Горячим летним вечером некий молодой человек, спускавшийся на улицу со своего пятого этажа, внезапно обнаружил 27. Две совершенно чёткие и явственные цифры висели прямо в воздухе на нижней границе его зрения, и пока удивлённый молодой человек в порядке эксперимента водил туда-сюда головою, 27 упорно сохранялось в пределах видимости, никак не меняя своего относительного правого нижнего положения. Казалось, цифры были выведены на совершенно прозрачном стекле или скорее даже прямо на поверхности его глаза; видеть отчётливо сразу и цифры, и то, что за ними, молодой человек не мог, и ему приходилось попеременно фокусировать зрение. Это показалось ему важным и доказывало, на его взгляд, что цифры, уж чем бы они ни были, существовали в действительности, поскольку галлюцинации зарождаются непосредственно в мозгу без участия глаза и оптическим законам не подчиняются. В следующий момент молодой человек осознал, что он не имеет отношения к реальному миру в том смысле, в котором это принято понимать, является персонажем литературного произведения, а число 27 в правом нижнем углу - это номер страницы, на которой описывается, как горячим летним вечером он спускается с пятого этажа, и на следующей странице оно будет уже внизу СЛЕВА, и не 27, а 28. Молодой человек был очень хорош собою, кругом должен своей квартирной хозяйке и звали его Родион Романович Раскольников.
Нельзя сказать, чтобы это открытие ввергло молодого человека в состояние глубокого шока. По склонностям ума своего он в достаточной степени был приспособлен для такого рода идей и давно чуял какой-то подвох. Уже долгое время больные, тяжкие, горячие мысли одолевали его, и хотя, как теперь выяснилось, родился и вырос он в романе и с реальною жизнью знаком не был, даже ему эти мысли казались много более подходящими для художественного произведения, чем для повседневной обыденности. День и ночь довлела над ним некая страшная идея, не так уж легко соединимая с его личными душевными свойствами и, как ему казалось, не безошибочная с точки зрения логики. Но ни душевные свойства, ни логика справиться с идеей не могли, потому что по всем признакам была она не убеждением, а наваждением, и корни её были не внутри, а снаружи. Сама тяжкая, безулыбчивая и беспросветная обстановка, окружившая молодого человека, представлялась ему не вполне натуральной. Ему казалось, что кто-то сознательным усилием изгнал из мира значительную часть того природного света и радости, которые теоретически и несмотря ни на что должны в нём присутствовать хотя бы просто для статистического равновесия. Молодой человек не мог отделаться от мысли, что разумная внешняя воля задалась целью сотворить достаточно достоверное пространство, в котором, тем не менее, люди будут склонны поступать не наиболее естественным, а наиболее эффектным образом. Когда молодой человек думал об эффектах, ожидаемых этою волею от него лично, ему становилось не по себе. До этого момента он надеялся, что всё мучающее и будоражащее его развеется чистым ветром и уйдёт в безмолвный осадок, но сейчас, глядя на повисшее в воздухе 27, он понял, что взрыв неминуем, час близок, и перо, бегом своим по бумаге творящее его судьбу, уже давно поставило последнюю точку.
Число 27 было любопытным само по себе. Вглядываясь внутрь себя, молодой человек отчётливо сознавал, что каша эта заварена не для небольшого рассказа, и интуиция подсказывала ему, что первые двадцать шесть страниц сдавившей его книги, судя по всему, отданы предисловию. Размер этого предисловия явственно говорил о серьёзном месте молодого человека и грядущих в его жизни событий в истории литературы, и ему во сто крат было легче ступить на страницу 28, зная, что всё, чему суждено свершиться, будет иметь немалое значение и смысл. С другой стороны, двадцать шесть страниц предисловия означали никак не менее нескольких сотен страниц основного текста, и как ему удастся пережить всё это, молодой человек в настоящий момент даже не мог себе представить. Черт его знает, возможно, и не удастся. И даже лучше, подумал молодой человек, чтобы не удалось. Умереть уже не страшно, страшно дожить до момента, когда, наскучив тобою и поставив последнюю точку в твоём эпилоге, тебя оставят одного, покинутого твоим создателем ради уже забрезжившего впереди кого-то другого, доживать как можешь и как знаешь, вне пространства твоей книги, на свой страх и риск, без оправдания, без смысла, без цели. Впрочем, молодой человек явно забегал вперёд, была ещё страница 27, самое только начало.