Аннотация: Дурные привычки неискоренимы, даже если это привычка к графомании. И смерть, и кошмар от этого не излечат.
"Будь проклята эта дуэль. Будь проклят мой длинный язык", - таковы были последние мысли Франсуа-Мари Готье, пока он падал в объятья липкой тьмы. Боль в плече, такая резкая и сильная вначале, утихала, пока совсем не сошла на нет.
Окончательно он пришел в себя только через какое-то время, лежа на холодной земле, и первым делом рассердился: ни противника, ни секундантов не было рядом, только деревья шуршали листвой под накрапывающим дождем.
Он сел, ощупывая рану. Та почему-то не кровоточила и не болела. Треуголка валялась рядом, и Готье натянул ее на голову, поднимаясь на ноги.
На поляне, которую они выбрали для своей дуэли, не осталось никаких следов, словно не было здесь бешеного танца ненависти, не сверкали сабли, и тяжелые сапоги не вытаптывали траву. А все из-за чего? Из-за бабы и из-за сатирического эссе, которое Готье, к своему несчастью, написал и прочел в доброй компании. Нашлась же какая-то сволочь, что донесла эту невинную шутку до ушей обманутого мужа...
Он зашагал к дороге, все еще негодуя на ушедших. Может быть, они решили им пожертвовать, чтобы не объяснять потом причины поединка?
Когда Готье подошел совсем близко к дороге, дождь усилился, и вскоре лило уже как из ведра, скрыв окрестности из виду. Должно быть, из-за этого незадачливый дуэлянт и не услышал, как со спины к нему подъехала телега, запряженная двумя мохнатыми быками.
- Эй, месье, - окликнул его звонкий девчоночий голос. Неожиданное обращение заставило вздрогнуть, и Готье обернулся. - Вас подвезти?
Он заколебался, но все же согласился. Лучше кратковременный позор при встрече со знакомыми, чем валяться в горячке. Девчонку звали на английский манер - Мэри, и платье служанки, и выговор ее тоже принадлежали уроженке острова. Она прятала от него свои руки, но Готье все-таки заметил, что кожа ее была покрыта язвами.
- Что это с тобой? - поинтересовался он не без отвращения.
- О, это все моя хозяйка, миссис Браунригг, - беззаботно ответила та.
- Ты можешь пожаловаться на нее.
- Зачем? Она и ее муж везут нас и будут возить до скончания веков. Видишь, вон там, на ее шее? - и она указала пальцем на обрывок веревки, терявшейся в густой гриве животного. - Ее повесили за мою смерть, вот так-то.
Готье на всякий случай отодвинулся от этой помешанной подальше.
- Ясно, - на всякий случай ответил он.
- Ты удивлен? Не удивляйся. Каждый, кто идет по этому пути, проходит сквозь странные места.
Она не обманула: вскоре они проехали мимо человека в монашеской рясе, который пытался пришивать свои конечности. То одна, то вторая рука время от времени отваливались, но с упорством одержимого монах не прекращал этого бесплодного занятия.
- Кто это? - шепотом спросил Готье.
- О, это Клеман. Он убил Генриха Третьего отравленным кинжалом и теперь пытается прийти в себя после четвертования.
Готье оглянулся, стараясь рассмотреть монаха. О Клемане он недавно где-то читал.
- А сам Генрих Третий?
- Где-то тут, - равнодушно ответила девица. - Он прячется от тех, кого загубил за время своего правления. Иногда выходит и просит вытащить отравленный кинжал из его груди. Да только зря: никому не удавалось это.
- А куда мы едем?
- Как куда? К хозяину этих земель. Только осторожней при входе: иногда маркиза де Бренвилье в отчаянии опрокидывает котелок со своим ядом, который она больше не может варить, и ты можешь обжечь ноги: они распухнут и почернеют.
- Зачем ей варить яд?
- Каждый вечер на ужин к ней приходит ее убитая семья, ее любовник, де Сен-Круа, прохожие и бродяги, словом, все, кого она отправила на тот свет. Она должна съесть ложечку своего угощения за каждого из них, и ей это доставляет невыносимые муки.
- Мы едем... в Ад?
- Да нет. На земле Ад гораздо хуже, - равнодушно ответила та, и Готье на всякий случай решил ничего больше не спрашивать и трижды прочел молитву Святой Деве.
Они подъехали к большому каменному дому, и тут девица попрощалась с ним, предупредив, чтобы он был вежлив с хозяином. Готье сошел на землю и прошел в ворота, за которыми обильно цвели ромашки, поникшие от дождя. Несмотря на уверения девицы, он не встретил здесь ни маркизы, ни кого-нибудь из ее жертв: здесь не было ни единой живой (или мертвой) души, и никто не откликнулся на его стук в дверь.
Хозяин обнаружился в библиотеке, после того, как Готье обошел весь дом, любопытствуя, как же здесь все устроено, в логове Сатаны. Он не сомневался, что попал именно к Отцу Зла в лапы и даже почти смирился с этой мыслью, но хозяин дома оказался похож на одного из четырех всадников, и Готье мог поклясться, что в конюшне у него стоит белая кобыла.
На столе лежали газеты и журналы, и хозяин первым делом спросил у вошедшего гостя:
- Скажите мне, что это такое? - голос у него был глухим, точно доносился из бочки. Во времена бурной юности Готье с друзьями не раз приносили с кладбища святой Анны черепа, и пили из них, и делали вид, будто это их собутыльники, беседуя с мертвецами в подпитии. Он вздрогнул, точно само прошлое взглянуло на него из темноты под крутыми надбровными дугами.
- Это "Альманах муз", - робко заметил он, узнав один из журналов.
- Да неужели? Это все, что угодно, но к музам не имеет никакого отношения! Все эти ваши издания - лишь жалкие брыкания в пустоту. Вот я открываю любой из них, и что я вижу? Слезливый роман о чувствах и разврате. А здесь? Преступления англичан в Новом Свете! Вороватый политик! Трусливый полководец! Как, должно быть, мило искать недостатки у других, если не можешь избавиться от них сам. Мне кажется, чем больше у вас появилось возможностей выразить свое мнение, тем меньше это мнение стоит.
Готье молчал, не решаясь возразить, и страшный хозяин выпрямился во весь рост, тыкая в него костлявым пальцем:
- Новая философия? Это все чушь! Люди всегда были и останутся одинаковыми! Всегда они будут друг друга убивать, калечить и мучить, а потом принимать наказание! Чем больше ты говоришь, тем больше рискуешь своей шкурой, и в будущем люди будут покрыты шрамами от неосторожных слов, подобно дикарям!
На последнем восклицании он ткнул особенно чувствительно, и Готье почувствовал сильную боль в правом запястье. Суровый хозяин говорил еще что-то, но постепенно растворялся в свете свечей, принимая облик кого-то иного, знакомого.
- Нет, вы не правы, - язык еле шевелился, и какое-то облако багрового тумана мешало ему думать.
- Ну-ну, наш задира еще будет учить меня, как лечить, - послышался голос его давнего друга, доктора. - Лежи лучше, я пустил тебе кровь.
- А где этот? И убитая девица? И маркиза де Бренвилье?
- Что? Какая еще убитая? Ты что, водишь шашни с какой-то маркизой? Тебе мало сегодняшнего? Силен, мой друг, силен! - доктор отодвинул от края бюро журналы и письма, чтобы не упали на пол, и оперся на край, чтобы заглянуть в лицо своему другу, но тот вовсе не глядел на него. Взгляд его был прикован к журналам.
- Я вспомнил, - с трудом проговорил Готье. - Я читал о них. Мне все просто приснилось. Только и всего. Не хочу больше ничего знать.
- Сатиру тоже не пиши, - согласился доктор, ничего не поняв из этих сумбурных слов. - Это все от жара и лихорадки. Даст Бог, ты быстро пойдешь на поправку.
У Готье не хватило сил возразить, и он просто прикрыл глаза. Если подумать, то что-то здравое в словах этого наваждения, этой фаты-морганы было. Может быть, потом написать об этом статью?..
Примечания:
1. Элизабет Браунригг была повешена в 1767 году за то, что замучила до смерти свою четырнадцатилетнюю служанку Мэри Клиффорд
2. Жак Клеман - двадцатидвухлетний монах-доминиканец, казненный (его четвертовали и сожгли) в 1589 году за убийство короля Франции Генриха III, покровительствовавшего гугенотам.
3. Маркиза де Бренвилье - знаменитая французская отравительница, отравила отца, мать, двух братьев, сестер и детей, предположительно, своего любовника Годена де Сен-Круа, прислугу и бедняков. Казнена в 1676 году после громкого дела о ядах.
4. 'Альманах муз' - один из первых литературных журналов во Франции, появившийся в 1765 году.