Над головой у меня спит время, паря на мягких сонных крыльях в невесомом воздухе. Как не гармонирует свинцовая пасмурность неба с чистой зеленой листвой! За окном какая-то сюрреалистическая, неправдоподобная картина: поникшие изумрудные листочки на черных сырых ветвях деревьев и свинцовое небо. Иногда зябкий ветер нарушает каменную неподвижность застывшего мира, и снова предсмертный покой. Гулко раздается где-то внизу, на тротуаре, звук унылых шагов. Иногда испуганно вскрикнет какая-то птица, или прошелестит машина по мокрому шоссе.
Мир за окном медленно преображается и теряет краски: стихают в бесконечной дали последние звуки жизни, и лик самой смерти смотрит на меня, формируясь из тяжелого воздуха. Желтеют и улетают куда-то с судорожными порывами ветра первые весенние листики с деревьев, а сами деревья приобретают рыхлый, серовато-черный вид, ещё мгновение вздымают умоляюще ветви перед моими глазами и разрушаются, оставляя только кучки серого пепла, которые уносит ветер. Я смотрю в лицо смерти и вдруг вижу, что это лишь отражение времени. Перевожу взгляд вверх... Вот оно! Раскрыло свои черные туманные крылья и окутывает ими мир. А за окном растрескавшиеся здания тихо погружаются в мертвый рыжий песок. И бесконечность длится моё последнее мгновение. Ведь бесконечность и миг это одно и тоже.
И я никогда не умру.
Пусть где-то там, там за пределами туманных крыльев времени, памятник мой разрушается и зарастает сорной травой. Тихо падают кусочки мрамора в жирную землю кладбища, над которой тихо колышется спокойный воздух летнего дня, и жужжат ленивые мухи. Пусть там витает печальный аромат сирени и в отдалении похоронный марш провожает ещё одного ушедшего в вечность. Это всё там, за мягкими сонными крыльями времени, а здесь тихо шуршит песок и медленно ползёт красное разбухшее солнце по серому небосводу.
Далеко, там, где фиолетовые блики сирени смешиваются с нежным запахом "Разбитого сердца" и покоем, под ржавыми крестами заброшенных могил играют ракушками, выбеленными водою, солнцем и ветром, мальчик и девочка. Незаметно проносятся мгновения их жизни. "Раз, два, раз, два" - звучит размеренный голос времени.
- Как ты думаешь, как они оказались здесь?
- Здесь когда-то шумело море, и плавали большие прожорливые акулы.
- А почему оно ушло?
- Потому, что земля теперь другая. Твердая и холодная.
- А что будет через много-много лет, когда мы умрём?
- Не знаю.
Вянут в руках девочки цветочные куколки, а где-то недалеко падают и умирают, прощаясь с последними солнечными лучами, бабочки-однодневки. Грустная мелодия смерти убаюкивает кладбищенскую тишь, и само время вплетает золотые струны гаснущих солнечных лучей в свою арфу.
Плавится песок, застывая каплями стекла в быстрых смерчах, чтобы растворится в горячей первобытной лаве. Бешено носится яркий солнечный шар, плавя, разрушая и созидая. А ночью на гладкую блестящую поверхность нежно-лимонного цвета тихо падают пушистые снежинки воздуха. Мирно змеится лунная дорожка среди застывших стеклянных дюн и грустно играет время на новой арфе бытия.
Ещё совсем немного и робкий мальчик, превратившийся в стройного юношу, краснея, застенчиво протянет девушке свой первый, пылающий любовью букет. И неважно, что где-то в темноте, где тихо сыпется песок, он смотрит на эту сцену, и слёзы срываются с его щёк, превращаясь в полёте, в маленькие звонкие кристаллики льда.
- А что будет потом, через много-много лет?
- Не знаю.
Кубик за кубиком неподвижная знакомая картина восстанавливается перед глазами. Желтые кирпичи зданий, ртутный блеск окон, зелёные листья. Кубик за кубиком восстанавливается прежняя знакомая картина. Зернистость уменьшается, краски приобретают яркость. Взмахнув седым крылом, улетает куда-то время, и я вижу медленных пешеходов за окном, зябко ежащихся в прохладном весеннем воздухе. Но закрываю глаза, и яркое солнце забытья полыхает в темноте сомкнутых век, над фиолетовыми гроздьями сирени у ржавых забытых крестов, где маленькая девочка протягивает мальчику горсть мраморно-белых в серую полоску мёртвых ракушек.
- А что будут через много-много лет, когда мы умрём?
- Не знаю.
И детский смех серебряными колокольчиками звучит в ушах. Бесшумно падают ракушки в пыльную траву и мальчик с девочкой убегают куда-то по дорожке серо-голубого гравия с белыми проблесками кремня. Только ракушки гордо продолжают лежать в высокой траве кладбища. Они-то знают.
Желтыми и белыми шариками загораются огни в окнах соседних зданий, и я воскресший, сижу, бессмысленно глядя в окно, за которым мигают красные огоньки машин и медленно-медленно опускается вечерний сумрак.