Он не верил в прекрасное "завтра",
пил портвейн и курил "Беломор",
обожал Копеляна и Гафта
и читал потрясающий вздор.
Но куражится было бы пошло:
ключ к его необъятному лбу
похоронен в прокуренном прошлом
в неподъемном свинцовом гробу.
Если б Парка ткала по-иному
нить судьбы, избегая узлов,
он учил бы Ньютона биному
и ваял бы Мадонну с веслом.
Он бы, может быть, вспомнил о свете
как начале начал и нашел
откровенье в баптистском буклете,
иль с восторгом читал бы Ошо.
И поверил бы в вечную негу,
и не верил бы в вечное зло.
Но портвейн превращается в реку,
и уже утонуло весло.