Воронов Александр : другие произведения.

Голливуд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  1
  
  Накануне Скамейкин пил на дне рождения у Женьки, и часам к четырём утра, когда он уже почти совсем окончательно выяснил, кто это вообще такая или такой, ему вдруг стало всё равно, он подумал, чего это я выясняю, сяду-ка я лучше спать. Он сел, где стоял, и точно заснул, потом проснулся, нахлестался воды и по неясным причинам отправился на работу. Но был уже первый час, и на работе Скамейкину сказали, что он пришёл зря, причём не только сегодня, а и с самого начала. Скамейкин страшно удивился, и его вытолкали, чтобы он страшно удивлялся где-нибудь в другом месте.
  
  Время было обеденное, и ноги по привычке отнесли Скамейкина в обычное его кафе, но и там его ждал жестокий сюрприз - в кафе уже сидели и подло ели, прямо возле входа. Скамейкин замер, как вкопанный, уставился в чужие тарелки, и от вида еды его стало мутить, даже со звуками. Он вышел, спустился в подземный туалет, прошел сквозь пустое, белое и гулкое помещение и заперся в кабинке. Первое, на что наткнулся его взгляд, был выцарапанный на стенке номер мобильного с комментарием "сосу, выполняю дипломные, курсовые, прокат катафалка". Ничего такого в настоящий момент Скамейкину было не нужно, но он всё равно заинтересовался, и даже сверх всякой меры, постоял с открытым ртом, мысленно почесал в затылке, потом развернулся, спустил штаны и сел. На двери прямо перед носом его чёткими чёрными буквами через трафарет было выведено: "Уважаемые посетители! Если во время отправления вами естественных надобностей под дверь кабинки заглянет собака, пожалуйста, не беспокойтесь! Это Шарик. Он не кусается".
  
  Вывалившись с полузастёгнутыми штанами из кабинки, Скамейкин обнаружил, что туалетное пространство ещё расширилось, стены расступились, потолок ушёл вверх, а число кабинок в ряду увеличилось до ста пятидесяти штук, ну или так Скамейкину показалось. Тем не менее, он мужественно побрёл вдоль дверей, открывая каждую и везде обнаруживая всё то же объявление, а затем, шатаясь, направился ко входу, где женщина за столом принимала туалетные взносы. Идти было немыслимо далеко, а хохот отнимал последние силы, но Скамейкин всё-таки добрёл и оперся о стол обеими руками. Как называется должность женщины, он не знал, поэтому сказал:
  
  - Тётенька Сортирная Стюардесса, покажите мне, пожалуйста, Шарика!
  
  - Шарик в соседнем отделении, - ответила та низким волнующим голосом, но Скамейкин пока не среагировал, он не знал, что у тётенек в туалетах могут быть низкие волнующие голоса на постоянной основе, подумал, что это вышло у неё так, случайно.
  
  - Шарик предпочитает пребывать в дамском? - спросил он.
  
  - А вы на его месте какое бы предпочли?
  
  Скамейкин, наконец, сфокусировал зрение, и понял, что женщина восхитительна, и насмешлива, и умыта до небесного свечения, и на ней преисполненная кокетливой строгости синяя пилотка, и такой же мундир с золотым шитьём, а под ним - белоснежные бюстгальтер и трусики, не видимые снаружи ни единой ниточкой своей, но сразу же опутавшие сознание Скамейкина, как кружевной морок.
  
  - Вы прекрасны, - сказал он. - Вы нежны и хрустящи, подобно докторской колбасе в папиросной бумаге. Я люблю вас, это навек, это не обсуждается, я только хочу одну минуточку взглянуть на Шарика.
  
  - Можете позвать, - женщина поднялась со стула текучим движением и распахнула дверь у себя за спиною - длинный коридор, кафель, кафель и дальше в конце кафель, а впереди чуть сбоку - она, ослепительная, как синий огонь.
  
  - Может, лучше вы сделаете это сами? - засомневался пересохшими губами Скамейкин. - Там же, наверное, сейчас сидят на унитазах женщины, что они подумают, если мужской голос заорёт: "Шарик!!!" или свистнет?
  
  - Уж не думаете ли вы, что они тут же побросают все свои дела и сбегутся на ваш свист?
  
  Скамейкин блаженно засмеялся, качнулся, ухватился за косяк, свистнул, и они сбежались.
  
  Первая ворвавшаяся откуда-то сбоку в проход женщина была рыжей, в джинсах, кожаной куртке и с рацией, и в эту рацию она кричала: "Вижу, он внизу, в мужском туалете!" Следующая за нею оказалась мужчиной, и в руках его был пеленгатор, как подумал Скамейкин, ни разу в жизни не видавший никаких пеленгаторов. Ещё два мужика, тоже с рацией и, может быть, пеленгатором, стуча каблуками, скатились с лестницы в мужское отделение. Все четверо замкнули Скамейкина тесным полукольцом и на несколько секунд замерли, переглянувшись, словно не зная, что делать дальше. Потом полукруг разорвался, дав дорогу пятому.
  
  - Сразу видно Главного, - удовлетворённо кивнул Скамейкин. - Пустые руки. Главные никогда ничего не носят, только очки.
  
  После этого мир под Скамейкиным поехал вверх и влево, потом вправо и назад, потом подхватил его и закачал на руках, как дитя неразумное, затем эти руки опустили его на пол, поддерживая затылок, и Главный в очках, нагнувшись и глядя Скамейкину в лицо, сказал:
  
  - Немедленно врача.
  
  В голосе его было отчаяние.
  
  2
  
  - Итак, как вы себя чувствуете? - поинтересовался Главный.
  
  - А кто спрашивает? - поинтересовался Скамейкин в ответ.
  
  Главный перевёл взгляд на врача.
  
  - Пожалуй, сносно, - пожал плечами тот и повернулся к Скамейкину. - Сколько вы вчера выпили?
  
  - А вы что, боитесь за свой чемпионский титул?
  
  - Вот так он себя и чувствует, - подытожил доктор. - Пока жив, но не похоже, что ценит.
  
  Главный сел.
  
  - Я - Нечаев Константин Константинович, - представился он.
  
  - Вам виднее, но о том ли я спрашивал? - хмыкнул Скамейкин. - Что имя? Костатин Костатиныч пахнет Контасти... Хоть Костатитом назови его, хоть нет, - без энтузиазма закончил он и провалился в мрачное раздумье.
  
  - То есть, выпили вы вчера немало?
  
  - То есть, да.
  
  - И насколько, как вы предполагали, хватит вас при жизни такой?
  
  Скамейкин поднял голову:
  
  - Звучит так, словно какие-то важные решения по моей судьбе уже приняты без консультации со мною. Я в очередной раз спрашиваю, где я, кто вы и что вам от меня нужно.
  
  Нечаев на секунду задумался.
  
  - Если начать с последнего вопроса, у нас с вами возникла серьёзная проблема.
  
  - У меня с вами - да. И, на ваш взгляд, какая?
  
  - Что первично - материя или сознание?
  
  - Материя. Можно идти?
  
  - Ответ отрицательный, - покачал головою Нечаев. - Причем по обоим пунктам.
  
  Скамейкин пожевал пустоту во рту, потом спросил:
  
  - Вам никто прежде не говорил, что в вашей манере речи есть что-то супергеройское?
  
  - Нет, насколько я помню, вы первый. Но в принципе, это логично. Дело в том, что я как раз он и есть.
  
  Наутрировав лицом достаточно понимания, Скамейкин вздохнул и сказал:
  
  - Ну, раз ответ отрицательный, я, пожалуй, где-нибудь прилягу. Никакого более радикального метода борьбы с назревшим кризисом я в настоящий момент не вижу. Я просплюсь и буду страшен.
  
  - Вы достаточно страшны и сейчас. И я предпочитаю, чтобы вы остались сидеть. Нам нужно обсудить с вами основной вопрос философии.
  
  - Если вы намерены прочесть лекцию, предупреждаю, что в сегодняшнем больном состоянии я вас не пойму.
  
  - В завтрашнем здоровом вы мне не поверите.
  
  3
  
  - ...Если же перейти от объективного идеализма к субъективному... - продолжил Нечаев.
  
  - Поймёте ли вы меня, простите ли, что я не конспектирую? - с чувством спросил Скамейкин.
  
  - ... то он не признает существования реальности, не зависимой от сознания субъекта. Доведённая до крайности, эта идея носит имя солипсизма. Солипсист полагает, что окружающего мира в материальной реальности нет, он целиком и полностью существует только в его уме. Проще говоря, солипсист думает, что он в мире один.
  
  - Блестящая мысль! - одобрил Скамейкин, кивнул, потом нахмурился, словно изучая какую-то неожиданную закавыку, но просветлел лицом и кивнул ещё раз. - Блестящая! Жаль только, бедняге солипсисту не с кем ею поделиться.
  
  Некоторое время он качал ногою, развалившись на стуле, потом длящееся молчание стало тяготить и его.
  
  - Всё? - спросил он.
  
  - Дело в том, - внимательно глядя на Скамейкина, ответил Нечаев, - что мы с вами находимся в закрытом научном учреждении, чья деятельность посвящена исключительно описанным мною выше проблемам. В течение долгих лет здесь велись исследования, которые в итоге дали нам совершенно определённый вывод. Суть его в том, что наш мир действительно не материален в том смысле, в каком мы привыкли это понимать. Всё в нем представляется нам осязаемым и реальным лишь потому, что мы здесь не осязаемы и не реальны сами. И он в самом деле существует в сознании одного-единственного существа. Это существо - вы.
  
  Скамейкин долго глядел куда-то в угол, потом, не меняя поворота головы, скосился на Нечаева:
  
  - Вы знаете, у меня есть такое свойство, иногда со стороны кажется, что я невнимателен к собеседнику, но вы не смущайтесь, продолжайте.
  
  - Именно вы, Скамейкин, внутри себя создали небо и землю, отделили свет от тьмы и воду от тверди. Ваше сознание породило рыб больших, и всякую птицу пернатую, и всякую душу животных пресмыкающихся. Вы, в конце концов, отец людей, сотворённых по подобию вашему или не совсем, вот это я затрудняюсь сказать наверняка. Вы, Скамейкин, будете смеяться, но именно вы и есть наш Господь Бог.
  
  4
  
  Поджав ноги по-турецки, Скамейкин сидел на кровати, держа перед собою в блевательных целях полиэтиленовый пакет с надписью "BOSS".
  
  - Символично, не правда ли? - поинтересовался он.
  
  - С помощью технических средств мы давно приблизительно определили ваше местонахождение на Земле, но локализовать его до такой степени, чтобы установить вашу личность, нам долго не удавалось. Стационарная аппаратура слишком громоздка и обладает большой погрешностью, портативная имеет крайне ограниченный радиус действия. Пешие и автопатрули прочёсывали места вашего обычного пребывания, но всё было тщетно до сегодняшнего дня, когда вы помимо воли выдали себя. Вы зашли в туалет, вам стало плохо, сознание ваше замутилось, и мир, сотворённый этим сознанием, начал принимать черты абсурда и бреда. Волей случая мы как раз находились рядом и зафиксировали эти колебания.
  
  - Всё предельно понятно, - горячо кивнул Скамейкин. - Спасибо вам. Там, в туалете, был абсурд и бред. А теперь, слава Богу, здравый смысл победил. Послушайте, я согласен, ни жесты ваши, не выражение лица не выдает в вас кукарекнувшегося. Только ваши речи, но, поверьте, это не критично. Многие за всю жизнь не сказали умного слова и ходят в больших начальниках. Не хотите верить мне на слово, не надо, я первый признаю, что мало похож на пионера. Давайте просто порассуждаем, так, ни зачем, на пробу, что у нас с вами получится. Ещё сегодня, часов с четырёх утра и где-то до двенадцати мое сознание, заключающее наш мир, практически отсутствовало и грозило не вернуться. Но я всё же проснулся и обнаружил этот мир там же, где и оставил, уж не знаю, к худу или к добру. И, добавлю в скобках, не сказал бы, чтобы он был ко мне так уж ласков и подобострастен, я думал, я сдохну. Кроме того, я родился в декабре восемьдесят второго в Калуге, до этого большей частью отсутствовал, разве что в самом разрозненном виде. Мир гораздо старше меня, я понимаю, это не та мысль, до которой может додуматься научный институт, так давайте же я её вам подскажу, просто так, забесплатно!
  
  - Все, что вы говорите, не имеет значения, - Нечаев закурил. - Вы не понимаете основных принципов, только и всего. Ваша личность Скамейкина - это крайне малая надводная часть совершенно иного, не видимого здесь никому - включая вас самого - существа. Скорее всего, оно не слишком похоже на нас, и мир его обитания вряд ли очень подобен нашему. Возможно, оно в этот момент спит или находится в каком-то схожем состоянии, и во сне ему чудится, что оно - это вы, так же, как философ во сне представлял себя бабочкой. Возможно, с помощью вас оно участвует в какой-то непостижимой для нас игре. Или вы - главный герой художественного произведения в неизвестном нам виде искусства, и автор изъясняется через вас в первом лице и не наделяет никакими знаниями о мире, кроме тех, которые вы можете знать из логики рассказа. Спите вы при этом сами или бодрствуете, пьяны вы или трезвы, здоровы или больны, не имеет никакого значения. Разве что в отдельных случаях и до определенной степени ваше состояние может служить индикатором состояния вашего творца.
  
  - И вашего?
  
  - И моего. Что касается вашего второго вопроса... Например, место действия "Братьев Карамазовых" - некий Скотопригоньевск. Одним росчерком пера Достоевский, по большому счету не интересовавшийся в тот момент ничем, кроме страстей нескольких своих персонажей, создал из ничего и город, и жителей его, и дороги, соединяющие его с большим миром, и большой мир, соединенный со Скотопригоньевском дорогами, и солнце, озаряющее этот мир, потому что это не наше солнце, под нашим никакого Скотопригоньевска нет. Мало того, логика повествования требует и ретроспективного миросозидания, ибо если не существовавший ранее Скотопригоньевск теперь налицо, это автоматически подразумевает и времена, когда он только-только появился, и когда он вот-вот появится, и когда на месте будущего Скотопригоньевска ещё бродят мамонты. Судя по всему, творческая потенция нашего с вами создателя такова, что, надев на себя личину человека, он тем самым запустил процесс самостоятельного формирования мироздания, в котором человек мог возникнуть и существовать. Один росчерк пера создал и вас, и эволюцию, в результате которой вы произошли, и Дарвина, эту эволюцию объяснившего. С той лишь разницей, что вы - герой главный и незаменимый, а Дарвин - побочный продукт, как персона создателю он, судя по всему, малоинтересен и находится за периферией его зрения.
  
  - Жаль, вас не слышит моя бывшая, - сказал Скамейкин в пакет. - У неё, знаете ли, сложилось о нас с Дарвиным несколько иное мнение.
  
  - Бывшая - это ваша бывшая супруга Надежда Голос?
  
  Скамейкин, кажется, вздрогнул:
  
  - А какое вам, собственно, дело?
  
  - Собственно, никакого. Я, собственно, только пытаюсь понять, отчего вы такое поганое трепло. А больше, собственно, и ничего.
  
  - А мы, боги, такие, - развязным тоном сообщил Скамейкин. - Говоруны. В начале было слово.
  
  Нечаев поморщился, и Скамейкин спросил ещё развязнее:
  
  - Ну и чё теперь?
  
  - Теперь вы умираете.
  
  - Да типун вам на язык! Я так умираю каждый третий день и, слава Мне, пока жив. Я вам удивляюсь, вы так авторитетно рассуждаете о мироздании, а между тем не понимаете в нём самых простых вещей!
  
  - Я говорю не о личности Скамейкина. Хотя смерть сознания, содержащего в себе весь мир, разумеется, означает конец и вам, и мне, и всему. Я имею в виду вас в целом, труднопредставимое существо в труднопредставимом пространстве, которое в эти последние свои месяцы или недели воображает себя вами. И именно его я имел в виду, когда говорил, что вам стало плохо в туалете. Где-то там у себя оно начинает бредить и вносить разброд в им же созданную реальность. Не ваше же постоянное похмелье причина всех этих Шариков и Афродит в адмиральской форме, в самом-то деле. Близится час, предсказанный Труляля, когда Белый Король проснётся, и все мы потухнем, как свеча.
  
  - Так надо же что-то делать! - взмахнул BOSSом Скамейкин в порыве саркастического энтузиазма. - Дело! Давайте немедленно делать дело!
  
  Его передёрнуло, он сглотнул набежавшую кислую слюну.
  
  - Ну а как вы полагаете, для чего мы здесь собрались? - ответил Нечаев. - Если вы ещё не поняли, это операция по спасению мира. Вы - одновременно гибнущее человечество и летящий на него метеорит. Мы - команда отважных супергероев.
  
  - Я вам так скажу, Скамейкин, всё это чистой воды Голливуд, - добавил Нечаев мрачно, и Скамейкина вырвало в пакет.
  
  - Спасибо, очень кстати вспомнили, - выдавил он, закатив глаза, и его вырвало снова.
  
  Нечаев, казалось, забыл о его существовании.
  
  - Порою, - сказал он словно самому себе, - я говорю с людьми, потом прихожу домой, смотрю новости или захожу в интернет, вижу, что они говорят, пишут, во что, по их словам, они верят, и что они делают друг с другом, и мне кажется, что всё, уже поздно, хаос вступил в свои права, и это агония.
  
  - Не горюйте! - посоветовал Скамейкин, изучая содержимое пакета. - Всё образуется, вот увидите! Кстати, раз уж вы имеете отношение к точным наукам, не могли бы вы мне дать компетентный ответ: как это в рыгачах всё время оказывается то, что ты вообще никогда в жизни не ел?
  
  - В этой организации, - после брезгливой паузы произнёс Нечаев, - есть научный сотрудник крайне широкой компетенции. Во всяком случае, обычно после беседы с ним ни у кого не остаётся вообще никаких вопросов, какая бы тема ни была затронута.
  
  Он набрал на мобильном номер:
  
  - Алёнушкин, зайди. Да, человек не понял, куда попал и с кем разговаривает. Нет, как раз пакет у него свой.
  
  5
  
  Пока почти двухметровый Алёнушкин изобретательно и весело бил Скамейкина и душил его до полупотери сознания надетым на голову пакетом, Нечаев отсутствовал, потом вернулся. Скамейкин сидел на полу, обхватив живот руками и слегка качался, на лице и волосах его были следы рвоты. Нечаев подал ему полотенце, но Скамейкин вытерся собственным грязным платком.
  
  - И чего вы добились? - угрюмо спросил он. - Думаете, от того, что у вас мордоворот на подхвате, в речах ваших стало больше смысла?
  
  - В дискуссиях человеческих мордовороты в принципе убедительней, чем здравый смысл. Потому что нервные окончания есть у всех, а мозг - лишь у отдельных. Я не раз замечал, как легко поверить даже в самую нелогичную вещь, если верить в логичную оказывается больно. Так уж создан человек и мир. Это вы его таким создали.
  
  Скамейкин промолчал.
  
  - Не хочется как-нибудь на эту тему пошутить?
  
  - Уже нет.
  
  - Ну вот, а вы спрашиваете, чего я добился. Вы не представляете, как долго и жадно я вас искал, мне бы очень хотелось взглянуть на вас настоящего. Алёнушкин в этом незаменимая подмога. Что же касается здравого смысла и моих речей, всё, что я вам говорю, не научная гипотеза, не домыслы и, тем более, не бред. Это абсолютно доказанная, убедительно подтверждённая истина, подобно закону всемирного тяготения или периодической системе Менделеева. Вы, разумеется, никогда не слышали о докторе Спесивцеве?
  
  - О каком Спесивцеве, том самом Спесивцеве?
  
  - Он был одним из научных руководителей нашего проекта.
  
  - На вас работал Спесивцев?
  
  - Да, до самого последнего момента. И именно его идею касательно вас мы намерены воплотить в жизнь. Мы запрём вас в ящик.
  
  - С вас станется, - сказал Скамейкин, с трудом поднимаясь с пола.
  
  - Я далёк от мысли, что нам когда-нибудь удастся постичь существо, создавшее этот мир, во всей полноте. Признаюсь, глядя сейчас на вас, малую его часть, лично я уже ничего не понимаю. Но о физических основах, лежащих в корне этой великой иллюзии, - Нечаев очертил окружающее неопределенным движением головы, - нам удалось узнать неожиданно много. Уже сегодня мы в состоянии во многом продублировать её источник. Естественно, в той только части, которая касается нас. В нашей призрачной реальности мы смонтируем действующую модель Высшего Сознания, виртуального Творца, который сможет поддерживать систему даже после смерти первичного. До нынешнего дня нам не хватало только вас. Теперь вы у нас есть.
  
  - Не понял, и где же вы планируете этот ящик поставить?
  
  - Здесь, прямо в этом здании.
  
  - То есть, вы намерены управлять чьей-то мыслью, находясь внутри неё же и будучи сами её порождением?
  
  - Технически это вполне возможно, парадокс здесь только кажущийся.
  
  - А я?
  
  - А вы будете внутри ящика. Я имею в виду ваше сознание, без телесного носителя. Вы - слишком важный элемент взаимодействия Создателя и его мира. Я лично предпочел бы обойтись без вас, но мы не можем рисковать. Субъективно вы будете ощущать себя... ну, скажем, как что-то близкое к парализованному больному. Мы задействуем ваши нервные окончания, подсоединим протезы зрения, слуха, других чувств. Вы сможете общаться с окружающими через динамики, в общем, будете виртуально существовать в виртуальном сознании вашего создателя.
  
  - То есть, моя копия?
  
  - То есть, вы сами. Весь прежний опыт этого виртуального персонажа ничем не будет отличаться от вашего, он так же будет считать себя вами, как вы считаете себя собою сейчас. Это будете вы, просто жизнь ваша поменяется радикальным образом. Вы словно очнётесь после катастрофы. Вы потеряли в ней руки и ноги, утратили способность двигаться, но это не такой уж уникальный случай, и жизнь ваша будет продолжаться, как она сейчас продолжается у многих других, оказавшихся во внешне схожей ситуации.
  
  - Погодите, я всё равно ничего не понимаю. А где же буду я? - Скамейкин ткнул себя пальцем в грудь. - Настоящий я, который внутри?
  
  - С точки зрения сознания никакой разницы между вами и вашей копией не было бы. Никаких настоящих и не настоящих. Каждый из вас существовал бы совершенно самостоятельно и субъективно воспринимал бы себя единственно верным Скамейкиным. Никакие объяснения и никакая теория не заставила бы вашу копию внутренне ощущать себя иным человеком, нежели тот, который родился в Калуге в декабре восемьдесят второго.
  
  - Что значит "бы"?
  
  - "Бы" значит, что никакого другого Скамейкина не будет.
  
  - Вы что тут, - спросил Скамейкин со звоном в голосе, - окончательно посходили все с ума?
  
  - Если наше мироздание будет контролироваться двумя сознаниями одновременно, это огромный риск. Это борьба за власть, которая всегда кончается плохо даже для тех, кто ни за что бороться не собирался. Несогласованность и противодействия неизбежны даже в идеальном случае, когда сознания полностью идентичны. Но, во-первых, мы не в состоянии продублировать все бесчисленные тонкости и нюансы. Грядущий мир вообще будет во многом отличен от нынешнего. Не скрою, это пугает меня, но не до такой степени, как его полное отсутствие. А, во-вторых, всё это и началось потому, что в вашем сознании, сознании нашего творца, начинаются патологические процессы. Наша цель - не только создать новую животворящую мысль. Нам нужно ещё и отключить старую.
  
  - Мы попытаемся добраться до Создателя через вас, - продолжил Нечаев. - В большинстве своих аспектов он есть и всегда будет для нас непостижим, но одно я понял про него точно - он очень одинок, очень болен и вы, Скамейкин, очень ему дороги.
  
  - Убей Бог, не пойму, за что, - тихо сказал Скамейкин.
  
  - Убей Бог, не пойму и я. Я ломаю беспрерывно над этим голову с того самого момента, как вас, наконец, увидел. Я понимал, что вы окажетесь несравнимо малы по сравнению с тем, частью чего являетесь. Но я не мог представить, что вы будете настолько ничтожны. Вы мелки не только рядом с ним, вы убоги на фоне огромного числа тех, кто были побочным эффектом творения и до кого ему, по сути, не было никакого дела. Что ему за интерес именно в вас, спрашиваю я себя, коль скоро он предпочёл смотреть на мир именно вашими глазами? Может, многие из нас лучше и выше не только вас, Скамейкин, но и вас с ним обоих?
  
  - Как бы то ни было, факт есть факт, вы ему дороги бесконечно. Возможно, он тоже где-то там у себя прикован к какому-то аналогу больничной койки, всеми позабыт, и вы - единственное, что по большому счёту у него в жизни осталось. И мы тут надеемся, что вашей смерти он не переживёт. Мы планируем убить вас, тем самым вызвав эмоциональный шок, который, в свою очередь, убьёт и Бога. Это даст нам возможность перехватить сознание, хранящее мир. И логика подсказывает, что эмоциональный шок будет тем сильнее, чем более жестоким и зверским будет ваше убийство.
  
  - Вы псих, - прошептал Скамейкин, серый, как стена. - Вы все тут психи, вы бредите. Если я ему так дорог, он не позволит!
  
  - Может, мне еще раз позвать Алёнушкина, и мы поглядим, играет ли Бог в свои игры честно?
  
  - И моральная сторона вопроса вас не заботит?
  
  - А что не так с моральной стороной? С ней как раз всё ясно. На кону существование мира, а вы, в конце концов, просто подвергнетесь болезненной операции и по сути даже не умрёте.
  
  - А он?
  
  - Он это заслужил, - ответил Нечаев. - Нас он убивает ежесекундно. И ему в любом случае осталось недолго.
  
  Скамейкин внезапно сорвался с кровати, на которой сидел, метнулся по комнате туда-сюда:
  
  - Я не понимаю только одного. То есть, я рассуждаю теоретически - болезненно скривился он или, быть может, усмехнулся. - Для чего вам нужно говорить мне всё это сейчас? Если вы супергерой, спасающий человечество, и другого выхода у вас нет, неужели же у вас нет ещё и человечности? Неужели мои мучения, в том случае, если бы я всё это воспринял всерьёз, доставляют вам такую радость? Неужели вы не могли подождать до конца?
  
  - Если он должен умереть от эмоционального шока, почему бы не начать подготовку прямо сейчас? - спросил Нечаев. - И потом, - взяв стул, он со стуком поставил его в двух шагах от Скамейкина, сел и продолжил, словно что-то высматривая у него в лице, - а почему, собственно, вы задаёте этот вопрос мне? Ведь всё это происходит в вашем сознании. И, судя по всему, я в нём лицо не случайное, а один из важных персонажей творимой вами драмы. Так объясните вы мне, почему я так себя веду? Почему вся эта чреватая глубокими философскими вопросами история разыгрывается в духе банальной голливудщины с убийствами, пытками, пеленгаторами, супергероями и неописуемыми машинами, плюющими на все законы природы? Почему здесь попраны логика, психологическая достоверность и здравый смысл? Может, это само по себе свидетельство, что ваша мысль соскальзывает в бред, и мне нельзя терять ни минуты? Может, это ваша болезненная тяга к самоуничтожению толкает меня на безумные поступки, и, пока я тут разглагольствую, вы там, в непостижимом где-то, уже лезете в какой-нибудь тамошний аналог петли?
  
  Они долго глядели друг другу в глаза, потом Скамейкин сказал:
  
  - Отпустите меня, пожалуйста.
  
  Нечаев, кажется, задумался.
  
  - Вам известно, - наконец, произнёс он, - что тогда со Спесивцевым в машине погибла девушка?
  
  - Вроде бы что-то слышал, - устало ответил Скамейкин. - Или это теперь так кажется. Честное слово, я не знаю.
  
  - Случайная попутчица. Шестнадцать лет. Это не планировалось, просто мы уже не могли прервать операцию.
  
  - Если я возьму, - продолжил Нечаев, - и остановлю всё теперь, и стану просто сидеть, или просто пить, как вы, и ждать, что же, и их смерть тоже была напрасна?
  
  - А вам для оправдания одних смертей нужны другие?
  
  - Да, - кивнул Нечаев. - Такая сложилась ситуация. А что?
  
  Скамейкин сел, опустил в ладони лицо и тихо заскулил, словно запел.
  
  - Сейчас вас отведут в лабораторию, чтобы скопировать и сохранить вашу личность, - сказал Нечаев, поднимаясь со стула. - Со всеми воспоминаниями, я думаю, до того момента, как вы спустились в туалет. Потом вы вернётесь сюда. Какое-то время у вас ещё будет. Мы вынуждены ждать, пока не прибудет человек... - Нечаев замолк, ища слова, - ... по своему опыту и... личным склонностям наиболее подготовленный для вашего устранения. Я полагаю, это займёт около двух-трёх дней. Бежать отсюда вам невозможно, как-то использовать своё особое положение в мироздании, боюсь, тоже. Хотя такие мысли, вас, безусловно, и посетят. Я понимаю, это прозвучит банальностью, может, даже насмешкой, но поверьте, в этот момент я совершенно искренен - будет страшно, но всему на свете приходит конец. Мужайтесь.
  
  6
  
  Когда поздно ночью измученного Скамейкина привели обратно, нечаевский стул всё ещё торчал посреди комнаты, как Особое Место В Мироздании. Доктор попытался уложить Скамейкина на кровать, но тот молча выкрутился из докторских рук, потом, цепляясь за воздух, добрался до стула и сел, как будто из-под него выдернули ноги. Доктор, пожав плечами, вышел, и в двери за ним, подумав, защёлкнулся замок.
  
  - Дверь во мне и ключ во мне, - сказал Скамейкин очень громко и очень грозно, не поворачиваясь и не вполне сознавая смысл собственных слов. - Не запирайтесь, от меня не запрётесь.
  
  Язык не слушался его, а руки дрожали - ему хотелось думать, что от гнева; всё расплывалось перед ним из-за расширенных зрачков, кожа на висках покраснела, как от ожогов, а на сгибах локтей виднелись следы инъекций.
  
  - Вот тут вам и конец, - убеждённо сказал он, и, вцепившись в сиденье, попытался оторвать себя со стулом от пола, но четыре бесконечные ножки, прошив этажи, вонзались в бездонную земную глубь, и вот так запросто их было не выдернуть. Окунувшись в пламенную магму, они выстреливали где-то там, в Бразилии или в не Бразилии параллельными штырями, пришпилив мир так, что Скамейкину было трудно в нём дышать, но он вскочил и в ярости выпнул стул с удушливой оси. Потом он нагнулся и зашарил по полу безглазой рукою, ища следы; следов не было, но мир всё равно пополз и стал крениться набок; Скамейкин обхватив голову, пробежал пару шагов, с грохотом обрушился в угол, и мир обрушился вслед за ним.
  
  - Боже, Боже, - кувыркалось у него в голове, и сам он кувыркался и летел куда-то в ухабистую бездну, как в бочке с горы, - Боже - это же я и есть Боже, всё есть я и всё во мне - ключ и замок, Солнце, Луна и звёзды, зверь в чаще, жемчуг на дне морском, молния в небе и пидар Алёнушкин; я порождаю и баюкаю ветры, я перемешиваю тьму со светом и отделяю свет от тьмы, я просеиваю пустыни, выдуваю планеты, будто мыльные пузыри, я сосу и выполняю курсовые работы, на того ли вы, суки, напали, нет, суки, вы напали не на того. Закинув руки за шею, Скамейкин потянул себя, как футболку, со спины, вывернул наизнанку и жадно уставился в бездонный свой мрак и россыпь солнц своих без предела и счёта. Вздымая звёздный пепел и разгребая тьму, словно роясь в угле, он лихорадочно искал Землю, Земля, Земля, я Скамейкин, перехожу на приём, Земля, где же ты, маленький голубой шарик, Шарик, Шарик, покажите мне Шарика, вы только покажите мне Шарика, и поглядим, как вы запляшете, когда обрушу на ваш хрустальный орех молот гнева моего. Наконец, Скамейкин нашёл, узнал черты, как родного в толпе, и засмеялся, и, словно войдя в женщину, выдохнул со счастливой мукой. Он попытался взять Землю двумя пальцами, но Земля не бралась, пальцы скользили, будто по стеклу, не схватывали, не оставляли следов, и с крохотной капли крохотный Нечаев глядел нелюбопытно и устало, без страха, сквозь Скамейкина, ни на что. Скамейкин пытался снова и снова, со всхлипом задышал, зацарапал ногтями, и бессловесная паника зрела в нём, как ещё не зримые глазу зреют в земле сто тысяч безумных зёрен, а потом Нечаев шагнул куда-то вбок, и за ним была Надя.
  
  - Нет! - охнул Скамейкин, и закрыл её ладонью, но она всё равно была там, точно такая же, как в тот день, когда ей сказали, что операция уже бесполезна, в жёлтом пальто, в шапочке с помпоном, невыносимая, как боль. Она взяла скамейкинскую ладонь, и поцеловала её, и сказала: Боже, спаси меня, я так хочу жить, и Скамейкин в тоске закричал:
  
  - Нет!!! Я не виноват! Надя, это не я!!!
  
  Он вскочил, озираясь, ища помощи, но он был всё, всё было в нём, и помощи ему ждать было неоткуда. Стены разом шагнули к нему, и пока он смотрел, они шагнули еще раз, а потом ещё и ещё; голубой шарик, взлетев из рук, исчезал, удалялся, становясь неразличимой точкой, и Скамейкин выл, полз и карабкался за ним, словно из колодца, а по другую сторону стен, подобный чёрной воде, стремительно прибывал и поднимался ужас, чтобы обогнать, и нахлынуть, и затопить, и единственный вопрос, ещё имеющий смысл, был только в том, кто успеет первым.
  
  7
  
  Утром они пришли втроём - Нечаев, заспанный Алёнушкин и рыжая, памятная Скамейкину по туалету и рации. Подтянув колени к груди, Скамейкин сидел на кровати, и на нём были лишь носки и рубашка - носки надеты, а рубашка брошена поперек, очень неаккуратно, может быть, с вызовом, может быть, нет. Глянув на Скамейкина, рыжая на секунду заколебалась в дверном проёме, потом на лице её возникло "да какого, в самом деле, чёрта?" и она вошла. Некоторое время все молчали.
  
  - Трудная была ночь? - спросил, наконец, Нечаев.
  
  - Ага, - сказал Скамейкин, уставившись себе в ноги. - Пытался управлять вселенной.
  
  - Это бессмысленно. Я вас предупреждал. Здесь односторонняя связь. Туда не докричаться, даже вам. Что у вас вообще за вид, где ваши штаны?
  
  - Здесь его штаны, - сказал из угла Алёнушкин, с тоскою глядя под ноги. - И трусы его здесь. Константин Константинович, он обосрался.
  
  Нечаев взглянул на Скамейкина, тут же отвёл взгляд и тоже пошёл красными пятнами, словно заразившись.
  
  - Хорошо, Марина, - сказал он рыжей, - я тебя позову.
  
  - Вообще-то я уже здесь, если вы не заметили, - ответила она, двумя размашистыми шагами пересекла комнату и, присев у кровати на корточки, снизу заглянула Скамейкину в лицо. Скамейкин в панике подобрал ноги и натянул на колени рубашку.
  
  - Тихо-тихо, - сказала она и коснулась Скамейкина ладонью. - Не переживайте. Это того не стоит. Послушайте меня, я знаю. Это не ваша вина. Ваш организм был ослаблен уколами. Вы ничего не могли контролировать. Вы были в страшной, незнакомой ситуации, для которой пока не известны никакие законы. Вы боролись, как могли, там, где большинство просто сложило бы лапки. Я не знаю, как сказать, чтобы вы поверили. Я не умею. У меня слов таких нет. Вы не хуже их, - она куда-то мотнула головою. - Вы уж точно лучше его, - она ткнула пальцем в Алёнушкина.
  
  - Спасибо, моя хорошая, - сказал Скамейкин, а рыжая кивнула уже в сторону Нечаева и добавила:
  
  - Кто знает, может быть, и его тоже.
  
  - Не могу отделаться от ощущения, - устало сказал Нечаев, - что есть во всём этом с вашей стороны нечто демонстративное. Вы как будто получаете от этого некое извращённое удовольствие.
  
  - Я просто всячески стараюсь поддерживать в вас презрение ко мне, - ответил Скамейкин. - Так вам будет проще закончить начатое.
  
  - А вам очень этого хотелось бы?
  
  - В конце концов, если поразмыслить, то это довольно поганый мир, - сказал Скамейкин. - Должен же за него кто-то ответить. Кто же, если не я?
  
  Нечаев снова помолчал, потом вытер ладонью лицо, как проснувшись.
  
  - Алёнушкин, - распорядился он, - унеси его штаны и найди ему другие.
  
  - Не надо, - сказала рыжая, вставая. - Я сама.
  
  Она подошла в угол, нагнулась, но на середине движения какая-то бесформенная тень под кроватью поймала её внимание, рыжая глянула внимательней и застыла, мгновение мозг её буксовал, не в силах сцепиться с реальностью, но под кроватью, свернувшись калачиком и накрыв нос хвостом, действительно лежала собака. Наконец, мозг расшифровал зрительный сигнал и сцепился, собака открыла настороженный карий глаз, вздохнула себе под хвост, и рыжая подскочила и взвизгнула пронзительным бабьим визгом.
  
  - Не бойтесь, - сказал Скамейкин. - Это Шарик. Он не кусается.
  
  8
  
  - Таким образом, ему всё же удалось прорваться, - подытожил Нечаев. - Прорыв произошёл в не контролируемой, не планируемой форме и не принёс ему никакой практической пользы. Однако мы не можем допустить повторных попыток с его стороны, поскольку не в состоянии с уверенностью предсказать, чем они могут закончиться.
  
  С десяток человек вразброс стояли перед ним прямо в коридоре - доктор, Алёнушкин, ещё кто-то и кто-то ещё; рыжая Марина, вцепившись в подоконник, глядела в окно и её, похоже, трясло. Атмосфера казалась наэлектризованной, в воздухе словно носились нерождённые жесты и несказанные слова, но Нечаев говорил быстро, спокойно, не давал никому опомниться и окончательно испугаться.
  
  - Тем не менее, в планах наших не меняется ничего, кроме сроков. Подготовительная фаза была успешно завершена вчера, мы форсируем операцию, приступаем немедленно. Все теоретические вопросы по завершению. По местам.
  
  - А можно вопрос практический? - поинтересовался доктор вяло и словно через не хочу, но продолжил, не ожидая ответа. - Насколько я понял, ваш Басмач или кто там он у вас сможет прибыть минимум через двое суток. И кто, в таком случае, будет ЕГО немедленно жестоко убивать?
  
  По коридору словно прокатилась волна, и, подхваченные ею, взгляды помимо воли сошлись на Алёнушкине.
  
  - Что вы на меня уставились? - сперва почувствовал, потом понял он. И без того огромный, он ещё раздался в плечах, вымахал ввысь и вширь и чуть не зацепил макушкой потолок. - Я вас спрашиваю, что вы все на меня уставились? Вы думаете, я кто, я не человек, что ли?
  
  - Не шуми, ты человек, и я тому вечный свидетель, - Нечаев положил ему руку на плечо, и Алёнушкин благодарно качнулся, словно хотел потереться о неё лбом. Нечаев повернулся к доктору. - Жестоко убивать его буду я. Если надо, один. Но не откажусь от помощи любого, кто ещё помнит, ради чего мы все здесь собрались. Я только прошу, чтобы те, кто не помнит, сообщили об этом прямо сейчас.
  
  - Ну что ж, - сказал после паузы кто-то. - По местам так по местам.
  
  - Прекрасно, - одобрил Нечаев, глядя, как они движутся к выходу. - Алёнушкин, застрели собаку.
  
  - Как собаку? - закричала рыжая Марина и бросилась от окна. - За что и собаку?
  
  - Чтобы устранить неучтённый фактор, - сказал Нечаев. - Он создал её из ничего.
  
  - Он создал из ничего всех собак на свете, - ответила рыжая со страстью. - Он создал из ничего и вас тоже. Застрелитесь.
  
  - Марина, я уже сказал, все теоретические вопросы потом.
  
  - Хорошо, - звенящим голосом ответила она. - Если вы убьёте ещё и собаку, то тогда я не помню, для чего мы тут собрались, я говорю это здесь и сейчас, как вы и хотели. Константин Константинович, вы полностью уверены, что справитесь с перехватом без меня?
  
  - Думаю, что должен, - ответил Нечаев спокойно. - Хотя и предпочёл бы, чтобы операция шла запланированным порядком. Марина, ты хорошо помнишь, что случилось с человеком, который пытался шантажировать меня в прошлый раз?
  
  - Помню. Он погиб. И с ним случайная шестнадцатилетняя попутчица.
  
  Нечаев вздохнул:
  
  - Марина, ты всё равно не сможешь держать эту собаку у себя. Ты её боишься.
  
  - Не ваше дело. Я боюсь и вас. Я привыкла.
  
  - Ты, часом, не забыла, что у нас тут на кону целый мир?
  
  - Плевать, - ответила она. - Хуй с ним, с таким миром.
  
  - Хорошо. Тебе в нём жить, - сказал Нечаев. - Забирай свою собаку.
  
  Рыжая сорвалась с места, и Нечаев произнёс, провожая её взглядом:
  
  - Алёнушкин, иди в гараж, неси всё, что может пригодиться.
  
  Алёнушкин медлил и колебался.
  
  - Константин Константинович, - сказал он. - Если вдруг можно просто его застрелить, я всё сделаю один.
  
  Нечаев скривился.
  
  - По-моему, я видел там паяльную лампу, - начал он, нахмурился и замолк. - Я посмотрю сам. Иди, я сразу за тобой.
  
  Алёнушкин побелел лицом и пошёл, одним махом развернулся, чудом не расшвыряв стены, пошёл обратно.
  
  - Константин Константинович, вы же знаете, лампа не лампа, если с вами, я до конца.
  
  - Саша, я знаю, - сказал Нечаев.
  
  Алёнушкин сосредоточенно кивнул, как будто услышал что-то бесконечно важное, и ушёл, на этот раз окончательно. Нечаев подождал, пока хлопнула дверь на улицу, огляделся по сторонам и перекрестился.
  
  9
  
  По бесконечной лестнице Скамейкин спускался в подвал. Подвал был не страшный, с прозрачной пластиковой дверью внизу, но перила были холодные, а ступенек миллион, каждая мельче и длинней предыдущей, поэтому Скамейкин устал, лёг, вытянул ноги, и ему показалось, что дверь - это никакая не дверь, а наоборот, окно, но в целом ему было ничего, удобно, хоть и без двери. Потом он снова очнулся, и ему снова заказалось то же самое, а ещё что ступенька - это постель с одеялом, мягкая, как у мамы. Скамейкин, вздохнул, передвинул двероватое окно за голову, чтобы не лежать к нему ногами, как дурак, и опять заснул, а потом опять проснулся. Голова его почему-то не двигалась, где-то рядом что-то тихонько электрически пикало, а сверху был потолок, но Скамейкин лежал, и ему казалось, что не сверху, а спереди. Потом в задний бок верхнего переднего потолка вплыло женское лицо с рыжей прядью из-под белой медицинской шапочки, спросило, как вы себя чувствуете, и когда Скамейкин осознал и добросовестно обдумал вопрос, он ответил:
  
  - Да как-то не в своей тарелке. Так вообще ничего, но что-то как-то вроде не то.
  
  - Вы можете сказать, кто вы?
  
  - Сказать, кто я, могу, - ответил Скамейкин, тщательно обдумав опять. - Скамейкин Максим Васильевич.
  
  - Вы же родились в Калининграде? - продолжало допытываться лицо.
  
  - Вообще-то нет, - расстроился Скамейкин, уплывая. - Простите меня, пожалуйста.
  
  - Где я? - спросил он, приплыв.
  
  - Нет причин волноваться, но вы в больнице, - ответила женщина. - С вами произошёл несчастный случай.
  
  - Он всё-таки упал?
  
  - Кто?
  
  - Самолёт.
  
  - Что ещё за самолёт? - раздался внезапный мужской голос, и в поле зрения Скамейкина возникло ещё одно лицо, странное, измученное, без шапочки, но в очках, как будто очки могли заменить шапочку. - Вы помните самолёт?
  
  - Нет, - вздохнул Скамейкин. - Я не помню никакого самолёта. Я просто так спросил. Я помню туалет.
  
  - Очень хорошо, - подтвердил мужчина, но, кажется, не без некоторого сомнения. - Вы были в общественном туалете на улице Курчатова, когда здание рухнуло. Вас достали из-под завала.
  
  - Ясно, - сказал Скамейкин. - Подмыло потоками гавна. Бывает.
  
  Лица над ним переглянулись, и мужчина покачал головой, словно пытаясь что-то в ней лучше уложить, а женщина, кажется, хотела погладить Скамейкина по волосам. Во всяком случае, она как-то так повела рукой, но почему-то остановилась, и Скамейкину захотелось, чтобы не остановилась, чтобы погладила.
  
  - Что со мною? - спросил у неё Скамейкин. - Я что-то почти совсем не могу двинуться.
  
  - Пока вам двигаться и не стоит. У вас кое-что сломано, - ответила она.
   - Ну, это ничего, - сказал Скамейкин. - Я уверен, кого другого бы на моём месте вообще. Я везучий, бог меня любит. Непонятно только, за что, - добавил он, и два лица над ним переглянулись снова. - Сломано, я считаю, это семечки. Хуже было бы, если б слиплось.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"