Аннотация: updated 14/3/05 А вот о чем рассказ, это уж каждый решает для себя сам. Скажу одно - он ничего не утверждает. Лишь пара мыслей в попытке их соединить
Ведун(ver 1.002 от 14.03.05).
Он был уже, наверное, стар, хотя по его виду нельзя было сказать ничего определеннее, того, что молодость унеслась уже давно. Хотя, впрочем, многие помнили еще, как он пришел в деревню. Тогда он был молод, хотя на плаще у него уже лежала пыль многих дорог. Статный, красивый, задорно смеющийся. Он лишь на неделю собирался остановиться на здешнем гостином дворе. Но странник остался навсегда, едва увидел Марию. Она была самой красивой в деревне девушкой, прекрасная в своем ярком сарафане с венком из цветов на челе, кружащаяся, озаряя все вокруг своей яркой белозубой улыбкой. Как-то странно, быстро и вопреки традициям Мария и Светол (а странника звали именно так) сошлись, поженились и зажили хорошо назло старикам и завистникам, не сулившим счастья их браку. Постепенно деревенские смирились с этим. Жили они счастливо лет двадцать, у них росла уже взрослая дочь, на выданье, такая же красавица, как мать, и столь же осанистая и горделивая, как отец. И жених у неё был - загляденье, статный, сероглазый, с шапкой светлых волос. Он был сыном кузнеца, а когда за год до того утра у него умер отец, стал единственным в деревне, кто был обучен кузнечному делу. Звали его Хастел, а невесту его Арна. Хастел был очень дружен и с Марией и Светолом, в том числе и сглаживал отношения между ними и деревенскими. А сглаживать было что. По деревне ползли сплетни о том, что приезжий практикует у себя дома колдовство, и слово это шелестело от человека к человеку, перелетая будто и вовсе без помощи губ.
Но, покуда заболевший и даже лежащий в бреду и горячке человек, будучи принесенным в дом Светола, возвращался домой утром сам и вполне здоровый, семью не трогали. Было, пожалуй, даже какое-то раболепное уважение... хотя оно так быстро переходит в черную ненависть, ведь его вызывает то, чего человек боится и не понимает.
Переменилось все после того дня, вернее, того утра. По холодному морозному воздуху Мария с дочерью направились к реке. В тот день случилось небывалое, - волчья стая перешла замерзшую реку и напала на женщин. Даже самые древние старики в деревне не помнили, чтобы волки подходили к деревне так близко. Но достало и одного раза. Когда на крик сбежались люди, Мария уже лежала на земле с разорванным горлом и стекленеющим взглядом, дочь же умерла лишь немного позже, на руках у жениха и отца, которые несли её к дому. Стаю тощих серых волков истребили и прогнали. Но для двоих это уже ничего не решало. Тогда-то и поседел разом Светол, тогда-то и избороздили лицо его глубокие морщины. Хастел перенес все легче, но все же, и он уже не мыслил более ни о какой женитьбе, стал все больше угрюм и неразговорчив.
Светол заперся в своем доме, почти забросил хозяйство, а в доме его, как повествовали липкие, не желающие стекать с языка, слухи, стали происходить еще более странные вещи, чем раньше. Бывало, по ночам в окнах метался какой-то голубоватый свет, иногда вокруг дома завывала будто бы метель, хотя вокруг не было и следа снеговых туч. Люди все больше сторонились знахаря, да и сам он не стал общительнее. Один раз, после особенно жуткой метели, продолжавшейся неделю и засыпавшей всю деревню, люди хотели прогнать его, велеть ему уходить из деревни, но на пути их встал кузнец. Сильный, статный, один из самых влиятельных жителей в деревне, горячими и едкими речами он пристыдил людей, и они вернулись по домам. Хастел был вообще единственным, кто посещал теперь Светола, разговаривал с ним, приносил ему еду и видел, как на суровом лице все более обозначаются скулы и оно становится отчего-то дубленым, как у побывавшего везде и сразившегося со всеми ветрами странника.
Это случилось спустя пару месяцев. Зима все еще правила полновластно, когда с давно не езженой дороги, ведущей из деревни, послышался хруст снега под копытами коня. Всадник был в тяжелом доспехе, настолько изломанном, что казалось, будто рыцарь только что встретился с сотней разъяренных, вооруженных палицами и кистенями варваров. Пластины были промяты, а кое-где и пробиты, кольчужные звенья висели рваной бахромой. Как грек при Марафоне, рыцарь прискакал, чтобы передать послание. В сторону деревни направлялся демон преисподней. Как, почему, откуда, - рыцарь не сказал. Он успел лишь сказать, что до деревни отряд паладинов короля под командой лорда Фаерхарта едва ли успеет его перехватить. "Уходите или умрете!", - была его последняя фраза. Деревенские возбужденно перешептывались, глядя на рыцаря, на устах которого замерзала струйка крови. Никому не хотелось оставлять добро, нажитое за многие годы, на растерзание демону. Но и умирать подобно безымянному рыцарю никому тоже не хотелось. Тут сзади послышался голос. "Я останусь и задержу его. Уходите!", - голос принадлежал Светолу. На него покосились с опаской и колебаниями. Но страх все же пересилил, и люди побрели собирать самый необходимый скарб.
Перед пустой деревней стоял одинокий человек, воздев руки к небу и что-то крича. Слов было не разобрать - они тонули в реве ветра - в пятидесяти шагах перед человеком бушевала, наверное, самая страшная метель, которая случалась на земле. За полчаса она намела сугробы выше человеческого роста, после чего утихла и успокоилась. Человек опустил руки, проверил, легко ли выходит из ножен меч, и ждал.
Неизвестно, сколько прошло времени. Человек стоял в задумчивости, серый день шел, не меняясь, сквозь тучи не светило солнце. Послышался какой-то шипящий или свистящий звук. Он медленно приближался. Вдруг из края снеговой стены, как горячий нож, вышел темный расплывчатый силуэт. За ним в снегу осталась широкая тропа, протаявшая до самой земли. Повернувшись, и, видя стоящего поодаль человека, демон ускорил шаг и направился к ведуну. В тот момент в видении человека что-то изменилось: исчезли зима, снег, он сам, демон и проторенная им тропинка, вернее, не исчезли, а изменились. Теперь, подними он глаза, он увидел бы, что вокруг была просто серая равнина, а навстречу ему по ней шло облеченное в желтоватые и черные мечущиеся языки пламени создание. Уверенной походкой демон приблизился, встал над недвижным человеком. Сначала он был в полтора человеческих роста, потом стал медленно и неуклонно расти. Человек перед ним стоял спокойно, и, казалось, был совершенно отвлечен от происходящего вокруг. Однако когда демон поднял ногу, как будто намереваясь раздавить ведуна, просто наступив на него, по телу того прошла как будто волна. Демон постоял с минуту с поднятой ногой, когда же он решил её опустить обратно, видимо, разочаровавшись, молнией взлетела вверх рука с мечом, и окрестности потряс ужасающий крик. Была в нем боль, какая-то странная тоска и злоба. Может быть, это было странно, но злоба занимала в этом крике лишь малую долю. Демон, пошатнувшись, сделал пару шагов назад, разбрасывая огненные брызги крови, и выхватил меч. В этот миг, а может, чуточку раньше, из-за спины у него выскочила пара черных теней. Кто это был, неизвестно, слишком быстро метнулись они к Светолу, распластавшись в прыжке. Взлетела рука без меча, взлетела и опустилась. А тени будто натолкнулись в полете на невидимую стену, остановились и рухнули наземь, рассыпавшись грудами грязного серо-черного льда. И тут только ведун поднял потупленный в землю взор. Глазам его открылось что-то безгранично серое, с двумя черными пятнами на нем и огнистым силуэтом чуть поодаль. Демон уменьшился до своего, видимо, обычного, полутора ростового размера, и стоял, держа на отмахе черный меч, по которому бегали едва видимые серебристые огоньки.
Так и нашли их паладины, прибыв часом позже. Человек и демон стояли напротив друг друга, недвижимые. Растянувшись почти кругом, солдаты вытащили оружие, и пошли вперед. Организация, надо признать, была великолепная. Прозвучала лишь пара тихих команд, а паладины уже разбились на два редких круга, один внутри другого, и внутренний начал стягиваться. Во внешнем солдаты вытащили из-за спин громадные луки, споро натянули тетивы и наложили на них стрелы. Во внутреннем круге воины с большими двуручными мечами медленно приближались к центру, в котором находился демон, готовые в любой момент пригнуться или отступить, подставив демона под огонь лучников. Из деревни внезапно показался человеческий силуэт. Стоявший во внешнем круге командир паладинов резко повернул голову в сторону приближающегося. Это был кузнец. В руках он нес громадный топор. Он шел быстро и вступил в круг в том месте, где он не был замкнут - между ведуном и демоном. Светол, кажется, чуть шелохнулся. Когда же Хастел поднял топор и опустил его, вернее, попытался опустить, из груди ведуна вырвался жалобный и скорбный крик: "Не-е-ет!". Топор натолкнулся на неизвестно откуда вынырнувший темный клинок, легко отразивший удар и дернувшийся к туловищу кузнеца, но внезапно повернувшийся плоской стороной, казалось, именно в тот момент, когда прозвучал крик. Тут налетели паладины. Сверкающая сталью орда ринулась вперед по единственной резкой команде. Засвистел черный клинок, запел песню смерти, разлетелся в осколки один из светлых мечей, а тут вновь послышался тот самый вой или, может, вопль, - протяжный, тоскливый. В нем была безнадежность, звучала в нем скорбь. Светол сокрушенно прикрыл глаза, грустно покачал головой. Потом он сделал единственное, что мог, чтобы помочь, прекратить мясорубку. Через серую равнину, мимо серебристых силуэтов, протянулся призрачный образ, связав демона с ведуном. Вой стал тише, да и тональность он сменил. А черный меч опустился и не разил более. Серебристые по инерции рубанули еще пару раз, но, поскольку на теле демона больше не появлялось ран, тоже остановились в нерешительности. Стало видно, что на земле распласталась пара фигур в неестественных позах. Наступила тишина, только кузнец, отброшенный ударом меча, со стоном поднимался с земли. И в этой тишине неожиданно громко прозвучал голос ведуна: "Стреляйте в меня". Наблюдавший за ним уже некоторое время Лорд Фаерхарт кивнул на немой вопрос, поднял руку и резко опустил её. Странно, но из более чем десятка стрел в ведуна попало лишь три. Он упал, сначала на колено, а затем повалился на спину. Невдалеке, будто подрубленный, упал демон.
Как странно все переменилось. Все посветлело, вокруг появились цвета и оттенки, а не их ощущения. Светол, казалось, уже почти забыл, как это, - видеть. Сверху, из серых плотных туч мягко и тихо падал снег. Впрочем, действительно ли это было то самое, обычное зрение. Ведь, видя по одну сторону от себя склонившегося Хастела, по другую он видел, чуть прозрачных, Марию и Арну. И он забыл о боли, душа его рвалась, рвалась вновь соединиться с ними, и он был счастлив... и все же его успело поразить то, как, подойдя со стороны его ног, так, что его не видел Хастел, который едва ли это допустил бы, Лорд натянул тетиву и, с какою-то холодной усмешкой на губах, выстрелил. Стрела вошла под углом в горло, вонзилась в мозг и погасила искру сознания. И последним, что еще горело, было воспоминание о том, что он увидел в печальных глазах огненного сознания. И он не смог уже взглянуть на то, как на почти погасшем черном лице застыла блаженная, почти человеческая, улыбка.