Сборище пошловатых эпизодов, к тому же неумело претворяемых.
У меня, правда, есть панацея от этого. Знаете, какая?
Ни за что не догадаетесь.
Небольшая полоска металла, легко умещающаяся в ладони.
Сдаетесь?
Это ключ.
Обыкновенный ключ, похожий на легионы собратьев по фракции хранителей замка. Желтовато-тусклая поверхность его вряд ли способна привлечь к себе внимание.
Так вот, когда совсем невмоготу и хочется избавиться от тоскливой ярости (не знакомо? Ваше счастье), я просто достаю с полки фарфорового дракончика, чуть наклоняю разверзнутой пастью, и - вот он, мой карманный спаситель.
Далее вниз по ступеням. К обитой искусственной кожей двери с табличкой по центру: "Диспетчерская". В этом чудится некий элемент фарса. Ибо за порогом...
Тишина являлась неотъемлемой составляющей дома, важным и нужным атрибутом. И нарушить ее равновесие, опрокинуть навзничь лавиной звуков считалось фактически святотатством. Впрочем, такого здесь и не случалось. Уж больно обособленное положение занимало родовое гнездо Торсенов. Последний из них, стареющий холостяк Эдмунд в это хмурое утро встал позже обычного. Тому была причина: впереди ночь, полная бодрствования, какая выпадает лишь раз в поколение, а именно в день Семи Спящих (27 июля). В семейной хронике - дата особая, требующая определенного ритуала.
В помещениях стояла идеальная чистота. Все на своем месте. Еще одно нерушимое правило старого дома, послушно исполняемое.
У порога небольшой кухоньки Эдмунд остановился. Сферы влияния здесь делили крепкий дубовый стол и пара колченогих табуретов. Сейчас один из них был занят. На нем восседал ниссе. Он сосредоточенно грыз пряник, разбавляя сухость угощения медовым пивом.
Увидеть ниссе - событие исключительной редкости. Обычно этот шустрый малый, как и всякий порядочный домовой, не спешил показываться на глаза хозяину, предпочитая, чтобы о нем судили лишь по делам. Принимая во внимание солидный возраст жилища, а также наставление покойных родителей, завещавших сыну относиться к ниссе должным образом, Эдмунд старался всячески оказывать почтение маленькому замшелому существу в подлатанной льняной рубашечке и коротеньких (до колен) штанишках.
Не в пример большинству сородичей домовой оказался с замашками гурмана. Медовое пиво и пряники - о таком своеобразном меню Торсену в свое время поведал отец. С причудами старичка-ниссе нужно было считаться. Посему за лакомствами для него Эдмунд исправно наведывался в деревню, к добродушному и молчаливому увальню Ларри, всегда имевшему в своей лавке и то, и другое.
С вечера Торсен оставлял угощение на столе в кухне. Пиво наливалось в специальную глиняную кружечку, доставшуюся по наследству. Говорят, раньше ниссе пользовался деревянной посудой. Однако любая вещь имеет запас прочности, исчерпывающий себя по прошествии времени. Хотя... Пусть меняются эпохи и технологии, чередуются людские генерации. Ниссе же останутся в первозданности.
В молодости из чистого любопытства он пару раз норовил подсмотреть, как домовой трапезничает. Однако часы томительного ожидания результата не давали. Эдмунд, зевая, то и дело протирал слипающиеся глаза, и в конце концов брел спать. А поутру находил до блеска вымытую посуду. Скотина в хлеву была кормлена, одежда стирана, порядок в доме радовал взор. Видимо, их отношения с ниссе достигли идеального баланса. Оставалось лишь поддерживать этот уровень. Что и делалось на протяжении следующих лет.
И вот ниссе во плоти, на кухне у Торсена. Сюрприз? В каком-то смысле.
- Здравствуй, - произнес Эдмунд, шагая через порог.
Домовой кивнул. Заглотил остатки пряника. Крошки ловким аккуратным движением смел в мозолистую ладошку и отправил в рот.
- Добавить пивка? - осведомился Торсен.
Ниссе отрицательно покачал беловласой головой.
Уходить он не торопился. Болтая ножками в воздухе, раскручивал свою кружечку на поверхности стола. Казалось, это занятие увлекает его до чрезвычайности.
Эдмунд, стараясь не зацикливаться на домовом, приготовил себе завтрак: творог с подсохшей ржаной лепешкой, молоко (заботливый ниссе успел подоить свою рыжебокую любимицу Марту). Усевшись напротив старейшего обитателя дома, принялся за еду. Тишину разбавляли постукивания ложки о края миски да ерзающие звуки, производимые маленьким компаньоном Эдмунда.
- Будут гости, - раздался голос ниссе.
От неожиданности Торсен поперхнулся. Да и как тут не среагируешь? Все равно что зайти на конюшню, а ездовая кляча вдруг возьми и осведомись у тебя насчет погоды.
Эдмунд наконец прокашлялся, отёр ладонью покрасневшее лицо. Посмотрел на малютку-домового, по-прежнему развлекающегося игрой с кружечкой.
- Будут, - подтвердил он. - К вечеру.
Ниссе и ухом не повел. Возможно, малышу вовсе не требовался собеседник.
Выждав мгновение, Торсен вернулся к завтраку, тщательно скрывая владевшее им удивление.
Он и не предполагал, что ниссе способны общаться. Древний народец сызмальства представлялся до крайности молчаливым, занятым исключительно работой. Да и с кем разговаривать-то? Не с людьми же, в конце концов. Получается, ошибался.
- Откуда ты узнал про гостей? - поинтересовался Эдмунд.
Домовой оставил свою забаву и теперь кончиком указательного пальца рисовал на столешнице.
- День Семи Спящих, - невпопад произнес он.
- Само собой, - невозмутимо согласился Торсен, ожидая продолжения.
- Они всегда появляются так.
А ведь малыш успел повидать всех живших здесь предков, мимоходом подумалось ему. Уж наверняка есть, что порассказать. Только поди-разговори такого.
Эдмунд завершил трапезу, убрал со стола. Вместе с ниссе сходили за водой. Согласно обычаю, надлежало, попарившись в бане, нарядиться в подходящее для оной даты одеяние. Исполняя предписание, бодрый и чистый Торсен облачился в просторный домотканый балахон, подпоясался вервием. На шею водрузил оберег из корневища аира: от злых духов. После в кладовой отыскал запас прошлогоднего сбора ясенца. Заварил щепотку, выпил. Травяной чай подействовал успокаивающе, обеспечивая нужный тонус. Оставалось предаться ожиданию.
***
- Торсен? - осведомился выросший в дверях человек.
- Он самый.
Пришелец с шумом выдохнул и прошел в комнату.
Был он довольно высок, тяжеловесен и слегка неуклюж. Оценивая кондиции гостя, Эдмунд подумал: сложновато с ним будет в подземелье. Впрочем, зачастую внешность обманчива.
- Как добрались?- полюбопытствовал он из вежливости.
- С ветерком, - усмехнулся незнакомец. - Места у вас дикие. Подолгу задерживаться где-либо - себе дороже.
"Норвежец", - определил Эдмунд по выговору. Оно и понятно: Скандинавия полнится слухами о норвежской школе чернокнижия.
- Попрошу грамоту.
Здоровяк выудил из глубин дорожного платья желтоватый свиток, передал Торсену.
- Стало быть, Сверр Олсен? - произнес тот, ознакомившись с содержимым.
- В точности так.
- Ну что ж, будем выдвигаться. Котомку вашу можете оставить здесь. Самым необходимым обеспечу.
Касательно гостя Торсен оказался прав: стоило опуститься в потайной коридор, и детина Сверр был вынужден согнуться во избежание столкновений с низким, выложенным белым камнем потолком. Округлые своды покрывались следами копоти: факелы в тоннеле чадили нещадно. Пробираясь вперед, Эдмунд поминутно оглядывался. Норвежец не отставал. Каждый шаг давался Олсену с трудом, но долг заставлял упрямо двигаться к цели.
И все же что-то в нем настораживало. Маловато достоинства в поведении человека, усвоившего тайную мудрость запретной книги. Не похож он на выпускника. Эта мысль свербела, не давала покоя. Впрочем, рассуждая здраво... Сегодня День Семи Спящих, так? Гость - норвежец. Грамота имеется (подделать ее невозможно, Эдмунд знал это совершенно твердо). Значит, все в порядке. Прочь ненужные сомнения.
Шумное пыхтение испытуемого заставило его поубавить шаг. Обернулся. Чернобородый здоровяк, застыв на месте, вытирал платком вспотевший лоб.
- Тяжело?
Олсен кивнул.
Времени в запасе тьма, прикинул Эдмунд. И если остановимся передохнуть, ничего страшного не случится. Водрузив факел в гнездовье на стене, махнул рукой:
- Привал.
Ниссе бойко орудовал веником.
Выметая из углов редкий сор, он то и дело покачивал седенькой головой, приговаривая:
- Нехороший человек. Очень нехороший человек.
Иногда останавливался, замирал на месте, точно прислушиваясь. Забавно семеня короткими плотными ножками, подбегал к окну и, вскарабкавшись на подоконник, пристально вглядывался наружу. Домовой явно ожидал кого-то. По прошествии времени снова возвращался к работе.
Сумерки загустели, готовые развернуться в обширную панораму ночи. Лесные дали постепенно оглашались тоскливыми волчьими руладами. В доме Торсена царила тишь. Закончивший хлопотать ниссе занял свое местечко на поскрипывающем табурете. Из-за печки раздавался стрекот сверчка. И в целом картина вполне могла сподобиться уютной деревенской идиллии, кабы не тревожный огонёк в проницательных глазках домового.
Стремительные шаги за окном. Чуть погодя настойчивый стук в дверь. Ниссе соскочил на пол и опрометью бросился в сени. Спрятавшись за висевшим на крючке плащом Эдмунда, он украдкой следил за входом. В открывшемся проеме возникла невысокая худощавая фигура.
- Торсен, - позвал вошедший.
Выждав мгновение, человек сделал несколько осторожных шагов по направлению к комнате.
- Неужели, опоздал? - уловил ниссе чутким ухом.
Пришелец вернулся к двери. Вперившись глазами в рукоять, он сосредоточенно размышлял. Домовой тихонько выбрался из своего убежища и приблизился к неведомому гостю. Дернул того за край одежды. Вздрогнув, человек уставился на странное существо с всклокоченной бороденкой.
- Туда, - глухо произнес ниссе, указывая за порог. - Они ушли туда.
- Кто?
- Хозяин Торсен и тот, нехороший.
- Нехороший? - переспросил незнакомец.
Домовой кивнул.
- Как же я найду их?
- Зайди в сарай, возьми факел и огниво. Затем по тропе влево. Через овраг есть мосток, спускайся под него. Там лаз. Ныряй внутрь. Поторопишься - успеешь.
- Спасибо.
Человек скрылся за дверью.
Сверр мешкал. В нерешительности поглядывал то на Торсена, спокойно ожидающего продолжения, то на обитую железными листами крепкую дубовую перемычку, разделяющую подземную галерею и абсолютно неисследованное пространство, в которое ему предстояло наведаться.
- Сами пойдете?
- Я - нет, - негромко, но твердо ответствовал Эдмунд.
Его немного забавляла робость Олсена. К концу блуждания по тоннелю норвежец, похоже, растерял весь свой гонор.
- Будете ждать здесь?
- Снаружи. Факел неплохо бы погасить и оставить вот тут. Думаю, там он ни к чему. Готовы?
В глазах чернобородого мелькнула тень обреченности. Кивнул.
Из недр балахона Торсен извлек длинный кованый ключ. Отпер дверь. Сделал шаг в сторону, пропуская испытуемого.
Сверр осторожно взялся за рукоять. Дверь нехотя подалась вперед, обнажив зияющий мрак без единого проблеска. Ледяным дыханием неизведанного повеяло с той стороны.
- Счастливо, - молвил Эдмунд.
Олсен ступил в чертоги тьмы.
На поверхности шел дождь.
Колкий, безразличный ко всему, и к себе тоже. Невзрачная капель, унылая донельзя.
Торсен постарался максимально комфортно расположиться под выгнутым кошачьей спиной мостком. Предстояло ожидание. Кто знает, сколь долго оно протянется.
К здоровяку-норвежцу он сейчас испытывал нечто вроде жалости. Несмотря на свои внушительные габариты, Олсен был абсолютно беззащитен пред ликом иной реальности. Эдмунд зябко поежился. Ох, и несладко, должно быть, чернобородому в пространстве вечной ночи! Метафизическая тьма, слепящая рассудок, обнимает со всех сторон, выявляет тайные страхи, а после стремительно кидается в атаку на уязвимого человечка, норовя растерзать его без остатка. Выстоять, преодолеть себя и вернуться победителем - такое под силу не каждому. Справится?
Торсен зевнул. Он вдруг понял, что, по большому счету, ему это неинтересно. А уж если совсем начистоту, больше всего хотелось неспешно тронуться к дому. Выпить по приходе кружку горячего липового чая, послушать, как поет ветер в печной трубе, оставить в кухне традиционное угощение для ниссе, лечь спать и ни о чем не тревожиться. Тихие мечты тихого человека.
Сквозь тонкую поступь дождя Эдмунд различил беспокойное движение наверху. Кто-то, шебарша, спускался по травянистому склону. Торсен приподнялся с земли, готовясь в случае надобности скрыться в отверстии лаза. Мглистая темень не помешала ему увидеть силуэт таинственного визитера. Пришелец также заметил Эдмунда и сделал шаг навстречу.
На сей раз передвижение по тоннелю воспринималось Эдмундом как чересчур резвое. Подземный марш-бросок. Да и могло ли быть иначе? Ситуация подразумевала спешку, ибо малейшее промедление чревато необратимыми последствиями. И не только в отношении бородатого шельмеца, которому угрожала смертельная опасность.
Сомнения оправдались. Здоровяк, благодаря Торсену попавший в тайное место, не имел ничего общего с действительным выпускником норвежской школы чернокнижия Сверром Олсеном, грамотой коего он завладел обманом. Дерзкий воришка по скудоумию своему возомнил, будто обладание документом откроет ему возможность войти в сонм избранных - магистров сакральных наук, уважаемых всеми. Оставалось лишь получить реальное подтверждение нового статуса - отметку на грамоте, известную как "печать Меггидо".
- Не знаю уж, какими неправдами этот негодяй выведал о вас, уважаемый хранитель, - говорил Сверр, покуда оба с факелами в руках поспешали к заветной двери, - но теперь без вашего участия не обойтись.
- Хотите сказать, мне тоже следует отправиться на ту сторону?
- Вот именно. Надеюсь, мы сумеем разыскать лжеца, иначе..., - он замолк.
Продолжения не требовалось. О масштабах возможной катастрофы Эдмунд догадывался. И грядущая перспектива его не радовала. Совершенно.
- Вправе ли я вторгаться на эту территорию? Все же никакой подготовки...
- Положитесь на меня, - коротко произнес норвежец, и, как ни странно, его слова возымели эффект.
Торсен ощутил непонятно откуда снизошедшее умиротворение. Средь безумной кутерьмы он вдруг преисполнился спокойствием. И с этим новым чувством Эдмунд продолжил бег.
Жизнью не пахло.
Никаких признаков. Беспощадно выразительная декорация. Словно путешествие внутри аквариума. Рамки и границы не угадываются, но все же они есть. Подспудно сознаешь это.
Даже в тесной жерловине подземелья свободы много больше, чем здесь, промелькнуло в голове Торсена, шествующего за норвежцем.
Роли их поменялись. Обязанности проводника теперь выполнял Сверр, а престарелому хранителю оставалось лишь послушно семенить вослед.
Подошвы тонули в мшистой бурой мякоти, поглощавшей каждый звук. Уродливые силуэты лишенных растительности деревьев заслоняли линию горизонта. Бездна эфира над головой переливалась чем-то багровым, с периодически проскальзывающими отблесками неведомых молний.
Тишина, отличная от домашней, такой родной и понятной. Здесь она давит, проверяя нервы на прочность. Уж лучше оглашаемое стонами и воплями пространство, нежели эта замкнутая, незримая злобная масса, преследующая обоих.
Эдмунда подмывало спросить у Олсена, уверен ли тот в правильности курса. Однако благоразумие подсказывало: не стоит. Как не тяготит молчание в этих жутких условиях, но все же оно сейчас гораздо уместнее любых вопросов. К молодому и стройному норвежцу Торсен успел проникнуться доверием. Решительность, с которой действовал Сверр, импонировала. В карих глазах этого человека угадывалась рассудительность, выверенность поступков и, возможно, бесстрашие, вне зависимости от обстоятельств.
Идущий впереди Олсен внезапно обернулся.
- У вас есть веревка?
- Только пояс, - несколько растерянно произнес Эдмунд.
Норвежец кивнул:
- Хорошо. Скоро он понадобится.
Не вдаваясь в объяснения, ведущий продолжил движение. Сконфуженный Торсен старался не отставать.
В напряженном безмолвии они пересекли мрачноватую рощу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что древесные стволы абсолютно иссушены. Казалось, чуть тронь, и все это моментально обратится в труху. Болезненный пейзаж, словно пораженный язвой. Холст, пропитанный трупным ядом, вот что он напоминает, подумал Эдмунд и удивился такой парадоксальной, несвойственной ему аллегории.
Сверр вдруг замер на месте, и Торсен едва успел затормозить, дабы не уткнуться в спину компаньона.
- Давайте вашу веревку, - сказал Олсен, внимательно рассматривая что-то впереди.
Хранитель с излишней торопливостью распутал тугой узел и передал норвежцу пояс. Тот, засучив рукав черной вельветовой куртки, четким отработанным движением сделал петлю, затянул ее на левом запястье. Проделав аналогичную операцию с другим концом веревки, Сверр тем же манером захватил кисть Торсена.
- Что бы ни произошло дальше, оставайтесь на дистанции. Не ослабляйте натяжение. Даже если вам будет мерещиться нечто кошмарное, сбивающее с толку, лишающее рассудка, не позволяйте ей обвиснуть. Вам всё ясно?
- Да.
- Тогда вперед. Да поможет нам небо.
Посвист, неприятно режущий слух. Заставляющий беспокойно озираться в поисках источника тошнотворных импульсов. Невыносимо плотный воздух, упругие волны которого норовят сомкнуться перед лицом, будто стремясь разделить двух путников, связанных меж собой лишь крохотным звеном.
Со всех сторон нависал красноватый туман, заволакивая поле зрения. Эдмунд непроизвольно прибавлял шаг, но предостерегающий оклик сделавшегося невидимым в мутной кисее Олсена моментально отрезвлял, напоминая о необходимости блюсти дистанцию.
Томительные мгновения слепого блуждания в багряном мраке. Торсен утратил чувство времени. Хотелось поскорее завершить опасную прогулку и возвратиться на свое насиженное место.
- Эй, хранитель! - раздалось справа.
Эдмунд шарахнулся в сторону, едва не потеряв равновесие. Голос, без сомнения, принадлежал чернобородому. Он попытался остановиться и разглядеть хоть что-то в зловещей пелене тумана, но нетерпеливые подергивания веревки вынуждали двигаться вперед.
"Галлюцинация", - решил Торсен. Мерзкий привкус страха тяготил, однако избавиться от него не получалось.
Рельеф местности изменился. Под ногами хлюпало и чавкало. По-прежнему не видя сотоварища, Эдмунд, тем не менее, мог ориентироваться на звук его шагов. Пару раз нечто прохладно-скользкое касалось лодыжки, и Торсену стоило огромных усилий подавить нарождающийся возглас ужаса.
Все кончилось внезапно. Туман, грязь, странные призвуки исчезли в одночасье. Эдмунд обнаружил, что они с норвежцем находятся средь метровых песчаных валунов разнообразных форм. Пепельно-серый налет покрывал округу, насколько хватало глаз.
- Пришли? - спросил Торсен.
Вместо ответа Сверр ослабил петлю на его руке. Снятую веревку отдал Эдмунду. Хранитель подпоясался, выжидающе глянул на компаньона.
- Ничего не замечаете? - поинтересовался тот.
Торсен еще раз окинул взором пейзаж. Омертвелое уныние, облаченное в песок. А более ничего.
- Посмотрите сюда, - Олсен указал на ближайший к ним валун.
Эдмунд подался вперед, а через мгновение, тихо вскрикнув, отшатнулся.
Искомый самозванец был в трех шагах. Он сидел с неестественно запрокинутой головой, демонстрируя выжженные глазницы и отсутствие языка в широко распахнутом рту. Торсен с содроганием отметил, что некогда иссиня-черные волосы и борода незнакомца абсолютно седы. Рядом с телом валялся свернутый в трубочку лист.
Сверр поднял грамоту, стряхнул с бумаги налипшие песчинки.
- Просто удивительно, как этот болван сумел продвинутся к цели, - произнес он. - Мерзавца сгубила самонадеянность. Для получения печати необходимо иметь в запасе нечто более существенное, нежели голый авантюризм.
Олсен приблизился к Эдмунду, еще не оправившемуся от шока. Ощутимо встряхнул старика за узкие плечи.
- Не падайте духом, хранитель. Самое кошмарное позади. Каждый получил по заслугам. Нам же осталась лишь маленькая формальность, дабы покончить с этим. Впрочем, от вас тут уже ничего не зависит. А потому пожелайте мне удачи.
- У-удачи, - заикаясь, выдавил Торсен.
***
Нежной прохладой струился рассвет.
Призрачной ладонью он стирал остатки ночи, заряжал обрюзгшие небеса светлой бодрящей энергией.
Эдмунд медленно приблизился к дому. В десятке метров от двери остановился, окинул повлажневшим взором скромную обитель свою.
А ведь мог и не вернуться. И неужели все это осталось бы неизменным, таким же тихим и радушным, уйди он навсегда из данной реальности? Как-то не верится. Меняется ли мир с уходом человека? Меняется ли хоть что-нибудь в нем, если тебя больше нет? Кто бы ответил...
В кухоньке на табурете дремал ниссе. Свесив на грудь взъерошенную головку, он забавно посапывал крохотным носом. Пустая кружечка его одиноко маячила посреди стола.
Эдмунд, стараясь не шуметь, пробрался в погреб, извлек оттуда плетеную бутыль с медовым пивом и вернулся в кухню. Заслышав булькающие звуки, ниссе продрал заспанные глазенки. Молча понаблюдал, как Торсен наполняет глиняную емкость.
- С добрым утром, - произнес Эдмунд, водворив кружечку на стол.
Домовой кивнул, потянулся. Табурет под ним заскрипел.
- Ты извини, пряники закончились. Попозже схожу, как только Ларри откроет лавку.
Ниссе как-то странно взглянул на него: долго, изучающе. Словно обдумывал в этот момент нечто важное.
- Ты хороший хозяин, Торсен, - раздался его глуховатый старческий голосок. - Славный хозяин.
Эдмунд ощутил горячую влагу на щеках. Смахнул нечаянные слезы, улыбнулся.
- Спасибо.
Ниссе притянул к себе кружечку и сосредоточился на пиве.
Золотистые пальцы солнца проникли в дом. Робко тронули ветхий сюртук тишины. И уважительно отступили, отдавая должное традиции.