Аннотация: Оптимистическая трагедия о пенсионной системе будущего.
Виктор Палыч, закалённый карьерой бюрократа, был неутомим там, где требовалось проломить бездушную стену государственной машины. Однако сейчас он был вынужден признаться, что проигрывает. И возраст не тот, да и хворь, что подтачивала его изнутри, выпивала остатки сил и пробивной способности.
Главврач серый и какой-то унылый в очередной раз безвольно развёл руки:
- Ничем помочь не могу. Сами видите, - он снова неопределённо махнул рукой в сторону двери, - вся больница забита раненными, которым требуются дефицитные лекарства, сложнейшие операции, биопротезы. А ничего нет. Понимаете, - он многозначительно глянул на Виктора Палыча, - нет от слова "совсем".
Тот и сам уже чувствовал себя неуютно со своими незначительными просьбами. Здесь, в переполненных палатах и полутёмных коридорах стонали и метались в бреду совсем ещё мальчишки и девчонки. А кому-то уже не хватало сил и на это, поэтому они тусклыми глазами буравили серую побелку стен и потолков. Глядя на угасающую молодость, свои болячки подозрительно переставали болеть. Впрочем, ненадолго. Да и проблема была не в одних болячках.
Козыреву Виктору Палычу было семьдесят два. Высокий, худощавый старик он сохранял похвальную живость в движениях и твёрдую память. Но что это было для рака, который пожирал его изнутри. Сначала тот, как вор, незаметно прокрался на задний двор организма, потом маленьким червячком стал прогрызать свои ходы во внутренних органах, а теперь болью и немочью полновластно заявлял своё право на его бренное тело.
Ещё с десяток лет назад существующая медицинская инфраструктура и социальный статус Виктора Палыча, скорее всего, без проблем решили бы эту задачку, но страна, рухнувшая в хаос экономических катаклизмов и гражданских войн, с трудом боролась даже с эпидемиями обычного гриппа.
Он бы давно плюнул и смирился. Как смирился с потерей статуса и гибелью сына, да боялся за судьбу Юльки - непутёвого двенадцатилетнего подростка и Антонины - своей верной супружницы. Вот и в этот раз её сухонькая фигурка встречала у порога. Что объединяло этих людей, почитай, четыре десятка лет? Романтик скажет - любовь, пессимист - совместное и печальное угасание. Антонина, которую Виктор Палыч по старой привычке называл Танюшкой (а не Тоней) как будто бы срослась с ним за эти годы невидимыми ниточками общих печалей и радостей, рутиной бытовых проблем и острых жизненных испытаний именно в то родство, в которое время превращает узы долгого и вполне счастливого брака.
Юлька же приходилась ему внучкой. Теперь уже единственной. Последней ниточкой, которая связывала Виктора Палыча хоть с каким-то будущим. Что будет с ними, когда его не станет? Кто поможет и защитит? Виктор Палыч вздрогнул - ну, какой на хрен из него защитник? Тем не менее, эти злые мысли снова заставили встрепенутся его, закисшие от неудачи и боли, мозги.
****
Бомж Козырёк снова вышел на охоту. Впрочем, само название его промысла говорило лишь о том, что ирония, а значит и остатки разума, ещё не покинули его усталое тело. Тяжело вздыхая, он выдвинул ручку старого чемодана и поволок его на пластмассовых колёсиках по выщербленному асфальту ростовских трущоб. Путь его был выверен как лоция на сложном фарватере - мимо всех значимых помоек района, где он с видом брезгливого эстета сортировал скудные отходы нищающих вместе с ним населения.
Что и говорить: в предпоследние времена живём! Добыча падала, обрекая многочисленное племя бездомных бродяг на вымирание.
Впрочем, было у Козырька одно исключение в маршруте. Он неожиданно покидал уютный бедлам проходных дворов и выходил на Красногвардейскую улицу, переименованную по моде последних времён в Белогвардейскую. Здесь город жил словно бы в другом ритме: мелькали красивые машины, блестели стёкла ухоженных витрин. А более всего бросались в глаза оттенки всех цветов хаки оккупационной администрации.
И Козырёк, постукивая колёсиками чемодана, тоскливо шествовал мимо неоновых реклам, товарного изобилия и умопомрачительных запахов, тянущихся из чебуречных и кафешек. Проходя рядом с ними, он старался затаить дыхание, чтобы не дать дубу от ароматов позабытой сытости.
Потом начинался более сложный участок. Здесь в старом и заросшим акациями переулке располагалось какое-то важное воинское заведение, так как въезд в него перекрывал шлагбаум и обложенные мешками с песком огневые точки. На посту дежурили хохлы из восстановленной "Галичины", которые, изнывая от безделья, постоянно цеплялись к Козырьку. Список шалостей был незатейливым: дать подсрачник, метко запустить пластиковую бутылку, изощрённо пройтись по его москальской генеалогии, да покричать "слава Українi - героям слава". Пытались даже досматривать, но из опрокинутого чемодана вывалилась такая вонючая рухлядь, что дальше шмонять побрезговали. После чего Козырёк обзавёлся прозвищем Смердючка. Он, впрочем, не возражал. Слова не так ранят измученное тело, как пинки и тычки. Уши стерпят, а душа давно привыкла.
Завершал свой неспешный вояж Козырёк у теплового коллектора, что согревал его тело промозглыми ночами. Впрочем, дальнейшие действия бомжары внимательному наблюдателю показались бы странными. Тот без особого интереса выбрасывал столь тщательно собранное барахло, после чего нырял в коллектор. Впрочем, чудеса на этом не заканчивались. Все обитатели теплотрассы (числом ровно три) словно бы распрямлялись, неспешно приводили себя в порядок, насколько это было возможно в данных условиях. Из загашника появлялись комплекты лапши быстрого приготовления, а то и банка-другая тушёнки. После чего бродяги, закинувшись едой и недешёвым лекарством, неспешно вели разговоры, впрочем, ни разу не касаясь того, что собрало их здесь вместе.
****
На лице главного инспектора по делам социального обеспечения застыла знакомая маска усталости и раздражения. Впрочем, Виктора Палыча он принял. Новая власть не пряталась от него, но и добиться что-либо от неё было практически невозможно. На любые просьбы всегда находился жёстко мотивированный отказ.
Сергей Николаевич, как значилось на табличке инспектора, ещё раз покопался в ворохе распечатанных бумаг, после чего поднял на Козырева усталые глаза с набрякшими нездоровьем веками:
- А ведь мы с вами коллеги. - Неожиданно весело заметил он. - Вы работали в пенсионном фонде Российской Федерации, и я, вот теперь, представляю схожее ведомство.
Виктор Палыч встрепенулся и без всякой надежды попытался развить дальше контакт:
- Ну, значит, мы должны понимать друг друга?
- Это наша задача. - На этот раз сухо отрезал инспектор.
- Понимаете, - не отступал Виктор Палыч, - у меня рак четвёртой степени и я долго не протяну. Несколько месяцев, может полгода. О лечении я не прошу, понимаю, что средств и возможностей нет. Да и поздно уже. Но у меня остаётся жена и единственная внучка на попечении. За них хлопочу. Бабушке бы паёк увеличить, да внучку пристроить...
- Виктор Палыч, - мягко перебил его инспектор, - я в курсе, что вы много раз оббивали пороги нашего заведения, поэтому современную пенсионную политику Республики до вас должны были довести. Но я повторюсь. Так как предыдущая система рухнула - было внедрено самое простое решение: все предыдущие заслуги аннулируются, а за стариков платит работающая молодёжь. Точнее платит общество, но при том условии, что молодёжь работает на его благо.
- Но я и жена отработали более сорока лет на это государство! - Настойчиво блеял Козырев.
И так смурый лик инспектора потемнел ещё больше:
- Я прочитал - где работали. Последние двадцать лет не без успеха исполняли должность начальника статистического отдела исполнительной дирекции Пенсионного фонда Российской федерации, а жена у вас была в подчинении. Надо ли мне повторять, что не в последнюю очередь благодаря махинациям со статистикой у фонда образовались гигантские финансовые дыры, которые привели к современному плачевному состоянию.
- После чего вас, по-хорошему, надо судить! - После некоторой паузы заметил инспектор, а потом, что-то решив про себя - подвёл итог. - Но смысла нет - вы сами себя наказали.
- А как же внучка? - Не сдавался Виктор Палыч.
- Да, она вас, по большому счёту, и кормит, - отмахнулся инспектор, - И нам остаётся только надеется, что, рано или поздно, вольётся в ряды достойных членов общества.
Вся проблема была в том, что особых надежд на внучку Виктор Палыч не имел. Избалованное дитя нефтегазового ренессанса никак не желала встраиваться в существующие и далёкие от былого лоска реалии. Ну, а у Республики, тонувшей в ворохе смертоносных проблем, не было ни желания, ни возможности заниматься капризным ребёнком. Ещё год-другой и ни дед, ни бабка не справятся с нескладным, но дерзким подростком. А как быстро в современном мире люди срываются в штопор - Козырев не раз видел сам. Возможно, помог бы квалификационный интернат, где была сосредоточена образовательная мощь современного государства. Но, как это обычно водиться, пробиться туда простым смертным было не реально. Либо ребёнок должен быть гением (или профильным талантом), либо сиротой, чьи родители легли костями в круговерти войн, захлестнувших страну. Причём, что немаловажно - на правильной стороне.
- Она сирота. Это всё, что у меня осталось, - не отступал Козырев, - и я бы хотел, чтобы она училась в квалификационном интернате.
Впрочем, её история, конечно же, хорошо известная инспектору, не прокатывала. Семья сына как раз не пылавшая патриотическими убеждениями, после начала беспорядков быстро выдвинулась в сторону границы с прибалтийскими государствами с явным желанием свалить из проклятого "Мордора" подальше. Злая ирония судьбы была в том, что эстонские лётчики, которым на днях подарили два ржавых бомбовоза, с перепугу решили, что началось давно ожидаемое вторжение орд московских орков, и безжалостно отбомбились по колонне беженцев кассетными боеприпасами. Сына, сноху и внука разорвало на месте. Юлька же уцелела случайно - отлучившись в этот момент в кустики. Сам Козырев задержался в городе, стараясь хоть как-то продать дачу и квартиру, поэтому под раздачу не попал. Хотя иногда думал, что для него вариант с натовским боеприпасом, наверное, был более милосердным.
- Это право ещё надо заслужить, - хмыкнул инспектор, - либо ей, либо вам. Так как вашему сыну это, извините, не удалось.
Безапелляционный тон оплывшего на тихой государственной службе инспектора раздражал Козырева. Он сам был когда-то бюрократом и не сомневался, что в любой системе эта общность будет соответствовать своей циркулярной сущности - быть черствой и равнодушной к чаяниям простого человека.
Его практически бессвязный и желчный поток мыслей прервала трель сотового телефона. Обшарив, заваленный бумагами стол, инспектор чертыхнулся и вылез из-за него, а Виктор Палыч застыл с раскрытым ртом. Нет, калек он видел предостаточно, но больно уж вид инспектора был фантасмагоричен. Его обрюзгшее тело ниже колен переходило в две ажурные спирали, имитирующие стопы ног. Поэтому, чтобы сохранить равновесие, инспектору приходилось выпячивать пузо, а голову откидывать назад. Казалось, что эта неустойчивая конструкция - вот-вот рухнет, однако, инспектор вполне резво пересёк комнату, забрал с подоконника телефон, и, прижав её к уху, вернулся на рабочее место.
После короткого разговора, он снова повернулся к Козыреву:
- Именно так - право быть в обществе надо заслужить! - И он постучал ниже колена. - А уж Республика наградит - чем сможет.
- Ну, а я что могу сделать, - в отчаянии буркнул Виктор Палыч, - я уже полумёртвый старик!
Однако инспектор отнёсся к этому вопросу крайне серьёзно:
- А вот это мы можем обсудить...
****
О том, что наступил день "Х" Козырьку сообщил Будулай - так звали старшего его группы за густую цыганскую шевелюру:
- Итак, джентльмены, предстоит поработать. Вопросы есть?
У облезлых и помятых джентльменов их не было, но по ноющему организму пробежался мерзкий холодок. Впрочем, Будулай ситуацию понимал. Каждый из бомжар получил продолговатую голубую пилюлю, которая обычно встречалась в аптечках заграничной спецуры. Редкая и дефицитная химия разогнала хмарь в голове и взбодрила кровь, прогоняя усталость и сомнения. Козырёк потянулся до хруста в костях - давно он не чувствовал себя так хорошо.
Теперь ему было наплевать на стылость морозного утра и тяжесть чемодана, который вопреки традиции был заполнен под завязку с самого начала маршрута. Даже проходные дворы утратили свой обшарпанный вид, и только осознание важного дела останавливало его от искушения - пуститься в припрыжку.
В отличие от Козырька, город пребывал в беспокойстве. Несколько раз с рёвом проносились патрульные машины, где-то долбил очередями пулемёт. Предчувствуя нависшую беду, хохлы из "Галичины" хмуро озирали улицу. Поэтому знакомый бомж не вызвал у них приступов былого задора.
- Вали отсюда нахер, - буркнул один из них, неожиданно вспомнив москальскую мову.
Однако, Козырёк с изрядной долей виртуозности обогнул его, подойдя к командиру блок-поста, облокотившемуся на обложенную мешками с песком огневую точку:
- Слово есть до пана командира!
Тот поднял выцветшие глаза, но успел только буркнуть:
- Що?
- Слава Богу, робяты! - Прошептал Козырёк и утопил кнопку взрывателя у себя на поясе.
Огненный вихрь, выбив стёкла у соседних зданий, разметал охрану на входе в проулок. Не успела рассеяться пыль и перестать стучать град мелких камней, как в проулок влетела, гремя сочлениями, ветхая ГАЗель, за рулём которой пристроился инвалид с горящими глазами. Из дверей ещё только начинали выбегать вооружённые люди, дёргая затворы автоматов, как более мощный взрыв заставил сложиться двухэтажный особняк.
Штаб полицейской дивизии прекратил своё существование, а замерший город раздирали всё новые и новые взрывы. Так начиналось возвращение Республики в Причерноморье.
****
Юлька вместе с мужем и сыном стояла у огромного чёрного обелиска, обрамлённого такой же тёмной стеной, где мелкими буквами шли фамилии погибших на юге России. Большой живот утяжелял её шаг, но она решительно вела пальцем по длинному перечню фамилий. Козырева Виктора Павловича она нашла почти в самом конце, где через запятую шёл позывной - "Козырёк", а потом место службы - Ангельский полк.
- Дед, сам вызвался добровольцем, - рассказывала она серьёзному мальцу, держащемуся за руку, - он заложил бомбу под вражеский штаб.
- И погиб? - скорее уточнил, чем спросил пацанёнок, подняв на неё умные серые глаза.
- Да, - кивнула она, - не смог уйти. Поэтому и записан в Ангельский полк.
Для её мужа - худощавого паренька с биопротезом руки - это были родные места. И ему приходилось идти вслед за такими "козырьками", пробившими брешь в обороне оккупационных войск. Тяжёлые был времена - нехватку тяжёлого вооружения приходилось компенсировать живыми бомбами. Которые, однако, показали высокую эффективность. Особенно психологическую. Потерявшая управление "Галичина" банально разбежалась со своего оборонительно рубежа, преследуемая призраками страшного русского старичья и возгласами "Слава Богу, робяты"!
- Да, прадед у тебя был мощный мужик! - Подтвердил он и погладил сына по вихрастой голове.