"Попав в капкан недуга, На мир меняем взгляд - В момент, когда нам туго, Нет к истине преград?"



Меня окружает лихое Здоровье:
не львиное и не коровье.
Оно не держит со мной разговора,
преследует, принимая меня за вора,
мол, это я украл у Здоровья здоровье, 
и провожает до забора,
больничного, 
подливая яда криничного, 
внушая методы счастливого спасения
от радостного самоистребления.

Внутри меня кишат звери, 
им нужно выйти по нужде: 
они не ведают где.
Не через окно лобовое - через животные двери,
но телу мешает страж на японском замке Хайку,
нужно срочно найти ключ: кому-то поставить лайку.
Но они быстрее меня-разрывают моё тело на части,
давят, прессуют, срывают одежды,
лишая его и любви и надежды,
и прячут куски в своей пасти, 
и здоровье моё - уже не в моей власти.

Когда сосчитают 6 6 шесть-мне придёт хорошая весть.
Но прежде сложное ложе мне сложат: 
из 111+222+333+444+555,
и когда я сочту, меня на него уложат.
Весело вскроют вены, смеясь наложат жгут, 
тактично подождут и красиво зажгут.

Это зверьё-не моё,
это дракона закона сынки и дочки,
кушают мои печень и почки,
делают мне больно, чтоб я сорвался невольно,
и не убил себя, но убил соседа,
а мне закон скажет, какой я непоседа,
и лягавых пошлёт по моему следу,
чтобы приготовили меня к его обеду,
в среду и в соусе из его среды, 
которую ложкой будешь мешать любимая-ты.
И я убью тебя тоже,
чтоб не мешала, 
и плюну закону в рожу.

Терпеть и сдерживать себя уже нету сил, 
звери ломятся из меня, и я спросил, 
кого "не убий", расскажи мне боже,
врагов, друзей или себя-надёжу, 
или прыгучего хомячка в порыве страсти,
или любовницу малолетку Настю,
или Христа, прибитого к палкам,
или собак позорных, сбежавших к валкам.

Или убить в себе вину воображаемого дракона,
чтобы упала с лица уголовная мамона.
Тогда драконий тар-тар поднесут человеку на блюде,
и крикнут в лицо: где же вы люди-кушайте люди.

Или слово в себе не убий?
Подними слову веки: 
и помни, что нам заповедовал Вий.

Кто слово познал, тот его не убил,

не этому нас учил дедушка ВИЛ.

И нас резко подняли на вилы,
религиозные, чекистские силы.
И стали стрелять в нас-красивых,
как в детей царя, милых,
не забыв изнасиловать перед смертью,
и закружились тела круговертью,
в шахте, в огне, в земле, в кислоте.
Вот почему теперь люди не те?

Слово стало свинцом, а люди-свиньями -
набиты не бесами и не сеном из овина,
а победной виной пред железными спинами.

Так значит теперь 
люди - не боги, но будто бы строги,
не львы, но на "вы",
не быки, но быкуют,
не орлы и не грифы, но трусливо рифмуют,
мантры, молитвы, мифы ваяют,
барыню смерть от себя отгоняют.

Люд-просто свиньи, с начинкой из секса,
если увидишь таких - иди ка ты лесом.
Прямо, к забору, в больничную койку,
и не забудь про острую мойку.
Хотя не волнуйся:
она входит в комплект суицида,
разденься, ложись, 
не менжуйся,
не поминай в суе энергию Ци, да, 
и не проси у тёплого пледа
памяти мёртвого, глупого деда,
что за тебя на войне умирал - 
ему это врали, и он это врал.

Смерть на подходе, займись с нею сексом,
и не пытайся прельстить её кексом.
Смерть не невеста, даёт без прелюдий.
Смерть в нетерпении: где же вы люди?