Набат
Поминальным маршем, смело
Залетит в окно чума,
И жилец с лицом из мела
Выйдет из ума.
Вереница мрачных женщин
Понесёт привет богам.
В храме тускло, сонмы трещин
Уподобились рогам.
Вулканической породы
Глаз займёт густая рябь.
Шум за куполом природы -
Небо насылает хлябь.
Тихо вымолвит прохожий,
Через вход на алтари
Поглядев: 'Я тоже
Эту тварь боготворил...
Но коротких рой затрещин
Беды насылали мне.
Понял я - у каждой вещи
Нет напарника вовне'.
Дёрнув шляпу, растворился
В наступившей мгле.
Над карнизом ворон вился,
Что-то бормоча о зле.
Город тот ещё неделю
Призывал богов в набат.
Улицы, дома пустели.
Кто-то ввёл солдат.
Через месяц шли метели,
Пряча мертвецов.
Скрыты трещины и щели -
Не найти концов.
Письмо
Понт унылый бьёт волнами
По нестройным берегам.
Что же завтра будет с нами?
Я пишу об этом Вам.
На ненастье вынув шляпу,
Глянете по сторонам.
В эту жизнь нас кто-то вляпал,
Привязал ко временам.
Точит дрозд ленивый семя.
Непогода не прошла.
Наше время - только время -
Бесполезная стрела.
Плотник выточил ей тело.
Тело потянуло нас.
Ночью тёмной, днём ли белым
Тащит за собою час.
Может, выпьете кефиру,
Булочкой заев.
В это время стратосферу
Разрывает рёв.
Что ни делай, ляжет карта -
Контура на ней и мы.
Кажется, с начала марта
Новой выпал срок чумы?
Отрешённы эти строки,
Это мутный взгляд в окно.
И у нас ведь, тоже сроки...
За окном темно.
Стыдно. Страх одолевает:
Ни надежды, ни конца.
Всё ещё, о доле зная,
Ищете Творца?
Помяните моё слово,
Если впали в темноту,
Не увидимся мы снова.
Жизнь не выменять на 'ту'.
Не болейте! С умным видом,
Я прощаюсь и гляжу,
Как за воронами, следом,
Вдаль уносит Госпожу.
Поредевшие сны
Поредевшие сны, перед боем,
Украшают мой полог в ночи.
Звёзды в ще́ли палатки, роем,
Всё толпятся, как палачи.
Не взыскать ни с кого потерю
Расколовшихся дней. Беда.
Я и в бога теперь не верю.
Не поверю уже никогда.
Полусонные полудрёмы
Раздвоятся в глазах - скажу -
Мы ведь зря с собою берём их,
Пожелтевшие миражи.
Посмотрю на часы, и свечи,
Вдруг, задует немой сквозняк.
Темнота замолчавшей речи,
Бессловесный неясный знак.
***
Помнится, был знакомый,
Шёл по дорогам один,
Синей луной влекомый,
Беден и нелюдим.
Шорох деревьев, возглас
Вспугнутых птиц в траве,
Ворохи писем волглых,
Шрамы на голове.
В преддверии
Память, руины свои храня,
Попеременно и возмущённо,
Впрыскивает в эти края
Воздух забот сушеный.
И орёт петух - наш глашатай,
Зеркалом луж объятый.
Немного порыскав в кармане пальцем,
Не находя утешенья
Среди ненужных книг, скитальцем
Улиц смешенья,
Я укрываюсь в пучине сада,
Среди грядущего листопада.
Проводишь небо голубое
Проводишь небо голубое
Цепочкой уходящих дней.
Провел, и слово говоря любое,
Вдыхаешь холод все сильней.
И площадь чистая на пальцах,
Поигрывая холодком,
Расскажет мне о тех скитальцах,
Что шли селом и городком.
Ботинки стертые, и плечи
Дорожной согнутые тетивой.
Их тени бродят каждый вечер
Дорогой полевой.
Луна завоет, лес сомкнет,
И темнота дорогу спрячет,
Закинув в ночи переплет,
Что где-то кто-то скачет.
Скачи, скачи... обоза нет,
И не на кого озираться.
Ты не нашел еще ответ.
Пора собраться.
Сновидений река
То ли чёрным холодным ветром,
Унесло мою мысль туда,
То ли мутные километры -
Сновидений реки вода.
Это было ненастным утром:
За закрытым ставнем окна
Перестукивания, как будто
Пробивалась ко мне волна.
Человеческой жизни поле
Я увидел во всей красе.
То ли нравилось мне это, то ли
Был я в ужасе.
Станция метро
Станция метро 'Мясная',
Через стон усталых масс,
Слышу я тебя, родная,
В хоре различаю глас.
Где-нибудь пустым перроном
Тычет в сосны злая глушь.
Вспомнил я её со стоном,
Словно муж.
Не нужна ты мне такая.
Не скучаю я.
Как вагон пустой, мелькает
Мысль моя.
Напутствие Родине
Прощевай! Родные степи,
Полыньи твоих дорог.
Может, бог однажды слепит
Твой и мой родной порог.
Закоулок
Лёд, лоснящийся в тени,
Отражает звёзд огни.
Только ночью всё равно -
Тихо, страшно и темно.
***
Замер водитель, едва дыша.
Несётся бешено разметка,
Перед фарами мельтеша.
Просветом коротким крепко
Загипнотизирована душа.
Маятник
Невдомёк мне, балде такому -
В этой жизни чужой, но знакомой,
Взгляд прощальный такой же, как все.
Смерть - это радуга на росе.
Как степей, уходящих, скатерть
Уносила мой хилый взор?
Мой извечный вопрос, как паперть.
Он крадётся впотьмах, как вор.
И настойки не выпить редкой,
Ядовитою травкой не зажевать.
Я укроюсь еловой веткой.
Иглы выпадут на кровать.
Ночью, сбивчивыми речами,
Потечёт из меня ручьями
Сновидений дурной посев.
Жизнь есть лезвие на косе.
Щели
Через щели в половицах
Веет холодом ко мне.
Руки стынут в рукавицах,
Что повисли на ремне.
День короткий в декабре.
Я, подумав о добре,
Посмотрел на щели.
В темноте вопросы зрели.
Надрыв
Я вижу за деревьями облако.
На нём зияет надрыв.
Надрез посреди яблока.
Кто-то его изрыл.
Оспенно-пенистым выцветом,
Синей печатью над городом ночь.
Я вскидываю руки выкрестом
И, осекаясь, толкаюсь прочь.
Люди неведомые, разные
На аллеях, вокруг фонарей
Стоят и шептают бессвязное.
Уходи оттуда скорей.
Отражение
Под гербом восходящей звезды,
Где орёл потерял свои крылья,
Там, где конь не чурался езды
Без хозяйской узды,
И в людей не вбивали колья,
Доживал ускользающий век
Незнакомый мне человек.
Толпа
Отрубите концы верёвок,
И трубите отбой гонцам.
Положите кресты к венцам
Под волной бесноватого рёва.
Исторгать его нам, глупцам.
Одинокий красный Гибеллин
Красный кирпичный замок
Долго стоит над рекой -
Пристанище старых рамок,
Попробуй убрать рукой.
Почта
Я за дней кавалькадой вижу,
Как у старой телеги ямщик,
Поглядев на дырявую крышу,
Помолчал и совсем поник.
За углом, что у дома, призрак
Что-то странное говорит.
Неизвестен язык и признак.
Я, наверное, сибарит.
Молния
Ударом тяжёлого молота
Расколотый щит небес,
Закованный ночи холодом,
Умер, потом воскрес.
Точка
В каждой строке, на выданье,
В той, что лежит во мгле,
Вижу - печатью выданной
Вдавлена жизнь, во зле.
Охотник
Точно выделанной шкурой
Предстают леса,
Хмурой, серой и понурой -
За глаза.
Ты бежишь - октябрь гонит.
Он убьёт тебя.
Приглушённо стынут стоны,
Ухо теребя.
Подожди, ещё немного,
И листву дожди
Смоют, делая убогой.
Это впереди.
Цунами
На город идёт цунами.
Проспекты зальёт волнами,
И с синезелёной вязью
Покроется мрамор грязью,
И воздухом пузырей
Выйдет крик матерей.
Перевалы
Через перевалы
Буря мчит.
Бьёт кузнец усталый,
В глубине стучит.
Этот месяц ал и
Нарочит.
Гномы варят пиво.
Пиво льёт рекой.
Гном следит ревниво,
Черпает рукой.
Скоро, скоро по долинам
Пронесётся враг,
Сине-сизым исполином.
Принесёт он мрак.
Недо-Пастернак
Воды, реки, броды,
Тёмные года.
Рядом горя всходы -
За бедой беда.
Камни, склоны, горы,
Духота долин.
Перелесков споры.
Переслойки глин.
Променад
Шёл я средь сосен давно знакомых.
Иглы впивались в грудь.
Из-под подошвы летели комья,
Разбрызгивая мой путь.
Цикады
Песками время заметает
Мои холодные слова,
Корнями их в себя вплетает,
И поджигает, как дрова.
Молва нелёгкая пришибла,
Волною за борт унесло,
И стрелка на часах ошиблась -
У смерти тоже ремесло.
Цикады в воздух, неустанно,
Сигнал в полёте отдают,
Как будто в космос - это странно.
Сигналы их не узнают.
Бывший город
От холмов через сто километров -
Бывший город. Теперь молва
От невежды к невежде, щедро,
Переносит о нём слова.
На сугробах зарево алое.
Погребён порошком ковыль.
За рекою замёрзшей, рассветные,
Поражают глаза холмы.
Что ж ты, солнышко, запоздалое,
Не растопишь снежную пыль,
Не прогонишь и мысли заветные,
Не прогонишь ветра зимы.
Могильный камень
Смерть - пещера, зарыта в камне.
Камень высечен на груди.
Под скалой у стареющей ели,
Проходя, я увидел тьму.
В том лесу не услышишь трели,
И в тумане всё, как в дыму.
И влага струит из камня,
И логово дышит ей.
Я шёл и себя не помнил.
Всего лишь один из дней.
Сомкнулись стволы и кроны,
Толкнули меня туда,
За ними кричали вороны;
Стекала по камню вода.
Это логово стало целью.
Эта тьма, как колодец днём,
Неизведанной узкой щелью,
Чёрным и злым огнём.
Полыхали и пальцы, руки.
Окровавлены ноги, твердь.
В этот лес я пошёл от скуки,
Ни куда, а откуда - в смерть.
Память
Промелькнувший поезд тронет
Мимолётный цвет души,
И умчавшись, похоронит
Нас в неведомой глуши.
Может статься, что не бегом
Этих лет я был прибит.
Толь гвоздями, толи снегом.
Был утоптан и забыт.
Вновь вода застыла в жилах
Вновь вода застыла в жилах
Поседевших тополей.
Чую, вновь, немую силу
Посреди пустых полей.
Лёд покрыл дома и реки.
Опустели закрома,
И застыла жизнь и звуки.
Вновь пугает ночью тьма.
Корабли стоят на рейде,
Опустевшие, в тисках.
Не жалейте, не жалейте...
Ветер шепчет у виска.
Подводное течение
Железные трюмы; корабль морской
Заполнился кровью чудовищ, тоской.
И снова моряк обветшалой рукой
О колокол бьёт, тревожит покой.
Броды
В одуванчиковом поле,
Там, где край лесной,
Там, где трав высоких воля
И возвышенный покой,
Может быть, забудешь долю
Несчастливую свою -
Многолетние походы
У несчастий на краю.
В водопадах реки воды,
Словно слёзы, льют.
Много. Много видел бродов
Через реки те,
И воронок хороводы,
И чертей.
Мокрядь
Не спустись, спотыкаясь, каясь,
С крыльца, под дождём, днём.
За дверью улица, изгибаясь,
Тухнет в дожде огнём.
Маковки, крыши, шпили
Веками чего-то ждут.
Льют, как и раньше лили,
Дожди, и кроссовки жмут.
Б.
Шум на улице застывает
Как напев твоей седины,
Небывалой, густой длины.
Глупо. Люди всех забывают.
Ты была из другой страны.
По завету времён так больно
Уходящим глядеть вослед.
Я, склонившись над грудой лет,
Ворошу их теперь, невольно,
И глотаю их пыльный свет.
Только жизнь - это боль во фраке -
По утрам встречает в двери.
Ночью встретишь её во мраке.
Не прогонят её фонари.
Ярмо
Тянет ярмо вол.
Голодно, земли стылы,
Вот и распахан дол
Надрывом последней жилы.
Кудесник майского снега
И южных ветров маг
Садись в нашу телегу.
Мы расскажем одну из саг.
Как упёрто противились яви,
Бородатым народом в лесу,
Как хорош Император (правил),
И про прыщ на его носу.
Ногу на ногу вскинув, скажешь:
'Вы, ребята, от сих до сих.
Не туда вы идёте. Каждый'. -
А сказав, затих.
Что же, и этой воли
Не чураться пристало нам.
Посиди-ка пока ты в поле.
Мы же построим храм.
Бардо Тхёдол
Ветер глушил голос колес.
Их полосы спрятал туман.
Поезд зеленый меня тогда нес,
Спрятав к себе в карман.
Площадь безлюдную мимо несет,
Зали́тую луж свинцом.
От города этого всюду несет
Близким тупым концом.
Теперь я вижу святые сады,
Сады в цветущих ветвях,
Но на их белизне чьи-то следы.
Ягоды все в червях.
Вот поезд влетает в дикую степь.
От гари пожаров темно.
И рвется от этого времени цепь.
Становится мне смешно.
И смех из меня, как демон времен,
Слетает вниз, с облаков,
И сеет собой среди новых племен
Сказание древних веков.
Плацкартная скороговорка
Поезд, как пепелац.
Дорога из гравия - плац.
И облако мысли - плащ.
Вьётся в заборах плющ.
Торговые склады - скарб.
Чёрные клады краб
Топчет, глаза тараща
На водорослей рощу.
Небо - замок и ключ.
Море, что взгляд колюч,
Под ним, а возле, песок.
Лесок на нём и чей-то носок.
Просёлок, что выселок,
Точно на нём всем весело
Качало из стороны в сторону,
Искривляя пути струну.
Межа
Встань на межу ногою -
Я погляжу на шаг.
Вынь, что дано судьбою,
Кинь это всё в овраг.
Там это семенем станет.
Вырастет древо там.
Земли давно уж стонут.
Стонут, взывая к нам.
Стон прерывают грозы,
Гроздья летящих туч,
Нам посылая угрозы.
Грозен посыл, колюч.
Камень лежит и смотрит,
Как я иду к нему,
Что-то шепнёт и смолкнет,
Ведомое ему.
Бег, хоровод и пламя.
Чей-то седой зрачок.
Я в поле стою, как в храме,
Рядом молчит сверчок.
Речной волной порой ночной
Речной волной порой ночной
Заглядываясь, забываюсь.
И звёзды падали со мной.
Загадывал, но не сбывалось.
А раньше, вечером, в окне
Я видел проходящий поезд,
И свет его в вечерней мгле
Ни зги не оставлял, ни борозд.
Почуяв ветер издали,
Заколыхались ивы,
И этим резко вызвали
Тоски приливы.
Трёхглазый
Даже если очень туго
Будет мне.
Даже если окажусь на дне,
И не будет рядом друга,
В этом дне,
И прошепчет стылой вьюгой
Ветер мне:
'Ты уже почти в могиле,
Там одной ногой.
Не противься этой силе.
Нет другой'.
Я скажу (я очень гордый),
Я скажу - пошёл ты нах.
Я умру и буду твёрдый
И спокойный, как монах.
Ронин
Ночь опустилась в долину.
Сакура отцвела.
Ветер скучает. Глину
Накрыла костров зола.
Вечером шёл незримый
Звёзд-невидимок дождь.
Шёл самурай, коримый.
От совести не уйдёшь.
Шёл, вспоминал былое,
Крови ручьи в садах.
В память врезалось злое
Дело в трёх городах.
Наёмный убийца, ронин,
Но всё ещё самурай.
Образ его обронен
В этот тенистый край.
Он шёл, и смыкались крыши.
Карнизы смотрели вверх.
В тиши и прохладе слышно -
За стенкой творится грех.
Тупик, но тупик не яма,
И он повернул назад.
Улица - мелодрама
Завела его в полисад.
Там мост, под мостом есть рыбы,
В чёрной воде молчат.
Капли с какой-то глыбы
Падают и стучат.
Он долго пытался, глядя
В воду, увидеть рыб,
Прислоняясь к мокрой ограде,
Слушая капли с глыб.
Рыбы смотрели, молча.
И ронин увёл тропу.
Дзори дорогу топчет,
Приноравливая стопу.
Меж бамбука, что путь, что скатерть
Белая, как метель.
Какие-то птицы скачут
И льют тревожную трель.
Молодость
Проносился вечерний лай
И жужжание насекомых.
Проносился вороний грай,
Голоса знакомых.
Уносящий поток холодной реки,
Уносил и меня - мелькали руки.
И судьбины стежки
Уносили звуки.
Иглоногая сова
Сакура отцвела, опала.
Вечером брызнул дождь.
Этого мира мало,
Чтобы унять дрожь.
Дрожь непонятной жизни,
Дрожь уходящих лет,
Службы не той отчизне,
И того, чего вовсе нет.
Холод тревожит спящих,
Тех, что не видят снов.
Ветер качнул сидящих
Серых глазастых сов.
Совы летят на север.
Глупые. Север здесь.
Дерев зелёный веер
Скоро исчезнет весь.
Раскат
Грозовые облака над башней
Принесли из далёких стран,
Показавшийся нам нестрашным,
Роковых перемен таран.
Шли в железе тяжёлом люди,
Загоняли своих коней.
Злая масса, блестящий студень.
Стало страшно тебе и мне.
На погостах вставала дымка,
Умирала под ней трава.
Неизведанная переимка -
Неизвестны её слова.
На дорогах, внезапно, ямы
Прорастали куда-то вниз.
На земле вырастали шрамы.
Над рекой чей-то крик завис.
Из колодца без дна, из мрака
В этот мир заглянуло зло.
Перестали лягушки квакать.
Нечто встало, вдруг, и пошло.
Вечер и ночь
Вот листвы, опавшей, темень,
Молча, смотрит на меня,
И домов кирпичных тени
Вечер к ночи приравнял.
Свет решётчатой ограды
Грань пересекал.
Сбились кучные отряды
Облаков в огромный вал.
Этой ночью забубённой
Я искал себе причал,
Сетки глаза испещрённой
Гнул овал.
Может, сумеречным долом
Предстоит идти.
Жизни ковшик вечно полон -
Не разлив, не донести.
А камни точно молчат?
Только камни молчат и знают,
О каких вечерах скорбеть,
О каких номерах мечтая,
От каких утонуть торпед.
И, в желтеющем дней хороводе,
Я застыл на земле, как жук.
Нашим временем верховодит
Неземной и ритмичный звук.
Лет под сраку
Прислонившийся к колонне,
Человек прибит гвоздем
К дням ушедшим. Проворонил.
Проворонили мы все.
И стоит он под дождем
В ужасе.
Реки эти, перебив хребты
Реки эти, перебив хребты,
Потекли на юг,
Ото льда и пустоты,
Замыкая круг,
Переправы расширяя,
Поломав мосты,
Убегая от хозяев,
Потеряв хвосты,
Унося с собою воды,
Обнажили твердь,
А за ними шли народы,
Поминая смерть.
Страх
Тёмной ночью бродит страх
По углам и скверам,
В чьих-то пребывает снах,
Рушит веру.
Вотчина его темна,
И темны порывы.
Тёмная лежит страна,
А вокруг обрывы.
Хороводы
Надо мной пролегают воды
Непомерных и злых глубин.
В них - застывшие хороводы
Неизвестных миров, чужбин.
Оглянись - никого и тихо:
Эта площадь давно пуста.
Пустота - это вход и выход
В неизведанные места.
Глупость
Мне вспомнился октябрь,
Где гнал листву холодный ветер.
Печаль тогдашнюю хотя б
Прогнал и вытер.
За ним пошли иные вечера,
По-всякому пинающие совесть.
Мне это вспомнилось вчера -
По-грустному смешная повесть.
Горький парк
Я курил на скамейке, в парке,
Где, глумясь над листвой, дожди
Загоняли её под арки.
Я курил в этом парке один.
Я курил бесконечно много,
Расчехляя огонь в руке.
Этот день бесконечно строгий.
Человек - это тень в реке.
Я курил. Облака летели.
Мне хотелось вернуть их вспять.
Ибо видно в них те недели,
Что, как видно, ни дать, ни взять.
Я курил. Догорало пламя.
Я остался один зимой.
Одиночество - нынче знамя,
Но удел это лишь земной.
Мудак
Полстраны за решёткой стынет.
На глазах у прохожих она.
Жаль, пруты из неё не вынут.
Замечательная страна!
Проходимцы, и просто дурни,
Апробировали, как это - власть,
И лежат бюллетени в урне,
Належатся там долго, всласть.
Льют позёмку ветра на парки -
Отрешённости ясный знак.
Лопнет шов от холодной сварки,
Но мне всё равно - я мудак.
Мудачила и нервотрёпщик,
Пасторальных хоралов чтец,
Боговых душ поклёпщик,
Я ещё не такой подлец.
ЦАО
Проходя переулком узким,
С потолком до ближайших туч,
Удивлялся я окнам русским,
Отражался в них лунный луч.
Тьма сонливая, образ тучный
И холодных решёток сталь.
Терпеливо и благозвучно,
Перезвоном стучит в них старь.
2.00
Из меня вырывается кашель.
На проулок вылилась тьма.
Под ногами, и в общем, каша,
И повсюду одни дома.
Ночь заставила их, под дулом
Посторонних космических тел,
Засыпать и смешаться с гулом,
Что из космоса к нам летел.
Чужая правда, своё враньё
Прошлые дни вдали.
Шаг ускоряю дважды.
Туфли мои в пыли.
Лопнут однажды.
Тресну и я, как мрак,
Здесь, при открытии двери.
Свет - человеку враг,
Как и любому зверю.
Свет не даёт ответ,
Только цветную картинку.
Во мраке живет завет -
Новой идти тропинкой.
В парке стоят машины.
Лес пустой и без птиц.
Повсюду запах резины,
Резиновых наших лиц.
Конечные станции вязнут
В топоте наших ног,
А мы в коридорах грязных.
Течет переменный ток.
Россия - толпа миллионов,
И кладбищ, растущих, край,
Действующих здесь законов
Все слышат вороний грай.
Трамваи, как память предков,
Того и гляди, развалятся.
Истории, кои редки,
Из окон, сквозь маты, пялятся.
Запоздалое
Я восемь лет работал в шахте.
Забои забивал, метан метанил.
В политику я нос свой не совал,
И мат чеканил.
Но вот, о счастье, выборы пришли,
И мнение переменилось.
И на словах рубли к нам потекли,
Что и не снилось.
И вот я вижу лица тех,
Кто руль страны штурвалить должен.
И вспомнил сразу политтех,
И эту должность.
А эта должность называлась -
Пи*ди и ничего не делай.
Она немногим открывалась
Политикой умелой.
Все кандидаты на подбор -
Маразм и хилость.
Видать, естественный отбор
Попал в немилость.
Мне в эти лица не смотреть.
Да и не надо.
Мне бы из памяти стереть
Их, господи, дебаты.
Согбенна старость,
Молодость глупа,
Но глупы оба.
На прочее страна скупа.
И всюду злоба.
И честный гражданин, увы,
В стране не существует.
И скажете, и вы правы́,
Не голосует.
Час пик
Когда взрастились низовые облака,
Трамваи заходили резво,
Задвигалась незримая река,
Людей подвыпивших и трезвых.
И камни останавливали шум,
И лужи отражали небо.
Тревожило всё это ум,
А кажется, с чего бы.
Отчайся и сим победиши
Нам по пяди во лбу на каждого,
А семи не достанет и всем.
И не видится в жизни важного.
Как же вывести схему схем?
Вот герой на тропе отчаянья.
Он горит как вулкан в ночи.
Он в ладони вложил свои чаянья,
И сказал он себе: 'Молчи!'.
Апокалипсис человека.
Наш герой навсегда замолчал.
У отчаянья есть свои реки,
И у гнева есть свой причал.
На краю
Трепыхает апрельскую ветку
Одинокой сосны ветерок.
Время гонит меня в свою клетку,
И отсчитывает мне срок.
Покрутив зажигалку в кармане,
Может быть, я еще постою,
Как в плохом, неизвестном романе,
Постою у беды на краю.
Со стороны
- 'Кому ты нужен! Отойди!' -
Толпа кричала. -
'Нам места мало впереди.
Беги в начало'.
Но и в начале площадь - колея.
И лопнула шлея. И выпал я.
Простите, судари, я сам.
Уйду, и след остынет.
И ушагаю далеко, а там,
Глядишь, отхлынет.
И лист о дереве не знает,
Пока с него не упадёт.
Посмотри
Посмотри за окно, проснувшись,
Не стареет ли солнце с тобой?
Может, вечером, отвернувшись
От пейзажей, ушло на покой?
Так ли важно, что было прежде?
Так же камни летают вниз.
Я иду в своей старой надежде,
Что не камень я, и не вниз.
Посмотри - на карнизе птицы.
Ветер жалости не имел,
И в истрёпанные тряпицы,
Втиснуть лето таки сумел.
Смелый возглас летит по небу.
То ли слышу его, то ли нет.
Всё мерещится, где бы не был.
Всё мерещится столько лет.
Посмотри. Почему отвергнутых
Доброта не уносит в рай?
Или взгляд у нас перевёрнутый,
Или нет. Выбирай.
Вот ты, бросив чужие мысли,
У порога стоишь туда,
Где пожухлые листья висли,
И застыла немая вода.
Посмотри. В этом мире только
И останется, что смотреть.
Невозможно представить сколько
Захотелось бы в нём стереть.
На краю, у пустой могилы
Я стоял, и мне было жаль,
Что не сыщешь проклятой силы,
Чтобы криком объять всю даль.
Зимняя тишина в горах после заката
Отравили, погнали камнем;
За седыми волками плеть;
И себя мы уже не помним,
И ту песню, что надо спеть.
Родились из синего пламени.
Очутились в долине снов.
И теперь, ни рода, ни племени,
Только ветер зовущих слов.
Мачты елей скрипят натру́женно.
Наступает холодный фронт.
Может поздно мы были разбужены?
Солнце скрылось за горизонт.
Филин выпорхнул испод крон.
Увидав его глаза краем,
Будь уверен - вершина не трон,
Но охота с собачьим лаем.
Может, вместе мы есть - лавина,
Органический купол мира,
Неизбитая часть, половина;
И оставленный шлем склавина,
Что пробила в сечи секира,
Мира тайная может лира?
Но потоки сошлись в одно.
Пеной брызнули бури с неба.
И лавина сошла на дно,
И не видно там больше Феба.
Хребты безумия
Тишина заковала скалы.
В гуще мрака клубился страх.
В скалах трещины, будто залы.
Лунный свет был на тех хребтах.
Я рванулся, что было мочи.
Мне добраться бы к морю, но
Покрывало той тёмной ночи
Закрывало всё пеленой.
Я блуждал в этих тёмных скалах.
Ночь была на глазах тесьмой.
Мне казалось, что скалам мало -
Что один я. О, разум мой!
Чернота скал меня давила,
Тишина окружила, мрак.
Будто всажены в спину вилы,
И не сделать мне больше шаг.
Звон в ушах, да ещё гудение,
Словно колокол невесом.
Это чьё-то безмолвное пение
Давит разум мой, колесом.
Отзовись же, хозяин места!
Я пришел не затем сюда,
Чтобы верить, что в скалах пусто,
Что под тьмой их растёт слюда.
С криком двинулся я, пошёл,
С взглядом каменным, скользко было.
На хребет я вскоре взошёл.
Небо странное, странное плыло.
Риторика
Меня настигает кризис.
Кризис не пойми, чего.
Сжимая в руках катехизис,
Пытаюсь прогнать его.
Остывшие листья жухнут.
Туман накрыл города.
Все стены когда-то рухнут.
Смертность собой горда.
Отныне довольно правил.
Довольствуйся небольшим.
Доныне я вязь направил
Совсем не туда шин.
А где-то, в тени, альбатросы
О море совсем не грустят.
А где-то, в сени вопросов,
Суставы мои хрустят.
Я бегло гляжу на листья,
Промокшие в темной воде.
Эх, листья, одежда вы лисья,
Лиса ваша ныне где?
Разверзлись небесные хляби,
Рябит и в глазах, и так.
Ко вспаханной ранее зяби
Без зёрен я делаю шаг.
Никуда
По зеркалу умытого асфальта,
На встречу приходящим временам,
Я шёл в толпе, и звуки альта
Неслись из перехода к нам.
Минуя звон колоколов,
Не дожидаясь снегопадов,
Молчанием не сдерживая слов,
Я шёл, а дождь всё падал.
Дома темнели в полный рост,
Опутанные проводами.
Я двигал в сторону моста, и мост
Куда-то отдалялся холодами.
Ты шла на встречу, мимо, глядя
Приветливо, но с холодком.
Ты шла с моста, собачку гладя,
Ошпаривая грёзы кипятком,
Отшвыривая листья наземь,
Постукивая ровно каблуком.
То осень шла. Своеобразен
Был взгляд её, малознаком.
Закатный час, и много обещаний.
Дорога никуда не унесла.
Наступит и пора прощаний.
Прощания... им несть числа.
Безмолвный полёт
В минуты ночных просветлений,
У лужи, на красном асфальте,
На сломе своих представлений,
Поставлен стакан - извольте.
Стакан становится серым,
Взлетает из-за плеча.
Ты чувствуешь всполохи веры
И думаешь - сгоряча.
Безмолвие близится эхом.
Мотыль улетел, а жаль.
Со вскинутым в воздух охом
Несётся ночная даль.
Отчаянно бросив взглядом
В прошлое крепкий гарпун,
Ты ищешь - откуда ядом
Пропитаны звуки струн.
Безмолвие наступило.
Безмолвие. Тишина.
Трещат от неё стропила.
Их участь уже решена.
И где-то за кроной тучи,
За ними короной звёзды,
Под ними, нередкий случай, -
Оставлены кем-то гнёзда.
Точка
Писатель строит стену.
Она - есть, суть, слова.
Море играет пеной.
У него болит голова,
Прошибаемая рентгеном.
Море волнуется. Качка
Расшвыривает корабли.
Писатель решает задачку.
Чернила в перо, и пли!
Без столика, на карачках.
Вокруг ни души, ни глаза,
Борьба одного с одним.
Ни ноль, ни один, ни фаза,
Тот и другой раним.
Достаточно одной фразы.
Достаточно, и в остатке
Останется мертвый дым.
Из боя этого, схватки,
Не выйти ему седым.
Не выйти из низкой хатки.
Из синего сумрака утра
У моря на мелком песке
Послышится песня ветра
Песнь-плачь и рядом в леске
Останется шляпа из фетра.
И вереском устланный холм
Свидетелем лишним будет
Как снес эту шляпу шторм
И море о ней забудет.
Слова - это море форм.
Перелесок
Полна зависимостей разных,
Порой отчетливо заразных,
Моя субстанция ветшалая,
Как воздуха щека запалая.
И чёрной паутиной,
Зияют трещины во мне,
Они расходятся рутиной,
И так же сходятся ко мне.
Несчастная немая точка,
В дороге мира кочка.
Самортизирует подвеска
На ней у перелеска.