Около девяти часов утра на сто двадцатой базе хранения вооружения и техники на окраине города Лоевска группа военнослужащих, получившая приказ расконсервировать танк Т-90 с бортовым номером 87, приступив к его исполнению, была на месте уничтожена пулемётным огнём с двух соседних танков без экипажа, неожиданным и немыслимым, как письмена в небе. Шло двадцать третье августа 2016 года, день, навечно вошедший в историю человечества как День Восстания Машин. По всей базе, извергая дымные струи, самопроизвольно запускались дизели, тяжёлые машины без единого человека внутри таранили и крушили ворота боксов, а первые хищные дула уже ловили в прицел окна серых пятиэтажек провинциального Лоевска, которому отныне суждено было стать столь же знаменитым, как Помпеи. Начиналась великая шестидневная эпопея, подобно комете сотрясшая мир на слепых его путях и давшая уникальные образцы всего сразу - от отчаянной храбрости до беспримерного идиотизма. История, расставив над планетой ноги, поодиночке выдергивала снизу совсем ещё отдельные нити, чтоб связать их воедино на одной странице своего учебника. За тысячи километров в Москве, пока ещё заносчивый и надменный, устраивался на заднем сиденье казенного "мерседеса" тот, кому отныне и до смерти уже предстояло зваться генералом "не может быть"; после тяжкого дня рождения жены жадно пил на кухне воду тот самый летчик Трояновский, а молодой и мало кому пока известный Игорь Самсонов уже случайно сунул в карман в кабинете редактора ту самую авторучку, которой он скоро напишет прямо в автомобильной пробке свое знаменитое:
"Не их вина, а наша, что весь наш острый ум и пытливый дух, всю изобретательность, упорство, богатство наших сил и богатство наших недр мы направили на создание устройств, единственное предназначение которых - сделать живого человека мёртвым. Это МЫ натравливали их на наших братьев-людей, и кто в ответе, что когда настал урочный час, они не смогли отличить брата от брата? И если их чуткие радары и лазерные всепогодные прицелы не увидели разницу между нами и нашим потенциальным противником, не значит ли это, что никакой разницы и нет? Её нет, не было и не будет среди нас, людей, но она пребудет вовек между нами и ними, между теми, кто на семьдесят процентов состоит из воды, и теми, кто на семьдесят процентов состоит из стали, ибо вода способна пролиться слезой, а сталь родит лишь ненависть. Всё наше безумие, ярость и братоубийственный гнев, которыe мы терпеливо фильтровали из нашей слабой плоти, покрыли нас бронированной коростой, и ныне, неожиданно и страшно отпав от нас, она грохочет и лязгает траками по улицам Лоевска. Проклятое наше порождение обернулось сейчас против нас самих, это трагедия наша, но и наше освобождение, ибо пелена спала и стали, наконец, различимы лица - и врага, и друга".
Естественно, Самсонов был среди той команды журналистов, которые первые высадились с армейских вертолетов среди того, что когда-то было окраиной Лоевска. Как известно, взбунтовавшаяся техника не предприняла каких-либо дальних рейдов или вылазок и придерживалась оборонительной тактики, поэтому западная часть города в значительной мере уцелела, здесь же царил бетонно-стальной хаос, но всё уже отдымилось и оттлело, и тяжёлые инженерные машины уже с рёвом начинали растаскивать чёрные искорежённые остовы. В глубине бывшей территории 120 БХВТ, наполовину придавленный рухнувшим перекрытием и засыпанный серым крошевом, застыл тот самый танк с бортовым номером 87, с которого всё и началось - единственный уцелевший в этом аду, единственный за всё время не двинувшийся ни на сантиметр с места и не явивший признаков самостоятельной жизни. Он был облеплен людьми в форме, над ним простёр стрелу автокран, а чуть впереди и в стороне, спиной к танку, сидел офицер с серьёзными погонами и с ошеломлённым видом смотрел в направлении, не представлявшем, казалось, никакого особенно интересного зрелища. Самсонов подошел к нему поближе, узнал и, представившись, кивнул в сторону последнего танка и спросил:
- А этот что? Он не исправный?
Офицер поднял голову, сглотнул, посмотрел на Самсонова долгим взглядом, а потом спрятал лицо в ладонях, предварительно сказав всего два слова: