Солдаты сгрудились в тщетной попытке изобразить нечто, подобное гномьему хирду. После предыдущей битвы среди них и солдат-то было мало - более двух третей нынешнего гарнизона составляли наспех навербованные в ближних деревнях крестьяне. Еще вчера они рубили деревья, выхаживали землю, пасли коров и спасались от вездесущего холода в деревянных избах, а теперь, кто в доспехах с чужого плеча, а кто и вовсе без оных, дрожали от мучительного ожидания скорой смерти.
Нет, нельзя сказать, что эти люди были трусами: северные жители всегда славились боевой удалью и задором, стойкостью и силой, но враг был столь пугающим, что нельзя было упрекнуть тех, чья воля была сломлена. Несмотря на страх бойцы оставались на местах, никто не порывался бежать или поднимать панику - каждый держал свои чувства в узде.
Северяне лучше других знали, что бывает, когда людей охватывает ужас, а воля проламывается под натиском суровой реальности. Эти люди были вынуждены каждый год на месяц прятаться в своих домах без возможности выйти наружу, ведь Атрокс не зря звался ужасающим. Стоило человеку покинуть жилище, как мороз оковывал все его тело, студил кровь и останавливал сердце, до самого Таянья оставляя несчастного стоять безмолвным памятником самому себе, и редко кто-то возвращался в жилище целым.
Крестьяне стояли, потому что понимали, что за их спинами остались их дома, их родные, их жены и дети, ну и два отряда лучников на стенах заставы, конечно, играли свою роль.
Среди толпы ополченцев и солдат явственно выделялись семь человек: рыцарь в тяжелых доспехах и шлеме с темно-зеленым плюмажем - комендант заставы, стоящий рядом с ним бандитского вида паренек, нервно пощипывающий тетиву короткого лука, и пятеро облаченных в некогда белые рясы поверх доспехов паладинов.
- Может быть, нам стоило и пехоту расположить на стенах? - Спросил рыцарь у одного из паладинов.
- Нет, сия твердыня была сложена из камня и древесины, и дерево в конструкции преобладает. Если у нашего противника есть хоть искра разума - он подожжет укрепления и, спустя несколько минут, все мы будем погребены под обрушившимися стенами, - ответил тот.
- Откуда у них разум? - Осклабился лучник. - Это же варвары.
- Не стоит недооценивать противника, Нильс! - Отозвался самый низкий из паладинов.
- А ты подумай, старик. Как можно недооценить толпу дикарей, которые сражаются с голым задом на морозе, веря, что их не берет ни сталь, ни холод?
- Никогда не стоит недооценивать веру. Порой, она творит чудеса, как прекрасные, так и ужасные, - задумчиво произнес низкорослый паладин.
- Заткнись, щенок, и отправляйся на стену к прочим лучникам, - куда более грубо сказал комендант.
- Обойдешься, командир, я хочу видеть ужас в глазах противника, которого достала моя стрела.
- Если это те, о ком нам донес брат Томас, - паладин бросил взгляд на низкорослого брата, - в их глазах ты не увидишь ни страха, ни боли. В них уже не осталось ничего человеческого, лишь жажда крови и черная ярость.
- Все, я проникся, честное слово, только замолкни, тошно уже, - Пробурчал лучник.
Низкорослый паладин резко поднял голову, отбрасывая посеревший капюшон:
- Они идут, готовьтесь братья!
Сквозь сгущающийся туман, все больше напоминающий молоко, начали появляться оранжевые проблески огня да высокие грузные тени, и вот, спустя два удара сердца из молочной пелены начали стремительно появляться дикари.
Они шли в бой без какой-либо брони. Из одежды имея лишь набедренные повязки да сапоги, они, казалось, совсем не страдали от холода. На их телах синей краской были начертаны непонятные символы, а в руках они несли самые разнообразные орудия истребления: мечи, топоры, боевые молоты, чеканы, булавы, палицы, у некоторых - ярко пылающие факелы.
В центре несущей смерть процессии вышагивал настоящий великан, закованный в огромные черные доспехи, ростом на две-три головы выше любого из своей "паствы". В руке, легко, играючи, он нес гигантский буздыхан, а под шлемом, отражая свет факелов, пылали его глаза.
- Опасения подтвердились, Йотун, полководец Разжигающего Войну, - произнес Томас, а затем, сняв шлем, сложил руки на оголовье молота и начал что-то спокойно декламировать. Со второго слова его молитву подхватили паладины, с пятого комендант, а спустя еще несколько строк, присоединялись и крестьяне-альмиты. Остальные северяне, последовав общему настроению, начали произносить какие-то отрывистые слова на своем диалекте, изредка потрясая амулетами, Нильс, глядя на этот цирк, фыркнул и начал нервно покусывать тетиву, противники уверенно сокращали дистанцию, а сигнала все не было.
- Da mihi virtutem, et custodiet me in tenebris, - паладин выпрямился, в лучах заходящего солнца, его седая голова засияла мягким светом, на миг склонив голову, чтобы одеть шлем, Томас выпрямился и воздел боевой молот высоко в небо. Увидев сигнал, комендант произнес:
- Лучники, два пальца вверх, три вправо. Залп!
Ворох стрел взвился в небо, моментально теряясь в тумане, великан гулко захохотал...
Ни одна стрела не достигла земли, молочно-белый туман поглотил их без следа.
- Что за мать вашу? Готовь второй залп, отставить стрельбу навесом, бей прямо, по готовности! - надрываясь, заорал комендант, лучники перевели луки, и начали стрельбу, но стрелы раз за разом вонзались в землю перед ногами идущих берсеркеров.
- Как? Да этого быть не может... - произнес, пятясь, комендант, - криворукие засранцы! Стрелять точнее!
- Они не смогут, - произнес, скривившись, Нильс, - я не могу, а им-то куда...
- Бесполезно, - подтвердил слова лучника паладин, - этого мы и опасались: войско, ведомое воплощенной волей Нергала можно повергнуть лишь в ближнем бою.
- Вперед! - Подхватили полтора десятка голосов, и рванулись навстречу варварам. Великан взвалил буздыхан на плечо, и, пальцем указав на вырвавшегося вперед паладина, за которым, подобно реке следовала лавина ополченцев, коротко рыкнул приказ на гекхаали. Берсеркеры дернулись, будто очнулись ото сна, некоторых пробила дрожь, некоторых стянула судорога, но это продлилось лишь мгновение, спустя которое они с нечеловеческой скоростью ринулись в бой, издавая чудовищные боевые кличи. Йотун усмехнулся и начал медленно шагать в ту же сторону, он никуда не торопился, ибо был абсолютно уверен, чем все закончится.
Завязался бой, и сразу же обороняющиеся понесли потери: впавшие в боевое безумие берсерки, попросту прорубились сквозь крестьян, с каждым взмахом своего оружия унося все больше жизней. Паладин успел нанести пару ударов молотом, но его движения были слишком медленны, чтобы сдержать натиск врага, поэтому его быстро оттеснили ко второй линии обороны, попутно в нескольких местах пробив доспехи и окрасив рясу кровью.
- Разбита броня, но не сломлен дух мой! - Паладин во всю мощь своего голоса начал боевую молитву, нанося один смертельный удар за другим. Что-то поддерживало в нем жизнь и сознание, даже, несмотря на количество ран, уже нанесенных ему врагами. К нему, довольно быстро прорвались остальные братья вместе с размахивающим видавшим виды двуручником комендантом. Лучники стреляли буквально с нескольких шагов, стрелы более не отклонялись, но теперь они представляли опасность и для союзников, поскольку на такой дистанции стрела из длинного лука была способна прошить насквозь даже скрытые рясами полные доспехи паладинов. Нильс вертелся как угорь: его еще не зацепил ни один клинок, а он, в свою очередь, послал в цель уже седьмую стрелу. Однако это-то и пугало лучника до оторопи - даже пронзенные стрелами в грудь противники не погибали сразу, а продолжали какое-то время сражаться, оглашая поле боя все не стихающими воплями.
"Да что за херня тут происходит!?" - Пронеслось в голове стрелка, пока тот уползал за спину солдату со щитом.
- Подохни, паскуда! - Выкрикнул он, всаживая восьмую стрелу, на этот раз в глаз, преследующему его берсеркеру. От смертельного выстрела тот лишь слегка пошатнулся, рывком занес палицу, но тут же упал, пронзенный в грудь мечом вышеупомянутого солдата.
Тем временем, великан добрался до паладинов. Подняв буздыхан с плеча, он сокрушительным ударом смел рыцаря-коменданта с пути, попросту сломав меч, доспехи и его самого, а затем перехватил рукоять своего оружия двумя руками и нанес повторный горизонтальный удар по паладину. Белая вспышка, возникшая при ударе буздыхана о щит паладина, на миг ослепила гиганта, и тут же на него набросился воинственный брат Томас.
Трижды успел он поразить доспех великана своим молотом, прежде чем к тому вернулось зрение, но, к несчастью, все его попытки оказались тщетными - Йотун отбросил Томаса взмахом буздыхана и набросился на паладина со щитом.
Второй удар по щиту вызвал уже менее сильную вспышку, а третий и вовсе сокрушил выдохшийся артефакт. После того, как четвертый удар вбил паладина в землю, гигант обернулся, оглядывая подступавших к нему паладинов: двое слева и едва оклемавшийся брат Томас справа. Великан снова зарычал приказ и на двоих паладинов бросились берсерки, а сам обернулся к Томасу и гулко произнес на кенне:
- Ты - моя добыча! Твоя душа лишь пища для Нергала!
- Молчи демон, слова твои ложь! Альма, даруй мне силы выстоять в бою с порождением тьмы. Меня не сдвинуть!
- Ни шагу назад! - Подхватили оставшиеся паладины.
Йотун занес свое оружие и обрушил его на брата Томаса, но тот успел перехватить удар окованной сталью рукоятью боевого молота. Столь сильный удар заставил его упасть на колено, а кровь вновь политься из ран, но паладин, превозмогая боль, нашел в себе силы подняться и оттолкнуть оружие великана.
Буздыхан вновь поднялся вверх, но в этот раз, обрушиться ему, было не суждено. Молниеносный удар боевого молота стащил шлем с головы северянина, попутно дробя его скулу. Великан отшатнулся, сделал шаг назад, и неожиданно нанес буздыханом удар в ногу паладина, ломая тому колено.
Скрипя зубами, чтобы не закричать, он оперся на свой молот и попытался встать, но было поздно: великан, сияя окровавленной улыбкой, уже занес буздыхан для последнего удара.
Вдруг щеку великана пронзила короткая стрела, спустя мгновение вторая впилась ему в глаз. Громко рыча, он, разрывая щеку в лоскуты, вырвал из нее стрелу и повернулся к неведомому стрелку. Со всех ног, замахиваясь трофейным мечом одного из воинов Йотуна, размером чуть не с человека, к нему приближался Нильс.
- Давай старик! - Только и успел выкрикнуть он, прежде, чем удар гигантского кулака наотмашь снес его, как пушинку.
- Альма! - Паладин, несмотря на раздробленное колено, встал, замахнулся своим молотом, поворачивая его к противнику острым бойком, и сокрушительным ударом превратил голову великана в месиво из крови, мозгов и осколков черепа. Массивное тело, закованное в практически непробиваемую броню, наконец, пластом обрушилось на землю, а паладин остановился и оперся на свой молот, в последний раз оглядываясь вокруг.
- Мое время вышло еще в начале битвы, - произнес он, - но я рад, что смог послужить Тебе еще одно мгновение, а теперь... нам... пора... встретиться...
Кровь прекратила течь из многочисленных ран, но нет, они не исцелились чудесным образом, просто ее более не осталось. Тело Томаса отринуло его дух, но, несмотря на раздробленные кости, осталось стоять нерукотворным памятником своему погибшему владельцу.
Берсерки, тем временем, растерялись, многие попросту падали на землю, как марионетки сорвавшиеся с нитей, некоторые начинали отрешенно смотреть в пустоту, обычно вплоть до того момента как их убивали ополченцы, солидная часть обнаруживала смертельные раны и отчаянно бросалась в бой, стремясь забрать с собой хоть кого-то, но успех им не сулил, ярость покинула их тела, а, пусть и изрядно поредевшее, крестьянское воинство в разы превосходило их числом. В момент, когда последнего сопротивляющегося северянина пригвоздили вилами к земле, над полем боя повисла странная тишина.
- Неужто, мужики, мы победили? - Раздался сиплый голос, а когда на его обладателя ошалело уставились несколько десяткорв пар глаз, он поспешно поправился. - Я, это, просто, сглазить боюсь.
- Живы, кажись... - негромко ответили ему из толпы, что, спустя секунду, разразилась громкими криками.
- Воин сохранил, Жница побоку прошла!
- Восславьте Альму!
- Как мы их, а!
- Пусть еще только сунутся, звериное отродье!
- Чем больше лоб, тем громче падает!
- Кто-нибудь видел моего сына, парнишка зим пятнадцати, тут, только что, был, где ж его носит-то?
- Проповедник-то мужик, не побоялся такую орясину отделать!
- Как до хаты доберусь, всех детей в паладины отдам!
- Да кому там твои девки нужны, дурень старый?!
- Заткнись скотоложец, не то, Матерью клянусь...
- Прошу, не упоминайте имя ее в перебранке.
Нильс, пошатываясь, встал, баюкая сломанную ударом чудовища руку и, осторожно ступая, дабы не тревожить покой мертвых ополченцев, приблизился к пытающимся унять бушующую толпу паладинам.
Что первое бросилось ему в глаза - их было трое: один пытался утихомирить толпу, но ему явно не хватало ораторских качеств, двое других оградили собой павшего брата-щитоносца от скачущих крестьян и что-то тихо декламировали.
"Жаль Рэйналлта, хороший был мужик, в кости знатно играл", - промелькнула мысль в голове лучника, Нильсу хватило одного взгляда на тело щитоносца, чтобы оценить масштаб повреждений, - "впрочем, этих снобов больше беспокоит потеря благословленного щита, вон рожи какие постные".
Внезапно, подозрение кольнуло Нильса в грудь, он перехватил взгляд одного из паладинов и попытался сформировать вопрос - а где?..
Тот понял его с полуслова, покрепче вонзил в землю двуручный меч и указал куда-то за спину. Проследив направление руки, Нильс охнул, он наконец увидел Томаса, старик стоял, навалившись на молот, воткнутый рукоятью в землю, подобный каменному изваянию. Однако что-то было не так, острый глаз лучника заметил несоответствие, снег, медленно падающий на его открытую шею, не таял. Впервые за много лет, на глазах Нильса выступили слезы.
- Старик, - пройдя по щеке тыльной стороной целой руки, горько усмехнулся Нильс, - я же дал тебе шанс, подставился...
На плечо стрелка легла тяжелая крепкая рука самого высокого из паладинов, что прежде пытался утихомирить толпу:
- Его смерть была неизбежной уже в самом начале боя. Так что этот шанс ты дал не Томасу, а всем нам. Он же погиб достойно. Не вини его в том, что он умер. Помни, смерть приходит ко всем, но немногим везет встретить ее с высоко поднятой головой.
Сначала Нильс в своей обычной манере хотел возразить, но вместо этого он вышел вперед, встал перед войском, набрал побольше воздуха в легкие и во все горло крикнул:
- А ну заткнулись, сукины дети!
Толпа затихла, чуть ли не вмиг. Один за другим люди устремили свое внимание на того, кто посмел прервать всеобщее ликование.
- Проявите уважение к своим спасителям, козлы! Послушайте, что скажет вам брат Бальдерик,- проорал Нильс, затем перевел взгляд на высокого паладина, в голове лучника мелькнуло, - ни хрена се, я запомнил его имя.
Нильс отошел от ораторствующего паладина, сделав несколько шагов, он остановился в шаге от Томаса, и присел, снизу вверх вглядываясь в его лицо. Нильс хотел разобрать каждую частичку эмоций, которые испытывал в момент смерти старый паладин, понять их и запомнить. В остекленевших глазах он не увидел и капли боли, перенесенной стариком ни за его последний бой, ни за всю его жизнь. Он увидел лицо полное умиротворения и благодарности. Последний взгляд старика не был тяжелым. Казалось, и не было стольких лет, проведенных в лишениях и испытаниях духа и тела, не было потерь и ошибок, о которых мог бы сожалеть любой другой человек на пороге смерти.
"Думаю, это и значит умереть достойно. Без тени сожаления за свою жизнь", - подумал Нильс, падая на колени.
- Спасибо, что снова спас мою шкуру, старик!
И только теперь, ощутив холод в коленях, Нильс понял, насколько же его вымотало это короткое, но ужасное сражение.
***
Вигнар бежал по заснеженному лесу, холод пронзал его тело, а ноги и руки стремительно немели. Левый глаз видел все хуже, кровь из раны на лбу залила его и застыла, а голод вонзался кинжалом во внутренности. Так бывало, когда он надолго пробуждал в себе дух Изначального Зверя - дар и проклятие в одном воплощении.
Под снегом что-то зашумело. Одержимый голодом, Вигнар рванулся к сугробу, разметал снег, пробил ледяную корку кулаком и вытащил за шею мелкого тетерева с разбитой головой. Птица явно пыталась вырваться из ледяного плена, но теперь вряд ли была рада помощи.
Рот Вигнара наполнился слюной, и он впился в грудь еще живой птицы, не обращая внимания на ее крики и царапающие лицо когти. Кровь заструилась по подбородку, пробуждая закостеневшие мышцы и насыщая голод. Вигнар кашлял, отплевывался от перьев, но продолжал есть, ведь еда это хорошо, еда это шанс, без еды он свалился бы и замерз насмерть. Птица перестала биться - жизнь покинула ее тело и перешла в северянина.
"У меня еще есть шанс", - подумал он, с остервенением разгрызая мягкие полые кости.
Покончив с птицей, Вигнар огляделся и рассмотрел едва заметные метки на деревьях - по крайней мере, он не заблудится. Но до безопасности еще долго: лесные звери его не пугали, многих из них он мог разорвать голыми руками, забрать их жизнь и шкуру, смерть же от клыков волка, или объятий медведя считалась вполовину такой же почетной, как и гибель в бою, но сейчас умирать было нельзя. Стоять тоже нельзя, если не хочешь, чтобы сначала пальцы на ногах, а потом и сами ноги почернели и застыли. И Вигнар побежал.
Воспоминания умирающими звездами вспыхивали в его мозгу: Длинный дом, обряд посвящения, раскрытие дара, регулярные поединки с такими же новичками, тренировки, рассказы бывалых бойцов, песни скальдов, многочисленные битвы.
"И чудовище, которое повело меня в бой!"
Жрец-Ворона говорил, что он великан, Йотун, воевода бога-воителя, что он приведет их к победе, но глядя на него, Вигнар видел тело Бадвина, изуродованное нечеловеческой мускулатурой, обросшее волосами, и испытывал непонятный страх. А ведь он сам мог быть на его месте - чтобы выявить достойного, Ярл объявил бой в яме и, если бы он, вместо того, чтобы окликнуть Бадвина, ударил его в спину, то сам стал бы пищей для чудовища, что влезло в его шкуру.
Вигнар продолжал бежать, несмотря на усталость и набирающий силу кашель. Умирать нельзя. Не здесь, не сейчас, не от холода. Началась метель, знаки на деревьях стали еще менее различимы, некоторые из них полностью покрыл снег. Ноги начало сводить судорогой, Вигнар перешел с бега на шаг, легкие горели огнем, и кашель дополнился кровью. Меньше, чем через сотню шагов он уже не мог даже идти: попросту рухнув в сугроб, Вигнар закрыл глаза.
"Я просто немного передохну и вновь встану".
"Нет! Нельзя!" - рванулось что-то в нем. Превозмогая боль, Вигнар встал на четвереньки и пополз к небольшому деревцу. Опираясь на него, он поднялся, пошатываясь на негнущихся ногах, пробормотал извинения перед духом леса и отломил от дерева длинную ветку.
С тремя точками опоры идти было возможно, и Вигнар продолжил свой путь, останавливаясь у каждого дерева, чтобы пристально осмотреть знак.
Остановившись у высокого ясеня, северянин решил передохнуть и оперся на него спиной. Что-то почувствовав, он оглянулся и встретился взглядом с крупным волком: зверь внимательно смотрел на него, но не предпринимал попытки напасть. Волк был умен и понимал, что у него даже не было оружия, кроме своих окровавленных рук да палки, помогавшей ему идти.
"Он шел за мной, ждал, пока я свалюсь".
Вигнар присмотрелся к волку, тот, как и сам Вигнар, опирался на три лапы, поджимая переднюю. Несмотря на крупные размеры, он был худ: кости и ребра проступали сквозь шкуру, пасть он держал закрытой, но Вигнар был уверен, часть зубов у зверя отсутствовала.
Это был волк-одиночка, слишком сильно покалеченный, чтобы находиться в стае. Такие сами уходят, чтобы не замедлять братьев своим присутствием. В селении Вигнара также поступали старики и хворые: они просили самое плохое копье и шли на Последнюю охоту, дабы погибнуть в бою с таким же старым и больным зверем, или стать пищей для зверя сильнее, что в любом случае было почетнее жалкой смерти в постели.
"Неужели это моя судьба?" - Подумал он. - "Боги смилостивились над нами: мы получили шанс на добычу или достойную смерть. Один из пойдет своей дорогой, а другой останется в снегах навеки".
Перехватив палку обломанным концом вперед - плохое, но все же копье - Вигнар через силу согнул ноги, призывая зверя к бою. Тот насторожился, оскалил зубы и тоже согнул лапы. Друг на друга они кинулись почти одновременно...
Одноглазый Хеамунд, закутанный в шубу из шкуры убитого им в молодости медведя, наблюдал за занесенным пургой лесом. Вот-вот должны были вернуться воины из Длинного дома, отправленные бесноватым шаманом на штурм заставы южан, и Хеамунд должен быть к этому готов. Порой воин отдается гневу в битве полностью, Изначальный Зверь пожирает его душу и забирает себе его тело. Такой воин уже никогда не сможет вновь стать человеком, ибо весь мир для него - добыча, и, зачастую, первыми его жертвами, по возвращении, становятся счастливые родственники, бегущие к нему навстречу. Так было с его старшим сыном Аскольтом. Когда он выиграл свой первый поединок в яме, Хеамунд спустился вниз, дабы подарить ему фамильный кинжал. Каково же было его удивление, когда кинжал оказался в его глазнице, а сын принялся терзать зубами его руку! Он бы и в горло вцепился, если бы успел, к счастью, охрана ярла подоспела вовремя. Хеамунд чудом выжил, но лишился глаза и старшего сына. С тех пор старый воин запретил своим сыновьям идти на поклон в длинный дом. Но подвели его не сыновья, а третья дочь - прелестная Фрея, спутавшись с безумцем из Длинного дома, но то был ее выбор. Что ж, если ей суждено умереть разорванной на части собственным супругом, то старик этого изменить не сможет.
Глянув единственным глазом на небосвод, Хеамунд занервничал: жена должна была принести ему еду еще час назад, ведь сам он не мог покинуть пост, может молодняк и бегает в свои дозоры, но он человек слова и отлично понимает значение слова "долг".
Приставная лестница застучала и зашаталась, в проеме появилась рыжеволосая голова.
- Фрея, где тебя носило?
- Мать уронила горшок, пришлось готовить заново.
"Да, моя старушка уже сдает, нельзя оставлять ее в доме одну, надо сказать Данне, чтобы она со своим хахалем перебралась в наш большой дом", - подумал старик
- Почему она послала тебя?
- Я сама вызвалась.
- Ждешь этого проклятого ублюдка?
- Он не ублюдок! - Крикнула Фрея, но, смутившись, добавила. - Отец, он не такой, как остальные...
- Это пока. Рано или поздно все они сходят с ума, ну да ладно, можешь его подождать, пока я ем, - старик снял с горшка крышку и отхлебнул похлебки. Горячая.
Пока он наслаждался пищей, Фрея смотрела вдаль, - "Взор-то у нее получше моего будет", - подумал Хеамунд.
- Там кто-то идет! - Крикнула она.
- Где? - Всполошился старик.
- Вон там, около сосны, - указала пальцем девушка.
Хеамунд увидел фигуру, покрытую бурой кровью, опирающуюся на что-то вроде копья. Лица было не разобрать: на плечах была криво ободранная волчья шкура. Человек ломким шагом приближался, наваливаясь на копье, видимо холод поразил его ноги. Когда он сделал еще пару десятков шагов, шкура упала.
- Вигнар! - закричала Фрея, размахивая руками.
"Нет, не он", - пронеслось в мыслях старика, он не мог разглядеть глаза берсерка, но готов был поспорить, они были такими же, как у его сына в тот день.
Берсеркер выдрал копье из земли и откинулся назад, балансируя на негнущихся ногах, он оглянулся на крик и стал искать глазами его источник. Его рот открылся, слюна напополам с кровью потекла ему на грудь. Хеамунд видел то, что должно было случиться: Зверь увидел добычу. Пара сотен шагов для берсерка - ерунда, Хеамунд и без всякой ярости мог кинуть копье дальше, у его дочери рыжие волосы - отличная мишень даже посреди метели. Старик увидел, как рука с обломанной палкой пошла вверх, сейчас он метнет ее, и его дочь, пронзенная насквозь, упадет с башни спиной вперед. Руки старика легко согнули составной лук, закрепив на нем тетиву, он взял одну из заранее подготовленных стрел, отпихнул дочь локтем, натянул тетиву и, целясь в грудь берсерка, выпустил стрелу.
Вигнар, был невероятно рад видеть эти ворота вновь, еще пару шагов и он окажется в тепле. Он победил, боги привели его домой. Услышав свое имя откуда-то сверху, он пошатнулся так сильно, что едва не упал от неожиданности, примерзшая к телу волчья шкура слетела, обдирая кусочки его собственной кожи, но холод его уже не беспокоил - вглядевшись вдаль, он увидел рыжий всполох на сторожевой башне. Подняв импровизированное копье, Вигнар вдохнул поглубже, чтобы как можно громче выкрикнуть имя жены, но тут внезапный сильный удар в грудь выбил из него весь воздух.
***
Застава Уайтфлоу уже давно стала пережитком прошлого: во времена первых королей, когда почил последний император и северяне, с чьих голов свалился стальной кулак его власти, стали вновь безраздельно властвовать на этих землях, она была грозным титаном на страже северных границ Кенриаля. Гарнизон здесь был чисто номинальным, поскольку северяне давным-давно отбросили мысль о набегах на королевство и предпочитали торговать с югом или вообще с ним не связываться.
- Де-юре, северные земли принадлежали Короне Кенриаля: около сотни лет назад, когда северяне совершили свой последний дерзкий набег, герцог Петер Барденхофф собрал пятитысячную армию и прошелся по обнаглевшим северянам стальной лавиной. Потеряв большую часть воинов и львиную долю населения, северяне сдались. Поймав столь выгодный момент, король взял под контроль весь полуостров, одарив графством Фростбайт Ронда Шульца, - цирюльник явно обладал неплохими знаниями в области местной истории. Все это он рассказывал спокойно, но вскоре переключился на более насущные дела:
- Знаешь, Нильс, лубок, конечно, для тебя изготовить я не успею, но, думаю, пока и шины должно быть достаточно.
- Спасибо, Арчибальд. Ты действительно выручил меня, - ответил лекарю стрелок, ощупывая шину на сломанной в бою руке, - а теперь, извини, мне стоит поспешить к капитану.
- Удачи, дружище. Надеюсь еще увидеть тебя живым.
- Конечно. Ты же меня знаешь, - усмехнулся парень, закрывая за собой дверь.
Коридоры старой крепости, в которой остаткам ополчения пришлось задержаться на случай повторного нападения, не освещались, так что здоровой рукой Нильс нес факел, чадящий поганым дымом, на выходе, он передал его недавно повышенному до телохранителя крестьянину и тот вцепился в него с такой услужливостью, что Нильс не сдержал усмешку.
Хотя смешного было мало. Радовало одно: к ночи попытки сопротивления были подавлены окончательно. Ошеломленных и выдохшихся берсерков комендант, растянувшийся на носилках, приказал взять в плен. Для человека, встретившегося с булавой великана, он выглядел весьма бодро. Он разъезжал по лагерю на носилках, подгоняя несущих его сквайров вычурными ругательствами, однако Нильс видел в его действиях лишь браваду, целью которой было успокоить людей и, в первую очередь, себя.
Одна Старуха знала, сколько еще северян пряталось в лесах, выжидая миг для нападения на оставшуюся кучку защитников заставы. Победа в бою далась тяжелой ценой, и более всего это было заметно при сборе трупов, эту идею продвинул нынешний лидер паладинов, дабы скрыть реальные потери от возможных подкреплений противника. К счастью для Нильса, "подарок" великана в виде сломанной руки освободил его от этого тяжелого и нудного занятия. А по личному мнению лучника - еще и бесполезного, в отличие от его идеи наделать пугал, обрядить их в одежду мертвецов и расставить их на стены, которую мгновенно приняли в штыки. Вместо этого, остатки армии, на ходу теряя боевой дух, таскали тела своих друзей и соседей почти до утра, лишь сильнее выматываясь. Теперь-то выжившие лишь чудом крестьяне стремительно пожирали запасы и орали во всю глотку о победе, при этом напиваясь так, будто поставили себе цель утопить прошедший день в самодельном пойле. Многим удавалось: их неподдельная радость хлестала через край, даже когда они спотыкались о замотанные в тряпки и шкуры трупы, но были и те, кто проснется этой ночью от кошмаров, что будут неотступно следовать за ним львиную долю его жизни. К числу таких бедолаг, Нильс, поначалу, причислял и себя.
Находились и те, кто занимался сбором снаряжения посреди ночи, иными словами - мародерством. Их рвение было направлено не на обновление экипировки гарнизона, глядя за их суетливыми действиями, Нильс сразу понял - большей части оружия не суждено побывать в арсенале. Двое уже схлопотали плетей, от комендант лично, однако, поскольку пороть подчиненных лежа на носилках оказалось той еще пыткой, комендант махнул рукой, мол, - "это лучше, чем оставить его ржаветь." Оставшиеся мародеры безропотно сдали долю награбленного "в общак", для вооружения оной толпы крестьян, простите, героического ополчения. Нильс невольно бросил взгляд в сторону поля, на котором недавно развернулась битва и, пусть он не мог ничего разглядеть с такой-то дистанции да в темноте, он был уверен в одном, Томас все еще стоит там, удерживая позицию, даже после смерти. Тело паладина никто тронуть не рискнул, хотя Нильс мог поспорить, молот его старого друга был важной реликвией, а доспех, пусть и изуродованный булавой великана, все еще стоил немало денег.
- Видать, капля порядочности в них осталась, - вздохнул он, от размышлений лучника отвлек шум драки за найденный щит, Нильс покачал головой - или нет.
Нильс плюнул в сторону горе-мародеров и направился к капитану.
Палатка Бринна из Энфри находилась рядом с импровизированным стрельбищем, на котором прежде проходили тренировки лучников и провальные попытки обучения крестьян, сам капитан сидел на бревне, около костра и методично стругал заготовки под стрелы. Заранее окликнув стоящего в дозоре лучника, дабы у того не возникало соблазна пальнуть на звук, Нильс приблизился к костру.
- Вам от меня что-то было нужно? - Спросил он.
- Присядь, - мужчина поднял тяжелый взгляд на лучника.
Тот решил не отказывать капитану в просьбе и сел на бревно напротив, вытянув ноги в прохудившихся ботинках поближе к костру.
- Мы оказались в очень тяжелом положении, парень. Ты видел, что произошло в бою?
- Я видел, как дикари вырезали ваше "войско", словно это стадо баранов, а не люди, пока паладины и оставшиеся солдаты, как заботливые пастухи защищали этих недоумков ценой собственных жизней.
- Ты прав, - с неохотой признал капитан. - Эти люди всего лишь крестьяне. Пусть дух их и крепок как сталь, но не их тела. Мы понесли слишком серьезные потери, пехота уничтожена, треть моих ребят забылись вечным сном, следующего нападения мы попросту не выдержим, поэтому нам нужна помощь.
- Ближе к делу, - Нильс не любил долгих хождений вокруг да около, потому резко оборвал объяснения капитана.
- По словам того здорового паладина с нелепым именем, ты знаешь местные леса как свои пять пальцев. Ты должен добраться до пограничных городов и сообщить о произошедшем.
- Ночью, пешком, со сломанной рукой?
- Я понимаю, однако выбора нет - наши следопыты сложили головы в бою, а прикрепленного к заставе гонца комендант отправил еще декаду назад, чтобы затребовать больше продовольствия.
- Вот дерьмо. Как я заставлю их отправить подкрепление? Скорее всего, историю про великана и толпу психопатов примут за сказку, а мне дадут плетей и вышвырнут за порог.
- Принесешь им подарок: голова, правда, не подойдет, она размолота в кашу и, кажется, начала разлагаться, несмотря на мороз, а вот руки в неплохом состоянии. Мои люди сейчас пытаются отпилить правую кисть.
- Только время теряют - любое доказательство сразу объявят фальшивкой, а для меня это лишний вес.
- Зато, когда ты приведешь их к оставшемуся телу, слава убийцы великанов тебе обеспечена.
- Приведешь, серьезно? Не-не-не, я сюда возвращаться не собираюсь. До Лейбгеста, еще, так и быть, прогуляюсь, но не более. В бою я теперь непригоден, с одной рукой из лука не постреляешь, а фехтую я немногим лучше этого сброда.
- Баран, я предлагаю тебе место ментора в отряде, стреляешь ты знатно, сможешь обучить новичков хотя бы половине, чего ты можешь, и оно твое, с окладом и на довольствии.
- Муштра не по мне.
- А попадаться за подстреленного кролика, значит, по тебе.
- Это был олень.
- Олень здесь один, и он в упор не видит выгоды.
- Ага, лезть в пекло, подобное этому? Ну нахрен, я пошел сюда, чтобы выполнить просьбу старого друга! Теперь он мертв, а мне здесь делать нечего, занесу ваш подарочек старейшине Лейбгеста, а потом в Кенриаль, на вольные хлеба.
- Постой, раз уж ты собрался уходить с севера с концами, лучше посети Родденфорта, там крюк придется сделать, но зато, через его охотничьи угодья ты срежешь часть дороги до перевала, и тебе не придется связываться с хольдарами дома Кри, ведь это в их землях ты подстрелил себе ужин, если я не ошибаюсь?
- У этих хреновых монахов язык без костей, спасибо на добром слове капитан, - Нильс собрался уже уходить, как вдруг отвлекся на громкие вопли, дозорный мгновенно вскинул лук. - Капита-а-ан! - Орал размахивающий факелом ополченец, - Капита-а-а-а-ан!
- Простите, капитан, там такое дело... - крестьянин рухнул перед капитаном на колени, пытаясь восстановить дыхание.
- Ну, не тяни!
- Один из пойманных дикарей сбежал.
- ЧТО?! Идиоты! Неужели вам нельзя поручить даже охрану пленных. Вы что, не додумались связать его, пока он был в отключке?!
- Простите... Он был связан. Но он порвал все веревки, раскидал стражей и скрылся в лесу.
- Ганс, собери группу, поймать дикаря!
- Постой капитан, - осадил его Нильс. - Не стоит этого делать, в темноте твои люди его все одно не отыщут, сам же мне говорил, мол, следопытов нет. А вот в ловушку какую-нибудь попасть запросто могут, или просто об корень споткнутся и башкой в дерево. Выживет псих или нет, все равно ничего не решит, так или иначе, они явятся снова.
- Да, ты прав, парень, - с трудом, но согласился капитан, - а ты, кретин, проверь остальных пленников. И возьми с собой человек двадцать, чтобы у вас хватило сил на одного безоружного голожопого варвара. Марш за работу, бездарь!
***
- Эй, начальник, когда пересмена?
- Когда скажу! Заткнись и смотри наружу.
Караулка над воротами замка Родденфорт гудела и сотрясалась громовым хохотом. Начальник караульной смены успел как следует накачаться конфискованным алкоголем, что сделало его непригодным для чего-то, кроме игры в кости с офицерами.
- Эй, новенький, принеси еще пива!
- Э! Тихо. Мелкий в дозоре, не трожь его! Муаххаха!
- Смените его уже кто-нибудь, замерзнет же!
- И правда. Симеон, ты предложил, вот ты и вставай!
- Нечестно, я выигрывал!
- Это приказ, а ну пшел!
Из караулки, после пятиминутки грохота, показался обозленный стражник. Трехдневная небритость давала понять, что кутеж длится уже достаточно долго и перерыв, в общем, пойдет ему на пользу.
- Эй, Эрих, можешь идти отдыхать, - немолодой офицер оглядел пространство за стеной. - Хотя стой. Что за еб твою...
- Что такое? - Молодой стражник развернулся на полпути к вожделенному теплу.
- Смотри, что там?
- Ого, человек! Чего он там делает?
- Погулять вышел, бля.
- Какой мудак будет гулять ночью за стенами?
Из караулки послышался смачный хохот, а за ним голос начальника:
- Эй, Симеон, он там замерз что ли?
- Да не. Мужики, идите сюда! Я развлекуху нашел!
Выйдя из караулки, здоровенный бородатый начальник караула раздвинул уже сбежавшихся к краю стены подчиненных и вгляделся вдаль: метрах в трехстах от крепости по дороге шел парень в сером плаще, освещая дорогу факелом в левой руке. Метрах в шестидесяти за ним, полукругом, следовала белая стая.
Всем сразу стала ясна суть развлечения, и, не успел Начальник караула разглядеть незнакомца, как со всех сторон понеслись возгласы.
- Пол золотого на пять минут!
- Пять минут? Да ты шутишь! Он и двух не продержится, золотушку ставлю!
- Эгей, смотри, как припустил! Минут десять протянет.
- Так, а ну прекратить базар! - Рыкнул начальник. - Недельная зарплата на то, что он доберется до ворот.
- Ха! А дальше что? Барон запретил открывать ворота по ночам!
- Ну, минут пять он у ворот еще попрыгает, - произнес Симеон выкладывая золотой в шапку деда, собирающего ставки.
- Я думаю, он справится, - подал голос Эрих.
Сначала повисла могильная тишина, а потом стражники дружно заржали в один голос, удивляясь тупости новичка.
- Да ты шутник, я посмотрю! - Отсмеявшись, проревел Симеон.
- Да белые от него и косточки не оставят! Так сожрут, целиком!
Вдруг снизу, точно в лоб последнему говорившему прилетел ком снега.
- Эй, вы, говнюки, хватит ржать! Откройте ворота.
- Пацан, а ты не охерел часом? - Проговорил начальник караула. - Это замок барона Гюнтера Родденфорта. А ты вот кто такой?!
- Нильс из Лостра, с сообщеним для его, в жопу дратого, благородия от коменданта заставы Уайтфлоу.
- А я Первая Жрица, пошел отсюда.
- Открывай ворота, мразь, пока у тебя внезапно не обнаружились проблемы.
- Проблемы обнаружились у тебя! - Гнусно заржал Симеон, тыкая пальцем за спину парню.
Прекратив беседу, тот резко развернулся и достал меч.
- Так вот на что вы ставки делали! - Дошло до Нильса, он поднапрягся и крикнул, - ставлю пять золотых, что эти шавки разбегутся через пару секунд!
Нильс воткнул факел в землю и, стараясь избегать резких движений, вынул меч из ножен левой рукой, к счастью ей он пользовался лучше, чем ныне сломанной правой. Но, увидев в темноте поблескивающие холодным светом огоньки глаз белых, понял, что его шансы невелики. Шум и улюлюканье со стен, заставляли зверей прижимать уши и нервно отдергиваться, однако они продолжали приближаться. От клокочущего рычания Нильса пробирал ужас, однако он внимательно вслушивался в него, любое изменение - сигнал к атаке. Рык на секунду стих, и одна из грязно-белых шкур сорвалась с земли, Нильс, каким-то чудом ушел с линии атаки зверя, но ощутил, как зубы другого впились ему в ногу. Белый затряс головой, превращая штаны в лохмотья. Полоснув зверя коротким клинком по хребту, Нильс заставил его отступить, однако под руку с мечом нырнул еще один, метя в пах. Нильс пнул его, заставив прокатиться по земле, отброшенный зверь клацнул зубами, впившись в кожаную флягу с маслом. Нильс, коротким выпадом пронзил флягу, чувствуя, как клинок погрузился в небо белого. Визжащий зверь, истекая кровью, отскочил. стрелок махнул клинком, чтобы отряхнуть его, но зацепил факел - покрытое маслом лезвие моментально вспыхнуло, заставив белых поджать хвосты и на миг отступить. Размахивая пылающим клинком, Нильс отбросил нападающее зверье, опалив несколько шкур. Нильс кружился на месте, тыкая огненным клинком в окружающих его зверей, те поджав хвосты и выгнув спины от страха, отступали. Нильс, торжествуя, рванулся к воротам, с целью прижаться к ним спиной и, уже разворачиваясь, увидел белое пятно, несущееся к нему, единственное, что он успел сделать - подставить сломанную руку. Белый впился в шину, пронзив зубами руку Нильса. К счастью, шина мешала ему вовсе перекусить ее. Нильс, не отвлекаясь на боль, вонзил в брюхо зверя короткий меч, и хватка волка стала мертвой буквально, запахло горелой шерстью.
Кое-как освободив руку от хватки мертвого зверя, Нильс с печалью посмотрел на погасший клинок, затем на надвигающихся белых. Подняв сломанную руку повыше, чтобы в случае чего защитить горло, Нильс покрепче сжал рукоять меча и приготовился к худшему. И тут его спина лишилась опоры, чья-то рука зацепила его за шиворот и рванула назад, буквально втаскивая в небольшую дверцу, проделанную в воротах. Затем, кто-то кинул под ноги волкам керамический горшочек с каким-то воспламеняемым содержимым, и, пока те, рыча, завороженно глядели на огонь и пятились, стражник навалился на дверь и, закрыв ее, задвинул засовом.
- Белые нынче голодные, сожрали б и тебя и твой кошель, а ты мне, пацан, пять золотых должен.