Ей давно было известно, что Тело никогда не может быть хозяином. А то, что заставляет его работать, жить, смеяться, плакать, чувствовать и переживать, Она называла Вдохом.
На сандаловом столе лежали две крошки, правая рука и на ней рыжие волосы. Майя была самой счастливой в такие минуты, самой неземной. Она любила. Впервые за много лет это маленькое, хрупкое, одинокое и никому не нужное сердечко в нелепом теле переживало столь высокий и яркий восторг, невероятную наполненность. Майя нашла, чем жить. Она смотрела на лицо этого единственного в Ее жизни актера, с визгом и восторгом поднимаясь на качелях все выше и выше. Он катал Ее, Он смеялся вместе с Ней. Это безмерное великолепие Они дарили друг другу, делая каждого совершеннее. Вавила давал Ей все, что имел. Он показал Майе рай. Там Они и остались жить. У Них была общая радость, у Них было общее счастье. Они имели одну жизнь на двоих, один Вдох. Умываясь, Он вытирал лицо Ее волосами, смотрелся в Ее глаза, как в зеркало, пил с Ее рук. Их простынею было Ее платье, а одеялом - звезды. Они чувствовали одинаковый холод. Она вдыхала Его, а Он выдыхал себя, отдавая Ей. Смотрели всегда в одну сторону - это Он называл Любовью.
Одинаковы... Едины...
Но, Вавила зависел от Нее. Это делало Его короче и прозрачнее. Каждый раз, отпуская Майю, Вавила не знал, когда Она вернется. Приходить - это Ее решение. Он мог лишь только ждать, а потом уходить.
Каждый новый день Он целовал Ее тонкие пальцы. Это было приятно и грустно, потому что так Вавила считал дни. Он знал, что уйдет ровно тогда, когда сделает последний выдох и коснется воздушными губами последнего, четвертого мизинца.
Вавила любил Ее.
Вавила любит Ее до сих пор.
Она не приходит и не придет. Майя не умеет спать дольше, чем двадцать дней. И Вавила уже долгое время уходит совсем из других волос, из чужой подушки, показывая другой рай совершенно другому Вдоху...