Пришли за мной рано утром, еще и семи не было. Двое громил в стрелецкой форме вошли в камеру.
- Вставай, шпиен. Пора на суд, - сказа один.
Я хотел было возразить, что никакой я, дескать, не шпион, что ошибочка вышла, но даже рта открыть не успел, как получил смачную оплеуху, от которой едва голова с плеч не слетела.
- Ах ты гад, - успел сказать я и следующий удар, только уже кулаком, пришелся мне в нос. На ногах я едва устоял. По губам потекла теплая струйка крови.
Меня вытолкали в спину из камеры в темный коридор, где ждали еще два таких же амбала.
Шморгая разбитым носом и утираясь рукавом, я пошел в окружении стрельцов. Скоро мы вышли из темницы на свет божий и я с удовольствием вдохнул прохладный утренний воздух. Через десяток шагов мы вошли в другое здание, как потом оказалось в царские палаты, с черного хода. Вновь шли по узким длинным коридорам, правда не столь мрачным, как в темнице, и, наконец, оказались в большом просторном зале. Стены были расписаны, через высокие витражи в зал лился солнечный свет. В дальнем конце зала на возвышении в несколько ступеней стоял трон.
- Привели шпиена заморского, царь-батюшка, на твой справедливый суд, - сказал один из стрельцов.
- Давайте-ка его сюда, поближе, - раздался голос из другого конца.
Двое стрельцов, поклонившись, вышли из зала, а двое других повели меня к царю. Мы остановились шагах в десяти от трона, на котором сидел невысокий, плотно сбитый дедок, лет восьмидесяти. На нем был длинный красно-белый балахон, расшитый золотом. Волосы коротко подстрижены, седая борода тоже. Лысина на макушке и хитрые маленькие глазки, вот, в общем, и все описание. Корона почему-то лежала на маленьком деревянном столике с резными ножками, который стоял справа от трона.
Царь резво встал и, с интересом рассматривая меня, приблизился, обошел вокруг.
- Осторожно, царь-батюшка, - сказал тот же стрелец. - Вдруг душегубец какой?
Царь крякнул.
- А ты тут на что? Али не спасешь царя-батюшку?
- Что вы, ваше величество. Он, душегуб проклятый, и пикнуть не успеет.
Надо же, подумал я, в течении нескольких минут я стал шпионом, а теперь уже и душегуб. Здорово. Что ж они еще придумают?
- Ну, сознавайся, вражий сын, - сказал царь, - зачем и для кого в моем царстве шпионишь?
- Не шпионю я. Тоже мне, шпиона нашли.
- Не сознается, царь-батюшка. Может в пыточную его? - предложил все тот же стрелец.
- Сам разберусь, - нахмурился царь.
Он походил еще вокруг меня и спросил:
- Почему же ты, мил человек, не сознаешься в содеянном преступлении?
- Не в чем мне, царь-батюшка, сознаваться.
- Не в чем, говоришь? А вот стрельцы утверждают, будто ты шпиен вражеский.
- Как можно, ваш величество, - испугался стрелец. - Да я из него правду щас мигом вышибу.
Я понял, что дело пахнет керосином и решил вести себя более дипломатично, а то не ровен час, рубанут мою головушку с плеч долой.
- Как можно, ваше величество, - повторил я слова стрельца. - Вам врать они не могут, а вот ошибиться каждый горазд.
Царь с интересом глянул на меня.
- А ты смышлен, мил человек, - сказал он.
Я немного успокоился.
- Как же это, человека просто так обвинять? А где же презумпция невиновности? Где доказательства?
- Какие еще доказательства? - загудел стрелец.
- Обыкновенные. Чем докажете, что я шпионил?
- Дык...Как же? - стрелец был обескуражен. - Это...по городу ночью шнырял, людей выспрашивал. Много кто видел. Подтвердят.
- Так то, - сказал царь.
Похоже, он был доволен.
- Да, шнырял, - согласился я. - Город не знакомый. Я то сам из уездного города "Н". Вот дорогу туда и расспрашивал.
Стрельцы переглянулись.
- Что скажете? - спросил у них царь.
- Врет, небось, - неуверенно сказал один.
- Истину говорю, царь-батюшка, - поспешил заверить я.
- Ладно, - сказал царь и повернулся ко мне. - Чем докажешь?
Ух ты, подумал я, на лету схватывает, только не то, что нужно.
Я пожал плечами. Свидетелей то у меня нет - все они сбежали, как от чумы. Ни с кем поговорить так и не удалось. Поэтому я рассказал царю все, как было, и в конце добавил:
- Чудной у вас здесь народ, запуганный.
- Это уж точно, - согласился царь и хмуро глянул на стрельцов.
Те потупились, будто разглядывали что-то на полу.
- Доходят до меня слухи, - продолжил он, - будто вы мне на суд не столько шпиенов, сколько простой люд день в день таскаете, дабы не прогневать. Что молчите?
- Ну, батюшка, - замялись они. - Как можно? Мы ж это, указ твой царский выполняем - шпиенов на справедливый суд. Вот мы и того, стараемся.
- Стараются они, бестолочи. Совсем народ городской запугали. Да и черт с ним, с народом этим, - царь вновь повернулся ко мне. - А сам то ты, мил человек, в столице что делаешь?
- Я? Э... в лесу заблудился. На дорогу вышел, до города добрался, а тут гляжу - город-то не тот. Вот дорогу назад и выспрашивал.
- Что ж ты сразу дорогу не распознал?
- Я то здесь недавно. Вот и не признал. Я в Европе учился. Меня дед еще малым дитем туда отправил. А вернулся вот только недавно.
- Вот как, - оживился царь. - Наукам значит обучался?
- Именно так.
- И каким же?
- Ну, всяким, там, - продолжал врать я. Терять то уже нечего. - Особенно морское дело изучал.
- Мореходы нам не нужны. Моря-то у нас нет. Так что, бесполезна твоя наука, мил человек.
- Моря нет - не беда. Можно в поход на соседей пойти, да и отобрать, сколько надо, - понесло меня по полной. - Дело не хитрое.
Царь даже подпрыгнул от моего предложения. Видать, наглости такой не ожидал.
- В поход, говоришь. Вот уж правда. И как я сам не подумал? - он повернулся ко мне спиной. - Эй, Цезарий, где у нас море ближайшее?
Только сейчас за троном я увидел невысокого худого человека, довольно противного на вид, с крючковатым носом, в черной рясе и круглой черной шапочке. Он сидел за столом, напоминающим школьную парту для первоклашек.
- Сей момент, царь-батюшка. Сей момент. Проверим, - сказал он каким-то мерзким скрипучим голосом.
У его ног стоял небольшой деревянный сундучок. Порывшись в нем, Цезарий извлек на свет божий какой-то свиток, разрисованный разноцветными лоскутами - местная политическая карта, понял я. Он стал изучать ее, быстро водя пальцем взад-вперед и, наконец, сказал своим неприятным скрипучим голосом:
- Крымское Ханство, царь-батюшка. Моря у них хоть отбавляй.
- Вот и ладненько, - царь хлопнул в ладоши. - На них и пойдем. Завтра же поход объявляй.
- Что ты, царь-батюшка! - вскричал Цезарий. - На Крымское Ханство никак нельзя.
- Это еще почему?
- Там же бусурманов тьма.
- Одолеем, Цезарий. Не впервой.
- Шут с ними, с бусурманами, - согласился Цезарий. - Да вот на них через сто тринадцатое царство идти надо, а там правитель, ух, суровый.
- Значит по дороге и сто тринадцатое царство захватим, - не унимался царь.
Я уже было испугался, что мой длинный язык может стать причиной нешуточной войны. И кто меня за язык-то тянул?
- Так уж и захватим, - проскрипел Цезарий. - Али, батюшка, запамятовали, что пять годков назад было?
Царь сел на трон, взял в руки корону и принялся рассматривать, как будто первый раз видит.
Цезарий не унимался:
- Войной ты тогда пошел на Днепровскую Сечь. Да и они не дураки дома дожидаться - на встречу выступили. Как раз в 113-м царстве биться должны были. Так их государь, как прознал про это, дружину собрал и вперед. С трудом ноги унесли. А вот Днепровцам здорово досталось. До сих пор отойти не могут.
- Ладно, - согласился царь. - На Крымское Ханство не пойдем. Посмотри, что там еще есть. Может подойдет.
Цезарий вновь уставился на карту.
- Вот, к югу от нас 148-е царство, только...
- Отлично! - царь вскочил с трона и захлопал в ладоши, как ребенок в цирке. - Завтра же в поход.
- Как же можно, батюшка? - запричитал Цезарий, сложа ладони перед лицом. - Там же дочь твоя правит, Царевна Лягушка с зятем твоим Иваном Дурачком. Неужто на родную кровинушку войной пойдешь? Не по нашему это, не по христиански.
- Да уж, - царь снова нахмурился. - На кровинушку нельзя. Ищи дальше, бестолочь.
- Искать-то больше нечего. Разве что придунайское государство.
- Что ты заладил? Кто ж тебе просто так землю свою отдаст?
- В прошлом году случай был, видать, батюшка, запамятовали. Да и не мудрено, за делами-то, за государственными. Из села приграничного, Придунайского, Рыбницкое зовется, стадо повадилось луга наши опустошать. А стадо то не маленькое, голов сотни полторы будет. Ну мы, как принято, ноту протеста - разберитесь, мол, со стадом своим, да с пастухами. А они что?
- Что? - с интересом переспросил царь.
- Они нам все стадо отдали вместе с пастухами и селом. Нате вам, мол, сами с коровами и пастухами разбирайтесь, а нас, мол, по таким пустякам не тревожьте. Вот я и подумал, коли попросить хорошенько, али придумать, может они и сами нам какой городишко приморский отдадут.
Царь обреченно махнул рукой и устало упал в свой трон.
- Вот видишь, - он повернулся ко мне, - тебя как звать-то, величать?
- Василий.
- Вот видишь, Василий, так всегда. Ни тебе повоевать, ни тебе в поход отправиться. Скука одна, да и только.
- Такова доля государева, - сумничал я.
- Твоя правда, твоя... А другим наукам ты не обучен?
- Как же, строительному делу.
- Что ты? - царь вновь повеселел. Почему-то он мне нравился все больше и больше. Такой себе шибутной старикашка, страдающий от скуки и безделья. Он загорался любой идеей, но так же быстро и остывал.
- Неужто и палаты белокаменные, и стены крепостные с башнями, и форты укрепленные вдоль границ построить сможешь?
- Ну, - не очень уверенно начал я. - Вообще-то я специалист по гражданскому строительству, но можно и переквалифицироваться.
Царь перекрестился три раза.
- Ты мне тут нормальным языком говори, не то стрельцам отдам, они живо научат.
- Не надо стрельцам. Я и так готов. Хоть сейчас могу приступить к руководству строительством любого военного объекта.
- Иш, чего захотел. Руководство. На то царь есть, чтоб руководить. Ладно, надоели. Пошли все вон.
Я решил было откланяться, но царь грозно остановил меня:
- Нет, а ты постой.
Я с опаской ткнул себя указательным пальцем в грудь.
- Это вы мне?
- Тебе, тебе. Погодь еще, дело есть.
Стрельцы тоже остановились на полдороги.
- А вы идите, братцы, идите, - повернулся к ним царь.
- Никак не можем, ваше величество. Как так, царя с уголовником подсудимым оставить? Не положено. По уставу.
- Ох и нудные же вы. Ладно, я своей волей царской Василия оправдываю и наказываю считать его невиновным и отпустить на все четыре стороны. А теперь свободны, пшли вон.
Стрельцы, успокоенные царским повелением, удалились. Цезарий тоже где-то исчез.
Царь подошел ко мне поближе, рассматривая мой спортивный костюм, который, к сожалению, был уже не первой свежести.
- Чудной у тебя кафтан, Василий, - сказал царь.
- Так это ж в Европе последняя мода. В Париже сейчас все в таких ходят.
- В Париже, говоришь? И далече эта ваша Парижа?
- Далече, царь-батюшка, не одна тыща верст будет.
- Вот глушь то какая, - царь потрогал пальцами кофту. - А материя знатная. И фасончик ничего.
- Последний писк моды, - добавил я. - Денег стоит немалых.
- Вот как? - насторожился царь и глянул вслед удалившихся стрельцов. Я поздно понял, что зря ляпнул про деньги - сейчас меня снова заподозрят в шпионаже. - А откуда у студента денег-то столько? Али дед твой купеческого или боярского рода?
- Что ты, что ты, царь-батюшка, дед мой, покойный уж, простым мужиком был. А костюмчик этот мне товарищ мой состряпал. Он у хозяина портняжкой подрабатывает. Вот по лоскутку экономил, так мне этот кафтан и пошил. Ну и я в долгу не остался. Помог ему в одном деле, но это долгая история, ничего интересного.
- Ладно, верю, - успокоился царь. - Только и мне такой кафтан хочется. Как достать?
- Да я бы свой отдал с радостью. Вот только не к лицу царю в обносках ходить, да и размер не тот. А вот портного можно озадачить, пущай пошил бы по примеру.
- И то верно, - обрадовался царь и громко закричал: - Цезарий!
Человек в рясе по имени Цезарий, видно местный дьячок и писарь при главе государства, появился как из-под земли.
- Кликать изволили, ваше величество?
- А ну ка, - грозно сказал царь, - портного ко мне сей же час.
- Слушаюсь, царь-батюшка, - сказал Цезарий, низко поклонился и исчез где-то за троном.
Через несколько секунд где-то далеко послышался его крик:
- Портного к царю. Немедля, олухи бестолковые.
Часа через два я был уже полностью свободен. Портной зарисовал на листке толстой бумаги фасон моего костюма, снял размеры царя и пообещал, что через десять дней все будет готово. Правда немалых усилий стоило уговорить царя на другой материал, потому что такого как у меня здесь не видывали. Царь долго упирался, но все же желание покрасоваться в кафтане по "последней парижской моде" взяло верх, и он согласился.
Стрелец проводил меня до ворот из царского подворья.
- Часто царь суды такие устраивает? - спросил я по дороге.
- А то, - усмехнулся тот в большие пышные усы. - Каждый день по утру подавай ему шпиена али нарушителя какого.
- Ух ты, и где ж вы их столько набираете?
- Как где? Вот по ночам и ловим, кого удастся. А утром на суд.
- Так что ж это, заведомо ни в чем неповинных людей судите?
- Так уж и неповинных. По ночам, Василий, добрые люди дома сидят. Да не переживай ты так, публичные казни у нас не приняты. Засудит царь кого за измену, али за воровство, али за душегубство какое, казнить велит, да и забудет к обедне. А мы человечка того недельку подержим в темнице на воде и хлебе, чтоб осознал свое положение и не болтал лишнего, припугнем слегка, не без этого, да и отпускаем с миром. Потому-то народец наш и перепуган, ночью шороха каждого боится. Трудно стает работать, Василий, трудно. Коли царь с идеей этой, суд вершить, не угомониться, то скоро средь бела дня придется людей ему на забаву хватать.
- Да, весело тут у вас.
- Весело, - согласился стрелец. - Но ты это... смотри мне, рот не раскрывай, не болтай лишнего, не то из под земли достану.
Я поклялся ему светлой памятью моего верного без вести пропавшего кота и со вздохом облегчения вышел за ворота.
Каково же было мое удивление, когда под ближайшим деревом в тени я увидел этого самого без вести пропавшего. Похудевший и не очень чистый Баюн лежал на земле и грустными глазами смотрел на ворота царского подворья. Радости его не было предела, когда он увидел меня живого и практически невредимого. Он едва не сбил меня с ног. Я схватил его на руки, поцеловал в мокрый нос и успел прикрикнуть:
- А ну, цыц!
Вокруг было полно людей и говорящий кот мог вызвать ненужные подозрения, потому что от местных котов и собак я не слышал за все время ни слова.
Я шел по улице, держа кота на руках, а он тихонько шептал мне свою историю. Оказалось, когда меня схватили, он успел убежать и спрятаться. Потом, скрываясь в тени, проследил за повозкой, в которой меня увезли, но на подворье пробраться не смог, собак, говорит, уйма. Так всю ночь и просидел под деревом, надеясь на чудо.
Мы вышли на базарную площадь. Запахи разных вкусностей доносились ото всюду, дразня нос и желудок. Кто-то полез мне в карман и я успел схватить воришку за руку. Мальчишка почти вытащил мой кожаный кошелек, но рванулся, кошелек упал на мощенную камнем мостовую. Удержать мальчишку я не смог, он вывернулся и убежал.
В кошельке кроме мелочи ничего не было. Гривны и доллары остались в кухне на подоконнике. Я положил их туда, когда показывал домовому Василию. А вот копейки остались. Несколько из них вывалилось и звякнули о камень. Я собрал их и положил в карман. Почему-то многие прохожие поглядывали на меня, как мне показалось, с завистью. И тут я подумал, что деньги в ходу металлические. Почему бы и не попробовать? Я подошел к лавке, где торговали сдобой и сладостями, выудил 25 копеек и протянул торговцу. Тот взял денежку, повертел ее с интересом.
- Ух ты, трезуб какой. Никогда таких грошей не видал. Из далека?
- Так и есть, - подтвердил я.
- А нашто деньга такая крупная, барин? Поменьше у тебя не будет?
- Поищем, - сказал я и на всякий случай забрал из рук торговца такую "крупную" деньгу - 25 копеек, нащупал в кармане десяточку и протянул ему. - Подойдет?
- А то! Чего брать-то будете?
Больше всего меня дразнила запахом дрожжевая вертута с мясом.
Она была длиной почти в локоть и я побоялся, что денег может не хватить, но все же показал на нее пальцем, буквально захлебываясь слюной, уж простите за подробность.
- Одну, аль две? - спросил торговец
- Э...две, - решил я.
- Еще что?
Еще я взял две большие булки с маком, одну вертуту с яблоком и небольшой, где-то пол литра, глиняный кувшинчик с медом, получил четыре местных копейки, или как там они зовутся, сдачи, распихал что мог по карманам, остальное взял в руки, и мы с Баюном, не веря в свое счастье, наконец-то вышли за пределы города.
Я решил потерпеть еще немного и устроился на привал, когда мы уже хорошенько удалились и стены города были почти не видны.
Баюн с удовольствием рубал мясную вертуту и булочки, политые медом. Я тоже от него не отставал. Наелись мы до отвала и даже еще осталось на ужин.
Вставать и куда-то идти абсолютно не хотелось. Даже разговаривать было лень.
Мы сидели с пол часа в тишине, пока Баюн наконец не сказал:
- Надо же, у тебя денег полный карман, а мы голодали столько дней.
- Кто ж знал, Баюн, - попытался оправдаться я. - Кстати, надо подбить бабки.
Я выгреб всю мелочь из кармана и кошелька и принялся ее пересчитывать. Да, полный карман денег, это было сильно сказано. Итак, мы имели одну гривну и двадцать копеек. Если считать по пять на день, так чтоб сильно не жировать, то почти на месяц нам хватит. А дальше-то что? Ах да, еще я забыл четыре местных грошика, которые дали мне на сдачу. Но они не спасут.
- Ну что, герой, пошли, - сказал я.
Нехотя Баюн встал и мы пошли по дороге. Часы уже показывали второй час. Нужно было спешить, чтоб успеть домой до темна. Добравшись до перекрестка, я ради интереса поднял столб с указателями дорог, повернул указатель столицы в нужном направлении - остальные два показывали в поле. Мы с Баюном посмеялись и пошли по той дороге, которую мне посоветовал стрелец.
Около шести часов вечера мы прошли мимо сказочного леса, вернее мимо тропинки, по которой в этот лес вошли. Я с тоской вспомнил о зеленоглазой красавице Кристине и сердце мое сжалось. Я решил, что обязательно вернусь на то место, чтоб еще хоть разочек увидеть ее смеющиеся глаза.
В город мы вошли одними из последних и слышали, как за нашими спинами захлопнулись городские ворота, лязгнули засовы. Мы успели как раз вовремя, последние метры даже пробежали. Я валился с ног от усталости и мечтал лишь об одном - добраться до печи и упасть в перину.
Мы как можно скорее прошли по улочкам. Уже совсем стемнело и было как-то жутковато. Даже Баюн чувствовал себя не очень уверенно.
Я первым вошел во двор, скрипнув калиткой. На пороге сидел домовой Василий, а перед ним наш знакомый Змей Горыныч, по кличке Ящур.
- Наконец-то! - воскликнул Василий. - И где ж это вы шлялись, окаянные? Мы тут уже весь город переполошили. Никто ничего не знает. Как же можно? Совести у вас нет, бесстыдники.
- Вася, - прикрикнул я. - Угомонись. Так получилось. Не нарочно мы.
- Не нарочно они. Вон Ящур уже идти искать вас собрался по округе. Вчера ночью весь город обрыскал, следы ваши до ворот проследил, но выйти не смог. Темноты ждали. Днем-то ему по городу не побродишь. Заявились бы чуть позже, так и не застали б его.
- Ну ребята, - сказал я, - вы уж нас простите.
- Давайте, рассказывайте, - не унимался домовой. - Шлялись-то где?
- Завтра, Василий. Все завтра, - сказал я. - А сегодня спать, спать, спа-а-ать.