http://samlib.ru/h/hohljushkin_i_l/ilx222.shtml

Я снова жду небес протечки.
Я снова - чистый белый лист.
Я снова жду стихов картечи,
чтоб в снег упасть,
как декабрист,

в строю стоящий литпортала,
на белой крупке декабря.
Где каждый тянет одеяло
литературы на себя.

А ночь накапливает звезды,
как виноград в себе вино.
И ничего ещё не поздно,
все повторится все равно...

И эта ярь, и эта озимь,
и этот мир, и та война,
и в желтых судорогах осень,
и майских вишен белизна.

И книг забытые страницы,
и споры снежные опят.
И снова мартовские птицы
на пашни жизни прилетят.

И будет утренняя манка,
и радость будет и напасть,
и спелых губ твоих приманка,
чтоб не упасть в печали пасть.

И счастья будет позолота,
и теплый снег в ладонях льда.
И ощущение полета,
что не исчезнет никогда.


Небес естественная течка,
Мое либидо не суди! -
Я на Сенатской под картечью
С протестом в выпуклой груди.

Аз есмь солдат литературы!
Тяну, на холоде скорбя,
Как все с физической культуроой,
Все одеяло - на себя.

Я упаду на снег кровавый
Безвестным, Господи прости! 
Погибнув не во имя славы,
А только справедливости.

В свой час - не рано и не поздно,
В тот час, когда мне суждено.
И горько будут плакать звезды,
Но не эстрады и кино,

А те, которые вещали
О риске с литром первача,
Когда яичница скворчала 
И я на кухне был зачат.

Но я воскресну, повторившись 
Стократ подобием опят,
Из пня высасывая рифмы
Для строк, бессмысленных опять.

Века надеждою обманут,
Но будет все, как было встарь -
Тоска по славе графомана.
"Аптека. Улица. Фонарь".