Аннотация: Переписанная с нуля версия. Постарался максимально учесть все замечания и пожелания. v 1.5.02 от 04.01.06 Исправлено порядочное количество мелких ошибок. Кое-где изменены/дополнены описания.
Предостережение
Я устало потёр глаза и бросил взгляд на часы. 22:04. Все, пора домой. Все равно, пока буря не утихнет, со станцией на вершине не будет связи. Я скопировал данные на флэш-карту, чтобы покопаться в них дома. Выключил компьютер, обесточил лабораторию и запер дверь. В последнее время я очень устал и был несказанно рад передышке, которую давал мне пылевой шторм. Возможно, получится отдохнуть целую неделю. В коридоре у проходной сидел Седрик, лаборант из соседнего отдела. При моём приближении он поднял взгляд от книги.
--
Ты остаешься на ночь?
--
Да нет, просто задержался. Ждал данные с верхней станции. - Я отметился в журнале и передал Седрику ключ. - Спокойного дежурства.
--
Спасибо. Пока.
--
Увидимся.
На станции я взял одноместную маглев-капсулу и спокойно откинулся в кресле. Несколько секунд на шлюзование. И вот мягким прыжком навалилось и придавило ускорение. Приятное чувство. Я отключил все освещение, кроме подсветки приборной панели и перевел кресло в горизонтальное положение. Надо мной и с боков проносился прозрачный пластик вакуумного тоннеля, в котором была проложена линия. Что-то тихо и умиротворяюще гудело. За стеклом слабо освещенного тоннеля было темно. Не потому даже, что ночь, - будь сейчас день, разницы не было бы никакой. Там, снаружи, властвовала марсианская пылевая буря. Гудела, взвивалась, шелестела. Впрочем, я этого не слышал, чему тут же порадовался. Страшное явление... Я почти задремал, когда жалобно запищал тревожный сигнал. Едва я успел привести кресло в вертикальное положение, как капсулу качнуло, она опустилась и заскользила по аварийным рельсам. Меня рвануло вперед. Слава богу, автоматика не дает тронуться, не пристегнувшись, иначе растекался бы я сейчас по стеклу. А так - ребра, конечно, больно, зато живой. Оправившись от боли, я достал из кармана пачку сигарет и закурил. В то время, когда я докуривал вторую сигарету, загудел зуммер - меня вызывали.
--
Мистер Кириллов?
--
Да, слушаю.
--
С вами говорит диспетчер ремонтной службы. С вами все в порядке?
--
Отделался легким испугом. В смысле, - да, я в порядке.
--
Хорошо, сэр. Ремонтник прибудет через пятнадцать минут.
--
А сколько уйдет на устранение неисправности?
--
Если показания систем внешней диагностики являются верными, не более пятнадцати минут. Подождёте?
--
Глупый вопрос. Как будто у меня есть выбор.
Диспетчер отключил связь. Я походил по капсуле, но быстро понял, что гуляние внутри объекта длиной пять метров и шириной три, две трети площади которого занимает оборудование, меня не устраивает. Тогда я задался целью отыскать скафандр. Он нашелся в заднем отсеке и налез на меня только после того, как я немного ослабил стяжки.
Когда я вышел из капсулы, меня неожиданно пробил холодный пот, я задрожал. Нет, в скафандре была постоянная температура, поэтому холодно мне стало чисто психологически. О ветре в вакуумном тоннеле тоже не могло идти и речи, и, однако же, я почувствовал себя так, будто вышел зимой в легонькой курточке, а меня накрыло хлещущей по лицу ледяной крупой и пробирающим до костей ветром. Потом мне почудилось, что по телу от лодыжек до висков пробежала жаркая волна, отвечая которой изогнулся я сам. Мгновение спустя мне показалось, что я отделяюсь от тела и меня тянет куда-то вверх. Я испугался, потянулся к телу, и сразу же все вновь вернулось на свое место. Но осадок-то, как говорится, остался. Я включил фонарь на шлеме и задумался. Быть может, именно в этот момент я был ближе всего к своим детским мечтам о космосе. Тогда, будучи еще совсем мальчишкой, я грезил романтикой космических путешествий, далекими мирами, чужими небесами и яркими звездами над головой. Знаете, голливудское кино постоянно учит нас тому, что необычные вещи случаются в необыкновенных местах. Кто знает, правы ли его авторы?.. Или это попросту плохое кино? Не знаю. Мне кажется, правы они лишь отчасти. В таких местах чудеса действительно случаются. Чаще. Я думал об этом, а сам стоял и глядел на бешеное кружение пылинок в свете фонаря. Порой мне казалось, что вот оно - воплощение хаоса, а порой - что это какой-то причудливый танец, в котором каждое "па" заранее известно и досконально выверено и во времени, и в пространстве. Я опирался на пластик руками в перчатках, прижимался к нему шлемом и наблюдал. Почти как пляска огня в костре. К сожалению, некоторое время спустя вновь начали пробиваться повседневные мысли и наполнявшие меня умиротворённость и предчувствие тайны утекали, как ни старался я их удержать. Поэтому, когда издалека надвинулся маленький огонёк ремонтного вагона, я был зол. Огонёк полз, как мне показалось, со скоростью черепахи; дожидаясь его, я нетерпеливо расхаживал взад-вперед и сетовал на то, что приключение моё затянулось. Ремонтный вагончик подошел по служебной монорельсовой линии, остановился возле меня и из него вылез высокий человек в скафандре ярко оранжевого цвета.
--
Как вы тут, сэр? Не слишком заскучали? - Прозвучал в наушниках немного насмешливый голос.
--
А вы как думаете? Заскучал ли я в чертовой дыре, где совершенно нечем заняться и не на что посмотреть.
--
А как же шторм?
--
К черту шторм! И вообще, прекратите чесать языком и принимайтесь за работу.
--
Хорошо, хорошо, - человек поднял руки ладонями вперед, то ли заслоняясь ими от моего гнева, то ли примирительно, - я просто хотел предложить вам отправиться со мной. Хоть чуточку веселее, не находите?
--
Ладно, - буркнул я. - Поехали.
Вагончик покатился вперед. Пару минут спустя мы притормозили у малоприметного тускло горящего красного огонька на стене. Под лампочкой можно было заметить надпись "PB 18-d". Луч фонаря моего спутника упал на дверь шлюза и скользнул по табличке с надписью: "Служебное помещение. Посторонним вход воспрещен". За шлюзом нашлась небольшая комнатка, почти всю площадь которой занимали разнообразные устройства. Впрочем, может, и однообразные. Она чем-то напомнила мне компьютерные залы из старых кинофильмов: стены скрывались за большими серебристыми шкафами, а посредине, прямо напротив двери шлюза, стояло кресло, за ним же, по всей видимости, помещался пульт управления. Однако, не было многочисленных лампочек и светодиодов, а сам пульт представлял собой обыкновенный терминал персонального компьютера. Мой спутник сел в кресло, снял перчатки и шлем, вставил в слот на панели личную карточку и принялся что-то набирать на клавиатуре. Так как мне нечем было заняться, я принялся разглядывать обстановку и своего спутника. У него были светлые волосы, лицо я смог рассмотреть только в профиль (мне не хотелось слишком явно показывать, что я им интересуюсь), - черты были крупными и грубыми, глаза, кажется, были светлыми. Пальцы рук, порхавшие сейчас над клавиатурой, были тонкими и сухими, на кистях бугрились вены. На вид ему было лет сорок пять-пятьдесят, хотя, возможно, я ошибался.
В тот момент меня снова окатило волной вибрации. На сей раз, это произошло без каких-либо предварительных ощущений, просто волна ударила в ноги, захлестнула по пояс, дошла до головы и... внезапно исчезла. Что-то изменилось. Теперь я даже не просто слышал, а ощущал, как пыль тысячей разъяренных ос жалит стены нашего убежища, будто натиску бури противостоял не бетон, а моя собственная кожа, слышал вой шторма и ощущал в нем бессильную, терзающую злобу. Я поёжился; чуть пообвыкшись с новым восприятием, ощутил мощные силовые кабели, струящееся вдоль них из этой комнаты электричество. PB, внезапно понял я - Power Block. Чувствовал я и усталую скуку спутника, проводившего совершенно привычную для него, рутинную работу. Обычные чувства, напротив, ослабли, и я едва услышал звук, когда мой спутник уронил на пол перчатку. Мне казалось, что я стал огромным и находился сейчас не только в своём теле, но и во всей комнате. А может быть, и не только. Машинально потянувшись в лабораторию, я внезапно ослеп от внешнего холода, и поспешил вернуть все обратно (хотя, признаться, не до конца понимал, что же делаю). При этом я оставался в полном сознании, в чем убедился, подвигав руками и зевнув.
Впрочем, я как-то необыкновенно быстро привык этому новому состоянию и парой минут позже уже вновь томился от скуки. "Интересно, насколько уважаемым ученым был изобретатель магнитной левитации? Вот уж кому, наверное, можно позавидовать" - отвлеченно подумал я. Секунду спустя техник мне ответил (странно, я не помнил, чтобы произносил вопрос вслух):
--
Был. Но вряд ли ему стоит завидовать, особенно учитывая его положение под конец жизни. - Самое странное, не смотря на то, что под конец фразы мне послышался грустный смешок, лицо моего спутника осталось непроницаемо. Хотя, возможно, я и не прав, я видел его почти сзади. Еще одной странностью было то, что техник вообще знал что-то об изобретателе магнитной левитации. Я не придал этому значения, списав на то, что эти сведения имеют косвенное отношение к работе моего спутника.
--
А что с ним произошло?
--
Что? А вы не слышали? Еще лет двенадцать назад какая-нибудь бульварная газетенка пару раз в год откапывала эту историю. Сейчас-то - не знаю, давненько я не читал газет.
--
Я тоже.
--
Ну, тогда слушайте. Вкратце история выглядела так - во время прямой трансляции одной из научно-популярных передач по физике, темой которой было, кажется, вращательное движение, наш ученый муж произвел следующее: он продемонстрировал гироскоп. - Тут мой спутник отвлекся и спросил - Вы помните, что такое гироскоп? Это устройство, похожее по принципу действия на волчок. - Потом мой собеседник вернулся к основной теме своего рассказа. Этот гироскоп старый ученый едва мог поднять двумя руками. Махина весила килограмм 15, не меньше, а ученый был уже в не слишком хорошей форме. Затем он раскрутил устройство и без труда поднял его левой рукой. После чего признался, что никак не может объяснить этот эффект; передачу почти сразу прервали. А об ученом как-то поразительно быстро забыли. Был ученый, и нет его. И доживал он свою жизнь тихо и мирно, правда, вне зависимости от своего желания. - Вновь мне показалось, что техник усмехнулся, однако я совершенно отчётливо видел, как он между тем с сосредоточенным лицом и плотно сжатыми губами снимал крышку со шкафоподобного устройства у стены. Да что там! Он вообще не шевелил губами во время всей последней части речи. Я задал вопрос и заметил, что мои губы тоже не шевелятся.
--
И что?... Это его за это открытие?
--
За то, что вынес сор из избы. За то, что предъявил открытие миру тогда, когда ему еще не было объяснения. Никакого.
--
Ну, это скорее исключение, чем правило. Ведь многие факты в истории науки сначала получались экспериментально и лишь потом - обосновывались. - Мы по-прежнему говорили, не раскрывая ртов. Для проверки я вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет и затянулся прямо посреди фразы. Ничего. Мой спутник быстро потянулся к клавиатуре и отключил пожарную сигнализацию.
--
Вы так думаете? Да нет, не такое уж это исключение. Над многими великими людьми смеялись, когда они выдвигали свои теории или предъявляли результаты своих опытов. И хорошо, если просто смеялись. - Он, как мне показалось, тяжело вздохнул. Я ждал. - К примеру, известна ли вам история открытия закона сохранения и превращения энергии? Нет? Его открыл немецкий врач Юлий Роберт Майер. Когда он представил статью об этом фундаментальном законе в авторитетный физический журнал, ее попросту не напечатали. Без объяснений. Когда же открыватель все-таки нашел, где ее напечатать, ученые мужи начали его травить. Его высмеивали, его работы и ответы на насмешки замалчивали. Когда ему стало невыносимо жить, и он попытался покончить с собой, его оформили в психбольницу строгого режима. Вследствие попытки самоубийства Майер лишь сломал ногу, из-за чего остался хромым. А вы говорите - исключение.
--
И что же? Какой вывод? - Я позволил себе усмешку. - Люди, не делайте открытий?
--
Да нет, почему же. Речь не об этом. Речь о том, что под катком революции частенько погибает тот, кто дал ей жизнь. Будь то революция политическая или научная. Люди - существа традиционные и не любят ничего слишком необычного. Не любят настолько, что готовы уничтожить, растоптать и сжечь не только открытие, но и открывателя. Вспомните Галилея, Джордано Бруно, многих других. По сути, именно из-за этого их преследовали и уничтожали.
--
И что же из этого следует? - Я начинал терять терпение.
--
Все просто. Всякое открытие должно быть должным образом подготовлено. Я не говорю о конформизме, просто людей надо готовить к истине постепенно, давая им за раз лишь по маленькому её кусочку, или быть достаточно влиятельным, чтобы протащить истину насильно. К примеру, авторитет Эйнштейна был уже достаточным, когда он предложил свою теорию относительности, да к тому же её приход уже был до него подготовлен Лоренцем и Максвеллом, но даже при этом в первые годы после её утверждения по ученым кругам прокатилась волна самоубийств.
Техник закрыл ящик и собрал инструменты. После этого он подошел к пульту, поработал пару минут, встал и сказал уже вслух: "Пойдемте". Мы вновь сели в ремонтный вагон и поехали обратно, продолжая при этом нашу странную беседу.
--
Знаете, вы говорите обо всем этом так эмоционально... Это ведь имеет какое-то отношение к вам самому?
--
Да, имеет, к сожалению. Вы меня не знаете? - На сей раз светловолосая голова повернулась в мою сторону. Однако же, в голубых глазах не было ничего, кроме усталости.
--
Нет, а что?
--
Да так... Меня зовут Герхард Штерн, и в своё время я специализировался в области статистической физики. Выпустил какое-то количество работ, хотя сейчас, признаться, уже не помню тематики. Пятнадцать лет назад я работал в одной из известных лабораторий. Надеюсь, вы меня простите, я сознательно не буду уточнять, в какой именно. Занимался я анализом результатов экспериментов, проведенных в глубоком космосе. Я давно позабыл, в чем была цель, должно быть, в чем-то незначительном, поскольку работал над проектом я один. Вы наверняка слышали, что пилоты в дальнем космосе частенько сходили с ума, было много аварий и т.п. Сейчас говорят: человек не может вынести психологической нагрузки из-за такой удаленности от дома и т.д., но все это - только половина правды. Однако я отвлекся. Через пару месяцев мне в голову стала все чаще приходить мысль о том, что все результаты как-то связаны. Я не понимал тогда, как, но сама мысль зудела постоянно. Такое, знаете ли, предчувствие открытия, когда мыкаешься туда и сюда в поисках: "Здесь оно? Нет? А здесь? Я ведь знаю, оно где-то рядом" - пока не найдешь. И я нашел. Все данные были удивительно неточными. Именно это-то их и связывало. Проверив, я не поверил собственным глазам - средняя погрешность всех без исключения экспериментов при удалении от Земли изменялась по вполне определенному закону. Моей ошибкой было то, что я тут же побежал и раструбил об этом начальству. Сначала мне посочувствовали и сказали, что я, должно быть, переутомился. Но я был дьявольски упрям и долбил своё. Единственное, чего я наверняка добился, так это того, что через месяц меня уволили.
--
Интересно. А у вас было какое-то объяснение, почему происходит именно так?
--
Как вам сказать. Было и есть, но сейчас оно такое же сырое, как и тогда. Однако для начала я должен спросить, - помните ли вы что-нибудь из квантовой механики?
--
Так, очень приблизительно.
--
Помните, там было такое, что нельзя одновременно точно измерить импульс и координату объекта? Ну, или в общем виде, - результат применения двух некоммутирующих операторов зависит от порядка их применения?
--
Гм. Честно говоря, не очень. Хотя, постойте, припоминаю. Кажется, суть принципа неопределенности сводилась к тому, что само по себе измерение одной физической величины с высокой точностью приводит к неконтролируемому изменению других.
--
Да, да, именно! Так вот, представьте, что случится, если перенести это правило с измерения на процесс познания вообще...
--
То есть, вы имеете в виду, что познание изменяет сущность познаваемого? И познавая мир, мы его изменяем?
--
Совершенно верно. Черт знает, может, что-то подобное уже предполагали философы, может, нет, однако важна суть. Сотни лет рационального познания жителей Земли делали мир вокруг все более рациональным.
--
То есть, при удалении от Земли все становится все менее рациональным, законы - все менее точными, логика - бесполезной...
--
Не совсем, но идея приблизительно та.
--
Удивительно! - Я замолчал, если конечно, это определение применимо к разговору, который никогда не звучал вслух.
--
Кстати, а сами вы чем занимаетесь?
--
Метеорологией.
--
И как у вас там с открытиями?
--
Кроме шуток, кажется, что-то наклёвывается.
--
В таком случае пусть моя участь послужит вам предостережением. Кстати, нам пора прощаться.
--
Прощайте.
--
Прощайте.
Вагончик остановился, и стало видно капсулу. Техник повернулся ко мне и ещё раз попрощался, на сей раз вслух. Меня поразило то, что он, по видимости, ждал от меня ответа. Я ответил, хотя и был несколько сбит с толку этим двойным прощанием. Едва я спрыгнул со ступеньки вагончика, что-то вновь изменилось. Я снова был просто я, снова обитал только в своём теле и нигде больше. И, наверное, не мог уже говорить, не раскрывая рта. На пути домой я думал о своём без преувеличения странном состоянии, необычной беседе с техником и о его предостережении, прозвучавшем как-то мельком и будто в шутку, но, по-моему, совершенно серьёзном.