Я пытаюсь разглядеть ее в толпе у трапа самолета. Как похожи друг на друга эти, казалось бы, разные люди. Почему они волнуются, ведь билеты - на руках и самолет - вот он.... А, так и знала: вот в стороне ждут несколько человек. Она - среди них. Тридцатилетняя женщина в штормовке. Сейчас штормовки вошли в моду, но в данном случае это просто рабочая одежда.
В самолет она поднимается одной из последних. Обратите внимание, как она проходит, садится и достает из полевой сумки книгу. Заметили? На окружающих ровно столько внимания, сколько необходимо. И еще этот взгляд - твердый взгляд человека привыкшего полагаться только на свои силы. Кстати, она кажется гораздо старше своих лет еще и из за этого взгляда.
Она едет в составе группы научно - исследовательского института. Каждое лето такие группы выезжают в полевые партии, чтобы курировать и направлять работы экспедиций. Так сказать, союз науки и производства. Этот самолет - начало пути. Завершением будет вертолет "Аннушка" или машина.
Вертолет шел на посадку. Его корпус сотрясала вибрация. Веру укачало. Она напрягала все силы, чтобы справится с дурнотой, отлично зная, чем отзовется на других ее слабость здесь, в душном салоне.
Наконец - толчок, вертолет приземлился и радист, пройдя через салон, открыл дверь. Вере помогли выйти в первую очередь.
Качаясь от непреходящей дурноты, она пересекла поле аэродрома и опустилась на колени у низких голубичных кустов. С трудом стащила с себя куртку, постелила ее и прилегла. После грохота двигателей вертолета тишина не сразу обрела голоса. Словно издалека, сквозь вату, начали проступать шелест листьев, птичьи голоса.....Потом хлынуло море запахов и земля, раскачивающаяся вместе с Верой, обрела устойчивость.
--
Вера! Ты с ума сошла! Немедленно встань, здесь же мерзлота! - от вертолета к ней шла ее спутница.
Вера, привставшая было на голос, снова легла:
--
Полно, Леночка...ничего я не забыла. Просто здесь мох...присаживайся, - она пододвинулась, освобождая место на куртке.
Лена, двадцатитрехлетняя крепкая, спортивного вида девушка, с короткой стрижкой поколебавшись, уступила, села рядом.
У вертолета шла разгрузка. Бочки солярки, черные и круглые, осторожно принимали из вертолета и, откатывая, ставили рядом. Как малых детей, бережно принимали тяжелые ящики....Штабелем стояли ящики с сырьем предназначенные для погрузки. Все происходило слаженно и монотонно, словно продолжалось это с начала века и еще продлиться бог весть сколько.
Вера потянулась и обеими руками закрыла лицо. Лена, обернувшись на это движение, засмеялась:
--
Ты в чем - то испачкалась...- и внезапно, с тревогой, - да это же кровь!
Вера резко, сразу же подобравшись, села, осмотрела рукав и найдя влажное кровавое пятно, поискала вокруг, что могло быть причиной.
--
Ох, Лен, напугала!...То ж брусника, -сорвала кустик с полу раздавленными ягодками, поднесла к лицу, вдохнула, - Леночка, а ты не заметила, что мы поменялись ролями? Ты меня, кажется, опекаешь, а?
--
А что, это плохо? - отозвалась Лена.
--
Да нет, почему?! - улыбнулась Вера, - М- м- м! Как пахнет! А я уж и запах начала забывать....На, понюхай, - она передала кустик Лене, - Просто не привыкла. Но...приятно ощутить заботу.
Лена попыталась взять ягоду, но та лопнула от прикосновения, фонтаном выбросив пурпурные брызги.
--
Прошлогодняя, зиму под снегом перестояла....Да не три, ее не так просто оттереть! Стойкая ягода....Ела когда-нибудь брусничное варенье?
--
Нет, у нас она не растет...А вкусная, - Лене удалось донести ягоды до рта и теперь она жмурилась от кисловато- сладкого вкуса.
--
А у нас дома ее и мочили, и варили. И даже солили. Отец у меня большой специалист был в этом деле, - Вера задумалась, припоминая что-то свое.
--
Ты из этих мест? - осторожно спросила Лена.
--
Вообще-то нет, но...- Вера огляделась, - очень похоже. Мы немного западнее.
Лопасти вертолета заработали , и тугие волны воздуха пригнули кусты, неся с собой мелкие камешки и песок. Женщины поспешно отвернулись, закрываясь. Вертолет поднялся. Под ним закружилась воронка пыли. Ветер внезапно стих. И вот уже вертолет высоко и разворачивается, ложась на курс.
От машины их позвали, женщины поднялись и пошли к машине.
Северная дорога узкая, каменистая, крутилась по склонам сопки. С двух сторон поднимались непроходимые стены тайги с буреломами, завалами, рдеющими уже кустами, мшистыми валунами в брызгах брусники, голубичными кустами полными фиолетовых крупных ягод.
Вера и Лена сидели в кабине. Водитель что-то отвечал Лене, но что - за грохотом Вера не слышала. Придерживая связку газет и писем, она смотрела на бегущую под колеса колею. Дорога местами пересекалась ручьем, движение которого, казалось, можно было не только увидеть, но и услышать. Вера, вытирая влажную испарину со лба, жадными глазами впивалась в окружающий мир и внезапно услышала, как каждое дерево, каждый куст, каждый камень дороги - все обрело голос. И эта потрясающая, родная до немоты, симфония вырвала ее из реальности. Исчезла машина, люди. Вера плыла, парила над дорогой, боясь неловким движением прервать этот полет. Там, за деревьями, она уже угадывала крышу двухэтажного дома и открытые окна первого этажа, из которых рвалась на волю ситцевая занавеска....
Нет, где-то подсознательно она знала, что она - в машине. Но сознание раздвоилось, и она плыла - вне машины в этом родном, встречающем ее мире. И потому не удивилась человеку, вышедшему на повороте - крепкому, подстать окружающему миру, с собакой стоящей рядом: Отец! Родное, глядящее ей на встречу лицо!
Машина остановилась. Вера ахнула от внезапного смещения в реальность и полезла в карман за платком. Незнакомый человек кивнул водителю, подсадил в кузов собаку и залез в него сам.
--
Вера, тебе опять плохо? - встревожилась Лена, - на тебе лица нет!
--
Вертолет проклятый все еще дает себя знать, - тихо отозвалась Вера, - с детства не выношу болтанку!
И снова бежала под колеса колея.
Вера была недовольна собой. Раздвоенность восприятия окружающего пришедшая так внезапно и помимо ее воли, чем-то пугало. Она знала за собой минуты, когда не она, а события руководили ее поступками. Вот как перед самым отъездом этот павло - посадский платок, черное полотнище, на котором справляли оргию пунцово-красные розы. Она знала, что вещь ей противопоказана - яркие краски никогда не были к лицу. Платок же окончательно погасит ее! Да и стоимость платка не позволяла отнестись к нему, как к вещи повседневной. И все - таки ... все - таки... Она брала его в руки в магазине и оскорблялась аляповатостью красок. Но стоило отойти на три шага - и снова попадала в колдовской его круг, где в густой синеве летнего, южного вечера полыхали розы, звучали голоса, смех и так пронзительно больно было от невозможности остановить время. Она физически ощущала, как нежно ложится он на плечи, он, который уже перестал быть реальностью бытия, а превращался в атрибут праздника.
Вера долго боролась с собой. Поступок был не рационален. Это было смешно и жалко. Ей нужны были сапоги.... Боролась, пока не поняла, что стоимость платка несоизмеримо меньше уже полученного ею. Она купила платок. Сказочною птицей раскинулся он в ее комнате. И не важно, что были другие, с таким же рисунком, в магазине. Этот был единственным. И он не обманул. Когда вечерами (покупку она долго хранила в тайне) она набрасывала его на плечи, она снова оказывалась в юном летнем вечере, где сумасшедший запах роз доводил до головокружения, где слышался плеск волн и было пронзительно больно от невозможности остановить мгновение...
Короче говоря, платок подарил ей то, чего так не хватало....
Машина шла по сверкающей ручьями дороге. Вспомнив платок, Вера улыбнулась: "Потребность в чуде - оно может обернуться любой неожиданностью. Но, по крайней мере, это не опасно для окружающих". Она успокоилась.
Машина въехала в небольшой базовый поселок. Несколько рубленых домов, разбросанных прихотливо и развернутых по желанию тех, кто строил. С трех сторон поднимались сопки, густо поросшие кедровым стлаником, издали - ровным как ковер. На шум машины из домов появились люди в рабочих одеждах с лихо заломленными накомарниками. Причем для большинства накомарники играли чисто декорационную роль, так как сетки были подняты и болтались с боку на - подобии старинных плюмажей. Когда машина остановилась у конторы, мало чем отличающейся от жилых домов, ее уже ждали:
--
Почта есть?
Вера показала связку писем. Дверца кабины тут же распахнулась:
--
Давайте сюда!
Почту перехватили и вокруг человека, успевшего ею завладеть, образовался кружок.
Вера вылезла из кабины и ждала Лену. Та , перед машинным зеркальцем согнув пружину обода, примеряла свой накомарник в местной щегольской манере. Новоселов, их начальник, мужчина пред пенсионного возраста, седой, немножко холеный, какими выглядят люди после зимы в тепле, выпрыгнул из кузова с ловкостью старого полевика. Принял рюкзаки, оттащил их, а сторону и, сказав женщинам "Подождите-ка меня тут" - ушел с человеком, севшим в машину по дороге. Женщины остались одни. К ним тут же подбежали поселковые собаки, обнюхали, деликатно приняли предложенное печенье и, не заинтересовавшись, убежали по своим собачьим делам. Новоселов вернулся быстро, весело показал в сторону особняком стоящих в низинке у ручья домов, сказал:
--
Смотрите-ка, какие нам хоромы отвели! Прямо у бани! Двинулись?
И они, подхватив рюкзаки, начали спускаться к дому.
Их домик был небольшим. Входная дверь, в низкий проем которой входить пришлось нагнувшись, открывала вид на квадратную, железную, на четырех ножках главную достопримечательность и ценность - печь. Слева у низкого окна - стол, между столом и узкой дощатой перегородкой проход в комнату с покатым полом. Две кровати у стен, два окна - так выглядело второе помещение.
--
Ну вот и прибыли! - довольно сказал Новоселов, - располагайтесь. А за раскладушкой я схожу позднее.
Вера прошла к дальней кровати, села и услышала шум ручья:
--
Нас не подмоет?
--
А что, неплохо было бы, верно, Леночка? - засмеялся Новоселов, - Ну, что вам еще для счастья нужно?
Новоселов вышел прихватив с лавки ведро, не закрыв за собой дверь. В проеме видно было небольшое озерцо, Ручей образовывая своеобразный водопад, падая с каменной ступеньки, в этом месте углубил и расширил свое русло. Белые пенные струи, казалось, поглощались ровным зеркалом этого озерка и успокаивались.
Новоселов принес воду, женщины отыскали тряпки и приступили к уборке.
Вера подошла к окну, провела пальцем по стеклу - на нем осталась полоса. Она плеснула воду в котелок и начала отмывать стекла. Стекло на глазах приобретало прозрачность и когда Вера, протирая его газетой, ненароком бросила взгляд на дорогу за окном, она увидела человека: прихрамывая чуть заметно он спускался к дому, неся в одной руке охапку дров и раскладушку - в другой. Идти ему было неудобно и он шел осторожно, что делало его неуклюжим, медленно приближаясь. Что-то забавное и уютное одновременно было в нем и Вера растерянно замерла, улыбаясь и боясь радоваться: папа?!
Отец.... Вот он идет по двору со снятым с веревок бельем. Испуганно - осторожно несет охапку свежемороженого, хрустящего, топорщащегося белья с сознанием важности происходящего. И она, девочка - пионерка, бросается открывать двери чему-то радуясь непонятному и говорит торопливо:
--
Давай я помогу! Ну давай же, а то уронишь!
--
Пож-жалуста, - сказал он удивленно, - но она не стеклянная, не разобьется....Что с вами?! - и уронив раскладушку, рассыпая дрова, успел ее поддержать.
Вера, очнувшись разом, увидела незнакомого человека и поняла, что обратилась на "ты" и сказала глупость. Контраст был столь разителен, что она потеряла самообладание:
--
Извините, мне, кажется, нехорошо.
--
Вот что, - решительно сказал человек, - мы тут без вас справимся, садитесь....Что, в дороге в болтанку попали?
Он заставил Веру сесть на лавку и, подбирая дрова, начал закидывать их в печь. Новоселов, появившись из комнаты, уже сердясь сказал:
--
Вера Федоровна! Вы, право, как маленькая! Плохо себя чувствуете - отдохните! С кем не бывает, в конце-то концов! На сегодня я вас от дел решительно отстраняю....Кстати, мы с вами так и не познакомились: Николай Викторович Новоселов. Это Лена. А это - Вера Федоровна.
--
Дмитрий Сабиров, - отрекомендовался человек, обводя их приветливым взглядом.
--
Не рановато вы ее растапливаете? - присел Новоселов.
--
Дом месяц пустовал, отсырел верно, пусть прогреется, - отозвался Дмитрий, - немножко подымит вот только.
Вера поднялась и вышла из дома. Шагах в пяти от нее тек ручей. На противоположном берегу, словно специально для нее, красовался очень удобный пень. За ним начиналась иная, не подвластная поселку, территория. Узловатые ветви стланика, поднимающиеся из густого пружинящего мха, точно звали ее присесть. Вера знала, что журчание ручья отделит шумы поселка от шумов ветра в сопках. Поколебавшись, она ступила на бревно, заменявшее мостик. На середине бревна машинально бросила взгляд вниз по течению и только по инерции проскочила на другой берег:
Посередине ручья на сером окатанном валуне сидел маленький полупрозрачный человечек. Сидел, как ни в чем ни бывало, уткнув подбородок в кисти рук, сложенных на коленях.
Вера остановилась, бессильно опустив руки:
--
Н-да, - сказала она с ужасом и пустотой, - этого мне только не хватало!
Она ни на минуту не усомнилась - галлюцинации начались!
--
Ну и сижу, - мрачно сказал человечек, - а что, уже и посидеть нельзя?
Голос был тонкий, журчащий, но довольно четкий. Вера потрогала лоб, огляделась, но все вокруг было простым и естественным. Вон собака у дома вертится, доносятся людские голоса...
--
Что молчишь? Язык проглотила? - последовал ворчливый вопрос.
Стандартность фразы вернула Вере дар речи:
--
А-а.... Что...в таких случаях...надо говорить? - растерянно спросила она.
--
Как это " что говорить?" - возмутился человечек, - Ты что, водяных когда-нибудь видела?
--
А... разве они бывают? - задала совершенно растерявшаяся Вера глупый вопрос.
Человечек заморгал: - Ты что? Ты, может, думаешь, что я - Рудольф Петрович? Так он в медпункте сидит, опять Зойке - медичке зубы заговаривает!
Теперь Вера уже ничего не понимала:
--
А...кто это - Рудольф Петрович? И...
--
Начальник партии! Ты куда приехала?! Но он ко мне никакого отношения не имеет!!! Я - водяной, понятно? Ты меня видишь?
--
Ви-и-жу...
--
Ну так удивляйся! - распорядился водяной.
--
Простите, не понимаю....- Вера действительно потеряла нить этого нелепого разговора.
Водяной вскочил на валуне, возмущенно топнул ногой:
--
Это ж никакого терпения!!! " Не понимаю, не понимаю" - на разные голоса передразнил он ее, - Вот как надо! - он всплеснул руками и ее голосом, преувеличенно громко закричал: - Ой, что это такое! - отступил, закрыл глаза рукой, - Глазам своим не верю! Товарищи, у меня галлюцинация! Держите меня!
Его импровизированный концерт, жестикуляция, доведенная до гротеска, были настолько не вовремя и ошеломляющи, что Вера неожиданно для себя взвизгнула и расхохоталась. Водяной остановился, подождал, махнул на нее рукой и устроился в прежней позе, что-то бормоча себе под нос. Когда Вера расслышала, смех ее сразу пропал.
--
Что б я еще раз показался.... Так вы меня и увидите!
--
Послушайте, - виновато начала Вера, - если вы и галлюцинация а иного быть не может, то галлюцинация высшего класса и довольно оригинальная. То, что вы изобразили, способно
--
мертвого рассмешить!
Водяной покосился на нее, что-то в лице его сгладилось.
--
Можно мне тут посидеть? - осторожно спросила Вера.
--
А не лучше ли к Зойке- медичке сходить и что-нибудь против галлюцинаций принять? - ехидно поинтересовался он.
--
А... там этот... как его?... Начальник партии, - нашлась Вера, - Если не возражаете, я все-таки посидела бы с вами.
Водяной открыл рот, хихикнул " Соображает!" и пожал плечами.
Вера подошла поближе, села на камень. Водяной повернул голову, ожидая вопроса.
--
Не обижайтесь, пожалуйста, но все-таки: кто вы? - тихо спросила она.
--
Водяной... Водяной Дитмаровского ручья.
--
А...
--
Имя? - он усмехнулся, - а кто ты мне такая, чтобы имя тебе докладывать?
Она неопределенно пожала плечами, оставляя вопрос на его усмотрение.
--
Ну, чего молчишь?
--
Это уж вам решать.
--
Вежливая, - не то одобряя, не то осуждая, протянул водяной, - даже с галлюцинацией на "вы"... непривычный я, - и вдруг пожаловался, - одичал!
Помолчали. Потом водяной спросил:
--
А тебе не жутковато со мной беседовать? Вроде бы как с ума сходишь?
--
Да как вам сказать...
--
Не привык я этак-то, ты уж по старинке " ты" мне говори.
--
Да как тебе сказать? У меня сегодня вообще день какой-то странный. Как из вертолета вышла, - словно домой вернулась, в детство. И страшно и хорошо... и сказать никому нельзя, не поймут. Решат, что последствия гриппа.
--
Вон оно что! - водяной присвистнул, - а я все гадаю, почему ты меня видишь?! Значит, детство... Хорошее было детство?
От дома ее окликнули. Водяной встал, готовясь нырнуть.
--
Подожди, - остановила его Вера, - я увижу тебя еще раз?
Водяной усмехнулся:
--
А раскаиваться не будешь? Все-таки галлюцинация?!
--
Пусть, - улыбнулась Вера, - будь моей стойкой галлюцинацией. И тебе и мне польза.
--
Идет, - серьезно сказал водяной, - ладно, увидимся, - легкий всплеск, и Вера скорее внутренне поняла - ушел, исчез, нет его.
Вера вошла в дом. Вымытый пол влажно отсвечивал. На столе уже стоял в чайнике чай.
--
Садись, - пододвинулся Новоселов, - попьем чайку и нанесем визит Рудольфу Петровичу. Ты как, отошла?
--
Порядок, - Вера приняла кружку и, вспомнив, добавила, - Да, к Рудольфу Петровичу сейчас идти нет смысла, его дома нет.
--
А где он? - машинально спросил Новоселов, пододвигая ей пакет с конфетами.
--
Зойке- медичке зубы заговаривает, - попавшись на этот тон, так же машинально равнодушно припомнила Вера.
Сабиров поперхнулся чаем и закашлялся.
--
Вера Федоровна! - растерялся Новоселов, переводя взгляд с Сабирова на Веру, - вы что?!
Лена откинулась к стене и залилась смехом:
--
Ой, Вера, ну никогда бы не подумала - ты и... - от смеха она не смогла продолжать.
До Веры дошло, что она "ляпнула":
--
Ой, ребята, да я не подумала! Да ведь я же их еще и в глаза не видела!!!
Задыхаясь от смеха, Сабиров выдавил:
--
Однако информация... абсолютно точная... - и уже Новоселову, - ну, подумаешь, новость! Разве ж в таком поселке, как наш, тайны иметь можно?! И Рудька это знает.... А идти к нему сейчас действительно не след, Зойка-то по совместительству еще и радистка, так что он там тормазнется...А вам, - он кивнул на дверь, - сегодня банный день устроим...- он отставил кружку, поднялся, - Ну ладно, спасибо за чай, я пошел. Женщины, готовьтесь, вы в первую очередь (не пряча усмешки), за вами Зойка зайдет, познакомитесь заодно, - кивнул Новоселову, - веника нет, конечно?...Шапку захватите...а веник...ладно, у нас общественный запас имеется, захвачу...
Он вышел.
За Верой и Леной зашла женщина. Ей было лет 35 - 40, небольшая, сбитая, полная, но полнота легкая, налитая, упругая. Зашла, держа тазик, в котором лежал пакет с вещами. В дверях сказала весело:
--
Э-э, дому - мир, хозяевам - здоровья...Готовы ли, бабоньки?
Лена сразу же вскочила, засуетилась, разыскивая, бог весть куда засунутый мешок с собранными вещами. Вера протянула руку:
--
Вера. А эта растеряха - наша Леночка.
--
Зоя, - представилась женщина, ставя таз на лавку, - а ну, побыстрее! Пошли, пошли, а то там не продохнуть будет - натопят любители париться...
Северные баньки.... Тот, кто никогда не бывал в таких баньках, ни за что не поймет, отчего россияне так их любят. Их надо не только видеть. Их надо прочувствовать. Вот в ведрах, прямо из ручья, натаскана в металлическую двадцативедерную бочку вода, ледяная, снеговая. А в бочку с горячей водой, ту, что в бане, запарен пучок травы. Какой - неведомо, но вода стала нежной, ласковой, как дуновение весеннего ветерка и пахнет пряно, терпко, снеговой оторопью местных гор...
Вслед за Зоей поднялись в маленький дощатый предбанник, сквозь щели которого гулял ветер, а над дверью, закрывающейся на щеколду, виден был стланик противоположного берега ручья.
--
Здесь раздеваться? - ужаснулась Лена, - а ну как кто зайдет?
--
Да ты чо? - удивилась ее испугу Зоя, - все ж знают, что тут бабы, кто ж пойдет? Разве из женщин кто?...Давай, не простынешь, не боись!
Вслед за Зоей шагнули в дверь. Изнутри над дверью нависал брезентовый полог - от сквозняков. Домик был мал, половину занимали палати, блестевшие сливочной желтизной, вдоль стен - лавки. В одной стороне - печь с впаянной бочкой, где в горячей воде запарен был уже пучок трав, от него шел запах дурманящий и сладостный. А в другом углу стояла бочка, запотевшие края которой указывали на ледяную ее воду.
--
Ну, начали? - сказала Зоя и плеснула ковшом на раскаленные камни, которыми была обложена печь.
--
Ой, не надо! - взвизгнула Лена.
--
Надо, как медик говорю, - засмеялась Зоя, - вот я еще веничком отхожу...
--
Терпи, Леночка, вкушай наши радости, - засмеялась Вера.
В предбаннике полуодетая Лена, блаженно прислонясь к стене, тянула:
--
Просто заново родилась... не вода - сказка... и как здорово придумали - в бочку с горячей водой травы запускать...
--
Точно, - соглашалась Вера, - легко то как! Сейчас чайку - и все!!!
Довольная Зоя по хозяйски оглядела предбанник:
--
Да, ничего банька...
Вера, Лена и Зоя сидели в домике девчат. Расчесывали волосы, сушили их у печи, над которой уже висели полотенца. Чайник пофыркивал на столе, скорее по инерции, только что снятый. Заварка медленно вызревала в банке. Вошел Новоселов, сказал:
--
Еще раз - с легким паром. Мужики просили дверь закрытой подержать и пока не скажут - не высовываться.
--
А что такое? - заинтересовалась Лена.
--
Объясню потом, - оборвала ее Зоя, - не беспокойтесь, мойтесь, парьтесь на здоровье.
Дверь за Новоселовым закрылась.
--
Что они собираются делать? - Лену просто мучило любопытство.
--
Папаряться - и в ручей, - засмеялась Зоя.
--
Там же ледяная вода! - ужаснулась Лена.
--
А им того и надо...
--
Смотри-ка, стесняются, - протянула Лена, - а мне казалось, только женщины...
Плеск, потом дикий вопль огласили поселок. Даже Зоя вздрогнула от неожиданности. Лена бросилась к двери, Вера едва ее успела перехватить:
--
Ты что, никому там твоя помощь не нужна! - засмеялась она, - это кто-то в ручей кинулся!
--
Первый пошел! - констатировала Зоя, - зато у меня за шесть месяцев ни одной простуды в поселке, чуете?
Женщины пили чай.
--
Бабоньки, крем у вас какой-нибудь для сухой кожи есть? - спросила Зоя, - Прямо лохмотьями кожа от здешней воды слазит.
--
Что, вода плохая? - Лена невольно заглянула в кружку. Вера молча полезла в рюкзак.
--
Да, волосы как промыла, сто лет так не промывала, - протягивая Зое крем, вздохнула Вера.
--
Зато зубы летят...- Зоя прочитала надпись на креме и начала смазывать лицо и руки перед зеркальцем, которое Лена услужливо ей подставила.
Дикие крики наполнили поселок. Из бани, в шапках и рукавицах, сбрасывая их по пути, вылетали малиновые голые мужики, кидались в озерко и с воплями индейцев, идущих на смерть, саженками резали его несколько раз вдоль и поперек. Выскакивали из воды такими же малиновыми и, напяливая шапки и рукавицы, снова кидались в баньку, откуда густой пар вырывался при каждом колебании полога.
Есть ли что прекраснее, чем первое утро в тайге?! Проснуться от шума ручья. Холодно. Потянуться за часами - рано. Но вылезти из спальника, одеться и осторожно заложив дрова в печь, поджечь растопку и смотреть, как медленно разгорается огонь....Выйти с полотенцем и умывальными принадлежностями из дому, захватив чайник и увидеть туман, срезавший вершины гор и повисшего крышей, плотного, излучающего свет утра. Увидеть, как он струится внизу тонкими прядями, извиваясь между деревьями, лишенными крон. Потом оглянуться и увидеть, что уже заструились кое-где над крышами легкие, слабые еще дымки.... Потом, осторожно опустив на берег прихваченное, склониться и приступить к умыванию. Прибежала собака, не загавкала, а повертелась рядом, потом пробежала чуть выше по течению и начала громко лакать воду, время от времени поднимая голову и прислушиваясь.
Теперь, умывшись и попав в ритм этого рождающегося дня, хорошо растереться, зачерпнуть чайником и увидеть, как над ним вскипает воронка, а он, отяжелев, наконец, опустится на дно. Теперь вытащить его покрасневшей от холода рукой. Войти в дом осторожненько, чтобы не разбудить спящих. Поставить чайник на печь, и он зашипит на успевшей уже накалиться плите. Вот теперь раздвинуть занавески и впустить в дом свет. Сесть за стол и глядеть, как все выше и выше поднимается туман, как все больше и больше деревьев оказывается вокруг ... и еще больше почему-то предполагается.... Наконец зазвонит будильник и в комнате проснуться коллеги. Выглянет Лена: " Доброе утро! Как ты рано встала!". Улыбнуться ей в ответ, снять забулькавший чайник. Мир немного утратит свое колдовское очарование, зато сразу вспомнишь о делах и займешься приготовлением завтрака.
У конторы стояла танкетка. Семен, пожилой скорее от прожитой жизни, чем по годам, морщинистый, смуглый, с плохими редкими зубами, что-то осматривал, рылся в танкетке и казалось, что человек и машина едины. Неподалеку на лавке сидело несколько человек рабочих, ожидавших, когда их отвезут на смену. Они лениво наблюдали за ремонтом и изредка обменивались мнениями.
--
Не пойдет она, не потянет, - с видом знатока комментировал один.
--
Это у Семена-то? - насмешливо отозвался другой, постарше, - у Семена она без мотора пойдет!
Словно подтверждая эту веру в себя, Семен садится за рычаги. Танкетка, взревев, срывается с места и, описав круг, идет по поселку. Затем возвращается к конторе, возле которой сидят рабочие. Появившийся Сабиров кивает рабочим, выжидает, пока мотор заглохнет и спрашивает:
--
Ну как, Семен, дотянем?
--
А чо, хорошая машина....Вот с радиатором еще чуток надо повозиться, а так вполне..., машинально поглаживая танкетку, неспешно отвечает Семен и лицо его расплывается в виновато-добродушной улыбке.
В конторе тихо. В многочисленные, просвечивающие щели проникает ветерок и вольно шелестит краями карт, небрежно сваленных по столам. У окна на стуле сидит Рудольф, небольшого роста, тонкий, скорее похожий на практиканта, чем на начальника партии и что-то быстро и ловко подсчитывает на логарифмической линейке. Троим вошедшим, не поднимая головы, бросил "Сейчас, минутку!". Вписал очередную цифру, положил блокнот и линейку на подоконник, встал, пожал руки:
--
Как устроились?
--
Спасибо, хорошо, - Новоселов представился сам и представил женщин.
Рудольф жестом предложил садиться и, бросив взгляд за окно, постучал по стеклу:
--
Дим! Зайди!....Извините, товарищи! - дождался, пока войдет Сабиров и продолжая какой-то их давний разговор, повысил голос, - Дорогу к двадцатке сегодня кончишь?....Не крути! Буровую с девятнадцатой сегодня уже можно было бы перетаскивать!
--
Здравствуйте, - бросил приезжим Сабиров, - Сделаем мы этот подъезд, бульдозер к вечеру будет готов.
--
Любопытно, а вчера что, святой дух бочку оттаскивал?
--
Слушай, для участка он как часы должен работать! Кто за технику отвечает: я или ты? Я что, специально его ломаю?!... Ты меня за этим звал?
Рудольф почесал затылок, вздохнул:
--
Не только... Вы уже знакомы с нашим техруком? Ну и отлично.... Надо будет показать приезжим товарищам участки... Не сегодня! - заторопился, - Не сегодня. Сегодня обменяемся вверительными грамотами, так сказать, а вечером соберемся у меня...
--
Лучше ко мне, у тебя же рыба закончилась, - напомнил Сабиров.
--
От Димка! Все знает, - развел руками Рудольф, - ладно, приглашаю к нему...Иди, Дим.
Дмитрий кивнул и уже от двери напомнил еще раз:
--
Вечером у меня! - дверь за ним закрылась.
--
Ну что, приступим к делу?...Присаживайтесь поближе, товарищи.
Рудольф вытащил из кипы карт на столе нужную ему, развернул:
--
Вот смотрите, что мы имеем....Это - в наличии, это - проектные.
Новоселов проследил за его рукой и перебил:
--
Позвольте! В экспедиции говорили, что эти два профиля уже кончены!
--
В экспедиции?! - горько засмеялся Рудольф, - А технику вы мою видели?... Ну так увидите... Все списывать, к черту, пора! На одном энтузиазме наших людей держится!...Здесь..., - он прочертил рукой по карте, - уклон под 50 градусов, мы подходы серпантином бьем и то рискуем...Вот вы мне и поможете, может кое-какие скважины придется не бурить...
--
В принципе, нас за тем и послали. Вера Федоровна займется отбором проб на геохимию, а мы с Леной статистически обсчитаем, прикинем, - рассматривая карту и сверяя с собственной калькой, снятой с карты в экспедиции, отозвался Новоселов.
--
А как же до вас тут речновская экспедиция бурила? - поинтересовалась Вера.
--
Так это же после войны было, им какую технику-то дали!!! Они же буровые - танками затаскивали! - с восхищением и сожалением одновременно сказал Рудольф.
--
Самое лучшее применение танков, - погрустнел на мгновение Николай Викторович.
--
Ничего, - оптимистически улыбнулась Лена, - вот добьемся мира на всей планете и все танки - геологам...Верно?
Все замолчали, глядя на карту.
Наверно, только в таких поселках еще умеют по настоящему общатся. Лишенные кино, телевидения, ограниченные запасом книг, люди отводят душу собираясь по вечерам. Слишком хорошо зная друг друга, они не пытаются выглядеть лучше или умнее, чем есть и это дает известную свободу общения. Здесь высказываются мнения без боязни, что тебя не дослушают или оборвут. Возникают споры и бывает интересно узнать, чем же расходятся мнения. Истинным подарком бывают новые люди, им радуются и с готовностью открывают дома и сердца. Когда деньги лишаются своей реальной силы - а здесь если что и преобретается, то под карандаш - то в силу вступают иные ценности. Такие как , например, ценность человеческого общения....
В доме Сабирова, кроме хозяина и приехавших, были Рудольф и молодой,высокий геолог Иван. Сидели в тесноте. Горела керосиновая лампа - за поздним временем электричество в поселке уже отключили. Новоселов вытащил бутылку коньяка. Рудольф засмеялся:
--
А я уж боялся - в сухую придется. Зоя наша уперлась и ни грамма из своего хозяйства даже мне... Дим, рыбу-то давай, не жмись!
Сабиров встал, пошарил за печной трубой и выложил на стол разрезанную копченую, медово-золотую рыбину, поблескивающую матово жиром.
--
Откуда такое чудо! - вскрикнула Лена, невольно облизываясь.
--
Наше собственное произведение! - с гордостью сообщил Сабиров.
--
Э, мою жаль не попробовали! - вставил Рудольф.
--
А что, рыбалка тут хорошая? - заинтересовался Новоселов.
--
Свозим, свозим, Николай Викторович, - пообещал Рудольф, - у нас....
--
Мужики! - застучал ножом по кружке Иван, - совсем одичали?!
--
Молодец, Вань, - согласился Рудольф, - А ну, за встречу...Смелее, дамы, смелее...
Выпили, вгрызлись в рыбу. Сочная нежная мякоть на вкус была еще обольстительнее, чем на вид. Она требовала всего внимания и на некоторое время в доме воцарилась тишина. Не сразу, сначала отдав должное рыбе, сумел оторваться от нее Николай Викторович, Хлебнув из бутылки домашнего кваса, он решил сделать передышку и заговорил:
--
Я прсмотрел ваши материалы...Рудольф Петрович, хоть пару скважин, а на седьмом профиле надо сделать.
--
А я что говорил! - вскинулся Иван, - Им лишь бы план был, дырок в земле навертеть, а на результат плевать!
--
А ты хочешь, чтобы я всю технику за раз угробил? - ощетинился хозяин.
--
А я между ними, - развел руками Рудольф, - Надоели, хоть тут покой дайте...Что вам, закон гостеприимства не писан?...У все налито? Ну-ка - за прекрасных дам, почтивших эту скромную обитель! И закусывайте, такой рыбы вы едва ли где еще попробуете....А потом расскажите-ка нам, что там, на большой земле новенького....
Машина ползла вверх по крутизне дороги. Было жутко от сознания, что откажи тормоза - и ее непременно увлечет, потянет вниз, в эту ковровую переплетенность стланика, уже тронутого желтизной, отчего как шерсть животного с подпушкой, преображался его цвет. Но машина ревела и ползла вверх с настойчивостью бездушного механизма.
Ну вот и вершина, выполодило, сразу стало пусто - ни кустарника, ни стланика. Две буровые гремели двигателями и над ними в сером небе плыли косяки птиц к знаменитому распадку "гусиные ворота" на горизонте. Снова оказавшись на земле, Вера огляделась: горы под бесконечным небом четко и изломанно очерчивали горизонт. Где-то ниже висели влажные клочки тумана, а над головой - бесконечное серебрянное небо.
Они осматривали керн буровых, переходя от ящика к ящику, кололи его столбики, царапали, проверяя на категорию. Слушая и осматривая, Вера постоянно ощущала влажный, несколько разряженный воздух вершины.
--
Ну вот, товарищи, - наконец сказал Рудольф, - дальше сегодня всем идти не имеет смысла...Там - он указал рукой, - единственный карьерчик прошлогодний, а дорожка к нему - черт ногу сломает!... Николай Викторович, вы ведь говорили, он вам не нужен?
--
Мне - да... Вера Федоровна, может , вы в другой раз?
--
Можно, конечно, и в другой раз, - согласилась Вера.
Сабиров обернулся: - Если хотите - можно и сегодня. Тем более, мне все-равно надо принести оттуда коронки.
--
Тогда так, - "переиграл" Рудольф, - Иван и Дмитрий проводят Веру Федоровну, помогут, если что.... А мы возвращаемся.