Аннотация: В качестве пролога рекомендую "Оставь последний танец для меня". Мир тот же, герои другие. Космоопера в чистом виде.
Глава 1
Идальго и эскудеро
- Пап, мы что -- опять драться будем?
В голосе Альки: тревога. Ну да, я не супермен, но и наши противники -- не чемпионы капоэйро. Обычные грубияны -- эдакие мачо в красных рубахах. Вонь изо рта и нежелание держать себя в руках. Ох, чую, проявят они свою животную натуру...
- Не драться, а защищать слабых, - поправил я. - Мы рыцари, это наша прямая обязанность.
Алька посмотрел с выражением: опять ты за свое? Морщинкой разрезан широкий и чистый лоб, скорбный излом бровей, а глаза -- голубые, от мамы -- тревожно прищурены... Когда Алька такой, он слишком похож на Рени... слишком -- поэтому я поджимаю губы. Как бы не было больно...
- Конечно, - сказал Алька, - мы -- рыцари. Рыцари в драных джинсах!
Это он зря. Джинсы вполне еще ничего.
- Над нами смеются, папа. Тебя считают странным...
Он, кажется, уже со всеми соседскими мальчишками успел подраться. И частенько бывал битым. Чокнутый папаша, что может быть хуже... Но Алька держится. В нем есть стержень.
- Я знаю.
- Папа, ну хоть в этот раз! - Алька меняет тактику. Я сам его научил. Не можешь войти в окно, ломись в дверь. - Пожалуйста? Один раз, а? Зато потом я слова не скажу -- хоть ты с самим Роном ван Дайком пинками обменивайся!
Рон Ван Дайк -- чемпион по топо-гата в тяжелом весе. Черный, подвижный и злой как черт, когда доходит до боя. Последнего соперника уложил в первом раунде -- такого в голову залепил, что беднягу два месяца из комы выводили... Может, действительно...
Один раз, Алька? Один?
Молчим, друг на друга смотрим.
- Рыцарем нельзя стать однажды и навсегда, - говорю наконец, - Рыцарем нужно быть. И каждый раз... каждый! -- доказывать: да, я достоин.
Алька опять посмотрел так, что у меня сердце захолонуло. Эх, Рени, Рени...
- Пап?
- Да.
- Будь здесь мама, ты бы не пошел.
Перехватывает дыхание. Нечестный прием -- я это знаю, Алька это знает, но, кажется, сейчас он готов на все. Предчувствие? Страх? Отчаяние? Когда-нибудь я объясню Альке, что готовность спасать любимых ценой их свободы -- немногим лучше предательства. Когда-нибудь, Рени, я объясню это сыну... если переживу сегодняшний вечер.
- Это нечестный прием, - говорю. Губы как замороженные. - Стыдись. Рыцарю недостойно...
- Чхать!
Такой у молодежи жаргон. В моем детстве сказали бы "плевать!" -- и были бы поняты. О, времена... о, мать их, нравы...
Черный юмор.
...- Ты боишься, Харальдо?
Алька поднимает голову -- его трясет дрожь. Я кладу руку на плечо сына и чувствую под пальцами лед. Он боится, но не за себя -- за меня. За странного, чокнутого, вечно лохматого, часто небритого, всегда непонятного... За самозванного рыцаря, однажды принявшего обет: защищать обиженных и оскорбленных...
За отца.
- Харальдо, - в моем голосе торжественность. - Помнишь, что означает твое имя?
Под теплом ладони дрожь стихает.
- Прадеда звали Харальдо, - говорит Алька хмуро. - И он умер.
Черный юмор -- это у него от меня. А глаза -- глаза Рени...
- Харальдо -- значит "Храбрый" на древнем языке алессийцев -- наших с тобой предков, веками защищавших покой страны. Гордись своими корнями, сын. Благородство рода...
- Ага. Я -- Храбрый, а тебя зовут Ольвейго -- что значит: лепесток подснежника. Ничего себе имечко! Пап?
- Да.
- Не надо, - тихо говорит Алька, превращаясь из насмешника в мальчишку с глазами старика. - Слышишь, давай не сегодня... нехорошо у меня вот здесь, понимаешь? Помнишь, ты рассказывал про двоюродную тетку Цириллу... она предчувствовала, когда родственники заболеют... или еще чего... Так вот. У меня, кажется, тоже... Предчувствие.
Насколько помню, тетка Цирилла предвидела смерть близких, а никак не болезнь.
- Я должен идти, Харальдо. Я и так уже задержался... Прости. Ты идешь?
Алька угрюмо молчит.
На пороге я не обернулся. Дурная это примета -- оборачиваться.
...Ночной лабиринт Санта-Лоче -- не лучшее место, чтобы хорошо провести время. Зато чтобы прятаться, таиться, бить из-за угла, или, как в моем случае, выслеживать -- самое подходящее. Этих троих я заметил еще утром, когда они раплачивались за комнату в отеле... За одну комнату на троих мужчин. Прежде чем переехать к Пато, мы с Алькой жили в "Императоре" около недели -- и я прекрасно помню: в стандартном номере двенадцатилетний мальчишка и тридцатилетний мужчина помещаются с трудом. Даже не будучи крупного сложения...
А тут -- трое.
Вожак, судя по татуировке на затылке -- бывший морпех, среднего роста, но очень крепкий, шея бычья, стрижка короткая, площадкой. Глаза черные... взгляд с характерной оловянностью -- знавал я таких типов, вскроют тебе живот и тем же ножом хлеб порежут. Остальные двое выглядят похоже, только один выше ростом, а другой сложением пожиже. Все в красных рубахах с широким воротом, в традиционных светлых штанах. И веет от них зверьем...
Но главное не это. Я ЗНАЮ, что сегодня что-то случится.
Альке я говорю: чутье. По родственной линии, от тетки Цириллы и родной бабки. Может и так, но голос у моего чутья -- негромкий, чуть хрипловатый, вечно насмешливый... Голос моей ненависти.
- Шакалы вышли на охоту, - сказал голос утром. - Извини, не хотел отвлекать тебя, дружище, - от этого "дружище" меня коробит. Голос знает, но ему плевать. - Подними задницу и прогуляйся. На твоем месте я бы посетил их номер, взяв гарроту. Лучшие решения -- простые решения... Но ты ведь чистоплюй!
Верно. Я чистоплюй. Ольвейго Каньес, рыцарь Граале.
Трое тем временем свернули налево -- в переулок, оставив позади робкое освещение главной улицы. Я остановился под плакатом "Мой народ будет жить счастливо!", с портретом президента Альенде. Бывший полковник смотрел мудро и устало...
Я осторожно выглянул. Переулок как переулок. Обшарпанные подъезды, мусор, надписи на стенах -- и почти никакого света: слева глухая стена, в доме справа окна темные. Свет горит только в зарешеченной шахте. Приятная неожиданность -- в таких домах, оказывается, даже лифт есть.
Мои подопечные нашли нужный адрес и теперь совещались. Вернее: бывший морпех, вожак, отдавал последние указания, жестами дублируя приказы. В руках появились шоковые дубинки -- средство запрещенное, но часто используемое... Меня передернуло. Это уже серьезно.
- На твоем месте, - врезался голос. Я вздрогнул. - я бы дождался пока они закончат. Добрался бы до отеля раньше и устроил засаду. Хоть с палкой, хоть с ножом... После выполнения задания, возвращаясь в убежище -- бойцы хоть на миг, но теряют бдительность... Даже профессионалы.
Это заставило меня испугаться по-настоящему. Не советы убийцы -- хотя никем иным мой советчик не является, а то, что голос заговорил вновь. Чутье на низменность человеческой натуры у него отменное... Какая-то подлость?
"Слышишь, давай не сегодня... нехорошо у меня вот здесь, понимаешь?"
Понимаю, Алька.
Но я -- рыцарь. Моя прямая обязанность: защищать слабых.
Громилы вошли в подъезд. Я бесшумно зашагал вслед, на ходу доставая из-под плаща деревянную палку. Длиной около восьмидесяти сантиметров, в сечении ближе к овалу -- страшное оружие, если знать как ей пользоваться. Сунул руку в карман, зачерпнул пригорошню мела, тщательно натер ладони. Плащом обмотал левую руку, превратив в щит. Ткань плаща прорезинена, можно не бояться электрошока...
Вперед!
Стук сердца в висках...
Я ступил на лестницу, держа палку наготове.
В критических ситациях мир воспринимается по-другому. Тьма кажется хищной, тишина -- зловещей, а выщербина на ступенях -- дурным предзнаменованием. Обычные вроде бы вещи становятся символами, к который долгое время будет возвращаться воображение. Царапина на стене: пластик вскрыт небрежным взмахом стального когтя -- знаю, что никакого когтя нет, но сердце бухает в ожидании...
В ожидании чудовища.
Кстати, где они?
- Следующая дверь направо, - насмешливо подсказал голос. Ему бояться нечего, он среди своих. Чудовища -- его стихия. На секунду ненависть...
- Отвечай!
Криком хлестнуло по нервам, я чуть палку не выронил.
Вперед!
Вот она, следующая дверь направо. Замок взломан, номер расплывчатый -- белое на темном, полоска света в коридор падает...
- Отвечай, сучка! - голос мощный -- наверняка вожак. - Последний шанс... Считаю до трех: раз, два...
Ногой -- в дверь. Если они бывшие солдаты...
- Ложись! - ору с порога. И палкой замахиваюсь. - Граната!
Легли.
Точно, солдаты. Гражданские бы пару минут соображали: что, да где... А у этих рефлекс: кричат "ложись!" -- падай и руками голову закрывай. Армейская выучка.
Сердце: бух, бух, бу-бух...
Щурюсь, обстановку оцениваю. Лампа свисает на длинном шнуре: свет -- яркий, ослепительно белый, очерчивает круг на полу. В центре круга -- стул с жертвой. Привязана. Единственное, что разглядел -- женщина: волосы темные и длинные, лицо белое -- глаза мои к свету еще не привыкли. В окружающей тьме шевелятся чернильные тени...
Бух, сердце, бух.
...Легли удачно: длинный почти у моих ног, справа от двери; вожак -- в центре, за стулом, ногами ко входу -- в прыжке упал, опытный... зараза... Последний под стол закатился, что у стены -- тоже, чувствуется, не на кухне служил. Ох, как бы они меня, такие опытные, в бараний рог не скрутили...
Уже головы поднимают.
Ближайшему палкой -- по затылку. Бедняга клюнул носом в пол и задышал ровнее. Честный бой? Я может, и рыцарь, но не дурак. Достаточно с меня и двух противников...
Вскочили. Тот, что из-под стола вылез, дубинку подхватил и боком ко мне придвигается. Он -- слева, вожак справа -- набычившийся, руки обманчиво расслаблены: в правой -- пусто, в левой -- пусто, но уж больно характерно ноги ставит. Рукопашник, колониальная морская пехота... Колени, локти, грязные приемчики. В ближний бой с таким только смертник ввяжется...
Или рыцарь.
Хорошо, что Алька дома остался...
Бей!
Дубинку я на плащ принял, палкой вправо отмахнул, не глядя -- лишь бы вожак дал мне пару мгновений. Под руку коротышке -- ногой. Рр-аз! В мягкое. Не жалко, выживет...
Коротышка всхлипнул и согнулся. Я танцевальным движением скользнул ему за спину, однако не успел. Бедро выстрелило болью -- зацепил меня морпех чертов: колени -- как камень, лодыжками кирпичи впору ломать... Падаю, кувыркаюсь через плечо. Встаю за стулом... Кое-как, но -- встаю. Девушка шевелится, бедро разламывается изнутри...
Предчувствие, значит?
Коротышке в затылок... палкой... Н-на!
...Только он не упал. Сознания лишился, но не упал. Какая-то сила подхватила краснорубашечника и швырнула на меня. Вожак, армейская косточка... Сообразил, как рыцаря единственного преимущества лишить.
Падаем. Я, стул, красотка, к нему привязанная, да коротышка без чувств -- в такой последовательности. Шумно падаем. Девушка вскрикивает, я палку роняю, коротышка молчит... и то ладно.
Упали. Рухнули так, что дыхание перехватило, а я головой приложился. В ушах звенит, на левую руку тяжесть навалилась.
Рывком выдернул плечо из-под девушки, на колено встал и -- едва успел прикрыться локтями. Голенью по рукам, с бокового замаха...
Черт!
Опять лечу.
...Кувырнулся через голову, оттолкнулся левой ногой -- правая онемела -- рывком выпрямился, встал и, заваливаясь назад, спиной приложился о стену. Падение остановилось. Я собрался, готовясь к последней схватке. Ох, скрутил меня морпех... зарр-аза... куда там Рону Ван Дайку. Без всякого топо-гата.
Бух, сердце, бух.
Вожак зашел слева. Лицо сосредоточенное, без тени торжества или усмешки -- словно работу выполняет. Без особого вдохновения, но тщательно и серьезно. Не похоже на обычного громилу, а, Ольвейго? Совсем не похоже. Раньше надо было думать...
- Эмилио!
Кто?
- Эмилио, беги! - закричала узница, извиваясь и пытаясь взглянуть на меня через плечо. Липкая лента -- хорошие путы, не разорвешь, не ослабишь... - Это копы, слышишь!
Это я-то -- Эмилио?
Морпех скосил глаза... Удар основанием ладони...
Н-на!
Хрустнуло. Вожак на мгновение замер -- глаза остекленели, нос стал короче и толще, а переносица исчезла совсем -- потом стал падать...
Лицом вниз.
На меня.
...Теперь я понял, что значит: непреднамеренное убийство.
Пульс не прощупывался. Я отнял два пальца от горла трупа и вытер о джинсы. Больше не носить морпеху ярких рубах и традиционных светлых штанов... Разве что на собственные похороны. Впрочем, в гроб он может лечь и в мундире. Колониальная армия -- это, конечно, не Военно-Космические силы, но почести воздадут... Даже если морпех -- бывший.
- Ты его убил? - спросила пленница. Теперь я мог рассмотреть ее получше. Лет двадцати четырех - двадцати пяти. Впрочем, медицина творит такое, что на глаз возраст определить затруднительно... Ростом с меня, гибкая, волосы черные, ниже лопаток спускаются... мягкие черты лица. Губы резные, смешливые морщинки в уголках, карие глаза...
У Рени были синие.
- Да, - сказал я, поднимаясь с колен. Правое бедро уже опухло, а предплечья -- начали болеть. То ли еще будет, дорогой идальго.
- Тогда развяжи меня, и сваливаем.
Запросто. Стоп, а как же...
- Полиция? - она, кажется, удивилась. Я усадил девушку на стул и теперь растирал ей лодыжки, восстанавливая кровоток. - Ты что, головой повредился? Эти трое -- из Эрмандады.
Тайная полиция Альенде. Да... вляпался. Говорил мне Алька...
- Но я убил человека... сеньора?
- Сеньорита. - вообще-то я рассчитывал на имя. - Ты убил зверя. Одного из подонков Киро Лафонта... Знаешь такого?
- Нет.
- Странный ты, - она покачала головой. На запястьях -- красные полосы от ленты. - Тебя Эмилио послал?
Лодыжки постепенно обрели нормальный цвет. Кожа бархатная, золотистая, форма ступней заставляет вспомнить... Под пальцами тепло разливается, по затылку иголки пляшут... Болван! Нашел время.
- Зачем Эмилио меня посылать?
- Присмотреть за мной.
Интересно. Что еще за Эмилио -- в придачу к Эрмандаде и мертвому вожаку? Когда меня этим именем назвала: ясно, морпеха отвлекала, но такой субъект, похоже, на самом деле существует... И заранее мне не нравится...
Присмотреть?
Босые ступни уютно лежат в ладонях...
- Хорошо, - склоняю голову, - Я присмотрю за вами, сеньорита.
Легко сказать. Пешая прогулка окончательно доконала мое бедро -- я не шел, а едва тащился, но вызвать такси... Все равно, что представить полиции документ, заверенный нотариусом: мы, нижеподписавшиеся, покинули место преступления во столько-то. Дата, подпись...
Не дождетесь.
- Куда направитесь, сеньорита? - спросил я, останавливаясь передохнуть. Нога -- как расплавленным свинцом залита, боль пульсирует. - У вас есть, где остановиться?
На лоб мне легла рука. Вместо ответа? Пальцы мягкие и прохладные...
- Ты весь горишь.
- Просто устал. - мертвецки, если быть точным. - Однако, сеньорита, вы не ответили.
- Помолчи, пожалуйста. Береги силы... ты плохо выглядишь.
Зря мы выходили на освещенную улицу. В темноте, думаю, я смотрелся бы лучше -- не таким помятым.
...Такси в Санта-Лоче -- особая песня. Местная специфика, элемент экзотики. Если на других планетах существует система общественного кредита, куда включаются расходы на штрафы, посещение уборных и транспорт, то здесь -- будьте добры платить наличными. Песеты Государственного банка Госуаны, кредо Федерации -- звонкой монетой или хрустящей купюрой. Живой водитель -- живые деньги. И не забудьте чаевые.
Машину мы вызывали с уличного пульта, удалившись от мертвого морпеха примерно на квартал. Бесшумно подвалил желтый флаер с черными шашечками на боку. Бортовые огни неярко светились.
- Сеньорита, - я открыл дверь. - Прошу вас.
Водитель не слишком обрадовался, обнаружив, что мы не туристы. Местные горазды торговаться и знают цены... Однако, насладившись зрелищем нашей посадки, он смягчился:
- Куда? - прозвучало почти вежливо.
Неудивительно. Я забирался внутрь с грацией бегемота, сеньорита -- с гибким изяществом красивой женщины. На месте таксиста я бы поставил момент на запись и каждый вечер крутил перед сном. И посмеялся и эстетическое чувство потешил...
- Куда?
Только я собрался назвать адрес Пато...
- Бар "Черный койот", - опередила сеньорита. Мне осталось одно: закрыть рот и откинуться на сиденье. Инициатива сегодня -- явно не моя привилегия...
Глава 2
Лишний в любви
Отпустив такси, мы огляделись. Романсьеро -- исходя из названия, улица романтическая и музыкальная, однако старинное "Квартал красных фонарей" -- несет вполне определенный смысл. Поэтичность не отменяет сути -- скорее, подчеркивает: солдаты ВКС называют девиц легкого поведения "леди", а тех их "джентльмены". Полное взаимопонимание, помноженное на иронию...
Ночью Романьсеро полна туристов -- в основном из мест, наделенных менее приятным климатом, чем Госуана. Они ходят, смотрят, веселятся и платят деньги. Чувствуют себя гостями. В принципе, я сам такой же -- маршрут наших с Алькой странствий пролегает от Земли до Третьего мира -- как именуются прессой колонии, не входящие в состав Федерации. Абукерке, Эльдорадо, Новое Конго, Эрде -- мы везде побывали, везде оставили следы. На Эльдорадо мне сломали два ребра, на Португалии -- проломили череп, Новый Лиссабон -- казалось бы, штаб-квартира ООН! -- принес два лучевых ранения и отрезанную кисть. Альке больше везло с транспортом: его дважды сбивал флайер и один раз -- автобус. Слава медицине: мы оба живые и здоровые...
Вернее, я стану таковым немного позже.
- Черный койот, - читаю вывеску, выполненную в виде водопада, подсвеченного изнутри голубым. Чудо дизайнерской мысли: вода, падая, образует буквы и растекается по мостовой, чтобы впоследствии слиться в радужные озерца. По ним равнодушно шлепают прохожие -- подумаешь, водопад! -- а в стороны летят светящиеся брызги. Я протянул руку. Голубая капля просочились сквозь ладонь, но разбилась о землю. Без труда можно представить: это моя рука -- иллюзия, а водопад существует на самом деле...
В наше время реальность -- такая нереальная вещь.
- Это мексиканский бар, - отозвалась сеньорита за моей спиной, - Здесь неплохая текила -- врут, конечно, что с Земли... Зато пить можно. И вывеска хорошая. Ты идешь или хочешь поиграть еще?
Я повернулся, чувствуя смущение.
- Оригинально, - сказал я, лишь бы что-нибудь сказать, - "Черный койот", мексиканский бар, текила, а вывеска -- водопад. Ассоциации рушатся. Хотя...
- Вот именно: хотя, - передразнила меня сеньорита, - Много вас таких --специалистов-дизайнеров... Тут все дело в контрасте. Ты раньше в мексиканском баре бывал?
- Да.
- А название помнишь?
Вообще-то у меня неплохая память... Но...
- Вот видишь, - заключила сеньорита, - А этот ты запомнишь.
Память и не такие штучки выкидывает. Голубой водопад "Черного койота" -- из ряда тех символов, к которым любит возвращаться воображение.
Нас окатило светящимися брызгами. Мимо, оживленно беседуя, проследовало шесть китайцев -- одинаковые, как жертвы клонирования. Маленькие, черноволосые, одеты похоже... Вообще, "гавайские" рубашки и шорты -- международная туристкая униформа, в таком наряде эскимос и конголезец покажутся близнецами.
- Ты куда?
- В бар, - сказал я. Бедро разболелось нешуточно, в мышцах -- тяжесть, как после изматывающей пробежки, а предплечья ноют. Нестерпимо хочется присесть... или лечь...
Или -- упасть.
- Верное решение, - насмешливо заметила серьорита, - Только не в этот.
- Почему?
- Подумай.
Я заставил себя напрячь мозги. Таксист запомнит парочку: брюнетку лет двадцати пяти и тридцати с чем-то летнего мужчину -- по виду местных. Еще он наверняка запомнит -- а если машина оборудована видеокамерой, то и запишет: девушка была в оливковом платье, открывающем ноги (чтобы определить цвет платья, мне пришлось посмотреть, а вот ноги вспомнились без труда), руки и изящного изгиба шею. Сумочка из темной кожи... Что еще? Волосы до лопаток, матовый блеск...
А я чем мог запомниться? Если таксист не принадлежит к уважаемому племени "голубых" (или, гораздо грубее: "паджеро") -- только длинным серым плащом, да прической -- темные волосы собраны в короткий хвост. Впрочем, с такими хвостами многие ходят, а вот плащ... Это да, это примета.
Значит, я сниму плащ, суну под мышку, и мы пойдем в другое место -- не в "Койот". А таксист пусть...
- Хорошо подумал?
- Да.
- А теперь сделай, как я скажу, - глаза сверкают, взгляд прямой и уверенный. Такая паниковать не будет. - Пойдешь вниз по улице... Справа будет бар "Джеральдо". Простая вывеска под неон. Возьми себе выпить и жди -- я подойду минут через двадцать...
- Сеньорита, - усмехнулся я, - Вы не служили в армии?
- Нет, - растерялась она.
- Странно. Вам бы взводом командовать... - прежде, чем девушка успела ответить, я приложил ладонь к виску -- в воинском приветствии, - Да, мой генерал... как прикажете, мой генерал! Слушаюсь, мой генерал...
На нас стали оборачиваться. Кто-то уже навел камеру... Туристы.
- Хватит дурачиться.
Так обычно говорила Рени...
...В "Джеральдо" посетителей оказалось немного. Парочка влюбленных, две блондинки в ожидании страстного кабальеро (приезжие, взглянули -- синий лед, чуть не обжегся), да группа туристов, оккупировавшая стойку. Бармен улыбается -- но с достоинством: мол, я не слуга, я хозяин, потчующий гостей. Жилетка черного бархата...
Автомат, стилизованный под позапрошлое столетие, играет что-то лирическое, с привкусом моря -- сквозь прозрачную крышку видно, как крутится сиди-диск. Ртутный кругляш отливает различными цветами. Белый, розовый, темно-синий, как окалина на металле... Красиво. Естественно, за стеклом -- иллюзия: настоящий антикварный сиди-проигрыватель может себе позволить далеко не каждый.
Но все равно -- хорошо...
Атмосферно.
...Я сидел за столиком, помешивая соломинкой коктейль (что-то ультрасовременное, с названием подстать жуткому вкусу) и размышлял. В сущности, на этом все может закончиться. Обещанные двадцать минут истекли -- и если она не появится... Прости, идальго. Бывает. Я не знаю ее имени, она не знает моего. Мы вообще ничего друг о друге не знаем. Хотя...
Я знаю: есть Эмилио, которого ищут копы. Причем не простые, а тайные, которыми заведует некий Киро Лафонт.
Она знает: Эмилио мог послать кого-то присмотреть за ней. Человека, который вступит в бой без разговоров... Я подхожу? Пожалуй. Рыцари вообще немногословны.
Знаю: ее привязали к стулу и о чем-то спрашивали. В грубой форме. И лишь мое вмешательство...
Она знает: я убил человека.
Знаю: я этого не хотел. Рука сама нанесла удар...
Сама?
Оправдываешься, Ольвейго?!
Каюсь.
...В моей голове живет голос. Голос человека, который не раз убивал -- жестоко, страшно, порой бессмысленно -- и меньше всего на свете я хотел бы быть на него похожим. Ольвейго Каньес -- убийца? Не звучит.
Но в одном голос прав: убийство -- это просто.
Слишком просто.
...Как же, черт возьми, я устал.
- Ола!
Я поднял голову. Так и есть. Одна из блондинок решила: я -- тот страстный кабальеро, который не пропустит ни одной заезжей красотки. Репутация -- страшная сила. Если ты француз -- утонченный любовник, если испанец -- темпераментом легко переплюнешь разъяренного быка. Странствуя, на многое начинаешь смотреть другими глазами.
- Ола, - соглашаюсь. Пожалуй, "привет" -- единственное, что девица знает на испанском. Врядли у нее с собой транслайт. Я бы на ее месте не взял -- экзотика должна быть экзотикой. Ласковые слова вдвойне приятней, если слышишь их на незнакомом певучем языке.
Смотрит. Ждет, когда за свой столик приглашу. Почему бы и нет. Плохие эмоции имеют свойство запоминаться, а вот хорошие... Буду незапоминающимся.
- Прошу вас, сеньорита, - говорю нарочито по-испански, жестом дублирую. - Составьте мне компанию.
- Грациас, - блондинка садится напротив меня с какой-то особой, медленно-гипнотической грацией. Сложное движение разбито на набор простых и при этом четкое, выверенное от и до... Где-то я уже видел подобное. - Сеньор...
- Хуан, - представляюсь. А как еще называться страстному кабальеро? - Хуан де ла Вега...
- Хельга Свенссон.
Ну еще бы.
- Вы из Швеции? - перехожу на галакто с отчетливым акцентом, - А ваша подруга? В Швеции очень красивые девушки. Вы с Земли, я угадал? Почему бы вашей подруге не присоединиться к нам? Мне очень нравятся блондинки. Вы надолго приехали? Санта-Лоче красивый город, интересный город -- я могу показать его вам... Недавно наша футбольная команда обыграла команду Басольеро два ноль... Так вы с Земли? Это хорошо, это здорово...
Выплевываю слова со скоростью пулемета. Обычно я нетороплив, общаться подобным образом для меня тяжело. Но так говорит Пато, а уж испанца типичнее не рождалось со времен Санчо Пансы... Приходится соответствовать.
- Мы с Земли, - успевает вставить Хельга, малость ошеломленная словесным потоком. - Я приглашу подругу?
- Давайте, давайте... как говорите, ее зовут?
- Ингрид.
- Отлично! Великолепно! - как бы не переиграть. Впрочем, если моя догадка верна, она этого и не заметит. Менталитет другой.
Блондинка-скандинавка по имени Хельга Свенссон. Черты лица некрупные, рот маленький, четко очерченный, а глаза огромные, миндалевидного разреза, синие-синие -- камень сапфир из диснеевского мультфильма. Явно не натуральный цвет...
А вот у Рени были темно-голубые -- природные. Синими они становились, когда Рени злилась... или чувствовала боль...
Подходит вторая блондинка, Ингрид. На мой приглашающий жест едва заметно сгибается в поясе -- словно поклон намечает, спохватывается, замирает на мгновение... Я обаятельно улыбаюсь. Ингрид садится с уже знакомой гипнотической грацией, один в один повторяя движения подруги.
...К моменту появления сеньориты мы успели выпить по паре бокалов и обменяться комплиментами. Скандинавки Хельга и Ингрид раскраснелись, в движениях стали свободней -- однако даже флирт в их исполнении казался разбитым на этапы. Прикрыть глаза, снова посмотреть на мужчину -- один этап. Поправляя прическу, позволить мне любоваться нежной кожей запястья -- следующий. Кажется, догадка подтверждается...
- Ты чем это занят? - знакомый голос. А уж тон... таким тоном -- звенящим, собственническим -- обычно говорит не менее, чем жена.
Жена?
Вскакиваю -- в ногу словно кусок ржавой трубы вбит... ничего, выдержу -- поворачиваюсь к сеньорите (лицо виноватое и слегка обиженное), выставляю перед собой ладони:
- Дорогая, это не то, что ты думаешь!
А глазами показываю: подыграй...
- Вижу, - отрезала. Взгляд -- Отелло впору, сейчас про молитву вечерную спросит... И придушит, чего доброго. - Я все прекрасно вижу.
Молодец!
Сейчас устроим милый семейный междусобойчик, покричим, выкажем страстную натуру... а потом за тем дальним столиком -- возле сиди-автомата -- устроимся. И всласть объяснимся. Только уже как соучастники, скрывающиеся от полиции -- а не как гулящий муж объясняется с женой, застукавшей его на месте преступления...
- Дорогая! Не надо поспешных выводов, умоляю. Это же я, твой Рикардо -- твой любимый Рики...
Хлоп!
Крепкая у нее рука, однако... В голове -- звон.
- За что?!
- За дело. Я его дома жду, ночей не сплю, страдаю, все слезы выплакала, - это из какой "мыльной оперы", интересно? Несомненная цитата. - А негодяй Рики, тем временем, сразу за двумя ухлестывает!
Хорошая из нас пара получается. Ведем действие, подаем друг другу реплики, напряжение создаем -- два заправских, давно сработавшихся актера. Очень даже натуральный скандальчик -- особенно для незнающих испанский... Если бы еще нога не болела...
- Дорогая... Ничего же не было!
- Ах, не было! Значит, все еще впереди? Рики, подлец, бабник, сволочь... Скотина!
Ей, что -- доставляет удовольствие меня обзывать?
- Вега-сан, - вступает в разговор Хельга. Она решительнее подруги -- и знакомиться первая подошла, и вела себя раскованней. Но волнения не выдержала, раскрылась. Проклятье, даже поклон отвешивает... в характерной для японцев манере. Такеда-сегунат?
Угадал, только вот радости не чувствую.
- Кто?! - в пылу перебранки моя "жена" не замечает ни поклона, ни обращения "сан". А может, делает вид, что не замечает. - С какой стати, дорогой, ты стал Вегасаном?
- Клянусь всеми святыми -- она ошибается! - открещиваюсь как могу. Кстати, на месте "Хельги", я бы воспользовался шансом сохранить инкогнито.
- Покажи, кто здесь Вегасан? - требует моя "супруга" у блондинки. - Этот?
- Этот, - закладывает меня "Хельга", - Сеньор Хуан.
Молодец. И "сеньором" назвала и пальцем показала -- вполне по-европейски. Сообразительные девушки мне всегда нравились... Хотя под внешностью красотки вполне может оказаться древняя старуха или сопливый юнец. Пластическая хирургия творит такое -- психиатрия расхлебывать не успевает...
- Ах, ты еще и дон Хуан? - с ледяной улыбкой продолжает сеньорита. - А эта -- донна Анна? - вспоминает сеньорита классическую литературу. - Или вон та, другая? Или обе? Что молчишь?
- Сеньора Свенссон обозналась, - пытаюсь оправдаться. Краем глаза вижу: бармен за стойкой усмехается, а посетители -- два мужика в "гавайках" и моложавые дамы -- следят за перепалкой с огромным интересом. Кое-кто уже камеру наставляет...
Туристы. Что с них возьмешь.
- Сеньора Свенссон ждала гида по имени Хуан... Правильно, сеньора Свенссон?
Блондинка кивает.
- Гида, который должен был показать сеньорам город. И приняла меня за него. Вполне понятная ошибка. Дорогая, успокойся! Пойми, меня просили всего лишь показать дорогу...