"И как долго я уже здесь?", - аквалангист вдруг открыл глаза, снова. Это случалось эпизодически, но он опять впадал в дрёму - такую, при которой он только частично что-либо осознавал. Он погружался без кислородного баллона все глубже и глубже, сквозь синие толщи океана, либо лавировал от одного течения к другому. Одна часть мозга мечтала найти уже какой-либо исход - нащупать дно, точку опоры, чтобы как-то и с чего-то начать уже действовать. Исход, неважно какой - плохой, хороший - все равно. Нужна была просто опора - так думала его одна часть головы. Вторая же умиротворенно спала. Ей снились, как бы это банально не звучало, прекрасные сны, но как она считала, то была - явь, смысл, что ли всего его существа. Виделись красивые лица, тела, чувствовались дурманящие запахи и вкусы, слышалась сказочная речь и другие волшебные звуки. Но все то, что виделось, слышалось и чувствовалось, на самом деле было мертвым. Трупы, горы трупов! И пахло на самом деле гнилью и блевотой, а не теплой кожей, нагретой от солнца, не цветами. Слышался похоронный марш, а не "Я тебя люблю и хочу с тобой быть навечно", а во рту никого меда в помине не было - был яд, самый настоящий яд.
Дна не было слышно, не было видно. Сколько времени прошло в этой прострации - не счесть. И тут пелена, что окутывала его глаза, стала растворяться, за места нее появился небольшой испуг. Туман, состоящий из мелкого планктона, тины, моллюсков и их отходов жизнедеятельности, стал рассасываться. Так или иначе, теперь можно было видеть чудищ, что его окружали. Зубастые, огромные, светящиеся, издающие злобные клацанья - они сновали туда и сюда, периодически набрасываясь друг на друга и с какой-то звериной яростью, сильнейший, разрывал жертву в два счета.
Аквалангист набрался все же смелости, подумав: "Я меньше той еды, на которую они только что претендовали, чуть ли не в десять раз. Если бы они хотели меня сожрать - давно бы уже это сделали". Он, волнуясь, обратился к одной кровожадной хищнице, время от времени за ним наблюдающей:
- Здравствуйте! А где оно ваше дно-то уже? Через сколько метров будет?
Ему сквозь клыки ответили с явным негодованием и рыбьим прищуром:
- Ха! Да ты шутник, как погляжу, - а глядеть они умели, не зря же с двух сторон у них глаза. Рыба покружила вокруг него раза два, как бы оценивая. Коснувшись невзначай хвостом, сказала:
- Вам тоже здравствуйте, кстати... А дна у прошлого нет, - хищница заглянула своими сверкающими глазищами в оторопевшие пуговки аквалангиста и продолжила:
- Ты на что надеешься - то?
- Так на... сострадание океанское, на то, что он... поймет меня и уже, в конце - концов, предложит ответ моего здесь пребывания, скажет... что делать дальше.
- Он не поймет. Уж тем более не поможет...
Аквалангист безнадежно вздохнул, но не до конца. Маленькая надежда, как пиявка, присосавшаяся к затылку, была все же с ним.
- Хороший ты человек, давно за тобой наблюдаю, да больно несчастный. А несчастные люди гооорькие на вкус. Иронично, но это твое спасение.
-Спасибо.
- Да не за что. Скажу тебе следующее. Ты внимай и запоминай - вон видишь выступы коралловых рифов? Ты по ним, по ним все! Где не будет коралла, пусть тебя рыбешка какая-нибудь подбросит. Ты ее не забудь своей пиявкой покормить - то. А она выыырастет, сам увидишь, там уж не страшно будет оторвать от нее кусок; а там уже опять, глядишь, следующий коралловый риф, если опять не будет- то проси медуз, они вредные ребята, но если будешь ласков с ними - сжалятся над тобой. А потом опять кораллы... Трудный путь предстоит, но ты ведь и так все, что можно было сбросить - сбросил для легкого подъема - уже что-то, считай. Теперь главное, чтоб кислорода хватило на обратный путь. Задержал хоть чуток?
- Да, немного задержал, видите щеки как раздулись!
- Правильно. Оно все, конечно, так... Жалко тебя. Горечь так и сочится сквозь твою белую кожу. Фу, - клыкастая рыба отвернула морду, - давно наблюдаю за тобой. Все думала, заговоришь - не заговоришь и вот дождалась. Ты, конечно, можешь и тут остаться, - тварь опять закружила вокруг аквалангиста, по- рыбьи щурясь, - пусть тебя с течения на течение все кидает и кидает вглубь - мне на забаву, - пусть твой последний запас кислорода кончится - я тут тобой и полакомлюсь! Вся горечь уходит из тела, когда душа покидает его, и вы становитесь такими сочными, такими блаженными, одним словом, - рыба облизнулась, - но... ты заговорил. Эх... Да, ладно. Я ведь тоже не так плоха, как показалось, может тебе. Я рыба добрая по своей натуре - вот посмотри - там мои детки резвятся, а ведь их надо кормить каждый день, да следить за ними, чтобы к хищникам по-крупнее вдруг не попались... Что-то я разговорилась нынче... Просто кто сюда попадает - редко заговаривает - и весь диалог сводится к его последнему воздушному пузырю, летящему изо рта, и моему беззвучному щелканью пастью, - она демонстративно клацнула клыкастой мордой, - Скукота... А ты все - таки задержался, задержался тут, - рыба говорила и как будто смотрела сквозь него, о чем- то думая еще, видимо, - что ж, я тебе все, кажется, сказала. Помни, что никакого дна нет. Есть глубина и осознанность. Ты, теперь главное не закрывай глаза, раз решился выплывать, и не теряй рассудка. Океан - чудовищен, вот тебе пример, - она отплыла чуть от него и указала на себя плавниками. Рыбий смех своим глухими и тяжелым гулом наполнил все пространство вокруг них, как запах разлитого рыбьего жира вдруг заполняет всю близлежайшую округу, - но иногда ты будешь сюда попадать, это точно. Так старайся не падать так глубоко, как сейчас. Тем более, как действовать, я тебе уже сказала.
- А что меня ждет там? Я так боюсь...
- Поэтому ты и здесь. Но скажи своей голове "Спасибо", иначе был бы уже давно у меня в брюхе... Знаешь, кто сюда попадает?
- Кто?
- Все те, кто боится настоящего и будущего. Страх тебя сюда и привел. Океан - чудовищен, - повторила хищница, - а там... Там Жизнь. Жизнь тебя там ждет!
***
Аквалангист прыгал с одного цветастого коралла на другой. Те лишь пищали от такой невиданной наглости. Где не находилось рифов - там он тихонько замирал и ждал проплывающую рыбину, чтобы ухватиться за ее могучий плавник. Он одаривал ее после вкусным ужином - куском пиявки - росла, росла она, как и говорила клыкастая! Где не было ни рыб, ни кораллов, он вспоминал слезливые стишки и рассказывал их медузам, а те, ранимые и нежные, растроганные человеческой поэзией, несли его дальше к свету, к солнцу; дальше от той синей манящей глубины, страшной, как морда у его спасительницы.