Голос догнал её в тёмном пустом коридоре технического этажа, где тускло мерцала - будто злорадно подмигивала - одна лампочка. Вася испуганно обернулась и тут же вжалась в стену. "Только бы не нашли, только бы не нашли", - шептала она, зажав рот кулачком и судорожно всхлипывая. Она зажмурилась от ужаса, представив себе, что будет, если её всё-таки здесь обнаружат. Вчера после таких "пряток" ей от души надавали щелбанов по лбу, заставили залезть на табуретку и петь "В лесу родилась ёлочка". И хоровод вокруг неё водили, скорчив страшные рожи, будто она нарядная ёлочка, а они - звери из леса. Хорошо ещё, что шампанское из служебного буфета никто не притащил. Коллеги Василисы из Отдела больших бумажек - большие мастера на всякие выдумки.
- Вася, Васенька, не плячься, - не выговаривая букву "р" сказал издалека новый голос. - У тебя фантазии ноль, ты плятаться не умеешь.
Вася узнала голос Евдокии из Отдела маленьких бумажонок. Ага, и эти здесь. Всё, теперь точно найдут. Окружили-таки, маленькие негодники!
Вася побежала изо всех сил, задыхаясь, метнулась за угол тёмного коридора и тут же наткнулась на чью-то высокую тень.
- А-а-а! - закричала Василиса и скатилась в обморок.
... А ведь как всё мирно начиналось, никто и не думал, что такое приключится.
К Петру, начальнику Отдела Финансирования Иждивенцев Города (а иждивенцами Главная Городская Контора считала всех, кто работает вне её стен, платит налоги, получает зарплату, но что-то просит), пришла средних лет дама с заявлением. Проситель, как говорили в Конторе. Всего лишь очередной проситель с очередной проблемой. Так вот, дама поздоровалась и опустилась на стул напротив Петра, поставив на колени маленькую старомодную сумочку. Дама была не неприятная, напротив, выглядела она как подзабытые аристократки: чистенькая и ухоженная, высокая, тонкая, бледная, со строгой осанкой и прямыми плечами. Серый изящный костюм сидел на ней безупречно, пепельные волосы были уложены в простую причёску, внимательные голубые глаза поблёскивали за стёклами очков, губы лаконично подчёркнуты светлой помадой. Одним словом, не тётка какая-нибудь ворчливая, хамоватая... Хотя, возможно, будь пришедшая не дамой, а хамоватой, напористой тёткой, Пётр не смог бы отказать ей в рассмотрении заявления. Но он отказал. Хотя перед этим, как положено, выслушал, сдерживая зевоту и нетерпение: до конца рабочего дня оставалось всего пятнадцать минут - неподходящее время для прошений. Дама же хорошо поставленным голосом вещала о том, что во дворе их дома необходимо срочно ликвидировать стихийную мусорную свалку, наказать тех, кто её устроил, а на расчищенном месте построить детскую площадку. Пётр слушал и кивал, кивал и слушал. Наконец дама закончила вещать и протянула ему лист с заявлением, на котором в сдержанно-требовательном тоне было изложено всё ею сказанное, подкреплённое подписями жильцов дома. "Целых триста пятьдесят подписей! Это же триста пятьдесят просителей!" - ужаснулся Пётр. И отказал. Потому что лимит просьб в этом месяце был уже исчерпан, городской бюджет, как никогда, ограничен, и рабочий день подходил к концу. И вообще, маленький сын Костя уже вторую неделю не давал Петру высыпаться, жена уже третью неделю не давала ему забыть о том, что он обещал ей новенькую шубку, а тёща не забывала напоминать всей семье, что он "жмот и свинья"... Короче, Пётр под конец этого дня устал и забыл, для чего он сидит в Конторе. И... "Женщина, я не могу принять ваше заявление". Дама спокойно смотрела на Петра и слушала. "Вы же понимаете, сколько у нас таких, - бесцветным заученным тоном продолжил начальник Отдела Финансирования Иждивенцев, кивнув на листок в тонких руках дамы. - Приходите в следующем квартале, и мы постараемся вам помочь. А сейчас - прошу прощения, мне надо закрывать кабинет". И сделал выпроваживающий жест рукой. Женщина не пошевелилась. Она окинула Петра изучающим взглядом и неожиданно ему улыбнулась. Пётр поморгал и напрягся. На отказ ему ещё никто не улыбался, тем более вот так - искренне и приятно.
- Вы устали, - ласково произнесла женщина. Петру на миг показалось, что от неё исходит спокойное золотистое сияние. - И Контора ваша устала. Не правда ли? Вам, сотрудникам Конторы, нужно каждый день устраивать на работе тихий час. Чтобы мысли освежились и пришли в должное равновесие, и вы вспомнили, кто вы и зачем здесь. - Женщина говорила тихо, медленно, ровно, будто колыбельную напевала. - Говорят, перезагрузка помогает компьютеру. А вашей Конторе поможет тихий час. И потом, учреждение работает неэффективно. Это из-за того, что в ваших делах много лишнего. А лишнего много потому, что вы неэффективно работаете. Такая уж парадоксальная дисгармония. Но это поправимо.
Пётр слушал женщину и не мог ни шелохнуться, ни слова сказать. Голос говорящей его словно убаюкал... Когда он очнулся, просительницы рядом уже не было. Не было и её заявления. Пётр даже не заметил, как дама покинула кабинет. Но не могла же она раствориться в воздухе? Да и приходила ли она на самом деле? Пётр решил, что он задремал в своём кресле и дама с заявлением ему померещилась. Он взглянул на часы, тикающие на стене: его рабочее время истекло пять минут назад. Пётр быстро засобирался домой, ворча на ходу из-за непредвиденной задержки, и вылетел кабинета.
И с тех пор в Конторе началось странное.
На следующий день после визита дамы (которой, как Пётр окончательно себя уверил, и вовсе не было) в самом начале обеденного перерыва из всех кабинетов Конторы раздался оглушительный восторженный вопль: "Ур-ра-а! Обе-е-ед!". И тут же двери кабинетов с шумом распахнулись, и в бесконечные коридоры Конторы вывалились, выпрыгнули, выбежали... дети дошкольного возраста: девочки с накрашенными ресничками и губами, в офисных платьицах, в туфельках на каблучках, и мальчики в деловых костюмах, при галстуках, в белоснежных рубашках, в чёрных блестящих ботиночках... Кто-то из детей ринулся по лестнице на первый этаж в служебный буфет. Мальчишки принялись бегать по коридорам, изображая самолёты и паровозы, девчонки разбились на стайки и теперь о чём-то оживлённо шушукались и хихикали.
- Пашка, а не тяпнуть ли нам по стаканчику "Буратино"? - пропищал мальчуган в синем костюме и хлопнул по плечу своего ровесника, на пиджаке которого гордо сиял золотыми буковками бейджик. Буковки были сложены в витиеватую надпись: "Сторуков Павел Степанович, директор".
"Пашка" - он же Павел Степанович - поморщился, как от кислой капусты, и проворчал:
- "Тяпнуть"... Где в тебя только такие слова влетают? Наслушаешься, Вовка, взрослых...
Мальчик с именем Паша был кругленький, пухленький, но смотрелся строго и авторитетно благодаря отлично скроенному деловому костюму стального цвета и важной осанке. Вовка (судя по бейджу, "Оттяпов Владимир Иванович, заместитель директора"), худой и шустрый, как таракан, нырнул в свой кабинет и через секунду явился с пузатой бутылкой, в которой плескалась какая-то коричневая жидкость.
- Лимонада, оказывается, нет, зато есть вот что! - провозгласил он, отвинтил крышечку, сделал глоток и тут же закашлялся, задыхаясь.
Пашка постучал его по спине и сказал нравоучительным тоном:
- Говорил я тебе: не держи в столе всякую гадость. Во взрослого дядю играешь. Надо сок пить. Или компот. Или кисель. - И вдруг цапнул за руку девочку, проходящую мимо. - Эй, Светка, ты чего это пирожки мимо нас несёшь? А делиться?
Света вздёрнула носик и процедила:
- А кто мне премию в прошлом месяце зажал? Вот шишку тебе с маслом, Пашечка, а не пирожок. - И зацокала каблучками дальше по коридору.
Паша показал язык её гордо удаляющейся спине. Вовка перестал кашлять и теперь, бледный, вытирал со лба пот шёлковым платочком.
- У меня в животе урчит. Айда в буфет! - скомандовал Пашка, выхватил из рук Вовки злосчастную бутылку и закинул её в мусорную корзину.
В буфете было душно, шумно и тесно. Толстая девочка в поварском колпаке и накрахмаленном белом переднике разливала по мискам супы и борщ, ставила на подносы проголодавшихся детей тарелочки с салатиками и бутербродами.
- А кто не доест, - угрожающе приговаривала маленькая повариха, - того накажу добавкой!
Длинная очередь привередливо разглядывала и читала по буквам меню, морщилась при виде горячего, разочарованно вздыхала от запаха гречневой каши с подливой и глотала слюнки, глядя на бледные коржики, румяную сдобу и разноцветные пирожные. Детские ручки нетерпеливо тянулись к сладкому, но повариха, грозно размахивая половником, твердила, что сладкое получит только тот, кто слопает и первое, и второе.
Пашка и Вовка, повздыхав, нагрузили подносы тарелками и принялись за еду. От получения вожделенных пирожных их отделяла молочная лапша, горка салата и бутерброды с колбасой тоскливого вида.
А в это время на верхних этажах Конторы нежелающие обедать развернули "боевые действия".
Карапузы в офисных костюмах соорудили из стульев баррикады и, визжа и хохоча, обстреливали друг друга канцелярской мелочью. Над головами стремительно пролетали ручки, карандаши и маркеры, со свистом проносились линейки и степлеры, плюхался на пол град из разноцветных скрепок и ластиков. С каждой "неприятельской" стороны то и дело доносилось:
- Эй, ты, из "Отдела... какого-то там"! Ты зачем там?
- Я там расту!
- Враки! Пеньки не растут!
- А карандашиком в глаз не хочешь?
- Ха, напугал! Я вот тебя сейчас принтером задавлю...
- Мелкие, ползите сюда!
- Мы не мелкие, мы важные!
- Важные не ползают!
Малыши-"шпионы" обшаривали кабинеты в поисках "секретных донесений", тренируя любопытные носы и быстрые ручонки.
- Что там написано?
- Какие-то цифры и буквы...
- Я такое уже писал. Ерунда какая-то.
- А если ерунда, зачем писать?
- Не знаю.
- И я не знаю. Это непонятное что-то.
- А если непонятное, значит, ненужное!
- Выбрасываем!
И в мусорные корзины полетели ворохи скомканных бумаг.
- Ух ты, сколько бумажек... Это ж сколько снежинок можно вырезать!
- Ура, снежинки!
- Эй, кто знает, что это за бумажки?
- А-а-а, из моей папки вытащил!
- Порву их, если не скажешь!
- Это оч-чень важные бумажки!
- Почему это?
- Потому что на них печати!
- А если я на туалетную бумагу печать поставлю?
- Отда-а-ай!
В другом кабинете "лётчики"-карапузы запускали из окон самолётики, сложенные из тетрадных листков. Самолётики радостно взмывали из детских рук и, пролетев вниз несколько этажей, распластывались в весенних лужах.
Компьютеры Конторы хотели было спрятаться в спящем режиме, но не успели. Малолетние "хакеры" сгрудились у мониторов и о чём-то оживлённо шептались.
- Ты знаешь, что это за значок?
- Это не значок, а ярлык! Программа какая-то. Нажми.
- Нажал... Смотри, какие-то таблички.
- А-а-а, это каляки-маляки. Мы их всем Отделом каждый день рисуем.
- А зачем?
- А не знаю. Все рисуют - и я рисую.
- А игрушек на компе нет?
- Игрушек нет. Сейчас поставлю. Только "каляки-маляки" много места занимают. Надо их удалить...
За три минуты до окончания обеденного перерыва разрумянившаяся и почти угомонившаяся детвора потянулась обратно в свои кабинеты, на ходу дожёвывая пирожки, лениво потягиваясь и блаженно позёвывая от сытости.
Через минуту после окончания обеда из кабинета Пашки - простите, снова Сторукова Павла Степановича - раздался львиный рык, грохот кулака по столу и оглушительный вопль:
- ЧТО! ЭТО! БЫЛО!
Перепуганные сотрудники немедленно сбежались к кабинету директора и сгрудились на пороге. Они бы и без крика прибежали, потому что вернулись к своим взрослым обликам и разом поняли, что с ними случилось что-то не поддающееся логическим усилиям и не вмещающееся в привычную картину быта. И, самое ужасное, виды разгромленных кабинетов будто насмехались над ними и говорили о том, что всё это им не приснилось, а они в самом деле недавно здесь бегали, прыгали, играли...
- Я ещё раз повторяю! - продолжал громыхать директор. - Что это было?!
Сотрудники Конторы молчали в шоковом оцепенении и переглядывались. Щёки их то бледнели, то краснели при воспоминании о том, что творилось во время обеденного перерыва.
- Мне повторить свой вопрос?! - рявкнул Сторуков.
Его заместитель Владимир Иванович Оттяпов просочился в кабинет, успокаивающе похлопал нервничающее начальство по плечу и обвёл взглядом собравшихся.
- Итак, мы все это видели, - утвердительным тоном произнёс Оттяпов. Он очень старался говорить спокойно, хотя внутри его трясло основательно. Но должен же кто-то, думал он, сохранить хладнокровие в такой ситуации и взять на себя - пусть и временно - обязанности командира дрожащих от страха барашков!
- Ну, видели, - нетерпеливо согласилась секретарь Светочка. Та самая, которая не хотела делиться пирожками. Её миловидное личико дёргалось, как перед истерикой.
- Не просто видели - участвовали! - нервно хохотнул системный администратор Вениамин, он же Веня, как его называли в Конторе. - Такая виртуальная реальность приключилась...
- Вот именно - реальность! - громом с небес на землю рухнули слова Павла Степановича. - Эт-то что вообще было, а: гипноз? наваждение? массовое умопомешательство? А, может, наркотики кто-то пронёс?!
- Это было колдовство, - обморочным голосом пролепетала молоденькая бухгалтер Василиса и прислонилась к стене, чтобы не сползти на пол.
Все разом посмотрели на неё. Кто-то из женщин согласно закивал. Веня покрутил пальцем у виска.
- Давайте разберёмся, - поспешил вставить своё слово Оттяпов, пока кто-нибудь не выдвинул версию прилёта инопланетян или что-нибудь ещё похуже. - Мы все на один час стали... детьми. Самыми настоящими, какими были в своём детстве. Так? Так.
Сотрудники Конторы вздохнули с облегчением, хотя пока ничего не прояснилось. Главное, что кто-то начал говорить вроде бы понятные вещи.
- И мы, - продолжил Оттяпов, воодушевившись всеобщей покорностью его слову, - находясь в таком нелепейшем, невозможном состоянии, ни разу не вспомнили о том, что на самом деле мы - давно взрослые. Так? Так. И вели себя как дети, для которых работать в Конторе - это нормальное, ежедневное дело.
Павел Степанович пожевал нижнюю губу и выдал:
- А сейчас... гм... помним всё, что мы делали, пока были детьми во время обеденного перерыва.
- Тихого часа, - ехидно поправила Светочка. - Раз уж мы говорим о детях.
Пётр, стоящий позади всех, вздрогнул. "Тихий час...". Кто-то уже произносил эти слова недавно... Кто-то... Начальник Отдела Финансирования Иждивенцев расширил глаза от удивления и застыл. Страх холодными мышиными лапками пробежал по его позвоночнику. Неужели та странная посетительница ему не привиделась? Неужели это она устроила им такой "тихий час"? Но как и, главное, зачем?! Пётр побледнел и решил не делиться с коллегами своими догадками. Если они верны, то он, получается, крепко виноват...
- Коньяку мне, - просипел Павел Степанович и дёрнул узел на галстуке. Он выдвинул ящик стола и порылся в нём. Заветной бутылки не обнаружилось. - Володя, неси из своих запасов.
- Выбросил ты мою бутылочку, - с ироничной улыбочкой подсказал Владимир Иванович. - В мусорную корзину, в коридоре. Сказал, что компот надо пить или кисель.
Сторуков глянул на него волком и что-то глухо прорычал. Потом обвёл тяжёлым взглядом всё ещё потерянных, съёжившихся сотрудников и гаркнул:
- Марш в кабинеты! Навести порядок!
И добавил негромко, зло и сурово свернув глазами:
- И чтоб никому ни слова о том, что здесь было.
Понятливые сотрудники мигом разлетелись по своим Отделам, по кабинетам и кабинетикам. А Сторуков, грузно поднявшись из-за стола, потопал в коридор спасать от утилизации заветную бутылку. "Это ж надо, - хмуро подумал он. - Коллекционный алкоголь - и в ведро! Я точно был не в своём уме...".
До конца рабочего дня на всех этажах Конторы стояли стоны, вздохи и сетования. Ещё бы: мебель расшвыряна, канцелярскую мелочь будто взрывами петард разбросало. Столы скалились вывороченными пастями ящиков, из которых свисали, как белые языки, бумаги с печатями. По стеллажам словно ураган пробежал: папки выпотрошены, журналы разорваны. А самое страшное - бесценные документы поруганы, скомканы и испачканы, драгоценные файлы на компьютерах или переброшены в "Корзину", или удалены вовсе.
Системный администратор Веня хватался за голову, бегал от компьютеру к компьютеру и кричал, что уволится. Секретарь Светочка шмыгала носом и брезгливо бродила по углам с веником и совком. Василиса из бухгалтерии сокрушённо перелистывала ставшие бесполезными испорченные бумажки. Пётр, потихоньку пройдясь по Конторе и полноценно оценив масштабы своей вины, окоченел от ужаса и забился в кабинет. Сторуков и Оттяпов велели повесить на дверь Конторы табличку "По техническим причинам сегодня не принимаем" и, засучив рукава дорогих рубашек, тоже взялись за ликвидацию последствий.
Когда солнце зевнуло и спряталось за вечерними облаками, все служащие Конторы, злые и уставшие от непривычной физической деятельности, выползли из почти приведённых в порядок кабинетов и растеклись по домам.
На следующий день они переступали порог Конторы с содроганием. До обеда им не давала думать о вчерашнем происшествии привычная будничная суета: нескончаемый шлейф из посетителей, россыпи разговоров, хор телефонных звонков, деловитая дробь компьютерных клавиатур и натужный гул принтеров.
В 11:55 Контора напряглась и замерла в ожидании...
В 12:00 из кабинетов вырвались радостные вопли: "Обе-е-ед!". Вслед за воплями в коридоры вырвались дети в офисных нарядах. И вчерашняя кутерьма повторилась. В Конторе стало оглушительно весело и беспредельно бурно.
Детвора атаковала столовую, заперла в подсобке ворчливую повариху и смела с прилавка все сладости. Компот был выпит с такой жадностью, будто дети несколько дней шли через пустыню.
Несчастные кабинеты вновь подверглись бесцеремонным осмотрам и стремительным нападениям. Неугомонные детишки носились повсюду, залезли даже в пыльные подсобки и с восторженным гиканьем оседлали швабры с облезлыми тряпками.
Мальчики Паша и Вова провозгласили (и записали это фломастером на листе ватмана как указ), что отныне все кабинеты Конторы разделяются на "Отделы больших бумажек" и "Отделы маленьких бумажонок". Детвора согласно покивала и решила, что теперь у них в Конторе два неприятельских лагеря (раз "Отделов" стало всего два!) и отметила это взаимным канцелярским обстрелом. Ручки, карандаши и шарики из смятых бумажек летели с обеих сторон, пока детям не надоело играть в "войнушку". Через десять минут "боевых действий" было заключено временное перемирие.
Тощий мальчуган Веня коварно налетел в коридоре на спокойно идущую Светочку и пребольно дёрнул её за белобрысый хвостик. И в придачу обозвал "капризулей" и "задавакой". Светочка взвизгнула, развернулась и заехала Вене кулачком в правый глаз. Веня обиделся, показал ей язык и убежал. За углом коридора он наткнулся на какое-то собрание. Девчонки сгрудились в кружок и что-то выкрикивали друг другу самым недружелюбным образом.
- Посмотлите на неё: кофту купила, как у меня. Повтолюша!
- И что! А ты... Ты чай у всех воруешь! Крыска, крыска!
- А, девочки, так вот, кто у нас чай таскает! И печеньки, значит, тоже она...
- Не я это! Чего это слазу я! А ты мне вообще никогда не нлавилась, ты плотивная и вледная, и духи у тебя воняют.
- Ах, духи у меня воняют! Я тебе сейчас задам...
Веня хотел было разнять девчонок, одна из которых уже вцепилась другой в волосы под вопли остальных, но вовремя себя остановил, решив, что одного фингала ему сегодня будет достаточно, пусть девчонки сами разбираются - и поспешил ретироваться.
Мальчик Петя, дожёвывая бутерброд с колбасой, выглянул из кабинета на шум и, заприметив драку, мгновенно втянулся обратно и запер за собой дверь.
И тут же по коридору пронеслась волна топота и криков. Дети, раскрасневшиеся, с горящими глазами, носились за Василисой и ещё двумя девочками из бухгалтерии с криками: "Где моя племия?!" и "Посему ему больсе, сем мне?!". Вася отстала и её тут же поймали, грубо дёрнули за косичку и щедро надавали щелбанов по лбу. Василиса захныкала. Рыжий вихрастый мальчуган из Отдела больших бумажек, улыбаясь кривозубым ртом, притащил табурет, на который Васю водрузили, как новогоднюю ёлочку. Малолетние хулиганы сцепились ладошками и стали водить вокруг неё хоровод.
- Ну, давай пой: "В лесу родилась ёлочка...", а то не отпустим!
Дети, гримасничая и улюлюкая, изводили Василису страшным хороводом, пока она не спела злосчастную песенку.
- Что вы делаете?! Так же нельзя!
Одичавшая толпа детишек обернулась на пронзительный крик. Пышущий возмущением Ваня из Отдела маленьких бумажонок грозно взирал на Васиных обидчиков. Маленький рыцарь с длиннющей линейкой вместо меча. Вася перестала хныкать и замерла.
- Тебе чего, лопоухий? - пропищал кто-то из толпы.
- Так же нельзя! - повторил Ваня, стараясь не дрожать от страха. Всё-таки "противников" было больше. - Ей же больно.
Рыжий из Отдела больших бумажек нехорошо улыбнулся, важно выпятил грудь и шагнул вперёд:
- Сто, думаес, самый смелый?
И тут - словно пробили невидимые часы. Чудеса растворились в воздухе. Посреди коридора на облупленной табуретке стояла взрослая зарёванная Василиса и затравленно озиралась по сторонам. Вокруг неё, держась за руки, замерли сослуживцы из разных отделов, не успевшие изменить гримасы на нормальные выражения лиц. Ставший долговязым Ваня сердито смотрел на рыжего толстячка в дорогом пиджаке и почему-то вертел в руке длинную пластмассовую линейку. Сторуков и Оттяпов выглянули из своих кабинетов и молча уставились на эту фантасмагорическую картину.
- Все - в зал для совещаний! Немедленно! - рявкнул Сторуков так, что было слышно, наверное, на всех этажах.
... Но и на собрании ничего не прояснилось. Сторуков гремел о том, что произошедшее - это безобразие, и он с этим разберётся, а виновник - если таковой отыщется - будет наказан строго и ужасно. Оттяпов поддакивал кивками и морщился от особенно громких криков начальника. Пётр, втянув голову в плечи, представлял, как его прилюдно вешают, расстреливают и сжигают одновременно. Светочка негромко возмущённо фыркала: и так тошно, ещё и директор вопит. Веня угрюмо косился на Свету, прикрывая ладонью подбитый ею правый глаз. Вася не вникала в словесный грохот директора, она всё ещё находилась под впечатлением от пережитого, как она считала, позора, стирала со щёк носовым платком потёкшую тушь и украдкой смущённо посматривала на Ваню, сидящего через два кресла от неё. Самый тихий и незаметный сотрудник в Конторе - Вася даже не знала, чем он занимается, - а вот не побоялся же заступиться за неё... Ваня же с той минуты, когда помог растрёпанной Василисе слезть с табурета, казалось, больше не обращал на неё никакого внимания.
- ... это наглое вредительство! - продолжал между тем вещать разгневанный Павел Степанович. - Масштаб ущерба колоссален!.. Это сотни и сотни часов напряжённой работы!.. Всё пропало...
С каждым вылетающим словом сотрудники унывали всё больше. Наконец Сторуков угомонился и распустил всех делать очередную внеплановую уборку кабинетов.
Следующим утром вся Контора пребывала в состоянии мрачного ожидания. Кто-то предложил сбежать из здания на время обеденного перерыва, но его тут же оборвали: а вдруг ты превратишься в ребёнка посреди улицы и неизвестно что набедокуришь? Уж лучше пересидеть эту бурю в привычных стенах.
В 11:55 Пётр в своём кабинете закинул на верх шкафа уцелевшие важные документы и придвинул к двери стол и кресла - боялся, что сам выбежит ненароком и в состоянии детского умопомешательства натворит невесть какие пакости. Сторуков и Оттяпов заперлись в подвале в какой-то комнатушке, прихватив с собой из буфета чай и бутерброды, верно рассудив, что коньяк (а как сейчас хотелось именно его!) в несовершеннолетнем состоянии будет опасен.
В 12:01 выяснилось, что спрятаться от других (и от самих себя) успели не все...
- Васили-и-иса-а!
Голос догнал Васю в тёмном пустом коридоре технического этажа, где тускло мерцала - будто злорадно подмигивала - одна лампочка. Вася испуганно обернулась и тут же вжалась в стену. "Только бы не нашли, только бы не нашли", - шептала она, зажав рот кулачком и судорожно всхлипывая. Она зажмурилась от ужаса, представив себе, что будет, если её всё-таки здесь обнаружат. Василиса вспомнила, как вчера после таких "пряток" ей от души надавали щелбанов по лбу, заставили залезть на табуретку и петь "В лесу родилась ёлочка". И хоровод вокруг неё водили, скорчив страшные рожи, будто она нарядная ёлочка, а они - звери из леса...
- Вася, Васенька, не плячься, - не выговаривая букву "р" сказал издалека новый голос. - У тебя фантазии ноль, ты плятаться не умеешь.
Вася узнала голос Евдокии из Отдела маленьких бумажонок. Ага, и эти здесь. Всё, теперь точно найдут. Окружили-таки, маленькие негодники!
Вася побежала изо всех сил, задыхаясь, метнулась за угол тёмного коридора и тут же наткнулась на чью-то высокую тень.
- А-а-а! - закричала Вася и скатилась в обморок.
... Очнулась она от того, что кто-то заботливо гладил её по голове. Вася открыла глаза и увидела над собой лицо незнакомой женщины. Та сидела на стуле, покачивая маленькую Васю на коленях, будто баюкая, и ласково улыбалась. Её голубые глаза поблёскивали за стёклами очков и внимательно смотрели на девочку.
- Ах, моя дорогая! - негромко воскликнула незнакомка. - Прошу простить меня за неловкость. Я никак не ожидала, что моё появление приведёт вас в такое состояние.
- Нет, это я виновата, - пролепетала Василиса. - Значит, на вас я налетела там, в коридоре? Извините...
Женщина мелодично рассмеялась:
- О, если в вашей Конторе кто-то умеет искренне извиняться, значит, всё ещё поправимо.
Она осторожно приподняла Васю и опустила её на пол.
- Впрочем, для того, чтобы моё заклинание развеялось, одних извинений недостаточно, - загадочно продолжила незнакомка и слегка сощурилась. - Необходимо, чтобы хотя бы один человек в Конторе понял, почему оно, заклинание, было наложено мною.
Вася смотрела на странную женщину, как заворожённая, и непонимающе хлопала глазами.
- Заклинание? - прошелестела Василиса. - Значит, вы волшебница?
Она никак не ожидала увидеть здесь, в подсобном помещении технического этажа, кого-то... сказочного.
Незнакомка снова рассмеялась.
- Да, я волшебница, только очень узкого профиля, - и заговорщицким шёпотом добавила: - Видишь ли, дорогая, бумажные сложности дошли и до волшебного мира. Теперь там нужны справки, дипломы и письменные разрешения для осуществления определённых видов магической деятельности.
Волшебница грустно вздохнула.
- Что ж, милая, нам пора прощаться, - сказала она. - Полагаю, мы больше не
увидимся. Но это и к лучшему... Я надеюсь, ваша Контора поймёт, в чём дело,
и моё заклинание исчезнет. Увы, сама я не могу его снять...
Вася моргнула - и удивлённо уставилась на внезапно опустевший стул: волшебница пропала. Девочка осторожно приоткрыла дверь, ведущую в коридор, и прислушалась. Тихо. Видно, её преследователи нашли занятие поинтереснее, чем гоняться за ней. Василиса опрометью бросилась в густой полумрак коридора, взлетела по лестнице, ведущей на первый этаж, и наконец выбралась на свет.
- Василиса!
Вася вздрогнула и обернулась. К ней подбежал раскрасневшийся, растрёпанный Ваня, "её" вчерашний маленький рыцарь.
- А я тебя везде ищу. А тебя нет нигде.
- Я внизу была. Там страшно и темно. Зато я видела волшебницу.
- Волшебницу? - удивлённо переспросил Ваня.
- Да, саму настоящую, - не без гордости подтвердила Вася.
- А д-давай... - Ваня смутился, ещё больше раскраснелся и спрятал за спину руки. - Давай сходим в "Сластёну", - выпалил он. - Там лимонад вкусный и мороженое с сиропом. И ты мне про волшебницу расскажешь...
В воздухе что-то пронеслось. Вновь пробили невидимые часы и уже взрослая Василиса, мгновенно и проницательно оценив обстановку женским взглядом - и не такой уж Ваня лопоухий, а очень даже симпатичный молодой человек (и как она раньше его не замечала?) - захлопав ресницами, выдохнула:
- Хорошо! - И улыбнулась, и перекинула за спину длинную светлую косу. - Только я лимонад не пью. А вот кофе - с удовольствием!
Иван тоже расплылся в улыбке.
- Знаешь, Василиса, если бы я неожиданно не стал ребёнком, я бы ещё долго не решился...
В почти романтическую обстановку грубо плюхнулся властный окрик Сторукова:
- А вы что стоите?! Марш в зал для совещаний!
Иван схватил Василису за руку и потянул за собой в зал, куда уже стекались понурые коллеги в ожидании очередного словесного обстрела директора. Павел Степанович прошёлся по всем собравшимся мрачным взглядом, мысленно плюнул на служебную этику и действительно выдал весь свой запас крепко просоленной брани, дремавший где-то глубоко в его лингвистических познаниях. У подчинённых опухли уши и онемели челюсти. Чувствительная бухгалтер Василиса, привыкшая иметь дело с немыми цифрами, упала бы, если бы не сидела в кресле и не держалась за руку Ивана.
- С этим надо что-то делать! - завершил почти успокоившийся Сторуков свой монолог, от которого отвернулась цензура. - Уважаемые коллеги, огласите все пункты, так сказать, разрушений.
Сотрудники задумались, вспоминая свои хулиганства и подсчитывая убытки. Первым руку поднял Вениамин.
- Павел Степанович, - сказал он, - все программы, которые были удалены в ходе.. хм... инцидента, вполне подлежат восстановлению. Вопрос у меня к коллегам один: было ли удалено что-то действительно важное, то, без чего теперь нельзя обойтись?
Коллеги дружно пожали плечами.
- Я проверил вчера свой компьютер, - сказал кто-то из зала. - Всё действительно важное осталось. Наоборот, кто-то удалил файлы, которые лично мне были не нужны и которые только запутывали мою работу...
- У меня больше нет вопросов, - заключил Веня и сел на своё место.
Далее выяснилось, что бумаги, за которые стоило трястись душой и сердцем, по-прежнему оставались в священной неприкосновенности. Секретарь Светочка отрапортовала, что главная документация не тронута. Остальные сотрудники, перебрав в уме "макулатуру", испорченную ими в порыве детского беспредела, заявили, что восстановление бумаг, разумеется, займёт немало сил и времени, но надо ли это делать, если и без этих документов деятельность Конторы не пострадает?.. Сторуков всё больше столбенел от таких заключений, в его окаменевший от консервативности мозг вползало что-то неожиданное. Выходит, зря они паниковали? "Детишки" просто избавились от... лишнего? Да быть этого не может, тут же отмахнулся от непрошеного соображения Павел Степанович. Нельзя вот так взять и порушить бумажное царство, выстроенное кропотливым трудом нескольких поколений конторских служащих и благополучно скопированное на электронных просторах!
- Чтобы всё восстановили и вернули на прежние места! - скомандовал перепуганный Сторуков, которому начала мерещиться едва ли не диверсия.
Сотрудники притихли, задумались, покивали и с обсуждения бумажных потерь незаметно переключились на личности.
- А ваша писанина вообще была не нужна! - выкрикнул кто-то.
- Это почему вы так решили? Умничаете тут! - последовал возмущённый отпор.
- Да вот же сказали: испорчены такие-то документы. В которых, как мы сейчас узнали, никогда не было необходимости. А ими занимается ваш Отдел. Я работаю так, что пот с меня градом катится, а вы занимаетесь непонятно чем! Вопрос кадровику: зачем ваш Отдел вообще тогда нужен?
- А ты всё-таки умничаешь!
Спорившие повскакивали с кресел и вцепились друг в друга. Кто-то бросился их разнимать. Зал тревожно загудел. Сторуков грохнул кулачищем по кафедре, за которой стоял, желая предотвратить едва начавшуюся драку.
Народ не угомонился: началась словесная перепалка. Сотрудники разом вспомнили все колкости, которые они наговорили друг другу за три часа коллективного превращения: все взаимные недовольства, что скрывались и не договаривались взрослыми, были сказаны "детьми". И теперь оставалось или извиняться, или объясняться, или нападать. Шум нарастал, крики становились всё громче и безжалостнее... Пётр потихоньку выбрался из зала, чувствуя себя катастрофически виноватым, но боясь разъяснить коллегам причину всеобщего "помешательства" последних трёх дней. Василиса, вжавшись в кресло, старалась не видеть и не слышать совещание, превратившееся в постыдную склоку. Её чёткий математический ум, взяв-таки верх над эмоциями, пытался вычислить здравое объяснение произошедшему. Как же сказала та волшебница? "Необходимо, чтобы хотя бы один человек в Конторе понял, почему оно, заклинание, было наложено мною". "И тогда мы в детей превращаться перестанем?" - задумалась Вася. И тут же вспомнила слова Ивана: "... если бы я неожиданно не стал ребёнком, я бы ещё долго не решился...". Василиса мысленно ахнула: получается, "дети" сделали то, на что не решились взрослые. И от заморочек бумажных избавились - от тех, которые, признаться, тяготили и Контору, и её посетителей; и дружелюбие перестали изображать там, где его не было. Дети-то не побоялись везде залезть и всё перевернуть. Может, так и нужно было, чтобы они всё... перевернули? Вася нервно закусила нижнюю губу: сказать остальным о своей догадке или нет? А вдруг не поверят, засмеют? Это пострашнее будет, чем стояние на табуретке, хоровод и кривлянья. И - Вася решила не говорить.
Тем временем Сторуков, подключив микрофон, пытался утихомирить разбушевавшуюся Контору, крича, что лишит всех голов и премии. Наконец народ обессилел и попадал в кресла. Несколько минут стояла блаженная тишина. Павел Степанович, красный от гнева, тяжело дышал и свирепо поводил бровями. Оттяпов перехватил у него микрофон и строгим тоном провозгласил:
- Итак, коллеги, мы не знаем, каким образом с нами произошло то, что произошло. Ясно только, что ущерб, как оказалось, минимальный, а наши служебные отношения стали... более прозрачными.
- Ага, перегрызлись все, - ехидно проворчал кто-то.
- Но я всё равно призываю вас внять голосу благоразумия! - не унимался Оттяпов и повернулся к Павлу Степановичу, взглядом выпрашивая у него словесной поддержки. Тот только пробурчал что-то. Заместитель понял, что директор выдохся, и объявил залу:
- Совещание закончено. Возвращайтесь на рабочие места.
... И вернулась Контора на другой день к своим чинным обеденным перерывам. Не носилась больше детвора по коридорам, не дрожали лестницы от топота, воплей и хохота. Никто больше не плевался бумажками, не сооружал из мебели "военные укрепления", не проносились над головами канцелярские "снаряды".
Перессорившиеся между собой сделали вид, что помирились. Испортившие свои документы, злясь и пыхтя, "рожали" новые бумаги и бумажонки - взамен безвозвратно утраченным. И все старались не вспоминать о том, что с ними недавно приключилось. Некоторые даже поверили в то, что ничего странного и не было.
Через неделю после того дня, когда служебный обед стал просто обедом, Сторуков наконец-то успокоился и повеселел. Кажется, новых таинственных пакостей больше не предвиделось. Но одно дело кололо его, как заноза...
Павел Степанович позволил своей спине, натруженной непосильным канцелярским трудом, расслабиться и откинулся на спинку глубокого кресла. Зевнул - время сытое, послеобеденное - и нажал на кнопку селектора:
- Светочка, Владимир Иванович пусть ко мне зайдёт.
Оттяпов явился в кабинет директора так быстро, будто ожидал под дверью, когда его окликнут.
- Ну, что там с нашим проектом, Володя? - воззрился на него Сторуков.
Оттяпов помялся у директорского стола, хмуро полистал какие-то бумаги, с которыми вошёл, и разложил их перед начальником.
- Вот, собственно, что мне удалось составить, проанализировав работу всех наших отделов, - заместитель выдержал паузу и внимательно посмотрел на Павла Степановича. - Здесь - проект оптимизации.
- Опять?! - грохнул криком Сторуков и едва не подскочил в кресле.
- Паша, успокойся. Адекватной оптимизации. Не делай такие страшные глаза. Например, этих двух бездельников можно уволить - они хорошо только челюстями в столовой работают.
- Это кто ж такие? - напрягся Павел Степанович.
- Стоеросов и Тупобрюхов. Первый, между прочим, по образованию сантехник, а работает у нас экономистом...
- Этих никак нельзя трогать, - перебил заместителя Сторуков. - Первый - четвероюродный брат... - директор одними губами выговорил фамилию, но Оттяпов её разобрал и исполнился почтительным ужасом. - А второй - пятый любовник той самой...
- Да неужели! - ахнул понятливый заместитель.
- Так-то, Володя.
- Хорошо, - согласился Оттяпов. - А что ты скажешь на счёт предложения наших сотрудников упростить документооборот?
Сторуков дёрнулся в кресле и подался вперёд.
- Скажу, что это попахивает буйным отделением, - отчётливо сказал он и прищурился. - Наша Контора - что? Это градообразующий механизм! И все эти иждивенцы, просители из народа, должны чувствовать, как крутятся шестерёнки этого огромного механизма. Крутятся - значит, система работает! А ты что предлагаешь? Р-раз - и в одном кабинете с одной бумажкой всё решить. Так не бывает. Утопия!
Оттяпов хитро улыбнулся:
- Ладно, будем продолжать изводить челобитчиков.
Павел Степанович вдруг задумался и пожевал нижнюю губу.
- Знаешь, Володя, а ты не думал, что наша Контора попала в непонятную историю потому, что кто-то решил нас таким образом проучить, вывернуть все наши дела наизнанку?
Заместитель осторожно кивнул.
- А ты представляешь, какие дела уних творятся? - Сторуков благоговейно метнул взгляд куда-то вверх, к потолку. - Представляешь, если с нашими вышестоящими какое-нибудь превращение приключится и они свои бумаги выпотрошат?
Оттяпов засмеялся было, но тут же осёкся и кашлянул. Павел Степанович озабоченно побарабанил пальцами по бумагам, которые принёс заместитель.
- Владимир Иванович, я твой проект отклоняю, - Сторуков вскинул взгляд на Оттяпова. - Но мне любопытно, что скажет по его поводу вышестоящее руководство.
И потянулся к телефону. Оттяпов слегка напрягся:
- Им звонить будешь?
- А что такого? - ответил Сторуков, нажимая на кнопки аппарата. - Они реформы лю-у-убят.
- Ну-ну, - скривился заместитель. - Буду тебе потом в сумасшедший дом коньяк привозить...
Полминуты Павел Степанович слушал в трубке короткие гудки.
- Должно быть, опять устроили себе внеплановый перерыв, - негромко проворчал Оттяпов.
Наконец на том конце провода Сторукову что-то коротко сказали, и он с остолбеневшим взглядом медленно опустил на рычажки телефонную трубку. На его внезапно побледневшем лице читалось страшное изумление.
- Павел, что-то случилось? - в нетерпеливом волнении спросил Оттяпов.
Сторуков моргнул, губы его задёргались.
- Кажется, случилось, - выговорил он. - Мне ответил детский голос...