Аннотация: А все таки хорошо, когда все хорошо кончается
- Виктор Игнатьевич, и все же я настаиваю! Вы должны понять, вы должны осознать, что это единст... - ухнуло в вышине над головами, земля заходила ходуном, лампы под потолком на мгновение потускнели. Когда гул поутих, стали слышны несмелые ручейки осыпающегося в трещины свода мелкого крошева.
- Прямо над нами! - сказал тихо Виктор Игнатьевич, спешно поправляя скрепленные пластырем очки. - Наверное прицельно били...
- Виктор Игнатьевич, да что же вы такой пугливый? Шальной заряд на пару килотонн. Били бы прицельно, мы бы тут с вами не разговаривали.
- Полагаете? - Виктор Игнатьевич уже поуспокоился, начал отряхивать с плеч осыпавшийся сверху песок.
- Уверен! - Антон Сергеев победно вскинул палец. Он вообще не отличался сдержанностью, особенно когда был уверен в своей правоте.
- Ну и то хорошо. - Виктор Игнатьевич задумчиво посмотрел на бетонный свод тоннеля, на слегка раскачивающиеся лампы. - Ну и хорошо.
И он пошел, совсем позабыв о разговоре.
- Виктор Игнатьевич! Виктор Игнатьевич, подождите! - закричал Антон и спешно, в несколько шагов, догнал старого профессора. - Мы же не договорили!
- Да-да, не закончили, - он снова зашарил по карманам, будто что-то искал, - но, наверное, лучше будет потом. Да, потом.
Он в конце концов нашел, что искал и достал из глубокого кармана халата маленькую записную книжку. Послюнявил палец, пролистал истертые листочки.
- Вот, давайте в среду, да, в среду будет в самый раз. В четыре. - он быстро отчеркнул в записной книжке пару строчек, и сунул её обратно в карман. - В среду, хорошо?
- Ладно. - Антон расстроено вздохнул. Если Виктор Игнатьевич кого-то записывал в свою записную книжку, это означало только одно: хочет избавиться от назойливого собеседника. Об этом знали все на базе, и Виктор Игнатьевич знал о том, что все это знают. Но он все равно продолжал делать записи. А может потому и продолжал, что знал, что другие знают. - Но все же, вы посмотрите, - он протянул Виктору Игнатьевичу пухлую картонную папку с завязками, - если, вдруг, это вас заинтересует...
Он не договорил. Резко развернулся и ушел.
Виктор Игнатьевич поправил очки, сунул папку под мышку и пошел своей дорогой. Дел у него сегодня было много, не меньше чем вчера и ничуть не меньше чем завтра - как собственно и всегда теперь.
В авральном режиме работа на базе шла уже четыре месяца. Идея проекта родилась внезапно, и как-то сразу всех зажгла, дала ученым крылья. Сама идея родилась от безысходности, от понимания неотвратимого финала для всех и каждого.
Здесь, на этой самой подземной базе, был расположен научный корпус по разработке новых видов вооружения на теоретическом уровне. Все выглядело таким образом: сверху приходил запрос содержащий фантастическую, совершенно невероятную, боевую задачу. Научный же корпус должен был дать ответ - возможно ли такое хотя бы теоретически, или нет?
Поначалу, когда война только-только стала набирать обороты, их научный корпус работал не покладая рук. Изо дня в день приходили все новые и новые запросы, указания к поправкам и прочие официальные, с грифом абсолютной секретности, бумаги. Но чем дальше, тем больше руководящий состав терял интерес к ученым. Ну пускай даже придумают они что-нибудь, пускай даже умудрятся изготовить экспериментальный образец и он сможет воочию показать эффект новейшего оружия, но какой от этого прок? Когда еще конструкторы смогут разработать полный, действующий проект нового вида вооружения? Когда оно будет запущено в производство? И совсем уж нереальное - когда его, это новое оружие, можно будет пустить в ход? К тому времени уже и той боевой задачи не будет. Это все таки не вторая мировая, где цена вопроса была длинною в несколько месяцев, а то и в полтора-два года. Это третья Всеобщая, Всемировая Война! Тут каждый день полный передел территорий, марш броски многотысячных соединений на несколько сотен километров за линию фронта, да и сама эта линия фронта стала понятием чисто теоретическим. Вот и ходили ученые неспешно и вальяжно по тоннелям своей немаленькой базы, сплетничали, и со скуки придумывали маленькие чудеса мирного характера.
А потом, через пару месяцев после начала войны пришло сообщение из штаба:
"Военные действия переходят в стадию "Омега", принять надлежащие меры безопасности"
Вот и все, вот и финал войне. Стадия "Омега" включала в себя использование термоядерного оружия, причем удары не точечные, а ковровые бомбардировки, так, чтобы камня на камне не осталось, чтобы все выгорело в ядерном огне. Этот план был конечным, после него не предполагалось никаких действий - это должно было стать апофеозом, финалом войны! Но если они нанесут такой удар, то и противник не дрогнет и нажмет на заветную кнопку.
Тогда, четыре месяца назад, на базе грянуло дикое светопреставление. Ученые носились по коридором, каждый кричал что мог, каждый думал что надо куда-то прятаться, куда-то бежать, каждый внезапно задумался над вопросом: "а если меня завтра не станет, какой след я оставлю?" - и так у почти трех сотен выдающихся умов.
Сотрудники научного корпуса наскоро упаковали все что могли, и, в спешке, спустились на самый нижний, самый защищенный ярус их подземелья. Теперь от поверхности их отделяло больше километра укрепленного бетона, свай, перекрытий, грунта. А на следующий день начался ад. Ад был наверху, и ад был внизу. Земля ходила под ногами, словно это была палуба корабля, попавшего в шторм. Ухало, ахало, и под землей это было слышно давящим, низким гулом, который слышали уши, который впитывался через все тело. Трещал бетон, сыпалось с потолка, свет мигал заполошно и испуганно. А когда все уже себя мысленно похоронили, вся болтанка разом прекратилась. Наступила тишина. Свет горел ярко и больше не мигал.
Повезло: свод нигде не обвалился, титанические подземные конструкции устояли перед термоядерным Армагеддоном. Никто не погиб, только одна старушка, биолог божий одуванчик, скончалась от сердечного приступа.
Тут же ожил и эфир: проложенный под землей кабель оказался не поврежден, и они смогли наладить связь с центральным штабом. Оттуда пришли радостные сообщения: в целом коммуникации были сохранены, жизненно-важные пункты остались целы. Вот только от того, что было на поверхности не осталось ничего. Противника, теоретически, признали уничтоженным. Праздновали победу. Зря...
На следующий день все началось по новой, только на этот раз ядерная война перешла на другой, подземный уровень. Бомбы теперь не сыпались сверху валом, не взрывались на высоте над землей. Теперь они стали вгрызаться вглубь, в твердь, и там, пройдя на десятки метров под землю, взметались могучим ядерным грибом. Так началась вторая фаза третьей мировой войны - война подземная.
Из каких резервов велась эта война, какими сохранившимися, спрятанными от первичных ударов, подразделениями - никто на базе не знал, штаб же хранил тайну строго. Они продолжали играть в свою игру - в войну, не понимая, что фактически война уже кончилась, Земли больше не было, остался лишь оголенный, спекшийся радиоактивный булыжник размеренно бредущий в солнечной системе от надира к перигею.
Вопросы ученым больше не задавали даже номинальные, всяческие запросы сошли на нет. Большие дяди доигрывали оставшимися игрушками, а прочие... Прочих уже не было.
И тогда Виктор Игнатьевич показал всем свою маленькую игрушку, которую он начал делать уже давным-давно от нечего делать. Он называл свою игрушку просто - "помощник". Маленький робот, способный улавливать слабые импульсы головного мозга и пытающийся этому мозгу помочь. Для того, чтобы привести робота в рабочее состояние, необходимо было очень тщательно сконцентрировать мышление на вопрос, попытаться задать его во вне одной лишь мыслью, и только тогда, да и то не каждый раз, помощник включался и механическим голосом аудиочиталки произносил ответ. Ну если конечно ответ хранила его память. В "помощника" у Виктора Игнатьевича было загнанно несколько справочников с константными величинами, множество алгоритмов автоматического расчета, ну и прочего по мелочам. Отдельно выделялся в памяти "помощника" раздел "развлечения", хранящий в себе множество донельзя бородатых анекдотов, скачанную из неизвестных архивов книгу Гинесса издания аж двухтысячного года и множество тостов и заздравниц. Ответы из этого раздела "помощник" почему-то выдавал с особенной радостью и старанием, будто только и ждал подобного запроса. А может просто, ученые больше хотели услышать хоть бородатый, но анекдот, нежели чем выдержку из справочника по ядерному синтезу с перечислением основных констант до тысячного знака после запятой.
И всё, идею подхватили, идея понеслась по умам. Уже на следующий день начались тихие толки в коридорах и в комнатах, в курилках и темных закоулках. А если? А вдруг? А что будет, если только попробовать?
Идея бродила в умах, как бомба с часовым механизмом, и вот, в двенадцать часов дня, в общей столовой, где весь персонал базы с постными лицами жевал безвкусные пайки, грянул взрыв!
- А что если попробовать усилить чувствительность "помощника" и перевести его ответы в ментальные импульсы? - грянуло за одним из столов достаточно громко. Говорил молодой да горячий лаборант Руслан, взятый в научный корпус не столько за знания, сколько за талант экспериментатора. - Необходимо поставить ответы на независимую основу, убрать языковой барьер!
- Нет, не туда думаешь. - ответил ему его научный руководитель, Игорь Корнилов, человек начитанный, энциклопедичный, но взбалмошный, и оттого громкий. - Наша первая задача, это произвести систематизацию вопроса не по словесной структуре, а по эмоциональной окраске.
- Но что это даст! - возразил горячо Руслан. - Эмоциональная окраска, - это не более чем пустота. Что можно ответить на страх? Что можно ответить на злобу?
Народ за столами стал прислушиваться, некоторые отодвигали сухпаи и бесстыдно смотрели на спорящих.
- Вот именно, в этом весь и вопрос. Мы должны первично выявить структурные окраски различных вопросов, их интенсивность, различные прочие включения - добавки, "раскислители" так сказать. - сказывалась первичная металлургическая направленность Игоря Корнилова. - И только так, только на основе этого сплава, мы сможем получить полный вопрос.
- Да глупо же это, глупо! - воскликнул Руслан уж совсем неприлично громко, тем самым давая полное право окружающим вступить в диалог. - Ну что может дать вам сплав эмоций: три ложки страха, полкило адреналина, и капелька азарта для вкуса - ну что вы сможете сказать на этой основе? Может индивид убегает от динозавра, а может бомбу разминирует? Как это понять. Окрасок не так много, но они не информативны! Они лишь приказ к действию.
- Позвольте, позвольте. - вмешался седобородый, но достаточно еще крепенький ведущий специалист по гравитационным аномалиям, и по совместительству синоптик, Иван Иванович Семиоков. - Мы этот вопрос уже глубоко разобрали, - он кивнул в сторону сидящих за его столиком коллег по лаборатории, - и пришли к выводу, что без эмоциональной окраски "помощника" задействовать не получится. Слишком сильна будет его привязка к образам и, следовательно, к языку. Да и вообще, вы на какое время рассчитываете?
- На будущее, конечно же! - горячо воскликнул Руслан.
- Полагаем, что где-то на двадцатое, тридцатое тысячелетие от рождества Христова. - с почтенной размеренностью добавил Игорь Корнилов.
- Верно! Это вы верно прикинули! - вступил в разговор веселый зав.лаборатории темпоральных явлений, а так же замечательный знаток истории. - Не менее пятнадцати тысяч лет, но самое лучшее - это двадцать - двадцать пять! Мы вчера с ребятами и, - томный взгляд в сторону девушки с кокетливо завитой челкой, - и с Олечкой просчитали, и сделали вывод, что необходимо брать в расчет двадцать два тысячелетия! К тому времени земные флора и фауна смогут восстановится от удара, так же пройдут первичные мутации и установятся более-менее постоянные виды. Хотя... Насчет видов, - это мы не очень.
- Последствия радиационного воздействия пройдут достаточно быстро, менее тысячи лет. Ну еще тысячи три можно накинуть на могильники. - вступил кто-то из биологической лаборатории.
Итак одно за другим, другое за третьим, третье за четвертым - была разработана полная концепция проекта, да и название к ему нашлось почти мгновенно - "СЛЕД". Собравшиеся здесь люди не могли не знать, чем закончится такая война. Человечество погибнет, оно просто не может не погибнуть в таких условиях. А если и выживут единицы, то произойдет банальное вырождение, до уровня каменного века, если не хуже.
Они, все здесь собравшиеся, хотели оставить след на земле, не пропасть в никуда вместе со своим прахом, с прахом всей своей цивилизации. Хотелось, чтобы после них хоть что-то напоминало о существовании в прошлом на планете Земля человечества. И этим что-то должен был стать "помощник". Конечно не в той своей первичной форме, в другой, куда как более расширенной, способной хранить в себе все имеющиеся у них знания, а главное, способный этими знаниями делиться с теми, кто будет править этой планетой в будущем.
За разработку взялись всем миром. По другому просто и быть не могло. Тут пошло в ход все: материалы - какие материалы можно задействовать, для того, чтобы "СЛЕД" мог функционировать на протяжении стольких тысяч лет? Источники энергии? Системы программирования искусственного интеллекта, расчет возможных погодных явлений, катаклизмов, способы выживания "СЛЕДа" при попадании в экстремальные ситуации. Но больше всего, конечно, приходилось работать психологам. Для того, чтобы "СЛЕД" мог функционировать независимо ни от языка, ни от способа мышления, ни от прочих неприятностей и случайностей. Для этого бедным психологам пришлось поднять все архивы какие только были. В ход пошла и психология низших и высших, попытались включить все уровни сознания, попытались учесть всё.
Все горели участием, за исключением одного: военного советника. Тот был спокоен, незыблем, безучастен. Он спокойно взирал на происходящее, он не торопился делать выводы, но когда дело дошло до экспериментальных образцов, вот тут то он и включился в дело вместе со своей командой боевых молодцов.
Первый опытный образец, представляющий из себя большой черный куб с развесистой антенной на макушке был арестован, унесен в углепластиковую залу полигона в сопровождении двух основных специалистов, Виктора Игнатьевича и Константина Серпухова, доктора наук по психологии. Там был проведен должный прогон образца, после чего всех основных сподвижников проекта "СЛЕД" под прицелом оружия согнали в казарменную часть подземелья. Тут им устроил разнос лично военный советник, Понтий Громов.
Он прошел вдоль рассевшихся на стульях ученых, пристально глянул своим черным автоматным взглядом каждому в лицо и рявкнул яростно:
- Что же вы твари, безпогонные, делаете? А? - желваки на скулах его вздулись, пальцы вцепились в солдатский ремень. - Не молчать, скоты! Я вас спрашиваю!
- Понтий Игоревич... - несмело начал один из ученых. - Я бы попросил вас не разговаривать в подобном...
- Что? Заткнулся! Ты! - схватил за подбородок Инессу Изольдовну, заведующую архивом. - Ты, отвечай, кто ответственен за это, - коротко кивнул на ящик "СЛЕДа" в углу. - Кто начинку в него пихал?
- Все... - заикаясь ответила Инесса Изольдовна.
- Все? Так мне вас всех под трибунал пустить? Каждого к стенке поставить? - он оттолкнул подбородок так, что голова Инессы Изольдовны мотнулась, словно кукольная. Рванул из кобуры пистолет, вскинул его в воздух, демонстративно передергивая затвор. - Я вас спрашиваю: по законам военного времени мне вас всех в расход пустить? Или тут есть тот, кто до этого додумался? А? Ну-ка? Кто? А то ведь я... - он медленно повел пистолетом так, чтобы каждый смог заглянуть в черный зрачок ствола, - и ведь я буду прав, совесть меня не замучает.
- Понтий Игоревич, потрудитесь объясниться, в конце то концов! - заходящимся от возмущения и от волнения голосом воскликнул Виктор Игнатьевич, и добавил поспешно. - Пожалуйста.
- Дети, придурки. - он таки запихал пистолет обратно в кобуру. - Простота хуже воровства. Вы что, не понимаете, что вы Родину, сукины вы дети, Родину продаете своей этой хреновиной. Она же все, все до одного секрета без идентификации выдает! Мои молодцы поспрашивали про виды вооружений, и что? - он посмотрел на непонимающие лица ученых. - Узнали много нового! Это же! Это же предательство! Это, это... Это! Вас бы, идиотов высоколобых к стенке всех.
Последнее он сказал даже с каким-то сожалением, с грустью что ли. И такая в его словах сквозила печаль, что поняли все в зале: расстреляет с радостью.
- Но, Понтий Игоревич, вы же не понимаете. Это же разработка не для нашего времени. Она для будущего, нас там уже не будет.
- А Родина? Родины тогда тоже не будет? - спросил он таким злым, таким яростным тоном, что Виктор Игнатьевич решил за лучшее ретироваться.
- Значит так, братцы кролики. Чтобы завтра никаких этих вольностей, никаких тайн, ничего, что проходит под грифом секретно. Моя команда ясна? - он обвел пристальным взглядом. - До завтрашнего дня я санкции трибунала не начинаю, но если мои орлы найдут чего... - в зале повисла гнетущая тишина. - Всё, свободны!
Ученые спешно поднялись и быстро, стараясь не шуметь, удалились.
На всякий случай, чтобы не пропустить хоть какой-нибудь маломальский секрет, было решено просто заблокировать принимающую систему. "СЛЕД" стал простым железным ящиком.
На следующий день, при проведении проверки, Понтий Игоревич остался весьма доволен результатом проделанной работы и даже пожурил группу ученых:
- Я вас научу, мать вашу, Родину любить.
Но и после ревизии "СЛЕД" так и остался беззвучным, безмолвным. Он не включился и через неделю. Теперь работа шла в направлении определения целесообразности отдачи информации. Даря неизвестному, грядущему разуму знания случайно, можно и передать знания, что приведут к жертвам, если не к полному уничтожению вида. Знания опасны и их нельзя отдавать в руки дикарей бездумно.
Программа "СЛЕД" была свернута, родился новый проект, новая идея - "Учитель".
Концепция проекта была полностью изменена. Теперь первичной задачей аппарата была не выдача информации, а проведение оценки вопрошающего, выявление его уровня развития, анализа соотношения активности подсознания и высшей нервной деятельности. Вплоть до тестов, вплоть до анкетирования подсознания в скоростном режиме на различные реакции в стрессовых ситуациях. Вот только ничего у них не получалось.
"Учитель" либо молчал, либо, при попытке произвести тестирование подсознания, прогонял в единое мгновение через мозг поток таких жутких образов, выстроенных на основе воспоминаний индивидуума, что только весьма крепкие нервами люди могли выдержать такую проверку. А ведь её надлежало производить после каждого данного "Учителем" ответа, или рекомендации!
Работа зашла в тупик.
Уже были предложены принципиально новые схемы самой конструкции, разработаны и изготовлен новые передающие системы с просто-таки невероятной зоной покрытия, были приданы необходимые эмоциональные окраски для всех данных, что должны были храниться в "Учителе". Но работа стояла.
Идейный вдохновитель, Виктор Игнатьевич, стоящий во главе проекта, уже не помнил, когда он в последний раз по нормальному, по человечески спал. Он каждый день участвовал в диспутах, рассматривал проекты, а ночью пролистывал очередную папку пришедшей за день документации и засыпал лишь под утро, на час, в лучшем случае на два.
Но решения проблемы всё ещё не было. Машина, со всем её багажом искусственного интеллекта, была неспособна оценить весь спектр данных, чтобы прийти к необходимым выводам о степени развития как отдельных существ, так и общества в целом. Проект "Учитель" погибал на глазах. Это понимали все, и все искали выход из тупика, но натыкались вновь на стену невозможности.
Антон Сергеев, по большому счету, не был ни психологом, ни биологом, ни программистом. Он был физиком, а еще он был гением. Про это знали все, за это его ценили и любили. Вот только всерьез к нему никогда не относились: слишком уж фантастические и физически невыполнимые задумки рождал его мозг.
Антон к проблеме анализа общества и его развития, подошел куда как проще, чем другие. Он не стал пытаться выстраивать архитектуру искусственного интеллекта, тем более, что в этом он совсем не разбирался. Не стал он и лопатить глубины мозга, выискивая грани развития сознания личности, к тому же сама такая задумка не нравилась ему изначально. Кто знает, что за вид займет место человека в новом, постъядерном мире? Какие это будут существа? Может там, в том сообществе будут совершенно иные критерии, другие этапы развития личности?
В этом уравнении не было ни единой константы, а неизвестных было великое множество. Все учесть - просто невозможно!
Тогда Антон решил, что единственным решением этой задачки является сам человек. Именно человек со своим сознанием, со своим опытом, со способностью оперативно и гибко принимать решения. Вот только не посадишь в "Учителя" человека, не пересадишь туда мозг. Любая органика за такой срок, в каких бы питательных растворах она не находилась, сгниет, рассыплется в прах и даже частицы ДНК не пощадит всесильное время.
Антон сделал вывод: необходим слепок мозга, переведенный на цифровую матрицу - полная реплика. Идею эту он нашел быстро, но вот пройти путь до ее технического исполнения оказалось не так уж и просто. И даже тогда, когда ему удалось получить действующие слепки мозга подопытных мышей, осталась одна глобальная, невероятно огромная, недоработка. Но исправлять её не было уже ни сил ни времени.
Антон делал слепок при помощи жесткого излучения, выбивающего атомы мозга слоями. На основе этих послойных атомарных снимков выстраивалась матрица, абсолютный слепок со всеми нейронами, синапсами, связями, случайными микропаталогиями - абсолютно полный снимок, а вот мозг... Мозг погибал безвозвратно, он осыпался атомарной пылью, которую даже обнаружить невозможно было без специального оборудования. Но зато после такой аннигиляции оригинала, оставалась точная, действующая копия.
Зная векую нелюбовь Виктора Игнатьевича ко всякого рода электронным носителям, он распечатал работу, аккуратно уложил листы в стопку, а стопку в единственную найденную папку: страшненькую, с темными засаленными завязками и дурацкой надписью на обложке - "ДЕЛО Љ".
Закончив сборы, он отправился вручать свой труд самому руководителю проекта!
Антон был уверен в себе, он был собою безмерно горд, и папка подмышкой, наполненная приятной тяжестью его трудов, грела душу. Он знал, что победит!
- Нет, нет и еще раз нет! - чеканно вещал Виктор Игнатьевич, опаляя Антона гневным взглядом из-за диоптрий очков. - Вы себе просто не представляете, какой вы предлагаете вариант! Это же уму непостижимо!
- Но посмотрите, посмотрите первичные расчеты: человек не погибнет в полном смысле этого слова, он будет перенесен на другой носитель! Вот и всё! Это ни в коей мере не убийство!
- Да не о том речь, не о том! Вы думаете, что мы вообще идиоты? Думаете мы не разрабатывали идею реплики мозга?
- Я... Я не знал. - замешкался Антон. - Но что же тогда? Я же нашел метод переноски, у меня есть функционирующая установка!
- Антон, вы ничего не понимаете, вы совершенно не наблюдаете развитие ситуации с вашей репликой в масштабах тысячелетий!
- Реплика устойчивая, по моим предварительным подсчетам, при благоприятных условиях она может функционировать свыше пятидесяти тысяч лет!
- Да подождите вы, не перебивайте. Антон, я не отрицаю: ваше изобретение - это прорыв в науке, но я не о том говорю. Представьте себе: мозг человека, прошу заметить - мыслящий мозг! Оставленный на многие тысячи лет в полном одиночестве. Представьте! Что с ним станется... да ладно, хотя бы через десять лет! Что останется от вашей реплики всего лишь через десять лет? Ничего! Сумасшедший электронный мозг, полностью неадекватный, резистентный к реальности, находящийся в состоянии абсолютного аутизма! Антон, вы это понимаете?
Антон замолчал, не зная, что ответить. Его мозг отчаянно искал варианты, пути выхода из сложившегося тупика.
Виктор Игнатьевич уже собрался уходить, развернулся и было шагнул вперед по коридору, когда у Антона родилась идея.
- Стойте, Виктор Игнатьевич, стойте!
- Ну что еще... - он устало развернулся. - Какая еще ересь пришла вам в голову?
- Нам нужен мозг, способный приспосабливаться к отсутствию общества, социума, общения!
- Да? Ну и где вы такой найдете? - Виктор Игнатьевич уже начинал злиться.
- Ребенок. Нам нужен ребенок с неустоявшимися понятиями о мире, но знающий уже, что хорошо, а что плохо. - Антон торжествовал. - Это будет идеальный вариант!
- Ребенок! - с негодованием закричал Виктор Игнатьевич.
- Да-да, ребенок. Лет трех, четырех, но не старше пяти. Блок, синтезирующий развитие и рост в условиях реплики будет легко...
- Нет! Вы с ума сошли! Нет! - Виктора Игнатьевича трясло от злости. - Нет!
- Виктор Игнатьевич, и все же, я настаиваю! Вы должны понять, вы должны осознать, что это единст... - ухнуло в вышине над головами, земля заходила ходуном, лампы под потолком на мгновение потускнели.
* * *
Все же он успел сунуть свою папку Виктору Игнатьевичу и тот теперь шел с этой ношей в свой отсек, кляня себя за свою мягкотелость. Ведь можно же было бросить небрежное: "потом" - и идти себе дальше своей дорогой. Так нет же, теперь придется как минимум пролистывать содержимое папки, как максимум - читать. Выбросить чужой научный труд Виктору Игнатьевичу не позволяла совесть.
Он дошел до своего отсека, переложил папку в другую руку, вздохнул и открыл звуконепроницаемую перегородку. На него хлынул поток многих голосов, разговоров, восклицаний, шорох бумаг, звуки шагов. В его отсеке, как всегда, было людно и, как всегда, эти люди воевали за свои идеи. Пока вот так, спонтанно, бессистемно, но стоит только усесться ему в свое кресло и начнется очередное дефиле идей, бесконечные мозговые штурмы, войны адептов и оппозиционеров. Как же он устал от всего этого.
На него оглянулись и, под затихающий гомон, Виктор Игнатьевич прошел к своему креслу во главе стола для совещаний. Остальные тоже расселись по своим местам, а те, кому не хватило стульев, остались стоять вдоль стен.
- Виктор Игнатьевич, - начал руководитель лаборатории по хирургии мозга, Андрей Павлович, - позвольте сегодня начать с нас?
- Ну если остальные не будут против. - сказал Виктор Игнатьевич устало.
- Спасибо. - Андрей Павлович откашлялся и начал торжествен. - Нами был обнаружен сектор мозга, чья структура позволяет предположить...
Виктор Игнатьевич меж делом открыл папку Антона Сергеева, пролистал первые листки, открыл введение. Что говорит Андрей Павлович, он не слушал. Все равно, если даже они в своей лаборатории обнаружили нечто сверхважное - эту тему сначала должны обкатать у себя психологи и лишь потом, после их решения, в работу включится Виктор Игнатьевич.
Работа Антона и правда была весьма увлекательна. Виктору Игнатьевичу нравился сам вид элегантных и, порой, весьма оригинальных решений. Нравился его подход. Антон не бился головой о стены не решаемых задач, он мягко и плавно обходил препятствия. Вместо одного прямого ответа он не гнушался пользоваться комплексом ответов косвенных. Его работа была просто гениальной! Вот только если бы можно было создать реплику, не подверженную сумасшествию от одиночества...
- Андрей Павлович, позвольте вас перебить. - внезапно произнес Виктор Игнатьевич, на него оглянулись с удивлением. Раньше подобной бестактности руководитель проекта себе не позволял.
- Да, конечно.
- Андрей Павлович, мозг ребенка способен приспособиться к одиночеству?
- Все дети, как и взрослые, способны переносить одиночество достаточно длительное время. Главное тут понимать, что необходим реабилитационный период, чтобы вернуться в общество и...
- Нет-нет. Андрей Павлович, я имел в виду совсем другое одиночество. Одиночество на сверхдлительный период.
- Сколько лет?
- Я думаю, пятнадцать, двадцать, - Виктор Игнатьевич сделал значительную паузу, Андрей Павлович уже было набрал воздуха в грудь для полного ответа, когда Виктор Игнатьевич беспечно закончил фразу. - тысяч лет.
Андрей Павлович зашелся в кашле и, переведя дух, переспросил:
- Сколько вы говорите?
- Двадцать тысяч лет.
- Извините, это вам не ко мне, - он пожал плечами, будто пришибленный вжал голову и уселся на стул. Добавил пристыжено. - может психологи вам... подскажут.
Виктор Игнатьевич повернулся к другой стороне стола, где кафедра психологии была представлена весьма крупной делегацией, весело спросил:
- Ну, что скажете?
- Знаете, - начал отвечать седовласый представитель психологов, - мозг ребенка куда как более гибок, нежели чем мозг взрослого человека. Но при столь длительном, - кашлянул, - гипотетически длительном сроке... - он замолчал и, с неожиданным пренебрежением, высказался. - Да и о каком детстве может идти речь! Детство закончится в свой срок и даже при условии столь длительной жизнедеятельности - это уже будет рассматриваться не как психология ребенка, а как психология зрелого человека! Или даже вернее будет сказать - человека в затянувшемся периоде геронтогенеза!
- Спасибо. - ответил Виктор Игнатьевич, будто бы не слышал заключительной части монолога. - Но вот, - он поднял папку, - здесь у меня имеется материал о создании абсолютной реплики мозга на электронном носителе. Функции его, жизнедеятельность, способность к мышлению и анализу - сохраняются в неизменном состоянии. Так же имеется возможность, при развитии реплики, расширять его, подключать дополнительные модули - этакое бесконечное развитие. Гормональных же изменений, а также всяких прочих, в виду отсутствия тела - не предвидится. Таким образом мы сейчас говорим именно о вечном ребенке. - и он, с громким хлопком, бухнул папку об стол. - Итак, осмелюсь повторить вопрос: насколько способен мозг ребенка переносить длительные периоды одиночества?
- Ну-у.. - протянул седой представитель, - науке не доводилось сталкиваться с подобными феноменами, поэтому сложно строить достоверные теории на столь жидком базисе и...
- Да нет же! - воскликнула женщина средних лет, сидящая по левую руку от седовласого. - Нет. Коленька, ну что ты такое говоришь! - уже обращаясь к залу. - Понимаете, мозг ребенка, его способности - это идеальная структура для жизни в любых условиях. При отсутствии общества он не будет этим отягощен, он найдет, чем себя занять, при появлении же социальной структуры, он сможет быстро приспособиться к новому окружению. Тут самое главное - это не ограничивать свободу перемещения, дать возможность самолично познавать мир, жить в нем!
- Галя, я надеюсь, что ты понимаешь: все твои слова - это чистой воды теория, голые безосновательные домыслы.
- Да, Коля, да! Но не забывай: дети - это мой профиль, не твой.
- Хорошо-хорошо. - седовласый Коля поднял руки. - Я не буду тебе противоречить, но прошу учесть, что лично я твою позицию считаю бездоказательной и голословной! - победно посмотрел на женщину. - Так-то, Галя!
Все посмотрели на Галю, потом на Виктора Игнатьевича. Тот неспешно уложил листочки обратно, закрыл папку, завязал засаленные тесемки. Вздохнул.
- Все слышали Галину... - дал паузу.
- Ивановну. - быстро сказала женщина.
- Все слышали Галину Ивановну, - продолжил Виктор Игнатьевич. - Теперь нам для проекта "Учитель" требуется свобода перемещений и свобода познаний. Желательно эту свободу оформить в максимально приближенной к человеку форме.
В зале загомонили, зашептали, послышались первые восклицания. Видно стало, что ученые будто очнулись ото сна: на лицах горели улыбки, глаза блестели азартом.
Шум разом стих. Виктор Игнатьевич улыбнулся и сказал чуть виновато.
- Коллеги, посмею напомнить, что вы находитесь в моем отсеке. Можно попросить вас покинуть помещение? Пожалуйста. Мне бы очень хотелось отдохнуть. Спасибо.
Все послушно потянулись к выходу, в дверях образовалась небольшая пробка. Кто-то крикнул оттуда, из скопления людей:
- Простите, а речь идет о мальчике или о девочке?
- Не знаю. Вы пока над концепцией подумайте.
Все ушли. Виктор Игнатьевич сел в свое удобное, глубокое кресло и тут же уснул.
* * *
Когда он проснулся Понтий Игоревич уже сидел напротив него и премило улыбался. Рядом с ним, по бокам застыли неподвижными изваяниями двое его бойцов.
- Виктор Игнатьевич, а я тут слышал, что вы для своего проекта интересное продолжение придумали. Я не ошибаюсь, как там это у вас, это... ну... - один из бойцов склонился, шепнул. - Да, реплики теперь делать научились. Так?
- Я? Нет, я не умею. - сказал Виктор Игнатьевич брезгливо. Если раньше Понтий Игоревич его раздражал только из-за своего идиотского имени, то теперь он не любил его уже всей душой и от души же. - Кто вам такую глупость сказал?
- Сказал? Никто не сказал, сорока на хвосте принесла. - он легко поднялся со стула, одернул форму, заложил руки за спину. - Виктор Игнатьевич, вы понимаете, где вы находитесь? Что это, - развел руки в стороны, - вообще такое?
- База. - пожал плечами Виктор Игнатьевич. - Ядерное бомбоубежище.
- Нет, вы глубоко заблуждаетесь. Это, всё это - это секретный военный объект особого, слышите, я подчеркиваю - Особого назначения! А такие объекты, Виктор Игнатьевич, просто так не строятся. И если что-то где-то вдруг у нас порой... - он весело улыбнулся. - Мы же тут тоже не спим, мы тоже свою работу работаем.
- Ну и что с того? - Виктор Игнатьевич протяжно, с наслаждением зевнул.
- А с того то, что у вас в руках появились совершенно новые, имеющие высочайшее значение, технологии. Да при помощи этой вашей технологии можно было бы, да весь штаб можно было бы по ящичкам разложить и уже никакая бомбежка не страшна! А это ведь планы, это общая стратегия - там наша победа, вы это понимаете?
- Понимаю. - Виктор Игнатьевич был бесконечно спокоен. - Вот только помочь ничем вам не могу. Технологий таких не существует, а у меня, тем более.
- А что вы скажете по этому поводу? - Понтий Игоревич кивнул своему бойцу, тот тут же извлек из ящика стола картонную папку с завязками. - А?
- Это проект разработка, теоретические наброски. Пока еще только в черне, очень много дыр, да и вообще - теория имеет множество минусов. - Виктор Игоревич был безмерно спокоен.
- Но вы же сказали, что это действующая, функционирующая машина!
- Да. Я сказал. - Виктор Игнатьевич поднялся со своего кресла, оперся руками о стол, и сказал с нажимом. - Я сказал! Да, я! Вы видели состояние, в котором находится персонал базы? Видели общие пораженческие настроения? Видели? - Понтий Игоревич покривил губы, кивнул. - И что я по вашему должен был сделать? Понимаете, это люди интеллектуального труда, если они не будут работать над проектом... Я не мог допустить этого, понимаете - я не мог допустить того, чтобы мы их потеряли! Да, я пошел на обман, да я выдал желаемое за действительное! Но вы видели, какие у этого были последствия! Видели! Так какие тогда ко мне вопросы?
- Хорошо. - он взял из рук солдата папку, развязал завязки, посмотрел критически на распечатки. - А если я отдам эту самую папку с проектом, с вашей фальшивкой, в руки нашим экспертам? Что вы на это скажете.
- Скажу, что у вас хорошее чувство юмора. - он даже усмехнулся. - Ваши военные дуболомы с дипломами даже введение не прочитают, не то что разобраться. Можете попробовать, вы мне только потом о результатах расскажите - вместе посмеемся.
- Ясно. - он бросил папку на стол, листы веером протянулись по столу. - Кто является автором проекта?
- А как же объект особого, я подчеркиваю - Особого назначения? - Виктор Игнатьевич широко улыбнулся. - Вы же свою работу работаете, вот вы мне и скажите - кто?
Глаза Понтия Игоревича забегали, он облизнул разом высохшие губы:
- Вопрос в разработке, сейчас проверяем архивные записи. Все же проект этот ваш, - дело не одного дня. Выявляем всю цепочку.
- Ну выявляйте, если вам не лень. А если так уж хочется узнать автора - на меня посмотрите. Пустые наработки, графики, прочая ересь. Баловался когда-то, теперь вот, по случаю, достал.
- Вопрос в разработке. - упрямо повторил Понтий Игоревич, шагнул к выходу. На полдороге оглянулся, кивнул бойцам на папку. Один из солдат ловко собрал листы, сунул папку под мышку и они втроем вышли прочь.
Как только створки отсека за ними сомкнулись, Виктор Игнатьевич сел в кресло, и сказал грустно:
- Вот ты братец и под колпаком.
Что-что, а опыт общения с такими вот Понтиями у него был не маленький, успел нахлебаться, пока не стал заведующим лаборатории, да и после тоже не редко приходилось общаться с такими гавриками. И вечно им казалось, что совершаются тайные дела, что вокруг плетутся тенета заговоров... И даже теперь, когда ясно, что это война не на победу, это война на то, кто последний сдохнет - все равно продолжают играть в свои игрушки. Загубят они идею, к чертям угробят. Позапихают своих штабных офицеров в киберов, всех кого можно в жестянки загонят и пошлют шляться по земле, нести победу во славу Родины!
Теперь оставалось только радоваться, тому, что он так и не сказал, что это разработка Антона Сергеева, значит есть еще шанс. Антон молодой, он хоть и гений, а чтобы в такие игры играть - для этого опыт нужен. Тут не умом тягаться надо, а толщиной кишки.
Осталось только как-нибудь Антону сообщить о том, чтобы он сидел до поры до времени тихо, и не высовывался, а то ведь подгребут. Да еще осталось выяснить: правда ли тут на каждом углу жучки понатыканы, или завелся в их веселой компании стукачок? Ну если дело в жучках, то надо полагать, в коридорах их нет. А то бы уже давно во всем разобрался Понтий, и спрашивал бы сейчас не с него, не Виктора Игнатьевича, а с изобретателя.
Поэтому, первым делом, коридор!
Он походил по своему отсеку из стороны в сторону, будто разминался, заглянул в холодильник, достал водочки, налил себе, выпил залпом - пусть думают, что он нервничает. После стал пристально просматривать бумаги. Бумаг у него были просто горы: тут было все, начиная от принципиальных схем приемников и передатчиков, и заканчивая библиотекой спектральных окрасок эмоциональных реакций. Оставалось найти какие-нибудь бумаги, что будут иметь отношения к отсекам соседним с отсеком Антона.
Нашел. Какие-то древние отчеты Вики, лаборантки. Графики, стрелочки, какие то пометки цветными ручками - сейчас даже не вспомнить, для чего это делалось. Какая-то жизненно необходимая мелочь. Вот с этим-то сейчас и надо прогуляться, как бы по делам. Еще бы Антона незаметно из его отсека вытянуть - было бы вообще чудесно.
Для того, чтобы те, кто за ним наблюдали, точно убедились, какие именно бумаги он взял, Виктор Геннадьевич, при выходе из отсека, вдруг споткнулся, распустил руки, и бухнулся неловко на пол. Листы бумаги шальными птицами разлетелись в стороны. Ну ничего, пусть там ребята у мониторов наблюдения посмеются над неловким стариком, им небось тоже скучно.
Охая и покряхтывая он собрал с пола все разлетевшиеся бумаги, свернул их тугим тубусом, и вышел. По коридору он шел не спеша, по дороге исправно припадал на ногу, будто ушиб её, когда упал, а один раз, охнул и совершенно внезапно остановился, одновременно с этим оглянувшись. Никакой слежки не было заметно. В тоннелях базы было сложно спрятаться: ни ниш в бетонных стенах, ни хитрых закутков - простые сводчатые стены. Все в стиле милитари аскетизма.
Виктор Игоревич добрел до нужного отсека, остановился, поддерживая роль, развернул листы, глянул на них, и с видом задумчивым, витающим в облаках рассуждений, нажал на кнопочку звонка.
Створки распахнулись почти сразу, Виктор Игнатьевич увидел, как сначала удивленно распахнулись глаза Антона, как после на лице вспыхнула радостная улыбка. Еще чуть-чуть и он выпалит все то, что ему говорить ни в коем случае нельзя!
- Ах, это ваш отсек, Антон. - быстро начал Виктор Игнатьевич. - Прошу прощения. Я Вику искал. Вы не подскажете где она?
- Конечно... - улыбка с лица Антона сошла, проступила сдерживаемая злость. - Вот сюда.
Он подался вперед, чтобы показать, в какой из тоннелей надо сворачивать, когда Виктор Игнатьевич, едва заметно прикоснулся к его руке, и одними лишь глазами показал Антону, чтобы тот выходил.
- Спасибо. А то знаете, с этими делами... Совсем заработался. Помню, что где то в северном крыле, а где точно - ну хоть убей, не помню! - он легонько подтолкнул Антона обратно к отсеку. - Ну, я пойду, пожалуй.
Он развернулся, и так же неспешно, чуть припадая на одну ногу, побрел в указанный тоннель. Виктор Игнатьевич услышал, как с щелчком захлопнулся позади вход в отсек, улыбнулся. Теперь оставалось только надеяться на то, что Антон догадается выйти следом.
В коридоре Виктор Игнатьевич остановился, стал растирать колено. Через минуту услышал, как вновь открылся отсек, послышались шаги.
- Виктор Игнатьевич, что случилось? Что за детский сад? - громким шепотом спросил Антон, когда догнал профессора. - И что у вас с ногой.
- Антоша, вы не шепчите, здесь можно говорить. С ногой у меня все в порядке, а вот с вашим проектом... С вашим проектом очень интересная история получилась.
- Вы его смотрели? Вы читали? - на лице вновь вспыхнула детская, наивная радость.
- И смотрел, и читал, и даже восторгался. Идею вашу я вынес как основную, теперь считайте весь научный корпус на вас работать будет. Вот только возникли сложности, и чтобы не угробить дело ваших рук, нам придется малость покумекать... Вы, Антоша, нигде в своей работе авторство не указывали, а то я не все просмотреть успел.
- Нет. - удивился Антон. - Зачем?
- А вы, Антоша, и вправду - гений.
* * *
Все шло своим чередом: Антон демонтировал свою установку, и складировал в разрозненном виде, Виктор Игнатьевича регулярно получал все новые и новые отчеты о проделанной работе, о придуманных узлах, методах накопления информации и прочем ливере грядущего "Учителя". Вот только все это он слушал в пол уха. Для него теперь главным был не сам проект, а игра в кошки мышки с военным советником. Тот, в свою очередь, игру поддерживал с удовольствием, и даже можно сказать с радостью!
Понтий Игоревич достаточно регулярно навещал Виктора Игнатьеевича, они очень даже мило беседовали, обмениваясь тонкими и толстыми намеками, а бравые бойцы тем временем преаккуратно совершали обыск в отсеке Виктора Игнатьевича. Бумаги они перебирали с особым тщанием, разглядывали их, и складывали обратно аккуратными стопками. Виктор Игнатьевич даже игрался с ними: специально приводил бумаги в полный беспорядок, а после радовался как ребенок, видя какие ровные и красивые стопочки выстроили ему солдатики и от всего сердца говорил им: "Спасибо!". Солдатики, почему-то, обижались.
Понтий Игоревич оказался не таким уж и прозорливым, как казалось поначалу. То, что он дурак, Виктор Игнатьевич понял еще тогда, когда Понтий согнал к себе всю команду и грозился всех представить к высшему суду через трибунал. Но Виктор Игнатьевич полагал, что Понтий из породы хитрых дураков, способных играть в подковерные игры, умеющий доискиваться до тонких нюансов, скрывающий тайны на самой грани, на полуслове от догадки, тем самым проявляя свою осведомленность в делах противника. Понтий был не таков. Понтий был дурак настоящий, армейский, уверенный в себе, и уверенный в своих ребятах. Ученых он считал людьми второго сорта, и частенько сокрушался, что вот ему, боевому офицеру, приходится валандаться тут под землей с гуртом этих беспомощных высоколобых докторишек.
- Мне бы шашку, да коня, да на линию огня. - один раз иронически сказал Виктор Игнатьевич ему в приватной беседе.
- Вот, правильные стихи, хорошие стихи! - обрадовался Понтий Игоревич, и даже кулаком по столу приложил. - Наш человек писал, из офицеров. А дальше что, не помните?
- Да, стихи хорошие. - согласился, Виктор Игнатьевич, покривив душой, продолжил. - А вот продолжение, не обессудьте, староват уже стал, позабыл. И автора тоже уже не припомню.
В плане игры в интриги Понтий проигрывал Виктору Игнатьевичу на пару тройку голов, если не больше. Это вам не тот мягкий, округлый офицер АМБ, что с видом кота Матросскина, говорил вроде и незатейливо, вроде и просто, а так тайны тянул, что и не помнишь потом - чего ему наговорил. Хлебнул тогда горюшка с ним Виктор Игнатьевич, только чудом под суд не попал. Тут же всё было до безобразия просто. Уже через три дня после той первой беседы, Виктор Игнатьевич смог выудить информацию о том, что слежка имеется, но представлена она только одним жучком, да и то черно-белым, да и то без звука. Его задачей была не слежка за жильцом, а отслеживание состояния отсека. Выяснить это было не сложно. Во первых для того, чтобы узнать есть ли звуковая слежка, Виктор Игнатьевич долго и нудно, в старческой манере размышлял вслух на тему того, с кем бы можно было побеседовать на тему технологии создания реплик? Конечно имени Антона он не называл, но все же - должен же был Понтий заинтересоваться этим монологом! Нет, ни слова. Разрешение же камер он узнал еще проще. Делал "интересные" заголовки на листах, заголовки разных размеров, ну и, для видимости, что то строчил ниже, рисовал пару тройку диаграмм. Листы после этого комкал, бросал в пепельницу и сжигал.
Понтий все вывалил ему всё сразу. Про то, что было возможно прочитать, он говорил сразу и в лоб - таковыми заголовками были те, у которых буквы разлетались едва ли не на треть листа. Всё же, что было написано более мелким шрифтом через следящую камеру прочесть было невозможно. Отсюда и вывод о находящейся здесь камере: любая мало-мальски направленная на слежку аппаратура справилась бы почти с любым шрифтом, разве что микрошрифт не разобрала - значит камера не для слежки, значит камера для других целей. А какие цели в подземелье, кроме как определить в случае обрушения - есть кто живой в отсеке или нет?
Проект "Учитель" входил в завершающуюся стадию. Уже были придуманы системы синтеза, для восстановления поврежденных узлов конструкции "Учителя". Уже были разработаны всевозможные узлы, выдвинуты рабочие проекты по изготовлению сенсорной части проекта, как ментальной, так и простой - человеческой. Даже сердце будущего "Учителя" уже было изготовлено: небольшой ядерный реактор, чьего заряда хватило бы лет на пятьсот, на шестьсот. Конечно срок слишком малый, но были изготовлены и "батарейки" для сердца. Все они были уложены в специальные сохраняющие контейнеры и, на всякий случай, закрыты при помощи кодовых замков. Теперь только оставалось свести все это в общую конструкцию, довести идеи до финала.
Стали выбирать ребенка. Выбирать особенно было не из кого: детей на базе было только семеро. Три мальчика и четыре девочки. Трое: Лена, Вика и Сережа - не подходили по возрасту, слишком уже взрослые были. Остальные подходили полностью, вот только... Никто еще не знал, что при создании реплики оригинал погибнет. Поэтому родители, по незнанию своему, с радостью предлагали детей, да еще и рекламировали их кто как мог.
- А посмотрите, Оле только два года, а она уже и песенки поет, и читать почти научилась!
- Нет-нет, вы на Диму поглядите, ему еще и двух нет, а он...
И так каждый из родителей. Виктор Игнатьевич улыбался в ответ, кивал, но пока согласия никому не давал. Принимать решение он не торопился. Все равно: пока еще каркас соберут, пока подгонят все части друг к дружке, пока отладят, пока протестируют - времени был еще вагон и маленькая тележка. А если честно, Виктор Игнатьевич просто боялся сказать о том, что ждет добровольца. Это же ребенок, а у какого родителя поднимется рука на то, чтобы убить свое чадо. Как бы это не хорошо ни звучало, но Виктор Игнатьевич ждал, "счастливого" случая, какой-нибудь невероятной оказии, что поставит родителей в безвыходную ситуацию.
А еще он частенько общался с Антоном, в основном в коридорах. Конечно же следящая аппаратура ничего бы не рассказала Понтию Игоревичу о сути их бесед, но все же не стоило привлекать внимания к молодому гению. Кто знает, может Понтий Игоревич додумается сложить два плюс два и догадается, что Антон - это важное, ключевое звено в вопросе по созданию реплик.
- Антон Николаевич, - с некоторых пор Виктор Игнатьевич называл молодого гения только по имени отчеству, - а все же, нельзя ли доработать идею? Я тут подумал, что можно не только на основе разбивки связей строить срез, но и на основе общего сканирования. У нас есть первичные разработки, вы бы сходили к Карлу Григорьевичу, посмотрели. Весьма занятный прибор, дает срез порядка десяти нанометров.
- Виктор Игнатьевич. Я не хочу с вами спорить, но все же, вы сами прекрасно понимаете, что десять нанометров, в нашем случае - это не результат. Мы получим полную дисфункцию, связей не будет. Но если вы хотите получить в свои руки электронного имбицилла, дело ваше.
- Подождите, не надо пороть горячку. Я же не говорю, что сканер Карла Григорьевича - это панацея. Нет. Я хотел бы, чтобы вы совместно с ним подумали, порешали - может смогли бы уменьшить шаг смещения? А?
- Карл Григорьевич... - Антон скептически ухмыльнулся. - Знаете, более несговорчивого, более догматичного старикана я просто не знаю.
- Но это не помешало ему создать его сканер.
- Не помешало, а сейчас вот мешает этот сканер улучшить.
- Но вот вы и помогите.
- Я? Бороться с этим ретроградом? Нет уж, увольте... - он хотел добавить что-то еще, когда вдруг земля натужно заныла вокруг, тоннель тихонько тряхнуло, даже скорее не тряхнуло, а едва-едва повело, будто слабая качка палубы.
- Странно, вроде наверху взрыва не было. Виктор Игнатьевич, как думаете, с чего бы?
- А вот это, Антоша, - это нам сроки эксперимента нашего выставили... Так то.
- Что? Вы о чем?
- Смещение началось. Где-то под нами пустоты может какие организовались, может сквозные дамбы где-то повело, может еще что. - Виктор Игнатьевич улыбнулся. - Что бы это ни было, результат один - геометрия утеряна по всей вертикали, следовательно перегрузка по нескольким точкам конструкции. И скоро нас тут всех с вами, завалит.
- Что? И вы так спокойно об этом говорите? - он испуганно оглянулся. - Ведь надо же... Надо что-то делать!
- Антон, друг мой, над нами сотни метров грунта! Вы себе представляете эту массу? И раньше всё это держала конструкция, геометрия! Сейчас геометрия нарушена. И как вы думаете это можно исправить?
- Но... Но... - его глаза метались.
- Зато теперь, Антон Николаевич, вашу концепцию менять не придется. Теперь родители драться будут за право жизни их ребенка, хотя бы и в электронном виде.
- Но как вы так спокойно? Как?
- Я человек старый, пожил, да и след мы с вами грядущему какой-никакой, а оставим. Все же не просто так сгинем.
Вдалеке послышался скорый топот многих ног, из-за поворота вылетела целая толпа народу: кто в камуфляже, кто в оранжевых комбинезонах инженеров, даже несколько белохалатников затесалось в общую кучу.
- Виктор Игнатьевич, - закричал один из белохалатников, пробегая рядом, - в южное крыло бегите! Тут возможно обрушение!
И толпа бегущих скрылась за следующим поворотом.
- Куда они, там же обрушение? - удивился Антон.
- А вот они то, как раз, "что-то" делают. Правда, уверяю вас, это станется минимальной отсрочкой. А теперь извините, но мне надо работать, сроки поджимают. - он развернулся, пошел в сторону своего отсека, остановился, оглянулся. - Да, и вам тоже надо потрудится. Соберите свою установку, на мышках проверьте. Уверяю, - скоро наступит время и вашей машинке потрудиться.
Придя в свой отсек Виктор Игнатьевич первым делом просмотрел все текущие дела, выбрал те из них, решение которых казалось наиболее проблематичным. Их он сложил в стопку справа от себя, потом слева от себя сложил стопку, в которой были уже завершенные разработки, в центре осталось все то, что было еще не закончено, но в то же время было вполне выполнимо. В скорости должно было начаться обычное дневное совещание по текущим вопросам проекта "Учитель", вот только в виду произошедших событий, пройти оно должно было весьма необычно.
К двенадцати стали подтягиваться коллеги и, уже после того, как наступил назначенный час, выяснилось, что пришла едва ли половина, да и те совсем уж зеленые, не опытные.
Часы на столе пискнули - время начинать.
- Так. - Виктор Игнатьевич вздохнул. - Я так понимаю - это все? - по отсеку прошел легкий соглашающийся гул.- Однако... Я подозревал, что у нас на базе есть паникеры, но не до такой же степени!
- Виктор Игнатьевич, - поднялся один из присутствующих. Был он молод по научным меркам, еще наверное и двадцати пяти ему не было, но на юном лице его была начертана уверенность и строгость. Упорный. Ему бы лет до шестидесяти дожить и точно что-нибудь великое откроет. - Виктор Игнатьевич, я посмею возразить. Если мои коллеги позволят, то и от их лица я заявляю, что это не паникерство. Дело весьма серьезное: произошло смещение основания и необходимо незамедлительно принимать решения о дальнейших действиях. Иначе произойдет обрушение свода! И если вы, Виктор Игнатьевич, не осознаете всей серьезности сложившегося положения...
- Сядьте! - рявкнул Виктор Игнатьевич. Молодой ученый вздрогнул, как от удара, испуганно сел. - Это вы не понимаете всей серьезности случившегося. Мы находимся внизу всей конструкции, мы подошва! Исправить случившееся невозможно! И мы, правда, очень скоро все погибнем. Это вопрос дней, в лучшем случае - месяца. Можно было бы подняться выше, но уже следующий над нами жилой ярус заражен. Уровень радиации в тысячи раз превышает допустимый. Смерть под завалами куда как менее мучительна, чем агония лучевой болезни. - кто-то поднял руку, Виктор Игнатьевич быстро повернулся и, с нажимом, сказал. - Я знаю, я это видел собственными глазами. К тому же, при завале, неизбежно произойдет разрушение всех прочих ярусов. Единственное, что мы сейчас в силах сделать - это закончить проект "Учитель" в рекордно сжатые сроки! А ваши руководители... - он едва не сорвался на крик. Замолчал, глубоко вдохнул, выдохнул и продолжил спокойно. - Вот, тут разложены имеющиеся дела по проекту. Всё то, разработка чего была завершена - необходимо пустить в производство незамедлительно! Вот эти дела - в усиленные разработки, а эти, - он положил руку на правую стопку бумаг, - эти, дай бог, если времени хватит, может еще и посмотрим. Если не успеем, надо заранее подготовить аналоги, уступающие по характеристикам. Все, совещание окончено.
- Но мы же даже еще не начали! - то ли от обиды, то ли из-за своей упертости, воскликнул молодой хлыщ.
- Зато я закончил. Разбираем разнорядки и по лабораториям. Быстро!
Молодняк похватал бумаги и быстро повыскакивал прочь, словно за ними черти гнались.
Виктор Игнатьевич выдвинул ящик стола, достал оттуда четыре фотографии с улыбающимися карапузами. Всех спасти они просто не успеют. Успеть бы собрать хоть одного "Учителя", не то что четырех. Сзади на фотографиях были написаны имена детей, отсек, в котором жили родители, возраст ребенка. Один из них, только один...
Он порывисто сунул фотографии в карман халата и вышел из своего отсека. Номера отсеков он знал и мог найти без пометок на фотографиях. Нет, конечно же нагонять панику и кричать о том, что все вот-вот погибнут, он не собирался. Для начала он хотел просто поделиться новостями. Да, нет ничего хуже ощущения надвигающейся беды, но уж лучше так подготовить родителей, чем потом пытаться выхватить ребенка из их рук силой.
А вечером к нему пришел Понтий Игоревич, причем пришел один, без своих пятнистых бульдогов.
Сразу, с порога, он рявкнул:
- По какому праву вы устраиваете мне диверсии! - лицо его было красным от гнева, одно веко подергивалось. Понтий был в бешенстве.
- Что, простите, я устраиваю?
- Диверсии!
- Какие это еще диверсии? - совершенно искренне удивился Виктор Игнатьевич.
- По вашему указанию научный персонал был переведен с земляных работ... - он замешкался, подыскивая нужные слова, - переведен не пойми куда! И это тогда, когда потеряна связь со штабом! В такое время!
- Так значит еще и связь со штабом потеряна? - обрадовался Виктор Игнатьевич.
- Да, при смещении грунта был поврежден кабель. Место обрыва мы еще не обнаружили, но... Подождите-ка, - он прищурился, - а чему это вы радуетесь? - заорал. - Чему радуешься, мразь! А может это твоих рук дело? А?
- Понтий Игоревич, побойтесь бога! - воскликнул Виктор Игнатьевич и вновь улыбнулся, поняв какой каламбур сказал. - Вы хотите сказать, что я подписал смертный приговор нам всем? Зачем? Да и не мог я этого сделать - это вообще не в силах человеческих, уж поверьте мне!
- Тогда я требую, чтобы ваши люди были направлены на земляные работы! По крайней мере до момента восстановления связи! - он быстрым отточенным движением выдернул пистолет. - Иначе я буду классифицировать ваши действия, как дезертирство и саботаж!
- Вы? Вы будете классифицировать? - Виктор Игнатьевич почувствовал, как кровь приливает к лицу, но сделать с собой уже ничего не мог - бешенство накатывало на него багровым валом. - Да вы... Да вы понимаете, что говорите? Восстановительные работы - это идиотизм, штаб этот ваш - это идиотизм. Сегодня-завтра нас всех не станет, никого не останется, вы это понимаете? Понимаете вы это, я вас спрашиваю? Понимаете!
Он орал яростно, брызгая слюной, тыча пальцем в широкую офицерскую грудь и склоняясь своим багровым носом чуть не к самому лицу Понтия.
- Тупой солдафон! Дайте вы людям хоть умереть по человечески, дайте им шанс оставить след в истории, уйти не просто так! Вы меня понимаете?
- Я... Я.... - начал Понтий и сник, тут же успокоился и Виктор Игнатьевич. Он опустил глаза, утер губы и сказал тихо:
- Вы меня простите, перенервничал немного... Извините, я не со зла. Просто... Просто извините. Вам лучше уйти.
Он развернулся, и будто больше никого в его отсеке не осталось, лег на диван, прикрыл глаза рукой. Пальцы его тряслись. Он знал, что сейчас он проиграл, сейчас он открыл перед этим воякой все карты, теперь тому оставалось лишь малость докумекать и понять, что технология создания реплик у них имеется. Вот только ничего это не меняет: нет связи со штабом и не предвидится, а значит и некого пихать в железные ящики для долгого хранения и руководства жалкими остатками нации.
- И вы извините. - неожиданно сказал Понтий, и вышел прочь из отсека. Виктор Игнатьевич даже приподнялся на диване, чтобы проводить взглядом своего гостя.
Конечно же ученые просто так не покинули место смещения. Там были сделаны кое какие замеры, произведены расчеты на месте, измерены углы наклона, взяты анализы грунта - короче вся необходимая информация. Рассчитали скорость смещения, прикинули приблизительное время "Ч". На все про все оставалось у них полторы недели.
Все работали как сумасшедшие, все вкладывались в проект полностью, без остатка. А стоило кому сказать: "ляжь, отдохни" - в ответ били старой поговоркой "на том свете отоспимся". И не шутили. Осталось не так много времени до вечного сна.
У них была работа, а вот у Виктора Игнатьевича была рваная душа. И с каждым днем он рвал её все сильнее и сильнее. Ему приходилось ходить к родителям, смотреть в эти добрые, детские лица, видеть их пухлые щечки и блеск больших глаз и знать, что они все погибнут. А спасти он может только одного, и то, через убийство. Родители в начале встречи держали себя в руках, ближе к середине с трудом сдерживали слезы, а потом начиналась бессильная истерика. Виктор Игнатьевич как мог успокаивал, как мог, как мог... А выходя из отсека, в бессильной злобе молотил по таким, как оказалось, не прочным бетонным стенам кулаками, разбивая пальцы и моля небо о том, чтобы то послало ему цинизм. Но цинизм не приходил, и сердце рвалось...