручья, у которого наполнил водой кастрюлю и смыл с тела холодный пот. Несмотря на размеры - всего две фаланги пальца в диаметре - клеймо было удручающе заметно на моей бледной коже. Теперь ведь придется носить рубашки с длинными рукавами в любую погоду...
  О Гердис, тоска моего сердца! - рассеяно, уже как-то привычно думал я, помешивая в котелке холодный пока бульон; года полтора назад я честно пытался стать менестрелем (это в то время было чем-то вроде моды: чтобы герой и спутник-бард), и последствия того периода проявляются по сей день. А тогда не получилось, впрочем, артистичности не хватило. Или скорее таланта: петь все эти слезливые, томные баллады с каменно-серьезной миной, а пару минут спустя вдохновенно орать похабные частушки... Брр. Но за недолгий период моего ученичества фольклор обогатился-таки на пару лимериков.
  "Из всех мирских побед дороже мне возможность видеть свет в твоем окне... - мурлыкал я один из таких мотивчиков, - Но кабы был бы домик со свечей, достал бы за окном фальшивый вой певцов, что восхваляют образ твой..."
  Легкий ветерок подхватил запах еды, понес по поляне; если не вкусно, то по крайней мере съедобно.
  Гердис. Боги, видите ли, каждому смертному перед рождением одалживают немного своей крови. Некоторым - две капли, некоторым - три, кому и на одну пожмотятся. От этого зависит яркость, сила личности, если попытаться выразиться по-умному. В моем случае они проявили умеренную щедрость, иногда задумаешься - какой великолепный, к примеру, приходской священник Света мог бы получиться! На героя не хватило, а Гердис нужен равный; для нее боги выжали небо, как половую тряпку... Я ее ка-те-го-ри-чес-ки недостоин.
  "...От серенад невыспавшейся, злой, ты вышла бы вечернею звездой и со второго этажа водой плеснула бы ты щедро ледяной на воздыхателей неровный строй... Я был бы среди них, о боже мой!.."
  А однажды я предложил ей выйти за меня замуж. Мы шли тогда на достаточно опасный бой, а у меня воспалилась рана и начался жар, но оставаться "в безопасности" я, естественно, отказался наотрез. Небо было серое, мрачное, накрапывал мелкий и нудный дождь, я лихорадочно все говорил и говорил о том, какой у нас мог бы быть уютный дом, преуспевающее хозяйство, красивые, умные и смелые дети, юркие внуки с хитрющими глазами семейных любимцев - а некроманта этого имперская гвардия и так через месяц-другой положит, довел всех вокруг этот некромант... Она рассмеялась и благословила мой длинный язык. Это было далеко не то, что хочешь услышать перед смертью.
  Звучит после всего вышесказанного несколько лживо, но такие вот мысли я позволяю себе редко. Даже очень редко, загоняя на дальние полки сознания и присыпая пылью в маскировочных целях. Но сейчас... Это малодушно, но я почти сломался. И вопрос, смогу ли пойти на второй месяц, действительно в здравом уме, задам себе чуть позже - когда боль сотрется из памяти и я буду снова уверен в ответе... Или есть во мне что-то от героя? Я не думал о боли, потому что она была позади - а Гердис рядом, здесь и сейчас...
  Все мрачные мысли вылетели из головы, когда из кокона-плаща показались смуглые руки и ноги в мятых льняных штанах, вытягиваясь во всю длину. Тихий продолжительный зевок - и Гердис села, откидывая капюшон и протирая сонные глаза. Спутанная масса ее волос сбилась набок, и я уже предвкушал уютную утреннюю ругань, с которой она будет распутывать это полуметровой длины великолепие.
  - Утро доброе, подруга, - произнес я с вымеренной до грамма порцией оптимизма и наполнил ее тарелку. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок; Гердис не мужчина, ясен пень, но некий призрачный шанс все равно остается.
  - Доброе, Каль, - рассеяно улыбнулась она. Встряхнула головой: - Ты меня опять не разбудил дежурить, мы же договаривались...
  Вечное наше - в начале совместного путешествия я считал своим долгом давать даме выспаться. Дама подобных знаков внимания принимать не желала и с тех пор по мере возможностей дежурит первой.
  Устремляю на нее тяжелый укоризненный взгляд.
  - Ты вчера так и уснула у костра, с пирожком в руке. И я просто не смог переступить через все идеалы света и человеколюбия, сохранившиеся...
  - А где мой пирожок, кстати?
  - Я сожрал, - невинно улыбаюсь, содрогаясь внутренне: она ведь о том самом, отравленном.
  Знаете, в рыцарских романах, чтение которых является одним из моих самых постыдных секретов и вредных привычек, в такой ситуации было бы что-либо вроде: "Он побледнел и сжал зубы", или "Всего на миг в его глазах мелькнуло страдание", или же "Он усмехнулся, пытаясь скрыть накатившую слабость"... Так вот: "он" не сделал ничего подобного, чем гордится до сих пор.
  А если серьезно - она не должна узнать. Гердис просто не сможет жить, понимая, что за это заплачено чьей-то болью. А если и сможет - врагу не пожелаю такой жизни, это природа Света, горящего у нее внутри. Недаром демону этот пункт так не понравился, ох недаром...
  Так что теперь у меня две страшные тайны.
  А еще вдруг захотелось сделать что-нибудь в духе пресловутых романов, не вяжущееся с моим обычным образом, и я решил, что сегодня имею на это право. Один из метательных ножей с легкостью выскользнул из ножен и почти вертикально ушел вверх. Пару мгновений спустя, поймав его и сунув обратно, я галантным жестом протянул Гердис срезанный цветок в одной руке и миску похлебки - в другой.
  
  Так продолжалось две трети года: восемь месяцев, осень, зима и большой кусок весны. Мы ездили по деревням, истребляли всякую мелкую нежить в районе западных границ Ирванна с мелкими лесными княжествами. Лучше я не буду это описывать, потому что тогда придется рассказывать о Гердис, а я не знаю, как. Гердис - солнце моего мира, его свет и тепло. Ее имя делает даже ту боль на камне ненастоящей.
  Мне, впрочем, и ненастоящей вполне хватало. Это похоже на то, что происходит с женщинами - я считал дни в ожидании боли и выискивал ночью месяц в просветах между тучами. Дня за три до полнолуния печать начинала ныть. Я старался не выпускать нервозность изнутри, не знаю, заметила ли Гердис. Возможно, сочла за след давнего укуса оборотня (хотя с тех пор в полнолуние у меня только... гм... чешется то место, из которого должен расти хвост, и сводит челюсти).
  ... Подсознательно надеялся, что меня убьют раньше, чем случится то, что случилось. Хотя могло быть и хуже, бесспорно...
  
  Еще один эпизод, к делу не относящийся.
  
  Кысь потерлась щекой о мое плечо. Я неловко обнял ее одной рукой.
  - А хочешь... - ее голос сломался, - ...я буду любить тебя всю жизнь?
  Она сощурилась - лучи солнца, отразившись от старых рыцарских лат, запутались в ресницах и растрепавшихся светлых волосах. У нас у всех в клане волосы светло-русые...
  - Не надо, - испуганно попросил я, - Не надо, ладно?
  В воздухе висели пылинки - на забитый всяким хламом чердак этой башни не поднимались года полтора-два.
  - Почему? - она уставилась на меня серьезными кошачьими глазищами.
  - Ну... - твари лесные, я не представлял, что сказать! Меньше всего мне хотелось ее обидеть: - Ты достойна большего, чем я смогу... Другой любви, понимаешь?.. А я...
  - А ты сходишь с ума по паладину, которого... которую из-за Кень сопровождаешь, - сухо отрезала она, отворачиваясь. У меня отпала челюсть.
  - Я будущая Веда клана, - ответила Кысь на незаданный вопрос, - И я не обиделась. И я буду молчать.
  Старый сундук, на котором мы сидели, издал протяжный скрип страдающего дерева; поспешно встав, я опустился перед Кысь на колено. Молча.
  - У вас нет будущего не только из-за божественной крови, Каль. Я это изучала, леди Гердис - донор, это слово в магии, означающее человека, отдающего свою силу другим... Она о-очень сильный донор. И ты тоже донор, но слабее. И вы так... сдружились, потому что когда она отдает все, ты подкармливаешь ее чем-то вроде душевного тепла. И она тебя, бессознательно. А любовь строится на отношениях отдающий - берущий... - она говорила сбивчиво, то с детской серьезностью, то с детской же жестокостью, - И кровь: она герой, а у тебя еле на спутника хватило...
  Ее холодные пальцы скользнули по моему правому запястью, коснувшись свежей татуировки под рукавом: контуры человека с щитом и мечом в руках - и темным силуэтом за спиной. Я скривился от боли, и Кысь резко отдернула руку.
  Что можно было сделать? Попытаться рассказать про изможденную девушку, которой старейшина Кень навязала нескладного мальчишку - пасынка, якобы для испытания последнего в роли спутника, в обмен на сумку продуктов и починку оружия - и у которой он тем же вечером вызвал слабую улыбку, первую за несколько недель? Уже потом выяснилось, что пацан умеет готовить, метать ножи, играть на свирели и стрелять из лука по живым мишеням, что у него даже имя есть...
  Кысь не совсем права. Я не согласен с таким определением любви, да и будущего нет совсем по другой причине... Но спорить было глупо и несвоевременно. А еще я не поднимал глаз и поэтому видел лишь каменный пол (в густом слое пыли - наши следы) и зеленую юбку складками, плюс потемневшие от времени доски сундука.
  - Останься. Ты же можешь, испытание закончилось... спутник. Мы поженимся - ты будешь любить меня и мечтать о ней, а я буду тебе это прощать...
  - Не стоит, - я посмотрел ей в глаза: голубые, в моменты волнения они светлели и становились почти серыми. Почти как у Гердис: - У тебя ведь тоже на полкапли больше.
  - И... Плевать!
  - Нет, Кысь. Ты вырастешь, станешь Ведой... Ведьмой. Красивой, властной, опасной... хотя ты и так красивая. Будешь бороться за влияние в клане. И рядом с тобой будет мужчина достойный, способный тебе помогать - Керь, к примеру, лучший воин... - первый парень на деревне, ехидно добавил внутренний голос.. Был. До моего недавнего возвращения. И скоро будет снова. Я говорил медленно, она слушала, склонив голову на бок... - Сильный и смелый. Любящий только тебя - и никого больше. У вас будет много детей и счастливая старость, а я не так уж тебе и нужен, в общем-то, ты же знаешь ,я просто слегка интересен тебе тем ,что пришел издалека...
  Не знаю, с какой из фраз я угадал, но она задумчиво кивнула. Мы ведь и сами были еще детьми - угловатый подросток Кысь и я, всего месяц назад решивший наконец отнести себя к возрастной категории "юноша".
  - Ты прав, кажется, - согласилась она. А потом началось: с той интонацией, с которой обычно теребят родителей на тему "а что ты почувствовал, когда первый раз увидел маму?" Кысь поинтересовалась: - А почему ты ей не скажешь?
  Некоторое время пришлось потратить на переваривание вопроса.
  - Ей будет неловко, - наконец сформулировал я ответ. - И она не сможет чувствовать себя счастливой. Сейчас ей для счастья нужен уют и спутник, похожий на младшего брата. И это я вполне могу обеспечить.
  Хотелось откровенности. Мучительно хотелось выговориться, хотя частью гордого звания спутника было как раз умение слушать. Я был молод, неопытен, а порой откровенно глуп, я мог встать с ней рядом, но не мог закрыть ее плечом и решить всех ее проблем, а она открывала для меня большие города и чудеса, заменяла и мать, и сестру, и друга, которых не было никогда, незаметно становясь для меня всем...
  Тайна, которую знают двое - уже не тайна, напомнил я себе. Впрочем, какие уж тут секреты, так, довольная жизнью Гердис и немного запутавшийся я. И пока она счастлива - мне мало что еще нужно от жизни.
  - Ну, за свое счастье ведь нужно бороться...
  Явно из рыцарского романа фраза. Если напрячься - даже вспомню, из какого именно.
  - Ха! Предпочитаю бороться за ее счастье, - фыркнул я. Кысь возмущенно поджала губы.
  - Ладно, лес с тобой... - она попыталась найти какой-нибудь нелестный, но не особенно обидный эпитет. Не смогла. Встала, отряхивая с юбки несуществующую пыль - вся она находилась в данный момент на моем плаще, краем которого Кысь бесцеремонно протерла крышку сундука четверть часа назад.
  - Будешь уезжать - поцелую на прощанье. Тебе для маскировки пригодится, мне... может, Керь заметит.
  
  Гердис потом долго чувствовала себя виноватой за то, что "увезла меня от любимой девушки". Можно было обрадоваться, приняв это за ревность, но я слишком хорошо ее знал.
  
  
  ...А та цыганка смотрела как на увечного, с брезгливой жалостью... Хотя нет, калек они уважают, в удачные ярмарочные дни миска для подаяний вмещает в себя заработок нескольких таких гадалок.
  Когда сморщенные пальцы с неожиданной цепкостью отделили от моих волос "правильную" прядь, а из кричаще-ярких в прошлом, но несколько потрепанных ныне тряпок одежды появился изогнутый потемневший кинжал, я понял, что убегать поздно, и с отчаянно улыбнулся ожидающим в отдалении друзьям. Но, вопреки их надеждам, она не отрезала мне голову, чтобы сварить из нее зелье юности, а повела себя более скучно: бормоча под нос не иначе как сильнейшие заклятья, кинула серый клок в чашу с водой, выплеснула ее и без того мутное содержимое на землю, сыпанула сверху песка из багрового такого, бархатного мешочка, близоруко уставилась на получившееся... Сморгнула и посмотрела еще раз. А потом перевела глаза на меня, и этот взгляд я запомнил надолго.
  - А-а-а, так ты из этих... - протянула цыганка, сплевывая в сторону, - Молодой ведь еще...
  
  Обновление жизни. Говорят, что в восточных землях есть обычай - жизнь спасенного принадлежит спасшему, ибо должна она была оборваться, и продолжается лишь его волей. Полнейший бред, по моему мнению, однако факт: бесследно смерть не проходит. А обновление - это чистое прохождение мимо гибели, не задевающее ни душу, ни тело побывавшего на краю. Увы, о судьбе того же сказать нельзя.
  
  Прав ли я был, сокол? Скажи мне.
  
  Месяц старел - у меня было еще полторы недели.
  Мы въезжали в Тэлту в сумерках - небольшой приграничный торговый городок, чистый, что не могло не радовать: весенние ливни смыли всю грязь с мощеных улиц. Струи одного из таких превращали дома по бокам в сплошную серую стену.
  - Давай найдем гостиницу! - проорал я, пытаясь перекрыть дробный стук капель по крышам. - До церкви доберемся завтра!
  В ответ долетело что-то неопределенно-согласное. Церковь означала ритуалы, утомительные приветствия, разговоры и необходимость расседлывать-чистить-кормить коней в каком-нибудь сарае. Они, как и мы, заслужили отдых: ехали с рассвета, мы надеялись успеть до темноты... Хотелось спать и есть. Хотя есть - это не так уж и обязательно.
  Найти "Теплый приют" Гердис помог Истинный Свет, не иначе. Она исчезла в приоткрывшемся прямоугольнике двери; некоторое время спустя оттуда возникла детская фигурка, двумя жестами сообщившая: "проходите, лошадьми я займусь". Передав ему или ей (не рассмотреть) поводья Ирры и Мудреца, и вложив во взгляд предельную степень благодарности, вошел. Огни факелов и пламя камина на мгновение отняли способность видеть...
  Сквозь сонливость обрывками прорывались: грубо сколоченные деревянные столы, Гердис на лестнице, махнувшая мне рукой... Ступеньки... Коридор, дверь, комната: стол, стул и две кровати (вяло порадовался, что не придется спать на коврике у порога)...
  Я кинул на стол наши седельные сумки, на стул повесил свой и Гердис промокшие плащи. Откуда появились две тарелки с теплой кашей, не помню, но ели мы в сосредоточенном молчании. Потом, кажется, я стянул сапоги, рухнул на кровать, завернулся в шерстяное одеяло и уснул.
  
  Утро началось поздно, и, как следствие, было хорошим. Некоторое время я наслаждался теплом и покоем, прислушиваясь и заново привыкая к шуму города: улица оказалась оживленной, за стеной сливались в неразборчивый гул голоса, звонко стучали о камень подковы, изредка доносился унылый тележный скрип.
  Заставив-таки себя выбраться из-под одеяла, обнаружил на столе желтый обрывок пергамента, прижатый тремя монетами. Записка от Гердис сообщала, что она решила не подвергать меня пытке раннего подъема и визита в местную церковь; сходит сама, а потом пройдется по рынку. Я хмыкнул - это означало, что звонких кэльнов у нас снова будет мало.
  Гердис патологически не умеет просить денег, даже когда имеет полное право их требовать в обмен на очередную партию навьих ушек, вурдалачьих зубок и прочих подобного рода боевых трофеев. Я мог ее понять, в принципе, сам не испытываю восторга...
  Система работает так: в любой церкви Истинного Света паладин может получить все, что необходимо для борьбы с силами нечистыми, сиречь еду, лошадей, лекарственные снадобья, одежду, оружие и, собственно, финансы (обычно оными дело и ограничивается). Но когда очередной священнослужитель, глядя заплывшими жиром, но очень искренними глазками, с печалью сообщает, что в этом году из-за неурожая люди не смогли оказать святому месту должного уважения и ему самому пришлось помогать им в меру своих скромных возможностей, а церковь вообще на грани разрушения... Гердис верила не всегда, но настаивать на получении законных монет становилось как-то неловко.
  Денежная проблема отчасти решилась с моим появлением. Весьма своеобразным способом... В терроризируемой нечистью деревне после опроса аборигенов и торжественного оглашения наших целей я находил наиболее людное место и делал объявление со следующим текстом: "Ваша щедрость может очень помочь делу Света", имея в виду лишь то, что говорил. Ведь у паладина сытого и довольного жизнью гораздо больше шансов в бою, чем у шатающегося от слабости, не так ли? И не моя вина, что в наш век просвещенной скупости все понимают это неправильно!.. Если бы кто-нибудь додумался спросить: "Так значит без денег вы эту тварь убивать не будете?", я бы с оскорбленным видом ответил: "Как вы могли такое подумать? Да мы, воины Добра...". Но обычно мне просто приносят умеренно приличную сумму, часть которой я тут же возвращаю, и Гердис не находит повода возразить. Ха!
  А эти три кэльна-медных были остатками наших средств, отложенными на мой обед и завтрак.
  Первая половина дня прошла быстро: я отдал должное тутошней кухне (кормили на отведенном под трактир первом этаже на редкость неплохо), потом, вернувшись в комнату, решил немного поиграть на свирели... Треть часа спустя в дверь робко поскребся хозяйский сын и поинтересовался, "не соизволит ли господин скрасить своей музыкой процесс приема пищи в общем зале во время обеда за три медные монеты". Цену с легкостью удалось поднять до семи, а с трудом - аж до девяти кэалнов. Скрасил, еще как скрасил, все остались довольны...
  Гердис не появлялась.
  Прошелся по городу до рынка, где несколько часов плутал по рядам: моему паладину ужасающе сложно подбирать подарки. Предмет должен быть полезным, так как при нашем образе жизни все вещи умещаются в двух седельных сумках, и необычным и красивым, ибо это все-таки подарок. В итоге был найден некий гребень новой конструкции: зубчики шли тремя рядами, да и сам он мне понравился - из светлого дерева, легкого, но прочного, с тонкой резьбой по основанию. Очередное экономическое чудо: после оживленного торга цена упала с двенадцати до восьми монет. Вернулся в "Теплый приют", усталый и довольный.
  Отсутствие Гердис начинало меня беспокоить - обычно мы предупреждаем друг-друга о своих планах...
  Ближе к вечеру я дошел до каменной двухэтажной, как и большинство за чертой крепостных стен, церкви. С виду преуспевающей. При входе предплечье слабо кольнуло.
  Дежурный священник, седой и благостный, подтвердил: да, госпожа паладин заходила, да осенит Свет ее и без того осененную душу. Утром. Ей передали сорок кэалнов-серебряных (я уважительно присвистнул), она присоединилась к ранней молитве и покинула сию скромную обитель сразу после ее завершения, вежливо попрощавшись. Мы с ним тоже долго расшаркивались и расстались, здорово улучшив свое мнение о профессии собеседника.
  Беспокойство перерастало в откровенный страх - у нас ведь и враги были.
  На постоялом дворе "скрасил музыкой" еще и ужин. Так, потому что больше заняться было нечем. За окнами смеркалось, затем стемнело окончательно... И я спросил у разносчицы, является ли камин в моей комнате чисто декоративным элементом или же в нем можно развести огонь. Оказалось - можно, в качестве аванса за завтрашнее выступление на бис.
  Принесли дрова и кору на растопку. Не так уж и много, но мне хватит.
  В давно нерабочем камине пламя разгорелось на диво быстро.
  Теперь - бутылек с пеплом.
  Этот сомнительный дар преподнес мне старик в тюрьме, с которым мы разговорились за жизнь. Я его почти не помню, вся та ночь дог сих пор кажется сплошным пятном чего-то темно-серого и холодного до дрожи. Меня, к возрастной категории "юноша" себя еще не относившего, на торговой площади вдруг схватил за руку какой-то купец и громко завопил, что поймал вора, а прибежавшие стражники скрутили меня и отвели в общую камеру, быстро подавляя всякий протест. Утром по ту сторону решетки зазвенели ключи, и Гердис, с темными кругами под глазами, улыбнулась мне через плечо охранника... Но речь не о том.
  Сухой серый пепел облачком повис в воздухе, сплетаясь с дымом. И демон возник.
  - Появилисссь вопросы? - сразу угадал он.
  - Да. С Гердис ничего не случилось?
  - Сссмотря что ты подразумеваешшшь под этим ссловом...
  - Она жива?!
  - Да.
  - С ней все в порядке?..
  - Да.
  Глубокий вздох облегчения.
  - Тогда почему она еще не пришла? - поинтересовался я уже спокойнее.
  Некоторое время демон молчал.
  - Ответ тебе не понравитсссся.
  Недоуменно пожимаю плечами - мне может не понравится только один вариант ответа, но она жива и здорова...
  Нет, поправил я себя, и весной, у огня стало холодно. Два варианта. Но второй до сих пор казался настолько невероятным...
  - Это... то, о чем я думаю? - спросил я неожиданно осевшим голосом.
  - Увы, спутник... Да.
  Вы знаете, что такое кинжал, всаженный под ребра по самую рукоять? Не знаете?
  И хорошо.
  Я опустился на пол и закрыл глаза.
  
  - Откажжжешшьсся?
   Тихий шепот пламени выдернул меня из темноты бездумья. Сколько прошло - минута, час?
  - Н-нет, - я с силой провел по лицу ладонями, пытаясь... Что пытаясь? Не важно. - С чего бы вдруг...
  - Сссветлый... - с презрением протянул демон.
  Может быть.
  - Кто он хоть? - поинтересовался я со странным безразличием. Ничего, пройдет, скоро снова станет больно.
  - Маг. Ссерый, одна из Верховных сступеней. Ра-авный ей по крови.
  Он замолчал. А потом с сожалением добавил:
  - Иссстория принимает интересный оборот... Все равно ты долго не продерж-жиш-шься.
  - Посмотрим.
  - У тебя извращ-щенное понимание любви, ссспутник...
  - Сгинь.
  Скривившись, демон исчез, языки пламени снова стали простым огнем на останках поленьев.
  А в кульке с лекарствами лежало хорошее средство не потерять рассудок - настойка трэма, сильное успокаивающее и снотворное. Немного инфантильно с моей стороны, конечно...
  Несколько больших глотков, не обращать внимания на вяжущую горечь, добраться до кровати через комнату, ставшую огромной, пустой...Гулкие звуки. Осколки пресных мыслей в опустевшей голове - бессвязным звоном.
  ... Жизнь кончена, эх!.. Будем жить дальше.
  
  Пасмурное серое утро предвещало еще один дождь. Трэм еще действовал, к моей неописуемой радости, но что-то сквозь него пробивалось.
  Итак, она встретила свою любовь. Ве-ли-ко-леп-но. Едва ли в этом мире кто-нибудь более достоин счастья, чем Гердис, и едва ли кто-то желает ей счастья больше, чем я. Но почему так хочется завыть, запрокинув голову к свинцовым тучам?.
  Правильно - потому что мало трэма.
  В дверь постучали, и нервы словно ошпарило кипятком - она?! Но это всего лишь одна из хозяйских дочек зашла напомнить о вчерашнем уговоре. Та-ак... Флягу теперь придется носить на поясе, ибо в таком состоянии я могу наговорить много чего лишнего.
  Еще глоток - какая гадость, все-таки...
  Несмотря на раннее время, трактир был полон: в нем вкушали дешевый завтрак идущие на работу прачки и швеи из ремесленного квартала. А у славного хозяина нашелся еще дедом оставленный восьмиструнный лимир с удивительно чистым звучанием. Возникшая между мной и миром ватная стена не мешала петь, а всплывший из глубин подсознания настрой на легенды о печальном, о безответной любви в частности, оказался весьма кстати: дамы трогательно промокали глаза платочками. Ага, "...и в неравном бою был геройски убит, в чужедальнем краю под кустами зарыт...".
  Увлекшись сложной сменой аккордов в проигрыше, чуть не пропустил виноватую улыбку, посланную мне от входа, а когда смог наконец поднять глаза, увидел лишь мазнувший по воздуху край серого плаща на верхних ступенях лестницы.
  Рабочий день начинался, концерт, как следствие, заканчивался.
  "И в кровь свою нежность с улыбкой сотру,
  Но все же сумею сберечь:
  Ведь пламя любви не дрожит на ветру
  Как ломкие пятнышки свеч..."
  Жизнеутверждающе, правда? Орфография последнего слова всегда ставила меня в тупик: свеч или свечей? У демона спросить, что ли...
  Это я так, нервничаю.
  В общем, когда я поднялся наверх, Гердис спала. Лицом к стана, в мою сторону, соответственно, затылком. И при виде этого затылка слабо саднящие чувства остались прежними, но разум захотел напиться до потери сознания.
  Дело в ленте... В знатных домах северного Ирванна есть традиция: ленту для волос девушке дарит мужчина. Отец, брат, друг, муж... Это было моим первым, но главным подарком. Задумавшись над одним из ее рассказав, я около месяца тайком расспрашивал мастеров об узорах, потом покупал ткань, выбирал нитки, иглы. Знаете, как сложно пришивать бисер так, чтобы бусина тонула в мягком полотне и за нее потом не цеплялись волосы?.. Вышивать при неровном свете костра и зарождающемся - дня, заставить себя выкинуть определенно неудавшуюся первую попытку, а не подарить с немного виноватым детским: "я старался"... Полгода каторжной работы на ночных дежурствах увенчались успехом. У меня собрался набор для рукоделия, которому позавидовала бы любая женщина (мы его, кстати, и обменяли однажды на еду и кров). Но лента получилась достойной, и "узор нежности" мне удалось вплести, скрыв его другими: защиты, дружбы...
  Но теперь из каштановых волос выглядывала другая, темно-синяя, явно магически сделанная - знаки проступали на однородной ткани. Узор любви, на который я никогда бы не осмелился.
  
  Истина в вине? Не знаю... А я искал забытье, на дне кубка со странной жидкостью, вкусовые качества которой так и не смог оценить. Чуть позже оказалось, что алкоголь и трэм, смешиваясь, выворачивают желудок наизнанку. Спиваться я больше не пробовал.
  Гердис ничего не говорила, а я не спрашивал, зная, что не смогу задать вопрос с должным равнодушием. В городе мы задержались еще на пять дней, в течение которых мой паладин... Не думаю, впрочем, что теперь имею право так ее называть даже в мыслях. Она куда-то пропадала, я скрашивал музыкой все приемы пищи, а оставшееся время бесцельно слонялся по улицам или спал, глухо, без сновидений.
  Вечером четвертого дня Гердис попросила меня подготовиться к отъезду. Удавить проснувшуюся надежду не получилось; все было давно готово, но ей необходим был еще один день. Потом я суматошно проверял провизию, упряжь (Ирра с Мудрецом, в отличие от меня, искренне наслаждались отдыхом)...
  Утром шестого дня мы выехали из города. И я был невозможно, противоестественно счастлив.
  Медлительная лошадиная рысь увеличивала расстояние между нами и Тэлтой. Теперь все, возможно, будет по-прежнему, стоит только оказаться отсюда как можно дальше...
  А Гердис вздрагивала от стука копыт за спиной (или скорее хлюпанья в вязкой грязи, дороге дожди не пошли на пользу), но усилием воли не давала себе обернуться. Ей не хотелось уезжать, и...
  И на этот раз звук сзади не стихал подозрительно долго. Тревожно задрожали нависшие над дорогой ветви деревьев, порыв ветра бросил в листву горсть мелких холодных капель - собирался дождь.
  Я поднял флягу с настойкой к губам до того, как всадник пронесся мимо нас и осадил коня. Порция была достаточно большой, чтобы окружающее просматривалось сквозь мутную серую пленку, но недостаточной, чтобы заснуть.
  А вся фляга целиком - порция вполне достаточная, чтобы заснуть навсегда.
  "С-самоубийство исключено". Ну да не очень-то и хотелось.
  Он развернулся. Черный скакун, темно-серый плащ с капюшоном, немедленно откинутым на спину - все атрибуты.
  - Я решил поехать с тобой.
  Ненавижу синеглазых брюнетов, высоких и умных. Возможно, потому, что это "тип" Гердис, возможно из гнусной зависти. Но аристократически-тонкие черты бледного лица, короткие темные волосы, неестественно белые зубы (сам я заваривал очищающий отвар не реже раза в два дня, но такое считал невозможным) - весь его облик вызвал странный приступ злости, почти прорвавший завесу дурмана. Из какого рыцарского романа это чудо выползло?
   Надежда умерла.
  - Рейн...
  Гердис сияла. Еще никогда на моей памяти ее глаза так не теплели.
  
  ...Меня заметили минут через пятнадцать.
  - Каль, это Рейнард, маг... - немного виновато представила Гердис неожиданное пополнение нашей компании, - Рейн, это Каль, мой спутник.
  
  Дальше ехали втроем. И я сам не заметил, как оказался лишним.
  Первым изменением стал костер: у нас с Гердис уже сложилась традиция... или ритуал... После совместной установки лагеря я брал кремень, трут и высекал искру, потом подкармливал огонек тонкими щепками, а она молча смотрела. Так было всегда, а сейчас этот маг просто щелкнул пальцами - и хворост вспыхнул.
  Вы замечали, как меняется ваш друг, когда рядом появляется кто-то посторонний для вас, но свой для него? Как сквозь знакомый облик проступают чужие черты?
  О чем разговаривать с этой, новой Гердис, я не знал. И мучительно боялся неловкости, которая могла возникнуть, если вести себя как прежде. Посему в основном молчал, на привалах собирал хворост, чему эти двое были бесконечно рады.
  Иногда я перехватывал задумчивые взгляды мага. Порой мне виделось в них понимание, и это было отвратительно.
  Но Гердис была счастлива и была рядом. Все, что нужно для жизни...
  Все ли?..
  Когда-нибудь мне придется уехать, предоставив ей следовать по своему пути. Чем скорее - тем лучше...
  Не смогу. Печать напоминала, сделка обязывала... Не знаю, кем кажусь и кем пытаюсь быть, неумело кошу под благородную горделивость или же это банальная истерика...
  Не смогу.
  Но уеду. После этого полнолуния и до следующего. Честно попытаюсь, по крайней мере.
  
  "...И хотя поселить в сердце Джерна любовь было так же сложно, как вырастить цветок на заснеженных склонах Заградных гор, Мудрейшие справились с этим. Впервые понял Темный, что такое волнение, страх, надежда; и запер он любовь в камне своего сердца, отправляясь в бой. Но из любви появилась нежность, горькая, словно напиток О-Еши, и, не имея выхода, прожгла его сердце изнутри. И вскрикнул Джерн, и выпал клинок из ослабшей ладони..."
  Вот такие представления о методах Света создает мой сборник "легенд о вечном". Хотя все они кончаются одинаково...
  
  - Ты же понимаешь...
  Я многое понимаю, такова уж моя природа. Понять вовсе не значит простить, но, обретая способность понимать, такие как я теряют возможность не прощать. Слишком заумно прозвучало, но...
  - Я за тебя рад.
  Она улыбнулась.
  
  В тот вечер я собирал хворост. На каждом месте наших привалов теперь оставалась средних размеров неиспользованная кучка, но других поводов надолго уходить в лес я не видел. Так и сейчас... Но уже темнело, охапка сушняка с трудом помещалась в руках, и я повернул к костру. Яркое пламя маяком алело меж мокрых стволов. И остановился я достаточно далеко, чтобы остаться незамеченным.
  Он обнимал Гердис - мою Гердис! - за талию. Они целовались, и, похоже, собирались перейти к большему. Гердис смущенно огляделась, маг плавно провел рукой по воздуху - и все, горел костер, а рядом совершенно никого не было. Маскировочная иллюзия?..
  Суточную норму трэма я уже выпил днем. Поэтому, подавив жгучее желание подойти и бросить охапку колючих мокрых веток на то пустое место, где он сидел мгновение назад, осторожно опустил пресловутую охапку на землю, развернулся и шел прочь, не оглядываясь, пока отсветы костра не исчезли вдали.
  Что там положено делать, по рыцарским романам? Кажется, исступленно рубать в капусту окрестные кусты, размазывая слезы и сопли по небритой физиономии, но кустов, как назло, поблизости не наблюдалось.
  Подпрыгнув, я ухватился за ветку ближайшего дерева. И висел, словно гнилой плод, пока не разжались пальцы.
  
  "И сказал ей Айель: "Теперь магические путы привязали к тебе мое сердце. Навечно. И если захочешь ты покинуть меня, то натянутся нити, вырывая его из груди...".".
  Я криво усмехнулся, представив себе малоаппетитную картину, и продолжил чтение.
  "Но однажды красавица Эльнэ..."
  Да, все эти легенды кончаются одинаково. И закричал он, и выпал клинок из ослабшей ладони. Гм.
  На светлеющем небе таяла луна, почти полная - не хватало тонкого ломтика слева. Еще два-три дня.
  Зашуршала ткань плаща, сползая в сторону, и маг приподнялся на локте. Затем встал, осторожно, чтобы не разбудить спящую рядом Гердис, и присел у гаснущего костра.
  - Доброе утро, Каль.
  Сомневаюсь.
  А еще не люблю, когда посторонние люди бесцеремонно пользуются моим именем.
  - Доброе.
  - Что ты читаешь?
  Заложив страницу пальцем, я продемонстрировал ему обложку. Буквы названия проступали неплохо, несмотря на потертость светлой кожи. Захочет посмотреть ближе - протянет руку.
  Руки маг не протянул. Понимающе сощурился.
  - Легенды о любви?
  Я кивнул. Зачем подтверждать очевидное?
  ...Так и не смог относиться к нему хотя бы без неприязни. А он, видимо, с самого начала принял меня за древесника, способного много часов наблюдать за игрой солнечного света в листве, посему молчаливого и рассеянного. Тем... нет, не лучше. Спокойнее.
  - Ты ее любишь?
  Вопрос застал меня врасплох, но трэм здорово помогал мне в области сокрытия эмоций. Как снаружи, так и изнутри, а я мог предположить, что он захочет посмотреть. Кысь, некогда практиковавшая на мне чтение мыслей, с досадой говорила, что мое сознание выглядит как нечто простое по форме, но с матовой поверхностью. Неведомо почему - бледно-зеленой. Вроде все ясно, а что внутри - хрен поймешь. Надеюсь, с годами это славное качество не исчезло.
  Хотя кому я нужен?
  Что бы сказать-то... Нет? Вранье. Да? Банально и слишком честно.
  - Ее нельзя не любить, - я пожал плечами, а затем вытащил из сумки флейту и проиллюстрировал ответ несколькими нотами. Разговор был окончен.
  
  А день пришел. Подкрался незаметно, когда у меня были, кроме наблюдения за тенью нашего светила, и другие проблемы. А еще мешали постоянные тучи, скрывающие небо...
  Луна - один из символов спутников. Как мы - тени героев, так и она - тень солнца.
  Тихий шепот в ушах заставил вздрогнуть.
  "Откажешься?"
  С ответом сомнений не возникло. Плевать, что безответная любовь плавно мутирует в несчастную безответную, это мои личные проблемы; она должна жить дальше, а не погибнуть из-за минутной слабости спутника.
  "Не дождетесь".
  "Как хочеш-шь..."
  Сон.
  
  Темнота, камень холодом обжигает спину... Но боли не было. Пока не было, по крайней мере.
  - Сожалею, спутник.
  Что-то новенькое, обычно они не разговаривают. Разве что предлагают расторгнуть сделку в наименее приятные моменты, но от боли я глупею, опускаясь на интеллектуальный уровень двухлетнего ребенка, и теряю дар речи.
  - Этот раз - последний.
  - С чего бы вдруг?..
  - Маг учуял сделку. Тебя ждет не самое приятное пробуждение.
  Способность испытывать страх трэм на вторую неделю выжег. Его нельзя было пить так часто, но отстраненное спокойствие, полученное взамен, нравилось мне слишком сильно. Демон, чьей речи очень недоставало колоритного шипения, продолжил.
  - Это подходит под определение магического вмешательства против твоей воли.
  - Спасибо, - значит, я погибну? Не то чтобы мысль была новой...
  - Всссегда пожалуйссста, - шипение все же проклюнулось.
  - А к чему сожаления? - не поверю, что ему меня жалко. Хотя человек (тьфу ты, он бы обиделся!) душевный.
  - Ты вкусссный. Мы созданы так, что питаемся страданиями душ. Но это обычная пища. - снисходительно пояснил голос, - А ты являешься деликатесом... Являлся.
  - Ясненько.
  - Нам будет не хватать тебя, спутник.
  А потом с меня содрали кожу. Хотели, видимо, скрасить расставание праздничным застольем.
  
  Обычно, просыпаясь после ночи-полнолуния, я думаю только о том, что боль прошла. И в этот раз: лежал с закрытыми глазами, с наслаждением вдыхал ночной воздух, едва согретый костром...
  Взгляд почувствовал позже, холодный и острый. Еще один в коллекцию самых выдающихся взглядов в моей жизни.
  Я был слишком слаб, чтобы убегать (да и куда, зачем?..), оправдываться, что-то объяснять, и поэтому просто поднял веки, встречаясь с картиной жестокой действительности.
  Маг сидел с другой стороны костра и смотрел, как на лесную тварь, пытающуюся прикинуться младенцем.
  - Покажи печать, Каль, - негромко приказал Рейнард. Именно приказал, а подчиняться хотелось примерно так же, как вернуться для повторения этой ночи на бис.
  - Нет.
  - Нет? - хищная полуулыбка. Я с удивлением обнаружил, что не могу пошевелиться.
  А проклятая печать невозможно чесалась. Не удержавшись, я скосил глаза влево, подсказав заодно магу верное направление поисков. Затрещала под ножом ткань рубашки, и он приподнял мою руку, демонстрируя Гердис клеймо. Черная окружность с узелками-утолщениями и кривым полумесяцем в центре.
  Не знаю, что он сказал Гердис, но из ее глаз исчезло доверие. И мне стало все равно.
  - Договор на боли, - прокомментировал маг. - Думаю, что сумею его нейтрализовать.
  ...Моего мнения не спросили.
  
  Подготовка была недолгой. Рейнард чертил на земле сложные многоугольники концом меча, меня, дабы не мешал сосредотачиваться, маг собственноручно и на редкость надежно привязал к дереву.
  Могло ли быть и лучше? Если бы во время того первого и единственного разговора добавить: "Кстати, а вот однажды, когда Гердис умирала от яда ирриги...". "Как от ирриги? От нее же нет противоядия..." - простодушно удивился бы маг по законам жанра. "Да вот так вот..."
  Потом, возможно, я убедил бы его взять долг на себя, это возможно, и уехал... Или он убедил бы меня согласиться на сомнительный эксперимент вроде того, который вот-вот произойдет, что попадает уже под пункт "вмешательства по моей воле". Или он согласился бы, а потом на себе попробовал, мне-то не жалко, а вот Гердис... Хотя скорее он дал бы ей понять, что каждый миг ее жизни - капля крови любимого человека, молчать он навряд ли смог бы. Легче считать, что это судьба, и что она неизменна с тех пор, как выпала из багрового мешочка той цыганки.
  Гердис... Я никогда не опускался до пьяных жалоб из серии "Да я за нее... А она мне..." и сейчас не опущусь. Сохраню светлую горделивость образа до победного конца.
  Наши пути перепутались, и один должен был оборваться. Я рад, что мой.
  Как бы патетично это не звучало. Хотя сейчас она стоит в отдалении и думает, что я ее предал.
  - Как заключали договор?
  - Огнем и словом, - маг, к неописуемому моему сожалению, в лице не переменился, и вообще был серьезен и собран, как никогда.
  - Я погибну, - сообщил я, стараясь сделать это как можно спокойнее. Казалось, в отсутствие Гердис он равнодушно пожал бы плечами. Впрочем, это ревность.
  - Кто тебе это сказал? - взрослая интонация типа "кто сказал тебе такую глупость?".
  - Демоны, - усмехнулся я и осекся, увидев, как Гердис закусила губу, пытаясь сдержать слезы. Сколько раз на моей памяти она плакала - один, два?..
  - Верь им больше...- Рейнард извлек из своей седельной сумки сверток со свечами и теперь расставлял их по одному ему понятной схеме.
  - Они никогда не врут.
  Еще некоторое время я уныло развлекался, подбирая последнюю фразу, но ничего пристойного придумать не смог.
  Вернее, думал, можно ли сказать теперь то, что я еще никогда не произносил вслух. И решил - нельзя. Ни к чему приводить все в такое соответствие с паршивым натянутым романсом, и, к тому же, это было бы совсем подло.
  - Зачем тебе это понадобилось, Каль? - я клялся никогда не причинять ей боль. Не смог, видимо, из друга став предателем, заключившим договор с извечным противником - Тьмой.
  Маг ответил за меня.
  - Он захотел что-то получить от темных сил: внешность, к примеру, умение обращаться с ножами...
  Ножи - это кровное, гад! А внешность, модная в это время и подходящая под чье-то гениальное определение "где недостаток ума восполнялся благородством"... Я многое бы отдал, чтобы родиться темноволосым и синеглазым.
  - Что, Каль?..
  Я не выдержал. Изогнулся в веревках, чтобы снова посмотреть ей в глаза.
  - Твою жизнь.
  - Что-о?!..
  
  Было ли это предательством, сокол?!
  
  В печати просыпалась боль, ворочалась, будто большой ленивый зверь. Рейнард встал в красивую позу и взмахнул руками; я не успел ничего добавить...
  Больно!..
  Тело безвольно повисло на веревках, мгновение назад сдержавших отчаянный, непроизвольный рывок. Маг бросил на меня очередной взгляд, полный досады и презрения, в котором я прочитал примерно следующее: "Давишь на жалость, тварь? На жалость Гердис! Терпи, как положено мужчине". ...И сдохни, как в рыцарских романах, добавил я от себя. И закричал Каль, и выпал клинок из ослабшей ладони. Хотя дадут мне меч, как же...
  Еще один приступ. Из прокушенной губы по подбородку поползла теплая струйка.
  А жить хотелось, жить, даже так, даже...
  Гердис не было видно. Жаль. Глупая гибель, выпавшая из бархатного мешочка цыганки, она была права... Больно-о!.. Всегда ненавидел весну, это мокрое время беспричинной тоски, и уж точно не собирался так...
  ...А еще я ненадолго поверил, что один серый маг может оказаться сильнее преисподних Айлендоса, сейчас все закончится, и самое страшное, что произойдет в следующее полнолуние - это снова сведет зубы после того укуса оборотня...
  Как же. После одного из непонятных магических выкриков боль оказалась достаточно сильной, чтобы я потерял сознание.
  
  
  
  В Вельтанстве нет ни ада, ни рая. Только Равнина, по которой можно идти вечно, не испытывая ни голода, ни жажды, ни усталости, ни прочих чувств бренной оболочки, полный перечень которых находится в Священной книге нашего клана. И как среди густого леса могла возникнуть такая религия? Может, это тоска предков по покинутым некогда степям - Кысь после своих занятий историей чертила для меня прутиком на песке "миграционную карту народов Канны", отмечая камешками поселения.
  Тем, кто прожил свой век правильно, путь будет легок и приятен, тем же, чья жизнь таковой не являлась, каждый шаг будет даваться с трудом. Список определений правильной жизни прилагается.
  В моем случае правильности хватило на лошадь. Со всей необходимой упряжью, чему сложно было не обрадоваться.
  ...Здесь всегда пасмурное утро, а горизонт всегда недостижим. Можно попытаться быть оригиналом и остаться на месте, но хочется движения вперед - скачки, такой быстрой, что воспоминания отстают и плащом развеваются за спиной. Хотя хороший плащ развеваться не будет, а воспоминания поблекли, словно прошло много дней.
  Близкий человек способен некоторое время видеть глазами умершего, и, возможно, Кысь сейчас всматривается в желтеющие травы, волнуемые ветром... Эта мысль приносит мне радость.
  Пройдет много времени, прежде чем горизонт приблизится. Вечность вечностей. На каверзный вопрос адептов Истинного Света "Ну и что же там, за краем?" наши Веды честно отвечают: "Не знаем. Оттуда еще никто не возвращался".
  Раз в вечность прилетает сокол, садится на плечо и отвечает на один вопрос, а потом улетает до следующей вечности. Про это даже анекдоты сложены: идет мужик по Равнине, думает - вот прилетит сокол, спрошу о смысле жизни там... Проходит вечность, прилетает птица, мужик поднимает на нее просветленный взгляд... "Долго еще топать?" "Да". И сокол улетел. Вывод - это не разговор с честной потусторонней нечистью, вопросы нужно тщательно формулировать. И хотя сейчас "Гердис" для меня - ковыряние пальцем раны, едва покрывшейся кровавой корочкой, а вечность спустя станет красивым сочетанием звуков... Я знаю, о чем спрошу. И горизонт не откроется, пока не закончатся ответы.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"