Аннотация: XVI век. Украинский хлопец оказывается в татарском рабстве. Тяжелый труд на галерах, стычка с пиратами, и он с друзьями оказывается в Испании.
Юрий Волошин
КРУГОВОРОТ
Приключенческий роман
Начато 11/IV-1999 г. Мариуполь
Книга первая
Глава 1.
Андрейко вскинул голову. Она гудела от солнцепёка. А вдали он видел полосу синего моря, уходящего к горизонту, где сливалось с тусклым небом.
Он вздохнул. Кругом гудел базар и толпы рабов, выставленных на продажу, с тоской и отчаянием ожидали своей участи.
Ожидал этого и Андрейко, юноша дет пятнадцати с несуразно длинными руками, не по-детски жилистыми и загорелыми до черноты. И сам он был смугл, загорел и обветрен. И только сегодня утром ему дали еды вдоволь. Но голод и в это лучезарное утро терзал его внутренности.
Заметив приближение покупателя, он закрыл глаза и зашептал молитву, надеясь продлить относительную свободу и избежать продажи.
Перед глазами возникло видение его родного хутора, расположенного в широком логе с торопливой речкой, бегущей по дну. Она так и называлась у хуторян - Поспешиха. По пологим склонам виднелись зеленя, огороды и пашня. Дальше высились дубы вперемешку с редкими соснами, красневшими толстыми стволами.
Полтора десятка хат под соломенными крышами белели среди вишнёвых и яблоневых садов. Мазаные сараи из хвороста, небольшая кузня, где дед Дундыш неторопливо постукивал молотком. Стадо коров с нахальными козами и неторопливыми овцами, несколько лошадей на пригорке под присмотром двух ребятишек.
Грубый толчок в бок заставил Андрейку открыть глаза. Владелец рабов свирепо глянул на юношу и скривил злобную гримасу.
Трое купцов стояли перед группой рабов и внимательно их рассматривали. Купцы неторопливо переговаривались, ощупывали голые торсы рабов. Недовольно покачали головами и удалились под вопли владельца рабов, уговаривавшего их подождать и заплатить.
Андрейко облегчённо вздохнул. И опять перед закрытыми глазами потекли воспоминания. Он вспоминал, как он с другом Федькой бултыхались в прохладной воде речки у мельницы, построенной дядькой Остапом. Он перегородил узкое русло Поспешихи насыпью, и мельница исправно молола хуторянам зерно.
Дядька Остап постоянно гонял ребят, боясь, что кто-нибудь из них попадется в поток воды и его затянет в желоб под колесо мельницы.
Потом жуткая картина набега крымцев принудила юношу открыть глаза. Было слишком страшно вспоминать это. Ему представилась жуткая картина гибели отца, матери, остальных хуторян. Лишь молодых и крепких увели с собой татары.
Подошел кряжистый турок в феске с кисточкой. Его сопровождал не то раб, не то помощник. Он долго осматривал выставленных рабов и неожиданно отобрал четырёх молодых парней. В их число попали и Андрейко с Фололеем, другом и товарищем по хутору. Их тут же повели к морю. Город Гозлёв прокалывал жаркое небо множеством минаретов. Звонкие голоса муэдзинов призывали правоверных к молитве пять раз на день.
В порту стояло судно. Оно колыхалось на рейде - подойти ближе было невозможно из-за мелководья, и рабов были готовы принять три шлюпки, уже набитые рабами.
Прибывших затолкали в шлюпки, и те тут же отвалили от причальных мостков.
- Куда это нас гонят? - прошептал Фололей.
- Кто его знает, Фолька!
- Куда ж ещё, хлопцы, - прошептал замызганный человек в рубище. - В Стамбул, вестимо. На рынок рабов.
- Дядя, а ты откуда это знаешь? - обернулся Андрейко.
- Бывалые люди поведали, сынок. Молчи, а то плетью огреют.
Мальчишки боязливо оглянулись. Полуголый турок с плёткой в волосатой руке подозрительно уставился в их сторону.
Шестеро гребцов-матросов в платках на головах налегли на вёсла. Лёгкая волна закачала шлюпку.
- Никогда не думал, что по морю придётся плыть, - прошептал Андрейко, пользуясь тем, что теснота на дне шлюпки была страшная.
Друг только качнул головой.
Скоро подошли к трапу, свисавшему с борта судна.
Щёлкнула плеть, закричал надсмотрщик, и рабы полезли по верёвочной лестнице на борт корабля. Их принимали матросы и тут же загоняли в душный вонючий трюм, куда вёл трап без ограждений.
В трюме было уже много людей. Было жарко, дышалось с трудом, и лишь люк в палубе давал возможность вздохнуть посвободнее. Но это место было уже занято, и наши юноши полезли в самый дальний угол тёмного помещения. Там совсем было нечем дышать. Испарения немытых тел и корабельная вонь душили.
Люк закрыли решеткой. Тихий говор на разных языках шелестел в темноте.
Полное отупение охватило наших знакомых. Ещё месяц назад они и думать не могли, что их судьба так резко изменится и им придётся коротать время в этом зловонном деревянном мешке. И никто из них и не догадывался, какие испытания и муки придётся вытерпеть, прежде, чем их жизнь приобретет что-то иное. И случится ли это вообще.
Рабы понуро сидели на грязном дощатом полу. Он был так загажен испражнениями и разными гниющими отбросами, что найти подходящее место было невозможно. И юноши сели прямо в эту клоаку с отрешенными мыслями и отчаянием в грудях. Говорить не хотелось. Да и остальные невольники больше молчали.
Страшная жажда мучила всех ужасно. Лишь вечером спустили в люк несколько вёдер воды и твёрдых заплесневелых, с ужасным запахом, сухарей. Но и на это жалкое подобие еды рабы набросились с жадностью и молча размалывали во рту.
Юношам почти ничего не досталось. И лишь обильная утренняя еда и питьё ещё как-то поддерживала силы.
Три дня корабль простоял на рейде, прежде чем поднять паруса и выйти в море. Это сразу все почувствовали по качке. Тут же у некоторых началась морская болезнь, и к общим запахам вони прибавились новые.
Замутило и наших несчастных мальчишек.
- Чего это так с нами? - едва проговорил Андрейко.
- Многие мучаются этим, - ответил Фололей.
А сосед с безразличным тоном в голосе добавил им:
- Морская болезнь, хлопцы. Скоро пройдёт. Но бывает, что и не проходит.
- Сколько же терпеть надо, дядя? - спросил Фололей.
- Каждый по-своему. Меня это не берёт, а остальные в муках переносят. А в бурю и того хуже. Слава Богу, что погода тихая, а до Стамбула уже близко.
- Откуда тебе известно это, дядя? - поинтересовался Андрейко.
- Бывал уже там. По торговым делам. Теперь вот по делам другого порядка.
- И что с нами будет? - в страхе спросил Фолька.
- Продадут на невольничьем базаре. Молите Господа, чтобы хозяин попался хороший. А ещё хуже, если определят на галеры. Там люди сидят на цепи до самой смерти. Редко кто спасается.
- Ну и страхи говоришь ты, дядя, - отозвался Фолька.
- Страхи начнутся после, хлопцы, когда продадут. Вы откуда будете?
- С речки Орели, дядя. Она в пяти верстах от нашего хутора бежит.
- Далеко забрались в Дикое Поле, хлопцы. От ляхов скрывались?
- Ага, - согласился Фолька. - Уже лет шесть там живём. Жили: - поправился он торопливо.
- Татары?
- Они проклятущие! Почти всех порешили и в полон погнали. Сироты мы теперь, дядя, - слёзы чувствовались в словах Андрейки.
- Судьба! От неё не уйдешь, хлопцы. А я уже два года здесь гну спину. Теперь вот в Туретчину гонят. Сгнить придётся на чужбине, - и дядька тяжко, со стоном в голосе, вздохнул.
Два дня спустя корабль пришвартовался у причала Стамбульского порта.
- И чего теперь нам ждать, дядя? - спросил Андрейко с любопытством и страхом. Он поглядывал на светлые лучи, струившиеся сквозь отверстия в решетке. Они были далеко и мальчишка лишь вздохнул горячий вонючий и удушливый воздух.
Невольники тихо переговаривались. Некоторые уже прихворнули, лежали в грязи и мечтали лишь о глотке свежего чистого воздуха.
Ребята уже присмотрелись к людям. Здесь были представители разных народов. Но больше всего оказалось украинцев. Были молдаване, греки, армяне, москали, поляки и даже два татарина. Все они говорили на своих наречиях и постепенно группировались по принадлежности к той или иной народности. Украинское большинство отвоевало себе место поближе к люку, но юношам от этого было мало проку. Старшие постоянно оттесняли их, приходилось мириться.
Дни проходили тоскливо медленно. Почти никто не тревожил невольников. Раз в день их обливали забортной водой, и это было наиболее приятное за весь день, не считая еды из пшённой каши или горсти варёной чечевицы с кружкой воды. И того и другого постоянно было мало. Жгучий голод и жажда были постоянными муками этих несчастных людей.
И вдруг на пятый день тишины на палубе загрохотали многочисленные ноги. Это дало невольникам повод решить, что их пришли смотреть для покупки.
Сердца юношей заколотились. Им было страшно представить, что они могут в одно мгновение оказаться в одиночестве. Их могут разъединить, и тогда у них не окажется ни одного близкого создания. Они переглянулись. И каждый подумал об одном и том же. У каждого в глазах застыла тоска смертная.
Люки открыли, поток света хлынул в помещение, и свежие струи воздуха заставили невольников вздохнуть полной грудью.
Охранники с саблями в руках спустились первыми. Надсмотрщик щёлкнул бичом и гаркнул:
- Неверные собаки! Встать! За вами пришли, шелудивые ишаки!
Мало кто понял эти слова, но смысл был ясен каждому. Гремя цепями, люди медленно вставали.
Трое хорошо одетых турка и один ярко разряженный европеец оглядели неровные шеренги рабов. Они что-то говорили, спорили, махали руками. Было очевидно, что идёт оживлённый торг, и он мог продолжаться весьма долго.
Прошло не менее получаса, прежде чем хозяин невольников немного успокоился, а купцы стали более внимательно осматривать людей. Их щупали, заставляли открывать рты, толкали, били легонько кулаками в животы и груди.
Европеец людей осматривал отдельно. Тыкал концом трости то в одного, то в другого, и те должны были сделать шаг вперёд.
Получил тычок и Андрейко. Он несмело вышел вперед, оглянулся на Фололея. Посмотрел боязливо на покупца. Тот усмехнулся, что-то сказал, посмотрел на другого юношу, ощупал и, скривив губы, толкнул его тростью.
Юноши заулыбались, оглянулись. Их стояло человек двадцать. Все молодые и ещё не потерявшие товарный вид.
Европеец тут же вытащил мешочек и отсчитал владельцу золото. Что-то молвил стражникам, и те грубо погнали отобранных на палубу. Их освобождали от общего железного стержня, к которому были прикреплены цепи всех рабов.
На палубе их оглушил свет, воздух, и вид огромного города, кишащего людом.
Они мало обращали внимание на то, что с ними делали стражники. А те связывали их толстой верёвкой за шеи, готовя к переходу к новому владельцу. Всем дали попить воды и погнали по пристани среди нагромождения грузов, снующих людей, криков, ругани и пыли.
Путь их был недолог. Не прошло и получаса, как их остановили перед раскрашенной галерой с реями огромной длины, к которым были привязаны собранные паруса.
Стражники получили плату и удалились. А с галеры на пристань по сходням сошли матросы и споро загнали новых рабов на сидения для гребцов.
Там сидели измождённые, грязные и вонючие люди, прикованные к продольному железному стержню. Гребцы были обросшие волосами, в отрепьях ниже пояса. Костлявые торсы были обнажены и лоснились грязными потёками и потом.
Два кузнеца с весёлыми возгласами принялись быстро стучать молотками.
Скоро все вновь прибывшие оказались на скамьях. Теперь это было их постоянным местом обитания и мучительно труда.
На этот раз юношей разделили. Они сидели через одну скамью. Впереди сидел Фололей и постоянно оборачивался с другу с жалкой улыбкой на губах.
- Ну, хлопец, - пробасил сосед Андрейка, - поздравляю тебя с благоволением божьим. Меня зовут Остапом. Вас я уже запомнил.
Юноша с изумлением взглянул на гребца. Тот криво усмехнулся, заметил:
- Думаешь, я старик? Мне и сорока нет. Ближе к этому, но не сорок. И ты скоро постареешь, хлопец. Молод ты ещё. Как бы не сломался раньше времени.
- Какого времени, дядя? - не понял юноша.
- У каждого своё время. Мне, может, чуть больше года осталось. Другие уж в другом мире обретаются.
Андрейке стало страшно. Он вытаращил глаза на гребца, а тот усмехнулся.
- Не думай о плохом, хлопец! У каждого своя судьба, и от неё не уйти. Терпи и жди перемен. И не упусти жар-птицу, успей схватить её за хвост.
Галера слегка покачивалась, но морскую болезнь Андрейко уже пережил. Он оглядывался по сторонам.
Понял, что ими заменили отработавших гребцов. Те или умерли, или не смогли больше выполнять работу. Новые невольники мало чем отличались от уже находившихся здесь. Только измождённые лица и горящие лихорадочным блеском глаза выдавали в них затаённую злобу и звериную жажду свободы.
Многие на спинах имели следы бича. Это заставило Андрейку содрогнуться. Остап заметил, усмехнулся, молвил благожелательно:
- Не бери в голову, хлопец. Всем достается, но это не самое страшное. Привыкнешь, и не будешь даже особо замечать. Эй, Василь! - наклонился он вперед. - Глянь-ка на хлопца! Сроду не видал такого юнца на банке. Но, видать, жилист и силён.
Обернулось бородатое лицо, тёмные глаза гребца впились в бледное испуганное обличье юноши. Василь хрипловато ответил:
- Коль за неделю не сломается, то будет ещё жить. Ты подмогни парнишке.
Юноша понял, что говоривший не украинец, и спросил тихо у Остапа:
- Москаль? - и кивнул в сторону передней скамьи.
- Не. С Дона. Казак. Парень что надо, да вот замордовали. Однако держится крепко. Думаешь, и он старик? Не тут-то было! Василь, сколько тебе-то годков будет?
- А чё? К чему тебе, Остап?
- Да вот малец интересуется, хы-хы!
- Я ничего не просил, дядька Остап! - вскричал юноша.
- Да будет тебе, парень! - отозвался Василь. - Скажу, коль охота дознаться. Двадцать третий пошел после масленицы. Что, испугался?
Андрейко неопределённо пожал плечом.
- Много тут наших? - спросил.
- Человек двадцать с гаком будет. Да что считать?
Андрейко оглядел гребцов. Лица угрюмые, многие глаза горели злобой, а другие отчаяньем. Были и весёлые глаза, но таких юноше попадались мало.
Гребцы лениво переговаривались. Знакомились с новым пополнением, переругивались, пересыпая слова матерными выражениями. Заметил, что и остальные часто ругались этими же словами. Юноша удивлённо поднял брови на Остапа.
- Наш мат, хлопец, всем понятен и всем подходит. Быстро им овладевают.
Гребец выпустил изо рта смешок, и непонятно было Андрейке, что тот хотел этим сказать. А после непродолжительного молчания, спросил:
- А чья это галера, дядька?
- Веницейская, хлопец! К ихнему султану привозила посла или кого иного. Теперь скоро в обратный путь пойдём. По морю. Но до него ещё порядочно.
Юноша позвал друга. Тот обернулся, и они некоторое время переговаривались, пока голодные спазмы в животах не испортили им настроение, отбив желание разговаривать.
Несколько дней галера стояла без дела. Потом по сходням простучали шаги. Невольники с неудовольствием поглядывали на пассажиров. Это были разодетые венецианцы в парчовых камзолах, в шляпах с малыми полями, украшенными перьями и бляхами. У двух важных синьоров на груди блестели массивные золотые цепи, с иконками святых. Шаровидные штаны с прорезями, чулки с канонами в виде лент и бантов и блещущие полудрагоценными каменьями башмаки из мягкой и дорогой кожи.
- Кто это? - со страхом и удивлением спросил Андрейко у Остапа.
- Посланники Венеции, хлопец. Важные персоны. Значит, скоро будет работа.
- И их не бросили в темницу?
- Дипломатия! Надо понимать. А ихний султан Сулейман Великолепный, как его называют венецийцы, весьма мудр и зря глупостей не делает. А знаешь, кто у него главная жена?
- Откуда, Остап! Я ещё ничего не знаю.
- Наша девка, с Украины. Говорят, ничего особенного, но вот захомутала султана. Представляешь? Вот бы повстречать её! - Глаза Остапа мечтательно прищурились, а Андрейко с открытым ртом выпучил глаза от удивления и страха.
- Вот это да! - только и смог вымолвить мальчишка.
- И ещё узнал, что за последние годы турки ни разу не напали на Украину. Лишь татары иногда мелкими бандами рыскают по степям и берут ясырь. Стало быть, имеет на султана влияние.
Андрейко никак не мог прийти в себя от услышанного и потом спросил:
- А это не опасно так говорить о султанше?
- Могут голову снести за такие слова, хлопец, хы-ха!
- И ты не боишься?
- А чего? Думаешь, моя жизнь чего-то стоит на этой скамье? По мне, так и смерть будет желанной, коль днями будешь грести на голодных харчах. Сам в этом убедишься, когда отвалим от пристани.
- А ты был в этой Венеции, Остап?
- Не пришлось. Меня на эту галеру посадили чуть позже, в Брунидизии. Мы там на базаре стояли, а на галере несколько гребцов Богу души отдали. Вот и пришлось на вёсла сесть. Хорошо, что недолго гребли. Здесь уже второй месяц стоим без дела. Хоть отдохнули, да видать пришла и наша пора.
Забухал барабан, надсмотрщик щелкнул бичом, невольники неохотно схватили вёсла в ожидании команды.
Матросы отталкивали баграми и шестами галеру от стенки пристани. Она неохотно отошла на просторную воду. Пронеслась команда. Андрейко ничего не понял, но Остап повернул к нему голову и тихо проговорил:
- Посматривай на меня и тяни, как я. Не очень поспешай и рвись. Лучше по спине немного получить, чем жилы рвать сразу. Потихоньку, помаленьку и слушай удары в гонг. Они задают скорость гребли. Ну, держись, хлопец!
Гребцы не очень слаженно заработали вёслами, галера медленно тронулась на середину пролива. Грести было не очень трудно, Андрейко радовался, что с этим он справляется довольно успешно.
Он поглядывал на Остапа, старался повторять его движения, слушал удары в гонг и щёлкание бича. По спине пробегали мурашки, особенно, когда он видел, как надсмотрщик приближается к ним.
Когда вышли на середину пролива, гонг участил удары. Вот тут Андрейко и понял, как это целый день грести. А спина уже и сейчас начала ломить. Он с трудом поспевал за Остапом, но тот не ругался, сопел, слизывал с усов пот, и ритмично работал тяжелым веслом.
К вечеру пролив окончился и Андрейко заметил широкую гладь темно-синего моря. Галеру стало слегка покачивать. Грести стало труднее, а в глазах плясали тени от усталости. Руки дрожали, спина едва слушалась, ноги подкашивались, упираясь в брус.
Еще час изнурительной гребли, и галера вошла в небольшую бухту с поселком в её глубине.
- Щас отдохнём, хлопец, - прохрипел уставшим голосом Остап. - Скоро пристанем, и дадут поесть.
Андрейко не в силах был ответить. Эти слова словно подломили его. Мускулы уже не подчинялись ему. И тут он вздрогнул от жгучей боли в спине. Он согнулся, и тут же под окрик надсмотрщика получил ещё один жгучий удар бича.
- Терпи и греби, хлопец! Измордуют!
Андрейко из последних сил навалился на весло. Спина горела, хотелось потрогать и посмотреть. Но больше он не отлынивал, хотя большую часть работы выполнял за него Остап. Впереди натужно греб Фололей с Василем, он тоже получил по спине.
Наконец гонг замолк. Галера стала саженях в ста от берега, матросы отдали якоря. Гребцы в изнеможении отвалились назад, или склонились к коленям. Некоторые кашляли, другие тихо матерились и тяжко дышали. Терпкий запах пота и нечистот забивал ноздри. И всё же главное для гребцов сейчас было попить и поесть. Но этого ещё придётся подождать.
Андрейко был так утомлён, что даже есть не хотелось. Лишь жуткая жажда!
Принесли бочонок с водой. Гребцы с жадностью пили нечистую воду. Потом роздали прямо в горсти полусваренную чечевицу, и на этом ужин ограничился.
Он с трудом поел. Остап грубо приказал есть, а вкуса уже не ощущал. Глаза слипались, и он повалился на скамью и тут же заснул.
Следующий день был ужасным. Мышцы ныли, руки отказывались сгибаться, и Остап едва справлялся с веслом.
Лишь дня три спустя Андрейко почувствовал некоторое облегчение. Тело немного освоилось с такими напряжениями. А тут задул ветер от оста. На галере поставили паруса и гребцам разрешили отдохнуть. Это было блаженное время. Наши юноши тут же повалились спать.
Галера несколько раз останавливалась на островах, потом пошла на северо-запад. Противный ветер не позволял поставить паруса, так что гребцам приходилось туго. Волнение вырывало вёсла из рук. Бич надсмотрщика щёлкал постоянно, и тихие проклятья срывались с губ гребцов.
Никто не считал дни, но Остап как-то сказал:
- Уже месяц скоро, как гребём. Скоро и конец пути.
- А потом что? - вяло поинтересовался Андрейко.
- То только Богу да господам ведомо, хлопец. Это не нашего ума дело.
И действительно, дней через шесть показались низкие берега. Галера вошла в обширный залив и к полудню пришвартовалась в каменному причалу со ступенями, ведущими на широкую пристань.
- Все, хлопец! - Остап с блаженством опустил натруженные руки. - Пришли! Может, немного передохнём тут.
- Нас не отпустят на берег? - несмело спросил юноша.
- И не думай! Кто тебя отпустит? Ты раб и прикован к скамье навечно!
- Неужели ничего нельзя сделать, чтобы освободиться, Остап?
- Можно, юнец! Как же? Но трудно. Даже перейти в мир иной и то затруднительно. Чем и как это сделать?
Андрейко, задумался и понял, что Остап говорит правду. Даже умереть здесь трудно, разве что взбунтоваться и погибнуть под ударами бича, а это слишком долго и мучительно.
Долго отдыхать гребцам не пришлось. Скоро галера спешно снялась со швартов и ушла вдоль берега на восток. Было раннее утро, солнце ещё не взошло, и воздух ещё не раскалился летним солнцем.
Темп гребли был почти предельным, гребцы едва держались. Но к закату галера влетела в гавань довольно большого города и быстро пришвартовалась у каменного пирса. Город освещался закатом, тонул в глубоких тенях. А гребцы даже не глядели на него, опустив головы и жадно дыша.
- Дьявольщина! - выругался тихо Остап. - Думал, что хоть день дадут отдохнуть! Опять работай!
- А что за город был, Остап? - спросил Андрейко.
- А хрен его знает! Оно нам надо?
В голосе Остапа юноша услышал такую злобу и отчаяние, что не стал приставать. Грести приходилось в том же бешеном темпе, что и вчера. Но ближе к полудню попутный ветер позволил поставить паруса. -
Неожиданно появился раб с корзиной и всем раздал по сухарю и апельсину. Потом появились бочки с водой.
- Задабривают, сволочи! - процедил Остап, с жадностью поглощая еду и воду.
- Зачем это им? - забеспокоился Андрейко.
- Кто их знает! Может, опасаются, что мы выдохнемся и подкармливают. Посмотрим. Оно для нас ничего не даёт, но лишний кусок не помешает.
На этот раз галера простояла в отдалённом конце пристани больше недели.
Потом важные господа со шпагами вместе со слугами разместились в каютах. Матросы тщательно вымыли палубу, даже заставили гребцов почистить от нечистот свои загаженные места, где скопилось уже много отбросов человеческой жизни.
Ветер опять был противный. Приходилось интенсивно грести, но особой гонки не было. Гонг звучал ритмично, в одном ритме.
Ближе к югу ветер поменялся, поставили паруса.
Шли вдоль берегов. Гребцы равнодушно взирали на них поверх бортов, а Андрейко вертел головой, всматривался в очертания волнистого берега и дивился чистоте и прозрачности воздуха. Приятным ландшафтом радовал взор.
Часто встречались суда и под парусами, и на вёслах, много рыбачьих лодок стояли недалеко от берега. Рыбаки тянули сети, провожали взглядами галеру со штандартами, приветствовали её, и продолжали своё нелёгкое дело.
- Сдаётся мне, что скоро будет мой Брундизи, - заметил Остап, обернувшись к Василю. - Я в этих местах бывал.
- Будь они прокляты, эти места! - выругался Василь, а Андрейко с удивлением посмотрел на злобное лицо казака с Дона.
- Чего ты так, Василь? - участливо спросил юноша.
- Домой хочу! Обрыдло всё это! И красоты здешние мне ни к чему!
Юноша вопросительно посмотрел на Остапа, потом скривил губы Фольке, который прислушивался к разговору.
- Тоскует казак, - сочувственно ответил Остап на взгляд мальчишки. Андрейке тоже стало тоскливо. Вспомнил хутор, родителей. Слёзы незаметно и предательски скопились у глаз, готовые скатиться по щекам.
Прошло два дня, и Василь сказал Остапу, кивнув в сторону бухты:
- Вон твой Брудий, Остап! Погляди, проходим мимо.
Остап повернул голову, приподнял её, весло потеряло ритм, а надсмотрщик с хищным оскалом уже бежал к ним. Бич полоснул с отменной точностью спину гребца.
- Змея подколодная! - вздрогнув, прорычал Остап.
Надсмотрщик орал, щёлкая бичом, а Остап остервенело рвал весло и молча скрежетал зубами, теша себя мечтами, как он бы отомстил этому отвратительному надсмотрщику с его бичом.
- С тебя причитается, Василь! - бросил он немного погодя, заметив, что надсмотрщик далеко.
- Не лови ворон, Остап, - осклабился тот. - У меня всё ещё впереди!
Ещё неделя и галера, пройдя узкий пролив, вышла в другое море. Тут же поставили паруса - ветер здесь был благоприятным. Гребцы заговорили, обмениваясь мнениями о маршруте галеры. И Остап молвил, повернувшись к Андрейке:
- Говорят, что идём к Корсике. Это большой остров севернее. В этих водах шныряют алжирские пираты.
- А они страшные, эти пираты? - спросил юноша озабоченно.
- Говорят, что свирепы неимоверно. К тому же они басурманы. Не дай Бог с ними повстречаться. Тут я готов сражаться за эту проклятую галеру! Да кто освободит меня и даст оружие? Эх!
- А почему их называют алжирскими?
- Кто его знает, хлопец. Может по названию острова или берега. Не знаю я.
В душу Андрейке закрался страх. Он уже не помнил, как страдал и страдает на этой галере. Ему было страшно попасть к пиратам, этим басурманам. Они, наверное, хуже ордынцев с Крыма. В животе похолодало и защемило.
Целую неделю гребцы почти не брались за вёсла. Попутный ветер отлично подгонял галеру. А потом пришлось поработать. Ветер резко изменил направление, задул от северо-запада. Волна быстро нарастала, ветер крепчал. Сильная качка так затрудняла греблю, что часть весел ломалась, гребцы калечились. Но греблю не останавливали. Надсмотрщики носились вдоль бортов, стегали голые потные спины невольников, а галера продолжала медленно идти своим курсом.
К ночи удалось войти в небольшую гавань и укрыться там. Берег довольно круто поднимался вгору и защищал галеру от порывов шквального ветра. Шторм крепчал. Галера постоянно дёргалась на якорных канатах, качка была ужасной. Брызги постоянно обдавали гребцов с ног до головы. Вначале это им было приятно, потом холод постепенно стал донимать их, и мало кто мог заснуть.
Рев ветра и волн у входа в бухту казался нашим юным морякам жуткой какофонией преддверия ада. Было страшно, тоскливо и промозгло. А укрыться от забортной воды было негде и нечем. Гребцы, скрючившись, сидели на полу, дрожали, кашляли, ругались и молились.
Так продолжалось почти четыре дня. К началу плавания пришлось выбросить за борт троих гребцов. Они умерли от простуды и переохлаждения. Многие остальные чувствовали себя плохо. Они кашляли, горели в жару, но освободить их от работы никто и не думал.
Ветер стих, волнение еще целый день качало галеру, и вечером выбросили за борт ещё одного гребца. К тому же четверо не могли работать из-за травм, полученных в качку. Это ощутимо снизило скорость галеры. А ветер, хоть и слабый, но был противным, и гребцы выбивались из сил, гребя всё время.
- Дьявольщина! - ругался Остап зло. - Думал, что будет остановка на острове, а мы всё работаем. И курс держим на закат. Куда это мы тащимся?
Никто на это не мог ему ответить. Господам не до рабов. У них свои заботы. Что им до невольников? Их никто и не замечает. Лишь ругают за постоянную вонь, исходящую от них. Многие зажимают носы, проходя по палубе, но большинство стараются не приближаться к местам, где сидят гребцы.
Наконец сумели поставить паруса. Меняя галсы, галера продвигалась вперёд без вёсел. Видимо, хозяева решили дать передохнуть гребцам. Места опасные и их выносливость всегда могла пригодиться.
- Я говорил, что здесь рыскают пираты, - шептал Остап. - Вон и жратвы стало больше. Хотел бы я поглядеть, как бы эти господа уселись на наши места и потрудились бы вместо нас!
Андрейко не ответил. Ему было страшно. Он никак не мог привыкнуть к морю, особенно по ночам, когда кругом ничего не было видно, а в душу заползал ужас неизведанного. Он часто видел то же самое в глазах друга Фольки, но и тот не так часто удосуживался и перекинуться парой фраз.
Умер ещё один гребец, и Фололея пересадили ближе к Андрейке. Теперь они сидели друг за другом, и это сильно радовало их. Они могли свободнее переговариваться, а Остап снисходительно и покровительственно оберегал их от зоркого ока надсмотрщика.
Потом галера простояла три дня в каком-то небольшом порту, и под конец Остап узнал, что это остров. Они покинули его и взяли курс на юго-запад. Так определил Остап, и Василь подтвердил это. Они часто поглядывали на небо, хорошо ориентировались по звёздам, и Андрейка часто задавал вопросы на этот счёт. Остап с удовольствием отвечал на них и заметил как-то:
- До тебя тут сидел какой-то с Кавказа. Ничего не понимал. И я его не понимал. Постоянно молчали. А теперь мне легче с тобой рядом. И Василь оказался ближе, когда пришли в Стамбул, и многих пришлось заменить.
Василь усмехнулся. Андрейке показалось, что в его глазах промелькнуло нечто от весёлости или это только показалось. С чего тут веселиться. А Остап на это заметил, словно убелённый сединами и мудростью старец:
- Мы ведь ещё живём, хлопец. Стало быть, и для веселья годимся. Нельзя в такой жизни только о плохом думать. Надо и для светлого чуток оставить. А то дуба легко дать с дурными мыслями. Вот отдыхаем - и то благо. От судьбы ведь не уйдёшь. Господом так нам на роду предназначено.
- Смирение проповедуешь, Остап? - сказал Василь. - Не приемлю я этого. Дай только случаю подвернуться.
- Гордыня тебя гложет, Василько. Не на пользу это тебе. Смири гордыню-то.
- Пошел ты со своей гордыней!..
- Не слушайте его, хлопцы. Он сильно буйный бывает. Здорово его жизнь ломает. Бога редко вспоминает. Худо это, худо! Так нельзя.
Ребята посмотрели на Остапа с боязнью, перестали задавать вопросы. Им больше нравилась позиция Василя. Да и сам он выглядел куда привлекательнее Остапа своими непримиримыми замечаниями.
Глава 2.
Обогнув мыс Гата, галера вошла в порт Альмерии. Наконец изнурительный путь закончен! Гребцы в изнеможении отдыхали. Было жарко, зловонно, всем хотелось пить, есть и спать. Андрейко так и сделал. Еды всё равно до вечера не дадут.
Его разбудил грубый толчок в бок. Он машинально подставил пригоршни и ощутил в них тёплое месиво неопределенного происхождения. Оно воняло, но голод брал своё.
Испания пылала жаром летнего солнца. С берега долетали звуки гитар, голоса поющих людей и запахи цветов и апельсин. Андрейко тянул шею, пытался получше рассмотреть город и окрестные холмы в садах и виноградников. Крохотные фигурки крестьян копошились среди зелени. Юноша подивился обилию света, красотами городка и его окрестностей.
Он ни с кем этим не делился. Боялся, что засмеют. Но в душе было легко.
Галера уже больше недели стояла на якоре, слегка покачиваясь на лазурных волнах. На берегу мальчишки удочками ловили рыбу, а рыбаки на лодках ещё в рассветной темноте выходили в море на промысел.
- Вот это жизнь! - воскликнул Остап после того, как на завтрак каждому гребцу дали по кружке кислого вина и огромный апельсин. - Сколько времени мы этого пойла не пробовали! Андрейко, ты что это морщишься? Если нет охоты пить, то я могу помочь, хи-хы! Давай сюда!
Остап отдал юноше свой апельсин и с удовольствием выцедил вино.
Наконец галера приняла на борт господ. Гребцы вывели судно из гавани, началась работа. Сирроко не давал дышать. Жара и пыль из африканских пустынь душила людей. Грести было очень трудно, и плеть надсмотрщика то и дело щёлкала по спинам людей. Злоба и ненависть были ответом на экзекуции.
- Василь, - позвал Остап друга-донца, - видал какая краля теперь на борту? Вот бы облапать такую! Хы-хы!
- Лучше не говори, друг! Только душу бередишь.
- Что душа! Тут тело пищи требует, гы-гы! Хоть думку потешить, эх!
- Лучше от этого не станет, Остап. А то по спине получишь.
- Привык уж к этим осам! А по мне так хоть дотронуться бы до этой крали. Интересно, какие они, эти крали?
- Не по нашу честь, Остап! Не время.
- Думаешь это время настанет для нас? Сомневаюсь, Василёк!
Надсмотрщик слегка огрел Остапа бичом, пригрозил ещё, и удалился.
Друзей отделяла довольно высокая палубная надстройка, и лишь макушки виднелись из-за настила. Приходилось задирать головы, чтобы посмотреть друг на друга. Невысокое ограждение с балясинами защищало надстройку от рабов.
Андрейко ритмично работал веслом и думал с нарастающим возбуждением про таинственные слова Остапа. Они бередили душу, зажигали тело, кровь побежала по жилам быстрее, а в голове проносились неясные мысли и видения, волновавшие несмотря на изнурительную работу.
Сирроко сменился северо-западным прохладным ветром. Поставили парус, гребцы имели возможность передохнуть.
Юноша посмотрел, обернувшись к корме. Знатная дама в сопровождении двух разодетых венецианцев остановилась чуть не доходя до скамей гребцов. Ветер уносил отвратительный дух от гребцов, но женщина прижимала платок к губам и носу, опасаясь отравиться невыносимым запахом.
Остап чуть не сворачивал шею, вперив в неё свой горящий вожделением взор. Его ноздри раздулись, дыхание участилось. Андрейко с волнением тоже посматривал на женщину, как и многие остальные гребцы. Она казалась им прекрасной богиней, в шелках и бархате с драгоценностями на шее и руках. Темные волосы обрамляли продолговатое, несколько бледное лицо с чёткими дугами бровей. Её красные башмачки выглядывали из-за широких складок юбки.
Она усмехнулась, повернулась к мужчинам, что-то сказала. Те согласно закивали и тронулись вперёд. Видимо, она пожелала пройтись на нос.
Когда она поравнялась со скамьёй Андрейки, Остап неожиданно перегнулся и грязной мозолистой рукой схватил её лодыжку. Женщина вскрикнула от неожиданности и омерзения, отдёрнула ногу, а мужчины с ужасом и злобой схватились за эфесы шпаг.
Поднялся крик, надсмотрщик уже хлестал Остапа по спине со старыми и новыми рубцами. Гребцы загалдели в возбуждении, а дама со спутниками поспешили удалиться в каюту.
Остап держался недолго. С утробным хрипением он повалился на пол и затих. Надсмотрщик ещё несколько раз хлестнул, но плеть уже почти не доставала до тела. Андрейко тоже немного получил и теперь жался подальше от наказуемого.
Капитан и матросы злобно ругались, но добить Остапа не дали. Видимо, они не были склонны лишаться опытного гребца в водах, кишащих разбойными ватагами.
Когда всё затихло, один матрос окатил Остапа забортной водой из ведра. Остап зашевелился, а Андрейко поспешил осторожно обтереть кровавые рубцы на спине и по всему телу, боясь, что соль воды разъест ранки.
Остап тихо простонал. Кто-то из гребцов передал ему глиняную баночку с жиром дельфина. Андрейко смазал рубцы, помог Остапу сесть на скамью, придерживал его качающегося с полузакрытыми глазами.
Тот же матрос протянул ему кружку с вином. Остап выпил с жадностью, отдуваясь, огляделся мутными глазами. Губы прошептали зловеще:
- Всё ж пощупал её, хлопец!
- Будет тебе, Остап! Помолчи. Отдохни, а то ветер переменится, и опять берись за вёсла. Спасибо, нашелся добрый человек, и вина тебе дал. Отдыхай!
Гребцы негромко судачили о случившемся. Похохатывали, бросали реплики в сторону Остапа. Почти все говорили на чужих языках, Остап их не понимал. Однако сомневаться в их смысле нужды не было. Ему завидовали, ругали и мечтали о его подвиге.
На следующий день перед полуднем голос вперёдсмотрящего взбудоражил всех на галере. По рядам рабов пронесся ропот. До андрейковой скамьи дошло в переводе:
- Три паруса! Скорей всего, это алжирцы возвращаются с севера, где занимались разбоем!
Невольники тянули шеи, всматривались в горизонт, но ничего не усматривали.
- Низко сидим, - буркнул Остап. - С мачты виднее. Его знобило, был жар во всём теле, он был слаб.
Вскоре галера изменила курс. Прозвучал голос, требующий браться за вёсла.
Андрейко с жалостью и страхом посмотрел на Остапа. Как он будет грести в таком состоянии? Один он не справится с веслом. Стало ещё страшнее.
Темп гребли усиливался. Остап едва помогал Андрейке, а потом и вовсе выронил весло и упал на пол. Надсмотрщик попытался поднять его бичом, это не получилось и Андрейке пришлось работать одному. Он выбивался из сил. Весло плохо слушалось его усилий, потеряло ритм и в следующую минуту, запутавшись в других, сломалось с глухим треском.
Галера вильнула в сторону. Спину Андрейке ожег удар, другой. Потом он свалился рядом с Остапом с помутившимся разумом. Последний удар пришелся по голове, кровь липкой струйкой спутала грязные волосы.
Тем временем галера выровняла ход. Андрейко продолжал лежать на грязном полу в ожидании новых ударов. Остап постанывал рядом.
А гонг колотился в бешеном темпе. Гребцы хрипели, кричали от натуги. Изредка у кого-то ломалось весло. Капитан, его помощники, надсмотрщик носились по палубе, гоняли матросов, полосовали спины гребцов.
Потом издали донёсся звук пушечного выстрела. Не прошло и четверти часа, как артиллерия галеры в ответ произвела первый залп. Корпус качнулся, дым быстро отнесло в сторону.
Глазами, в которых застыл ужас, Андрейко выглянул за борт. Он с удивлением увидел, как три судна на всех парусах режут галере курс. Он ещё успел заметить массу пестрых матросов на вантах ближнего судна. Потом борт одного закрыл дым залпа. Маленькие ядра прошелестели над головами. Одно угодило в мачту, она медленно заваливалась. Рей упёрся в ряд вёсел левого борта. Гребцы завопили. Многие получили увечья или были убиты обломками вёсел. Слегка досталось и Андрейке, но он уже, с поспешностью сурка, успел лечь на пол и обнял Остапа.
Тот прижал юношу к себе, что-то зашептал на ухо, но успокоения не наступило. Страх сковывал мальчишку. Он глянул в сторону передней скамьи. В затемненном пространстве на полу лежал гребец в луже крови, но это был не Фолька. Фолька лежал рядом и зажимал рану ладонью, сквозь пальцы которой проступала кровь.
- Фолька, что у тебя? - прошипел Андрейко в страхе.
- Долбануло по голове чем-то. Голова гудит и щемит. А чернявого убило, кажись! Что с нами будет?
- Кто его знает, - успел ответить Андрейко.
В это время в грохоте мушкетных выстрелов, при отчаянных воплях людей, на бак галеры полезли пираты. Только и было слышно:
- Алла! Алла!
- Что они кричат? - спросил Андрейко у Остапа.
- Славят своего Бога, хлопец. Аллах - это их Бог. Лежи тихо и не высовывайся! Зацепить могут! От нас тут ничего не зависит. Вишь, гребцы все бросили вёсла и лежат под скамьями.
Хотелось выглянуть и посмотреть, что делается на палубе. Но Остап держал крепко. А битва грохотала, не умолкая. Было слышно, как с правого борта, ломая остаток вёсел, сцепилось с галерой второе судно, и новая толпа орущих басурманов ринулась в бой.
Трещали редкие пистолетные выстрелы, но в основном дрались саблями и шпагами с кинжалами да копьями. Свалка была знатная. Отдельных криков почти не было слышно. Сплошной вой, свист и грохот рубки.
Пираты поспешно перескакивали через скамьи гребцов и тут же врубались в ряды защитников. А тех было не так уж много, ряды их быстро таяли. На скамьях уже лежало несколько убитых и раненых. Кровь капала на гребцов, в страхе они вжимались в пол, ожидая расправы.
Шум сражения резко поубавился. Стали слышны отдельные голоса, и Андрейко понял, что это голоса победителей - пиратов.
Два алжирца, с окровавленными саблями в руках, спрыгнули на сидения гребцов и ударами сабель плашмя поднимали несчастных гребцов на скамьи.
Остап огляделся по сторонам. Молвил, не поворачивая головы:
- Человек шесть наших не поднялись. Наверное, поубивало.
Алжирцы деловито осматривали гребцов. Вытаскивали мёртвых и раненых и деловито выбрасывали за борт. Несколько скамей оказались пустыми или по одному невольнику.
Один из пиратов оглядел Остапа и спросил на родном языке:
- Это тебя за что так отделали, земляк?
- Ты откуда? - воскликнул Остап, оторопело вперившись в пирата глазами.
- Всё оттуда, приятель. С Украины. Нас тут хватает. Лучше ответь мне.
- Чего тут отвечать? Сам виноват. Бабу ихнюю захотелось пощупать. Убили бы, кабы не ваши басурманы.
- Бабу? Ту, что мы захватили?
- Тут одна она и есть. Краля в шелках!
- У неё ещё и служанка имеется. Только старовата слишком. Ха-ха! Ты погоди, я сейчас вернусь.
- Гляди-ка, хлопец! Свой объявился у басурманов! Вот чудеса! Хотя, что в этом такого. Нашего брата, как сказал земляк, полно всюду нахватали татары.
Андрей с недоумением наблюдал, как пираты очищают галеру от тел, смывают кровь с палубы. Своих раненых переносили на суда.
Скоро гребцам раздали новые вёсла из запасных и приказали быть готовыми к работе. На скамьях появились пленные матросы. И всем стало весело, когда среди гребцов появился их бывший надсмотрщик. Злобный смех и шутки долго не смолкали. Этим дело не ограничилось. Десятки тумаков и плевков посыпались на его уже изрядно избитое тело и голову.
- Гляди, хлопец, скоро наш душегуб отдаст концы. Но я бы этого не делал. Пусть сполна изопьёт невольницкой водицы. Эй, Кривой! Пусть он сам поработает веслом, а ты только для виду держись за него, хы-ха! Вот будет забава!
- Эгей, земляк! Принимай кузнеца! Ты свободен! - Это новый знакомый подтолкнул вниз пожилого мужчину. Тот торопливо разбил кандалы на ногах.
Остап опешил от этих слов, и от того, как легко и быстро избавился от оков и рабства. Он лишь спросил охрипшим голосом:
- Как же так, земляк? Я тут не один такой...
- Вылазь, вылазь, земляк! Как кличут тебя-то?
- Да Остапом крестили. А ты как прозываешься?
- Зови меня Мехмедом, Остап, - и кисло усмехнулся в усы.
- Что, басурманскую веру принял? - ужаснулся Остап.
- Потом, потом, Остап. Быстрей вылазь да обмойся, а то на тебя нельзя смотреть, да и воняет от тебя. И лекарь сейчас тебе спину полечит. Мы его захватили с остальными.
Остап посмотрел на товарищей, глянул в сторону Василя, вздохнул виновато, и неторопливо, с явным трудом, полез на палубу.
Лекарь-венецианец с рабом тут же стали обмывать Остапа, потом смазали рубцы, ещё не подсохшие и гноящиеся, замотали чистыми полосками хлопчатой ткани и увели куда-то. Андрейко с сожалением и завистью посмотрел ему вслед.
Рядом столкнули одного из слуг господских, кузнец сноровисто сковал на его ногах кандалы, приковал к штырю цепь.
Пока пираты готовились продолжать путь, Андрей высматривал в мечущейся толпе Остапа. Тот появился лишь через час с лишним. На нём была сорочка из тонкого полотна, шаровары синего цвета добротного материала, и башмаки с серебряными пряжками. На кудлатой голове красовалась шляпа из малинового бархата с крохотными полями.
- Как я, хлопцы! - хохотнул Остап немного смущённо.
- Тебя не узнать, - ответил Андрейко. - Вот только по космам и бороде и признал.
- Держи, хлопец! Своим раздай! Не помешает. А я пошел, дела зовут. Не успел Андрей ничего спросить, как Остап исчез среди остальных.
- Фололей, гляди, что Остап приволок! Бери, жри! Василь, лови кусок! И кувшин тебе. Отведи душу!
В небольшой корзинке были куски копчёного мяса, сало, апельсины, сушеные фрукты и белый хлеб, пахнущий изумительно. Был и целый круг сыра.
Где-то появился обломок ножа, и всё это было ловко, но грубо разрезано на куски. Андрей разделил всё на троих, лишь вино оставил одному Василю, а себе с Фололеем оставил почти все апельсины.
- Чего вина мне не дал? - обиженно спросил Фолька. - Мне это не помешало бы. Друг называется!
- А можно? - спросил немного обескураженный Андрей. - Хлопцы ещё ведь.
- Это ты, а я уже достаточно вырос!
- Ладно, сейчас попрошу Василя. Эй, Василь, Фолька просил хлебнуть из кувшина! Дай немного отпить!
- Что, жажда замучила? Ладно, сейчас дам. Держи, хлопец, чай не жадный!
Перед закатом флотилия из четырёх судов отвалила друг от друга и потянулась на юг.
Остап был назначен надсмотрщиком над гребцами. Своим он выпросил дополнительную еду, а над бывшим надсмотрщиком явно издевался. Не проходило и получаса, как его плеть стегала жестокого надсмотрщика под гогот гребцов.
Пленные матросы и слуги работали до изнеможения, и любое их уклонение от работы каралось Остапом жестоко и немедленно.
Мачту на галере восстановили, и она не отставала от пиратских кораблей. Ветер был хоть и не очень благоприятным, но всё же позволял использовать парус.
Утром гребцы едва держались. Вся ночь прошла в гребле. Новички просто теряли сознание. Их обливали водой, приводили в чувства парой ударов плетью, и они продолжали ворочать тяжелое весло.
А тут ещё на горизонте появились паруса двух кораблей. Они шли наискосок от флотилии и медленно приближались. Пираты подняли тревогу. Их суда разошлись в разные стороны, стараясь создать благоприятную позицию в случае боя. Наши герои со слов Остапа узнали, что это испанские военные корабли и их намеренья очевидны.
- Скорей всего будет бой, хлопцы, - говорил Остап в тревоге.
- А что ж нам делать? - спросил Василь.
- Вам и думать об этом нечего. А вот мне стоит обмозговать свою судьбу.
- Чёрт! Вот так история! И придумать нечего! - волновался Василь.
А испанские корабли приближались. Они явно превосходили пиратов огневой мощью, уступали маневренностью, а галеру уже давно признали за пленённую.
Несколько алжирских матросов и их боцман, оставленные на судне, забегали, закричали на гребцов, осыпая их ударами и бранью. Галера развернулась и пошла против ветра, удаляясь от скорого боя.
Василь, едва справляясь с тяжелейшей греблей, прокричал Андрею:
- Так мы можем уйти от испанцев! Долго ли?
Над морем прокатился раскат предупредительного пушечного выстрела. Пираты на это ответили ещё большим рвением уйти от преследования. Их корабли все дальше отдалялись друг от друга, и испанцы стали перед выбором - что делать и на кого нападать. Потом и они разделились и погнались на алжирцами.
Ближе к полудню с галеры было слышно, как началась перестрелка, пушечная дуэль. Мелкие пушки пиратов не могли соперничать с большим калибром испанцев. На горизонте можно было видеть паруса в клочьях дыма.
Пришел Остап и торопливо сказал:
- Два корабля ушли. Один бьётся, но долго не продержится. Его участь решена. Ничего не придумали, как нам поступить?
- А сколько тут пиратов? - спросил Василь.
- Пятеро матросов и их старшина. А что?
- Не прикончить ли их нам, а самим уйти?
- Куда уйдешь? А пленные? Они всё расскажут и нам несдобровать!
- Не нам, Остап, а тебе. Мы тут не при чём, - отозвался Василь недобро. - А я думаю, что и пленных можно порешить в таком разе. Все одно враги и душегубы. Вот только освободиться как? Один ты не справишься.
Остап ушел, но было видно, что он задумался над этим предложением. Не прошло и получаса, как пришел кузнец и молча расковал Василя, Андрея и Фольку. И Остап молвил тихо:
- Едва уговорил алжирцев. Языка ведь не знаю. Жестами всё.
- Теперь бы оружие добыть, Остап. Где важные пленные?
- Здесь только двое, остальные на другом корабле. И та красуня со служанкой. Пару ножей я смогу достать. Но этого мало.
- Нам бы хоть пару басурманов порешить для начала. Потом легче будет.
- Можно договориться с пленными. Они помогут, коль их освободят. А это я мог бы устроить. Ладно, идите помогать работать на снастях! Ветер меняется, басурманы хотят поставить паруса.
Друзья поспешили к алжирцам. Те недовольно и с подозрением поглядели на невольников, заговорили разом, кругом посмотрели и показали на тросы.
Два человека полезли на бушприт ставить блинда-парус. Это были Василь и пират с тощей бородкой в замызганной жилетке.
Василь делал торопливые усилия, но получалось это неловко и алжирец раз и другой торопил его руками и словами, которые тот не понимал.
Казак оглядывался, демонстрируя страх и нерешительность. И вдруг сильно толкнул пирата вперёд. Тот не удержался и, цепляясь за тросы и дерево, полетел вниз. Его короткий вопль оборвался, когда его голова скрылась в пене перед самым форштевнем.
Другие алжирцы прибежали на нос. Они смотрели на воду в ожидании появления товарища. Он вынырнул уже за кормой, барахтался вяло, вскрикивал и исчезал в волнах и пене, оставляемой галерой. Прозвучала команда гребцам остановить греблю. Этого никто не понял, но грести почти перестали. А голова алжирца то появлялась, то исчезала среди волн, пока не исчезла окончательно.
Остальные пираты накинулись на Василя, но тот не хотел возвращаться и с испуганным видом цеплялся за снасти. Басурманы увлеклись Василем, а Остап с остальными друзьями поспешили туда, и не медля, обрушили им на головы бруски дерева, ещё не убранные после схватки.
Ножи Остап не успел достать, и они орудовали с остервенением и поспешностью, боясь, что пираты соберутся с силами и применят против бунтовщиков сабли и пистолеты.
Подоспел кузнец с молотком и щипцами. Азарт и страх владели нападавшими. Василь быстро соскочил на палубу и сбил одного пирата ударом кулака с голову, потом быстро поднял его и бросил в море. Сила у него оказалась недюжинной.
Они с перекошенными от усердия и злобы лицами молча сидели в изнеможении прямо на палубе, гребцы с интересом взирали на них со своих скамей.
- Неужто одолели? - наконец вымолвил Остап.
- Одолели! Куда им было деваться? - Василь переводил дух, утирал пот со лба, размазывая грязь и пот. - Попить бы малость.
- Это верно ты молвил! - обрадовался Остап. - Теперь мы сами тут хозяева.
Он направился на корму и вскоре появился небольшой початый бочонок вина. Все выпили. Андрей тоже пригубил терпкого напитка. В голове немного зашумело и стало не так страшно.
- Что теперь-то будем делать? - спросил Василь озабоченно. - Ветер крепчает, грести сейчас почти бесполезно.
- Оглядеть море надо бы, - предложил Остап. - Что-то не слышно боя, да и ничего не видать.
- Ушли за горизонт корабли, - пояснил Василь. - Теперь мы одни. Надо поставить кого-нибудь на руль. Того и гляди, галера бортом станет к волне.
Остап поспешил к рулю - и вовремя. Галеру сильно разворачивало. Пришлось побыстрее поставить её по ветру. Гребцы усиленно гребли, обдаваемые каскадами брызг и пены.
Паруса подправили, как могли, они надулись, галера прибавила ход.
- Так мы скоро будем ввиду у испанцев, - заметил Остап, когда товарищи собрались у румпеля.
- Думаю, что нам туда и надо. Подальше от этих веницейцев.
- А что с ними?.. - робко спросил Фололей. Ему не ответили, но он понял, что их ждёт.
Под вечер, когда на горизонте стали заметны скопления туч, Василь заметил:
- Мы идём на юго-запад. Это приблизительно туда, откуда мы вышли. Так и продолжим путь, в том направлении? При таком ветре мы иного сделать не можем. Подумайте, ребята. Это важно.
- Интересно бы знать, будет буря, или это просто свежий ветер? - сказал Остап и тревожными глазами обвёл небо.
Из рядов гребцов донеслись крики. Кто-то из славян кричал:
- Эй вы, долго будете держать нас на цепи? Мы тоже хотим свободы! Давай сюда кузнеца!
Друзья вопросительно переглянулись.
- Придётся освободить, - молвил Василь. - Оставим пленных и то до поры...
- Как бы эти наши товарищи не бросились в другую крайность, - заметил с тревогой Остап. - Много свободы не всегда полезно. А нам сейчас не стоит легко принимать решения.
- Теперь уж без свободы невольников не обойтись, Остап, - хмуро проговорил Василь. - Надо освобождать. Гони кузнеца на скамьи. Кто растолкует ему, что делать? Он же не может говорить, и мы не знаем, какая его родная речь.
- А что с ним такое, что он молчит? - поинтересовался Фололей.
- Ему когда-то язык отрезали, - Остап с сожалением покачал головой.
Кузнец довольно скоро понял, что с него требуют. К темноте половина невольников была освобождена и теперь рыскала по галере в поисках еды и одежды. И то и другое быстро нашлось. Рабы вскоре перепились, и с песнями шатались по кораблю. Выволокли венецианцев, глумились над ними, а потом выбросили за борт, где их мольбы и крики поглотило море.
Ночь прошла в тревоге. Невольники не раз устраивали драки. Истерзали старого надсмотрщика, и после часа мучений тот испустил дух и был спущен в море, как и прежние пленники.
Неожиданно выяснилось, что кузнец отличный моряк. Он прекрасно разбирался в руле и компасе, и уверенно вёл галеру избранным курсом. Часто показывал на небо, руками изображал волны и мычал.
- Он показывает, что надвигается буря, - определил Остап. - Думаю, что он торопит нас и предлагает усилить ход гребцами.
- Их осталось совсем мало, - запротестовал Василь. - И всё же стоит исполнить совет кузнеца. И заставить хоть часть бывших невольников сесть на вёсла. Я первым это сделаю, если так надо.
Но уговорить невольников занять прежние места оказалось почти безнадёжным делом. Лишь четверо согласились поработать, остальные были или слишком пьяны, или просто отделывались руганью и отказом.
Кузнец показал, что он пока один справится с рулём, а паруса можно не поправлять. Ветер дует ровно.
- Тогда, хлопцы, садимся на скамьи. Немного поработаем. Мне кажется, что кузнец надеется отойти от бури в сторону. Это мы и стараемся сделать. Пошли.
Гребцы гребли не очень старательно, но галера прибавила хода. Тучи уже заволокли небо. Луны не было, море шумело таинственно, грозно и тревожно. В воздухе носились тучи мелкой водяной пыли. Корпус постоянно содрогался от ударов волн, качка была довольно сильной. Паруса слегка гудели и вибрировали. Было жутко и тревожно. Что их ждёт впереди? Этого никто не знал.
После полуночи ветер немного изменил направление. Пришлось нашим друзьям заняться снастями. Остальные освобождённые невольники тоже бросили работу и устроились спать по каютам для знатных пассажиров.
К утру бунтовщики валились с ног от усталости и недосыпания. Вторая ночь без сна давала себя чувствовать. Кузнец послал всех спать, показав, что сам постоит на румпеле.
Остап с Василем устроились на корме. Укрылись одеялами и сразу же заснули. Наши юноши нашли себе место получше - в тиши закутка на корме среди парусов, канатов и старой рухляди.
Часа за три до полудня кузнец разбудил Остапа и показал вперёд. Там, на горизонте, белели паруса судна. Пока было невозможно определить, в каком направлении оно движется, но у Остапа возникло беспокойство. Он спросил, вспоминая те немногие слова, которые знал:
- До Испании далеко?
Кузнец посмотрел на небо и показал четырнадцать пальцев.
- Что, четырнадцать дней? Или часов?
Ответ показывал на часы.
Остап посчитал в уме, и для себя решил, что к полуночи можно ожидать прибытия к берегам Испании. Это ничего ему не дало. Он никак не мог вразуметь, что это может дать им, невольникам на венецианской галере.
Когда стало видно, что парус медленно приближается, но идёт на восток, было решено не уклоняться от прежнего курса. После полудня парус стал удаляться. Все облегчённо вздохнули, хотя никто не мог сказать, как они доберутся до Испании, и что произойдет там.
На палубе постепенно стали появляться бывшие невольники. Они опять стали тянуть вино, и многие вскоре опять спали мёртвым сном. Лишь два бывших раба понимали, как опасно такое поведение и предпочли присоединиться к Остапу с Василем. Один из них был москаль по имени Фома, другой из немцев. Этого звали Иоганн. Или просто - Ган.
- Я ходил по Чёрному морю с купцами и немного знаю морскую науку, - говорил Фома. - И Ган не новичок на море. Плавал приказчиком и по Северному морю, и здесь, вблизи Италии и Испании.
- Это просто здорово, что вы так решили! - воскликнул Василь. - Теперь нам будет легче. И кузнеца можно отправить спать, а то он уже и смотреть не может. Хоть лучины подставляй под веки.
А ветер усилился почти до штормового. Пришлось убрать часть парусов. О гребле не могло быть и речи. Качка не позволяла этого.
Когда в ночи вдруг заметили огонёк, потом еще и еще, было ясно, что берег близко, а это показывало явную опасность. Пришлось убрать все паруса, оставив лишь один, да и то зарифленным. Галера медленно дрейфовала вдоль берега, постепенно приближаясь к нему.
Рассвет ждали, как манну небесную, близкий берег таил смертельную опасность. Буря не разразилась, но волнение было сильным, ветер свистел в снастях, и кузнец с трудом держал галеру кормой к волне. За ночь несколько раз садились на вёсла и отгребали от берега, противостоя ветру и волнам.
Мрачные берега в рассветной мути показались зловещими и опасными. А ветер медленно подталкивал галеру к берегу. Он тянулся в полумиле пустынными пляжами, и с каждым часом встреча с ним приближалась.
Кузнец никак не мог объяснить, что и как надо делать. Хватались то за одну снасть, то за другую, но делу это не помогало. К тому же мачта, куда угодило ядро пиратов, стала крениться. Наконец ванты не выдержали, и она упала в сторону правого борта, увеличив крен.
- Руби канаты! - заорал Василь и, схватив тесак, принялся орудовать им. Галера тяжело выравнивалась. Обломки мачты быстро разбросало по морю, а космы тросов болтались вдоль бортов, словно водоросли.
Часа за три до полудня на берегу показалось селение. Люди бегали по берегу, стаскивали лодки на воду и спешно гребли к галере. До неё не было и четверти мили. Еще с полчаса лодки пробивались через ветер и волны. Наконец несколько рыбаков пристали с подветренной стороны галеры и загалдели непонятное.
- Что они хотят? - допытывался Остап, с тревогой оглядывал людей.
А те приглашали жестами спускаться в лодки. Их было три, они плясали у борта, с трудом сдерживаемые от столкновения с галерой.
- Что предпринять, Остап? - кричал Василь. - Покидаем галеру? Она всё одно скоро погибнет! Решаем!
Остап вопросительно глянул на кузнеца, но тот отрицательно мотал головой.
- Кузнец не советует покидать галеру, - ответил Остап нерешительно.
- Однако мы долго не продержимся! Гляди, берег совсем близко, а мы не умеем управлять судном!
- Впереди поворот берега, кузнец так мне показал. Еще есть надежда, что нас не выбросит! Подойдем! Мне не очень нравятся эти люди! Похожи на разбойников!
Василь долго отказывался от помощи. Рыбаки, или кто они там, зло ругались, однако не осмелились долго настаивать и отошли, поминутно оглядываясь.
- Василь, гони всех на вёсла! Кузнец показывает, что надо грести. Ещё немного - и мы обогнём мыс, а там будет легче! Гони!
Гребцы неохотно расселись на скамьях, разобрали вёсла, и погребли вместе с пленниками. Те опасливо поглядывали на своих врагов, боясь расстаться с жизнями, и гребли старательно.
В ста с небольшим саженях от оконечности мыса галера успела его обойти. Здесь берег уходил почти точно на запад. Теперь галере не угрожали ни ветер, ни волны. Судно постепенно удалялось от опасного соседства с подводными камнями, которые изобиловали здесь.
- Неужели пронесло? Господи, прими наши благодарности! - Остап воздел глаза к небу и молился. Молились и другие.
Гребцы бросили вёсла и отдыхали. Поставили парус на задней мачте. Галера пошла стройнее, качка уменьшилась. А к полудню ветер стал стихать.
- Можно поставить ещё один парус, - предложил Фома, поглядывая на небо.
Остап посмотрел на кузнеца, показал на парус и жестом объяснил, что хотят сделать. Кузнец согласно закивал. Галера побежала бодрее, все также на запад.
В темноте тихого вечера впереди заблестели огни города. Ещё час пути - и галера при зарифленных парусах вошла в гавань. Порт был полна судов, многие из них были военными. Они светились фонарями, там продолжалась жизнь, с берега доносилась музыка, отдалённое пение и крики. По-видимому матросы веселились в портовых тавернах.
- Что за город? - Остап с тревогой всматривался в темноту. Они бросили якорь на внешнем рейде, боясь идти дальше.
- Кстати, что нам с ними делать? - с беспокойством спросил Остап. - Они нам много могут устроить худого. Особенно надсмотрщик. Уж он отыграется на нас. Надо гребцов напустить на него.
Этого не надо было и делать. Трое гребцов уже выволокли надсмотрщика с тряпкой во рту, расковав его самостоятельно, не заботясь об осторожности.
- Что они задумали? - спросил Василь без особого интереса.
- Посмотрим. Наверное, то, что и мы.
Надсмотрщика медленно тащили его же бичом, замотав его за шею. Град ударов и пинков дополняли несчастному последние мгновения жизни. Под весёлый гогот его опустили с борта в море. Василь успел заметить, что тот был связан, бич душил его. А чёрная вода рейда уже сомкнулась над его головой. Лишь голоса гребцов что-то оживлённо обсуждали на своём языке.
- Слава Богу, не нам пришлось этим заниматься, - вздохнул Остап, а Василь с Фомой, подошедшие к ним, только неопределённо хмыкали в темноте.
- Что будет завтра, когда нас посетят власти? - молвил Фома. - Как им объяснить, что произошло? Веницейцы обязательно по-своему это представят.
- Не топить же их всех, как надсмотрщика, - ответил Остап. - Посмотрим.
- Вот попали, как курка в ощип! Проклятье! Уверен, что мы опять попадём в рабство! - зло воскликнул Василь. - Погуляли, и хватит!
- А что делать нам? Мы здесь чужие, кругом корабли, управлять судном не в состоянии, да оно и повреждено. Один кузнец что-то соображает, да и тот говорить не может, - и Остап с беспокойством рубанул ладонью.
Тягучее молчание повисло над спорящими. Им было ясно, что завтра предстоит трудный день. Каждый мозговал, что и как сделать, чтобы избежать худшего.
- Слушай, Остап, - сказал Василь решительно. - Ты у нас самый несчастный будешь. Веницейцы тебя обязательно сдадут.
- И что с того? Куда мне податься с этой проклятой галеры? В море?
- Пока есть время, преобразим тебя. Пошли в каюту.
Они все вошли в капитанскую каюту, выгнали уже изрядно нализавшихся гребцов, и Василь сказал заговорщицки:
- Остап, ты говорил, что хорошо калякаешь по-польски. Быть тебе поляком. В этих местах вряд ли кто много слышал о Польше. Побреем тебя, пострижем, и никто не узнает бывшего гребца.
Фома одобрительно закивал и стал рыться в ворохе одежды, валявшейся по всей каюте. Стихали крики пьяных гребцов, другие уже спали. Не прошло и часа, как Остап полностью преобразился. Его лицо оказалось довольно привлекательным, небольшие усы придали несколько удивлённый вид, а в добротной одежде никто бы сразу не заподозрил бы в нём недавнего гребца.
- Вполне сносно, - осмотрев друга, улыбнулся Василь. - Вот только имя себе уж сам придумай.
При свете нескольких свеч, Остап оглядел себя, ухмыльнулся и ответил:
- Согласен, Василь. Но что-то ещё надо сделать. Слишком подозрительно и всяк может догадаться.
- Сделаем вот что, - оживился Фома. - Будто бы ты, Остап, приплыл к нам, и мы вытащили тебя и дали переодеться. А прежний Остап, боясь возмездия, смылся еще раньше. Многие спят и ничего не заметят. А будем вытаскивать - пошумим малость. Переодевайся.
Выждав еще немного, Остап тихо прокрался к транцу на корме и так же тихо спустился в воду. Отплыл немного и стал кричать по-польски, немного вплетая итальянские слова.
Фома перегнулся через борт и спросил громко:
- Что за человек за бортом? Ребята, тащи багор, или бросим ему конец! Как бы не захлебнулся. Непонятно кричит!
Подошли наши друзья. К ним присоединились два гребца, проснувшиеся от воплей. Бросили конец, Остап трудно взобрался на борт и устало повалился на палубу. Говорил сбивчиво и непонятно.
- Что-то похожее талдычит, - молвил один гребец из украинцев. - Не поляк ли? Я с Галичины и польский немного понимаю. Точно, по-польски толкует!
- Давай его в каюту! Дрожит весь, бедолага! - Фома схватился за руки и приподнял Остапа. - Топай, парень, топай! Надо обсохнуть и переодеться. Там найдётся во что. Пошли, ребята.
Коверкая украинские слова и мешая их с польскими, он спросил:
- Неужто свои? Вот неожиданность! Откуда такие?
- Долго рассказывать, пан, - усмехнулся гребец с Галичины. - Сам-то откуда тут оказался?
- Слуга посольский. Проворовался и сбежал, - на ходу сочинял Остап. - Из самого Толедо бегу. А тут поймали и на вёсла усадить хотели. Да вот сподобилось и тут сбежать, - и он истово перекрестился католическим крестом.
- А надо бы Остапа спросить, где его черти носят? - продолжал, допытываться галичанин.
- Ты что, не заметил? - огрызнулся Фома. - Он со страху нырнул в море еще больше часа назад. Теперь его участь в руках его доли-судьбинушки. Отговаривали, да без толку. Убег!
- Жаль, - ответил галичанин. - Дельный мужик был. Но... - Он не закончил и махнул рукой, словно отрубая прошлое.
Перед рассветом туман опустился на рейд, но долго не стоял. Скоро начал таять, а рассвет дал возможность заметить, как из гавани выходит длинная галера, махая вёслами-сороконожками.
- Вот кстати, и галера уходит, - шепнул Остап друзьям. - Можно сослаться на нее. Пусть ищут ветра в... море, хы-хы!
- Ты не хыхыкай, друг! - озлился Василь. - Узнают свои!
Остап благодарно покивал, примолк.
- Может, нас и не заметят, - сделал предположение Василь. - Кораблей много, а мы пришли ночью.
Однако надеждам этим не суждено было сбыться.
Туман разогнал утренний бриз и солнце. Появилась портовая шлюпка, и испанский чиновник в сопровождении двух помощников и двух солдат поднялись по трапу на палубу.
С ними долго разговаривали. Ничего не понимали, но всё же испанцы уразумели, что это венецианская галера, что попала к алжирским пиратам. Часть матросов заковали гребцами, часть ушла на пиратских кораблях, и теперь с повреждениями просит пристанища в этом порту.
Чиновники поговорили с венецианцами, и это оказалось намного легче. Там нашлись люди, неплохо говорящие на испанском. Их приказали освободить, галеру подвести к причалу. Чиновник ушел, оставив на борту двух солдат. С чиновниками ушли трое венецианцев из знатных.
Вскоре прибыла шлюпка с матросами под командой молодого офицера. Они с помощью гребцов ввели галеру в гавань, пришвартовали к причалу и пояснили, что все остаются на борту до выяснения.
Бывшим гребцам было приказано не подходить к борту, сидеть в полутрюме на местах гребцов. Хорошо, хоть не брали в цепи.
- Что-то будет, хлопцы, - шептал Остап обеспокоено.
- Это уж, как пить дать! - зло ответил Василь. - Рвануть бы в море и податься куда-нибудь!
- Не дури, Василь, - мрачно заметил Фома. - Куда мы можем рвануть?
- Согласен, но уж больно не хочется опять рабом становиться!
- Эх! Василь! Кому такая доля понравится? - воскликнул Фома, а Андрей со страхом прислушивался к разговору взрослых и думал свою думку. Было очень тоскливо, и слёзы были готовы брызнуть из глаз.
Он плохо спал и теперь был вял, хотя Фолька постоянно теребил его, досаждал вопросами, на которые ему никто не мог дать ответ.
- Хоть жратва есть! - говорил галичанин по имени Ерёма. - Надо нажраться, пока есть чего. Потом вряд ли дадут столько и того, что едим.
Прошла неделя, а жизнь на галере не изменилась.
- Что бы это могло значить? - недоумевали гребцы и особенно Остап.
- Решают нашу судьбу в столице, - предположил Фома, а кузнец согласно закивал головой, словно понимал о чём речь.
- Тогда скоро положим зубы на полку, - заметил Василь. - Жратвы не так и много осталось, а тут ещё солдат кормить надо.
- Была б галера целёхонька, можно было бы уйти в море незаметно, - гнул в сторону Василя Фома. - Да время упустили. Отсюда не уйти.
- Однако веницейцев от нас убрали. И то хорошо, - радовался Остап. - Теперь можно не опасаться доноса и мести.
- Погоди, ещё придёт наш час, - озлился Василь. - Рабство от нас не уйдёт!
И вскоре его слова подтвердились. К концу второй недели их всех заковали в цепи, посадили на баржу и вывели из бухты.
Через два дня высадили в маленьком городке, загнали в брошенное каменное строение, заперли, и поставили охрану.
- Хоть бы что-нибудь объяснили, - бурчал галичанин Ерёма. - Гонят, как последних баранов.
- Видать недалеко загнали. Баржа шла медленно, и хватило двух дней, - ответил Остап. - А берег горист. Дальше я заметил горы.
- А я заметил - в бухте мало судов и ни одного большого. Все небольшие, в одну или две мачты.
Утром им принесли похлёбки с сухарём, апельсин и воды. Торопили, и с восходом под охраной солдат, погнали к горам по каменистой дороге, вьющейся среди холмов. Они становились всё выше, после полудня превратились в невысокие горы, поросшие жесткой травой и колючим кустарником. Отары тощих овец ползали по склонам, овчарки провожали вереницу невольников бешеным лаем.
- Хорошо, что хоть с ног сняли цепи, - вздыхал Фома сокрушенно. - И куда гонят? Кругом камень и пыль. Селения редки и все в зелени деревьев. И жара! Хоть что делай, а пить всё одно охота.
Переночевали в каменной загородке для овец. Еды почти не было, а воды и того меньше. Солдаты пили, купались, а невольники лишь глотали густую слюну.
На четвёртый день пришли на место. Это оказался городок шахтёров. В неглубоких шахтах добывали руду и увозили повозками на плавильные печи. Куда - никто не знал.
- Понятно, куда нас пригнали? - спросил Василь, оглядевшись. - Руду долбить будем до скончания века! Проклятье!
- Привыкнем и к этому, - сокрушенно отозвался Остап. - Не думаю, что будет хуже, чем на галере. А там поглядим.
С утра их разделили на бригады и загнали в шахты, спустив в клетках на глубину в полсотни саженей. Там их принял надсмотрщик с неизменным бичом. Говорил недолго, но и этого хватило, чтобы понять, что выход наверх здесь только после смерти, или в выходные дни, а они редки, так как они не католики.
Надсмотрщик показал, что и как надо делать, раздал орудия: кирки, лопаты, ломы и заступы. Были тачки для транспортировки породы и руды к подъёмнику.
И приступили к работе. Было трудно дышать из-за пыли, приходилось завязывать рот и нос тряпками, но это мало помогало. К ночи все вымотались, похлеще, чем на вёслах, или это только так казалось.
- Всё, хлопцы! - вздохнул Остап, когда им разрешили устраиваться на ночлег. - Отсюда нам не выбраться. Думаю, что долго мы не протянем.
- Надо думать, как выбираться будем, - бросил Василь.
- Что тут думать? Хана нам! - Фома выругался, растёр грязь на лице и лег.
Дни проходили за днями. Люди отощали, ослабели и уже тупо воспринимали труд, побои и голод. Зато воды было достаточно. Она сочилась со стенок штолен, скапливалась на дне и воняла, зловонно и непрерывно. Кормили не лучше, чем на галере.
Выпустили их наверх лишь через месяц с небольшим.
Люди отвыкли от дневного света, он слепил их, и было неприятно глазам. Им разрешили обмыться в луже за поселком, и потом отвели в церковь, где пришлось прослушать католическую проповедь. Никто особо не понимал слов священника, просто сидели и отдыхали, думая о своём.
- А что за праздник такой? - спрашивал Василь, понимая, что ему не ответят.
- Какая разница? - Остап незаметно сплюнул. - Сидим, отдыхаем и музыку слушаем. И то облегчение. Авось и пожрать дадут чего получше.
Еду дали, и действительно немного получше и подольше.
Василь всё вертел головой и присматривался к посёлку, окрестным горам и местным жителям. Их было не так уж много, и они смотрели на невольников с неприязнью и недоверием, граничащим с боязнью.
Изнурительный труд продолжался. Минуло лето, началась осень с дождями, ветрами и обилием плодов. Это почти не отразилось на шахтёрах. Лишь изредка, в основном раз в неделю, им перепадало по паре апельсинов.
- Что ты бормочешь постоянно? - уже не первый раз спрашивал Андрея Остап.
- Запоминаю новые слова, Остап.
- На кой тебе это сдалось? Выбрось из головы и не забивай себе голову дурацким занятием.
- Может, пригодится, Остап. И память развивает.
- Это тебе здесь ни к чему, Андрейко.
Юноша не стал спорить, но про себя решил, что это не помешает. Он уже сейчас немного понимает речь и пробует говорить короткими фразами.