Воронцов Алекс : другие произведения.

Крысиные бега

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 3.06*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой старый полудокументальный (то есть на 90% документальный на самом деле) рассказ о московской хиповой тусовке. Внимание, лексика!

Крысиные бега.

Здесь не кончается война, не начинается весна,
Не продолжается детство -
Некуда деваться, нам остались только сны и разговоры...
Янка Дягилева.

  
   Солнце. Ты видишь его только тогда, когда оно мешает тебе. Когда оно бьёт тебе в глаза и ты боишься, что не успеешь спрятать шляпу при появлении ментов...
   Брось, парень! Какие менты на Арбате в десять утра?.. Простые цивилы - и те попадаются с интервалом в сорок секунд. Бедная Стринг, наверно, совсем звереет от явной и неприкрытой бессмысленности наших действий...
   Стринг - это наш гранжевый гений. Как поэтесса и певица - на уровне Янки (периода ВЕЛИКИХ ОКТЯБРЕЙ), по облику - голливудская молодёжная звезда, пославшая карьеру на хуй и поющая на улице именно то, что больше всего не нравится предкам. Впрочем, предкам Стрингушки хватило бы одного взгляда на её джинсы, являющие собой смесь ткани и голого тела...
   Стоп. Что-то я загнался...
   Откуда-то появляется группа аж из четырёх цивилов. Чёрт, телега хреновая... А, ладно! Дамы и господа, поддержите молодой русский рок! Спасибо вам огромное!..
   Бегом к гитарному чехлу. Ныкаю две десятки и одну сотенную внутрь, а мелочь из аскерки пересыпаю на поверхность. Не фиг всем подряд знать о том, как идут дела...
   Показываю Стринг большой палец - и снова в бой. Бессмысленный. В поле зрения, кроме моей напарницы - два младшеклассника, пенсионерка и какой-то хрен в белом халате, явно пашущий в "Чудо-Докторе" - аптеке метрах в десяти от нас. Глушняк... Да и Стринг уже допела арефьевскую "Ночь в октябре". Перекур, короче.
   - Стрингище, ты... - слова восхищения куда-то исчезли. Перейдя на язык жестов, показываю всё тот же палец. Жест получился многоотраслевой, потому как у меня в руке зажигалка. Даю своей очаровательной напарнице огня, затем прикуриваю сам.
   - Ну что, Роджер? Как идёт?
   - Всё о`кей. Уже больше трёхсот.
   - Да?
   - А ты как думаешь? Стринг, родная, ты их всех просто за глотку берёшь. А сегодня - вообще...
   - Сегодня... - Стринг нервно отбрасывает за спину волосы. - Понимаешь, Роджер... У меня предки сматывают куда-то на юг, и неделю их не будет. И ещё... У меня мания преследования началась.
   - В смысле? - докуриваю насильно лишённый фильтра "Winston lights".
   - Всё время такое странное чувство... - Стринг не глядя берёт сигарету из нашего "стрелкового фонда", прикуривает, морщится. - Ты ещё курить будешь?
   - Yes, girl! - прикуриваю "честер" и отдаю подруге в обмен на "Яву".
  -- - В общем, я всё время чувствую взгляд в спину, - заканчивает мысль Стринг. - То ли это от излишней трезвости, то ли ещё что... Но мне страшно.
   - Знаешь, Стрингище, - злобно смотрю на свою сигарету, но курю - нервы на Арбате изнашиваются со сверхсветовой скоростью. - Мне это знакомо. И тут или-или: или мы с тобой - кандидаты в Кащенко, или вокруг херня какая-то нехорошая творится. Версию крышесъезда откидываем - скучная она. Что осталось?
   - Пиздец остался, - Стринг швыряет бычок в сторону суперуродливого памятника Окуджаве. - Ты где сейчас вписываешься?
   - В Алтуфьево, у самой стрёмной в Москве металлохипушки с внешностью запанковавшей училки, - тут до меня доходит, что это не дерьмовый роман, а жизнь. - Тьфу! Извини, сестрёнка! Меня что-то несёт...
   - Ну и пусть... Сможешь у меня пожить пару дней?
   - Ты серьёзно? - Стринг кивает; на её лице прямо-таки написан страх.
   - Нет проблем. Ну что, поехали дальше?
   - На фига? - Стринг устало улыбается. - Пошли нажрёмся...
   Хватаем шмотки и ломимся к Смоле, берём батл красного портвейна и две пачки тёмного "Донского Табака", партизанскими тропами добираемся до Пушкинского сквера (ужасающая зона с чахлой растительностью и абсолютно неэстетичной церквухой) и уютно располагаемся на вымирающей травке. По пути к нам пытается пристать какой-то злобный жирдяй в рясе. Совместными усилиями посылаем служителя культа в задницу, закуриваем и приступаем к распитию спиртосодержащей отравы. Трёп ни о чём плавно уходит в область музыки и искусства вообще...
   - Слушай, Роджер... Тебе правда мой бред нравится? - Стринг запивает вопрос бормотухой. - Это же фигня полная...
   - Сама же знаешь, что не фигня, - прикуриваю от бычка и вколачиваю в глотку порцию C2H5OH. - ты реально делаешь вес в этом бардаке. Как у тебя в "Говорят, играй" было...

Струны - сердца боль,
Я слилась с гитарой,
До-ре-ми-фа-соль -
Голосом упала...
Си-ля-соль-фа-ми -
Нет меня, но здесь я...
Ты меня пойми -
Странно мне и лестно...

   (Чёрт, когда вспоминаю эту песню - всегда плачу...)
   - Понимаешь, сестрёнка, ты говоришь о том, о чём обычно молчат, - батл идёт по кругу. - Это жуткое ощущение, когда ты - проводник для каких-то образов, когда они берутся хрен знает откуда, когда чувствуешь себя каким-то ебучим медиумом... Все говорят об "экстазе", "высокой болезни", "вдохновении" и прочей хренотени - а ты берёшь это ощущение - чистенькое, голенькое, без всякой романтической хуйни - и передаёшь его. Весь этот ужас, весь этот кайф, всю наркотичность творчества... Ты всё это швыряешь слушателю прямо в рожу. И никаких мифов блядской "высокой культуры"... Бл-лин! Извини, что гоню искусствоведческие телеги. Трудное детство, провинциальные газеты...
   - Ты серьёзно? - Стринг отточенно-небрежным жестом швыряет окурок точно в проезжающий "бобик"; портвейн надёжно укрыт бэгами. - Это же ещё Цветаева делала...
   - В публицистике.
   - Да... Хочешь сказать, что задачи разные?
   - Не только. Скорее уж подход, - по исчезновении ментов батл занимает своё законное место. - У Цветаевой была попытка осмысления в религиозном контексте, - снова играю в критика. А куды бечь? - У тебя же - описание. Показ этого ощущения. Тут и сравнивать нечего - это как ворон и гитара. Разные совсем вещи. Непересекающиеся.
   - А...
   - Хай, пипл! Хрена вы нас не дождались? - знакомые голоса из-за спины. Оборачиваюсь...
   На подходе хипповая часть нашей компании - Брайен, Марен и Котейка. Вся троица (правда, совсем не святая) чему-то радуется: Брайен беззаботно, Марен - издевательски, а Котейка - согласно естеству. Новоприбывшие достают своё бухло (три бутылки "Кавказа") и начинается обычный неформальный трёп обо всём на свете - от даосизма до качества сигарет. Где-то к середине второй бутылки Марен берёт в руки свою суперраритетную гитару - лишённый звукоснимателей питерский полуакустический "Орфей" начала семидесятых. Своими глазами видел, как некий джазмен предлагал за это чудо пятьсот баксов, но был послан в пеший эротический тур. Марен просто влюблена в свою Изиду...

...Кто-то крушил под предлогом забот
Тех, кого ближе не будет вовеки...
Боже, прости! Он - единственный тот,
Кто мне не лгал, разделяя мой ветер!
Что у нас есть? Лишь обрывки дорог
В бледной дали... Так за что ж вы клеймите?
Отдал он свет лучезарного "Бог"
За ядовито-родное: "Учитель"!

  
   Дикий драйв Марен бьёт по нервам автоматной очередью. Разумеется, какой-нибудь постсовковый интеллигентишка типа моей мамаши пустился бы в рассуждения о "педалированности" или "дешёвой позе"... Плевать. Все эти псевдоинтеллектуальные ругательства - лишь ебучая ширма для страха перед чем-то новым и живым. Наша поспешно охристевшая "элита" никогда не почувствует этого жуткого драйва, этого безумного, бессмысленного героизма попытки сохранить своё "Я" в условиях демократического дурдома... Да и на хрена нашим "деятелям высокой культуры" вообще что-то чувствовать? Они от одного вида Марен - её драных чёрно-красных клешей, цветастой псевдошёлковой рубахи, фенек и пацификов - в ужас придут и запишут её в разряд "недолюдей с печатью дебилизма". Что интересно, Марен едва не закончила филфак МПГУ, предки-алкаши помешали...
   Вино исчезает со скоростью реактивного самолёта. Впрочем, уже около двух. Да-а, неплохо посидели!
   Перемещаемся на Арбат, оккупируем кусок мостовой напротив "стены Цоя", где ещё пару часов занимаемся предосудительным музицированием и не менее предосудительным аском. К финалу получается около трёх сотен рэ на нос. Видимо, это некая компенсация фортуны за двё недели абсолютного безденежья.
   Где-то около половины пятого дружной пятёркой идём в "Зигзаг" - рок-павильон у метро "Арбатская". Там затариваемся кассетами и книгами, затем берём в магазине поблизости две торпеды "Очакова" и четыре (Котейка не курит) пачки всё того же "ДТ". Распихав по бэгам эти жизненно необходимые вещи, двигаем на Гоголя - знаменитое когда-то место хипповых тусовок, ныне вполне безлюдное, а посему часто нами посещаемое. Там уже сидят Фрэм и Лобстер - полуцивильные хипы современного разлива. Ритуальные приветствия, сопровождающие столь же ритуальное вскрытие баклаг; долгий разговор на вечную тему опопсения всего вокруг, изредка прерываемый хоровым завыванием самых попсовых песен русского рока - и парадоксальное отсутствие лицемерия во всём этом...
   Где-то около восьми Брайену удаётся заманить всех, включая Стринг, к себе на вписку. В темпе ритм-энд-блюза проходим навылет Арбат, прихватив по пути некую Чайку - невзрачную алисоманочку из Тулы; запрыгиваем в троллейбус с замечательным номером "Б" и минут двадцать рассуждаем о свободной любви, великолепнейшим образом игнорируя остальных пассажиров; под причитания какой-то старушки на тему "распущенности молодёжи" десантируемся где-то в районе Тверской и минут пять ползём сквозь дикие московские переулки; проходим мимо тихо хренеющего вахтёра-охранника и поднимаемся на самый верх; "наш рыжий друг Брайен" (прямая цитата из Умки) запускает всю кодлу внутрь и гонит про то, что здесь микро-Радуга. На деле сие означает возможность шляться по здоровенной "сталинской" квартире "кто в чём, а кто и ни в чём" (М. Цветаева). В итоге одетыми (и то весьма условно) остаются только Стринг и Чайка.
   В поисках пищи для наших тел перерываем всю кухню; варим неимоверное количество макарон; Брайен, Фрэм и Марен уходят с некой суммой на ревизию местных торговых точек; в их отсутствие происходят массовые танцы вприсядку под "Зоопарк". Стринг, обнаружив в процессе полную бессмысленность ношения нижнего белья, ухитряется вытащить меня танцевать твист под "Пригородный блюз". Макароны тем временем доходят до кондиции.
   Тут возвращаются наши гонцы, да не одни, а с пополнением в составе Зайца и Рикки - ещё двух хиппи-студентов. Заяц сразу же подвергается опасности провалиться сквозь пол - на нём всеми своими шестьюдесятью пятью кэгэ мышечной массы повисает моя системная дочка Котейка. Это интересное зрелище, если учесть, что Заяц - мой системный сын. Как говорится, в семье не без инцеста...
   Опускаюсь на одно колено и целую руку Рикки - невысокой русоволосой девушки, поразительно красивой (если умеешь видеть красоту) и поразительно доброй. Она способна всю ночь шляться с кем-то из знакомых по Москве, наплевав на проблемы с предками, если чувствует, что человеку плохо. Она боится причинить боль. Она читает Берроуза. Она всегда готова стоять рядом - и держать за руку, согревая твою душу. Она...
   Я люблю её.
   - Рикки...
   - Роджер, милый...
   На губах её - полынная горечь; руки её нежны, как морская вода; объятья её - безумная нежность африканской ночи...
   Оторвавшись друг от друга, перемещаемся вслед за остальными на кухню; вся тусня в темпе сметает макароны с тушёнкой; из бэгов участников "экспедиции" извлекается хренова туча "ДТ" и кошмарное количество портвейна. Редкая для нас ситуация - все при деньгах...
   Брайен извлёк из недр своей квартиры стаканы - и мы пьём за Янку. Не чокаясь. Как хочется вычеркнуть девятое мая из календаря, отменить к дьяволу этот день!.. Но Янку этим не вернуть.
   Стринг прерывает молчание:

Коммерчески успешно принародно подыхать,
Об камни разбивать фотогеничное лицо,
Просить по-человечески, заглядывать в глаза
Добрым прохожим...

Продана смерть моя... Продана...

   Марен подхватывает песню, и уже два голоса бьются в этом отчаянном крике...

Украсить интерьеры и повиснуть на стене,
Нарушив геометрию квадратных потолков,
В сверкающих обоях биться голым кирпичом,
Тенью бездомной...

Продана тень моя... Продана...

   Прости нас, Янка... Когда тебя травили, мы были совсем детьми... Но мы уже жили тогда - значит, мы тоже виновны. Прости нас...
   Через пару минут снова начинается трёп о фрилаве. Доселе молчавшая Чайка выдаёт:
   - Ребята, о чём вы говорите? Это же... Сказано ведь: "Не прелюбодействуй!" - она явно радуется возможности вклеить цитату. - Я сижу, слушаю вас - и мне страшно! Вас просто поймали в свои сети слуги Дьявола! Покайтесь и...
   У Брайена не выдерживают нервы и он начинает издеваться:
   - Дьявола? А кто это такой?
   - Говорят, какой-то шибко похожий на нас чувак, - подхватываю игру, - только прайса у него побольше.
   - Вы... Вы... - Чайка теряет дар речи.
   - Ну мы, и что?! - взрывается Марен. - Шла бы ты, Чайка, со своими проповедями к Богу в рай! Меня этой хуйнёй предки знаешь как достали! А, к хуям... - берёт гитару. - Лучше попоём...

Он пьян с утра -
Один против всех.
И смех и грех -
Один против всех...

   Медленный, завораживающий перебор...

Он пьян с утра -
И это уже не игра.
Один против всех,
Один против всех...

   И - криком боли, шквалом, самоубийственным выплеском отчаяния:

"Бесы! Бесы!" - кричит он ментам,
Но бесы, бесы - это он сам!
Бесы...

Однорукий боксёр,
Одноногий бегун,
Безъязыкий оратор,
Одинокий волчонок Москвы...

   Да-а... Как по мне, так Марен ухитрилась исполнить Умкину песню не хуже самой Умки. Дела-а...
   Продолжаем питие, курение и трёп. Кто-то включает сборник битлов и начинаются очередные танцы. Мы с Рикки тоже пытаемся что-то изобразить; взаимный магнетизм сильнее; нас уносит в спальню...
   Пью ветер с губ твоих, Рикки, моя нежная Рикки; ты прекрасна в святом бесстыдстве страсти, моя возлюбленная, моя ДИКАРКА; растворяюсь в твоей любви, сгораю в твоём беззаконном пламени; Рикки...
   - Я люблю тебя, Рикки, - целую её горькие губы.
   - Я тоже люблю тебя...
   Возвращаемся к остальным; о! новое пополнение - мой земляк Эмиль.
   - Хэлло, Эмиль!
   - Привет, Роджер. Тут такое дело... Мать твоя в Москву приехала. Она тебя ищет... Хочет в дурку упрятать.
   Проклятье!..
   - Милый, ты уедешь? - голос Рикки дрожит.
   - Да, любимая. В Питер, наверное... Чёрт, как не вовремя!
   - Я с тобой, Роджер, - Марен сжимает мою руку. - У меня такая же байда была...
   - Милый... Я не могу уехать с тобой... Не забывай меня, ладно? Я буду ждать...
   - Рикки, родная... Я вернусь! Ты же знаешь, я неистребим... И я умею бежать.
   ...Утром мы с Марен вышли на М10. Я бросил на обочину бэг, ухмыльнулся и вскинул руку. Я бегу... Чёрт, я снова бегу! Понять бы, куда и зачем...
  
  
   Алекс Воронцов.
   18.09.03
   * * *
  
   Все совпадения никнеймов, реалий и событий намерены, но не абсолютны. В нашей реальности описанной истории не было, но она вполне могла быть.
  
   В тексте использованы стихи Анны "Умки" Герасимовой, Яны Дягилевой, Екатерины "Струны" Поповой и Елены "Марен" Никифоровой.
  
  
  
Оценка: 3.06*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"