Волознев Игорь Валентинович : другие произведения.

Капрейские ночи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Древний Рим. 30-е годы нашей эры. Стареющий император Тиберий живёт почти безвыездно на маленьком острове Капрея (совр. название - Капри). К нему приезжает Гай, по прозвищу Калигула, его приёмный сын и наследник. В публикуемом отрывке описывается одна из ночей пребывания Калигулы в обществе императора.
  И.Волознев
  
  
  
  Капрейские ночи
  
  Ночь накрыла почти всё небо. В нагретом за день воздухе реял аромат миртовых и лимонных деревьев. Вдали монотонно рокотал прибой. На Капрее он был слышен повсюду, но здесь, на высоте, он был так тих, что даже плеск фонтанов и звон цикад перебивали его.
  - Сегодня мы будем читать стихи Диоскорида, - сказал Тиберий.
  Он неспешно шёл по узкой дорожке, едва заметной при свете звёзд. Вместо палки он опирался на руку Артемизиса. Этот красивый греческий юноша с чёрными завитыми волосами шёл почти вплотную к нему, словно грел его своим боком. По другую сторону семенил Гай с видом послушного ученика, внимающего учителю.
  - Ты ведь читал Диоскорида?
  - Кажется, читал, но точно не помню, - ответил Гай уклончиво. Стихов он читал мало и не любил их. Сейчас он решительно не знал, признаваться ему в этом или нет.
  - Мне особенно нравится его элегия на смерть юных ионийских пастухов, растерзанных дикими зверями, - продолжал Тиберий, даже не повернув головы в его сторону. - Любовь и смерть, они ведь всегда идут рука об руку...
  Императору было за семьдесят. Он был высок и выглядел крепким и даже величественным, но при ходьбе сильно сутулился и в последнее время предпочитал, чтобы его поддерживал юный раб. В вечерних сумерках его лысая голова казалась серой и не такой уродливой, как при свете дня; многочисленные засохшие язвы были на ней едва заметны. На круглом лице выделялись большие тёмные глаза, неподвижные и почти немигающие, которые делали его похожим на сову. Одет он был в просторную белоснежную тунику с двумя пурпурными полосами внизу; на плечи был накинут шерстяной плащ.
  Гаю же едва исполнилось двадцать. Внешностью он обладал самой заурядной: неуклюжее грузноватое тело, ранние залысины на крутом лбу, настороженный взгляд. На Капрее, особенно в присутствии Тиберия, он держался скромно и с опаской, хотя в иные моменты не мог совладать со своей буйной натурой и позволял себе вольности.
  - Мы эту элегию не только услышим, но и увидим, - прибавил Тиберий.
  За ним и Гаем шли главный распорядитель с начальником стражи и врач Харикл, который теперь постоянно сопровождал его во время прогулок. Далее по дороге растянулись воины и слуги. Замыкали шествие музыканты. Пока не было приказа, их инструменты молчали.
  Процессия вышла в просторный сад. Повсюду на низких, вровень с землёй, постаментах стояли статуи. Их мрамор или бронза были раскрашены, отчего в сумерках их можно было принять за застывших людей. Вдали за деревьями проглядывало море, всё в сверкании багрового заката; справа за кипарисовой рощей розовели мраморные террасы и лестницы дворца "Юпитер" - главной резиденции Тиберия.
  Император остановился у края круглой ямы. Она уходила в глубину метра на три; её отвесные стены были облицованы полированным камнем, дно устилали подушки и меховые накидки. Слуги поставили у её края два кресла; Тиберий и Гай сели. Сопровождающие остановились за их спинами. Артемизис отошёл в сторону; вместо него к Тиберию подвели голого мальчика лет восьми. Мальчик, уже знавший свои обязанности, незамедлительно устроился у него на коленях.
  Гай с любопытством озирался. Сад в окрестностях ямы был полон шорохов и невнятных шелестящих голосов. Голоса приближались, но откуда они исходили - Гай понять не мог. Казалось, что из-под земли. Внезапно в стене ямы открылась замаскированная дверь и в круг выбежали двадцать пар юношей и девушек, все в лёгких накидках, таких коротких, что при каждом движении показывались их интимные места.
  С противоположной стороны к яме подошли юноша лет восемнадцати и пожилой музыкант. Тиберий кивнул, и юноша начал громко декламировать греческие стихи о любовных утехах ионийских пастухов, полюбоваться на которые сходили с Олимпа боги. Музыкант подыгрывал ему на кифаре.
  Молодёжь в яме избавилась от одежд и разбилась на пары. Яма была не слишком просторной, но места хватило всем. Дно заполнили голые тела, переплетённые в азарте соития. Тиберий смотрел на них остановившимся взглядом, только крепче прижимал к себе мальчика. Его рука обхватила промежность ребёнка и больно стиснула. Тот морщился, но не издавал ни звука.
  Очень скоро в яме началась всеобщая разнузданная свалка. Юноши стали действовать грубее, девицы кричали, заглушая кифару и голос чтеца. Гай, не выдержав, вскочил с кресла и шагнул к самому краю. Глаза его горели; он восторженно смеялся. Тиберия же больше интересовал мальчик. Он вбирал в рот его губы и запускал ногти ему в бока и бёдра. По белому телу струилась кровь, но мальчик терпел боль, только судорожно дышал. Он помнил, что случилось с его другом, который осмелился застонать и даже оттолкнуть локтем этого страшного старика. Его насмерть засекли розгами в присутствии всех малолетних рабов. Старик стоял тут же, держал его за горло и смотрел ему в глаза, словно силился разглядеть душу, покидающую тело. Он сжимал горло всё время, пока ребёнок бился в конвульсиях, и продолжал держать ещё долго после того, как тот затих.
  - Я спущусь к ним, хорошо, отец?
  Голос Гая как будто вывел Тиберия из оцепенения. Он оторвался от мальчика.
  - Если не боишься мести богов, то спускайся, - хрипло проговорил он, вытирая окровавленные пальцы о волосы ребёнка. - Помни, что боги завидуют слишком страстной любви смертных. На таких они насылают несчастья.
  - Завтра принесу жертву Юпитеру и Венере, - сказал Гай, высматривая себе внизу девушку.
  Тиберий обхватил пальцами шею мальчика.
  - Поступай как хочешь, но на твоём месте я бы дослушал стихотворение до конца.
  - Дослушаю, ты только вели парню читать громче!
  И Гай прыгнул прямо на голые тела.
  В яме любовники сгрудились так, что трудно было ни на кого не наступить. Гай свалился ногами на грудь и живот какой-то девушки, и её пронзительный крик огласил окрестности.
  На этот крик откликнулось низкое звериное рычание. В яме мало кто обратил на него внимание, тем более сразу после прыжка Гая началась суматоха. Девушка, на которую он упал, кричала и извивалась от боли. Юноша, который только что сжимал её в объятиях, с перекошенным от гнева лицом бросился на пришельца. Они сцепились. Более слабому Гаю пришлось плохо: противник стал его душить. Тиберий движением пальцев подозвал к себе начальника стражи; тот кивнул, и тотчас к яме, на ходу натягивая лук, подошёл один из воинов. Стрела, тонко взвизгнув, вонзилась в спину противника Гая.
  Гай, переводя дыхание, отбросил от себя его тело.
  - Спасибо, отец, - крикнул он громко, чтоб его слышали окружающие.
  Все отпрянули от него. Злорадно скалясь, Гай подобрался к девушке, которую наметил себе в любовницы, разорвал на ней лёгкую накидку и опрокинул навзничь. Она не сопротивлялась.
  Раздался короткий окрик распорядителя, и в яме все снова смешались в одну груду. В скоплении переплетённых тел уже непонятно было, кто кого обнимает и кто кем наслаждается. Опять зазвучали крики и стоны.
  Тиберий с такой силой засаживал ногти в тело ребёнка, что тот, к удовольствию старика, начал ёрзать, вздрагивать и стонать.
  Звериный рык прозвучал совсем близко. Девушки завизжали, юноши вскочили на ноги. Слуги и воины, стоявшие за спиной Тиберия, подступили к краю ямы. Звонче зазвучал голос чтеца. В стихах пошла речь о кровожадных львах и пантерах, бродящих в зарослях. Прислужники снова раскрыли дверь, и в яму вереницей начали входить звери.
  Первый же лев опрокинул ближайшего юношу. Запах крови разъярил животных; они кинулись на людей, которые представляли для них лёгкую добычу. В яме началась паника.
  - Отец, отец, спаси меня! - завопил Гай.
  Дверь закрылась, оставив беззащитных людей наедине с людоедами. В яме было так тесно, что каждый удар когтистой лапы вспарывал чью-нибудь грудь, ногу или голову. О сопротивлении никто и не думал.
  Тиберий выжидал целую минуту, бесстрастно разглядывая перекошенное от ужаса лицо наследника. Наконец сделал жест рукой. Лестницу уже держали наготове. Её нижний конец спустился к Гаю; вместе с лестницей в яму полетели две стрелы, которые вонзились в загривок львицы, добиравшейся до молодого человека.
  Гай вцепился в перекладину, и лестницу тут же вытянули из ямы. За лестницу ухватились ещё двое "пастухов", но их копьями сбросили вниз.
  Гай от испытанного ужаса едва держался на ногах. Он не добрался до кресла, опустился на землю у края ямы. Он смотрел на творившееся внизу и оглядывался на Тиберия, который сидел с безучастным видом.
  Предсмертные крики людей и рычание животных слились в дикую какофонию. В яме всё было залито кровью. Немногие юноши и девушки, не убитые и не покалеченные тварями в первые минуты, носились как безумные по растерзанным трупам, увёртываясь от клыков. Какой-то юноша поднял девушку к себе на плечи, а потом, держа её за пятки, с силой подбросил вверх. Она успела вцепиться в края ямы. В эту минуту лев впился ему в бедро, и он упал. Девушка осталась висеть.
  Среди слуг и воинов возникло замешательство. К Тиберию, не разгибая спины, приблизился распорядитель. Император отрицательно качнул головой, и тот удалился, пятясь.
  Все смотрели, как девушка висит, вцепившись в края одними пальцами. Продолжалось это считанные секунды. Львица, подпрыгнув, вцепилась ей в щиколотку, и девушка со сдавленным стоном рухнула в общую груду.
  - Юности первых цветов, сладостных песен любви нет уже боле, - декламировал чтец. - Зверь их пожрал беспощадный; слышатся стоны, трепещут тела обагрённые, всего лишь минуту назад трепетавшие в сладкой истоме любви.
  Стоны в яме затихали. Звери рычали глуше, терзая добычу. Музыканты играли печальную мелодию.
  К яме вереницей подошли девушки в лёгких одеждах, неся мешочки с лепестками роз. Они остановились у края и стали разбрасывать лепестки. Розовый вихрь медленно опускался вниз, на окровавленные тела и рычащих животных. Громче зазвучал голос чтецы:
  - Прощайте же, девы, и юноши стройные, едва расцветшие для неги любовной и подвигов ратных. Сам Аполлон рыдает над вашей внезапной кончиной, тяжко вздыхают сатиры, плачут нимфы ручьёв, и в тёмных одеждах приапы о вас тоскуют. День ваш быстротечен был, как день цветка, и к скорбной смерти вам путь проложила любовь.
  Тиберий шепотом вторил чтецу. Однако вскоре его внимание привлекла пантера. Увидев окровавленного мальчика у него на коленях, она прыгала, в тщетных попытках дотянуться до него. Её когти царапали облицовку стены.
  - Это не пантера, а сама Диана, принявшая облик пантеры, требует жертвы! - прокричал Тиберий и с силой толкнул ребёнка вниз.
  Вопль мальчика оборвался. Розовое облако поглотило и его и всех, кто находился в яме.
  Девушки опустошили мешочки и отступили назад. Продекламировав последнюю эклогу, замолчал чтец. Умолкла кифара. Но флейты и свирели продолжали наигрывать свою мелодию.
  Тиберий медленно поднялся; к нему подбежал Артемизис, подхватил под руку и они двинулись прочь по дорожке к роще акаций. Перед ними зашагали два раба с горящими факелами.
  - А здорово они на них набросились, - сказал Гай, пристроившись рядом с императором.
  - Поэт прав, - проговорил старик, оставив без внимания его реплику. - Всё недолговечно в этом мире, всё, и особенно - любовь...
  Они поднялись по нескольким мраморным ступеням, обошли круглый храм, посвящённый Юноне, и вступили в тень высоких кипарисов.
  Вскоре деревья расступились. Дорога впереди пролегала по обширной поляне, полной цветов, синевато-серых в свете звёзд. Воздух был напоён их ароматом. То тут, то там стояли раскрашенные статуи в человеческий рост. Гай вздрогнул от изумления: статуи вдруг сошли с постаментов и начали танцевать под музыку, которую играли музыканты в свите Тиберия!
  Император засмеялся.
  - Вот видишь, мой Гай, даже красота греческих статуй ожила для нас. Они тёплые и живые, как люди. У них нежные тела и мягкие губы, которые хочется целовать.
  Процессия остановилась. "Статуи" закончили танец, вернулись на свои постаменты и замерли в первоначальных позах.
  Тиберий направился дальше. За поворотом дороги из-за деревьев вновь показался уступ скалы с виллой "Юпитер" на вершине. Тиберий двинулся не к ней, а к оврагу, переделанному в небольшой амфитеатр. Каменные ступени полукружиями спускались к сцене. На ступенях были разложены подушки, свидетельствовавшие о том, что здесь ждали публику.
  Публикой сегодня были Тиберий и Гай. Они уселись в центре амфитеатра; слуги расположились за их спинами. Воины встали вдоль верхней ступени.
  Декорации представляли собой фасад греческого храма с колоннами, увитыми цветами. Посреди сцены в круглой железной чаше, стоящей на низкой треноге, пылал огонь. Сцена пустовала, но когда Тиберий с Гаем сели, на неё вышел чтец, только что декламировавший стихи Диоскорида. За ним поднялся кифаред. Чтец объявил, что будет разыграно окончание трагедии "Афалиста" Аристарха Тегейского. К сцене приблизились музыканты и расположились у её подножия. Чтец начал декламировать стихи, предваряющие действие; пальцы кифареда пробежали по струнам.
  На колени к Тиберию уселся новый мальчик. Старик прижал его к себе и начал гладить и мять его щёки и шею; потом впился в губы. Он оторвался от ребёнка, когда на сцене появились персонажи трагедии - Протей и Афалиста, довольно красивые юноша и девушка лет двадцати, в пышных царских одеяниях.
  Сцена началась с пылкого признания в любви. Затем одежды были сброшены, и любовники, оставшись голыми, предались страсти тут же, на подмостках.
  Чтец, исполнявший роль хора, объявил, что час их пробил. За Протеем явились воины царя Иллианта, чтобы подвергнуть жестоким пыткам, ослепить и убить на глазах у Афалисты.
  Она встала и сложила руки на груди.
  - Меня убей сначала, любимый мой. Не в силах я видеть смерть твою, страданья принесёт она мне во сто крат более тяжкие, чем те, которым ты подвергнешься.
  Тиберий наклонился к Гаю:
  - Трогательно, ты не находишь? Эти двое актёров действительно пылко влюблены друг в друга.
  - Это видно. Они лизались как сумасшедшие.
  - Таких долго искали. Трудно найти по-настоящему влюблённых... Но ведь именно такими были Протей и Афалиста.
  Девушка на сцене рыдала. Голос Протея срывался.
  - Нет, ты жить должна, а я умру! - закричал он.
  Афалиста долго не могла произнести свою реплику. Наконец, сквозь рыдания, пропищала неестественно тонким голосом:
  - Не будет мне жизни... без тебя...
  Гай засмеялся.
  Тиберий покосился на него.
  - Пойми, она ведь сейчас умрёт! Это не игра, а жизнь. Она страдает и боится, несчастная... Перед нами настоящие Протей и Афалиста. Так всё и было на самом деле.
  В мелодии флейт появились зловещие нотки; громче забили бубны.
  - Вонзи кинжал в меня, - прорыдала она. - В меня! Я первой смерть приму, коль было так богам угодно!
  Тиберий сидел, запустив ноготь в ляжку ребёнка, и не сводил глаз со сцены. Гай исподволь наблюдал за ним. Старик, казалось, перестал дышать. Он весь подался вперёд, ловя каждое движение, каждый стон, каждый вздох молодых влюбленных.
  - Я люблю тебя! - вдруг закричал Протей прерывающимся голосом. - Люблю, знай это!
  - А я - тебя! О, боги! Вам неугодна наша любовь! - Афалиста, казалось, была на грани обморока.
  Гай не знал пьесы, но почему-то был уверен, что этих слов в ней нет.
  - А знают ли они... - начал он, но Тиберий знаком заставил его умолкнуть.
  Протей с кинжалом подступил к любимой. Поднял руку, готовясь ударить, и вдруг лезвие выскользнуло, он кинулся к девушке и прильнул к ней губами.
  - Прекрасно, - прошептал Тиберий. - Сколько чувства!
  Флейты умолкли. Бубны едва рокотали. На сцене воцарилось молчание.
  Гай ёрзал на скамье.
  - Что-то долго он её целует. Они покончат с собой сейчас, или когда?
  - Сейчас.
  - Да они нарочно тянут время!
  - Им страшно.
  - Что в этом интересного?
  - Это трогательно. В их страхе и любви столько чувства, столько поэзии!
  Губы влюблённых не отрывались друг от друга.
  - Не думаю, что он способен воткнуть в неё кинжал, - буркнул Гай. - Он слабак. Пусть кто-нибудь поможет им.
  - В том-то вся соль, что они должны сделать это сами, - губы Тиберия тронула улыбка. - Только сами. Они боятся смерти, и при этом знают, что лучше им заколоться, чем терпеть пытки, которым подвергнет их Иллиант.
  - В трагедии их пытают? - оживился молодой человек.
  - Нет, они успели умереть, прежде чем появились воины Иллианта.
  - Но если они не заколются, их подвергнут пыткам?
  - Разумеется. Они испортят прекрасную пьесу, разочаруют нас, и за это их будут пытать. Они знают это, и покончат с собой, можешь не сомневаться.
  Чтец в растерянности озирался. Поцелуй и впрямь был слишком долог.
  К Тиберию с низким поклоном приблизился распорядитель, но тот безмолвствовал. Слуги переглядывались. Гай преувеличенно громко вздыхал и раскачивался на скамье. Тиберий время от времени прижимался губами к губам мальчика, потом снова устремлял взгляд на сцену.
  Наконец он кивнул. Служитель подал кому-то знак, и на сцене появились двое в тёмных балахонах с надвинутыми на лица капюшонами, почти незаметные в полумраке. Увидев их, Афалиста слабо вскрикнула и стала оседать на пол. Протей подхватил её и опустился вместе с ней. Голова Афалисты запрокинулась. Протей, весь в слезах, покрыл её лицо поцелуями.
  - Давай, пыряй её! - закричал Гай. - Не тяни время!
  - Потише, здесь тебе не цирк, - оборвал его император недовольно.
  Тёмный балахон поднял с пола кинжал и вложил его в руку Протея. Тот, весь дрожа, замахнулся им. Бубны забили громче.
  - Убей... - пискнула Афалиста, зажмурившись. - В подземную ночь я уйду, с тенями кружиться над тёмной... бескрайней... равниной... где ты... где ты... не обнимешь меня...
  Протей закричал и всадил лезвие ей в грудь. Она приникла к возлюбленному, обнимая его; их губы на какой-то миг снова слились. Он уложил её на пол, извлёк лезвие из её груди и вдруг, пронзительно застонав, бросился на трепещущее тело. Протей словно хотел успокоить возлюбленную поцелуями.
  Скосив глаза, Гай заметил, как по щеке старика, огибая язвы, катится слеза.
  Бубны били монотонно и глухо. К Афалисте почти ползком подобрался чёрный балахон и воткнул кинжал ей в бок. Она затихла. Протей продолжал покрывать поцелуями уже мёртвое тело.
  Из темноты возник второй балахон. Он быстро приблизился к юноше и коснулся его спины металлическим стержнем, раскалённым на конце. Тот вздрогнул, словно опомнился; вскочил на ноги, огляделся. Его безумный взгляд остановился на бездыханном теле Афалисты.
  - К мрачным теням отлетела... - его голос перешёл в хрип и он умолк.
  Балахону пришлось ещё раз прижечь его, чтобы он продолжил:
  - Отлетела... любовь моя, в царство Аида...
  Завыла труба. На сцене возник вестник с иссиня-бледным помертвевшим лицом. Он стоял у края сцены; свет пламени едва дотягивался до него.
  - Явились царя Иллианта посланцы, - дрожащим голосом, запинаясь, проговорил он. - Дом окружён, и тебя они ищут, чтоб смерти жестокой предать.
  Он бросился бежать по сцене, но на противоположном её конце ему навстречу выступили три суровых бородача в боевых доспехах. Бородачи наставили на него копья; он взвизгнул и вильнул в сторону, как заяц, но те оказались проворнее: одно из копий вонзилось ему в бок, двое других проткнули ему спину. Вестник упал, захлёбываясь кровью. Бородачи скрылись в темноте.
  - Здорово они его, - восхитился Гай. - А парень чего ждёт? Пусть закалывается быстрей, не то ему же хуже будет!
  Протей подобрал с пола окровавленный кинжал. Оглянулся на зрителей. Он словно хотел кого-то разглядеть среди них, но ему мешали слёзы. Бубны едва рокотали.
  - Мертва она... Я следовать за ней к Харону должен... - шепот его вдруг сменился пронзительным криком: - Мрак на глаза мне спадает! Вижу ворота владений Аида!
  Не сводя глаз с Афалисты, он согнулся и поднёс кинжал к груди. С минуту он медлил. И вдруг зажмурился и ткнул себя остриём в грудь. Тонкий крик, едва начавшись, заглох в горле.
  Гай зааплодировал. Тиберий сбросил с колен ребёнка и откинулся в кресле. Голова его поникла, из глаз катились слёзы.
  - Прекрасно, - шептал он. - Трогательно и прекрасно... Жаль, что это так скоро кончилось...
  Бубны били всё время, пока Протей агонизировал. Когда он замер, к ним присоединились флейты, затем свирели и арфы. По струнам ударил кифаред.
  На сцену выбежали полуобнажённые девушки, накрыли тела любовников пурпурной тканью и начали танцевать. Чтец громко декламировал заключительные стихи.
  - Какая полнота чувств, какая любовь, - шептал Тиберий.
  - Такого даже в Элладе не покажут, - поддакнул Гай.
  - Я смотрю сцену гибели Афалисты в который уже раз... - Тиберий вдруг задумался. - А в самом деле, в который? - Он знаком подозвал к себе распорядителя. - В который раз я смотрю эту сцену?
  - С сегодняшним представлением будет тридцать пятый, - ответил тот.
  - Тридцать пятый... А кажется, что в первый. Каждый раз как будто смотрю новую трагедию. Да, да, как будто новую...
  - Актёры хорошо играли, - сказал Гай.
  - Они не играли. И никакие они не актёры.
  - Не актёры? - Гаю было всё равно, но чтобы поддержать разговор, он сделал вид, что удивлён. - Никогда бы не подумал. Отлично играли!
  - Среди актёров невозможно подобрать двух молодых и красивых, которые бы по-настоящему любили друг друга, - сказал Тиберий. - Если бы это было так просто, я наслаждался бы сценой гибели Афалисты и Протея каждый день. Подходящую пару приходится искать среди обычных людей, подчас даже не знакомых с театром. Искать по всем городам и провинциям. Нужны двое молодых и красивых, и обязательно влюблённых друг в друга. Они должны быть страстно влюблены, это главное условие. Иначе они не произведут должного впечатления на сцене. Найти таких трудно. Мы однажды попробовали задействовать невлюблённых... Но это ужас... Всё не то. Только трусость и страх...
  Он жестом подозвал к себе Артемизиса. Тот помог ему подняться, и они двинулись вверх по каменной лестнице амфитеатра, а затем по дорожке, уводившей в заросли миртовых деревьев. Гай, факельщики, слуги, воины, музыканты и остальная свита последовали за ними.
  - Только влюблённые не играют, а живут на сцене, - идя, говорил Тиберий. Белая туника на его груди была испачкана кровью; большие глаза глядели перед собой не мигая. - Только влюблённые могут показать настоящее живое чувство, а не один только животный страх смерти. Последние минуты их жизни всегда трогают... Меня каждый раз прошибает слеза, когда смотрю на их гибель...
  - Да, они любили друг друга, это видно, - подобострастно закивал Гай.
  - Что тебе было видно? - в голосе Тиберия проскользнул гнев. - Тебе, которому никогда не доводилось любить по-настоящему? Что ты можешь знать о любви! Тебе знакомо только плотское наслаждение, в котором нет ничего возвышенного!... А эти двое - любили. Любили так, что захватывало дух... Весной я видел в этой трагедии гибель двух любовников. Кажется, их привезли из Антиохии... Так они устроили такое безумство, что я рыдал. Я потом три ночи не спал...
  Процессия вышла на открытое пространство, откуда открывался вид на море. Здесь тоже стояли раскрашенные статуи, и Гай ждал, что сейчас они сойдут с постаментов и начнут танцевать. Но статуи не сдвинулись с мест, зато откуда-то выбежали полуголые юноши и девушки, улеглись на траве справа и слева от дороги и тут же приступили к любви.
  Тиберий не обращал на них внимание, весь погружённый в себя; возможно, он ещё переживал увиденное на сцене. Зато Гай то и дело останавливался и глазел на ближайшие парочки.
  - Вот эти наверняка любят друг друга, - сказал он.
  - Животная похоть, не более, - отозвался Тиберий, мельком глянув на лежащих. - Будь среди них влюблённые, их сразу задействовали бы в трагедии об Афалисте... Нет, это всего лишь похоть, а не любовь.
  - Их тут много.
  - Молодёжь позволяет мне отсрочить приход Таната. Общение с молодостью, свежестью, красотой юных тел будит во мне жизненные силы. В Риме, где красоты нет, я бы давно умер. Красоты нет не только в Риме, её нет нигде, кроме этого маленького острова. Лишь здесь, среди юности и красоты, я могу жить. Среди прекрасных вилл и садов я наслаждаюсь ласками юных тел, стихами греческих поэтов и красотой старинных статуй... Недавно мне доставили юношу, точную копию статуи Праксителя, которой я готов любоваться часами... Теперь они стоят вместе, в одной позе - один изваян из бронзы, другой дышит жизнью... Только одно небольшое отличие мне досаждает... - Тиберий поморщился. - У живой статуи надо бы укоротить пенис. Пожалуй, я прикажу сделать это...
  Дорога вела через мост, нависавший надо рвом. Внизу горели факелы, слышались удары бубнов и систр; красный свет мелькал на обнажённых телах пляшущих нимф и фавнов. Тиберий даже не оглянулся в их сторону. Они с Артемизисом перешли мост и, следуя изгибу дорожки, направились сквозь заросли пиний.
  За деревьями выросли колонны недавно построенной виллы. Процессия прошла сквозь её портик и оказалась в залитом звёздным светом внутреннем дворике. С четырёх сторон его окружали колонны; между колоннами и на фронтонах стояли статуи.
  Посредине находился небольшой бассейн. Вода в нём подогревалась - от неё шёл едва заметный пар. Факелоносцы расположились вдоль краёв водоёма. Мраморный пол, ближайшие колонны и вода в бассейне словно окрасились кровью.
  Во дворике кое-где сидели молодые парочки. При появлении Тиберия они тут же занялись любовью. Гай оглядывался на них.
  - А что, уютное местечко для любви, - заметил он с ухмылкой.
  У кромки бассейна Артемизис принялся снимать с Тиберия тунику. Сюда же подошла группа голых мальчиков лет девяти-десяти.
  - Хорошенькие, не правда ли? - Тиберий ущипнул одного из них за щёку.
  Раздевшись, он сошёл по ступенькам к воде. Факелы освещали его грудь и обвисший живот, изъеденные чирьями и язвами.
  - Тёплая вода - единственное, что спасает мою больную кожу, - с этими словами он погрузился весь, и, вынырнув, уселся в подводное кресло, обитое кожей. Над водой осталась торчать только его голова.
  Гай устроился у кромки за его спиной.
  Старик несколько минут переводил дыхание, потом посмотрел на мальчиков, и те один за другим начали спускаться в воду. Они тихо плавали возле него, время от времени ныряли к его ногам и пробирались между ними, попутно касаясь губами его колен и ляжек.
  - Вон те, у колонны, пусть подойдут ближе.
  Слуга бегом помчался к трём парочкам, расположившимся в тени портика. Те поспешили к бассейну, прихватив с собой подстилки из овечьей шерсти. Все шестеро расположились у самой воды и снова заключили друг друга в объятия.
  - Сношайтесь, чего ждёте, - негромко крикнул им распорядитель.
  Но от волнения дела у них продвигались плохо.
  - Парни совсем обессилели, - сказал Гай, беззвучно смеясь. - Прикажи, чтоб их заменили воины. У взрослых мужиков пенисы встанут лучше.
  - Нет, я хочу видеть юные тела, - ответил Тиберий глухо. - Только юные и красивые. Их красота будет со мной в мой последний час, а их тени сопроводят меня к Харону.
  - Что ты, Цезарь, - поспешил возразить Гай. - Ты будешь жить долго на благо римскому народу,
  Тиберий взглянул на распорядителя.
  - Созови сюда всю молодёжь, пусть лягут здесь, передо мной, все вместе, в кучу!
  Не прошло и пяти минут, как юноши и девушки, находившиеся на вилле, сгрудились вокруг бассейна. Флейты заиграли игривую мелодию; в неё влились звуки бубнов и свирелей.
  Тиберий поморщился.
  - Нет, музыка должна быть печальной. Всех нас впереди ждёт смерть.
  Музыканты умерили пыл. Теперь играли одни флейты. Притихла и молодёжь; девушки почти не вскрикивали, лишь тихо стонали.
  Тиберий откинул голову и полузакрыл глаза. Мальчики плавали с еле слышным плеском.
  - Прекрасная ночь, - услышал Гай его глуховатый голос. - Тихая, тёплая, полная звёзд. Как бы я хотел умереть в такую же... Ветер доносит аромат левкоев... Играют флейты...
  Гай, не зная, что на это ответить, вздохнул. По правде сказать, его сейчас больше занимали не рассуждения Тиберия о смерти, а любовные игры, которым предавались вокруг.
  - Перед нами вечность. Пройдут тысячи лет... Многие тысячи, и не будет ни Рима, ни всего, что нас окружает... Стены разрушатся, золото истлеет...
  - А что будет? - спросил Гай.
  - Только мрак и наши тени в нём. И что вспомнят эти тени, если им дано будет что-то вспомнить? Наверное, ничего особенного... разве что вот эту летнюю ночь, полную звёзд и ароматов цветов... эти колонны, эти юные тела, предающиеся любви... Умереть среди них, под звуки прекрасной музыки...
  Пользуясь тем, что Тиберий его не видит, Гай взялся за свой пах. Он двигал рукой и не сводил глаз с красоток, чьи бёдра зависали над самой водой.
  - О, если бы боги наградили меня такой смертью... - шептал старик. - Нет ничего мудрее, ничего слаще, чем оставить все заботы, забыть о городе и мире, в сто первый раз насладиться гибелью Протея и Афалисты, прийти сюда, лечь в тёплую воду и открыть вены... Харикл сделает это без боли... И чтобы вокруг, как сейчас, юные создания предавались любви. Их должно быть много. Сто пар. Двести. Пятьсот. Прекрасные обнажённые тела будут заполнять весь двор, всё пространство между колоннами... Я буду медленно погружаться во тьму, слушая доносящиеся отовсюду крики страсти... А потом сюда войдут воины и всех перебьют. Прямо на моих глазах. Я всё это успею увидеть. Их не прикончат, а только смертельно ранят. Они будут кричать от боли, как только что кричали от страсти, будут корчиться в муках и истекать кровью... Тут всё будет в крови. Кровь ручьями потечёт в бассейн и смешается с моей кровью. Я это увижу и услышу сквозь подступающую тьму... Какое это наслаждение - упиваться муками юных тел, чьи души поспешат за мной в Тартар... Я буду смотреть на их предсмертные корчи и думать о страданиях Протея и Афалисты... Они все умрут... И я умру вместе с ними... А если боги снизойдут до моих молитв, то я умру последним. Я хочу услышать тишину, которая воцарится после их смерти. И пусть в тишине будут слышны звуки флейт... и посыплются лепестки роз... Они будут кружиться и падать, пока не покроют меня и всё здесь своим душистым саваном...
  Тиберий замолчал, на этот раз надолго. Голова его свесилась на грудь. Все затихли; мальчики прижались к бортам бассейна, не смея шелохнуться; молодые парочки отползли от воды.
  В тишине раздался глухой храп: Тиберий задремал. Голова его клевала носом, опускаясь всё ниже, почти в самую воду. Гай смотрел с возрастающим интересом. А вдруг случится чудо и старик захлебнётся?
  В один из клевков храп резко оборвался. Тиберий поднял голову.
  - Довольно, - проговорил он. - Хватит на сегодня. Артемизис, спать. Я хочу в постель.
  Грек торопливо сошёл в воду и помог ему выбраться из бассейна.
  Через четверть часа всё та же процессия растянулась на дороге, ведущей к вилле на скале. Закатная полоса едва тлела над морем; в темноте ярко горели огни факелов.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"