Аннотация: Старый-добрый рассказик, вытащенный на свет и немного переработанный.
Блики. Повсюду были хорошо заметны блики, яркие, с неровными краями, лимонно-желтые. Мир тихо мерцал огнями.
В такое время, когда мир погружался в сияние, с дальних улиц начинало тянуть теплым, чуть сладковатым ветерком. Когда-то, когда еще на месте новых многоэтажек колосились поля, сладковатый ветер считался безвредным, посланным свыше чьей-то заботливой могучей рукой, но после того, как в новых домах стали умирать дети во время мерцающей бури, люди стали закрывать окна и двери, чтобы не пропустить яд в свои жилища.
Высокий худой человек шел по темным улочкам, тянувшимся вдоль многоэтажек, распахнув полы пальто, позволив ветру пропитывать их насквозь. Ему нравилось, когда такими вечерами его руки пахли нежным, приятным, пронзительно-сладким и чуть горьковатым на вкус запахом ветра. Ему нравилось, еще придя домой, ощущать этот запах в своих волосах и от своей рубашки, небрежно сброшенной на пол.
Он шагал по изрезанному кривыми трещинами асфальту и в тысячный раз думал о том, что могло бы перевернуть его жизнь в один миг, если бы только тогда он поверил... Он шел, не видя дорогу, не замечая, как отражаются блики в его глазах, и думал только о том, что шанс, подобный тому, выпадает человеку только раз в жизни. Тот шанс, которого стоит вся его жизнь, тот шанс, которым могло бы объясниться его рождение. Наверно, нельзя считать трусость непростительным грехом. Да и какая к черту разница, почему человек совершает или не совершает те или иные поступки?
Мелкие камешки разлетались у него из-под ног. Кто посмеет осудить человека, не смогшего оторваться от единственно дорогого, что у него было - своей жены и дочери, доверчиво считавшей по своей детской наивности его неким божественным и всемогущим существом. Кто же знал тогда, что нет не только никакого выбора, никакой альтернативы, но и того, что желая сохранить все, ему надо было от всего отказаться?
Как хорошо он помнит этот приторно-душный июльский день, когда в оцепенении стоял он у обломков автомобиля и знал, что все счастье, которое было отведено ему в жизни, закончилось вмиг, навсегда, как будто и не было его вовсе. Как молча смотрел он, как прячут в сухую, твердую землю останки любимых людей, как хоронят осколки его разбитой вдребезги жизни.
А потом он стоял на мосту над жирной, свинцового цвета водой, и кричал в небеса:"Ну давай, что ты ждешь? Забирай меня, куда хочешь! Почему ты сейчас даже не смотришь в мою сторону?" Он до изнеможения умолял небеса, грозил, требовал, предлагал все взамен, что имел. Небеса висели вверху безмятежным шатром.
Он наивно полагал, что даже ничего не добившись, он упадет здесь замертво, искупив тем хоть какую-то часть своей вины. Но настала ночь, он лежал на холодных плитах тротуара, шел дождь, и он понял, что ему отказано даже в этом, даже смерть не является для него выходом. Там вверху решили, что он будет жить, и он подчинился.
К утру он дополз до своего - такого большого теперь и пугающего - дома и заснул на пороге. Той двери не было нигде, как будто она ему примерещилась в хмельном угаре. Сладковатый воздух шевелил волосы, ветер смерти, как называли его здесь, ветер, смертельно опасный для новорожденных, стариков и болеющих людей, ветер, лишающий сил взрослого мужчину.
Во всем городе существовало только несколько людей, не чувствующих его влияния: два-три городских безумца и он, не нужный никому, даже судьбе. Жизнь слишком мало требует на протяжении всего существования и слишком много в течение всего одного мгновения.
Этакий знак судьбы был явлен ему в апреле того же года за несколько месяцев до автомобильной аварии в виде старой рассохшейся двери в подвале его огромного загородного дома. Он наткнулся на нее внезапно, когда спускался вниз взять немного дров для камина. Дверь имела ничем не примечательный вид, казалось, что ее существование не мыслимо без этого подвала. Забыв про дрова, он подошел к ней и осторожно потянул ее на себя. Дверь почти бесшумно открылась, приглашая его зайти вовнутрь. Впереди была пыль, и пахло жженой серой. Едва ступив на порог, он внезапно осознал, что сделай он еще один шаг, и он навсегда потеряет связь со своей привычной жизнью. Судьба дарила ему шанс и ждала его реакции. Он стоял на пороге и мучительно пытался заглянуть в себя, чтобы найти в себе ответ, как должен поступать человек в подобной ситуации, что говорит нам об этом весь многовековой опыт человечества? Что должен выбрать человек, попавший внезапно в поле зрения своей судьбы? Многовековой опыт молчал, позволив ему принимать решение самостоятельно. Сердце глухо стучало в висках, мысли были обрывочны. Человек - существо, наделенное способностью мыслить. Быть человеком оказалось весьма сложным и неприятным занятием. Он наконец решился. Он пошел навстречу судьбе смело, с открытыми глазами, как подобает мужчине. В это время с лестницы, ведущей в подвал, донесся шум, быстрый топот детских ног и звонкий голос дочки, искавшей его: "Папа, ты где?" - ее радостное личико показалось в проеме двери. Одновременно с этим он совершенно ясно понял, что никогда не переступит порог этой таинственной двери.
Ветер постепенно терял свою сладость и тепло. Начинались сумерки. Пора было поворачивать назад, домой, где его ждала в шкафу бутылка виски, припасенная как раз для таких случаев, когда мерцающий вечер поднимал пыль воспоминаний с самого дна его души. Обычно в такие дни он сначала долго бродит по городу, заглядывая в слепые окна домов, за которыми, если бы стены их жилищ были прозрачными, можно было бы увидеть круглые испуганные глаза людей, молящиеся, чтобы ядовитый воздух не проник в их квартиры, не отравил их детей. Во тьме можно было бы различить их рты, скривившиеся в мольбе, их губы, шепчущие слова покаяния. Город замирал в страхе, город находился в оцепенении.
Он приблизился к своему дому, потонувшему в зелени сада и открыл тяжелую входную дверь, вдохнув в себя запах давно не проветривавшегося помещения, скинул верхнюю одежду прямо здесь, на пол прихожей, прошел на кухню и зажег свет. Там, за деревянной дверцей настенного шкафа в пыльной бутылке находилось то, что в который раз поможет ему забыться. Со времени тех событий прошло уже семь лет. Иногда ему кажется, что ничего этого и не было, просто рассудок помутился от количества выпитого алкоголя, но потом он машинально подсчитывает в уме, сколько лет было бы дочери, и в бессильной, почти привычной уже злобе стучит по столу.
Судьба не дает человеку второго шанса. Дверь никогда больше не появлялась ни в его доме, ни в стенах других помещений.
Лиловый вечер мерк за окном. Неторопливо он наполнял стакан, и вскоре привычное тепло растеклось по его телу.
Ветер шевелил за окном листву. В жизни больше ничего не имело значения.