Бледно-голубые глаза , в которых читается доброта, бесконечная усталость и угасание.
Мертвенная бледность кожи и лицо с нежными чертами, золотые волосы заплетены в роскошную косу.
Простое полотняное платье, не ушитое различными камнями, но с искусным голубым узором.. А на её платье , в области сердца, огромное пятно крови, с бледно-розовых губ медленно стекает алая струйка.
Боль и страдание читалось в её глазах, но страдание её было не от собственной боли...
В глазах врага, убившего её, мелькнула жалость.
- Это самое большое, что я могу дать тебе: спасение жизни твоего ребенка, за твою собственную жизнь...
Девушка закашлялась кровью, и лицо её стало еще бледнее, ладонями она прикрыла рану у сердца, чтоб страшным зрелищем не испугать ребенка. Каждый вздох легкого цеплялся за глоток воздуха, тело разрывалось от боли, которую она старалась не показать, а в сердце теплилась слабая надежда на спасение.
Поляк почти с ужасом и необычной для него жалостью наблюдал за этой картиной, а когда девушка почти упала на скамью рядом с колыбелью ребенка, ушел.
Окна её терема были разбиты, пол залит кровью убитых братьев, только колыбель чудесным образом осталась цела, а ребенок лежал в ней и смотрел на свою маму.
Она нежно улыбнулась малышу и запела колыбельную, ожидая, когда он уснет, и мысленно повторяла себе, что нужно сохранить все свое самообладание, что смертельная рана в груди ей не мешает. Она очень хотела, чтоб её ребенок вырос счастливым и не помнил боли в глазах матери.
Голос девушки дрожал и все больше слабел, она чувствовала, что жизнь покидает её, чувствовала, что умирает на глазах своего ребенка.
" Скорее бы приехала моя мама и забрала моего сына. Он должен выжить и отомстить за Родину и семью, он должен продолжить наш род, иначе зачем все эти жертвы, зачем смерть наших мужчин во имя нашей свободной земли". Она ждала, ждала и пела наивную, почти детскую колыбельную песню.
- Засыпай, засыпай, моё солнышко, только не плачь, - повторяла она.
Дыхание участилось, тело разрывалось на куски от боли.
А малыш улыбался своей маме, он тянул ручонки к маминому сердцу, смотрел и будто спрашивал: "Мамочка, что с тобой?"
Слезы матери медленно текли по щекам, и остывающая рука опустилась на маленький лобик.
Она хотела что-то сказать ему, но вдруг за её спиной скрипнула половица.
Обернувшись, она увидела врага.
Но это был не тот поляк, который убил её.
Это был другой, в глазах его не было жалости ни к девушке, ни к ребёнку. Они были чернее самой бездны. Нос его был вздернут, а лицо искривила ухмылка.
-Не трогай ребенка, - охрипшим голосом произнесла мать, - вы уже получили все, что хотели ...
Она хотела было закричать , но крик о помощи уже не мог вырваться из её губ, губы были чужие и не слушались, как будто она уже умерла.
Поляк оттолкнул девушку, и она упала на осколки разбитого окна.
Медленно подошел он к колыбели и заглянул в неё. Малыш, увидев мужчину, что-то весело залопотал.
Но врага эта картина не растрогала, он вспомнил, что его ребенок совсем недавно умер!
А этот жив!
Он выхватил саблю из ножен...
Ему оставался всего лишь взмах руки...
В это время мать, собрав последние силы, бросилась грудью на врага, и, падая, воткнула в его горло осколок стекла.
В голове последней мыслью промелькнули слова его матери.
Когда - то она говорила ему: "Сильнее смерти - любовь матери к своему ребенку".
Девушка упала на колени перед колыбелью сына, коснулась его щеки кровавыми губами..., так и не успев допеть колыбельной.