Аннотация: Рассказ из жизни большого животного, которое многие по недомыслию называют "братом меньшим" :-)
Вол умирал. Грузное тело растеклось по земле, словно огромный бурдюк с водой. Длинная шерсть свалялась от болезненного пота и висела грязными, неопрятными лоскутами. Морда бездумно уткнулась в землю, так что вырывавшееся из ноздрей замедленное дыхание каждый раз поднимало две маленькие пыльные бури. Глаза были закрыты. Волу уже незачем было что-то видеть - все что мог, он уже увидел, за свою долгую, трудную жизнь. Теперь он смотрел иным, внутренним взором. Древний инстинкт однозначно говорил сокрушенному гиганту, что смерть близка. Эти последние часы (а может минуты?) нельзя было потратить впустую. И вол вспоминал. Вспоминал быстро, чтобы успеть пройти в своей памяти весь путь, прожитый под солнцем. Вспоминал медленно, чтобы каждая картинка приобрела свою, уникальную форму и дала возможность больному сознанию соприкоснуться с теми звуками, ощущениями и запахами, которые тревожили его в прошлом.
***
Первым, кого он увидел, появившись на свет, был один из Этих. Вывалившись наружу из пульсирующей утробы, теленок жалобно мычал, ища в новом, надо сказать весьма неуютном и холодном мире, опору и защиту для себя. И первой опорой стал Этот. Вол помнил свое младенческое потрясение: как же так, ведь Этот вовсе не похож на него самого, как же Этот может быть его матерью? Но оказалось, что мать - это косматая, страшная груда на полу, издававшая страшные стоны и бьющая копытами. Если бы не вездесущий Этот, подхвативший теленка на руки и оттащивший его в сторону, новая жизнь могла бы оборваться в самом начале. Он еще надеялся, что, раз страшная мать умерла, то может Этот будет заботиться о нем и кормить? Но оказалось, что Этих много и кормлением будет заниматься другой Этот. Этот-мать. Впрочем, различать их вол так и не научился до самой старости, уж очень нелепо и однотипно они были устроены. То, что Эти - постоянно разные, вол понял, когда несколько раз увидел их по двое-трое. Выделял он всего нескольких: Этот-другой, Этот-враг и Этот-теленок.
Вообще, они были очень странные, Эти... Потешные и неуклюжие. Когда они кормили его молоком, теленок постоянно то не наедался, то почти захлебывался живительной влагой, то неожиданно пугался их чудовищно-невозможных жестов и движений. Гораздо интереснее было кормиться у других косматых матерей, но там частенько крепко доставалось, так что слишком часто этим промышлять было опасно. Повезло: несмотря на всю неловкость Этих, и враждебность большого мира, он выжил.
***
Когда вол подрос, к нему часто стал приходить Этот-другой. Пришлось выделить его среди остальных - уж очень чувствовалось в нем отличие. Этот-мать (сколько бы их ни было на самом деле) всегда пах по-разному. Иногда - злостью, редко - теплом, чаще всего - равнодушием. А Этот-другой пах силой. Всегда. Силой, которой нельзя было не подчиняться. Зато эта сила не пугала, наоборот, вместе с Этим-другим молодой вол всегда чувствовал себя в безопасности. Несмотря на свою силу, Этот-другой бесконечно любил играть. Вол часто удивлялся - неужели такая сила досталась Этому-теленку? Или может Эти-старики теряют разум, сохраняя свое могущество? Любимой игрой Этого-другого было привязать странную, неуклюжую и некрасивую штуковину позади вола и, усевшись на нее, заставлять таскаться взад-вперед по дороге. Порой волу казалось - может быть таким образом Этот-другой подтверждает свою силу? Но это было абсурдом: сила или есть или нет, зачем ее доказывать? Игра вовсе не нравилась волу: дурацкая тяжелая штуковина была ужасно неудобной, деревянные палки, торчащие впереди, не давали идти куда хочется, принуждая поворачивать только когда этого захочет Этот-другой. Со временем вол обратил внимание, что многие из Этих играют с остальными волами почти также. И он успокоился: раз сильные делают что-то одно, значит это нужно для всего стада. С тех пор он безропотно позволял Этому-другому пристегивать к себе деревянную штуковину и опутывать морду крепкими, дурно пахнущими ремнями, которые поначалу особенно бесили.
Этот-другой был справедлив. Ни разу он не позволил усомниться в своей власти. Длинной тонкой лапой, за которой невозможно было уследить - то появится, то исчезнет - он постоянно бил вола по спине, утверждая свое главенство. Но вожаком стада он не был - ни одного из ритуалов, о которых вол знал из памяти своих предков, живущей в горячей, густой крови, Этот-другой не выполнял. Вол долго пытался понять, почему их стадо такое неправильное, лишенное вожака. В конце концов, он отчаялся и просто подчинялся Этому-другому, потому что тот имел право сильного.
***
Этот-враг появился еще когда вол был неразумным теленком. Тогда его привел Этот-мать. Вол отчетливо помнил свой ужас и давящее осознание беспомощности перед этим ужасным, пахнущим смертью и болью существом. Сопротивляться было невозможно, бежать - некуда. Этот-враг навещал его не один раз. Иногда - просто присматривался. А иногда делал то, ради чего собственно жил (по крайней мере, так понимал вол его запах) - причинял боль. На протяжении жизни многие Эти причиняли волу боль, но никто так и не смог внушить ему хотя бы подобие того ужаса и отчаяния, что приносил с собой Этот-враг. По-настоящему страшно стало, когда Этого-врага привел Этот-другой. Вол вдруг понял, что неправильный, но сильный вожак, тем не менее, не сможет защитить его от врага, который снова явился причинять боль. Решение о бунте пришло не сразу. Еще несколько раз вол покорно терпел визиты Этого-врага, тая в себе гнев и страх. Но всему есть предел. Удар изогнутых рогов не достиг цели - Этот-враг оказался весьма проворным. Однако противостоять огромной массе воловьего тела, которая обрушилась на него в замкнутом пространстве загона, он не смог. Вол был уверен, что победил. Ни побои, обрушившиеся на него, ни гнев Этого-другого, ничто не могло омрачить торжества победы. На Этого-другого вол даже не обижался. Ярость вожака, которого превзошел нижестоящий была ясна и оправдана. Ведь сам Этот-другой так и не решился напасть на Этого-врага, несмотря на то, что все стадо изнывало от проклятого запаха ненавистного чужака. Многие дни прошли в спокойствии и радости. А затем мир рухнул - Этот-враг оказался жив. Когда он появился в загоне, вол тревожно втянул в себя воздух. И понял, что проиграл. Этот-враг пах по-прежнему: болью и смертью. Страха не было. Тогда вол понял, что сломить врага невозможно. Его надо убить. Но это означало пойти против Этого-другого, который, все же был вожаком, пусть и неправильным. И вол смирился. Боль можно и потерпеть. А вне стада - погибнешь обязательно.
***
Если бы Этот-теленок не прибегал к нему так часто, вол, скорее всего, так и не научился бы его выделять. Но каждый день принимать вкусные подарки и не запомнить от кого - это было бы неправильно, поэтому вол обозначил для себя Этого-теленка и даже запомнил его запах, хотя это и было непросто. Этот-теленок, как и все телята, не пах ничем, кроме несмышлености и любопытства. Однако, в отличие от обычных телят, он, как правило, приходил не просить, а наоборот давать. Сначала вол был этим сильно удивлен, и долго принюхивался, пытаясь понять: может это вовсе не теленок? Затем удивление прошло и минуты, в которые Этот-теленок играл с ним, вол вспоминал с особой радостью. Здесь не было власти или демонстрации силы, к чему всегда стремился Этот-другой. Здесь не было докучливого внимания, с которым волу надоедали остальные Эти. И уж конечно, здесь не было и тени той страшной атмосферы, что всегда приносил с собой Этот-враг. Жаль, что минут, проведенных с Этим-теленком, было так мало. Как правило, их прерывал Этот-другой. Вол не обижался, он понимал, что тот просто ревнует к нечаянной радости, ускользнувшей от вожака и доставшейся ему, рядовому члену стада. После нападения на Этого-врага, Этот-теленок перестал появляться, хотя вол не раз видел его рядом с другими. Очевидно, Этот-теленок испугался, или, по неразумности, принял вола за вожака стада, с которым нельзя играть.
***
Дни бывают теплые и холодные. Иногда с неба льется вода, и шкура противно намокает. Иногда дует ветер и, если не научиться хитро отворачивать от него морду, то можно заболеть. Будешь потом еле ползать и терпеть хлесткие удары гибких лап Этих. Бывают дни, когда тебя никто не тревожит, и можно спокойно размышлять о том, как странно все устроено в этом мире. Или не торопясь жевать хрусткий овес, загребая его из торбы мягкими губами. Бывают такие дни, что тебе плохо. Например, когда в стаде нарушаются ритуалы, и нет вожака, который мог бы усмирить смутьянов. Бывает хорошо. Когда все идет спокойно и ничто не возмущает внимания. Есть свои. Они рядом, и это успокаивает. Есть Эти. Они всегда приходят не вовремя, всегда суетливы и непонятны. Но с ними приходится считаться. В конце концов, те крохи времени, что они занимают в жизни, не столь ценны, как потерянный покой. Жизнь - это спокойная, тихая река. По ее течению надо плыть покорно и тихо, только тогда проживешь достойно. И вовсе уж не повод для тоски то, что полноводная река смиряет свое течение и тонким ручейком уходит в желтый раскаленный песок.
Вол тяжело вздохнул, оторвал от земли поникшую морду, и последний раз взглянул на мир, который подарил ему столько различных картинок и звуков. Рядом стояли двое. Этот-другой и Этот-враг. Вол еще раз с шумом выпустил воздух из усталых легких. Все было верно. Этот-другой, неправильный вожак стада, пришел убедиться в том, что вол бесполезен. Его право. Более того - его долг. Не смог удержаться и Этот-враг - пришел позлорадствовать. Пусть. Уже все. Уже можно. Последний вздох могучего животного смешался с всхлипом. Мир погас. Как и глаза старого гиганта.
***
- Умер? - фермер с сожалением посмотрел на огромную тушу старого быка, распростертую посреди двора.
- Увы, - виновато пожал плечами ветеринар. - Сами понимаете - здесь никакая медицина не поможет.
- Все в порядке, док, - устало махнул рукой фермер. - Старость есть старость. Жалко Пита, здоровый был. Еще вчера телегу таскал, а сегодня слег. Эх, жалко, жалко...
- Да, - кивнул ветеринар, поспешно ощупывая тушу, чтобы подтвердить факт смерти. - Удивительной силы и здоровья было животное. Обычно в его возрасте кончают на живодерне. А ему довелось, так сказать, почить в мире.
- А главное - симпатичный, черт! Я ведь его любил, док. Пожалуй, единственный вол за всю мою жизнь, к которому я привязался! Хоть и бешеный был, хе-хе, помните? Эх, и дочка расстроится, когда из колледжа приедет... Ох, ну да ладно... Что там у вас, док? Надо что-то оформлять?
- Да, мистер Кларенс. Пойдемте в дом, вам придется подписать несколько бумаг...