Я обратила внимание на эту женщину в октябре, когда золотая осень твердо уступила место долгим и нудным осенним дождям. Весьма вероятно, что мы с ней сталкивались на автобусной остановке и раньше, в сентябре и августе, но тогда она ничем не выделялась среди десятка других, а память на лица у меня плохая. А когда начались дожди, тогда-то я и заметила ее. Она была без зонта. Всегда, под нудной бесконечной моросью и под злыми ливнями, она стояла без зонта, и дождевые струи текли по ее лицу, как слезы.
Она была совсем не старой, не больше сорока, но выглядела какой-то тусклой, погасшей... впрочем, учитывая дождь, вернее будет сказать "размокшей". Коротко и некрасиво подстриженные волосы (мне почему-то упорно казалось, что она специально так некрасиво стрижется), усталый до безразличия взгляд, лицо без малейших признаков макияжа (ну еще бы, какая косметика выдержит наши дожди!). Или я все придумала и она просто уставала на работе и не успевала краситься? Ну а зонт... мало ли, может, закаляется.
Через неделю мы с ней стали здороваться. Еще через неделю я не выдержала и спросила:
- Простите, а почему Вы всегда без зонта?
Она откликнулась неожиданно охотно, словно рада была выговориться.
- Видите ли, девушка... Вы еще так молоды и вряд ли сможете меня понять...
Я сдержала улыбку. Ага, так молода. Маленькая собака до старости щенок, моя собеседница едва ли была старше меня. Ну, пусть. Молоденькой и глупенькой больше рассказывают.
- Когда-то и была молода, - продолжала женщина, и взгляд ее вдруг стал нежным и мечтательным. - Когда-то я была любима. Знаете, я не буду Вам рассказывать, как мы любили друг друга... Шекспира читайте, если хотите описаний любви. Это было семь лет назад. Мы встречались после работы, шли навстречу друг другу и встречались на полдороге. В тот день шел дождь, как сейчас, а я была без зонта. Он увидел меня с другой стороны улицы и заспешил ко мне, чтобы закрыть от дождя.
Она помолчала и договорила очень спокойным, почти безразличным тоном:
- И его сбила машина. С тех пор я хожу без зонта, чтобы не забыть, что он погиб из-за меня. Вот и все.
Это действительно было все. Нелепо было бы спрашивать, любила ли она с тех пор кого-нибудь, есть ли у нее друзья, держит ли она собаку, нравится ли ей работа... Все эти годы она жила только одним, с каждым очередным дождем она казнила себя осознанием вины, и ничего у нее в жизни не было, кроме воспоминаний и мук.
Как известно, каждый из нас мог бы работать тренером, дизайнером и психотерапевтом. Я полночи не могла уснуть, все переживала. И решила попробовать ей помочь.
Нет, я не пыталась посягать на святое. Я не собиралась уверять ее, что она ни в чем не виновата, и уж во всяком случае не в том, что ее возлюбленный был нетерпелив и неосторожен. И о том, что жизнь продолжается, что бессмысленно себя хоронить заживо, что она еще может и вправе быть счастливой, говорить не стоило. Она просто не стала бы меня слушать.
Я решила подойти к вопросу с другой стороны.
День за днем, пока мы с ней ждали автобус (а ждать приходилось подолгу, автобусы у нас ходят нечасто), я твердила и твердила ей одно. Что ее любимый нес ей зонт, чтобы укрыть ее от дождя. Он не хотел, чтобы она мокла. Он был бы огорчен, узнав, что его жертва была напрасной и она по-прежнему без зонта под дождем...
Сначала она слушала меня со скучающе-равнодушным лицом. Потом с легким интересом. Потом с сомнением. И наконец настал день, когда она пришла на остановку с зонтом в руке. С большим, некрасивым, откровенно мужским зонтом.
- Знаете, - сказала она с застенчивой улыбкой, - а ведь Вы правы. Он хотел, чтобы я взяла этот зонт, он мне его нес. Это ведь его последнее желание, а я его не выполняла!
Как я радовалась за нее! Ну и собой гордилась, разумеется. Ведь теперь она перестанет жить прошлым, перестанет с каждым новым дождем вспоминать и мучиться, начнет пользоваться косметикой и улыбаться, и, может, еще сумеет кого-нибудь полюбить...
Так я думала еще три дня. А потом осень решила, что месячная норма по осадкам выполнена и можно сделать перерыв. За одну ночь тучи вдруг куда-то исчезли, небо прояснилось. Я стояла на автобусной остановке, щурясь на неожиданно яркое, совсем не осеннее, солнышко. И вдруг мне стало холодно.
Вся залитая солнечным светом, к остановке шла женщина под большим черным зонтом.