С ночи погода ничуть не изменилась, разве что снегопад усилился, а температура упала еще на пять градусов, вместо того, чтобы подняться, как обычно бывает к утру. Сквозняк задувал через какие-то неведомые щели, в обход утепленных стен. Михаил по привычке приоткрыл дверь, чтобы прочувствовать состояние погоды на себе, хотя в этот день хватило бы одного взгляда за окно. Стоило порыву ветра занести внутрь хлопья снега, как он захлопнул дверь и провернул ручку, пока та не щелкнула. Заменив его, за аппаратуру уселся Иван, тут же взяв в руки микрофон, начав туда что-то говорить. Михаил уже докурил последнюю сигарету, аккуратно затушил ее о дно переполненной пепельницы, вытрусил все в урну у входа и пошаркал к дивану. Настала его очередь спать.
Леонид в это время уже проснулся и сидел за обеденным столом, около чайника и нескольких грязных тарелок, доедая содержимое контейнера - холодное мясо с комками гречневой каши. Внутри него было скрытое напряжение, после ночного кошмара, о котором он предпочел умолчать. Предчувствие какой-то тревоги не оставляло его, хотя, вроде бы, все было спокойно и тихо. Слишком тихо. Радио молчало, аппаратура лишь шипела. Михаил лежал на диване, засыпая, а Иван так же сидел перед аппаратурой.
- Прием, База! - звал он в микрофон, но из динамиков доносился лишь странный свист на фоне шипения. - Прие-е-ем, есть кто? Никита! - позвал он оператора, который обычно отвечал ему там. - Не слышу вас, прием!
- Что-то мне подсказывает, что они тоже тебя не слышат, - мрачно сказал Леонид.
Ваня натянул свою шапку, сложил руки и ждал ответа. Ждал и ждал, вслушиваясь в шипение и сверля взглядом то динамики, то экранчик на ресивере с отображающейся частотой.
Леонид уже доел, положил вилку к грязной посуде, а контейнер внутрь другого. Посуду надлежало помыть, но для этого нужно выходить на улицу, а этого делать никто не хотел. Поэтому он просто скрестил руки и уселся на стуле как можно удобнее, уставившись в окно, покрытое ледяными узорами. Верх окна был не заморожен и не засыпан, поэтому там было видно, как с огромной скоростью пролетают снежинки, гонимые сильным ветром. Но более ничего.
Иван же продолжал вслушиваться, ловя каждый треск. Он слышал странный свист, вой ветра, скрежет листа металла, видимо где-то у наружной стены. Слышал даже сопение Миши, но вот чего он не слышал, так это голосов с научно-исследовательской станции. Не заметив как, видимо задумавшись, он оказался у выхода, открыл дверь и спустился по железным ступенькам вниз, став по колени в сугробы. Дверь за ним с грохотом захлопнулась, ручка тут же провернулась и щелкнула, словно кто-то очень раздраженный не хотел пускать холод. В подтверждение этой раздражительности раздавался стук об дверь с внутренней стороны, заставив Ивана дрогнуть. Только сейчас он заметил, вдруг, что на улице мрачно, будто вечером. Над входом едва горел фонарь, но свет его без того тусклый, мерцал, грозя вырубиться. Освещение вокруг было таким давящим, словно мрак съедал краски и контрастность. Даже пурга и туман у леса стали серыми, грязными и неприятными. И словно откуда-то из глубины леса, там, где темные стволы сливались с чернотой, раздавались едва слышимые голоса, смешиваясь с воем ветра, они звучали как-то не естественно, эхом. Даже трудно было понять это крики, шепот, или вообще какое-то пение... Снова раздался стук в дверь. Ваня обернулся и уставился в окно, на котором с наружной стороны растянулась потекшая белая надпись "Arz"Um". В ноздри ударил неприятный запах чего-то несвежего, мертвого, запах гнили и земли. Где-то далеко продолжали нарастать голоса, но среди невнятных слов прорвалось одно, которое удалось расслышать... "Помогите!" - прорезался шепот у самого уха, от чего Иван вскрикнул и подорвался со стола, чуть не слетев с кресла.
Все тело горело, и голова под шапкой вспотела от жара. Он все так же сидел за столом перед аппаратурой. На улице было светло, сзади спал Миша, а на стуле Леонид, и все было по-прежнему. Это был лишь сон. Жуткий сон, совсем не связанный с настоящим.
"По...", - прозвучало что-то в динамике. - "Пм...".
Иван тут же радостно схватил микрофон и заговорил со станцией:
- Прием, прием!
- Помогите, - раздался шепот вперемешку с треском и шипением. - Помогите. Помогите...
Голос повторял одно и тоже "помогите", мрачным тоном, словно захлебываясь.
- Кто это? Что у вас случилось? - допрашивал Ваня, но в ответ шепот повторял лишь "помогите". - Кто говорит? Прием! Вы слышите меня? Кто это? Эй!
От последнего "эй" проснулся Леонид и тут же подорвался со стула.
- В чем дело? - вскрикнул он, встретившись взглядом с Ваней.
Тот ткнул пальцем в динамик:
- Кто-то там есть...
Оба замолчали, уставившись на ресивер и слушая тихий редкий писк на фоне шипения, однообразного и скучного. Голос исчез, и были слышны лишь помехи, бессмысленные, молчаливые. С той стороны никто не говорил, связь так и не возобновилась.
- Странные дела на том конце, - произнес Ваня, тыкая большим пальцем куда-то в сторону леса.
- Мне вообще весь этот день кажется странноватым. А что там говорили? - Леонид, наконец, опустился на стул и хмуро глядел на аппаратуру.
- Кажется, кто-то просил о помощи.
- Аппаратура вышла из строя, - уверенно кивнул Леонид.
- Думаешь?
- Да, а что же еще?
- С такой уверенностью я могу лишь заявить, что парни нуждаются в помощи. Остальное окутано неизвестностью.
- Невероятное заявление, - он медленно замотал головой, широко раскрыв глаза и изображая удивление.
Снова наступило молчание. Ваня задумался о чем-то своем, сложив голову на грудь и слушая помехи, но вдруг понял, что его снова начинает клонить в сон. Тряхнул головой, но это не помогло, тогда он вскочил с места и принялся бродить из стороны в сторону, изучая в сотый раз предметы в помещении.
Михаил так же мирно спал самым крепким сном, какой бывает после ночного дежурства. Леонид тоже погрузился в дрем, сидя за обеденным столом, в окружении немытых тарелок и контейнеров. Все вокруг было томительным и ленивым. Иван посмотрел на календарь, висящий на ржавом гвоздике чуть правее входной двери. Седьмое ноября.
- Черт! - он охнул. - Да сегодня же праздник!
Он быстро подбежал к Леониду, второй раз за день будя его.
- Что опять? - сонно спросил тот, готовый подорваться со стула.
- Тише, Леня. Мы чуть не забыли о сегодняшнем празднике, - полушепотом говорил Ваня.
Лицо Леонида сначала приняло хмурый вид, немного задумчивый и тут же он воскликнул:
- А! Точно! Как мы могли забыть?! Ох ты ж, еперный театр! Хорошо, что ты вовремя вспомнил!
Вскоре оба оператора оставили неработающую аппаратуру, сбежав к складам и став набирать там всего, что можно. Все тоже мясо с гречкой, консервированные фрукты, кукурузу, горошек, колбасы и несколько сыров, а так же достали из ящика столь редкий в их запасах апельсиновый сок, взяв лишь две коробки.
- Ты помой посуду, а я пока накрою всё, - говорил Леонид, когда они вышли за ворота.
Иван кивнул и двинулся, разгребая снег под ногами, к пристройке за складом. Зашел в небольшое заледеневшее помещение, где располагалась одна единственная раковина с подвешенным к ней шлангом, идущим от небольшой цистерны. На деревянном полу с прогнившими досками стоял железный столик, а на нем еще несколько тарелок и пара стаканов. Так же, в самом теплом углу, окутанном паутинкой, находились какие-то ведра и баки с водой для переливания в цистерну. Подойдя к цистерне, Ваня включил нагрев воды, взял чистые стаканы и двинулся обратно, чтобы забрать всю грязную посуду. В это время Леонид тихонько передвинул обеденный стол к дивану, расставил еду как можно симметричнее и красивее и начал нарезать колбасу, хлеб и сыр, делая бутерброды. В этот момент ручка двери аккуратно провернулась и вошел Иван. Быстро выложил стаканы на стол, схватил груду тарелок и тут же удалился вместе с ними. Леонид же стал наливать сок в каждый из трех стаканов, затем разложил вилки, достал из шкафчика открытую пачку салфеток и разложил по две штуки под каждую из вилок. Для довершения столь чудного интерьера не хватало лишь ножей (но был всего один), а так же самих тарелок.
Тем временем Иван мыл губкой каждую тарелку, поливая периодически моющее средство и дрожа от холода. Горячая вода едва согревала руки, когда на них дул сквозняк и становилось вдвойне холоднее. По телу пробежали мурашки, и Ваня пожалел было, что не надел куртку.
- И почему это я мою посуду, а ты раскладываешь еду, стоя в теплой комнате? - вопрошал он, выдыхая пар, говоря так, будто Леонид стоял рядом и мог слышать. - Во-первых, посуду мыть сложнее. Во-вторых, тут холодно. Чертовски холодно, чтоб его! В-третьих, тут еще холоднее, чем кажется сначала! И этот гребанный сквозняк...
Когда он домывал последнюю тарелку, зубы его невольно начали стучать, отбивая чечетку. Ваня попытался вытереть руки о висящее рядом полотенце, но этот твердый кусок материи в руках лишь слегка согнулся и с него с хрустом посыпались осколки льда. Вытерев руки о штаны, он натянул шапку на голову, надеясь, что хоть она согреет, схватил нагроможденные друг на друга тарелки, распахнул деревянную дверь и двинулся туда, где было тепло и уютно.
Когда Леонид открыл дверь на стук, перед ним стоял Иван, с горкой снега поверх тарелок, снежинками на ресницах и шапке. Однако уже через пару минут те, от тепла, превратились в капельки воды. Посмотрев на праздничный стол, где теперь было все, что можно пожелать, он усмехнулся:
- Ты бы еще все в салатницы положил, а сок в графины налил.
- Могу только в чайник, - с серьезным видом сказал Леонид, а затем едва заметно улыбнулся. Но как обычно улыбка не продержалась дольше нескольких секунд.
- А знаешь, чего еще не хватает? - вдруг воскликнул Ваня, а затем сделал три шага к окну с другим столиком. - Музыки! - он положил руку на радио. - Попробую настроить, авось что-то из этого выйдет.
И он уселся перед радиоприемником, принявшись то пролистывать частоты, то вертеть антенну. Помехи менялись, становились кучнее, громче, тише, добавлялся треск или писк, но ничего похожего на музыку.
- Вот в этом деле тебе явно нужна помощь Миши, - решил Леонид.
- Не-не-не, я сам. Он может - и я смогу. Надо только пролистать все, не пропустив ничего. Простой метод, он мне сам так говорил. О, вот!
В радио, где-то за пеленой помех прорывался чей-то заунывный голос. А может даже целый хор. Пытаясь найти более качественный звук, Ваня пролистывал частоты вокруг да около и вертел туда-сюда антенку. Однако чем отчетливее становились голоса, тем больше хотелось пролистать дальше. Они звучали слишком затяжно, какие-то из них страдальчески и больше походили на молитву, нежели на песню. Слова звучали на непонятном языке, хотя возможно при отсутствии шипения, можно было бы что-то понять. Хор звучал все громче, отдельные голоса выпадали из общего текста и словно срывались в крик, а затем каждый из голосов перешел от пения в жуткий будоражащий и хаотичный вопль, передающий неведомые муки и больше. Треск в эфире усиливался, крики становились похожими на помехи, и звук словно бы сам добавлялся, делаясь громче и, казалось, что тоже самое пение прорывается через динамики аппаратуры. Наконец Ваня не выдержал, двинул антенну, крутанул диск настройки частот и выключил звук. Наступила гробовая тишина, не считая жужжания аппаратуры. За окном так же протяжно выла вьюга.
- Дьявольщина какая-то, - прошептал он, затем уставился на Леонида.
- Я тоже слышал это, - сказал тот то, чего боялся услышать Ваня.
Оба сидели молча, пытаясь в уме придумать объяснение. Но услышанное звучало слишком жутко и неестественно. Это точно было не радио. И вряд ли это трансляция какого-нибудь молебна из местного монастыря.
- Может это из какого-нибудь фильма?
- Мне одному показалось, что тот же звук исходил из динамиков ресивера одновременно с радио? - мрачно спросил Иван.
К его ужасу Леонид медленно кивнул.
- Ох, напьюсь я сегодня, - задумчиво произнес он, смотря на принесенные им, чуть позже ящики с пивом, стоящие под столом.
Примерно через часа два, когда Иван сидел за аппаратурой, периодически повторяя "База, прием", а Леонид перечитывал книгу со стертой обложкой, вдруг стал просыпаться Михаил. Перевалившись на другой бок, слегка приоткрыв глаза, он заметил перед собой богато накрытый стол, привстал и тут же услышал протяжное и веселое: "С Днем Рождения!". Тут же начали что-то весело обсуждать и кидаться поздравлениями с пожеланиями. Миша еще и не успел прийти в себя, только осознав, какое сегодня число, а ему уже пихали кружку с пивом, успев произнести тост. Затем все сели за стол, принявшись за еду, поначалу еще пили сок, а когда желудки были забиты, а содержимого на столе заметно поубавилось, перешли на распитие пива, но уже не ради формальностей. В руках у каждого оказалось по бутылке. Крышки с выдохом слетели с горлышка, Леонид сказал небольшой тост, все чокнулись, а после каждый сделал по глотку. Еще холодное, пиво приятно взбудоражило внутренности. После первых бутылок настроение, без того хорошее, становилось еще веселее, а разговоры громче.
- Вот не понимаю, - вдруг задумчиво начал Иван, - Почему ездовые собаки не разбегаются в разные стороны, а рулят туда, куда нужно? У них там коллективный разум или как?
- Их же направляют, - отвечал Миша.
- Но как? На каждую собаку поводья вешают или что?
- Нет, там все гораздо проще, - он чиркнул спичку, не выпуская из руки бутылку, поднес огонек к сигарете во рту, затянулся и несколько раз выдохнул дым, а затем продолжил. - Все дело в особом способе упряжки собак - цугом. Как-нибудь ты заедешь на исследовательскую станцию и там посмотришь. У них есть повозка с ездовыми собаками и тебе подробно все расскажут.
- Между прочим, вспомнил одну историю. Работал, я помню, с одним мужичком, бородатый такой и веселый, как ты, Леня, - он кинул взгляд на серьезное лицо Леонида. - Ну и поведал он мне одну историю. Работал он, значит, перевозчиком, таскал тонны рыбы из одного порта к заводу. А дело было на крайнем севере, в такой глуши, как у нас, правда, там то хоть люди жили. И пришлось ему однажды заночевать в поселении, близ порта, ибо поднялись жуткие холода, ехать стало опасно, дороги замело, словом лучше сидеть и не вылазить, что он и сделал. Связь у него пропала, а потому к нему быстренько подослали человека, примчавшего в упряжке, на ездовых собаках, к чему я, в общем, и веду. Доложили по рации, что все в норме, остались на ночлег в одной хижине, одного гостеприимного селянина, а собак оставили в загоне. Ехать обратно было не вариант, поскольку вечерело и заметно холодало, да и загруженный грузовик они тоже не могли оставить. И рыбой, кстати, весь двор пропах. Спали они плохо, постоянно просыпались от лая собак. Те скулили и рычали периодически, а селянин все твердил, что виной всему рыбный запах. На утро погода заметно улучшилась, собрались запрягать собак... да те исчезли. Внутри загона все истоптано собачьими следами в какой-то суете, а снаружи ни одного следа. Ни человеческого, ни собачьего. Просто ровный гладкий снег и все. Селянин, как и прежде, молвил, что виной всему рыбный запах. Однако позже, одну из собак нашли на дороге, метрах в десяти. Ее обмороженная заледеневшая морда и бок торчали из земли в озлобленном оскале, а вокруг множество собачьих следов. Именно вокруг - следы не шли куда-либо, а метались около трупа, там и обрывались. Из ее сломанной задней лапы, прорезав кожу изнутри, торчала кость. Перегрызенная и обескровленная. И на белом снегу, между прочим, не оказалось ни капли крови. Вообще собака выглядела так, словно просто замерзла, однако остается загадкой - как она вообще оказалась на таком расстоянии, кто сломал ей лапу и почему ни одна из собак или их похитителей не оставили следов на снегу? Все выглядело так, будто их унесли по воздуху, иначе и не объяснить.
Миша отхлебнул еще пива и суровым тоном произнес:
- Мда, мрачноватая история. И любопытная.
- Слишком уж фантастично, - скептически заявил Леонид.
- Он не стал бы врать, ему это ни к чему.
- Меня больше интересуют вопросы касательно исследований в этой глуши, - Михаил развалился на диване, жестикулируя рукой с бутылкой и сигаретой, дымок которой создавал причудливые узоры в воздухе, но не тут же растворялись. - Вот, например, что тут откапывают?
- Какие-то редкие горные породы.
- Столь редкие, что сюда прислали небольшую группу археологов и ученных? Будь там действительно какие-то ценные ресурсы, прибыло бы гораздо больше народу и меньше ученых.
- А я слышал, что тут нашли целое поселение. Еще в военные годы. Вроде как видели старинные домики, чуть ли не окаменелые, вид которых наводил на странные домыслы относительно тех, кто мог в них жить...
- Стоп-стоп, хватит с нас твоих историй, - притормозил Ивана Леонид. - Не пойму, где ты только берешь все эти слухи и выдумки?
- Много общаюсь. Мне всегда везло на людей, знающих интересные истории из событий жизни. И кстати никакие это не выдумки!
- Как знать, как знать. Некоторые - мастера сочинять невероятные истории, - задумчиво произнес Михаил, держа в руке тлеющую сигарету. - И порой эти истории столь невероятно подробны, что ты начинаешь верить в любой бред.
Разговор незаметно принял иной окрас, начались обсуждения лжи, плавно это перешло к тебе об изменах, о женщинах, а завершилось вообще чем-то не связанным с вышеупомянутым.
За окном заметно стемнело, снег не переставал сыпать, а ветер не становился слабее. Все тот же пронизывающий мороз, однако, трое операторов сидели в тепле, общаясь до тех пор, пока разговор не стал затухать, постепенно всех стало клонить в сон, и вскоре за аппаратурой остался один Леонид. Остался, чтобы слушать тишину и ждать сигнала со станции, где явно были неполадки. Но за треском и шипением он не замечал, как где-то в глубине леса, в ночном и холодном мраке, заглушаемые воем ветра и скрипом деревьев, звучали десятки глухих голосов, женские и мужские, перерастающие из пения в мученические крики и истерические вопли.