Вольная : другие произведения.

Женские Игры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.96*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Персонажи -- списаны с реальных людей; события -- правда-полуправда-вымысел:) ("Сказочка" вошла по сюжету). Надо бы довести до ума, да времени не хватает. Будет дописываться и пополняться:)...

Женские Игры


  
   Мы остановились перед высокой калиткой. На стук вышла объёмная пегая тетка:
   - Вам кого?
   Мы слажено улыбнулись в шестьдесят четыре зуба на двоих:
   - Хозяйку.
   - Это я, - тётка щербато проявила добродушие. - Студентки, что ль?
   Мы кивнули.
   - За мной идите, - она прошла вперед, показывая дорогу.
   Мы семенили гуськом по узкому проходу, ограниченному с обеих сторон стенами. Он закончился видом на симпатичный садик. Тётка свернула налево, заскрипели дверные петли - сени. Справа была залитая сентябрьским солнцем кухня, слева - дверь в жилую часть дома. За ней разместился небольшой холл с ширмой - слева - где пряталась крохотная комнатка. Тётка, не задерживаясь, миновала его, и мы вошли в просторный зал, обставленный древней мебелью: шифоньер, диван, телевизор, стол и несколько стульев. Опять же, налево располагалась спаленка с кроватью. Дом явно имел "левый" крен, на что не мешало бы обратить внимание. Но нам, вторую неделю носившимся по городу в поисках крыши над головой, было не до мистических намёков - берём! Оставили залог, вернулись на прежнюю квартиру за вещами и переехали тем же вечером. Спать свалились, не разбирая баулов.
   Утром - в свете распахнутых ставен - осмотрели приобретение. Помещение походило на конюшню для непородистых лошадей. Не успев умыться, взялись выметать чужой дух.
  
   Мы - это я и моя подруга Алька, с которой соли съедено столько, что её хватило бы небольшому заводику по засолке огурцов на год, а то и на два.
   Алька - песня. Полифония. Бес и ангел в одном лице - необычайно живом и выразительном. Алька неуловима, переменчива, авантюрна и полна сюрпризов, как ящик Пандоры. Алька исполняет, потом мы вместе думаем. Она тот двигатель, без которого моя жизнь походила бы на домотканый холст. Краски и брызги шампанского - дело её маленьких, проворных рук. Описать Альку - всё равно, что удержать солнечный зайчик в ладонях.
   Алька... источает лёгкость бытия. Если вожжа попадает под хвост - невыносимую.
  
   С первым "подарком" Дуся - так звали хозяйку - сунулась в окошко в разгар уборки:
   - Забыла предупредить: в маленькой комнате остановилась Марина с сыном - ненадолго, не переживайте.
   Мы не послушались и запереживали. С целью успокоить дёрнувшиеся нервы накрыли столик в мини-холле. За бутербродами одну из нас осенило:
   - Ванная?!
   Вскочили, бросив недожеванный завтрак. Хозяйка жила по соседству.
   - Дуся! - наш вопль поднял бы мёртвого.
   В дверном проеме нарисовалась помятая сном физиономия Дуси.
   - Где туалет?
   - Там, - она невнятно махнула рукой в одной ей известном направлении.
   - Где?!
   - В конце огорода, - она снова изобразила пасс.
   - В конце чего?! - мы синхронно вздрогнули.
   Дуся выбрела на крыльцо и терпеливо повторила:
   - За садом - огород, через него - тропинка, которая упирается в туалет.
   Алька побледнела:
   - А ванная?
   - Вам чё, помыться надо? Так это, тепло ведь - в кухоньке; похолодает когда, банные дни делаю - приходите.
   Поблагодарили за радушие и на ватных ногах поплелись к себе. Желание навестить гигиен-блок терзало нетерпением. Не откладывая момент познания, вклинились в смородиновые кусты и, петляя по колючим "джунглям", выбрели на означенную Дусей тропу. За вспаханными грядками коряво возвышалась постройка, жутко напоминавшая конуру гигантской собаки. Оценив по достоинству комфорт продуваемого ветрами пенала и представив зимний период, мы впали в истерику. Городские девочки в деревенских условиях - несуразица. Отсмеявшись, решили продолжить поиски квартиры. Однако Господин Случай внёс свои коррективы.
  

***

   Поздним субботним утром Алька возилась по дому - он теперь у нас был - на мою долю выпал поход в магазин. Распахнула калитку, скрывавшую улицу, и замерла: напротив стоял красавец-мужчина - взгляд, ярче самого синего неба, упирался в мой.
   - Кто вы? - удивилась явлению.
   Он помедлил:
   - Я здесь живу.
   - Простите?..
   - Саша, что ты возишься? - раздраженный голос принадлежал эффектной блондинке, выросшей за его спиной.
   До меня дошло:
   - Вы Марина? И это ваш сын?
   - Да-а, - дамочка рассматривала меня.
   - А мы с Алёной снимаем две другие комнаты. Проходите.
   Оставив их, побежала за покупками. Посмеивалась про себя, угадывая обоюдное изумление подруги и нового соседа. Алька была звездой факультета. Невысокая, гибкая, изящная, с фигурой героинь комиксов. Мордашка - загляденье. Аккуратный прямой носик, зеленющие глаза, русые волосы до плеч, тёмные брови и пухлый румяный рот. Кисти и ступни напоминали детские, до того были миниатюрны. Стройные длинные ноги и походка "от бедра". ("Пишет и зачёркивает, - стонал потом Сашка, пялясь ей вслед. - Пишет и зачёркивает!") Её присутствие вызывало всплеск мартовского котизма у мужчин в возрасте от нуля до семидесяти лет.
   Мы были восторженными второкурсницами, полными предожидания чуда. Что нам сортир на выезде, когда по несколько раз в день можно пересекаться с таким же - по нашему недомыслию - романтическим юношей. Идея переезда канула в Лету, не выдержав конкуренции с Мечтой.
   В нашей жизни состоялось приключение. Утро начиналось с прихорашивания у мутного зеркала допотопного шкафа и пробежки на кухню - мимо коморки мамы Марины. Периферическое зрение развилось до основного, шаг приобрёл балетную невесомость. Сексуальный Саша - СС - очаровал нас обеих. Поспорив, мы пришли к соглашению: к кому проявит симпатию, та и получит на него права. До тех пор обязались соблюдать нейтралитет сторон.
   Для девочек, выросших под строгим родительским надзором, внутрисемейные отношения матери и сына стали откровением. Они представлялись братом и сестрой и вели себя соответственно. Кроме того, у Марины была необычная работа - она ездила в Узбекистан перебирать хлопок. Малосведущие в хлопкоробстве мы всё же не понимали, каким местом она его перебирала: нежные руки Марины менее всего напоминали заскорузлые длани аграрных тружениц. Наша безграничная наивность не позволяла узреть очевидного.
   На самом деле Марина была тридцатипятилетней проституткой, низкого пошиба и высокого полёта, любившая спортсмена Диму.
  
   - Ох, - горевала она, утирая набежавшую слезу, - Димин-то инструментик "во", - Марина показывала кончик ногтя на мизинце, - но не могу без него, люблю!
  
   Её чаяниями мы узнали о жизни вообще и о мужчинах в частности.
  
   - Научу, девчонки, как рассекретить мужика, - вела Марина мастер-класс. - Глядите на руки. Вон, у Шурика моего - сразу ясно, что там всё правильно, - пиарила она сына с невинным видом.
   Мы с Алькой украдкой изучили длинные крепкие пальцы СС. Провели количественную аналогию. С определением качества возникли проблемы - не вычленялось. Я деликатно выпытала у Марины, как разведывается трудовая жилка.
   - Да один-в-один! Если вялые ручки, значит, и там - "на полшестого", если сильные - стоит, как надорванный. Хочешь проверить?
  
   Не стала уточнять, чем надорванный лучше целого - хватило общего курса. Неожиданные знания сказались на отношении к противоположному полу. Мы начали воспринимать мужчин, используя научный подход.
  
   - Ваша вольность перешла все границы! Вы пропустили половину занятий! - вещал декан, меря грузными шагами кабинет. Я стояла, не смея поднять головы перед вершителем студенческих судеб. - Вы дерзите преподавателям. Да что там - хамите! - он театральным жестом воздел руки.
   Не нужно было этого делать. Резкое движение вывело меня из покаянной позы, и я уставилась на дебелые кисти декана. На детском лице отразилось глумление профессионалки-Марины. Уловив насмешку, декан рухнул в кресло, рванул узел галстука и просипел:
   - Убирайтесь! Чтобы я вас не видел!
   Почетная миссия нашего воспитания перешла к его заму, о котором метода ничего предосудительного сказать не могла.
  
   Тем временем - СС воплощал в жизнь поговорку "ласковое теля двух маток сосёт". Нацеловавшись со мной, он переметнулся к Альке. В женской дружбе назрел конфликт. Поругались. Покричали. Помирились.
   Осенним призывом СС проводили в СА*. Стоял, стриженый, на коленях - в образе - прощение вымаливал. Простила, чего ломаться? Никто своему сердцу не хозяин. Уж яблочко от разбитной яблоньки и - подавно.

***

  
   Сашкин отъезд и нагрянувшая зима торопили со сменой квартиры. Основательно подмороженные в Дусином огороде зады выгнали на поиски крова. Пометавши по городу и знакомым, договорились с глуховатой бабулькой на комнату. Прожили недолго у нее и съехали, не выдержав теплового удара. Дом отапливался углём - сутки через двое. Экономя, бабка накачивала жАру впрок, поэтому: один день мы торчали на крыльце варёными раками, жадно хватая прохладный воздух, два - выбивали зубами дробь, кутаясь в ватные одеяла. Пришлось в который раз побегать, выспрашивая вакансии. К летней сессии фортуна снизошла, и мы поселились в двухкомнатной квартире у татарки Нины. Счастью не было предела - центр города, горячая вода, санузел, нормальная температура, газовая плита. Мы вздохнули с облегчением - можно было вернуться к учебе и ежедневно принимать душ.
   Так прожили полтора года. Лозунг третьего курса: "бороться, искать - найти и не сдаваться". Мы встревали в небезопасные авантюры в поисках удачи. Романтические бредни по-прежнему витали в наших головах, и мы не теряли надежду обрести любовь в объятиях сверстников. Проза реальности ставила под сомнение теорию и выводила на авансцену молодых людей, чьи интересы шли вразрез с нашими. Подкованные чередой знакомств, мы приобрели недюжие навыки по выживанию в экстремальных условиях. Если визави замышлял неджентльменское поведение, "пеленгатор дурных наклонностей" давал тревожный звонок, и мы вовремя уносили ноги. Бывали осечки, когда интуиция дремала, - тогда спасались смекалкой.
   Не без оснований предположили, что проблемы навеяны злополучной девственностью, будто бы выписанной на лбу. И после моего очередного сражения и Алькиной поездки с сумасшедшим таксистом за город, приняли твёрдое решение покончить с этой напастью.
  

***

   У Нины были замужняя дочь и годовалый внук, жившие отдельно. Казалось бы, как это касалось нас? Коснулось непосредственным образом. Роль нянек - напрягала, сальности зятя - вызывали отвращение. Не говорили о его домогательствах, чтобы не ссорить семью, а он молчание принимал за поощрение. Вынужденно гуляли допоздна, когда семейство навещало Нину.
  
   - Я Денис. Как зовут вас? - обратился молодой человек, запрыгнувший за нами в троллейбус.
   Было часов десять светлой морозной ночи, - сбежав от зятя Нины, мы возвращались с прогулки.
   - Вы один претендуете на обеих? - рассмеялась Алька.
   - Отчего же? - раздалось за моей спиной. - Мы вдвоём.
   Обернулась на голос. Высокий мужчина - старше Дениса - правильное лицо с весёлыми светло-карими глазами. "Красив и - усат. Не моё", - определила навскидку.
   - Роман, - представился усач.
   "Таракан", - нарекла в уме. Время позднее - провожатые не помешают. Ребята довели нас до подъезда, и уже там мы нарезали круги по двору, продолжая увлекательную дискуссию.
  
   Роман... говорил. Умно, иронично.
   - Здоровый цинизм, - метко охарактеризовала его манеру Алька.
   Роман был врачом-психиатром и, судя по раскладу, предназначался мне. Денис воспылал к Альке.
   Как выяснилось, Роман слыл легендарной личностью. В старших классах он выдумал страну Картею - племянницу Швамбрании; изобрёл не доступный посторонним язык, свод законов - "постулаты", карту и герб. Государственный порядок - самое замечательное! - предусматривал сбор подати. В Картею рвались косяками, привлеченные необычностью мероприятия. Налоги элита по традиции пропивала, внушая сторонникам, что их деньги идут на благое дело поддержания стран третьего мира. Сообщалась сия великая тайна каждому member'у в отдельности, дабы не спугнуть хрупкое доверие облапошенных. Иллюзия избранности держала крепче клятвы. Бойцы невидимого фронта молчали друг перед другом, гордясь особым приближением к Императору.
   В эпоху нашего знакомства Роман отошёл от дел, хотя навыков не растерял. Возможно, пациенты не давали зачахнуть таланту?
  
   - Видите ли, доктор, я его бил, потому что он смотрел на меня, и его взгляд пронзал насквозь.
   - Да-да, пронзал, упирался в позвоночник на уровне грудины и застревал там? - голос Романа задумчив, с грустинкой.
   - Точно! Как верно Вы меня понимаете!
   Я сидела в коридоре и наблюдала в приоткрытую дверь. Взгляд доктора - продолжение взгляда "психа". "Кто из них болен?" - раздумывала я во время приёма, ничуточки не переживая за себя. Парадоксально - не привлекая, Роман привлекал: с ним было свободно и легко.
  
   - Смотри, свежий фаршец побежал, - говорил он Денису.
   Мы с Алькой следили в указанном направлении, но ничего, похожего на фарш, не замечали.
   - Что такое "фаршец"? - приставала я.
   - Девушка.
   - Как вульгарно звучит!
   - А ты не вслушивайся - вдумывайся. "Фарш", потому что можно лепить.
   - Котлету? - язвительно цедила сквозь зубы.
   - Женщину, - лукаво усмехался Роман.
  
   Он покорял дам всех возрастов.
   - К вам сегодня мужчина приходил, - по блаженному выражению обычно стервозной физиономии Нины было понятно, кто именно.
   - Это её. - Алька, чтобы закрепить реакцию, тыкала в меня пальцем. - Любит её до потери сознания.
   Одно появление Романа, и по ночам хозяйка перестала запирать дверь на щеколду.
  
   Друзья Романа - рекордсмены "Красной Книги". Раздел - "Мужчины особенные". Все они слетались к Альке, как пчелы на мёд.
  
   Руслан... знал восемнадцать языков. Половина из них, сгинув до Рождества Христова, хранилась лишь в его памяти. Он был романтичен, разбирался в современной музыке и боготворил Альку. Она не столько отвечала взаимностью, сколько поощряла поклонение. Он привозил из Америки сборники новых групп, записывал ей саунд-треки, читал стихи, варил несравненную картошку в мундире и собственноручно кормил ею Алечку. Почему картошкой? Романтик же! Походы оставались за кадром, а вот "дымок костра" он устраивал дома, всякий раз подпаливая новую кастрюлю. Гитару заменял плеер, спальный мешок и палатку - комфортабельная квартира и кровать king size. Алька пускала романтику в свою жизнь промежду прочим, поэтому Руслану в её напряженном графике отводилось предпоследнее место.
   Замыкал шествие дантист Серго. Неподдельный алмаз (по моим меркам) в короне поклонников. Он был великолепно сложен и умел радоваться. До последней капли выпивал прелести и невзгоды повседневности. Несколько лет тюрьмы - за хищения - укрепили его дух и тело, не принизив налётом грубости.
  
   Серго... жил. Редкое и ценное качество - не влачить существование, а наслаждаться проживаемым. Алька боялась его прошлого и - как следствие - отвергала ухаживания. Чтобы проявить суть Серго, надо привести пример, который поставит в тупик самого отъявленного циника всех времён и народов.
  
   - Ты подумай: открываю дверь, стоит древняя старушка. Со второго взгляда признал - напудрилась, губки подкрасила, платочек нарядный повязала, - обратился Серго к Роману.
   - Что за старушка? - Роман разлил по бокалам вино.
   - Помнишь, мы с Егором выпивали у него на квартире?
   - Когда ты сутки трезвел? - Роман, смакуя, пригубил напиток.
   - Ну, да... - Серго лихо опрокинул полбокала в себя и продолжил: - Егор пригласил свою девушку, не позаботившись обо мне. Ночью, когда они ушли в спальню, я остался ночевать в кухне. Подумал, выпью последнюю, чтобы спать спокойнее, и лягу. Тут вползает из коридора старушенция. Рот без зубов, шамкает что-то. Спрашиваю: "Ты кто?" - испугался, что до Панночек допился. - "Хозяйка я Егорушкина". Одному скучно, налил ей. Выпили. Хорошо пошло. Утром Егор разбудил, говорит: "Что бабка Марфа у тебя делала?" - "Пили мы". - "Вдвоём под одним одеялом?" Накричал на него, чтобы глупости не молол. Дома уже память стала возвращаться. Особенно беззубость докучала, - он взъерошил обеими руками волосы и посмотрел на Романа.
   - И что ты сделал? - Роман, зная приятеля, ждал продолжения.
   - А что бы ты сделал на моём месте? - Серго допил оставшееся в бокале вино. - Пошёл к бабке и переспал с ней на трезвую голову, чтобы удостовериться, что Егор наврал.
   - И что? - Роман падал со смеху.
   - Что? Не сочинил! Как стала она охать да причмокивать, всё и вспомнил - был я с ней накануне!
   Роман не мог смеяться, только всхрюкивал по-поросячьи:
   - Зачем проверять?!
   - Эх, ты! Ума палата! Первым может быть каждый, - подначил он Романа, - ты назови того, кто с гордостью скажет: "Я был последним!"
   Роман заключительно всхрюкнул и начал завидовать Серго: таким достижением он похвастать не мог. Серго с довольным видом похлопал друга по плечу:
   - Вот на последний этаж ножками и притопала - от эликсира молодости воспряла, до меня лет пять на улицу не выходила. - Серго умилённо улыбнулся, - Пришла - неве-еста... - И буркнул под нос: - Еле выпроводил!
   Мы с Алькой не дышали, захлёбываясь смехом: мужской разговор - воистину!
  
  
   Время, проведенное с Романом и его окружением, благотворно повлияло на наше мировоззрение. Кругозор расширился, и пресыщенный идеализм сменился более-менее реальным восприятием действительности. Мы осмелели - разругались с хозяйкой Ниной, устав замалчивать прилипчивость зятька, и переехали ещё раз. Денис через некоторое время отбыл в Узбекистан - быть может, они с Мариной организовали совместную артель по обработке хлопка? Наши отношения с Романом блекли и шли к логическому завершению.
  

***

   У Альки был звёздный период в апогее. Её обожали мужчины, которыми она виртуозно манипулировала, назначая одновременные свидания. Если бы стратегическое расположение дома позволило, под нашими окнами самостийно организовалась бы автостоянка. Но, к огорчению подруги, "фишек" - без опасений быть разоблачённой - выставлялось не больше трёх. Перед выходом она, свернув серную головку спичке, бросала жребий на счастливчика. Сложная комбинация, когда не везло ожидавшему у подъезда. Мне доставался отвлекательный манёвр, и я спускалась к машине.
   - Извини, Алька заночевала у тётки, ждать не имеет смысла, - сострадание в моём голосе лишало сомнений "отстранённого на сутки".
   Он уезжал, Алька преспокойненько прыгала к другому и завеивалась гулять до утра. Она крутила вассалам носы с жонглёрской ловкостью - никто ни разу не пересёкся и не заподозрил в неверности. Из общей когорты выделился Веня.
  
   Веня... писал. Картины. (А Вы что подумали?) Его возносили и славословили на каждом европейском углу. В Париже висели афиши о вернисажах, приезжали иноземные репортеры, мастерскую посещали ротозеи - Веня был в некотором смысле культовой фигурой богемной тусовки. В его коттедже пересекались литераторы и бандиты, маститые персоны и девчушки, вроде нас. Как художники художника мы обязаны понять Веню: он не смел пройти мимо Алькиных достопримечательностей и пал к её ногам, сраженный земным воплощением Афродиты.
   Веня был плодовит в творчестве - площадь двухэтажной мастерской заполняли груды холстов, бережно прикрытых тряпицами. Живопись мы, по-видимому, ценили примерно, как сельское хозяйство Средней Азии, потому что не признавали руки Мастера в абстрактной мазне. Портреты напоминали оригиналы карикатурным сходством, полотна - картинки пациентов Романа. Мрак, короче. Мы с Алькой не один день ломали головы над феноменом успеха Вени - разумной причины не нашли. Случай - в лице Игоря, познакомившего нас с Веней, - расставил точки над "ё". Он предложил эксперимент, и мы вчетвером сели играть в кости. Так вот, в течение часа Вене выпадало "5:5" и "6:6" - везунчик! Алька приняла к сведению знак судьбы и включила Веню в список постоянных.
   Веня был чудаком на все буквы алфавита: он голодал неделями, истязал себя упражнениями и философией великих, дудел на флейте и графоманил на досуге. И, тем не менее, всесторонне развитый Веня кое в чём не угодил Альке.
  
   - В постели он нормальный, - Алька, рассуждая, старалась быть объективной, - диета держит его в отличной форме. Но в конце, когда и мне желательно отдаться медитации, он издаёт такой звук, что волосы по телу шевелятся в произвольном порядке. - Алька хаотично мельтешила руками, уточняя, где и как именно ведут себя волосы. - Начинает тихо "а-а-а", без запинки наращивает силу "а-а-а!" и в завершении это уже турбинный вой реактивного двигателя "А-А-А"!!! И я, как бортмеханик, жду, пока он наорётся, взлетит и повиснет под потолком лопнувшим дирижаблем! - Алька кривилась, вслушиваясь в воспоминания. - Может, от голода? Давай, накормим его?
  
   Веня категорически отказывался есть, предпочитая поститься и кричать по ночам дурным голосом. Нервы Альки дали течь, и она произвела рокировку прямо у Вени в мастерской. Новой фигурой стал режиссер Мурад. Он влюбился в Альку по-взрослому, и увёл её у бывшего уже друга без ложного смущения. Мурад пережал - заявленная монополия испугала Альку: чувств и страсти было слишком. И Алька была слишком. Слишком юной, слишком воздушной - слишком не готовой к мощи зрелой любви. Она ушла, дорожа с боем добытой свободой. Но - влюбилась. Как водится, в "ничего особенного".
  
   Женщины удивительны - вместо лучшего, выбирают худшее и возносят на пьедестал. Наверное, Пигмалион был женщиной, а Галатея - мужчиной, и лишь фантазия рассказчика поменяла их местами.

***

   Кирилл. Забавный был тип, в угоду моде под иностранца стилизовался. (Экс-жена - мадам заграничная - в память о себе гражданство оставила). Алька перебралась жить к нему - по "зову души".
  
   Кирилл... глючил. Постоянно. Он так заигрался, что подозревал женщин в корысти. На что было зариться? На ГАЗ 31-02? На средней руки домик? На заграничный паспорт? Он был симпатичным и нескучным, но глюки, на которых сбоил, как потрепанный компьютер, тяготили. Алька выделила его из череды поклонников - музыкантов, художников, режиссеров и просто богатых - как единственного.
   Его странности поначалу не тревожили - мы их списывали на оригинальность натуры. Мнительный Кирилл находил у себя болезни, сверяясь с медицинским справочником. Алька холила тридцатисемилетнего мужика, как малое дитя. Она договорилась с Романом, чтобы с его помощью выделили палату "люкс" и хирурга, поскольку Кирилл нуждался в удалении чего-то-там. Операция прошла успешно, и, выхаживая любимого, она круглосуточно дежурила в больнице.
   Я скучала без подруги и, чтобы развеяться, начала общаться с соседкой Ленкой - заурядной девицей, не раз битой мужем. Он у неё тоже "глючил", выдумывая, что все сбивают жену с истинного пути. Ленка была не промах: боялась, но - гуляла.
  

***

   - Ты откуда? - глаза Альки таращились блюдцами.
   - Да мы с Ленкой пришли Кирилла проведать, - я присела на её кровать.
   - В три часа ночи? - Алька сонно высматривала циферблат.
   - Днем времени нет, - я рассмеялась, давешняя круговерть неслась ускоренными кадрами.
   - Что случилось? - Алька села, настраиваясь слушать.
   Я кивнула на Ленку, притихшую на стульчике.
   - Да вот, из-за этой курицы досталось, - начала я живописать в лицах:
  
   "У меня зазвонил телефон - помнишь? Так и было.
   - Выручай! Встретила свою бывшую любовь, приглашает за город до вечера. Поехали со мной, чтобы муж чего не заподозрил? - Ленка.
   Спрашиваю:
   - Народ адекватный? В историю не вляпаемся?
   - Да что ты! Головой за них ручаюсь!
   Договорились через час выдвинуться к месту встречи. Ёлки! Мужиков две машины!
   Я - Ленке:
   - Да ты, мать, сдурела? Тут же приключений на сто задниц!
   - Клянусь, все будет нормально. Ничего не бойся!
   И поверила ведь! Поехали толпой на какую-то базу. Хилые домики, стоящие друг от друга за тридевять земель, интерьером, прямо скажем, не избалованные. Наш - лачуга с предбанником-кухней, переходящей в мрачную комнатенку с пародией на камин. Холодновато - вошли. Мужики давай поклажу выгружать, полкухни завалили. Пикник женских рук не терпит - учили, помню. Вывезли на природу, сами и стряпайте. Присела к столу, ручки сложила - жду угощений.
   И тут:
   - Чего сидишь? Подруге надо бы помочь.
   Заходят. По одному. Разглядела. Подурнело: ничего себе бугаи! Шальная мысль: "Дёргать и побыстрее!" А куда срываться, если до города день верхом? Ясно - "веселье" не за горами. В кухне эта красавица хлопочет, тарелки конвейером через полдомика на стол мечет. Думы в голове роятся, в покое не оставляют: "Сейчас они выпьют, и начнется. Ладно, по обстоятельствам".
   Пошло застолье. Даже обвыклась маленько. Однако то была лишь присказка! Гости подъехали - еще пара груженных гоблинами машин. Смотрю, Ленке совсем нехорошо: "бывший" ночевать удерживает. Не-е, эта идея и в мои планы не входила. Кому веселье, а кто пути отступления планирует. Не помню, чем не угодила одному из новоприбывших, только он подскочил, выбежал куда-то и вернулся с пушкой в руке. Носится, потрясает ею напра-налево. Потом и вовсе наставил на меня ствол, орёт:
   - Убью-у! С-сука!
   Представь: парень в подпитии, палец - на спусковом крючке, в глазах - разброд и шатания. И беда - умолкнуть не могу, высказываю наболевшее. Задело меня это - "с-сука". Ленка - в ауте. Мужики - в осадке. Кто его оттуда выволок, и как уехали, в неразберихе не приметила. Оставшиеся кутить продолжили. Думаешь, успокоилось? Объявился преемник, из "наших" уже. Чем я им насолила? Несет нелицеприятную ахинею в мой адрес. Со стресса меня повело - я и ляпнула что-то про петуха, несущего чужие яйца. Тишина обрушилась на стол. Ощутимая такая, вязкая. Восемь ртов закрылись, как один. Восемь пар глаз впились в меня, как в самоубийцу. Проскользнуло даже некое благоговение перед самоотверженной отвагой дурынды, полезшей с вилами на танк. Тот, который "петух", встает и направляется к камину, ворошит там угольки, не грозит, не возмущается - чинненько так, благородненько. Напряжение спадает, возобновляется гомон разговоров. А мне-то не спокойно! Пока народ жует, выбираю главного - здоровенного мужика, к которому прислушиваются. Ничего не происходит, "петух" по-прежнему изучает камин. Стоило расслабиться, как из-за спины, на манер удавки, перекидывается шампур и плашмя впивается в горло по самое не могу. Извернулась и - одним прыжком за стул главаря, прихватив со стола бутылку шампанского. Держу её газированной гранатой в руке.
   - Только сунься, пришибу! - не сказала, прошипела.
   Главарь рыкнул:
   - Никому не трогать. Она моя.
   "Петух", сложив крылья, уселся на свой насест, а я, для гарантии, поближе к вожаку.
   Догуляли, можно и восвояси. Не тут-то было! "Бывший" требует от Ленки ночи блаженства. Ей не до того - домой бы поскорее. Я подгоняю, фактически стоя на пороге. В закуток кухни-сеней заходит главарь и разъясняет мне, бестолковой, правила игры:
   - Дорогая, тебе придется остаться со мной. Выбора нет. Или со мной - или достанешься всем.
   И тут я, наконец, испугалась. За этот милый вечерок - впервые.
   - Я не могу, - говорю, - совсем не могу.
   - Почему? - незатейливо удивляется он.
   - Э-э... девственница".
  
   Алька хмыкнула:
   - Да ну?
   - Ну, да - все способы хороши, вдруг сработает? - я продолжила:
  
   "Он, в отличие от тебя, не усомнился - полез в карман и стал бросать из него на стол пачки банкнот.
   - Если будешь со мной, тебя никто не тронет, и это - твоё.
   В мозгах заплясало, до того нереальным казалось. Говорят, в психологии называется отрицанием ситуации? Уж как я отрицала! А она, ситуация, не отрицалась ни в какую. Что делать? Паника пожирала. Поглядела в очи звериные, схватилась за сердчишко, да и сложилась на полу в обмороке. Что в Ленке хорошего - находчивость в опасной ситуации - вопит:
   - Опять у нее сердечный приступ! Срочно в больницу! Она может умереть!
   Хватают меня, тащат на кровать, (едва не обмерла со страху, как уложили), - дышу через раз, глаза под образА. Ленка причитает, чуть ли волосы на себе не рвет - всё, как надо. Мужики враз отрезвели, топочут, что слоны на водопое, шум-гам, еще эта надо мной орет, не переставая.
   Как от нас отвлеклись, я ей:
   - Не галди. Со мной всё в порядке. А так я оглохну.
   Ленка по-партизански, одними губами:
   - Да знаю, знаю! Эт я для острастки и правдоподобия.
   Медпункта в глуши, ясен пень, нет. Команда:
   - По машинам!
   Меня бережно укладывают на заднее сидение, головой на колени нудящей Ленке:
   - Сейчас укольчик сделаем, сейчас хорошо будет.
   Лежу, сиплю, как клиникой предусмотрено. Кто за рулем, не вижу, но ноги и нервы у него крепкие - вдавил до упора педаль газа, у больницы только снял. Всю дорогу тряслась: "Не приступ, так авария!"
   Приемный покой. Благословенный! Снова на руках. Всех переполошили. Несутся с каталкой, забирают меня и, практически не тормозя, (гонка продолжается), мчатся в отделение. Ленка - за нами, мужики - в Приемном. Ты бы видела физиономии санитаров, когда на одном из бесконечных поворот умирающая внятно предложила:
   - Стоп, ребята. Перекур.
   Они замахали на меня руками, как на привидение. Шустро слезла с каталки, и мы с Ленкой пришли по стрелкам в "хирургию" - к вам".
  
   Я перевела дух. Алькин хохот разбудил Кирилла. Светало. Смех-смехом, но нервотрёпка была недетской. Ленку ждало продолжение - бешеный муж, меня - теплая постель. Мы расшаркались, договорились с Алькой о вечеринке и отправились по домам.
  
   Приближался Китайский Новый Год, и мы наметили посиделки. Собирались у Альки с Кириллом. "Почистив пёрышки", устроили всё по высшему разряду: стол, снедь, выпивка, свечи, фортепианные экзерсисы. Гости, завороженные салонным приёмом, разъехались поздно. Альку отослала спать, - передохнуть от надоевшего хозяйства, - сама принялась за кухню. Пока прибирала, дом утонул в сонной тишине. Оглядев результат героических трудов, напоследок внесла заключительный штрих - элемент творчества, так сказать. Чтобы утро выдалось приветливым, слепила из огарков фаллос в гипервеличину и примостила его в центре стола. Натуральный такой, живенький вышел, только краски подцветить не нашлось. Полюбовалась и - в отведенную комнату почивать. Похоже, электрики крепко пили, когда размечали проводку: выключатели обнаруживались в неожиданных местах. В моем случае освещение отключалось в коридоре, затем предстояло найти впотьмах кровать. Когда незнакомое пространство, того веселее. Пробиралась, ножкой нащупывая "брод", чтобы ненароком не сломать себя или мебель. Полпути одолела и насторожилась: дискомфорт в комнате. Повернула по разведанной тропке назад: свет, обратно - вот те на! Братец Алькиного boyfriend'а собственной персоной - разнежился под моим покрывалом: лежит, глазами поводит. Выдворила и к заре, наконец, успокоилась. Разве дали девушке выспаться? Проснулась под сверлящим взглядом, а рядом этот - в изголовье и с пластмассовой ромашкой (благо, не с венком) в руке. Даму сердца, значит, добрым утром встретил. Не стала говорить, что соответствующая проблеме клиника неподалёку - зачем рыцаря обижать? И так обижен на голову. Тут крик еще из кухни - скульптура им, видите ли, не показалась. Альку честно предупредила, что пора бежать из этой семейки, и ретировалась оттуда первой. Она задержалась, чем добавила себе хлопот.
  

***

   На майские праздники Алька с Кириллом повздорили. Она страдала, компенсируя отрицательные эмоции ухаживаниями других. Одноклассница Альки - Натка - пригласила нас погостить, и, чтобы не копошиться в насущных переживаниях, мы согласились. Натка, недавно переехавшая в Ереван, обещала массу приятных впечатлений. За нами заехали её друзья, и мы отправились в путешествие на машине.
   Гарик - пузатый, крепкий мужичок, лысый, со светлыми глазами навыкате. Арам - молодой, высокий, симпатичный и сладкоречивый; запал на Альку с первой минуты.
   Дорога занимала два дня. На ночлег в мотеле проезжего городка сняли разные номера: мальчики - налево, девочки - направо. Арам кружил над Алькой коршуном, не давая ей проходу. Алька настырно сохла по Кириллу. Ужин заказали в соседнем ресторанчике с живой музыкой. Гарик солидно восседал за столом, я жевала, Алька грустила рядом, Арам жгучими взорами топил лёд её тоски.
   - Почему печальная? - он взял её за руку, сокращая расстояние.
   - Да так...
   - Влюбилась, да?
   - Влюбилась...
   - Как его зовут? - темпераментный Арам злился.
   - Неважно...
   - Важно. Саша, Дима, Серёжа? Как?
   - Не скажу...
   - Значит, Сашик, - подытожил Арам.
   Он направился к оркестру и, переговорив с певцом, вернулся к нам.
   - Эта песня звучит для Сашика! - раздалось в микрофон.
   Горячая мелодия латины подняла нас с Арамом в пляску. Мы зажгли - Гарик с Алькой занимали созерцательную позицию. Посмотреть было на что. В пируэте я попала каблуком в стык напольного покрытия и неуклюже, с танцевального виража, села на пол. Стыд ошпарил до корней волос, и я не придумала ничего лучше, как, раскинув руки крестом, лечь навзничь. "Позо-ор!" - горланило внутреннее "я". Зажмурилась, чтобы забыть о здесь и сейчас, подождала, открыла глаза и увидела нависшего надо мной Арама.
   - Ты в порядке? - он здорово переполошился.
   Поднял, поставил на ноги, а я - высчитывала траекторию провала сквозь землю и ещё дальше. Алька уже стояла рядом:
   - Убираемся?
   - И скоренько, - я выскочила наружу.
   Отдышалась на свежем воздухе - лицо полыхало, уши горели. Ребята успокаивали, по доброте пряча улыбки. Мы втроем шли первыми, Арам следовал чуть поодаль. С расстройства он перебрал, поэтому двигался ломаной линией от бордюра к бордюру, напевая по-армянски. Мы хихикали над моим выступлением и не сразу поняли, что аккомпанемент заглох - Арам исчез. Ни шороха. Мы в панике побежали назад. На полпути к ресторану Арам нашелся - он лежал в кустах, и, пытаясь подняться, барахтался, как опрокинутая черепаха.
   - Арам? - Гарик протянул руку и вытащил его. - Что, брат, плохо?
   - Не-ет, хорошо! Вы думали, я упал? А я наоборот - скрывался! - он многозначительно погрозил кому-то указательным пальцем.
   Мы с Алькой прыснули смехом. Арам выглядел забавно - с листиками во взъерошенной шевелюре, в испачканной зеленью одежде, качающийся и несдающийся.
   - Лопни, но держи фасон, - пропела Алька и добавила: - Бонд. Джеймс Бонд.
   Арам, не справившись с организмом, икнул и снова "скрылся".

***

   - Девочки, подъём! - разбудил стук в дверь.
   В окно лился солнечный свет - утро. Арам пришел поднять нас.
   - У меня синяк, а ты как? - я сочувствовала измочаленному похмельем партнеру по вчерашней самбе.
   - Не спрашивай. В ротике, как в туалетике, - поморщился. - Помню местами, - он рукой разделил голову на воображаемые сегменты, - здесь помню, а тут - не помню.
   - Ничего, поправишь здоровье в дороге, - Алька поставила перед ним чемодан.
   И мы поехали.
  
   Алька часто рассказывала о подруге, показывала фото, но реальная Натка была лучше во сто крат. Ослепительная красавица, sex-bomb. Натку можно было ангажировать к клиентам реанимации - в качестве шоковой терапии. Стройная брюнетка с утрированной Алькиной фигурой. Черноокая, с классическими чертами круглого лица. Вокруг неё ощутимой аурой витала сексуальность. Она была как взрыв женственности, её квинтэссенция.
   - Вот это да! - брякнула, впечатлённая.
   Натка засмеялась - тепло, неспесиво. Мы подружились "на раз".
  
   Распорядок дня был стандартным - кто звонил первым, удостаивался чести быть представленным почётным гостьям. Объездили все достопримечательности - исторические и гастрономические. Цветы, подарки, комплименты, внимание - много ли женщине надо, чтобы чувствовать себя несравненной?
   В "армянский горках" существовало одно "но" - комендантский час. Его-то начало мы однажды и пропустили. Выехали из загородного клуба, и первый же пост принял нас в суровые объятья. Бородатый мужик в перекрещенных на груди пулеметных лентах исследовал документы. Мужчины побеседовали, и мы понеслись, не задерживаясь.
   - Нат, о чём говорили? - я попросила перевести разговор.
   - Он сказал, что нам дальше ехать нельзя, а то могут обстрелять, - ответила бесстрашно Натка.
   - И что теперь? - у меня скомкались внутренности.
   - Он передал наш номер по рации, вроде, не должны останавливать.
   Не хотелось думать о том, что будет, если эфир не пропустил сообщение постового. Наверное, от треволнений нам с Алькой приспичило. Не до привалов - надо терпеть до города. И, как всегда, вспоминаются арбузы, монологи Хазанова, анекдоты - что противопоказано в данном положении. Мы хохотали до слёз, рискуя расплескать веселье. Ближайшая уборная нашлась в элитном ресторане. (Вообще нелогично - в городе фонтанов дефицит туалетов. А ведь журчание и вид воды направляют мысли в известное русло). Не разбирая дороги, мы ворвались в холл. Швейцар, едва успев отскочить, указал, где поворачивать. Когда давление упало, и в глазах перестало двоиться, мы оценили бронзовые зеркала и подсвечники. Сушилку заменял лакей у входа, вытиравший руки клиенток накрахмаленными салфетками.
   - По-моему, стоит здесь поужинать, - Натка повернула в зал.
   Нам сервировали стол на террасе. Официанты шуршали тенью. Подошел скрипач:
   - Желаете что-нибудь послушать?
   Алька с интонацией тонкого знатока изрекла:
   - Да, будьте любезны. "Венгерская рапсодия" Листа.
   - Я сыграю вступление на свой лад. Позволите? - музыкант, привыкший к "Чардашу" и "Мурке", не скрыл удивления.
   - Сделайте одолжение, - Алька величественно кивнула.
   И только я знала, что она - моя Алька - не отличит Листа от Чайковского, а "Венгерскую рапсодию" от "Танца маленьких лебедей". Зато как восхитились мужчины: красавица, умница - она ещё и меломанка!
   Мы колесили по Закавказью до конца мая и приехали домой за день до сессии. Сдали её, не заметив, что она была. На "отлично", разумеется. После таких-то каникул!
  

***

   С Романом разошлись, сохранив фантастическую между бывшими любовниками дружбу. Долгое время он был врачевателем наших душ, поддерживая в переломные моменты. Мы окончили университет. Тем же летом меня настигла большая любовь, которая заполонила мысли и свободное время.
   Алькины отношения с Кириллом напротив уподобились корриде. Спасаясь от личной неустроенности, Алька улетела в Москву - встретить следующий Новый Год. На три дня.
  

***

   Хрупкая и капризная Алька показала себя сильным человеком, стойко перенесшим тяготы чужого города. Таких, как Алька, - перечесть по пальцам одной руки. Стержень в девочке титановый. Она шла к намеченной цели, как бронепоезд с запасного пути, - без оглядки, на всех парах.
   Голодая, не притронуться к подачке - характер. С красным дипломом не гнушаться торговли и зарабатывать свои деньги - сила духа. Ночевать лютой зимой в подъезде в ответ на хамство тётки и не вернуться к той - подвиг. Не ведая прежде лишений, ютиться на птичьих правах в комнатушке холодного старого общежития - воля. Не просить и не возвращаться побеждённой к тем, кто так усердно пророчествовал, - достоинство. Всё это - тоже моя Алька. Выстоявшая в одиночку и не потерявшая себя в Москве.
  
   Она не звонила - приехала ко мне весной. Худющая, в модном джинсовом плаще, мини-юбке, малиновых ботфортах и кепке. Алька не шиковала, но выглядела на миллион. После её рассказа металась по квартире и ругала за скрытность:
   - Мне-то могла сказать, что трудно?!
   Не знала, какими яствами ублажать, чем отогреть, обрадовать. В голове не укладывалось, что близкий мне человек переносил беды, не допуская просьбы о помощи. Она здорово изменилась - детское растаяло, уступив место цепкости. На её фоне я смотрелась полной тетёхой.
   - Хватит здесь торчать. Сытно, конечно, красиво. Море, солнце, нормальные мужики. Но это не дело. Поехали со мной, - Алькино предложение пугало неопределенностью.
   - А жить где?
   - В общаге. У твоей любви нет будущего. Как ты здесь потом? Страдать?
   Она была права. С женатым - какие перспективы? Разрушать семью? Не имела права. Откуда было знать, что, вместо меня, появится другая, и расстановка женских пешек останется прежней?
   Алька уехала. Сдаваться она не собиралась.
   Осенью я переехала к ней.
  

***

   Итак, мы с Алькой сидели в общежитии у пресловутого разбитого корыта: ни работы, ни денег. Из хорошего - комната free of charge и отчаянная дерзость. На одной чаше весов были родительская опека, поддержка "сильных мира сего", авторитет; на другой - "нулевой баланс" в огромном мегаполисе. Включив интуицию и нелинейную женскую логику, позволяющую увидеть промежуточный результат, остановились на последнем варианте.
  
   Общага была подобием одесской Молдаванки. Арабы соседствовали с африканцами, те - с киприотами, и все они - с русскими девушками. Иерархия ставила на высшую ступень законных жён, ниже - гражданских, за ними - постоянных; основание пирамиды столбили случайные дамочки. Женская комната на этаже была одна - наша. Алька постаралась: к моему приезду она затесалась среди тех, кто владел ключом от отдельной душевой. Алька, конечно, была в фаворе.
   Общага развивала дипломатичность и терпимость. Африканцы готовили в коридоре, напитывая воздух ароматами и поппури из тамтамов. Арабы строили козни друг другу и остальным, не переставая дружить и улыбаться в лицо. Киприоты грустно взирали на вечный гвалт, мечтая обособиться в общину из двоих. Жёны - тех, других и третьих - гоняли "левых" девиц, защищая территорию от вторжения. Наша комната стала женским майданом, где обсуждались новости и строилось сопротивление. Просыпаясь, мы заставали "совет" за круглым столом, засыпали в тех же декорациях. Посторонний мог принять уклад за патриархальный - ошибочно. Верховодили "жёны", назначая, кому, где и когда - быть или не быть - и - кто виноват.
  
   В одно затишье мы с Алькой чаёвничали, наслаждаясь относительным спокойствием. Чудовищный грохот и тут же распахнутая дверь вырвали из неги.
   - Наших бьют! - влетел крик несущейся мимо Танюшки - белокурой красавицы, жены общаговского "олигарха".
   Мы помчались за ней.
   - Эта коза, - она вводила в курс дела, задыхаясь от ярости, - ударила моего!
   На бегу не вникли - определились по прибытии. У душевой застали странную картину - мечту баталиста. Двумя группами в противоположных концах коридора стояли мужчины. Представительница "вражьей" стороны - высокая худая "пришлая". От наших никого не было. Танюшка жестом Доцента из "Джентльменов удачи" порвала на себе фартук, перепрыгнула через его останки и стремительным болидом врезалась в противницу. Мы не успели перехватить её, не ожидая сицилийской прыти от тургеневской девушки. "Длинная" качнулась на тонких ходулях и, теряя равновесие, попятилась на живую стенку за спиной. Мужчины отступили - "если женщины дерутся, в драку лучше не встревай". Девица, потешно взбрыкивая, продолжала валиться под Танюшкиным напором. Раздалось характерное южанам цоканье языком - болельщики теряли бойца.
   - Убьёт, - констатировала Алька.
   Мы бросились на выручку подружке - чтобы не прибила насовсем. Танькины руки кружили мельницей. Она то вцеплялась злодейке в волосы, то мутузила её с неженским энтузиазмом. Алька оттаскивала несчастную, я отдирала Танюшку. Совместными усилиями вернули "законную" Раулю - парню внушительных размеров.
   - Скажи, как та щепка побила Рауля? - дёрнула я Танюшку за рукав.
   - Не побила - ударила! Не мог же он ответить женщине?! - она возмутилась.
   - Угу, за него ответила ты, да так, что истице неделю фингал в "бодяге" отмачивать. Наша девочка, - приняла Алька Татьяну в наш союз
  
   Хороших девчонок и вправду было много. К паршивым овцам причислили одну - "вампирку" Полину, любившую, молча, сидеть в гостях с утра до ночи. Необъяснимым образом её визиты доводили до бешенства. Пресекая энергетическое посягательство, девочки выставляли за порог дежурные тазы с бельем и устраивали коллективную стирку. Месяц тренировок, и непрошенная гостья забыла к нам дорогу. Клановая сплоченность была уместна, т.к. давала чувство защищенности. Дело оставалось за "малым" - найти работу.

***

   С Такисом я познакомилась на улице. Ко мне подошёл некрасивый лупастый мужчина и пригласил на чашечку кофе. Хотелось есть, и я не отказалась. Дома доложила Альке:
   - С мужиком сегодня встретилась. Сказал, что живёт в Америке. Страшненький.
   - И что? - Алька оживилась.
   - В гости к другу на вкуснятину приглашает, пойдём?
   - Можно. Иностранцы редко наглеют.
   - Тогда завтра вечером.
  
   Друг Такиса, к которому пришли на ужин, - Стефанос - кудесничал. На кухне скворчало и булькало, как в жерле вулкана, частицы пищи попадали даже на потолок. Напоминавший стареющего хорька Стеф был хорошим поваром - приготовленное таяло во рту. Мы нашли, что знакомство приятное и стоит его закрепить. У нас не было денег - они любили кормить; чем не повод? Они вместе снимали квартиру, величали себя "бизнесменами" и не говорили по-русски. Еще один повод - подтянуть хромавший на обе ноги английский.
   Мы легко маневрировали в их обычаях, мало отличавшихся от "майданских". В квартире была та же общага: входная дверь не запиралась, постоянно сновали друзья с новыми девицами - они уединялись в спальне, плескались в ванной, ужинали и отчаливали. Мы с Алькой подумали, что и здесь неплохо бы избавиться от "пришлых".
  
   - Такис, вы не боитесь заразы? - начала я из близкого далека.
   - О чём ты?
   - Посторонних многовато. Может, стоит с друзьями поговорить?
   - Что мы скажем? У нас не принято выгонять гостей.
   - Если позволишь, мы справимся. - Вертеп нам порядком надоел.
  
   За неделю отвадили лишних и навели чистоту - появилось место, где мы отдыхали от толпы.
   Из друзей остались двое - те, у кого были подруги. Катя - красивая натуральная блондинка, полиглот из интеллигентной московской семьи; и Ольга - рыжая хабалка, плохо говорившая на родном языке, дитя провинции. Мы понимали себя, Ольгу. Но что там делала Катя? Загадка.
   Мы не были похожи, однако общий язык находили без проблем. Катя правила наш Classic British, Оля - вносила изюминку в быт.
  
   - Слышь, девки, - Ольга, подбоченившись, стояла перед читающей Алькой, - вы в общаге тусуетесь?
   - Пока да, - Алька отложила книгу.
   - И чё? Как там? Бабки у вас есть?
   - Не очень. На сигареты.
   - Аха... так, давайте, у мужиков сопрём!
   - Зачем? - Алька оторопела.
   - Деньги вам нужны? - Ольга теряла терпение.
   - Нужны.
   - Стянуть надо!
   - Зачем?
   Я смеялась над их диалогом: обе были в крайней мере недоумения.
   - Оль, мы не умеем воровать, - я внесла ясность.
   - Серьёзно? - она задумалась. - Договорились, я сама. Из-за денег шум поднимут, лучше вещички. Продадите.
   - Не надо!
   - Да ладно, чего там! Нравитесь вы мне. ЧуднЫе какие-то.
  
   Ольга сделала, как сказала, - приволокла в общагу туго утрамбованную сумку. Бросила её в центр комнаты:
   - Не фонтан, конечно, - в основном: фирмА не наша, модель - параша, но в общаге толкнётся. - Огляделась по углам. - Ясно, девки. Одеяла вам нужны... вторым заходом, а то, наверняка, эти щас бдят.
   Мы рьяно отказывались, и Ольга разозлилась:
   - Дуры вы. У Катьки всё есть, ей в благородную играть, что два пальца об асфальт. А вы чего выкобениваетесь? С таким настроем подохнете в Москве!
   - Оль, мы, правда, не можем. Это противоестественно для нас, - я растерялась
   - Противо-чего? Не выпендривайтесь. Спасибо скажете. И не тащите сумку обратно - спалите себя и меня! Не хотите - бросьте на помойку, если чистоплюйство заело. Они припёрлись в нашу страну, гребут бабки и не платят налоги - считайте, что это налог с их бизнеса, - она уморительно скопировала манеру разговора Такиса.
   Поразили спич и логика патриотки-Оли. Да и смысла не было втолковывать принципы морали - она жила по своим правилам.
  
   На следующий день навестили квартиру. Греки бегали гурьбой, меняли входные замки и галдели, галдели... Бледная Катя трагическим шёпотом поведала о краже. Оля сидела с сигареткой и стаканом мартини - ни один мускул на её лице не выдавал участия. Мы с Алькой восхитились - вот это выдержка! Она взглянула на нас, поперхнулась и принесла ещё два полных стакана:
   - Пейте. До дна.
   Мы заглотили содержимое - внутри расслабилось. Градус подправил угол зрения - мы, наконец, осознали комичность происходящего. Почему-то никто не заметил, что техника и деньги целы. Всё указывало на то, что замки менять излишне, - внутреннее расследование было бы эффективнее. Уловив перемену в нашем настроении, Ольга ухмыльнулась:
   - Во-во, и я о том же - битый час над ними прикалываюсь!..
  

***

  
   Греческая команда помогла - Такис нашел нам работу в представительстве инофирмы, и я вышла на комбинированную должность секретаря-менеджера.
   Сказать "везло" - ничего не сказать: пёрло! Алька вскоре поступила на службу в дружественную контору. Уважение коллег, связи - да и финансы отпели свой заунывный романс. К весне "наслужили" небольшой капиталец и завидный контингент общения. Не снобизм - жизненная необходимость. Уже в августе, развеявшись в заграничном вояже, сняли с Алькой двухкомнатную квартирку в не худшем районе города. Ситуация определенно выравнивалась.
  
   За год мужчин промелькнуло всяких. От жлобливых миллионеров до двухметрового поварёнка Дани, семнадцати лет, который к 8 Марта выкладывал на поднос парфюм. Что-то из разряда "Красной Москвы". Физически ощущаю тот проход от кассы к своему столику с его даром, заметным из любого угла просторной офисной столовой. Где Даня раздобыл гигантскую упаковку кислотной расцветки, тайна по сю пору.
   Работала как не в себе, частенько до одиннадцати-двенадцати ночи. Чтобы пищеварение возлюбленной не страдало, Данюшка ежедневно таскал пирожки: трогательно, по-деревенски, заботился. Как отказать? Безусловно, приняла приглашение на день рождения к его другу. От прежнего достатка выжили черное "коктейльное" платье и короткая белая шубка. Мороз - минус двадцать, голыми ножками не помелькаешь. Укуталась поверх платьица длинной широкой юбкой, свитером, трехметровым шарфом и - в путь.
   Праздновали дома, народу немного, но для Дани все важные. Скинула в ванной "капусту", встала на шпильки и выписала оттуда такая, что у мальчика челюсть легла на пол. Гордился невозможно - с королевНой пришел. Друзья наоборот загрустили. Было скучно, но - было весело. "Звездила" на "пять с плюсом", теша его юное самолюбие. Когда, наконец, расположились спать - кавалер, само собой, на раскладушке - Данечка разухарился. Стал рассказывать "как бы он", не давая Морфею приблизиться на миллиметр. Его монолог - катастрофа. Я была ощутимо старше поклонника и эту книжку проштудировала в средних классах школы. Память играла злую шутку: я знала текст почти наизусть. Сотрясаясь в душЕ от гомерического хохота, вслух "робко" постанывала-поскуливала, держа общий тон мизансцены. Часом позже внутренний смех иссяк: Данечка оказался на редкость начитанным по теме. Прореживая стоны-всхлипы всё большими интервалами, истово молилась об открытии метро: "Программа максимум выполнена - неокрепшее "эго" семнадцатилетнего верзилы укреплено - так выпустите меня отсюда!"
   Приехала домой на взводе. Девчонки, распивавшие "на майдане" чай, валялись в лежку, слушая повествование по Фрейду.
   С Даней предстоял нелёгкий разговор. Несколько дней, ссылаясь на возраст, доказывала, что позволительно быть старшей сестрой - не более. Как ни старалась смягчить, всё равно обиделся. На будущее вызубрила - гнать Зигмунда в шею и не ввязываться в благотворительные акции с юнцами.
  
   Эпопея с Даней завершилась более-менее удачно. Он вернулся в свою весовую и возрастную категорию, а мне перестало грозить пирожковое ожирение.
   Наверное, период у меня был курьёзный, потому что произошедшая за тем история замечательна оригинальностью. Да простит меня главный герой, не помню имени - на букву "Р"?
  
   Он был чьим-то приятелем и редко появлялся в общаге. Встретились нечаянно - перепутал то ли двери, то ли этажи. В общем, постучал к нам. Рослый, сильный, тёмный шатен, очки с диоптриями, обаятельная улыбка - немного смущенная и открытая. Ничего из "супер", но меня как током поразило. Настойчивое, - и, скорее всего, взаимное - притяжение с первого взгляда. Р. стал регулярно хаживать к нам. Рядом с ним потряхивало мелкой дрожью, вплоть до внутренних органов. Когда объект приближался, неуемная страсть, бушевавшая во мне, скручивала в бараний рог; нечаянные прикосновения кидали в полуобморочное состояние. Хрустальная репутация в густонаселенном улее не пустой звук, иначе - не сдержаться. Алька, принявшая мой восторг скептически, расслабилась, услышав литературную дискуссию. Спросила за его спиной:
   - Не ошиблась? Достоевский? Чехов? Сартр? Камю?
   Для двадцатилетнего иностранца-технаря - необычный список. Главная эрогенная зона, спрятанная в голове, сдалась, и я выпросила у подруги остаться с ним наедине. Алька дала "добро" и в очередное свидание сбежала "по делам". Комната была готова: полумрак, многострадальная тахта "невзначай" раскрыта, музыка, - следовала традициям, скрашивая убожество декора. Да и заменить, собственно, чем? Радуйтесь, дорогой гость, тому, что есть. Тем более, красотка, благоволящая до кончиков ногтей, выдана в личное распоряжение - владейте! Тот вечер - лидер хит-парада конфузов. Вечер, потому что плавного перехода в ночь не случилось (pardonnez за каламбур). В первом объятии подумала: "Мерещится!" Поцелуй поверг в шок. Никогда бы не поверила, что можно мёрзнуть под ласками. К моменту близости я из страждущей превратилась в кусок льда. Он всё делал не так! Мы ни в чем не совпадали - ни в движениях, ни в ритме, ни в желаниях, ни в их очередности. Кошмар! Я приближалась к коллапсу, а он бестолково не замечал. И я выкинула невероятный фортель. В самый разгар - кому стыть, кому оттаивать - всучила горе-любовнику одежду со словами:
   - Извини, Дарлинг. Р-роман окончен.
   Он был взрослым мальчиком, с выверенной психикой, и я позволила себе роскошь остаться беспощадной.
  
   Алька, вернувшаяся с лисьим выражением на лице, скрупулезно выпытывала нюансы, но так и не разобралась в причинно-следственных связях. Ну, в этом она была не одинока. Пальма двойного первенства, несомненно, принадлежала Р., однако следующей по мере удивления шла - я.
  

***

  
   В августе, как упоминала, перебрались на квартиру. Девушки мы хлебосольные, поэтому дом походил на караван-сарай. Столовались и ночевали все, кому не лень. Внизу, под окнами, пристроили магазин "Вино-Водка", где нас принимали как любимых покупателей. Судьба дает определенные знаки, надо всего лишь научиться их распознавать. "Пьяный магазин" - как и "левый" крен у Дуси - был прямым намёком, на который мы снова не обратили внимания. В результате беспечности в нашей жизни и моей постели обнаружился Толяныч. Ярчайший экземпляр коллекции. Отслужив в "горячей точке", он привез оттуда контузию и ворох неизбывных воспоминаний. На момент нашего знакомства Толяныч работал охранником в партнерской фирме.
  
   Толяныч... пил. Аргументом приводил политическое кредо "всегда", - именно всегда был в ровном полупьяном состоянии. Его не портило: веселый, остроумный, кроссворды любой сложности щелкал, как орехи, - устно. Поговорки, вперемежку с витиеватыми матерными неологизмами, сыпались обильным потоком. Невоспроизводимый "микст" служил ему речью. Толяныч был эрудирован и нравился отсутствием формата - всё ему было по фигу. Единственное, что исключалось в его обществе, - перебор в выпивке. Тогда контузия "просыпалась", и Толяныч исполнял эксклюзивные этюды.
  
   Как-то - уютным сентябрьским вечерком - вышли вдвоём прогуляться. У подъезда на лавочке прели соседские подростки, напротив входа верещали колонками мятые "Жигули". Мы прошли мимо, как вдруг Толяныч просвистел сжатыми губами:
   - Ссччтеччка!
   Не разобрав, хотела уточнить, но его рука схватила за шиворот и перекинула через невысокую ограду дворового палисадника. Вопрос "чем опасна сучкина течка?" повис - буквально - на долю секунды в воздухе, опустившись вместе со мной на землю. Наверное, у Толяныча были награды по метанию ядра. Приземлилась на пятую точку посреди кустов в аккурат за одиноко торчавшим деревом. Поблизости, бранясь под нос, шумно сопел Толяныч. Я переспросила про сучку. Он, скроив презрительную мину, отрывисто прошептал:
   - Дура. Стечкин.
   - А кто это?
   - Тьфу, ты! Говорю же, пистолет с глушителем Стечкина.
   Я подобрела - "дура" относилось не ко мне. Толяныч зорким оком вглядывался в ничего не подозревавших тинэйджеров. По-моему, они не планировали заказного убийства, но Толяныч не разделял женского оптимизма. Он ломал сигареты и жевал табак, прицельно всматриваясь в даль.
   - Слушай, может, просто покуришь?
   - Молчи, женщина! Кто в засаде курит? Стреляют в четверть метра ниже огонька.
   Я приуныла: невинный моцион оборачивался ночным дозором в кустах. Игра в "Зарницу" не привлекала, и, нарушая правила конспирации, я рванула из укрытия к асфальту. Толяныч выбрался за мной. Вечер перестал быть томным, и он, по-шпионски оглядываясь, проводил меня до двери квартиры.
  
   Толяныч симпатизировал мне, но дальше застолий и прогулок фантазия на него не распространялась. Однако всё течет, всё меняется. Изменилось и направление моих мыслей. Уболтал, красноречивый. Конечно, читала, слышала, что у мужчин не всегда получается это, но в опытах участия не принимала. До Толяныча. С ним, вляпавшись, обомлела: что делать? Неумело приглаживая неловкость, напрягла память и откопала в её закоулках набор стандартных фраз. Толяныч подозрительно тихо смотрел на меня и после отутюженной речи вставил:
   - Я тебя боюсь.
   - В каком смысле?
   - Я тебя боюсь!
   - Прости, дорогой, он тоже запуган мною до смерти?
   Я развеселилась: я сила! Толяныч длиннее на голову, но я была выше! Поликовав минутку, сообразила: радоваться особенно нечему. Если Толяныч не выдюжит, кому от этого хуже? Он пойдет, примет на грудь, и мир для него выцветится радугой. А я?! Весь день пробыла волшебно-ласковой, и ввечеру Толяныч осмелел до нужной кондиции.
  
   Затёртый до дыр сюжет: он пьёт - она свято надеется спасти заблудшую душу. "Любовь способна поднять реки вспять", - думала я, прилагая максимум усилий по вызволению личности из пагубного плена. Пока личность снова не превысила норму, и я попала на сеанс психотерапии, не выходя за порог.
   В этот раз Толяныч, упившись, оседлал перила балкона. Уговоры отлетали от алкогольной стены лущеным горохом. Он резвился, обещая прыгнуть вниз по причине моей нелюбви. Заманивала в комнату до хрипоты - бесполезно. Умученная, резюмировала:
   - Падай! С третьего этажа не убьешься, но заметно покалечишься!
   Ушла, вынуждая развлекаться в одиночестве. Пяти минут хватило, чтобы Толяныч пришел в себя, - мигом протрезвел, как понял, что шантаж отпадает. Ночью, правда, вознамерился принять ванну потеплее. Но я, бросая вызов лучшим агентам разведки, оставалась начеку и, заметив исчезновение кассеты с лезвиями, предупредила:
   - Вскроешь вены, спасать не буду.
   Сработало - до утра дожила без эксцессов.
  
   Наши встречи, разумеется, переместились на его территорию. Страннее квартиры не попадалось. Квартира под названием "жильё". Большой телевизор, этажерка, шкаф, просторный диван-кровать, дореволюционной модели телефон, один стул и пустой холодильник. Чистота идеальная. Может, у бывших военных минимализм в порядке вещей? Пару месяцев перманентное подпитие Толяныча не вредило нашему роману. Хвала небесам, он уверенно перестал "бояться", остальное волновало постольку-поскольку.
   Всё бы ничего, да напился мой друг опять. При повышении градуса с ним происходили неадекватные метаморфозы. Он не пьянел - он менялся до неузнаваемости! В голове "щелкало" невидимое реле, парня замыкало, и - спасайся кто может. По неопытности пропустила "пороговую" рюмку, или он тайно опрокинул её, когда принимала душ. Толяныч не заморачивался такими условностями, как шпингалет или занавеска, поэтому сцена запечатлелась до мелочей. Я поливалась из душа, дверь открылась, и на темном фоне коридора проступила фигура Толяныча. В боевой стойке, с пистолетом, направленным отнюдь не в потолок. Более идиотского чувства, чем голышом перед взведенным курком, не припомню. Он сделал шаг вперед, и я разглядела лицо. В глазах зияла потусторонняя пустота. (Прочитай он эту ремарку, гоготал бы сутки, как когда-то над "цветок погиб": "Да не погиб он, мелкая, завял. Понимаешь? Завял!") Мне виднее, что и где у него было. Вместо нормального испуга, взбеленилась и непререкаемым тоном приказала:
   - Отставить, придурок! Убрать оружие!
   Команда выполнилась, "реле щелкнуло", и Толяныч захлопал родными близорукими глазками. Домылась - не идти же в пене? - и послала драгоценного в даль далёкую.
   Он ещё долго стучался в наш дом и мою жизнь - безрезультатно. Рисковать дальше из-за привязанности и жалости не могла.
  
   Мораль басни проста: нельзя спасти против воли. Можно направить и поддержать. Спасение души - дело сугубо личное.
  
  

***

   С уходом Толяныча жить стало лучше, жить стало веселее. Шикарные авто, не менее шикарные рестораны - прощай, немытая Россия! - внимание импозантных мужчин. Маховик удачи работал исправно, а мы регулировали амплитуду, приближая к себе убогоньких. Закон сохранения энергии действует и в жизненных явлениях. Создавая равновесие, мы где-то нарочно избирали "непризнанных": материальное благополучие поддерживалось моральными недочётами. Никудышные из нас физики - мы нарушили баланс, увлекшись раритетами.
  
   Летом вынужденно уволилась из-за шефа, по настоянию хозяина конторы, сменившего женщину-начальницу. Можно было сыграть в свою пользу, но строптивый характер подвёл, и я, прямолинейно высказав мнение новичку, положила на стол заявление об уходе. Алька нашла уместным передохнуть вместе со мной.
   Поработали у друзей - не устроило. Осенью нас обеих позвали ведущими специалистами в одну компанию. Работы непочатый край, но команда молодёжная - интересно.
   Из первой загранкомандировки вернулась с примечательным уловом. Петюня. Персонаж. Столкнулись на посольском приёме.
  
   Рейс задержался, и нашей группе дали полчаса в туалете бизнес-центра, чтобы предстать перед местными телекамерами. Перелет эконом-классом плачевно сказался на внешнем виде, - кислое отражение ловилось в зеркалах фойе и "дамской комнаты". Ополоснула волосы под высоким краном, спешно подставила голову под фен для рук, подержала платье над струёй горячей воды, покидав канкан-батман, вклинила отёкшие ступни в "лодочки" - постсоветскую женщину не застращать надуманными сложностями, изобретательности пруд пруди. Странно, что не все осилили простые действия и вынырнули к роскошной сервировке в мятых костюмах, дорожной обуви и езженных по сеновалу прическах. Петюня - не будь дураком - пристроился за наш стол.
   Приглядел и начал окружать: вниманием, комплиментами, походами по музеям и ресторациям. Он был степенен и полон чудес, как бабушкин сундук, где местится куча поверий и примет. "Петюня и риск не близнецы-братья. Никак не герой моего романа", - оценила я претендента, снисходительно принимая ухаживания.
  
   А вот зарекаться - опрометчиво! Киношная ирония судьбы подмигнула в реальности, давая Петюне шанс, - я перекоктейлилась. Ночь, звезды в поднебесье, бриз, шёпот тёплого океана, качели на освещенном луной пляже, отдохновение от забот - и поклоннику свалилось счастье: поцеловались. Много. Насыщенно. Поутру прикрылась широкополой шляпой и, следуя заветам Толяныча, мелкими перебежками кроилась за колоннами просторного холла. Петюня, цепкий, как репей, срамил моего учителя, выпрыгивая чёртиком в ненужном месте в ненужное время.
   Скрыться не удалось, - эпизод имел продолжение на родной земле. Как бы я его не "динамила", Петюня держал нос по ветру и мчался на свидание по малейшей прихоти. Расчет банален и не глуп - со временем уступила, покорённая опекой и верностью.
  
   Петюня... ел и любил секс. Убойный набор. Именно тогда усомнилась в растиражированном мнении экспертов о том, что размер не играет роли. Играет. Одну из солирующих, я бы сказала. (Марина не зря лила слёзы над спортсменом Димой). Запал Петюни был достоин славы графа Орлова, - на чём сходство цинично обрывалось, раздражая незаконченностью.
   По совету говорливых психологов, разделила лист бумаги на две колонки - "плюсы" и "минусы". Под Алькину диктовку добросовестно вписала длинный перечень достоинств потенциального жениха, внеся в "отрицательный" столбик всего два пункта: "еда" и "природное отсутствие присутствия".
   Почему еда? Нет, ну, если рассматривать вопрос с точки зрения соблюдения фигуры, - условия подходили. Петюня ел завораживающе. Он ел так, что Троекурову не угнаться. Его тарелка могла соперничать со шведскими столами лучших отелей пяти континентов. Порывисто склоняясь над ней, Петюня с мегаскоростью закидывал содержимое в рот, прихватывая со стола дополнительные ингредиенты. На первых порах "окунала" взгляд в прострацию и воевала со спазмом в желудке. Каюсь - пала в неравной борьбе. Чтобы не сникнуть, расширила возможности аперитива - чем больше вина, тем слабее спазм и безразличнее рвение Петюни к плотским утехам. (Слово "секс" - равно как и понятие - было неумеренно бравурным и не имело отношения к действу).
   В "черный список" попала еще одна негативная особенность Петюни, отслеженная впоследствии. У него был "дебилоискатель". В активном состоянии. Феноменально продуктивный. Он маячил, круглосуточно притягивая неприятности, подобно магниту, собирающему металлическую крошку. Петюня был из тех, у кого в дУше отключается вода, а sea view в номере походит на лазурную точку в конце земной параллели; его машину досматривали с безжалостным тщанием на всех постах ГАИ, заодно перетряхивая мои неполноценные документы. Изнурительный тренинг превратил меня в неврастеничку, делавшую "стойку" на незнакомцев и людей в погонах. Отсюда: реакция на ниже описанное - закономерна.
  
   Мы прощались в машине у дома, когда из тени вышел мужчина в штатском и заспешил к нам. Не давая Петюне опомнится, скомандовала:
   - Едем!
   Он включил зажигание и тронулся с места. Человек что-то закричал и побежал наперерез отъезжавшему автомобилю. Параллельно из кустов выскочили его соратники: один с рацией, в которую отдавались приказы, второй - лопоухий несмышлёныш с трясущимся пистолетом наизготовку. Вооруженный мальчик выглядел предельно неуравновешенным. По сравнению с ним, я пребывала в олимпийском спокойствии. Поняв, что предупредительный выстрел - миф, схватила Петюню за руку, жестом требуя остановиться. Машину обступили трое "из ларца, одинаковых с лица". Нам показали удостоверения угрозыска, после чего взялись дотошно перебирать багажник. Ничего криминального не обнаружилось, ажиотаж понемногу спадал - инцидент исходил на нет. Как бы не так! На визжащих тормозах присоседилась красная "Нива", высыпая на подмогу сыщикам автоматчиков в бронежилетах. И по-новой: руки на капот, ор, бряцание оружием, сумочка наизнанку. Я, испуганная и взбешенная, плюнула на поведенческие тактики и кричала на старшего, рыдая и не скупясь в выражениях. Петюня благочинно гундел о правах и свободах граждан великой державы. Немыслимо! Его скромный "седан" по описаниям в точности совпал с машиной особо опасного преступника, на которого проводилась облава. Услышав объяснение, прекратила истерику и уставилась на Петюню, безмолвно начиная прощаться с ним.
  
   Я долго, как мантру, заучивала первый раздел списка, призывая тело присоединиться к величию души. Внеплановая военная операция прекратила терзания, и графА под номером "два" одержала сокрушительную и безоговорочную победу тремя пунктами против двадцати пяти.
  
   Днём позже, давясь очередным куском нежной осетрины, отставила бокал и произнесла сакраментальную фразу:
   - Извини, Дарлинг. Р-роман окончен.
   Подбросила с колен салфетку, - которая спланировала в деликатес, - и выбралась на волю из душащих объятий чревоугодия и терпения.
  
   Грешна, не разорвала с ним бесповоротно, пользуя в качестве "скорой помощи" в тяжкие минуты жизни. А что? Истрепанные, по его милости нервы, - достаточная плата за небольшую женскую уловку.
   Петюня. Сплошное умиление. Около года не виделись, позвонил, вторгаясь в новый бурный эпизод, чтобы сообщить:
   - Я хотел проинформировать, что вчера у метро встретил девушку, с которой намерен сойтись. Так что не держи на меня виды.
   Обескураженная наглостью, не нашлась, что ответить.
   Петюня был порядочным... человеком - великолепно-нудным и лишенным комплекса несостоятельности.
  
  

***

  
   Умаянная личными событиями, погрузилась в дела фирмы. Страсти в офисе кипели нешуточные, и способность трезво соображать была на руку. Мы с Алькой трудились за пятерых, вытаскивая за уши грандиозный проект - детище непомерных амбиций генерального директора Артёма.
  
   Тёма... курил. Вдумчиво. Сводил в кучку глазки под густыми бровями "домиком", макал сигарету в пепельницу и вертел там кружочки, рассматривая мусор на дне. Разговор с ним сводился к "курильной суете" и "собачьему" взгляду. Был он весел, невысок, с массивными пятками и крепкими зубами. Тёма увлёкся Алькой. К нашему несчастью - взаимно. Да-а, любовь зла. Меж них вспыхнула стр-расть. Она выкосила созданное, перекрыла удаче кислород и отшвырнула нас с подругой на исходные позиции.
   Тёма поселился у нас, и зажили мы странной жизнью. Тёма курил, рожал идеи, как мать-крольчиха, - мы работали. На что не пойдешь ради Альки? Ей хорошо - значит, и мне приемлемо.
  

***

  
   - Теперь бы в блондинку, - фантазировала Алька перед зеркалом.
   - Из брюнетки? - я наглядно постучала пальцем по лбу.
   - Давай, попробуем? - чёртики в её глазах выставили рожки.
   - Аль, может, попроще чего?
   - Не-а!
   Приготовили смесь, вылили на голову. Окрас получился авангардным: бордовый снаружи - белёсый внутри.
   - Завтра повторим, - Алька не передумала.
   Назавтра она стала рыжей.
   - Давай-ка...
   - Походишь так, - оборвала её на полуслове.
   Согласилась. Через месяц извлекла из сумочки парик - точную копию своей прически и цвета.
   - Хочу быть блондинкой. Стриги!
   - В смысле?
   - Наголо!
   Тёма спал. Алька, обрившись, нацепила парик и пошла будить любимого. Минуту спустя, нечеловеческий вопль - Тёма вывалился из комнаты с белым от ужаса лицом.
   - Кто бы подумал, что лысая возлюбленная напугает сторонника разнообразия в сексе, - отсвечивая макушкой, Алька вертела рыжий скальп на пальце.
  
   В эпатаже равных Альке нет. Она стягивала этот парик на улице, в офисе, театре, ресторане. Во время переговоров с клиентами, упарившись и страдая от плохой слышимости, снимала и складывала его перед собой. У неё покупали без торга. Альке очень шла лыска - придавала трогательности. Как Тёма этого не замечал?
   Артём, спекулируя их связью, убедил нас поддержать бредовую затею перед учредителями. Ответственность за неуспех брал на себя. Доброта обошлась нам дорого.
   Выручило чудо, которым стал Алькин пофигизм вкупе с презрением к высокой морали. Проще говоря, Алька наставляла Тёме рога. Грациозно, затейливо, ветвисто.
  
   Алька уехала с воздыхателем - Тёма беспричинно сорвался на её поиски. Сказано - у родителей, к чему поднимать бурю в стакане?
   - Тёма, не нужно к ней ехать. Она в другом месте, - повторяла, как попка-дурак, признав "родительскую" версию несостоятельной.
   - Я должен!
   - Ты должен совершенно другое. Дела в конторе "аховые", ты здесь нужен! - язык, устав молоть, цеплялся за пересохшее нёбо.
   Тёма выписывал зигзаги по комнате, требуя открыть дверь.
   Я позвонила Альке. В Австралию.
   - Останови Тёму! Он намылился к твоим. Свататься.
   - Спятил, что ли? Пусть меня дождётся! - Алька бросила трубку.
   - Да делай ты, что хочешь! - в сердцах швырнула Тёме ключи, только бы прекратить бестолковый марафон.
  
   Тёма, содрогаясь от страха, полетел за будущей женой - с нероссийским паспортом в конфликтующую с его родиной республику, ставшую суверенным государством. Полетел и пропал. Альки всё не было. Учредители вели дознание о местонахождении главы компании. Мне достались роль и вина стрелочника - рассказала, где Тёма, где Алька и что между ними. От новости те дружно впали в кому. Налаженный конвейер вранья, которым Тёма пичкал владельцев, засбоил, махинации полезли наружу. Профуканная в убыточный проект недостача выплеснулась дополнительной "радостью". Довольно быстро прояснилось, что непутёвый Тёмушка - в застенках спецслужб содружественного государства. Алькиных родителей вызвали на приватную беседу, требуя возвращения блудной дочери.
   Алька из Сиднея транзитом через Москву проследовала на бывшую родину - спасать семью от повышенного внимания службы безопасности. Здесь-то и сработал Алькин пофигизм. На допросе она смотрела в глаза высокому чину незамутненным ложью взглядом: билеты, которыми козыряла, говорили о наличии другого мужчины и её отсутствии в момент "шпиЁнского проникновения" Тёмы. Чин онемел, сраженный гроссмейстерским талантом милой девушки, и - отпустил её! Поверив в кретинизм незадачливого жениха, родителей оставили в покое.
  
   Когда ссылаются на роковое стечение обстоятельств, имеют в виду нечто подобное?
   Тёма сбирается в поход за невестой -> я звоню Альке <- Алька мается зубной болью, и ей безразличны Тёма & иже -> зуб удаляют -> расплачиваясь за стоматологическую слабость, Алька вызывает интерес разведки двух стран <- учредители подозревают нас в сговоре и воровстве -> офис закрывают -> партнеры "кинуты" -> долг виснет на наших плечах <-> журналисты и бедствующие сотрудники компании обивают пороги посольств -> посольства - в силу статуса, цензурно - предлагают курс на ускорение по адресу, указанному на заборах -> в полёте обивавшие пороги меняют заданный вектор на "заграница нам поможет" -> импортные общественные организации борются за права угнетенного Тёмы <- Тёма сидит в кутузке - отдыхает.
   И стоили его толстые пятки международной суматохи?
  
   Весной Тёму вызволили. Он приехал стройным и загорелым.
  
   В нашей кухне, извергая угрозы, стояли учредители, - обвиняли нас двоих. Меня колотило от унижения и оскорблений. Тёма зарылся в угол, ни слова не говоря в нашу защиту. Алька в ус не дула и на мракобесие хозяев спокойно заявила:
   - Что вы орёте? Идите - ищите. Найдете - ваше. С нас, кроме шкуры, брать нечего.
  
   Об освобождении Тёмы трещали СМИ. Телевизионщики сняли передачу. Нами рассказанное подтвердилось, и до "высоких господ" как-то дошло, что денег нет ни у кого. Матерясь, они смирились и отстали.

***

   Нужно было жить, искать работу. Но прежде - восстановить доброе имя и доверие партнеров.
   Мы обрисовали реальное положение вещей основному кредитору. Он поступил мудро, пригласив меня в свой офис. На милость рассчитывать не приходилось - работала без выходных и перерывов на обед. Мы вынесли определенный опыт из беды и разделили источники дохода. Алька ждала своей очереди. Удачный вариант подвернулся - требовалось пройти собеседование.
   Я пришла к назначенному часу. Переговорила с первым представителем, со вторым, последний виток интервью проводил директор-грек. Ответила на все вопросы.
   - Мы вас берем, - он встал, протягивая руку в поздравительном пожатии.
   - Не совсем меня, - я улыбнулась.
   - Что вы хотите сказать? - мужик, наслышанный о загадочной русской душе, тоже улыбнулся.
   - Вместо меня будет работать другая. Моя подруга, - я продолжала радоваться радующемуся мужику.
   - Простите, а что ей не позволило прийти лично? - мужик веселился.
   - Она в поездке, к концу недели будет в Москве. Может сразу приступить к обязанностям, - я всё улыбалась.
   - Боюсь, мы не сможем зачислить её заочно, - мужик еле сдерживал смех.
   - Бояться будете, если упустите замечательного специалиста. Я же вам подошла? Её квалификация выше, - мой тон был твёрд, как скала.
   - Хорошо, пусть приходит, когда нагуляется, - мужик рассмеялся в открытую.
   Я присела в книксене - чем вызвала новый взрыв хохота - и побежала вызванивать Альку в Москву.
  
   Наверное, это единственный пример в истории, когда на должность старшего менеджера приняли, не глядя, - по протекции новичка, прошедшего собеседование. Алька прижилась в новой фирме, и наши дела пошли на лад. Через полгода изнурительной работы мы расквитались с долгом.

***

  
   Проснулось лето. Жаль, что нельзя вынести природе благодарность за постоянство. Хотя бы и сезонное. Некое подобие верности. Не суррогата - настоящей. Островитянам, пожалуй, грустно - всегда комфортная погода, с чем сравнивать? Или нелогичный вывод? Речь, впрочем, не о том.
   Лето. Вал работы. Петюня "держится на честном слове" и моей сказочной доброте. В голове - сумбур из цифр, дел, расписаний, оплат и телефонных звонков. Мы с Алькой плавно выходим из финансового "штопора", настроение - боевое, сил - в избытке.
   Таково было - коротенько - наше положение, предшествующее дальнейшему развитию событий.
   Жарким июльским вечером - (какая-то вечерне-ночная жизнь) - торопилась на день рождения знакомой. Цветы обязательны. Кому как - я предпочитаю дарить розы. Каждой из подруг стараюсь выбрать подходящие. Много роз и - никакой ерунды. Ни оберток, ни листиков, ни веточек. Чисто и по-королевски. По дороге к метро располагался премиленький магазинчик с богатым выбором свежих цветов. Заскочила по пути. Картина: две измученные продавщицы вертят лохматый пучок типу в розовой рубашке. Тыл покупателя не завлекал. Стала в сторонке, ожидая, пока выговорит мудреные названия. Десять минут, пятнадцать - букет не готов. Одна из флористов не выдержала:
   - Может, остановимся на этом варианте? Девушка ждет своей очереди.
   Соизволил, обернулся. Ничего так - тёмненький, с проседью, лицо гладко выбрито, глубоко-карие глаза, одет аккуратно, ботинки - чищеные, руки - опрятные. Три балла по пятибалльной шкале "взял". Перехватила взгляд: "У-у... Ну, и как знакомиться будешь?" Взгляд у парня был проникновенный. Даже очень. Проник в декольте и, кажется, не собирался оттуда возвращаться. Подошла к прилавку, почти вплотную к любопытному - пусть смотрит, хоть косоглазия избежит - и попросила чайных роз. Ждала, во что горазд - осадить или поощрить?
   - У Вас необычные духи, - подал голос.
   - Назовёте, какие, продиктую телефон. Вам ведь это нужно? - без тени смущения улыбнулась.
   - Сколько попыток?
   - Три, - прикинула в уме: - Ладно, пять.
   Была спокойна: "Чёрта с два угадаешь, везла с другого конца земли - неизбитые".
   Мужичок скороговоркой посЫпал названиями, о которых и слыхом не слыхивала. Лишь отрицательно покачивала головой. Его букет собрали, я демонстративно сделала дяде ручкой и отвернулась, потеряв к нему интерес. Через минуту на стойку приклеился стикер с несколькими телефонами. "Ловелас", - хмыкнула про себя. Взяла розы, листок и поспешила на девичник.
  
   В августе, когда в голове чуть улеглось, наткнулась на старую записку из цветочного. Был - опять же - поздний вечер, пятница. Петюня списан за профнепригодность. Почему бы и нет? Загадала: "Дозвонюсь с первого раза - встретимся. Не дозвонюсь - урна под рукой". В те годы мобильные работали по праздникам. Мухтарычу - так мы с Алькой его окрестили, чтобы не ломать язык об имя - повезло: в его жизни праздник состоялся.
   - Это я, - представилась, игнорируя вступление.
   Он тут же узнал и пригласил отужинать. С подругой? Чудненько! Погулять мы любим.
   Наставление из прошлого - Толяныч: "Первое свидание с малознакомым - без каблуков. Возможно, придется драпать!" На ужин пошли в "панталетках", чтобы при надобности развить достаточную скорость. Мухтарыч был с другом и двумя масштабными букетами. Конечная цель - клуб-ресторан. Поехали.
  
   Мухтарыч... танцевал. Вывела, как только увидела помещение в восточном колорите. Другие детали почерпнула из разговора. Он был на одну половину араб, на вторую - ещё кто-то. По-русски говорил с акцентом, по-английски - неплохо, писал стихи, торговал парфюмом (сжульничал - подтасовал в цветочном), вкусно готовил, пел, любил женщин, был разведен и - снова танцевал.
   По части придуривания моя Алька гений. Мы, знавшие и ценившие восточную кухню и билли-данс, раскрыли ротики, в удивлении исследуя меню и слушая подробное описание блюд. Общага научила нюансам поведения среди иноверцев: Восток - дело тонкое. Показывая осведомленность, можно понизить рейтинг подозрением. Девушки, дружившие с соплеменниками, котируются без положенного нам почтения. Следуя негласному уставу, мы "информационной невинностью" набивали цену перед кавалерами. Хватило на часик-другой. Когда веселье всколыхнуло танцпол, выступили по полной программе. Небольшое брюшко не стреножило Мухтарыча, рисунок получался живым и лёгким. Танцующий поклонник поддается пластической лепке без проблем - дистанционная инициация. Домой вернулись с зарёй.
   Мухтарыч выудил записную книжку - внести номер телефона - на что получил:
   - Я сама позвоню. Пока!
   Мы с Алькой впорхнули в подъезд, щелкнувший кодовым замком. Мужчины стояли у машины, не умея постичь женской выходки. Мы, продолжая дурачиться, поднялись на свой этаж. В открытой двери торчал Тёма, посмевший подглядывать и рискнувший закатить сцену ревности. Благодушная Алька вмиг преобразилась и налетела пантерой на отверженного. Алька, она - такая. Если в подпитии, и что не по ней, бьёт с ноги и по главному. Тёмушка не устоял и прилёг - немного резко - на угол шкафа. Небольшое сотрясение мозга, освидетельствованное справкой, пошло ему на пользу - до Алькиного вмешательства Тёма сильно тормозил.
  
   Вылечив голову, Тёма задумался о своём иждивенчестве. И, оставив после себя флёр обещаний и прожектов, умотал в Питер - "на ловлю счастья и чинов". Звонил, писал убористым почерком, клялся Альке в вечной любви. На расстоянии она принимала его теплее - эпистолярный жанр стяжает к душевности. Алька светилась, перечитывая "а помнишь?" и признания в любви. Сожаленье и грусть надолго замирали в её глазах. Она ведь добрая - моя Алька...
  
   Однако - вернёмся к нашим баранам. Поведение с Мухтарычем вызвано уважительной причиной: он мне нравился. Я влюбилась в смешного человечка - напыщенного, небогатого и не слишком умного. Неожиданно зацепило. Осторожность стала необходимой мерой: во-первых, удержать его; во-вторых, сберечь себя. Мухтарыч танцевал не один. В пАру запрыгивала любая.
   (На вечеринке - много позже - увидела "бывшую". Красавица. Утонченная. Шествуя, полоснула сталью раскосых очей - высокая грудь, стройная талия, открытый коротким топом смуглый живот, обвившая круглые бёдра золотая "паутинка", изящные в лодыжках точёные ноги, гибкие руки, вороновым крылом струящиеся до середины спины волосы - грация и страсть. Ненависть её - стеганула жгучим хлыстом соперницу. В ту секунду моя самооценка взлетела до небес: обойти такую - за честь).
   Пока же - разрабатывала стратегию приручения бабника. В том, что Мухтарыч гулёна, сомнений не водилось: женщина спинным мозгом распознаёт самца.
   Ох, и побегал он! Звонила, когда хотела, - день, ночь - без разницы. Два дня подряд или через неделю. Он принимал выходки, чтобы не потерять. Влекло взаимно, и впервые ему попался крепкий орешек, не скинувший скорлупку по первому - второму, десятому - запросу.
   Мухтарыч ринулся в бой. Не знаю, как, но в тридцатиэтажном здании выведал наш офис и заявился с требованием:
   - Не уйду, пока не получу телефон.
   Назвала - наградой за предприимчивость. Свидания участились, отношения бурлили, но квартира наша по-прежнему оставалась Terra Incognita.
   Чувства, ореол романтики - полноценная жизнь. В декабре высвободились из трудовой кабалы - закрывая чужие долги, мы совершенно вымотались, требовалась передышка. Лавина незанятых часов и дней давила. Я, несмотря на предполагаемую неверность избранника, по уши влюбилась и фантазировала о новогодних праздниках. Ох, Мухтарыч... Не угомонился. Под Новый Год рискнул сыграть ва-банк. Ну-ну... Я была, конечно, влюбленной, но не идиоткой.
   Утром тридцатого декабря проявила оправданное любопытство:
   - Дорогой, какие у нас планы?
   - Сейчас запарка, очень занят, перезвоню вечером, - речитатив Мухтарыча оставил мутный осадок.
   День. Вечер. Приехала Танюшка - подруга общежитских времен - с запасом шампанского. И решили девочки выпить. Пили до одиннадцати ночи - звонка нет. Вручили Танюшке ключи от квартиры - живи, расслабляйся; сунули кошку с её тазом в спортивную сумку и - на вокзал.
   - Какие билеты?! - окатил нас вопль из окошка кассы.
   Переглянулись с Алькой и кинулись к поездам. Вдоль составов тянулась река безбилетников. У первого она была мощной, накрывающей весь перрон, у последнего - ползла одинокой парочкой. "Тише едешь - дальше будешь!" - вспомнив незамысловатую истину, мы побежали к последнему вагону последнего по расписанию поезда. Попадание в "десятку"! Уютно расположились в купе проводников, пристроили кошачий таз под столиком и заснули до утра. Так и приехали к Алькиной сестрёнке в Питер - втроём, тридцать первого декабря.
   Город смотрелся мрачно - без солнца и неба, покрытый серым туманом. Капризы погоды не помеха хорошей компании. Мы и там умудрились закатить фурор, - сместив ди-джея и собрав зрителей в модном клубе. Мужчины, забывая своих дам, - стоило тем выйти "попудрить носик" - сдвигали столики к танцполу, и вскоре мы отплясывали, окруженные плотным кольцом оживившейся публики. (Кстати, что такого - экстраординарного - мы делали?) Уходили, ловя в спину остервенелое бабское шипение, - зато мужчины вставали, освобождая нам проход. Шумно пронеслись по культурной столице.
  
   Тёма, расписывая достижения, вертелся вокруг Альки с первого дня. Алька, смягченная десятками писем, испытывала к нему благосклонность. Казалось, их отношения вот-вот возобновятся. По крайней мере, Тёминым усердием была возделана благодатная к тому почва. Он провожал нас, заполнив прощальной слезой взор - вослед уходящему поезду.
  
   Домой вернулись к концу января. Упоение: на автоответчике мигало порядка ста сообщений - Мухтарыч. Единственный, кто не знал, где мы, когда прибудем, почему не звоним. "Пикающий" монолог доложил, что столик на Новый Год был заказан, что сидели вдвоём с приятелем, что новогодняя ночь прошла в беседе с нашим телефоном. Время первого сообщения - вечер тридцать первого декабря.
   - Эк он размечтался! Не надо перенимать мои повадки по нагнетанию интереса. На Вашу паузу нашлась наша - трёхнедельная, - комментировала я выступление автоответчика.
   Набрала ванну, покидала в неё ароматов - отмокнуть с дороги и заказать завтрак. Пальчиками по кнопочкам и в ответ на сонное "Алло?":
   - Это я. Хочется есть, а в доме шаром покати. Удружи, дорогой, привези чего-нибудь к завтраку, пока принимаю ванну.
   В динамике булькнуло, захрипело - Мухтарыч душил прущие эмоции.
   - Конечно, любимая. Какой у тебя номер квартиры? - прислушалась к восторгу в тоне и к возне надеваемой бегом одежды.
   - Тот же. Поторопись! - отбросила трубку и погрузилась в пену.
   Алька улеглась в комнате на трофейной тахте, а я осталась встречать милого в эротическом антураже. Звонок отогнал дрёму - Алька впустила Мухтарыча. Я театрально нежилась в ванне, наблюдая краем глаза в открытую дверь за хаотичными метаниями по квартире. Зал, спальня, кухня, спальня, туалет, кухня, зал, спальня, спальня, спальня, кухня и - ванная. В руке - пакет с продуктами.
   - Здравствуй, - щурясь от мыла, пропела приветствие.
   Мухтарыч усваивал избыток откровений. Доступность запретного вводила в смятенье. Воображаемые хоромы остались там, где им положено, - в воображении. "Неземные" женщины живут в скромной квартирке!" - читала на его лице, как в детской "Азбуке". Эмоциональные люди беззащитны перед правдой: смотри внимательно - дознаешься. Кислая улыбка не прятала натужный скрип мозгов - увиденное мало соотносилось с нашими царскими замашками.
  
   Эх, Мухтарыч... Житейский закон: угол отражения не равен углу падения. Кичишься гонором? - получи вдвойне; спесью? - кушай, не стесняйся; свободой? - вот тебе полная кадка моей - дерзай, неси; скрытностью? - в твоём распоряжении Тайны Мадридского Двора, не распутаешь до скончания веков. Он плутал по своему лабиринту, кружа тропками своих же слабостей. Одним наскоком не осилил. Сгрузил провиант и отправился шевелить мозгами в укромное местечко - подальше от нас.
  
   Он - за порог, я - Альке:
   - Разочарован! - от возмущения выпрыгнула из ванны, расплескав половину воды на пол.
   - А то! Слова вымолвить не нашлось, - быстрым движением Алька спасла залитый пакет.
   Мы жевали сыры с колбасами и судачили, к каким новостям зреть.
   Мухтарыч очухался без задержек, и жизнь потекла по-семейному. Мы были представлены компании приближённых, где нас приняли на "ура". Его популярность росла, благодаря эффектному сопровождению. Он перестал отключать при мне мобильник, поочередно давая отставку претенденткам на его вместительное сердце и любвеобильное тело. Несколько дней длилось торжественное отпевание. И всё-таки... Что-то не давало покоя. По еле заметным признакам улавливала неискренность.
   В апреле Мухтарыч открыто напакостил, сообщив о приезде нагулянной любовницы. Мне предлагалось на неделю уйти в тень.
   Вскипела - низость поступка сотрясала до самых недр. Поведав - "через ахи" - друзьям о его срамном поведении, закрутила дражайшему свободу в узел общего порицания. Изоляция должна была довести до сведения нерадивого, что такое хорошо, и что такое плохо.
   Боль и обида выжигали на сердце калёные клейма - вечера напролёт сидела в кухне, застыв перед горящей свечкой. Алька прибаутками приводила в чувство, справедливо намекая, что страдать, собственно, не о ком. Помогало слабо - в душЕ полыхал столб чёрного огня. Две недели просидела, не доступная здравомыслию. Наконец, пара едких слезинок вытащила в реальность. Я встрепенулась, ожила. На столе лежала тетрадь, исписанная стихами. Вид зарифмованных строчек добил самолюбие: "Ну, Мухтарыч, держись! Время пить "Херши" - время собирать камни".
   Сползла с просиженного места, открыла бутылку коньяка и разлила нам с Алькой. Выпили без слов - кураж разгуливали.
   Глубокой ночью, уже прилично взбодрённая, набрала памятный номер. "Хм, спишь? Сейчас мы тебя разбудим, да так, что небо с овчинку покажется", - и уже в телефон:
   - Это я. - Гробовая тишина на другом конце подтвердила, что эффект неожиданности превзошёл саму неожиданность. - У тебя полчаса, чтобы приехать. Припозднишься - опоздаешь навсегда, - не дожидаясь реакции, отключила трубку.
   Алька смотрела вопросительно. Я метнулась в комнату: чёрное облегающее трико с открытыми плечами, бирюза в форме крупной слезы на короткой цепочке (его подарок), гладкая прическа, чуть вызывающий макияж, небольшой каблучок и немного коньяка вдогонку - мягкие блики свечей довершали идею. (Я не сторонница создавать интим восковыми плошками, всего лишь закоротило проводку в кухне. Вовремя - пламя благотворно влияет на выход из депрессии).
   Он прибыл. Быстрее назначенного. Выплыла модельным шагом, порхая улыбками. "Скверно ты выглядишь, милый друг. Не выбрит, одежда мешком, круги под глазами..." - и вслух:
   - Проходи, давно не виделись, - пошла по "трубе" коридора первой, давая полноценно истечь слюной.
   Мимика подсказала ход его мыслей - Мухтарыч погибал от своей недальновидности: "Упустить такую женщину!" Для него я стала другой - новой. Он не сознавал, насколько другой.
   Болтали, выпивали, Алька сказала про стихи. Лирику пропустили, а вот насмешкой попотчевали. Затянулось, как обычно, до утра. Алька сбежала спать, и мы остались вдвоем. В минутном порыве я присела перед ним на корточки и, вглядевшись в дорогое лицо, внезапно прозрела: "Я свободна!" Розовые очки, мешавшие жить, треснули на оба стекла - передо мной сидел чужой человек, не вызывавший никаких переживаний.
  
   Не прогнала - жила по настроению, не оглядываясь на того, кто ещё совсем недавно занимал и тревожил чувства. Привычка сохранялась, но и та горчила желчью. Умилявшие прежде черты, начали жестоко раздражать, и вскоре расхотелось подстраиваться под физиологию. "Прошла любовь, как с белых яблонь дым..." Или: "Прошла любовь - завяли помидоры..." В обоих стилях суть одна - finita la comedia. Объяснившись, предложила - в лучшем случае - дружбу.
   А Мухтарыч, наконец, выучил, что любит. Теперь он изыскивал способы - порой весьма обременительные - доложить о своей любви. Но что-то как-то где-то - не волновало...
  
  

***

   Мы с Алькой разорвали наши привязанности. Она съездила в Питер - поговорить с Тёмой по душам. Было, о чём. Тёма кругом заврался: плакал Альке об ответственных намерениях, а сам жил с другой. Страна у нас маленькая, вести быстро разносятся.
   Алька поехала напомнить человеку нормы поведения. Вдруг в детстве родители недоглядели, мало ли? То, что с ней пришли двое крепких ребят, - исключительно ради здоровья Тёмушки. Один бы её не удержал, ибо во гневе, как мы знаем, Алька прекрасна.
   Она стояла на пороге с "пряником", когда дверь открыла молодуха на сносях. Алька перестала быть доброй. Тёма ещё легко отделался - маской ирокеза: Алька лапку приложила, расписала акриловыми ноготками. Дух мужской солидарности, помноженный на "собачий" взгляд Тёмы, разжалобил Алькиных бойцов. Они закрыли собой оболтуса, не давая ей размахнуться вволю. Зря. Надо было добавить, чтобы впредь неповадно было.
  
   Алька свирепела, рассказывая подробности:
   - И он смел оправдываться?!
   - Да ладно тебе, - я успокаивала подругу.
   - А девчонка? Ты бы видела! С пузом выбежала защищать! Дура! - Алька со злостью вмяла окурок в пепельницу.
   - Ты ей не поможешь, Аль. Она же принца в нём откопала. Тоже мне, археолог, - искренне было жаль девочку.
   Тёма не изменился, не поумнел - всего лишь сменил адрес.
  

***

   Страсти надоели. Было единственное желание - отдохнуть. Отправились на море - загорели, отвлеклись от забот. Вернулись обновленными, устроились на хорошую работу. Хотелось необременительных отношений, и мы, взяв короткий тайм-аут в поисках любви, просто жили.
  
  
   Мы - это я и моя подруга Алька.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ______________________________
   СА* - Советская Армия
  
  
  
  
  

Оценка: 7.96*12  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"