Восхитительная белизна его отныне еще ближе. Мягкая, податливая плоть сугробов под стремительными жилистыми лапами.
Тысячи запахов будоражат, волнуют, манят.
В мощной грудной клетке клокочет восторженная ярость. Оттого, что знаешь: за тобою двенадцать серых соплеменников. А ты молод, силен и бесстрашен. Ты - лидер.
Потенциальный вожак.
Крон не в счет. Слишком стар. Видимо, последняя его охота. Чувствует. Пытается быть вровень с другими. Но глаза не обманешь. Старику тяжко. В каждом движении Крона сквозит усталость.
Жаль.
А может, и нет.
Главное - стае ясно, кто займет его место. Безоговорочно. Остается лишь упиваться властью.
Узкая морда довольно оскалилась.
Предвкушение победы. Пьянящая легкость в поджаром теле.
Оглянулся.
Фрейя.
Неприступная, гордая Фрейя. Близкая и крайне далекая одновременно.
Мчится за ним.
Сколько шрамов получено в борьбе за обладание ею. Кому-то пришлось покинуть этот свет, отправившись на поиски лучшей доли. Не стоит перечить одержимому любовью волку. Да-да, и звери любят.
Легкие буруны снежной пыли взметнулись из-под кожаных подушечек. Нарастил темп. Черные ветви хлестнули по бокам, но это лишь придало сил.
У волка нет знаний. Инстинкт, чувственная природа - вот его знания. В этом плане он - исключение из правил, единственный в племени, способный мыслить.
У волка отсутствует мораль. Все подчинено единственной цели - выжить. Всеми возможными способами. Это подкупает. Человек выше зверя? Хм...
Как насчет человекозверя? Мощный интеллект в идеальном теле убийцы. Адская смесь.
Зима - время сбираться в стаю. Волк-одиночка - не такая уж редкость в течение теплых месяцев. Но с наступлением холодов картина меняется. Надо сплачиваться, так легче выжить. Закон природы.
В стае заминка. В чем дело? Ах, ну конечно. Лес кончается. На открытом пространстве хищник не так защищен. А уж когда на другом конце поля село... Есть, чего опасаться. Точнее, кого. Прекрасный способ испытать племя на верность вожаку.
Ощерившись, бросил взгляд на соратников.
Все-таки у страха свой запах. Ни с чем не спутаешь. Что ж, волки, пора избавляться от этого паскудного свойства. За мной!
По крутому косогору рванул вниз. Ветер обезумевшей птицей запутался в шерсти. Его протяжные завыванья не в силах заглушить движение за спиной.
Вперед!
Казалось, снег вскипает под лапами. Белое пространство поля отныне украсится шрамами - следами волков.
Смерть - союзник волка во всем и всегда. Научитесь уважать смерть и дождетесь взаимного реверанса с ее стороны.
Первыми близость врага ощутили деревенские псы. Надсадный лай разорвал полотно ночи. Он лишь весело клацнул зубами, на мгновенье представив, как мощнейшие резцы вскроют горло очередной шавке.
Не сегодня.
Пока рано. Стае нужно освоить первый урок: бесстрашие. Пред лицом любого соперника, как бы грозен он ни был. Потому что они - сила, серые властители леса. Это их территория. Надо заставить понять, что с новым вожаком волчье племя непобедимо. Два мира - людей и животных в равной степени знакомы ему. И коли есть меж ними противоречия, то слишком неявные. Во всяком случае, он не замечал.
Мельтешение справа. Скосил взор. Так и есть: Линд. Когда-то они были почти что братьями. Но появилась Фрейя.
И все изменилось.
Что хорошо в мире волков - ничего объяснять не нужно. Чуть пристальней вонзись в янтарные зрачки соперника, и все поймешь. Почувствуешь. У людей интуиция сквозит изредка, подчас рождая сомнения. Здесь же чувства - реальное знание. И потому для волков нет лжи, лицемерия, лести. Враги, друзья - как на ладони. Игра в открытую. Как долго ему не хватало этого в мире людей!
Вновь обернулся на бегу. Да, страх просто так не выветрить. Его привкус еще силен на желтоватых клыках стаи. Ладно, хватит с них на сегодня.
Домой, волки.
Пора домой.
***
Говорят, зверь не в состоянии выдержать взгляд человека. Это правда. Даже преобразившись, он иногда проделывал такие фокусы с волками. Первая стычка с Линдом оказалась последней как раз поэтому. После обмена ударами и укусами, они замерли друг напротив друга, готовясь к финальной атаке. Хватило мгновения. Он просто взглянул на Линда. Не сузившимися зрачками распаленного короткой яростной схваткой зверя, нет. По-человечески, насколько позволяла ситуация. Пристально, изучающе. В этом взгляде не осталось ничего от волка. И Линд почувствовал. Опустил морду, медленно заковылял прочь. Миг, правильно выбранный миг решает всё. В мире людей подобный исход поединка, вероятно, сочли бы идеальным. Наиболее цивилизованным.
К черту цивилизацию! Ты дитя природы. Так позволь ей взыграть в каждой клетке твоего нового тела. Долой контроль! Свобода - главное. Ее крылатая тень отныне твой верный спутник. Будь собой, волк!
Он любил рыскать в одиночестве. Не пропитания ради. Просто хотелось успеть пережить все. Нёсся стремглав, отмечая, как вздымаются каменные бугры на лопатках, как снежинки забиваются в непривычно длинные ушные раковины, как осыпающаяся еловая хвоя застревает в холке. В этом билась полнота жизни, неведомая доселе. Случайно увиденная белка или клекот токующих глухарей приводили волчью натуру в стадию возбуждения. Сказывался многовековой рефлекс охотника. Вот так, пересекая в одиночку лесные дали, помечая территорию, открывал в себе новое.
Возвращаться после долгих пробежек было приятно. Нора средь корней старого ясеня встречала тихим радушием. Даже сухая твердость земли под косматым брюхом казалась ласковой. Его прекрасное убежище, родной приют уставшей мысли...
Узкая морда опустилась поверх скрещенных лап. Глаза непроизвольно закрылись.
Определенно, новая жизнь была ярче, богаче впечатлениями. Он успел свыкнуться с отсутствием речи. Справедливости ради, многословием никогда не страдал, однако порой возникало дикое, непреодолимое желание поразмышлять вслух. С этим приходилось бороться. Если становилось невмоготу, выбирался наружу и мчался, не разбирая тропы. В движении легче справляться с внутренней болью.
Иногда он не удовлетворялся бегом. Слишком силён был вихрь эмоций. Приступ внезапной ярости вынуждал кидаться на черные торсы деревьев, сдирая острыми когтями рассыпчатую крону. В этом был момент истины, победа волка над человеком....
Поток размышлений прервался банальным образом.
Фрейя.
Похоже, девочка сделала выбор. Он осклабился. Чересчур предсказуемо. Возможно, лишь для него, наделенного какой-никакой, но логикой. И в подземном сумраке волчьи глаза видели достаточно, чтобы человеческий ум успел сделать соответствующие выводы. Однако здесь его территория, и правила игры также во власти одного.
Фрейя легла рядом. Вот это уже несколько странно. В подобных ситуациях волки ведут себя иначе. Первый тревожный звонок? Оснований беспокоиться, вроде бы, нет. Впрочем...
Коль речь зашла об аномалиях поведения, над его убежищем давно пора вывесить плакат: 'Не ищите в волке волка!'. Идиотизм, да и только! Он лишь сейчас понял, что не сумеет насладиться сполна обретенными возможностями. И причина вполне прозаична, вполне в духе homo sapiens: ответственность. Элементарная ответственность за содеянное. И не содеянное тоже. Какие бы чувства не испытывал к Фрейе, всегда надлежит помнить об одном: ты не волк. Уже не человек, но еще не волк. Тогда кто же?
Вервольф, волкодлак, вилктак - как угодно. И не стоит питать иллюзий. Фрейя ощущает барьер меж ними. Ощущает его непринадлежность к волчьему племени. Первый раз за все это время он пожалел о своем перевоплощении.
Надо доказать.
Ей, себе, всем.
Доказать, что он - волк. Полноценный хищник. Вожак стаи.
Смутное подозрение шевельнулось внутри. Что-то темное, беспокойное. И тут заметил: Фрейя не сводит с него глаз. Странно, не по-волчьи. Он воззрился в ответ. В следующее мгновенье готов был поклясться, что пред ним не совсем волчица.
Совсем не волчица.
Зябкая волна пронизала подшерсток. Сотни невидимых игл разом впились в его звериную душу.
Фрейя не ...?
Бред.
Наваждение.
Морок.
Остынь, безумец. Уйми свои расшалившиеся человечьи нервы, свою глупую фантазию. Такого попросту не бывает. Понял?
Не бывает.
Только почему же тогда впервые за время пребывания в шкуре животного возникает желание, в котором стыдно признаться себе самому? Почему, вопреки всякой воле, вопреки здравому смыслу, обычному людскому смыслу, его так нестерпимо тянет сделать нечто, непозволительное ранее? Почему же, в конце концов, он стремится поскорее отвести взгляд?
***
Волки любят играть. Собственно, жизнь для них - одна большая игра, в которой побеждает сильнейший. Потому им так нравится череда действий, требующих проявления ловкости, хитрости и силы. Волки обожают забавы, например, такие: один из стаи, держа в пасти сухую ветку иль палку, пускается наутек. Другие бросаются в погоню. По прошествии времени беглец роняет ношу, ее подхватывает кто-либо из преследователей, и роли меняются. Это может продолжаться довольно долго. Штука в том, что убегающий никогда не разовьет большой скорости, а его сородичи не будут испытывать рвения по поводу поимки. Здесь есть своя, волчья логика: провоцирование агрессии чревато последствиями. Даже в игре. Тем более, если она - неотъемлемая часть жизни.
То морозное утро не стало исключением. Выбравшись из норы, обнаружил: стая в сборе, готова к очередному состязанию. Кто-то все же отсутствовал. Крон. Ладно, старику простительно. Окинул взором присутствующих. Азарт, черт возьми! Хвосты опущены, кончики задраны вверх - признак дружелюбного настроя. Но нетерпимость прямо-таки витает в пропитанном холодом воздухе. Хорошо.
Кто поведет?
Ага, Фьорн.
Игра началась.
Все же что-то есть в этом. Что-то по-своему чарующее. Хрустящая корка наста под твердью лап, клубы пара, вырывающиеся из распахнутой пасти, биение дикого сердца, и своеобразное чувство локтя. Ты в стае. Вместе мы - сила.
И тут накатило.
Решение созрело внезапно. Смелое до жути. Почти безумное. Но ведь волку как раз и не положено блистать умом, не правда ли?
Это будет поступком. Шагом - вполне возможно, последним, - в котором сольются воедино ярость зверя и безысходность человека. Нечто подобное лежит в основе мужества. Но время анализировать давно миновало. Итак, еще один урок для стаи.
Главный урок.
Осталось дождаться темноты. Ночью, как известно, все волки серы. Даже белые волки.
Зверю незнакомы сомнения. Ему же напротив. Стало быть, эксперимент не удался. Или удался частично. Однако в его случае это не в счет. А значит...
Надлежит ставить точку.
Или крест.
Хороший, жирный крест. Чтоб запомнился.
Уйти красиво.
Волчья пасть озарилась улыбкой.
Человеческой.
Слишком человеческой.
Предвкушение смертельной охоты владело им в сгустившихся сумерках, когда стая легкой рысью сопровождала вожака. Внимание, предельная концентрация на деталях. Будто стремился вобрать в себя любую отметину когтей на древесных стволах, каждую выемку в сугробе, всякое обезличенное мертвенно-синим небом облако.
Будет ли это местью?
Нет. Просто охота. По новым правилам.
Это его игра.
Учитесь, волки, покуда жив.
Луна - извечная спутница серой братии, путалась в чернеющих ребрах ветвей. Это кстати, очень кстати.
В безмолвной тьме седой зимы,
В кромешной безнадеге этой
Мне вдруг явился лучик света,
Мираж средь вечной кутерьмы.
Гулкое уханье совы показалось на редкость пронзительным. Зловещий символ, предрекавший исход охоты. Сердито щелкнул клыками. Суеверный зверь - это слишком.
Настала пора знакомства, волки. Сегодня вы сможете почувствовать человека в непосредственной близости. Не слишком приятно, но такова его воля.
Воля вожака стаи.
Хотелось обернуться на бегу, убедиться, что не один. Но он знал: стоит сделать это, и наткнешься на так поразивший ранее взгляд Фрейи. Быть может, именно ее новая, незаметная прежде ипостась явилась причиной безумной гонки на верную гибель? В любом случае, отступать не в праве. Пусть будет, как будет.
Вот и поле.
Следы, следы, следы...
Бесконечные ряды червоточин на белоснежном покрывале.
А все же трусят серые братья. Ох, трусят!
А ты?
Не боишься?
Прислушался к себе.
Нет.
Пусто, глухо, темно. Лишь едва-едва брезжит во тьме огонёк веселой злости. Предстоит игра - самая короткая и увлекательная за всю историю волков. Игра, в которой не придется сдерживать порывы, оставаться в ограниченных рамках правил. Нет больше правил! Законы устарели и будут попраны железной когтистой пятой.
Хотите свободы?
Дарю!
И не стоит благодарности.
Вы заработали право на свободу жеста, волки.
А люди...
Они тоже кое-что заслужили.
И они это получат.
Сполна.
Снова псы. Снова отчаянный лай.
Пардон, господа, но мы вынуждены прервать ваш концерт.
Начинаем, друзья. Помните: главное - внезапность. Ключевое слово в сегодняшней игре.
В бешеном темпе миновал крайние дворы, не реагируя на яростный вой собак. Хлопанье ставен. Кто-то имел неосторожность выглянуть за ограду, о чем, судя по всему, даже не успел пожалеть.
Веселитесь, ребята! Нынче есть повод. Праздник смерти. А смерть, знаете ли, дама, веселая до ужаса.
Он не видел действий соплеменников: не видел Линда, сцепившегося в свирепой дуэли с огромным пастушьим псом; не видел, как близнецы Пер и Уле, ощерив стальные резцы, подступают все ближе к вооруженному рогатиной сыну старосты; не слышал первых ружейных выстрелов. В висках тяжело стучало. На доли секунды он выпал из этой реальности, из затеянной самим же игры. Сейчас перед взором застыла иная картина: слезящиеся, пронзенные болью глаза брата, угодившего в волчью яму.
Все попытки помочь ему выбраться на поверхность закончились ничем. Тогда он провел ночь возле хитроумной ловушки. Оставался рядом, пока не явились люди. И дальнейшее наблюдал из кустов. В память навсегда врезалась жестокая ухмылка одного из ловцов, литое дуло ружья с коротким язычком пламени, предсмертные стоны со дна ямы и удаляющиеся спины ненавистных пришельцев, уносящих добычу. Словно все это свершилось только вчера.
- Волк! Волк! - раздалось где-то слева.
Голос странно, болезненно знакомый. Сиганул через плетень. Вгляделся в перекошенное страхом лицо застывшего на крыльце. Эти водянистые, поблекшие от времени глаза он узнал бы из тысячи. В них не осталось ничего от зорких, уверенных зрачков охотника. Да и трясущиеся ладони вряд ли способны поднять оружие, сделать выстрел, поставить точку в чужой жизни, отнюдь не готовой к завершению. В крови забурлила черная пена ненависти.
- Волк, - просипел парализованный ужасом субъект на крыльце.
Волк, старый ты хрен!
Именно волк.
И сейчас тебе придется держать ответ перед хищником, которого невозможно разжалобить. Будь ты проклят, бывший убийца. Смерть настигла тебя. Смерть во имя справедливости.
Зуб за зуб.
Дурманящий запах крови заполонил пространство. Он спрыгнул со ступеней, оставив труп заклятого врага лежать у двери. Восторга и упоения местью не было. Что-то другое. Непонятная усталость, сгибающая к земле. Он лизнул горку снега. На кристально-белой поверхности осталась розовая полоска. Живое напоминание об удачной охоте. Пора назад.
Медленно двинулся, было, к плетню, и ... остановился. С той стороны неотрывно глядела Фрейя.
Она видела. И все понимала.
С ходу преодолел разделяющий их барьер, встал рядом. Больше не было скованности, чувства вины, не было преграды. В Фрейе не осталось прежней холодности. Ее глаза говорили о многом. И он сделал единственное, на что способен волк в такой ситуации: наклонил голову и коснулся лбом белого пятнышка шерсти посредине ее лба. Теперь все будет, как надо. Вожак, подруга, стая. Оказывается, некоторым историям свойственно благополучное разрешение.
Домой.
Нехотя оторвался от Фрейи.
И тут грянул выстрел.
2
Маленькая больница на окраине Кракова утопала в яблонях.
Сочная листва мерно вздымалась в объятьях легкого ветра. Солнечные блики неторопливо изучали поверхности луж, оставленных прошедшим накануне дождем. Природная идиллия как-то не вязалась с характером заведения, словно в насмешку возведенного в тихом райском уголке.
Станислав тяжело вздохнул и направился к главному входу. Позвонил. Прошло секунд десять, прежде чем массивная дверь распахнулась, явив взору угрюмого санитара в замызганном халате. Колючий взгляд из-под насупленных белесых бровей.
- Здравствуйте. Моя фамилия Потоцкий. Пан Гайда назначил мне на двенадцать.
- Пойдемте.
По широкой лестнице поднялись на третий этаж. Металлическая дверь с кодовым замком.
- Подождите здесь. Доктор Гайда выйдет к вам. Просто обстановка у нас...
Санитар не закончил, махнул рукой.
- Я понимаю, - сказал Станислав.
Дородная фигура медбрата скрылась за дверью.
Здесь даже окон нет, подумал он. Тусклые электрические лампочки без абажуров. Мутный желтый свет, запачканные известкой перила, болезненный цвет стен. Безысходность во всем. Бедный Войцек! Каково ему тут?
Появился главврач. Полноватый человек средних лет, с залысинами. Выражение лица приветливое, но в глазах усталость. Работа, понятное дело, - не позавидуешь. Нервы, должно быть, стальные. Протянул руку.
- Пан Потоцкий? Здравствуйте. Извините, что приходится говорить на лестнице. А впрочем... Давайте спустимся в сад. Так будет лучше.
Станислав согласно кивнул.
- К сожалению, порадовать вас не могу. О процессе выздоровления речь покуда не идет. Ваш брат с каждым днем становится агрессивнее. А давешний инцидент, похоже, и вовсе свел к минимуму попытки вернуть ему человеческий облик.
- О чем вы, доктор?
Гайда бросил короткий взгляд в его сторону.
- Закурить не хотите?
- Не курю.
- Тогда я, с вашего позволения...
Станислав с тревогой ждал комментариев. Его предупреждали, что 'пациент неадекватен', что 'процесс, по всей видимости, затянется'. Однако надежда никогда не покидала его. Похоже, теперь доктор Гайда собирается заявить о тщете усилий медперсонала больницы в отношении Войцека.
- Вчера ночью, пан Потоцкий, ваш брат едва не лишил жизни соседа по палате.
- Как?!
- Попытался загрызть. На крики несчастного сбежалось пол-отделения. Санитаров наших видали? Ну, вот четверке таких молодцов с трудом удалось спеленать его. Да и то лишь после хорошей дозы успокоительного. В общем, я был вынужден, во избежание подобных случаев в дальнейшем, распорядиться о переводе Войцека в изолятор. Извините, я понимаю, что вы чувствуете, но так обстоит дело.
- Значит, надеяться на улучшение...
- Ну, я бы не стал отчаиваться. Медицина, знаете ли, не стоит на месте. То и дело появляются данные о новых разработках, препаратах, методиках, в том числе и в области психиатрии. Я даже связался с английскими коллегами из одного научного центра. Там имеются специалисты по схожего рода случаям. Хотя, должен признать, здесь потребуется помощь не столько психиатров, сколько зоологов. В поведении Войцека человеческого мало. Он фактически полностью уподобился волку.
Станислав зажмурился. Слышать такое было невыносимо.
- Повидать его можно?
- Исключено. Здесь особая ситуация даже по нашим меркам.
Подумать только. Тихоня Войцек, скромный антрополог, для которого величайшим счастьем было сидеть в библиотеке Академии наук, изучать очередной труд, описывающий ритуалы каких-нибудь якутских шаманов, в одночасье меняется прямо на глазах, становясь диким и свирепым хищником. Боже мой!
- Знаете, - после недолгой паузы молвил пан Гайда, - принимая во внимание сферу интересов вашего брата до его... хм, ... до его трансформации, я бы высказал гипотезу, что здесь имеет место быть нечто вроде метемпсихоза с неудачным исходом.
- Что-что?
- Метемпсихоз. Переселение душ. Ведь Войцек специалист по обрядам народностей Севера? В свое время я немного интересовался этой темой. Так вот, в ритуальной практике шаманов, насколько мне известно, помимо прочего распространен своеобразный опыт замены сознания животного по собственному выбору. По сути, речь идет о переселении психоматрицы человека в оболочку зверя на определенный срок. Каким образом это делается, сказать не берусь. Но, вероятно, не без помощи психотропных средств. Понимаете, о чем я? Вполне возможно, Войцек не удовлетворился теорией и пошел еще дальше. Но в одиночку проводить эксперименты на себе не просто опасно, а губительно для человеческой психики. Повторяю, это всего лишь моя собственная гипотеза. Подтвердить или опровергнуть ее я не в силах.
Доктор посмотрел на часы.
- Извините, дневной обход. Не отчаивайтесь, пан Потоцкий. Мы примем все меры, привлечем высококлассных специалистов. Сделаем все, что в наших силах.
- Спасибо, пан Гайда.
- Всего хорошего.
Владислав еще долго смотрел в конец аллеи, по которой ушел доктор. Стоял и думал: как странно. В этом мрачном строении находятся люди вне времени. У них отняли прошлое, не даровав надежды на будущее. Они забыли свои имена, забыли родных и друзей. Лишенные прав и желаний, обреченные на заточение в стенах лечебницы, они, тем не менее, умудряются проникать в иные миры, видеть невидимое другими, ощущать нечто, неподвластное обычному человеку. Вероятно, некоторые из них даже счастливы по-своему. Но мы относимся к ним иначе. И они, чувствуя несправедливость к себе со стороны мира, мстят за это. Теперь и Войцек один из них. Брат...
***
Когда сил не осталось, он, шумно дыша, рухнул на спину.
Этот белый потолок, белые стены...
А ему так хотелось увидеть небо. И пусть оно взорвется дождями и молниями, пусть обрушит леденящий ветер.
Пусть.
Зато это будет небо. А если ты видишь небо, значит, свобода рядом.
Он закрыл глаза, всматриваясь в тьму. И вот уже проступили контуры такого знакомого, удивительно тихого леса. И вновь можно осязать несравнимый ни с чем вкус снега, смолистый аромат сосен. Вновь можно бежать по пушистым искрящимся сугробам, упиваться скоростью, ловить раскрытой пастью воздух. И никаких стен. Единственные стены здесь - стволы деревьев.
Его охватило блаженство. Все-таки вернулся. Вернулся домой. Больше не будет криков, боли и страха, больше не будет ужасных людей с масками на лицах и стальными иглами в руках. Жизнь начинается там, где кончаются люди. Этот урок он тоже усвоил.
Исколотое тело наполнилось силой. Он снова был волком, прекрасным в своей дикости. И это вселяло восторг и уверенность. Значит, все хорошо.
Он не заметил, как покинул лесные дебри, как очутился на краю пропасти. Дальше не было ничего. Только небо. Небо заполняло пространство, насколько хватало глаз. Небо везде. Сердце зашлось в конвульсии счастья.
Небо, и мириады крошечных светлячков, кружащихся в нем. Да ведь это звезды! Одинокий волк на крутом утесе, окруженный танцующими звездами вечернего неба.
Не сдержался. Запрокинув мохнатую морду, взвыл. Победный клич, песня освобождения.
Гимн одинокого волка.
Хоровод звезд постепенно замедлился, сложился в сверкающее облако. Он замолчал, внимательно наблюдая. Из глубины сияния выплыло что-то знакомое. Яркие угли зрачков, сверкающая улыбка и крохотное белое пятнышко, венчающее маленький лоб.
Фрейя.
Я нашел тебя, Фрейя.
Глазки-звездочки на мгновенье сомкнулись.
Наклонив голову, шагнул ей навстречу.
Небо заключило волка в объятия.
И сквозь пелену застилающего разум сладостного дурмана, он успел подумать: с возвращением, волк.