Аннотация: Заговор буканьеров против капитана Флинта
Свеча в фонаре мертвого джентльмена с "Полумесяца" опять погасла, и плотник, чье имя никто не мог запомнить, лениво выругался. В пиратской кают-компании стоял тяжелый дух, присущий скорее куче киснущей одежды, чем месту, где люди принимают пищу, и на одной из стен еще виднелись остатки карты английских владений, висевшей здесь с незапамятных времен, когда "Морж" звался "Ост-Индским Лордом" и был торговым кораблем.
-- Убери ром, Джонс, -- скомандовал одноглазый по прозвищу Карамельная Голова, доверенное лицо и правая рука капитана Флинта. -- Мы пришли сюда не пить, джентльмены.
Он встряхнулся и почесал за ухом. Карамельной Головой его прозвали отнюдь не за сладость речей и не за любовь к сладостям. Когда одноглазый был еще юн и служил под началом знаменитого Стивенса, он убил счастливого в любви соперника, отрезал ему голову и окунул ее в расплавленный сахар. Говорили, что она до сих пор хранится у него в сундуке, и Карамельная Голова время от времени отсекает от нее кусочки, чтобы подсластить ром.
-- Как тут не пить? -- проворчал Джонс, но неохотно спрятал бутылку за пазуху. -- Того и гляди, Флинт пристрелит. Или выбросит за борт.
Все шестеро загалдели вполголоса, будто Джонс сорвал печать с их уст.
-- Он своенравен, как корабль у берега.
-- Как бешеный пес!
-- Тсс! Говорят, что он может слышать все разговоры, даже если отлучился, джентльмены.
-- Чушь собачья...
-- Почему он тогда убил Томми, который накануне назвал его остервеневшим хорьком? Никто не слышал этих слов, кроме кока, а он в тот день валялся пьяным.
-- Потому что он и есть остервеневший хорек. Но наша беда не в том, -- когда заговорил Джон Окорок, казначей, все замолчали. Он всегда говорил тихо, но столь веско, что невозможно было к нему не прислушаться.
-- А в чем? -- спросил безымянный плотник. Он выковыривал грязь из-под желтых ногтей и сбрасывал катышки на длинные парусиновые штаны, перепачканные в засохшей смоле. -- Что хуже Флинта?
-- Разобщенность.
-- Чего-о-о? Окорок, говори по-простому.
-- Я все время забываю, что некоторых из нас Бог лишил разума, -- ответил тот, и плотник оскалился, но промолчал. -- Каждый из вас, джентльмены, трясется сейчас за собственную шкуру.
-- И чего? -- опять спросил плотник. -- Ты будто не боишься.
-- Дело не в том. Мы боимся каждый за себя.
-- Мне этого хватает, -- сказал Джонс. -- Еще я буду за других дрожать.
Двое, сидевшие в тени, громко заржали.
-- Поэтому-то Флинт перережет вас, как овец, -- Окорок не обратил на весельчаков никакого внимания, и смех затих.
-- Вас? -- Карамельная Голова в упор уставился на него. -- Скажи-ка, Окорок, не ты ли первым начал говорить, что нельзя это терпеть?
-- Мне казалось, ты лучше меня знаешь. От своих слов я не отрекаюсь. Но не хочу иметь дело с болванами, которые не понимают, что сила в единстве.
-- И что ты предлагаешь, Окорок? Низложить его? Да он всех перестреляет, еще прежде чем увидит черную метку.
-- Устроить ему ловушку, джентльмены.
Все переглянулись, и плотник неосторожно задел фонарь; тот опрокинулся, покатившись по столу. Свеча переломилась, ярко вспыхнула напоследок и вновь погасла.
-- А кто станет капитаном и возьмет себе "Моржа"? -- спросил в темноте Джонс, пока плотник шарил по столу. -- Ты, Окорок?
-- Нет. Я своим местом доволен. Капитаном может стать любой из вас -- полагаю, мы кинем жребий.
-- Что ж... Тогда рассказывай, что задумал, Окорок. -- голос Карамельной Головы стал мечтательным, будто он уже примеривался к капитанской каюте.
***
-- Слушай сюда, Сладкая Башка, -- Флинт постучал дном кружки по столу. Он был не в духе, и при свете дня выглядел больным и уставшим; испитое, изрытое оспой лицо то и дело болезненно кривилось, а волосы, которые он подкрашивал сажей и смазывал маслом, торчали во все стороны. -- Объясни мне, что творится с этими балбесами? Мой дорогой "Морж" того и гляди окажется пустым, как Лондон в чумной год! Какого дьявола Джонс полез на бушприт, чтобы оттуда сорваться? И плотник! Где ты возьмешь мне хорошего плотника в Вест-Индии? Кто будет отрезать ноги и руки после боя, а?
-- От болванов стоит избавляться, капитан, -- Карамельная Голова ответил одной из любимых фраз Окорока. -- Иначе как нам найти верных и умных?
-- Умные нам не нужны, -- отрезал Флинт. -- Умные в пираты не бегают.
-- Но как же вы, капитан? -- заикнулся Карамельная Голова.
-- А я чересчур умен. И проницателен, -- весело ответил капитан. Его выпученные глаза влажно блестели, будто он нанюхался лука. -- Никто, никогда не мог меня поймать. А обман я чую за семь фатомов на морском дне. И знаешь, что? -- он наклонил голову и цепко схватил помощника за плечо. -- Ты мне не нравишься.
Флинт вытащил из-за пояса пистолет, но Карамельная Голова был проворней и вскочил на ноги, с грохотом опрокинув резной стул, еще помнивший лучшие времена. Помощник вытащил грубо заточенный кортик из-за обтерханного пояса, но капитан метнул ему в лоб оловянную кружку, и она рассекла острым краем кожу над виском. Карамельная Голова тряхнул головой, как ошеломленный пес, оправляясь от неожиданного удара, и сплющенный сосуд полетел вбок, с дребезгом ударившись о переборку. Карамельная Голова сделал выпад, чтобы отсечь Флинту руку с пистолетом, но тот играючи ушел от удара.
-- Окорок! -- крикнул Карамельная Голова, отчаянно надеясь, что казначей его услышит и придет на помощь.
-- Да! Поди сюда, Окорок! -- передразнил его Флинт и воткнул двузубую вилку в плечо противника. Стрелять капитан не торопился. Он оскалился, и Карамельной Голове показалось, что лицо Флинта стало похоже на настоящий череп, столь причудливо солнце прорезалось сквозь темные облака и отразилось от выбеленной льняной скатерти. Капитан отобрал у него кортик, выкрутив запястье, и с силой придавил его к столу, -- должно быть, так чувствует себя скот перед забоем, с еще неосознанным ужасом, спрятанным за яростью от запаха крови, как чувствовал себя Карамельная Голова. Бесполезное оружие тяжело упало на доски, выбив всплески мелких опилок, и Окорок вошел как раз вовремя, непроницаемо глядя на драку.
-- Веревку! -- приказал Флинт, навалившись на Карамельную Голову всем телом, будто на портовую девку.
-- Наш уговор, Окорок, -- прохрипел тот, извиваясь под капитаном. -- Вспомни наш уговор!
Казначей кивнул, будто признавал правоту его слов, и вместо веревки вытащил из-за пояса нож. Флинт одобрительно оскалился и схватил бывшего помощника за волосы, заставив того задрать подбородок. Второй рукой он содрал засаленный шейный платок Карамельной Головы, и позеленевшая вытертая ткань упала на стол.
-- От болванов стоит избавляться, -- так сказал Окорок, и блеснула сталь.
***
Ночью они вынесли тело и сбросили его за борт. Мертвец будто не хотел покидать корабль и цеплялся окоченевшими конечностями за снасти и доски. Его бледное, распухшее, словно вымоченное в уксусе, лицо в последний раз обратилось к небу, чтобы исчезнуть под толщей темной воды. На носу насвистывал песню подвыпивший боцман, и вряд ли он слышал хоть что-то за пеленой своих видений.
Ночь была тихой, и звездное небо смыкалось с черным морем -- лишь фонарь, тот самый, принадлежавший мертвому джентльмену с Полумесяца, горел на мачте, словно жирный светляк.
-- Не боишься отправиться за ним, Окорок? -- капитан заговорил неожиданно серьезно и устало.
-- Нет, сэр.
-- Поистине греху сатана дал дерзость... И я когда-то ходил в церковь, Джон. Мне рассказывали там о дьяволе, но, сдается мне, я встретил его лишь в тот день, когда ты поднялся на борт моего корабля.
-- Я не дьявол, сэр, -- добродушно отозвался Окорок. -- Команду надо время от времени обновлять, чтоб не кончить как Стрейтен -- с головой на бушприте. И не давать им объединиться. Деньгами, бабами или властью -- кто на что больше падок.
Флинт хлопнул его по плечу и крепко притянул к себе.
-- Будь мне верен, а я буду верен тебе, -- шепнул он. -- Ты еще переживешь меня, старый лис...
Он не заметил, как рука Окорока скользнула к ножу, замерла над рукоятью, а потом поднялась, чтобы обнять капитана.
Фонарь зашипел и погас. Много, много ему доведется повидать на своем веку, пока стекло не треснет, а пайка не лопнет, но в эту ночь и на следующий день больше ничего не случилось.