Аннотация: Под впечатлением от книги советского разведчика-нелегала Анатолия Гуревича "Разведка - это не игра".
Жил когда-то в Ленинграде парень, которого звали Анатолий Гуревич. Я почти забыл его. Я, Винсенто Сьерра.
Сейчас осень, начало ноября. Здесь, в Брюсселе, стоит чудесная погода, деревья роняют золотую листву, а в саду перед моим домом доцветают поздние астры.
А в Ленинграде сейчас почти зима. Блокада. Холод и голод.
А у меня в доме шум и смех, и веселые не слишком трезвые голоса. Разговаривают в основном на немецком, изредка переходя на французский из уважения к хозяину дома. Впрочем, это неважно. Все знают, что я, Винсенто Сьерра, и по-немецки говорю неплохо, а французский все равно мне не родной.
Меня окликает добродушный толстяк с майорскими погонами. О, этот майор из интендантуры - мой давний приятель, с тех пор, как я, Винсенто Сьерра, помог ему найти надежного гинеколога для беременной любовницы. Любовница у чиновника, даже и армейского - это нормально, дело житейское, но беременная любовница - это совсем другое дело, это скандал и крах карьеры. Та маленькая услуга давно окупилась мне, Винсенто Сьерре, сторицей, немало выгодных заказов получила моя фирма через посредство моего интенданта. Но еще выгоднее оказалась эта дружба для Кента. Майор интендантуры для разведчика, пожалуй, полезнее иного генерала. Приказ о наступлении могут отдать в последний момент, но одежду и обувь, миски и ложки надо заказать заранее. Бедному толстяку и в страшном сне не приснится, сколько шифровок в Центр Кент отсылал сразу после моих с ним встреч!
В Ленинграде у Анатолия Гуревича оставалась семья. Мать, отец, сестра... Только две недели назад Кент получил из Центра сообщение о том, что они эвакуированы. В Омск. Омск - это хорошо, это далеко, туда война не дойдет. А все равно тревожно - как они добрались, как отец перенес такую дальную дорогу, как устроились на новом месте?
Мой интендант знакомит меня со своими друзьями. Новое знакомство - это всегда полезно, не для Винсенто Сьерры, так для Кента. Улыбка, пара анекдотов, рюмка коньяка... Разговаривают о политике, о войне. Мне, Винсенто Сьерре, неинтересно, но я слушаю из вежливости.
- А вы знаете, господа, что по приказу нашего фюрера уже напечатаны пригласительные билеты на торжественный вечер по случаю взятия Ленинграда?
- Да что вы говорите! И на какое же число?
- Ну вот число там не указано, его потом впишут от руки...
Семью эвакуировали, но на душе все равно больно. В Ленинграде у Анатолия осталось столько друзей и знакомых, одноклассников, однокурсников! Наверное, большинство из них - на фронте. Анатолий тоже хотел бы на фронт. В Испании он уже бывал в бою, там все просто и ясно...
Я улыбаюсь с безразлично-вежливым видом. Впрочем, никто и не ждет от меня бурной реакции. Какое дело мне, уругвайцу Винсенто Сьерре, до этой войны? Лишь бы мой бизнес не пострадал.
- Послушайте, господа, нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом? Знаете, я недавно был в протекторате, под Прагой, и впервые увидел, как растет хмель. Удивительное зрелище, надо сказать - целое поле хмеля!
Разговор переходит на хмель. На проблемы пивоварения. На вопросы бизнеса. И снова, снова сворачивает на войну. Я, Винсенто Сьерра, слушаю вполуха, лишь изредка задаю до смешного наивные вопросы, немало веселящие все общество.
Кент жадно ловит каждое слово. Ему будет о чем сообщить в Центр. Хороший алкоголь быстро развязывает языки, разговоры делаются все свободнее.
Начинаются танцы. Общество преимущественно мужское, женщины нарасхват. Мимо меня снова и снова проносится в танце Маргарет. При мысли о ней меня всегда мучают угрызения совести. Кент использует Маргарет "втемную". Она знакомит меня с нужными людьми, и играет роль хозяйки дома на таких вот вечерах, и передает от меня записки моим товарищам - и при этом даже не подозревает о существовании Кента. Она мне не жена и даже не любовница, а только дочь и вдова моих бывших компаньонов, добрый и надежный друг, а я обманываю ее каждым словом. Я надеюсь, что в случае провала Кента это неведение, равно как и отсутствие связи между нами, убережет Маргарет от гестапо... хотя какая уж тут надежда!
Наконец гости расходятся. Время - уже за полночь. Скоро начнется новый день, 7-е ноября. А вчера у Анатолия Гуревича был день рождения, 28 лет исполнилось. Я, Винсенто Сьерра, старше на два года и родился совсем в другой день.
У Кента нынче много работы. Сначала составить текст сообщения, постаравшись впихнуть всю информацию в минимум слов. Чем короче радиограмма, тем труднее ее и запеленговать, и расшифровать.
Потом шифровка - чисто техническая работа, долгая и нудная. Борясь с наплывающим сном, Кент много курит, трубку за трубкой. Я, Винсенто Сьерра, курю сигареты и иногда сигары, если удается достать. Трубка - атрибут легкомысленного студента или уставшего от мира старика, преуспевающему бизнесмену она не положена по статусу. А Кент любит именно трубку.
Шифровка подготовлена - пара тонких листков, исписанных симпатическими чернилами. Завтра днем Маргарет занесет их радисту, и уже следующей ночью их прочитают в Центре.
И наконец Кент расшифровывает радиограмму из Центра, полученную накануне. На мгновение у него перехватывает дыхание. "Поздравляем с годовщиной Революции и с днем рождения!"
Спасибо, товарищи. Зря это, не надо бы... но все равно спасибо.
Кент несколько раз перечитывает текст. Потом привычно комкает маленький листок папиросной бумаги, бросает в пепельницу. Привычно подносит к нему огонек спички. До утра еще остается немного времени, чтобы отдохнуть...
Утром я, Винсенто Сьерра, с трудом просыпаюсь после короткого тревожного забытья. Поспать удалось от силы три часа. Болит голова от почти бессонной ночи, саднит горло от крепкого норвежского табака. Первое, о чем я думаю - это вчерашняя радиограмма. Спасибо, конечно... но все равно зря. Я ведь уже почти забыл об Анатолии Гуревиче, мне даже сны снятся только на французском языке. Я - Винсенто Сьерра, я - Кент. И еще неизвестно, сколько лет пройдет, прежде чем я смогу стать самим собой...