|
Хлябь: Путь в невесомости
Пророк
Холодным Стиксом под солнцем плывут тела. Медленно и плавно. Появляются из-под сводов Миссии силиконовые саркофаги и над силовой тропой плывут до люка корабля. В морщинах жирных полупрозрачных саванов скрываются бледные пентаграммы людей. Кто-то одет, - как правило, офицеры; с кого-то сняли последнее - наверняка, это волонтёры из отрядов увеселения; большинство - в исподнем, начальном слое защиты. Мародерство не пресекается светскими властями, только духовенство выступает против. А, значит, грабить или нет - дело совести каждого.
Пророк появился со стороны ангаров и широким шагом двинулся к процессии. Он далеко вперёд выкидывал посох и нервно размахивал свободной рукой. Словно готовился к проповеди. Только перед кем бы? Мёртвым уже поздно вещать о том, как нужно жить. Мне - тем более. А больше никого здесь нет. Не бывает желающих наблюдать за тем, как автоматика передаёт и принимает груз для корабля-катафалка.
Подойдя к силовой тропе, Пророк остановился и стал вглядываться в торжественно плывущие саркофаги. Потом простёр руку над потоком и заговорил. Поставленный голос понёсся над металлопластиком стартовой площадки, срикошетил от стены военного космопорта, растёкся струями меж кораблей и разлетелся брызгами, ударившись о Храм Миссии.
- И ждёт дорога! Дорога в колыбель нового рождения! Между звёзд! Между бездушия! Дорога к Земле Начальной! Только там! Только там дух невольный скинет тяжесть оболочек бытия и вознесётся к божествам! Там обретёт покой и силу, и объединится с духами предков, и станет созвучен молитвам потомков! Ждёт дорога! Летите! Летите!
Выкрикивая, Пророк приближался, широко ступая рядом с плывущими телами. Солнце играло бликами на тончайшей паутинке трещин стекловидной поверхности стартовой площадки. Словно набросили вуаль с вплетённым бисером. В каждой бусине - белое пламя.
- Жарковато сегодня...
Пророк на меня не смотрел. Он вглядывался в лица проплывающих рядом и скрывающихся в зеве трюма. Искал кого-то? Или это последствие долговременной обработки сознания - необходимость видеть и чувствовать смерть рядом? Скованную, связанную по рукам и ногам, безопасную смерть.
Я не ответил. Велеречивый оратор не тратил на меня взгляда, я на него - выдоха.
- Кандидатов повезёшь.
Пророк продолжал разглядывать покойников, являющих все виды военной смерти. Один подорвался на мине, другого сжарило разрядом, этот раздавлен роботанком, а того освежевали воинственные аборигены. Большинству же повезло - они погибли от пуль, лазера или силовой струи.
- Пять человек. Солдаты-вольники и десятник, - голос Пророка стал сух и безличен, а фразы отрывисты и просты. Теперь он не оратор. Да и я не один из толпы - на мне искусство словоплетения не отточишь.
Пророк не торопился. Смотрел на силиконовые брикеты и молчал. И не похоже, что наслаждался... Время идёт, тела плывут, солнце нещадно плюётся огнём, стремясь растопить чужеродные сооружения посреди пустыни.
- Отряд "Барсы". Они держали оборону шестого форпоста на Порше. В самом месиве. Осталось в живых только пятеро: четыре солдата и декан, принявший командование осиротевшей центурией. Я знал их... в прежней жизни. Я хочу просить о милости...
Взгляд Пророка уже не провожал саркофаги, он остановился, став безгранично пуст.
- Не в моей компетенции. - Наконец, отзываюсь я. Голос сух и жёсток, как и пустыня вокруг. - Обратитесь к Куратору по обычной или экстренной связи.
Лицо Пророка перекашивает трудной, больной усмешкой. Обычная связь - рассмотрение дела не меньше полугода, экстренная - две недели. Он отставляет посох, отворачивается и, уже уходя, желает мне через плечо:
- Легкого скольжения в невесомости, Харон!
Декан
Они хорошо держались. Топтались возле входа и едва слышно переговаривались. Анатомические скафандры обрисовывали налитые мышцы, щитки брони соответствовали рельефу мускулатуры, а трубки системы жизнеобеспечения выглядели как напряжённые вены. Скафандры специально для планет с населением гуманоидного типа. В них солдаты Империи казались богами - грация и красота тел сохранялись и усиливались за счёт гибкости и пластичности бронеткани, а сила и выносливость добавлялись мощностью псевдометаллов. Геркулесы. Атланты. Титаны. Просто - пехота.
Декан хмуро рассматривал корабль. "Белый снег" на этой планете выглядел чудовищем - сверкающая громада, пульсирующая отражениями солнца. Подобен глыбе льда на вершине. Также холоден и опасен.
На мои шаги офицер обернулся.
Глаза у десятника оказались цвета виванских болот. Помнится: открылся люк, дохнуло в лицо разряженным холодом, а внизу заколыхалась равнина живой тёмно-зелёной тины. Вот и его глаза такие: пока смотришь, не задевая - спокойная гладь, тронешь - всколыхнутся яростью, забурлят и поглотят.
Десятник привычно сложил руки на груди, но замер, не довершив приветствия духовному лицу. Солдаты тоже не закончили движения. В складках моей черной хламиды сверкал нагрудный щиток со знаком песьих голов.
Монах в доспехе.
Пауза затягивалась.
- Полагаю, декан, - медленно заговорил я, - воинский салют будет уместен.
Он задумчиво кивнул и, распрямившись, вскинул руку к солнцу. Солдаты повторили жест. А я неторопливо свёл руки на груди:
- И вам мира, живущие!..
Бойцы растерялись, услышав монашеский ответ на только что оговорённое приветствие и лишь декан, закаменев лицом, шагнул вперёд и подал письмо. Проявившиеся на карте строчки сложились в прошение трибуна о доставке героев в штаб.
- Доставить героев... - задумчиво повторил я.
Десятник не отозвался. Ответить даже кратким "да", значит не только подтвердить прошение, но и согласиться со званием героя. Назваться героем - проявить гордыню, недостойную офицера. Впрочем, не ответить - проявить неуважение. Значит - квиты.
- По слухам, Император наградит вас орденами мужества. И пожалует дома на Земле.
Слух, который повторяет духовная особа, сродни разведданным. Солдаты возвёли очи к небу в благодарственной молитве. Лишь декан спокойно отозвался:
- Воля Императора священна. Путь Императора неисповедим.
Да. Теперь не сложно поверить в то, что он командовал центурией и удерживал форпост два дня до прилёта роботанков. Награды Империи заслужены. И награда Миссии - тоже.
- Декан, вы понимаете, на каком корабле полетите?
- На катафалке, - равнодушно ответил он. - Бывшем десантном легион-каре модели "Белый Снег", снятом с вооружения из-за недоработки в механизме десантного портала.
Я отвёл глаза первым. Мало кто может узнать крейсер флагманского типа в изменённых конфигурациях моего корабля. За одно это декан достоин шанса.
- Большая часть умерших, - неторопливо начал я, - это те, кто погиб под Поршом. Ваши товарищи... Их собрали уже в фазе разложения. Вне родного мира души прикованы к телам и нестерпимо страдают. Только на родине они могут вознестись к небу или снизойти в ад. Они измучены тленом. И злы на жизнь, так далеко забросившую их от возможности быстрой смерти. - Помолчал и добавил, посмотрев прямо: - Вряд ли этот рейс будет спокойным...
Белое солнце. Белая пустыня. Белый катафалк. Белые лица. И тишина.
- Мы не можем не лететь, - медленно проговорил декан. - У нас приказ. Если только вы откажитесь везти... как неподвластные трибуну?.. - теперь уже глаза отвёл он.
Миссии нужны герои. Миссии нужны воины. Миссии нужны люди...
Значит, не судьба тебе, декан "Барсов", герой Порша. Не судьба.
- Входите!
Барсы
Предоставленные сами себе, они занялись изучением корабля. Вбитые на уровень рефлексов защитные процедуры работали даже в мирных условиях. А сейчас воины не ждали увеселительной прогулки. Скафандры на максимуме защиты, оружие в руках, разбивка на пары.
- Никогда не видел раньше, чтобы Харон был и Цербером...
- Много чего мы не видели, Скир! А уж что творится в Миссии - дело не нашего ума. О том безопаснее помолчать.
- Да ладно тебе, Киф! Думаешь, храмовникам есть дело до моего изумления? Или - до твоего? Это же естественно - удивиться невозможному соединению в одном лице обязанностей Перевозчика и Инквизитора - милосердного исповедника и воина! Это как увеселительной девочке быть монашкой!
- Может и так, Скир, может и так... Но я бы не употреблял слова "невозможно" и "увеселительная девочка" применительно к Миссии. Из благоразумия. И потому что хочу жить и умереть спокойно...
- Киф! Это - катафалк, понимаешь? Ка-та-фалк! Здесь нет, и не может быть слежки! Кого здесь подслушивать? Мёртвых?
Мёртвых? Чтобы их подслушивать, не надо иметь развитую сеть сенсоров во всех секторах корабля. Мёртвые лежат спокойными силиконовыми брикетами в десантном отсеке. Там для удобства погрузки тел силовой тропой пропахан коридор - разломаны переборки и горизонты. Никто не позаботился о приведении этого шрама во чреве корабля в порядок. Так и висят с разломов лоскуты обшивки, вьются оголённые провода, и осколками завален пол.
Закрывая глаза, я вижу перед собой этот ров и десять ярусов отсека, в которых покачиваются брикеты, отливающие скользким блеском в тусклых лучах. Там воздух подвижен, а темнота - вязка. Там на карнизе верхнего яруса стоят два пехотинца и смотрят вниз. Они нервничают. Этого не скажешь по лицам, наиграно равнодушным, но доспехи в боевой готовности и оружие под рукой, пальцы беспокойны, а глаза насторожены. Они осматривают тьму, останавливаясь взглядами на контурах дрожащих упаковок и странно двоящихся линиях стен.
- Скир, Киф! Вы чего тут?
- А они, Ал, знакомятся с местными! Ищут кого-нибудь для увеселения!
- Неудачная шутка, Тир! Рядом с павшими. Извинись или...
- Я? Извиняться? Да пошёл ты!
- Ты!
- Стоп, ребята, - Командир!
Двое, только что готовые к сшибке, демонстративно отвернулись друг от друга. Подошедший декан взглянул на них с досадой. И один за другим бойцы отвели взгляды.
Десятник кивнул на шахту:
- Видели? Их там тысячи! А сколько соберут с других планет? Я вот думаю...
Он подошёл к обрыву и схватился за свешивающийся лоскут перекрытия. Посмотрел вниз. Темнота оскалилась. Закачались саркофаги. Девять ярусов вниз. Почти тридцать метров. Заполнены смертью и обидой. Обидой на живых...
- Я думаю, что очень много умерших. Больше, чем по сводкам.
Ты прав, декан. Но так было всегда. Преуменьшая опасности, мы унижаем смерть и страх делаем пороком. Иначе - женщины не будут рожать, предполагая детям судьбу воинов, а мужи не станут, захлёбываясь в оре, рваться в атаку. Всего лишь цифры. Цифры, изменяющие суть. Они абстрактны как разломы в стене или палки в руках. Единицы, нули... Замажь одну трещинку слева или справа, подложи одну ветку к уже лежащим - тут же поменяются взгляды и идеи станут иными. Люди зависят от абстракций. Независимые от них - распоряжаются. Этот мир - уменьшение одних цифр и увеличение других.
- Война затягивается, командир...
- Нет, Ал. Думаю, что война затягивает...
Я с трудом открыл глаза и посмотрел в центр мостика. Шар управления мягко пульсировал.
- Проверка контура слежения прошла успешно, Даяр, - сообщил корабль.
- Спасибо, Снег. Замкни его на мне.
Вспышка в глазах, яркая пульсация в висках и мир обретает многослойность.
Оскаливаюсь. Теперь боль станет постоянной. Плата за то, чтобы слышать самый тихий шёпот и самую громкую мысль. Немую молитву и оборванный стон.
Ужин
Я вошёл в кают-компанию, когда приборы уже легли на стол. Четверо пехотинцев взломали код "погребка" и теперь с нетерпением заказывали вина. Декан в обсуждении марок не участвовал. Он сидел за столом и мрачно рассматривал экран персонального офицерского анализатора. Несложно сосредоточиться на контуре слежения и узнать, что его заинтересовало, но я не стал этого делать.
- Вечер добрый.
Солдаты спешно вытянулись, закрывая спинами панель "раздатки". Декан поднялся из-за стола. Стремительно выключил анализатор - гибкие пластины экрана и клавиатуры втянулись в потёртый, опалённый пенал прибора. Правильно. Офицер не должен давать заглядывать себе через плечо.
- На ужин присоединюсь к вам. - Оповестил я до того, как декан успел поприветствовать и предложить разделить трапезу. До хруста стиснув зубы, офицер сделал приглашающий жест. Я опустился на предложенное место и, замерев, стал ждать начала. Он также сел и застыл изваянием. Суетились, раскладывая тарелки, только бойцы.
Выставив блюда и сев по местам, солдаты напряглись. Декан молча взял с раздатки бутылку и поставил на стол. Я остался безучастен. Окружающие вздохнули свободнее.
Над тарелками витал пряный пар, в бокалах дрожало вино, салфетки сминались в нервных руках.
Декан не выдержал:
- Отец причастный, снизойдите к грешникам и помолитесь с нами.
Глаз он так и не поднял. И хорошо. Полагаю, что болото кипело, подогреваемое пробуждающимся вулканом. Я вздохнул, откинул капюшон и свёл кончики пальцев. Солдаты с готовностью сложили руки в молитвенные жесты. Взгляды их, натолкнувшись на мою обезображенную голову, тут же разбежались. Только декан не взглянул и не прянул.
- Бог мой! Жизнь хороша! Пусть будет так! И подольше, - провозгласил я, подобрал рукава и принялся за еду.
Солдаты переглянулись, осмысляя странную молитву. Декан поднял глаза. Увидел, вздрогнул, но взгляда не отвёл. Видимо, моя голова-головёшка не настолько уродлива для него. Мне же до сих пор противны случайные отражения черепа, из-за шрамов и ожогов подобного грецкому ореху. Офицер подумал, кивнул и взялся за вилку. Солдаты тоже не замешкались.
- Вы лаконичны, отец причастный.
Конечно, хоть кто-то из них не смог удержаться от попытки завести разговор. Кто же это? Ах, да. Киф. Лоялен к Миссии. Верующий секты Золотого Догмата. Потомственный военный. Вот уже два года - принцип. Вероятно, после награждения переведут в ряд ветеранов.
Я пожал плечами:
- Бог не дебил, ему можно не разжёвывать.
Солдаты снова переглянулись. Тайком ухмыльнулись.
- Вы служили? - спросил Киф о том, что наверняка интересовало всех.
- Легион "Орёл", - отозвался я и потянулся к ближайшему бокалу. Забрал прямо из-под протянутой руки берсерка Тира. Забрал, как кажется, неторопливо, но его ладонь впустую хватанула воздух. Декан неуловимо напрягся. Боец насуплено полез за следующей бутылкой.
Вино сурово. В вине - полынь. Таким только поминать. И мне есть - кого.
Ужин тянется, словно церемония посвящения, так же муторно и долго. Пустеют бокалы и блюда. И теперь, когда главное сказано, моя цель - уйти до того, как они поймут. До того, как протянется меж нами связующая нить родства душ. До того, как почувствую боль будущей ампутации...
- Добро пожаловать на кладбище! - рывком поднялся я из-за стола.
Кивнул и ушёл.
Контур свербит в висках при усилии восприятия охватить мир корабля одним чувством присутствия. За спиной остаются молчание и напряжение.
- Легион "Орёл", - задумчиво покрутил вилку декан. - Уничтожен пять лет назад в мясорубке на Виване. Живых не осталось.
- Видимо, осталось, - флегматично ответил Ал.
Приближение
"Белый снег", созданный для планетных легионов, огромен для пяти человек, тысяч трупов и одного Харона. И - слишком тесен.
Образ Хиевы дрожит в капсуле света над столом. Она улыбается и жеманно поводит плечами. Тогда она не хотела делать слайд, полагая, что выглядит несовершенно. Глупая... Красота женщины не в том, как она выглядит, а в том, как любит.
"Миссия с прискорбием сообщает всем причастным, что бывший центурион легиона "Орёл" Кир Сот, героически погиб при...".
Речь не складывается. Не достаёт сил набрать зёрна слов так, чтобы рассказать о себе тем, кто не знает, и промолчать тем, кто помнит. Мешает постоянное жужжание в ушах разговоров и излишне громких мыслей "барсов". Возможно, я смог бы настроиться, если бы они не трепали моё имя. Раздвоенность сознания ограничивает возможности. Поморщившись, полностью перевожу внимание на контур. Настало время...
- Представляешь, какая здесь система заглушки допотопная?! Внутренняя связь просто ушла! Сколько не бился, чтобы хоть маркировку скафандров видеть - глушит, зараза!
- Не горячись, Киф. Либо мы сдуреем от шума движков, либо недельку не будем чуять и слышать друг друга. Тяжело без связи, но я предпочту остаться разумным.
- Ага, Скир, но декан мне таких горячих всыпет, если к вечеру связи не будет! Он итак весь на нервах здесь. Катафалк - та ещё задница! Говорят, в неспокойные рейсы и Хароны на базу прилетают свихнувшимися...
- Ты поменьше слушай, что трепят! И спать спокойнее будешь!
- Ага, а ты помнишь, что вообще-то рекомендуется не пользоваться катафалком для перевозок пассажиров? И что даже Пророки с катушек слетают, когда приходится сопровождать грузы?
- Пророки - люди с особой чувствительностью, Киф. Один на миллион. А мы с тобой - нормальные люди. Не дрейфь.
...Браво, Киф и Скир! Достойная осмотрительность и неторопливость суждений.
Контур задрожал, перенося внимание на каюту декана...
- Разрешите?
- Входи, Ал.
- Мы с Тиром проверили отсеки. Сканирование жизни не выявило. Кроме нас и Харона, тут только мёртвые.
- Но тебя что-то напрягает.
- Больше десяти тысяч трупов, декан! Три планетарных десантных легиона. А под Поршем официально был только "Барс".
- Возможно, сперва катафалк забрал павших с других планет системы.
- Позвольте откровенно, декан! "Белый Снег" шёл от Империи вместе с "Барсом". И всё время прождал в порту. До самого Порша! Наши потери, конечно, занижены в сводках, но не до такой степени! Два варианта. Либо на планете проходило несколько параллельных высадок, либо "Снег" давно летает с телами на борту.
...Браво, Ал! Стратег-статист третьего класса. А нужно - высшего! Заслужено. Нетрудно сделать вывод, имея данные. Сложно их собирать. Шляться по отсекам и считать брикеты с телами, чувствуя взгляд в спину...
- Хорошо, Ал. Отдыхай.
- Императору слава!
...На экране анализатора - цифры, маршруты, карты... Декану Трипту есть, о чём думать. Но вот, стоит ли? Команда на контур - и анализатор теряет контакт с информационной базой. Несколько мгновений декан хмуро смотрит на пустой экран. И жмёт клавишу отключения.
А где Тир?
Колебания контура регистрируют присутствие в выделенном ему отсеке.
- Давай, детка, давай! Да... Да...
Погружённый в электро-нейронное опьянение, Тир бредит мечтами. Бег от реальности. Что ж. Боец-берсерк, способный в одиночку удерживать становой арт-пост, не может не бежать. И, когда нет к чему, стоит бежать отчего-то.
Браво, "Барсы". Рукоплещу. Выбор Императора справедлив. И Миссии тоже.
Скир
"Погребок" сломался. Дверцы ходили туда-сюда, но поднос в шахте так и не появлялся.
Скир, дежурный по обеспечению, ругнулся, помянув все чёрные дыры сектора, и направился на технический ярус. Короткая дорога пролегала через десантный отсек. Тот, в котором тянулся грузовой ров и качались саркофаги.
Выйдя на неровный карниз яруса, солдат включил фоновый фонарь на груди и замер. Темно. Только из жилых коридоров идёт свет. Да едва заметное освещение дают плато индикаторов безопасности на потолках всех помещений. И их тусклый красноватый свет выхватывает из тьмы контуры ближайших саркофагов. Сальный блеск и едва уловимое движение воздуха создают ощущение притихшей жизни. Скир сжал кулаки, заставляя себя двигаться. С рыком мотнул головой. И пошёл. По краю карниза вдоль дверей до угла, полного густой темноты. В неярком свете фонаря нашарил оставшийся когда-то нетронутым столб экстренного спуска. Встал на лифтовый диск. Активизировал систему, и диск плавно заскользил вниз. Ярус. Второй. Третий. Ничего не видно. Только чувствует кожа, как мимо проносятся белые зубы каркаса пролётов.
Дёрнуло. Диск заскрежетал и резко застопорился между пятым и шестым ярусом.
- Чёрт!
Скир наугад потыкал в кнопки управления. Ни вниз, ни вверх. Оставалось только одно. Боец набрал побольше воздуха, прошептал краткую молитву и прыгнул на пятый ярус. Упал. Одёрнулся от бездны за спиной и оказался прямо над саркофагом. Свет фонаря, казавшийся тусклым наверху, здесь, в полной темноте, достаточно освещал всё окружающее. Достаточно, чтобы лучи проникали сквозь оболочку и оттеняли контур тела. Размазанные в неопределяемое месиво ноги и...
Не свет стал ярок, не мир красок поменялся, но что-то случилось такое, что образ проявился. Саркофаг стал прозрачен и почти невидим. А тело...
- Сотри меня чёрное горнило! - Скир вздрогнул, узнав товарища. - Даси, дружище! Как же тебя размазало-то...
Скир шагнул ближе, заворожено всматриваясь в знакомое лицо. Анатомический скафандр не скрывал навсегда сведённых судорогой черт. Казалось, что голову Даси запекли, и теперь она стала прозрачнее, морщинистее и одутловатее. Открытый рот перекосило так, что сразу не понять - то ли челюсть вывихнута, то ли умерший застывал, лёжа на боку.
Фонарь мигнул.
И мёртвый в силиконовом саркофаге дёрнулся.
- Твою мать!
Скир отскочил к краю. Реагирующий на гормоны в крови скафандр активизировался. По рукам заструились трубки. Жерла портативных фаертонов застыли у указательных пальцев - укажи цель, и оружие начнёт плеваться гремучей смесью. Подтянувшись из аппаратного рюкзака на живот, раскрылась кобура лучемёта. Скир облизал губы и, не отрывая взгляда от мертвеца, начал обходить покачивающийся саркофаг.
- ... священное солнце и земля ждут тебя, спящий в невесомости меж жизнью и смертью, и душу твою упокоят, когда...
Справа почудилось движение. Скир резко обернулся.
Раздетый до исподнего пехотинец стоял в двух шагах от него. С голубоватого тела стекала кусками расплавленная жирная оболочка.
- Скир, - позвал он знакомым голосом, - Мы ждали...
- Аааа!..
...
У меня засвербело в висках - сквозь сосредоточенность на контуре, прорывался вызов "Снега":
- Даяр, тревога четыре-ноль. Нападение на груз. Информация обрабатывается. Статистика: двадцать два выстрела фаертоном. Поправка: двадцать два фаертоном и один лучемётом...
Противостояние
"Снег" зажег прожектора на нижнем ярусе десантного отсека. Только это позволило добраться до центра завала.
- Не понимаю... Зачем он пошёл в мертвецкую? - Ал привычно сунул в рот ментоловую палочку и стал нервно рассасывать. Аромат мяты необычно сильно ударил по ноздрям, сбив запах пыли.
- Снимите его оттуда, - сухо приказал декан.
Бойцы, страхуя друг друга, начали карабкаться на гору мусора. У подножья остались только я и десятник. Одинаково скупые на движения и эмоции.
Наверху на прогнувшихся листах обшивки застыл Скир. Скафандр в ожидании погребальной команды исправно трассировал красным - "мёртвый!". Крови не было. Вся стекла в завал. Только оставила ветвистые следы на пыльных глянцевых листах.
- Святое Солнце! Он покончил собой! - закричал наверху Тир.
Декан стиснул зубы и спрятал взгляд цвета пробуждающихся болот Виваны.
Бойцы с трудом спустили тело вниз.
Я наклонился, всматриваясь в раскуроченный подбородок бойца с ввалившимся в рану дулом мощно прижатого лучемёта. Смотреть дыру на затылке необходимости не было. Стянув перчатку, тронул сенсорное табло скафандра. Красный маяк погас. С этого момента мертвец учтён Миссией.
- Снег, подготовь крематорий.
Бойцы, молчаливо стоящие рядом с мертвым, вскинулись.
- Да вы что?! - заорал Киф.
- Горнило тебе в...! - начал и сбился Тир.
- Вы спятили?! - стиснул кулаки Ал.
Скафандры автоматически активизировались, определяя опасность как человека, не принадлежащего отряду. Я выпрямился и сощурился, прикидывая дистанцию. Снег должен был успеть зафиксировать опасность, но всё-таки...
Декан поднял кулак, призывая к порядку и отстраняя. Встал перед отступившими солдатами, спиной оттесняя их дальше. Закрыл. Как и положено командиру. Покатав напряжение по скулам, медленно спросил:
- Харон, почему Вы отказываете Скифу в возможности возродиться?
- Я - Цербер. Защитник павших, - я ненавязчиво прикоснулся к блестящему нагруднику меж складок хламиды.
- Цербер, - повторил декан, чуть склонив голову, словно заново знакомясь.
- Нарушение кодекса Миссии. Причинение вреда телам погибших, могущее повлечь невозможность их захоронения на земле. Карается рассеиванием.
Он поднял взгляд, и я почувствовал ветер в лицо и колыхание зелёного пространства. Словно вновь планировал вниз, в объятия живых болот. Терял товарищей и смысл существования.
- Харон, - покачал он головой. - Я не дам кремировать своего бойца на основе непроверенной информации.
- Три саркофага повреждено. Два тела прожжены фаертоном. - скупо отозвался я.
- Мы не знаем достоверно, почему он стрелял. Возможно, он оборонялся...
- Для того, что бы принять решение по проступку, мне не нужно знать его причин.
Декан оглядел пространство десантного отсека. Над нами на десять ярусов качались в силиконовых брикетах умершие. Немые свидетели развернувшейся трагедии. Я тоже на миг поднял взгляд, осматривая владения. А опустив глаза, замер.
Скафандр декана так и остался неактивизированным. Но в руке прочно сидел лучемёт. И направление выстрела угадывалось легко.
- Я требую расследования, - безучастно сказал декан.
Дуло переместилось ниже, грозя пропалить моё бедро. Умереть - не умру, а, значит, обвинить в смерти духовника Миссии будет нельзя, но...
- Снег, подготовь тело к обволакиванию, - помолчав, ответил я.
- Да, Даяр.
Декан убрал оружие и, скупо попрощавшись кивками, мы разошлись.
Напряжение
- Если я буду убивать себя, то пальнусь в сердце, - процедил Киф, затягивая плечи покойного на силовую тропу. Голова Скира застыла запрокинутой, и бойцу волей-неволей приходилось заглядывать в развороченный рот.
- Когда потребуется, брат, тебе будет не до эстетики, - отозвался Ал, закидывая ноги покойника на невидимую полку. - Есть!
- Тоже есть.
Отпустили тело. Оно застыло над удерживающим в воздухе активным полем.
- На! - Ал из обоймы на плече вытащил ментоловую палочку и протянул товарищу. Взял и себе.
- Ты что-то частить стал, - покачал головой Киф, но предложенную капсулу сунул в рот. Мятный аромат перебивал запах крови, а входящий в состав легкий наркотик освежал сознание.
- Будешь тут частить! - сплюнул под ноги Ал. - Сканировал корабль, так убодался считать. Вглядываешься в гроб, а оттуда прямо на тебя смотрит. Им же даже гляделки не закрыли в Миссии! Суки! Смотреть тошно... Ты да Скир вдвоём с манипулы остались, а я один! И Тир - один.
- Я теперь тоже, - Киф бросил взгляд на застывшее раскорякой на силовой тропе тело.
Ал стиснул губы. Запах ментола острее шибанул по ноздрям. Помолчали, исподлобья разглядывая темноту над головами. Там, выше - десять ярусов мертвецкой. За спинами в воздухе колыхается тело Скира, но корабль всё ещё не включает режим движения силовой тропы.
- Что-то долго он обволакиватель готовит, - сплюнул Киф.
- Пока расчехлит, пока тестовую серию прогонит... Это ж катафалк! На него тела уже в оболочках грузят. Установка и не используется десятилетиями.
- Всё равно - долго. Мне тут и пять минут не в радость!
Снова замолчали.
- Занесла судьба... - покачал головой Киф. - Вроде никогда покойников не боялся, тем более своих, а тут... Веришь-нет, по ночам сниться стала всякая жуть. Вроде и не кошмар, а всё равно просыпаешься, словно сквозь стекло толчённое пробираешься! Будто планета какая, а на ней по всей поверхности люди стоят. Кто во что одет, кто как изувечен, но стоят одинаково навытяжку и в одну сторону смотрят. Солнца ждут. А оно вроде из-за края появилось и - ни в какую не поднимается. Только так, посверкивает красным. И тоска такая. Хоть сам себе башку отпиливай!
Ал стиснул зубы, перекусив ментоловую палочку. Скривился от ударившей в рот волны свежести и горечи и выплюнул на пол испорченную капсулу.
- Дьявол, Киф! Мне та же муть снится! Я думал - передознулся...
Взглянули друг на друга насторожено. Ал вытянул из обоймы на плече новую палочку. Задумчиво сунул в рот.
- Скир признавался вчера, - понизил голос Киф, - что, как на катафалк поднялись, ему голоса чудиться стали. Будто зовут по имени. Голос незнакомый, но ясный такой... И всегда - из-за приоткрытой двери. Где бы ни был. Выйдешь - никого нет. Стал двери запирать.
Ал перекинул палочку в другой уголок рта и хмуро сплюнул:
- Можно, конечно, списать на неустойчивость сознаний после Порша...
Тропа зашипела. Бойцы слаженно развернулись на звук, поднимая руки, вооруженные фаертонами. Тело Скира, плавно покачиваясь в пологих волнах поля, медленно поплыло на выход из отсека.
Киф встряхнулся:
- Пойду, прослежу. А то не верю я этой суке в рясе...
- Это правильно, - задумчиво одобрил Ал. - А я ребят позову.
- Давай. Подтягивайтесь.
Киф пошёл за уплывающим телом товарища, а Ал, ещё раз хмуро оглядев заваленный строительным мусором отсек, споро двинулся в противоположном направлении.
- И было у чёрта три рога, - сквозь сжатые губы, напевал он, - Три рога - такая подмога! Два рога от чертихи гулящей, а третий - не часто стоящий - для прочих чертих и чертей...
Столкновение
- И были у чёрта копыта. Копыта - бежать до корыта. Четыре копыта - вскидывать, и два запасных, - откидывать, когда до "немогу" припрёт! - голос Ала зажат. Звуки цедятся через сомкнутые на палочке губы. Не так поют неофициальный гимн планетарного десанта. Впрочем, никто до него, наверное, и не пел его на катафалке.
Перед входом на лифтовую площадку тянулся тесный туннель-дозатор, регулирующий движение только в одну сторону. Вошёл. Впереди, заходя за угол, мелькнул человек.
- Тир!
Нет ответа. Ал чертыхнулся, выплюнув на пол капсулу. Скафандр подал напряжение в каркасные псевдо-мышцы, и боец в пару скачков преодолел коридор, вылетел на площадку и... почти упёрся в спину. Боец с эмблемой "Барса" между лопаток стоял, вжавшись лбом в дверь лифта. Неосознанно Ал отшагнул и поднял лучемёт.
- Тир? - снова позвал он.
Человек не ответил, и Ал двинулся обойти его сбоку.
Шаг. Второй. Двигался, не отводя взгляда от головы.
Третий шаг - и стал виден край шлема.
Четвёртый - и человек повернул к нему обезображенное лицо.
- Скир!
А тот шагнул к нему, раззявив раскуроченный рот, зашипел, силясь говорить. Потянулся.
- Отринь, тьма! Я - в свете! - закричал Ал, отшатываясь и складывая свободную ладонь в отвращающем жесте. Мёртвого это не задержало. - Уходи, Скир! Не вынуждай! - Ал повёл дулом.
Скир приостановился, тщась вспомнить значения услышанных слов. И снова двинулся.
- Чёрт! - зарычал Ал и надавил курок. Ствол дрогнул, но выстрела не последовало: оружие, не видя цели, запрашивало код подтверждения.
Мёртвый встряхнулся и двинулся быстрее. Спекшийся в красное месиво рот туго растягивался, безуспешно стремясь сложить шипящие звуки в слова.
Ал плечами вжался в косяк закрывшегося прохода туннеля. Мысли тщетно суетились в голове. Выхода боец не видел. Вытащил из обоймы ментоловую палочку и сунул в рот. Затянул дозу. И стало хорошо. Свежесть и лёгкость охватили тело и сознание. Стало всё равно.
| |