Аннотация: Не самый лучший день в жизни Ниваля, снова Уэндерснейвены, неприятные разговоры и, наконец, немного заслуженной любви
Глава 45
Укрощение строптивого
Вечером Эйлин сидела у шатра, куда поместили Ниваля, смотря в одну точку и потирая пальцами ноющие виски. Она очень устала за этот день. Насколько ее маленькой армии было легко разгромить почти две сотни хобгоблинов, рассчитывавших на поддержку Грангора, настолько ей было трудно отразить нападение оставшихся орков и тридцати наемников Ральфа, среди которых были те, кто владел рунной магией. Погибла амазонка и двое эльфов. Они приняли первый удар. Были убитые среди кентавров, в том числе и их лекарь. Было много раненых, которыми приходилось заниматься Касавиру, Соле, Лео, эльфам-следопытам - в общем, всем тем, кто хоть что-то понимал в лечении, снадобьях и зельях. Амадей еще не совсем оправился, поэтому Эйлин, как бы ей ни хотелось быть с Касавиром и Нивалем, пришлось взять на себя командование лагерем, лишь один раз на минутку забежав проведать их. Им предстояло провести здесь несколько дней, пока Ниваля нельзя тревожить.
Убитых пришлось похоронить здесь же. Подавляя слезы и не обращая внимания на боль в растрескавшихся губах, Эйлин, преклонив колена, спела погребальную песнь и поблагодарила их за верность и мужество.
А потом - началась работа, от которой она совсем отвыкла за последнее время. Разделить оставшихся в строю на отряды, распределить патрули, обнести лагерь баррикадами, выставить охрану. Да, все это необходимо было сделать, несмотря на одержанную победу. Ведь стоит какому-нибудь крупному магу умереть, весть об этом каким-то образом мгновенно распространяется среди его коллег, и находится масса желающих навестить его пустующую башню. Теперь добраться до нее стало значительно легче. И не только магам, но и тварям, обитающим в Скрытом Лесу, и мародерам, которые умудряются, словно по волшебству, появляться в самых диких местах, стоит там запахнуть добычей. Ослабленный нападением и набитый трофеями лагерь мог стать приманкой для всей этой публики. Вот так и получилось, что Эйлин до вечера даже толком не поела, и думать о судьбе Ниваля ей было некогда. А теперь она просто сидела и ждала, изредка вытирая слезы.
Она быстро встала, увидев вышедшего из шатра Касавира и с надеждой заглянула в его болезненно прищуренные на свету глаза. Они уже могли видеть на близком расстоянии, но выглядели еще очень нездоровыми, выцветшими, в красных прожилках.
- Ну что, как он?
Касавир покачал головой.
- Не могу пока сказать. Легкое разорвано, но рана расположена довольно удачно, вдали от крупных бронхов и сосудов. Так что, шанс есть.
- А почему ты не можешь просто заживить его заклинанием?
- Легочную ткань так быстро заживить невозможно. Поэтому, нужно постоянно отсасывать скапливающуюся кровь и... - он потер глаза и устало выдохнул, - слушай, этот ваш Лео, изобретатель, он что-то говорил о кислородных сферах - значит, он может получать чистый кислород. Как ты думаешь, он сможет быстро придумать безопасную систему для его подачи в легкие?
- Он все может! - Горячо заверила его Эйлин. Она и в самом деле в это верила, особенно сейчас. - Что-то еще?
- У меня не хватит лекарств, нужны сильные антибиотики, сердечные средства. Я слышал, в Башне есть алхимическая оранжерея.
Эйлин кивнула.
- Понятно. Сола отличная травница, а Лео алхимик. Просто скажи им, какие нужны эффекты. Они где-то в соседних шатрах. Пойдем.
Она потянула паладина за собой, но он мягко удержал ее за локоть.
- Постой. Дай мне хоть воздуха глотнуть и... посмотреть на тебя.
Спохватившись, Эйлин обернулась к нему. Какой же он изможденный, бледный, непривычный - в рубашке, пропахшей лекарствами и потом, и накинутой на плечи старой куртке. Сотни раз она представляла себе эту встречу, и казалось, что тогда уж ничего плохого с ними не произойдет. Потому что не может произойти. Судьба не может быть к ним так жестока. И вот они вместе уже почти целый день, посреди набитого ранеными, ощетинившегося баррикадами и кольями лагеря, вымотанные, нервные, каждую минуту ожидают нападения и не верят - почти не верят - что это все происходит с ними наяву. И они счастливы просто быть рядом и видеть друг друга. Большего им не надо, потому что еще сутки назад они не мечтали и об этом. Она поежилась и усмехнулась.
- Да было бы на что смотреть.
Тем не менее, этот разговор, такой четкий, деловой, обнадежил и обрадовал ее. Он такой же, как всегда. Настроен серьезно, рассказывает все и делится с ней своими планами - значит, и для Ниваля есть надежда. А уж с привлечением таких специалистов, как Сола и Лео, дело абсолютно точно пойдет на лад. Эйлин стянула кожаный подшлемник и провела рукой по вспотевшему лбу. Кажется, даже голове полегчало.
Касавир охнул, впервые увидев ее без шлема.
- А, это... в плену, - объяснила она и хотела обнять его, но он мягко отстранил ее.
- Подожди, дай-ка я посмотрю, что тебе тут наделали.
Он чуть наклонил ее голову, осторожно раздвигая жесткие свалявшиеся пряди.
- Шили, конечно, левой рукой. Но на совесть.
- Он левша, - тихо сказала Эйлин.
Касавир хмыкнул.
- Он? Ясно. Тогда беру свои слова назад. Шили правой. А нитки он где такие взял? Ими не голову шить...
- А сапоги, - резко перебила его Эйлин, чуть не плача, вспоминая, как Ниваль ругался со старухой, как боялся, как у него тряслись руки, как он успокаивал и ее, и сам себя. "Не боись, сестренка, заштопаю..."
Поняв, что сказал лишнее, Касавир досадливо поджал губы и, вздохнув, молча прижал ее к груди, поглаживая спутанные рыжие колтуны. Уткнувшись ему в грудь, Эйлин шмыгнула уже давно и безнадежно заложенным от слез носом и закрыла глаза. Как же ей было сейчас тепло и хорошо с любимым. Захотелось забыть обо всем и оказаться далеко-далеко отсюда, в каком-нибудь тихом, прекрасном или даже не очень месте - главное, с ним вдвоем. И каким полным было бы ее счастье, если бы не случилось этой беды. Сейчас она даже была не против, чтобы в том прекрасном месте где-нибудь поблизости мельтешила нахальная физиономия Ниваля и поминутно встревала, куда не просят. Что угодно, только бы он не лежал такой чужой, худой, молчаливый, бледный с синевой, часто и хрипло дыша и судорожно кашляя кровью. Потому что без него, без этих наполненных страшными и смешными событиями недель, без его метких замечаний и настырных советов, провокаций, выпендрежа и, порой, грубоватых шуток, она своей жизни уже не представляла.
- Ну, ладно, ладно, извини. Не расстраивайся. Он неплохо справился... Шов можно снимать... Я, - голос Касавира дрогнул, - благодарен ему за тебя... на самом деле.
Положив руки ему на грудь, Эйлин подняла на него взгляд.
- Пожалуйста, сделай для него все, что можно. Ради меня.
Он вздохнул и укоризненно покачал головой.
- Послушай. Ради тебя я могу пройти сотню лиг, сражаться и отдать жизнь. Я готов сделать все ради того, чтобы ты никогда вот так не плакала. А когда речь идет о спасении тяжелораненого, я просто не могу иначе. Это моя работа, мой долг, понимаешь? Я не буду лукавить, он очень плох, и его никто не вытащит, кроме меня. - При этих словах Эйлин сжалась, вцепившись в его куртку, а он еще крепче обнял ее. - И не важно, что он пытался спасти мне жизнь. То, что этот человек по каким-то причинам дорог тебе, не может само по себе заставить меня делать свою работу хуже или лучше. Я буду делать ее, как всегда.
- Я поняла. - Эйлин судорожно всхлипнула. - Я могу хотя бы помогать тебе? У нас ведь много раненых.
Касавир кивнул, проведя тыльной стороной ладони по ее щеке.
- Глупо отказываться, когда предлагают помощь. Я посмотрю, чем можно занять тебя.
- Чем угодно, Касавир, я готова ко всему, - горячо произнесла она. - Амадей уже завтра примет командование лагерем, и я буду свободна.
- Ну, ладно, ладно, найду тебе работу, - с улыбкой заверил паладин. - И не жди меня ночью: мне придется побыть эти дни с ним. Если у него вдруг начнется воспаление, он может сгореть за несколько часов. И вообще, его нельзя надолго оставлять одного.
- Ну, вот видишь, значит, помощь тебе нужна. Я буду ночевать с тобой.
- Хммм... не уверен, что это хорошая идея...
- Не говори глупостей, я не собираюсь ничего такого делать! Я же понимаю, что один ты как следует не выспишься. Я буду иногда дежурить вместо тебя. И никаких возражений!
- Ух ты, грозная какая. - Он прижал ее к себе, крепко обхватив обеими руками, и чуть-чуть оторвал от земли, уткнувшись в шею, вдыхая родной запах. И прошептал: - Солнце. Мое Солнце. Как же я по тебе скучал...
Прошло два дня и три ночи, но для Ниваля время перестало быть осознаваемым и реальным. И сама реальность все время куда-то ускользала и менялась. Он задыхался, заходился в кровавом кашле, с каждым вдохом в его груди словно проворачивался нож. А потом боль уходила, воздух вокруг сгущался, как желе, но дышать становилось легко. И ему было приятно в этом прохладном, свежем, тягучем, сладком плену, где он не мог пошевелить ни пальцем, зато картины, которые он видел, стоили этого маленького неудобства. Розовые райские птицы с мордами саблезубых леопардов; парящие в воздухе огромные песочные часы с крохотными белыми медвежатами вместо песка; какие-то странно устроенные, но для чего-то очень нужные и важные механизмы, собранные из сотен лопоухих гномиков, гнусаво поющих на разные голоса. И - да-да, голоса, голоса, голоса. Женские - нежные, как хрустальные ручейки и мужские - раскатистые, как шум прибоя. А он лежит на горячем песке у старой маячной башни, крохотные крабики ползают под ним, царапая спину, а в лазурном небе кружит огромная белая чайка. Но вот она села ему на грудь и, покричав и похлопав крыльями, уставилась на него голубым, налитым кровью глазом.
Ниваль закашлялся. Ненавистный нож снова врезался в грудь, в горле что-то забулькало. Он перевалился на здоровый бок и с трудом разлепил веки. Перед глазами пляшут стены шатра, очаг посередине, над которым что-то кипит в маленькой посудине, исходя белым, сладко пахнущим паром. Жарко.
Широкая спина в серой рубашке с треугольным пятном пота. Касавир сидит на перевернутом ящике и, снимая с огня кипящую субстанцию, принюхивается к пару. Ниваль снова откинулся на спину и шумно вздохнул. Мягкая шкура под ним, когда он коснулся ее телом, показалась местами не такой уж мягкой, как старый продавленный волосяной матрац. Чесались лопатки, поясница, ягодицы. К тому же, шея не поворачивалась и все мышцы были как свинцом налиты. И вообще, все было престранно и препротивно. Он привстал, с трудом опершись на локоть.
Касавир, повернув голову и, разглядев на лице Ниваля выражение осмысленности, спросил:
- По нужде?
- Я вышел из возраста, когда об этом докладывают, - попытался огрызнулся Ниваль и тут же поперхнулся и закашлялся, как бывает, когда начинаешь говорить после долгого молчания.
Собственный голос показался ему чужим, низким и хриплым.
Касавир встал со своего ящика.
- Не вставай, я подам.
- Сейчас! Есть две вещи, которые мужчина обязан делать стоя.
- Хм. Мужчина, говоришь... А вторая?
- Пить за здоровье лорда, догадливый ты мой.
- Действительно, - задумчиво пробормотал Касавир, - некоторые только этими двумя вещами и занимаются.
- Лучше дай мне что-нибудь надеть, острослов.
Касавир хмыкнул и, отыскав в углу штаны, бросил ему.
- На улицу не думай соваться, - предупредил он, увидев, что Ниваль, медленно, дрожащими руками натягивая под одеялом штаны, смотрит в сторону выхода. - Хватанешь холодного воздуха - сляжешь надолго. Всл - здесь.
И он, оглядевшись по сторонам, нашел и подтолкнул ногой его сторону странную и на вид очень старую костяную вазу, которую Эйлин совершенно случайно увидела в куче собранных кентаврами трофеев и с возмущением отобрала.
Ниваль встал и почувствовал, что дышать стало еще труднее. Приходилось делать частые неглубокие вдохи и судорожные выдохи, и очень скоро стала еще сильнее кружиться голова. Он некоторое время не очень уверенно стоял и разглядывал вазу. Попытался идти, не теряя равновесия, но ему это не удалось. Ноги подкашивались и плохо слушались. Касавир поддержал его, обхватив здоровый бок.
- Говорил же, не вставай! Держись за меня, я помогу.
Ниваль окончательно разозлился. Унижение какое-то!
- Да пошел ты! - Взъелся он. - Не трогай меня! И не пялься!
Паладин зло заиграл желваками, не переставая, однако, страховать упрямца.
- Послушай, недотрога! Ты что, думаешь, ты такой уникальный? Я - лекарь. Я вытаскивал железо из разных частей тела. Я лечил дизентерию в Калимшане, боролся с эпидемией холеры в Тетире и моровой язвой в Таре. Я принимал роды у орчихи на дороге из Кормира в Ордулин. Мне приходилось самому выхаживать лежачих, и я вынес сотни горшков и вытер сотни задниц. Пока вы в столице думали, объявлять ли меня дезертиром, я - так, между делом - купировал вспышку брюшного тифа среди поселенцев в Старом Филине. Ты видел больного брюшным тифом?
Ниваль пошатнулся и моргнул.
- В Старом Филине был тиф?
- А вы не знали! Ваши агенты забыли доложить! Впрочем... речь не об этом. Я видел вещи пострашнее твоих тощих телес, и делал вот этими руками такое, от чего у тебя на неделю отбило бы аппетит. Так что, не смеши меня и не взывай к моей деликатности! Тем более, я имею счастье возиться с тобой не первый день. Молчи и опирайся на меня, когда я предлагаю помощь!
Ниваль сжал зубы, но подчинился. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Он не понимал, что происходит и почему он так ослаб, но вероятность свалиться в самый неподходящий момент была вполне реальной. Уж лучше так. Упоминание о Старом Филине задело его, и он решил выяснить этот вопрос до конца, но позже, когда в голове будет ясно, и ему не придется опираться на плечо Касавира, чтобы не рухнуть. Было просто обидно. Одно дело - геройски умереть, спасая паладина. Дурацкий, но достойный уважения поступок. А другое - лежать перед ним слабым и голым, позволять себя трогать и справлять нужду чуть ли не в его заботливых объятиях. "Как-то хреново сбылась моя мечта идиота! И у меня - тощие телеса!" Ниваль возмущенно скрипнул зубами. Он снова пошатнулся и закашлялся. От острой боли потемнело в глазах. Навалившись на недрогнувшее плечо Касавира, он часто хрипло задышал и покосился на него. "Конечно... если сравнивать с этим... огром в человеческом обличье".
- А ты крепкий, - неожиданно похвалил его паладин. - После тех зелий, что ты принимаешь, люди обычно ложку до рта донести не могут, не то, что на ноги встать.
Отдышавшись, Ниваль пробурчал:
- Понятно, отчего я до сортира дойти не могу! Веселую жизнь ты мне устроил.
- Скажи спасибо Соле и Лео. Она нашла в оранжерее Грангора подходящие растительные аналоги, а гном оказался толковым алхимиком. Моих лекарственных запасов тебе бы не хватило.
- Угу. Значит, вы все сговорились
Похвала немного подняла Нивалю настроение. Правильно, крепкий. Другие в Девятке не задерживаются, это вам не кружок домоводства. И приятно, черт побери, что столько народу о тебе искренне заботится. Это примиряет с малопривлекательной действительностью.
- Между прочим, это ранне-иллусканский период, весьма интересный экземпляр. - Сообщил Ниваль. - Это я о вазе. Ты не находишь ее узор слегка... ммм... китчевым?
- Не рассматривал, - буркнул Касавир.
- М-да... А напрасно. В наших краях эта вещица стоит больших денег и подпадает под действие закона об ограничении оборота антиквариата, - Ниваль широко улыбнулся и, подтягивая штаны, блаженно произнес: - Эйлин тебе за нее голову оторвет.
- А почему это мне, а не тебе, например? - Резонно поинтересовался Касавир. - Кстати, если не ошибаюсь, я видел подобную посуду на болотах.
- Да? - Живо заинтересовался Ниваль. - А где у нас болота?
- На обратном пути будем проходить.
- Ты ж моя умница! Расцеловал бы, да жить охота.
- Пойдем в постель, - сказал Касавир, поддерживая его.
Боги! Какой подарок! Ниваль выразительно помычал, стрельнув глазами, и уже открыл рот, чтобы должным образом отреагировать, как паладин уточнил:
- Пинком будет быстрее.
- Очень смешно, - обиженно произнес Ниваль, переживая за загубленную шутку.
Касавир закатил глаза.
- Это - начальник Девятки Невервинтера!
- На этот лес юрисдикция Невервинтера не распространяется, так что я тут никто, - беззаботно ответил Ниваль, - просто симпатичный юноша с мечом. - Он искоса взглянул на Касвира и язвительно добавил: - И "тощими телесами"! Который завел дурную привычку спасать, кого попало.
Касавир помог ему усесться на постель, бросил "сейчас вернусь" и, взяв куртку, хотел выйти, но Ниваль задержал его.
- Я пить хочу.
- Молока или воды?
- А что-нибудь покрепче есть? Не каждый день паладин возвращает меня с того света и обхаживает, как заправская нянька.
Касавир проигнорировал вопрос, сверля его неприветливым холодным взглядом и терпеливо ожидая выбора. Но Ниваля это не смутило. Он уже понял, что в его зависимом положении есть некоторые выгоды, и в нем вновь проснулось неистребимое желание поиграть.
- Ну ладно. Давай водички, что ли. А сиропа нет? Я люблю из черимойи.
- А касторки тебе не налить? - Не выдержал Касавир, подавая воду. - Что ты из себя мальчика строишь.
Ниваль посмотрел на Касавира снизу вверх, обиженно наморщив лоб.
- Слушай, раз уж мне ничего нельзя, дай поболеть по-человечески! Я последний раз болел ветрянкой в восемь лет, и с тех пор не бывал счастливее.
Но упоминание о касторке заставило бдительного начальника Девятки принюхаться и посмотреть воду на свет. Он подозрительно взглянул на Касавира.
- А ты ведь можешь меня легко отравить. И никто не подкопается.
Что-то в сердцах промычав, Касавир повернулся и пошел к выходу, провожаемый довольной ухмылкой.
Через полчаса, когда он вернулся, Ниваль сидел со скучающим видом, сложив ноги и подперев подбородок рукой.
- Где ты так долго ходил? - Недовольно вопросил он.
- По-твоему, кроме твоей персоны, у меня других дел нет? Ложись.
- Я устал лежать. Кажется, у меня вся спина ободрана.
- Где?
- Везде!
- Ну-ка, покажи.
Осмотрев спину Ниваля, он спросил.
- Где еще?
- Я же сказал - везде! - Ниваль снова занервничал.
- Понятно. Я попробую раздобыть хорошую простынь. На шкуре тебе действительно тяжело лежать. Раздражение я сниму, а для профилактики обработаю маслом.
- Слушай, ты что, издеваешься?!
Касавир молча вопросительно приподнял бровь.
- Может, ты меня еще искупаешь и перепеленаешь?!
Паладин окинул Ниваля изучающим взглядом, словно прикидывал, по какому месту его вразумить.
- Надо будет - и это сделаю, - невозмутимо ответил он. - Я здесь, чтобы тебя лечить. Лежать тебе еще дня три - раньше я тебе встать не позволю. Я и сейчас не должен был позволять, но ты же мужчина. Хочешь покрыться язвами и заработать инфекцию - пожалуйста.
Увидев, как упрямо - ну, чисто дите малое - пациент поджал губы и отвернулся, Касавир дружелюбно добавил:
- Заодно сниму боль в груди и напряжение в спине, у тебя все мышцы деревянные. Легкий массаж тебе полезен.
Несчастный больной нехотя кивнул, и паладин полез в свой вещмешок за черепаховым маслом.
Когда он открыл баночку, Ниваль тут же сунул туда нос.
- Теперь понятно, почему на тебя бабы вешаются.
- Не уверен. Зато ты в последнее время стал популярен у женщин.
- Да ты что? - Ниваль округлил глаза. - Это у каких же?
- Одна постоянно сюда врывается и требует, чтобы ей позволили за тобой ухаживать.
- А, знаю такую, - удовлетворенно кивнул Ниваль.
- Другая ходит кругами вокруг шатра, хмурится и делает вид, что случайно проходила мимо.
Он хмыкнул.
- И эта таинственная личность мне знакома.
- А еще наши разведчики только что привели древнюю старуху. Она говорит туманными намеками, из которых можно сделать вывод, что вы знакомы, и весьма близко. Я поражен твоими успехами. Давай свою спину сюда.
Повернувшись к Касавиру спиной, Ниваль поинтересовался через плечо:
- Эта милая, эротично настроенная особа постоянно ругается и плюется, завидев кентавров?
- Точно.
- Она, - мечтательно произнес Ниваль, подняв взгляд к потолку, - моя четвертая любовь. Дайте ей шнапса, и вы станете ее лучшими друзьями.
Касавир чуть было не рассмеялся.
- А какая третья?
"Гномы и паладины", - подумал Ниваль, но ничего не сказал, а блаженно закрыл глаза, чувствуя, как в его настрадавшиеся, онемевшие мышцы проникают волны исцеляющего и умиротворяющего тепла от мозолистых паладинских ладоней, неторопливо втирающих масло. Немного стихла и боль, и начавший было рвать грудь приступ кашля сошел на нет под его руками. Хорошо. Так хорошо, что даже хочется помечтать о чем-нибудь прекрасном и таком же несбыточно-глупом, как прыщавые юношеские фантазии.
Он явственно ощутил необходимость завести какой-нибудь разговор, который напрочь отбил бы у него желание мечтать. И тема для него немедленно всплыла в памяти.
- А как это тебя угораздило принять роды у орчихи?
Касавир помолчал, разминая плечи начальника Девятки.
- У серых орков случился межклановый конфликт, убили шамана, а мы с Иварром не знали, и пошли старой дорогой. Молодая жена предводителя должна была родить тройню, а шамана нет. Они решили принести нас в жертву, в надежде на благополучный исход. Но Иварр чудом сумел их убедить, что живыми мы будем полезнее. Малыши родились здоровыми, хотя нам пришлось изрядно помучиться, главным образом, потому что клыкастая мамаша пыталась нами командовать, а под ногами путались ее сородичи, готовые нас убить в любой момент. Позже Иварр признался мне, что знал о процессе чисто теоретически. Но это было здорово - помочь рождению новой жизни.
- Угу. Которая вырастет и отнимет твою.
- Не важно.
- Странно, что они вас потом не убили.
Касавир покачал головой.
- Плохо ты знаешь орков. У них представления о чести отличаются от человеческих, но относятся они к этому гораздо ответственнее. Если бы предводитель так с нами поступил, он быстро потерял бы авторитет и был свергнут. Ложись на здоровый бок. Штаны сам снимешь или помочь?
Ниваль затравленно покосился на него, но махнул рукой.
- А, черт с тобой! Раз ты решил меня сегодня доконать...
Момент для появления Эйлин был не очень удачный, но ее это нисколько не смутило. Впрочем, и Ниваля тоже. Он уже понял, что участь больного состоит в полном отказе от какой-либо личной жизни и готовности предстать перед любым желающим в каком угодно виде. Самое лучшее, что можно тут сделать - отключить сознание, и это почти уже удавалось, чему немало способствовал успокаивающий, до невозможности замечательный и профессиональный массаж. Муншей посрамлен. Самое главное - сделал его Касавир, который в свой Невервинтерский период иначе как ненавистным в мужских кругах словом, - а как же, разведка-то работает, - начальника Девятки не называл. Вот судьба его и наказала. Эта мысль заставила Ниваля довольно зажмуриться и скромно попросить повторить - вон там... и вот здесь чуть-чуть. Наказанный судьбой Касавир, впрочем, остался глух к его просьбам, сунув ему зелье и мрачно переглянувшись с улыбающейся Эйлин - мол, в следующий раз лечите его сами. Благодарная Эйлин, как ни в чем не бывало, послала любимому воздушный поцелуй и поставила у ложа дымящийся, восхитительно пахнущий горшочек.
- Ну что ж я, убийца какая? Это Вальпургий. С тех пор, как не стало Грангора, тут зверья развелось. Сола тебе вчера кабана добыла, знает, что ты любишь.
- Я прослезился.
- Так и передам.
Глава 46
Снова Уэндерснейвены
Вариантов, каким путем возвращаться домой, было несколько, но все они таили в себе разные минусы. Либо слишком долго, либо чересчур опасно, а опасностей как-то уже не хотелось. Одним из минусов было здоровье Ниваля, подорванное ранением. Касавир утверждал, что его легкие еще слабы, и путешествие в суровом климате можето плохо для него закончиться. Он предложил отправить его летучим кораблем, но Ниваль, к его разочарованию, наотрез отказался лететь, заявил, что у него еще на болотах дела, и вообще, он отлично себя чувствует, так что пусть паладин и не мечтает отделаться от него. Только если вместе с ним полетит кто-нибудь еще, чтобы не было скучно. Эйлин, например. В общем, ничего хорошего из этого предложения не вышло.
- А давайте воспользуемся порталами Уэндерснейвенов, - предложил Гробнар.
- Кого?! - Не понял Ниваль. - Слушайте, уймите этого сумасшедшего гнома.
- Не забывай, ты его любишь, - вступился за друга Лео, - так же, как и всех остальных.
Ниваль непечатно выругался и отошел, а Гробнар, ничуть не смутившись, вытащил из-за пазухи желтый лист пергамента и, развернув его, расстелил на полу шатра. Лист был большим, локтя три в длину и ширину, потрепанным и совершенно пустым.
- И? - Эйлин посмотрела на лист и перевела вопросительный взгляд на гнома.
Гробнар подмигнул ей, снимая с плеча Лютню Абсурда и вытаскивая из нагрудного кармашка костяной медиатор с неизвестной руной.
- Обычная предосторожность. Такая карта ни за что не должна достаться чужаку.
Присев на колени, немного помолчав и прикрыв глаза, Гробнар заиграл. Первой на старом пергаменте появилась вода. Маленькие пальцы гнома быстро перебирали аккорды, а медиатор скользил по струнам, опутывая их сияющими голубыми нитями, ложившимися на старый пергамент извилистыми линиями рек и замысловатыми кляксами внутренних морей, заливов и озер. В мягких переливах волшебной мелодии в самом деле слышались то рев океанского прилива, то плеск воды в камышах, то серебряное журчание ручья. Но вот музыка стала приглушенной, и шатер наполнился шелестящими голосами трав, полей и лесов. Гробнар импровизировал - закрыв глаза, с блуждающей улыбкой на лице - с легкостью находя нужное звучание. И от его лютни веяло то раскаленным воздухом пустынь, то терпким запахом степных трав, то пьянящей свежестью тропических ливней, то мертвым холодом ледников. И мир на листе пергамента оживал, словно нарисованный волшебной кистью. Последней была сыграна уже знакомая всем песня Уэндерснейвенов. На карте, такой объемной и наполненной красками, что она казалась маленькой копией настоящего Фаэруна, проступила схема порталов. Они были разбросаны повсюду, и обозначались по-разному - рунами Уэндерснейвенов, корявыми надписями на гномьем или просто значками - например, извергающийся вулкан, или увитая плющом беседка, или лодка с парусом. Некоторые из точек были соединены запутанными прерывистыми линиями, в которых довольно сложно было что-то понять.
- Ну как? - Гробнар был страшно доволен тем впечатлением, которое произвел на друзей.
Эйлин не знала, чем больше восхищаться - мелодией, рожденной воображением гнома, чистым и нежным звучанием инструмента, виртуозным исполнением или полученным результатом. Она почувствовала легкий укол зависти и подумала, что, возможно, что-то потеряла, специализировавшись на боевом и вдохновляющем применении музыкальной магии. Да, в этом она была профессионалом, и в моменты особого озарения чувствовала себя способной одним словом, одним аккордом переломить ход сражения, вселив во врага ужас, а друга наделив вторым дыханием. Ее сильный, выразительный - не сравнить с лирическим гномьим тенорком - голос и ее инструмент служили ей наравне с мечом. Но услышать, как когда-то в детстве, дыхание родных мест и голоса далеких стран, соединить магию музыки и природы, как это удавалось Гробнару, и родить песню, подобную этой оде вечному и прекрасному миру, она, увы, не смогла бы.
- У меня слов нет, - честно призналась она, отчего гном покраснел и смущенно разулыбался.
- Ну вот, теперь давайте сравним эту карту с нашей, - Гробнар зашуршал бумагой. Он, в отличие от остальных, ничуть не находил схему запутанной. - Смотрите, какая удача, один из порталов находится прямо около болот. Если кентавры любезно согласятся подвезти нас - это день пути. Как насчет того, чтобы остановиться на отдых в стране Уэндерснейвенов?
- Ты думаешь, мы в этот твоей тайной стране будем желанными гостями? - Усомнилась Нишка.
- Нишка, где бы ни появилась ты, желаннее гостя там не найдешь, - "успокоила" ее Эйлин.
- Все будет в порядке, - заверил их Гробнар. - Если верить обозначениям, там что-то вроде лечебницы на горячих источниках. Не все миры Уэндерснейвенов одинаково хороши, но курортное местечко нам подойдет, как вы считаете?
- Ну допустим, а дальше что? - Спросила Эйлин.
- По мирам, соединенным линиями, мы можем путешествовать, не выходя в наш план. Очень удобно, как по маршрутам почтовых карет, только гораздо быстрее. Как раз два перехода от источников - и мы попадаем чуть южнее Хайклиффа. А оттуда хоть на корабле до Невервинтера, хоть сушей до Крепости.
Если кто-то из друзей еще сомневался в осуществимости плана Гробнара, то только не Эйлин. Того, что она услышала в его музыке, было достаточно, чтобы довериться ему и идти за ним, куда бы ему ни заблагорассудилось их повести. С миром, что лежал на пергаменте у их ног, наивный и самонадеянный гном, не желающий расставаться с детством, был явно на "ты", он способен был сердцем постигать его тайны. Как ни странно, Касавир ее поддержал. Хотя, что тут странного? Он тоже когда-то от безысходности поверил Гробнару, а в результате оказался здесь и нашел ел.
На болотах друзья простились с кентаврами, эльфами и амазонками. Первые после небольшого отдыха должны были возвращаться домой, а амазонки собирались заглянуть в Сильвермун, прежде чем отправиться к Морю Упавших Звезд, так что их путь лежал дальше на юго-восток. Сола не стала составлять им компанию. Они долго беседовали с ней в землянке, и она вышла оттуда серьезная и задумчивая. На вопрос наблюдательной Эйлин, что случилось, она, как обычно, конкретного ответа не дала, но попросила позволения присоединиться к ним, чтобы добраться до Хайклиффа, где она остановится, чтобы подождать Лео и Вальпургия. Этот план показался Эйлин немного странным - почему бы ей сразу не полететь с ними? Но чутье подсказало ей, что не стоит муссировать этот вопрос. В конце концов, ни она, ни кто-либо еще, ничего не имели против общества амазонки.
Эйлин еще раз поблагодарила своих попутчиков за помощь, а когда дошла очередь прощаться с Амадеем, не выдержала и расплакалась, обняв его. Кто мог подумать, что их случайная встреча приведет к тому, что они будут сражаться бок о бок в этих чужих местах и вместе хоронить погибших товарищей. Только тот, кто знает, что это такое, может понять, сколь чиста и преданна дружба, скрепленная мечом и политая кровью.
- Спасибо тебе за все... Прости меня.
Опираясь на колени, Амадей положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.
- Не надо. Те, кому не суждено вернуться, были настоящими воинами. Где бы они ни были похоронены, их души нашли вечную радость и покой под кронами Сильвануса. Когда-нибудь это произойдет со всеми нами, и меня это утешает.
Нивалевская "бабуля" не осталась без компании. Она решила присоединиться к кентаврам, в связи с чем Эйлин искренне им посочувствовала. Если они что-то и думали по этому поводу, то вежливо промолчали. Бабка же заявила, что за Южным Лесом живет ее старый дружок-чернокнижник, если не помер, конечно. А она теперь женщина свободная, сына-балбеса схоронила ("пусть его там, окаянного, черти не сильно дерут"), глядишь, еще годик-другой протянет.
Особенно сердечно прощались Вальпургий, Лео и Ниваль. Первый - с гордостью, второй - с чувством полного удовлетворения, третий - с нескрываемым облегчением. Причину этого Эйлин знала, так как в последний день пребывания в лагере у Башни он продемонстрировал ей потрясающую работу Вальпургия - красную круговую татуировку на плече, выполненную на драконьем языке, который был явно родным какому-нибудь его пра-пра-прадеду. Драконьи руны удивительно походили на следы когтей, что, в сочетании с красным цветом надписи, производило неизгладимое впечатление. Этот вариант показался Нивалю честным (ведь о языке никаких условий не ставилось), достаточно туманным (черта с два кто поймет), красивым и мужественным. Последний пункт он подчеркнул особо, за что удостоился восхищенного писка при нажатии пальчиком на татуированный бицепс и трепетного поцелуя в макушку.
Еще немного на север - и они на месте. И снова звучит знакомая песня, и снова, как каких-то четыре месяца назад в Порт Лласте, мир вокруг них начинает меняться, словно какой-то великан-волшебник смывает с картины верхний слой, под которым скрывается что-то неизвестное. Что же ждет их на этот раз?
В следующий момент у Эйлин засосало в желудке и похолодели руки. Она отшатнулась и, прохрипев сорвавшимся голосом "Назад!", вцепилась в ворот Гробнара. Внизу расстилалась широкая вулканическая кальдера почти идеально овальной формы. На дне, где желтоватые стены сходились почти под прямым углом, извивалась горячая река, наполняя его густым белым паром. Десятки таких же горячих ручейков стекали с многочисленных террас кальдеры с естественными ваннами, наполненными голубой водой. Края кальдеры, похожие на ровные края огромной каменной чаши, были украшены гребнем чуть тронутого осенью леса с преобладанием высокогорного клена и длинных черных сосен с редкими пучками иголок. В самой же чаше лишь некоторые террасы утопали в зелени, в которой Эйлин опознала те же клены, бамбуки и какие-то цветущие кустарники. Среди них виднелись заборчики и крытые деревянной черепицей крыши невысоких домиков. Венчала картину цепь бело-голубых остроконечных гор, обрамлявших чашу, на фоне которых необыкновенно красиво смотрелись падающие на дно широкие ленты водопадов на ее противоположной стороне. Внизу, у образованного ими водоема, насколько можно было рассмотреть из-за клубов пара, тоже был разбит сад и устроено жилье. Хотя в их мире уже наступили сумерки, здесь до заката было еще часа четыре, а время года - скорее всего, теплая и ласковая ранняя осень.
И все это великолепие они наблюдали, стоя на краю абсолютно отвесной скалы из вулканической породы, поросшей соснами, каким-то чудом уцепившимися корнями за пористую почву. Скала выдавалась вперед узким клином, подобно острому носу военного корабля. Казалось, она в любой момент может рухнуть вместе с ними. Громко сглотнув и выругавшись, Келгар свирепо взглянул на Гробнара.
- Ни черта себе, курорт! И что мы теперь будем делать?
Гробнар осторожно взглянул вниз из-за края скалы и счастливо улыбнулся.
- Будем спускаться. Разуй глаза.
Присмотревшись, они увидели натянутые прямо над серединой кальдеры канаты, которые, очевидно, пересекали ее вдоль. Под скалой на канатах были подвешены небольшие овальные гондолы. Нашелся и спуск, который представлял собой опоясывающую скалу каменную лесенку с круглыми ступеньками. Крепко держась за руку Касавира, Эйлин старалась не смотреть вниз и не думать о том, что ступает по узкой гладкой лесенке, висящей на высоте нескольких сотен футов, и что от пропасти ее отделяют лишь невысокие - под гномий рост - веревочные перила.
Внизу никого не оказалось, но Гробнар быстро разобрался с механизмом, приводящим в движение канатную дорогу, и бамбуковые гондолы, выглядевшие прочными, хотя и довольно старыми и обшарпанными, с жалобным поскрипыванием поплыли над бегущей по глубокому дну речкой. В одной гондоле помещалось не больше двух обычных человек, и, сев вместе с Касавиром, Эйлин уже приготовилась к небольшому романтическому путешествию с нежным воркованием и поцелуями. Однако, ее мечтам не суждено было сбыться. В последний момент между ними возникла счастливая физиономия Гробнара, которому не хватило пары, а ехать в одиночестве он никак не мог. Плюхнувшись на сиденье рядом с Эйлин, он почти уравновесил гондолу и, впечатленный этим, стал развивать теорию о том, как в мире все гармонично устроено - маленькие и, на первый взгляд, никому не нужные гномы, оказывается, так важны для равновесия.
Глядя вперед, Эйлин наблюдала, как Нишка и Келгар играют в "камень-ножницы-бумага", и как Келгар злится и обвиняет плутовку в жульничестве, раз за разом снимая шлем и подставляя ей для щелбанов свой шишковатый лоб. А между Нивалем и Солой происходил какой-то доверительный разговор. О чем говорил Ниваль, она не слышала, но, судя по охмурительному выражению лица, он наверняка вербовал ее в Девятку. "Да уж, по части дать девушке понять, что заинтересован ею, он не блещет разнообразием". Ну, а ей с Касавиром оставалось лишь любоваться красотами и слушать словоизлияния гнома.
Когда канатная дорога доставила их к водопадам, и они познакомились с этим местом и его обитателями, стало ясно, что, если они хотели как следует расслабиться, отдохнуть и хорошо провести время перед возвращением домой, то попали по адресу. Это было идеальное место для отогревания косточек, восстановления подорванного здоровья, ухода в себя, священного ничегонеделания, музицирования и медитации... ну, и далее по списку, кому что нравится. Эйлин привело в восторг все: и чудные садики с горбатыми, окутанными паром мостиками, маленькими скульптурками, карликовыми самшитами, бересклетами и ирисами; и густые заросли бамбука, в которых пел то ли ветер то ли какие-то волшебные птицы; и запах жасмина и разноцветных рододендронов; и маленькие чистые домики с раздвижными стенками и широкими крылечками, в которых почти не было мебели, но было так приятно поваляться на ароматных бамбуковых циновках; и булькающие, дымящиеся паром и чуть отдающие серой естественные купальни в вулканических выемках; и теплые водопады, в которых тоже можно было при желании поплескаться.
Понравились ей и здешние хозяева - муж и жена. Она была чуть полновата, носила замысловатую, утыканную длинными шпильками прическу и ходила мелкими шажками в длинном узком халате и странной деревянной обуви на высокой платформе, которую Эйлин про себя назвала "пыточной". А он был, напротив, тщедушен и представлял собой тот тип ловких, быстрых и рукастых мужичков, которые повсюду успевают и на которых все держится. Нечего и говорить, что их странная компания вызвала настоящий переполох в стране Уэндерснейвенов. Хозяева и немногочисленные постояльцы высыпали на крылечки своих домиков и с любопытством разглядывали путников, громко переговариваясь без малейшего стеснения. Увидев у Гробнара Лютню Абсурда - визитную карточку Мертвого Поэта, вознесенного на небеса и женившегося на небесной принцессе - они поняли, кто перед ними, и немедленно принялись бить нижайшие поклоны. Почувствовав, что церемония приветствия затягивается, Эйлин тихонько пихнула гнома в бок.
- Давай, заканчивай эти изъявления верноподданнических чувств. У меня все кишки слиплись уже.
Из общеизвестных языков хозяева разговаривали лишь на гномьем, поэтому Гробнару пришлось поработать переводчиком. Разместили их с комфортом - на одной из больших террас, куда доставили, опять же, по канатной дороге. С террасы открывался замечательный вид на кальдеру и горы, а вечером с нее можно было наблюдать необычно красивый в этих местах лиловый закат. Вещи разнесли по домикам, и пока друзья приводили себя в порядок и переодевались (Гробнару и Келгару повезло - на них пришлись в пору выдаваемые постояльцам халаты), накрыли ужин в центральном здании, от которого в разные стороны расходились бамбуковые мостки. Здесь было все просто: низенькие потолки, перекрытия которых Касавир неизменно задевал головой, циновки на теплом полу, шелковые подушки, длинный низкий столик, вазы с сухоцветом, курящиеся ароматные палочки. И огромное количество совершенно незнакомой еды в деревянных лодочках, на плоских подставочках, в плошечках, чашечках и пиалушечках. Впрочем, кое-кто из гостей уже ел что-то подобное в Порт Лласте, у мудрецов. И поскольку они были до сих пор живы, то и все остальные с радостью накинулись на еду. Вот только Келгар был всем недоволен.
- Черт те что, а не еда, - ворчал он, - мало того, что рыба, да еще и не прожаренная. Еще и порубили так, что руками не ухватишь. А суп? Что это за суп такой, в котором какая-то муть зеленая вместо мяса и картошки.
Уловив недовольство Келгара, искренне огорченные и озабоченные хозяева переговорили с Гробнаром и нашли таки, чем удовлетворить изысканный вкус дорогого гостя. Целая гора кусочков жаренной птицы на бамбуковых шпажках и блюдо риса с кусочками тонко порезанной свинины улучшили его настроение. А уж когда он распробовал местное пиво и рисовое вино, счастью его не было предела.
А Эйлин... она просто таяла от счастья и любви ко всему живому. Да и неживому тоже. У нее кружилась голова от тонких непривычных запахов, гостеприимства хозяев, вина, еды, веселого разговора и от ощущения, что вот, наконец-то, все закончилось. И любимый мужчина сидит рядом, переглядываясь с ней, касаясь ее коленом и задевая плечом, когда берет что-то со стола. Вот на его подбородок и грудь в широком вырезе белой рубашки падает капля темного соуса, Эйлин заботливо берет салфетку и улыбается ему... А напротив сидит Ниваль со стаканом пива в руке и смотрит на нее так, словно она ему мильон денег должна и не отдает. Ну да, забыла она о нем немножко. Ну что он, не понимает с что ли? Сам ведь так радовался за нее. Детский сад какой-то.
Вернувшись после недолгой отлучки, она не обнаружила Касавира и Ниваля на своих местах. Они вышли на парадное крылечко и о чем-то разговаривали, сдвинув бумажную перегородку. Тень Ниваля со стаканом в руке перекатывалась с пятки на носок, засунув вторую руку в карман, и что-то негромко говорила. А тень Касавира стояла, скрестив руки, и так же негромко и сдержанно отвечала. Эйлин забеспокоилась и хотела подойти к ним, но тут ее отвлекла разговором Сола. Эйлин слушала ее вполуха, не спуская глаз с перегородки, голос Ниваля за которой становился громче.
- Да причем здесь он. Я о твоем белобрысом дружке.
- А, нет... мы с ним как бы... родственники. По отцу.
- Правда что ли? - Удивилась Сола.
- Ну да, а что тут такого?
- Да не похожи, - она немного подумала. - Только прищур у вас одинаковый. Теперь понятно, отчего вы то друг за друга горой, то как кошка с собакой. А паладин тоже родственник ваш? Я смотрю, они вечно друг другом недовольны.