Вычужанин Тимур : другие произведения.

Демоны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как далеко может зайти месть? Вражда? Использование человека человеком? Борьба за свободу? Насколько много люди готовы отдать своей человечности, чтобы подкармливать внутренних демонов? Город, где люди дали себе вполне однозначный ответ как минимум на последний вопрос: всю.


   Пробуждение Эллиаса было сегодня на удивление лёгким. Светловолосый эльф медленно открыл глаза и довольно улыбнулся. Его лицо ласкали тёплые лучи восходящего солнца. Снов, увиденных им в эту ночь, остроухий не помнил, но, наверное, это было и к лучшему: в последнее время он чувствовал себя беспокойно, а ночных кошмаров ему хотелось в последнюю очередь. Эллиас немного привстал в лодке, слегка качнув её, и пустил по глади спокойного прозрачного озера рябь, которая лёгкими, едва заметными волнами пришла потом к берегу. Он снова заснул во время ночной рыбалки и даже не заметил этого. Разумеется, удочки проверять уже не было смысла, а потому он просто вытянул их и аккуратно сложил на дно неказистой деревянной лодки, собранной им собственноручно. Когда живёшь один, приходится учиться тому, что, как ты думал раньше, тебе никогда не будет полезным. Например, рыбалке. Всё чаще Эллиас старался убегать из своей башни, проводя время за этим успокаивающим занятием, размышляя или играя на флейте - единственном инструменте, который был ему по нраву. Её лёгкие, проникновенные звуки волновали душу светловолосого эльфа, заставляя его погружаться в такое приятное состояние, когда ты совершенно забываешь обо всём, что тебя окружает. Эллиас укрепил в уключинах вёсла и направил своё маленькое судёнышко к берегу, туда, где за деревьями виднелась его одинокая башня, где он жил уже очень давно. Здесь его никто не мог потревожить, здесь, в этом прекрасно спокойном месте, столь чудесно в утренний час наполненном свежестью и ласковыми солнечными лучами, он мог забыться, подумать, отдохнуть. Его собственный мир, где нет никого, кроме него да животных, рыб и птиц, которые с удовольствием делили это место с молчаливым Эллиасом, потому что он почти никогда не нарушал их покой, а рыбачил даже без приманки. Ягоды и те немногие овощи, что он смог научиться выращивать, нравились светловолосому куда больше, чем трудоёмкий процесс охоты, последующего разделывания туши, готовки и прочего. К тому же действительно не хотелось нарушать покой этого места. Эльф слишком много раз видел, к каким ужасным последствиям это может привести, и каждая из этих картин часто напоминает о себе, по ночам вновь окуная Эллиаса в события тех ужасных дней, о которых хотелось бы совсем не вспоминать. Которые хотелось бы забыть, как все те путешествия, что пришлись на его долю до того, как он на свою голову научился преодолевать законы, до того, как он стал одним из воинов многочисленной и свирепой свиты Короля, что странствовала по мирам и между ними, уничтожая почти всё, что встречалось им на пути. В нос ударил до боли знакомый запах гари, голову наполнили испуганные крики людей, которых воины Короля сгоняли куда-то, чтобы из них выбрать себе новых бойцов, что в скором времени забудут о том, кем они были ранее, опьянённые кровью и теми возможностями, что предлагает этот жестокий завоеватель своим верным слугам. Снова перед глазами предстали пожарища, далёкие огни, блеск оружия, но эльф умел бороться с этими наваждениями, что часто нагоняли его, вылетая из тени прошлого и срывая покровы забытья с нетленных холстов, принадлежавших кисти звёздной пыли и солнечного ветра.
   Дно лодки с характерным скрипом наехало на берег, оставляя на песке след, но всё ещё находясь наполовину в воде. Ловким движением эльф выпрыгивает из своей "постели" и вытаскивает её ещё немного дальше, не позаботившись о том, что бы привязать лодку к одному из деревьев, стоявших на берегу и дававших круглосуточную тень, в которой светловолосый эльф часто проводил дневные часы, наблюдая за беспокойной бурлящей жизнью, что вели маленькие обитатели этого на первый взгляд совершенно спокойного места: за лягушками, что часто выпрыгивали на берег и изучали Эллиаса неподвижным взглядом странных выпученных глаз; за шустрыми жучками, бегающими по поверхности воды, словно по льду, и оставлявшими за собой след, подобно маленьким корабликам, что, казалось, никогда не стоят на месте; за рыбами, плавающими под водой и блистающими своей серебристой чешуёй, когда солнце вставало в зените. Но даже в полдень здесь никогда не было слишком жарко. Это был его собственный мир, отвоёванный им у безграничной Вселенной клочок спокойствия, ковчег одинокого эльфа, который служил ему заменой давно потерянному дому, на поиски которого у светловолосого ушла целая жизнь. Возможно, в своих скитаниях по разным мирам Эллиас и нашёл тот мир, откуда был родом, но не понял этого, потому что, вобрав в себя знания о многих сотнях совершенно непохожих миров, он сам стал всюду чужим, с каждым новым переходом на самом деле всё дальше и дальше отдаляя себя от цели своих бесконечных поисков. Ни один из посещённых им миров не показался ему подходящим местом для того, чтобы обосноваться там и называть это место своим домом, даже те, где обитали похожие на него остроухие красивые существа, которым Эллиас не казался родственником, потому как светловолосый эльф стал слишком жёсток, в нём умерла та утончённость и праздная лёгкость, свойственная тем, кто называл себя народом зелёных тенистых лесов, вечно цветущих лугов и мирных речных долин. У эльфа с глазами цвета кофе не было их страсти к искусству и природе, не было их манерности и обычаев держать себя в обществе. Наверное, поэтому Эллиасу и не казалось, что они могут быть теми, среди кого он появился на свет, теми, кто привил ему навыки общения и самые первые основные правила жизни. Хотя не раз ему приходилось задумываться о том, что это, возможно, происходило потому, что сам светловолосый поменялся в своих странствиях, слишком много посмотрел и слишком много пережил в бесконечной битве, что называется жизнь.
   А потом у него появился собственный мир. Немногие могут похвастаться таким достижением. Конечно, он не был большим, но Эллиасу этого хватало. Здесь его никто не трогал, никто не мог найти, потому что дверь сюда находилась в самых укромных уголках того странного, ни на что не похожего пространства, что находится между мирами. Здесь тихо, спокойно, безмятежно, здесь нет нужды всё время носить с собой злополучный меч. Эллиас подходит чуть ближе к воде и слегка наклоняется к глади озера, чтобы лучше рассмотреть своё отражение в этом почти совершенном зеркале. Он всё тот же, что и много лет назад: светлые длинные волосы, опускающиеся чуть ниже лопаток, чуть заострённое лицо, немного не похожее на женоподобные лица большинства эльфов, миндалевидные глаза и шрамы - его личный способ запоминать. Кто-то записывает свои приключения, а после зарабатывает на этом, кто-то прибегает к менее трудоёмкому процессу нанесения татуировки, но вот эльфа, который не хотел бы запоминать всё, судьба решила отметить по-своему. Каждый из этих рубцов напоминал ему о том или ином случае, хотя многие из них он получил ещё тогда, когда не мог запоминать всего, и воспоминания о других мирах приходили к нему лишь в качестве размытых видений и снов. К тому раннему периоду относился и тот шрам, который светловолосый эльф почему-то ненавидел больше всего - тянущийся от левого уха, пересекающий щёку и спускающийся вниз, к подбородку, уродливый знак, чья-то памятная метка, что навсегда заклеймила того, кто однажды ошибся в бою. Эллиас коснулся щеки и провёл по шраму, он часто так делал, словно надеялся, что этот шрам исчезнет сам собой, но чуда так и не случилось. Эльф нахмурился, а потом резким движением ударил по воде другой рукой, размыв своё отражение в воде и подняв в воздух тучу брызг. Наверняка, этот его неожиданный порыв распугал всех обитателей небольшого озерца, заставив их, совершенно непривычных к какому-либо шуму, затаится до вечера, но сейчас светловолосого это мало волновало, вряд ли вечером ему захочется снова вернуться сюда. Он не любил смотреть на своё отражение, а потому в башне у него не было ни одного зеркала.
   В тени деревьев было довольно прохладно, но он любил этот отдающий запахом свежих листьев и земли воздух. Певчих птиц в этом леске почти не было, а те, что всё-таки обитали здесь, не очень хотели подавать голос, погружая это место в таинственную тишину, где лёгкий шелест листьев порой поражал подобно раскату грома. В такие моменты эльф чувствовал одиночество особенно остро. Размышления в лодке на озере, рыбалка или наблюдения на берегу позволяли ему отвлечься от единственной суровой реалии, которая в данный момент имела значение: он тут совершенно один. Мимо пробежал заяц, с ветки на ветку перепрыгнула белка, вспорхнула птица, которую потревожил треск ветки под ногой эльфа, но светловолосый не обратил на это внимания. Сейчас он погрузился в свои мысли, далеко не самые радостные. Такие приступы случались с ним в последнее время всё чаще и чаще, но Эллиас старался не придавать этому большого значения, однако теперь, когда подобное случилось в столь идеальный день, стоило действительно подумать над тем, что пора хоть ненадолго сменить обстановку, ведь в своей башне по местному времени он провёл уже несколько лет, не видясь абсолютно ни с кем. Он пытался разбавить своё серое тоскливое одиночество занятиями музыкой, живописью, сочинением, но всё это приносило лишь кратковременное облегчение, как обычно происходит с наркотиками, на действие которых эльф в своё время смотрел с отвращением и даже ненавистью, но теперь он, наверное, не был бы столь радикален, если бы кто-то предложил ему опиум или ещё что-нибудь. На голову Эллиаса медленно спланировал листок, ещё недавно составлявший одно целое с деревом и радовавшийся, как и всё живое, теплу, что изливало в этот мир на удивление мягкое дневное светило. Эльф снял его и быстро осмотрел. Немного пожелтевший и сухой, с дырочками, прогрызенными гусеницами, он почему-то напомнил Эллиасу о собственном отражении, а потому эльф смял его и выкинул на землю, после чего ускорил шаг: листья здесь с деревьев никогда просто так не падали, подобное должно было дать понять хозяину башни, что сегодня вечером ожидается гроза. Несколько недель он в своё время потратил на то, что бы понять, какая связь существует между осадками и падающими листьями, но вскоре он оставил эти попытки, списав всё на специфику данного места. Даже эта идиллия должна иметь свои странности, как любой, даже самый здравомыслящий человек, имеет причуды и желание совершить что-то выбивающееся из ряда его повседневных дел. Дождливые дни Эллиас старался проводить где-нибудь за пределами башни, а то и мира, потому как стучащие по крыше тяжёлые капли, круги на воде и молнии, выхватывающие из темноты ночи самые обыкновенные предметы, но превращая их при этом в странные искорёженные скульптуры, в которых невозможно было угадать знакомых очертаний, навевали не слишком приятные воспоминания. Легко светловолосый эльф со шрамами находит знакомую, но едва заметную неопытному взгляду тропинку. Именно по ней он миллионы раз пробирался в своё уединённое жилище в башне.
   Тяжёлая кованная дверь в башню была замаскирована плющом и мхом, казалось, что там на самом деле никто не живёт, что место это давно всеми покинуто, но на самом деле стоило только немного приложить усилия - и дверь поддавалась, открывая проход внутрь одинокой башни и выпуская наружу вечно холодный воздух. Петли были всегда отменно смазаны, а назойливые растения Эллиас периодически подрезал, по краям двери, чтобы они не мешали попадать домой, но и при этом продолжали скрывать присутствие кого бы то ни было в этой башне. Ему, казалось бы, совершенно не нужно было прибегать к таким крайностям конспирации, но ему так было спокойнее, да и постоянные заботы о поддержании этого места в полузаброшенном состоянии хоть немного отвлекали его от печальных мыслей. На лестничной площадке совершенно темно, но так и должно быть, ведь кто ожидает горящих факелов в месте, где "никого не было уже много лет"? На своём собственном опыте светловолосый эльф не раз убеждался, что путешественников может забросить в любой мир совершенно неожиданно при помощи странных артефактов, старинных фолиантов и прочих необычных вещей, к которым руки всегда почему-то тянутся сами. Закрученная каменная лестница ведёт вверх и вниз. Здесь, в этой приземистой, напоминающей обычную сторожевую, башне не было ничего, кроме двух верхних этажей, находящихся один под одним и соединённых уже обычной прямой лестницей, и подземных помещений, где находится лаборатория, похожая на резиденцию сумасшедшего алхимика. Конечно сейчас там стало довольно тихо и убрано, но всё-таки трудно забыть о том, что происходило в этой лаборатории и на какие ужасные вещи шёл эльф, чтобы раскрыть тайну, что так сильно волновала его тогда, но теперь не имеет никакого значения. Теперь оттуда даже не идёт привычный запах спирта и тех странных настоек, что были созданы Эллиасом самостоятельно для проведения самых различных экспериментов, ни один из которых даже на шаг не приблизил светловолосого эльфа к столь желанной разгадке. С этим уже давно пришлось смириться, а потому теперь Эллиас спускался туда только затем, чтобы слегка прибраться, но и это делал с большой неохотой, ибо всем известно, что единственная рана, которая никогда не сможет зажить - это память. В жизни каждого живого существа есть такие события, что навсегда остаются с ними до конца дней, а то и после него.
   Эльф бросает короткий взгляд на лестницу, уходящую вниз, и поворачивается к ней спиной. Эхом шаги Эллиаса отдаются в каменной башне, ещё больше усиливая впечатление того, будто место это давно покинуто. Влажные стены, сложенные из грубо обработанных монолитных камней, заржавевшие скобы, в некоторых из которых ещё оставались полуистлевшие остатки того, что некогда было факелом, приносившим в это угрюмое место хоть немного света. Эта лестница должна была отбить у любого нежданного гостя проверять башню, но эльф понимал, что далеко не все те, кто неожиданно и для самого себя начал путешествовать по разным мирам, являются впечатлительными и нежными особами, а потому единственный вход на этаж под крышей круглой башни был старательно укреплён при помощи множества замков и цепей, приделанных к двери не менее впечатляющей, чем та, что вела в саму башню. На самом же деле вся эта конструкция, несомненно отбившая бы надежду на вскрытие у любого, кто не является профессиональным взломщиком, являлась всего лишь фальсификацией. В действительности дверь эту открывал замок, ничем не отличающийся от всех тех, что тут располагались, но найти его с первого раза мог только сам хозяин. Немного наклонившись к двери, эльф при помощи висящего у него на шее небольшого ключа отпирает дверь, проскальзывает в комнату и тут же снова закрывает её за собой во избежание неприятных эксцессов. Многие назвали бы это паранойей, но для светловолосого это стало образом жизни. Ему совершенно некого было бояться, потому что почти все те, кого он мог считать своими врагами, находились в других мирах и, скорее всего, до сих пор пытались найти Эллиаса там, если, конечно, сами были ещё живы, ведь время везде течёт по-разному. Так все эти годы, проведённые светловолосым в добровольном изгнании отовсюду, могли для кого-то показаться лишь кратким мигом, но для кого-то превратиться в целые эпохи.
   В комнате эльфа всегда было светло, ибо по всей длине окружности башни здесь находились окна, которые невозможно было увидеть снаружи, чего Эллиас добился при помощи одной хитрой вещицы, что подарил ему однажды благодарный маг из странного мира, где деревья стлали свою живую в прямом смысле этого слова листву под землёй, а корни простирали к самым небесам. Мебели было немного, собственно, вся обстановка состояла из небольшого пенька у кровати, что служил тут в качестве тумбы, узкого шкафа по другую сторону и стола с единственным стулом. По сути, это была самая обыкновенная сторожевая башня, которая едва превышала высотой деревья, но при этом была достаточно широка в диаметре, чтобы чувствовать себя здесь вполне комфортно. Шкаф был полностью забит книгами, несколько свитков лежало на столе. Элииас, наверное, мог бы воспроизвести содержание каждого из этих трудов по памяти, чем часто себя развлекал, но сейчас они показались ему бесполезной грудой старой бумаги, ибо ничего нового он в них точно уже не найдёт, а какой тогда в них смысл? Ещё здесь стояла вешалка - вещь, которая, безусловно, нравилась эльфу больше всей остальной обстановки на этом этаже. Кованная, красиво отделанная гравировкой и полудрагоценными камнями, изображающая цветущее дерево, эта вешалка действительно могла по праву считаться настоящим произведением искусства неизвестного мастера, который даже не потрудился поставить печатку на собственном изделии. Жаль, наверное, эльф бы с радостью заказал у него ещё что-нибудь. К примеру, стул, хотя этот тоже неплохо вписывался в интерьер комнаты. Заказал бы, если, конечно, этот неизвестный кузнец ещё не умер. Эллиас посмотрел на голый пол и зачем-то шаркнул по нему ногой. К коврам светловолосый почему-то питал странную неприязнь, но куда больше сейчас волновали эти мысли о смерти и бесконечности, необъятности Вселенной, что так часто проскакивали в его голове холодными горьковатыми искрами. "Неужели за все эти долгие годы нельзя было окончательно смириться с тем, что ты переживёшь абсолютно всех?" - этот вопрос эльф со шрамами задавал себе едва ли не каждый день и всё время отвечал на него одинаково: "Нет, нельзя, потому что невозможно свыкнуться с мыслью о том, что тебе нельзя подпускать к себе никого ближе, чем на расстояние вытянутой руки, сжимающей меч. Это слишком странно. И почему я родился именно таким эльфом?" Он дёрнул головой, откидывая с лица светлую прядь, назойливо лезущую в глаза.
   "А ведь и в самом деле, почему? - Эллиас подходит к столу, опирается о него одной рукой, стуча пальцами, и начинает наблюдать за тем, как солнце, а вместе с ним и тени, медленно перекатывается от одной секции к другой (оконные витражи были выполнены в виде чисел, чтобы только при одном взгляде на них или на тени можно было узнать почти точное время, таким образом, вся "квартира" эльфа превращалась в большие солнечные часы) - Есть ведь много миров, где под эльфами понимают не таких существ, как я. Я знаю маленьких эльфов, которые постоянно пищат, нервничают, носят странные костюмы с бубенчиками, но отлично мастерят разные механизмы и деревянные вещи. Видел летающих эльфов, которые светятся в темноте и никогда не унывают. Не самые лучшие воспоминания у меня остались о подземных эльфах, мало контактирующих с внешним миром и предпочитающих всем прочим местам свои мрачные, плохо освещённые лабиринты, где на каждом шагу поджидает опасность", - эльф усмехнулся и подошёл к окну с цифрой двенадцать. Она была выложена красным стеклом, наверное, не один час ушёл у мастера, который делал эти большие солнечные часы. Вернее, ушло бы, если бы этот мастер существовал, а ведь Эллиасу всегда казалось, что всё в этом мире появилось само собой. Рукой он провёл по стеклу, его холод передался тонким изящным пальцам и быстро, словно ток по проводам, распространился по всему телу, заставив кожу покрыться мурашками.
   - В одиночестве начинаешь даже думать странными витиеватыми предложениями, - задумчиво прошептал сам себе эльф, глядя на деревья и выискивая глазами в их тенистых кронах маленьких певчих птиц, которые, в отличие от большинства других представителей пернатого народа, не боялись приближаться к круглой каменной башне и часто будили светловолосого своими замечательными утренними концертами, - словно чувствуешь, что необходимо чем-то заполнить пустоту. Но действительно, почему? Хотя, разве это имеет значение? Должно быть, мне стоит реже вспоминать некоторые философские тома, это дурно влияет на мои мысли.
   Он развернулся и снова быстрым взглядом окинул комнату, про себя отметив, что сейчас около половины десятого. Раньше он не чувствовал такой острой необходимости знать время, ведь для него, бессмертного и вечно молодого, оно не имело никакого значения, особенно тут, в его собственном мире, где нет необходимости считать секунды, где невозможно куда-то опоздать, потому что не к кому идти. Жизнь для самого себя, размеренная и спокойная, разделённая на временные отрезки лишь светлым и тёмным периодами суток, но эта вредная привычка пришла к нему от людей, а значит от неё было практически невозможно отделаться. Эльф уже давно заметил, что всё человеческое крайне трудно забыть, наверное, именно поэтому они сами часто являются тупоголовыми ослами, которых просто невозможно в чём-либо переубедить, которых невозможно переучить. Люди - каменные создания во всех мирах, если выбить на них что-нибудь однажды, то это остаётся с ними на всю оставшуюся жизнь.
   Эти метафорические размышления прервались урчанием желудка, который настойчиво требовал обратить на него внимание и чем-нибудь наполнить. Даже самым великим из философов и учёных нужны вода, еда и сон, без которых они не смогут уже больше ничего сотворить, ибо расстанутся с жизнью или просто выживут из ума. Эта же проблема сейчас настигла и светловолосого. Здесь он ел не часто, всегда оттягивал до последнего момента, но на его внешнем виде это никак не сказалось, потому как и раньше он был худым из-за нерегулярного питания, обусловленного его образом жизни. Эллиас погладил свой живот, будто бы надеясь таким образом успокоить его, но в ответ снова раздалось урчание, показывающее, что сейчас уже действительно необходимо поесть. После недолгих раздумий пришлось признать, что в последнее время эльф совершенно забросил и своё маленькое хозяйство с восточной стороны башни, и вылазки в лес, где всё время удавалось найти съедобную растительность или хотя бы несколько яиц. Его запасы провизии потому на данный момент были совершенно истощены. Наверняка, даже в небольшой потайной комнате внизу, что служила в качестве кладовой, поскольку найти её было практически невозможно без знания точной последовательности действий, а, значит, она бы не выдала, что башня обитаема, ничего не осталось, кроме нескольких бутылок вина, которые вряд ли сейчас чем-то могли помочь. Эллиас тяжело вздохнул и бросил быстрый, но тяжёлый взгляд на юго-запад. Там деревья будто бы слегка расступались приблизительно в полукилометре от жилища эльфа, образуя поляну странно правильной круглой формы, но только эльф знал, что это место - единственный вход и выход из его собственного мира, дверь, которая выкинет его отсюда туда, куда он пожелает. Конечно, был ещё один способ попасть сюда. Это был универсальный приём, что работал абсолютно для всех миров - водный путь - но этим средством Эллиас не пользовался из принципа, слишком хорошо помня Реку, что протекала между мирами. Озеро, где сегодня проснулся эльф, было таким "портом" для мира светловолосого Эллиаса, однако скитание по Реке не входило в планы, хотя все, кто попадают туда, забывают о голоде и всех остальных чувствах. Во всяком случае, непривычные.
   Ловкие пальцы быстро застёгивают простые пуговицы на белой рубахе и кожаной неприметной куртке. Потом идут штаны и сапоги. Всё старое, поношенное, но пока ещё чисто, хотя это недоразумение крайне быстро исправится в том месте, куда собирался эльф. Может быть, это неожиданное и вынужденное путешествие было даже к лучшему: с самого утра эльфа одолевали тревожные мысли, да и грядущий дождь всё равно вынудил бы его отправиться если не в пещеру в нескольких километрах от башни, то хотя бы просто в лес. К тому же там можно будет купить хоть немного продуктов, чтобы ещё неделю жить без забот о том, как добыть себе хлеб насущный. Быстрым движением эльф затягивает ремень, к которому крепятся ножны с его верным и любимым мечом. Там же висит небольшой, почти совсем неприметный кошелёк и кинжал на другом боку. Конечно, брать с собой оружие на обед и на рынок вряд ли можно назвать хорошим тоном, но лучше всего было преодостерчься, чем потом проклинать себя за неосмотрительность, а потому везде, кроме этого мира, носить с собой меч, стало привычкой Эллиаса, которую он отнюдь не считал дурной. Через плечо он перекидывает сумку, куда можно будет сложить купленные продукты. Последним делом светловолосый накидывает на плечи тёплый плащ цвета высохшей, но ещё не пожелтевшей листвы. Щелчок застёжки звенит в ушах будто колокол, который оповещает всех обитателей этого мира, что хозяин одинокой башни решил покинуть насиженное место. Несколько раз он проверяет, хорошо ли выходит из ножен меч, хотя это и не нужно: клинок просто идеален, и Эллиас прекрасно знал это, поскольку ему не раз приходилось использовать его по назначению.
   Он направляется к двери торопливым шагом, но случайно его взгляд падает на ту самую тумбочку-пень. Что-то заставляет его вернуться туда и взять руки вещь, что, несмотря на несоответствие всей остальной обстановке и одежде эльфа, столь прекрасно вписалась в этот интерьер. Наверное, всё дело в том, что она была дорога сердцу эльфа, что было покрыто шрамами, ничуть не меньше, чем тело и лицо. Фотография в простой деревянной рамке, сделанной им самим из подручных материалов. Она уже слегка выцвела на солнце, видимо, была сделана достаточно давно, но лишь одно то, что это была единственная вещь из мира, уже прошедшего эпоху рыцарей и замков, заставляло задуматься над тем, почему же она оказалась здесь. Никогда эльф, наверное, не сможет привыкнуть к гудящим приборам, запаху машинного масла, слишком яркому свету электрических лампочек и прожекторов. Все те миры, что перешли хотя бы в индустриальную эпоху, не нравились ему из-за шума, перенаселённости и грязи, а ещё из-за того, что там не было место чести, нравственным ценностям. Там воцарилось царство денег, царство беспринципных, но ужасно предприимчивых и жадных людей, которые жертвовали тысячами человеческих жизней, чтобы заработать миллионы. Век стали и угля, век дорожной пыли и дыма из заводских труб, что застилал небо, а потом проливался на головы жителей промышленных центров кислотными дождями. Нет, такой судьбы Эллиас не пожелал бы даже врагу. Жить в каменном мешке, который мало того, что провонял нечистотами и людским потом насквозь, так теперь ещё и отравляет твои внутренности ядовитым дымом. Ужасный муравейник, где людям приходится каждый день сосуществовать с ужасными машинами, что вторгаются в их жизнь под видом технического прогресса и нововведений что на самом деле является лишь прикрытием, лишь поводов для того, чтобы люди покупали товар дельцов, ведь в таком мире выжить сможет только тот, кто прекрасно научился лгать ради выгоды. Кто научился всегда делать то, что необходимо начальству, но лишь для того, чтобы потом в самый неожиданный для верхушки момент выпрыгнуть из тщательно подготовленной засады и смести её подчистую вместе с памятниками и зданиями, что они успели возвести во славу себе, затем, чтобы потом на освободившемся месте построить новые здания и возвести новые памятники, вот только на этот раз уже с собственными именами и памятными табличками. Это были миры, где люди двигались вперёд лишь благодаря одиночкам, что верили идею, но всем своим окружением считались сумасшедшими. Миры, где учёные и интеллигенция перестали играть решающую роль, миры, где на первые позиции вскарабкались те, кто просто вовремя успел выдать чьё-то великое изобретение за своё собственное, чтобы получить патент, а соответственно и деньги.
   Эллиас поморщился, вспоминая уродливые кирпичные здания, железные дороги, людей, испачканных в мазуте. Наверное, все остальные миры ничем не лучше, трудно назвать период феодальной раздробленности и всеобщего невежества чем-то приятным. Трудно сказать, что он лучше, чем век паровых машин, но по своей воле Эллиас бы точно никогда туда снова не вернулся. Все эти неказистые невысокие дома, грязные улицы, мечи, стук копыт и порой навсегда приятные, но зато естественные запахи были роднее. Наверное, потому что большую часть своих путешествий он провёл именно в таких мирах. Занятый этими мыслями, эльф даже не заметил, что всё это время машинально поглаживал стекло, за которым скрывалась фотография. В этой башне было не так много вещей, что наталкивали на хорошие воспоминания, поднимая в груди волну странного тепла, так приятно согревающего перед путешествием. Пожалуй, здесь таких вещей и вовсе не было. Только эта старая фотография, которая вобрала в себя всего несколько лет, что стали для светловолосого эльфа целой новой эпохой в жизни. Эпохой, полной самых разных впечатлений, нового опыта. Всё это были светлые воспоминания, заставившие на лице Эллиаса даже сейчас, через много лет, появиться слабую, но всё-таки улыбку. Он ведь не улыбался уже так давно.
   Аккуратно он ставит фотографию на место, последним движением смахивает с неё пыль и снова идёт к двери. На этот раз уже преисполненный уверенности покинуть башню. Привычная операция с замком, ключ на шею, ступеньки, заросшая дверь - и вот он снова оказывается за пределами башни. Удивительно, но даже за то короткое время, что он там провёл, это каменное сооружение успело ему надоесть. Наверное, в скором времени он насовсем переберётся в ту самую пещеру, захватив лишь самое необходимое. Если, конечно, её ещё никто не занял, ведь, как мог эльф судить по звукам, иногда доносившимся из леса, там обитали достаточно крупные хищники. Что же, в таком случае придётся припомнить навыки охотника, как бы ни не хотелось светловолосому делать этого. Тень листьев привычным туманом ложится ему на плечи, скрывая от посторонних глаз. В этом плаще он был похож на куст, если забыть о размерах, потому что таких высоких кустов эльф не припоминал даже в самых экзотических мирах, где нарушались все известные ему законы, а потому сначала казалось , что всё происходящее вокруг - просто бред сумасшедшего, но в скором времени приходилось смириться с реальностью творящегося вокруг абсурда и научиться жить среди необычных обитателей таких миров. Деревья о чём-то шепчутся над головой Эллиаса, а пение птиц стало будто бы чуть печальнее, словно они провожали светловолосого в дальний путь, благословляя и радуясь тому, что он сможет вновь повидаться с людьми и, может, хоть на время забыть о той чёрной грусти, глодающей его изнутри, подобно тому как море подтачивает и заставляет упасть в свои объятия даже самые крепкие и древние скалы, но вместе с тем и печально плача, не желая, чтобы светловолосый снова пускал в ход свой меч, что могло случиться в том мрачном и довольно неприветливом мире, куда собирался отправиться единственный обитатель одинокой каменной башни. У знакомого старого камня эльф сворачивает на почти уже совсем заросшую тропинку. Когда-то, сидя на том повороте, он выбил на нём небольшое стихотворение на языке, который казался ему самым мелодичным и красивым из всех когда-либо слышанных им. Он сделал это без какой-либо цели, там не было посвящения. Это было странное стихотворение, которым Эллиас пытался выразить всё то, что тогда творилось в его душе. Слова приходили тяжело, он несколько дней подряд приходил, туда, садился у камня, брал в руки зубило и медленно, по одной букве, составлял портрет своего внутреннего мира из слов и предложений. Несколько недель кропотливой работы светлого ума теперь заросли влажным зелёным мхом, а сам эльф со шрамами сейчас, наверное, не смог бы вспомнить даже одной строфы. Теперь нужно было просто идти вперёд, никуда не сворачивать. Эту тропинку протоптал не сам Эллиас. Он не так часто покидал пределы этого мира, чтобы хоть как-нибудь помешать расти траве или цветам. Видимо, дверь в другой мир притягивала сюда животных, которые, как известно, куда более чувствительны ко всяким тонким материям вроде магии, чем люди. Эльф со временем смог научиться ощущать присутствие поблизости сильных магических источников или аномалий, но столь слабые сигналы могли чувствовать только маги или те существа, что изначально жили в тесной связи с ней и не могут существовать без этой таинственной, общей для всех миров, но при этом крайне плохо изученной энергии. Ей пользуются во многих мирах, но часто только эксплуатацией дело и заканчивается. Лишь немногие осмеливаются начать постигать безграничные тайны магической паутины. Увы, чаще всего он сходят с ума и уже никому не могут рассказать о тех поражающих воображение фактов, что им удалось узнать во время своих научных, а порой и не очень, изысканий.
   На знакомую круглую поляну Эллиас вышел спустя несколько минут. Конечно, иди он быстрее, времени ушло бы меньше, но особенно куда-то торопиться не было острой нужды. Груды камней лежали здесь повсюду. Почти на всех были видны следы обработки. Если этот мир когда-то и населяла небольшая группа разумных существ, то уровень их развития вряд ли превышал первобытно-общинный строй с зачатками религии, во славу пантеона которой и было когда-то в незапамятные времена возведено здесь что-то вроде святилища или даже храма, но теперь от него остались лишь большие камни со странными знаками. Должно быть это место зарядилось энергией от тех диковатых плясок-обрядов, что проводили здесь те, кто, возможно, жил в маленьком мире много веков, а то и тысячелетий назад. Именно поэтому дверью в другие миры стала эта небольшая идеально круглая поляна, посреди которой лежала почти гладкая, раскалённая на несколько больших кусков каменная плита, скорее всего, служившая алтарём для жертвоприношений, к которым все древние зачаточные религии почему-то питали большую слабость. Большинство ведь тех учений, что впоследствии становятся так называемыми мировыми религиями, являются куда более практичными в плане потребления и приобретения ресурсов: богатства нужно не оставлять на алтаре, а приносить тем, кто исполняет роль посредника между людьми и высшими силами. Забавно, учитывая тот факт, что большинство таких религий считают алчность и накопление богатства страшнейшим грехом.
   На плите, как и на всех остальных частях первобытного каменного сооружения, были видны надписи и отдельные символы, однако с первого взгляда было понятно, что они принадлежат к другому алфавиту. Это был язык тех, кто в числе первых каким-то неведомым образом мало того, что узнали о существовании других миров, так ещё и частично запомнили подробности своих путешествий. В тех мирах, где знают о том, что помимо их собственного дома есть ещё множество самых невероятных вселенных, говорят, что где-то у истоков Реки есть дверь, ведущая в мир, где собирались эти первые путешественники и где появился на свет этот ни на что непохожий язык, на котором невозможно говорить, а читать и понимать можно лишь на странном, подсознательном уровне, словно все эти грубоватые символы за тебя читает кто-то другой, но при этом не забывает старательно вкладывать смысл каждого из узоров в твою голову. Однако умение читать язык путешественников приходит со временем, у эльфа ушёл не один десяток лет, чтобы овладеть им на уровне достаточном для прочтения тех указателей, примечаний и пометок, что оставляли у переходов путешественники. Сначала эти закорючки казались ему лишёнными какого-либо смысла, но постепенно к нему приходило понимание, а сейчас он с лёгкостью пробегает глазами по уже знакомому тексту, ища тот самый символ, что является ключом к любой двери, ибо может меняться при помощи странной магической силы, исходящей, судя по всему, прямо от Реки и пространства между мирами. Это был полукруг с выемкой, немного смещённой к левой сторону, вписанный в равнобедренный треугольник, что разделялся пополам прямой линией, пересекающей основание треугольника и немного погодя расщепляясь на три коротеньких отрезка. Знак мира, крайне похожего на многие другие: много народов и государств, разные природные зоны, развитые горные и речные системы, но с одной особенностью, которая заключалась в том, что всё это многообразие находилось на одном огромном материке, который парил в воздухе над мировым океаном, меняя своё местоположение каждые двадцать лет по неизвестным его обитателям причинам. Однако это перемещение почти всегда происходило для жителей незаметно, а потому они не слишком занимались этим вопросом, зато вот Эллиас в последний раз бывал там именно ради исследований. У него всегда было на заметке несколько мест, в которые можно было направиться, чтобы разогнать уныние и скуку, если настроения его становятся совсем уж мрачными. Чаще всего это были миры, где наблюдались те или иные феномены и аномалии, которые местные жители не могли объяснить. Некоторые из них поддавались тем наукам, что в своё время изучал Эллиас, но далеко не все, а потому большая часть этих занимательных парадоксов так и продолжают до сих пор кружить головы учёных и простых жителей. Во всех этих загадках было что-то притягательное, что-то зачаровывающее и заставляющее поверить в то, что есть какие-то силы, о которых в мирах с развитой наукой говорят исключительно скептически. Светловолосый эльф тоже никогда не верил в богов и прочую мистику, но порой с ним случались вещи, которые иначе объяснить было никак нельзя, это заставляло задуматься. Жаль, что сейчас многие из тех событий уже стёрлись из его памяти, ибо прошло слишком много времени с тех пор, как в последний раз в жизни Эллиаса случалось что-то действительно невероятное и фантастическое. Возможно, дело в том, что для него многие из этих вещей просто стали чем-то довольно обыкновенным, а, может, стоило просто чуть почаще вылезать из своей одинокой изолированной конуры. Вот только зачем это делать, если там всё равно не ждёт почти ничего нового? Трудно искать новые впечатления, когда в общей сложности ты прожил уже много веков, причём в разных мирах и надевая на себя разные личины, находясь под влиянием разных философских течений.
Символ словно бы подёрнулся дымкой, когда эльф слегка дотронулся до него, несмотря на то, что знак этот был выбит на камне. Во всяком случае, так казалось, хотя в точности никому не было известно, как именно первые путешественники между мирами оставляли свои подсказки для будущих поколений. Сам светловолосый так и не научился это делать, хотя ему так часто казалось, что он уже почти подобрался к необходимым формулам, но раз за разом судьба насмешливо давала ему пощёчину и возвращала к самому началу. Путешественники не хотели открывать ему своих тайн. Что же, на то у них было право. Оставалось только утешаться умением читать и пользоваться ими в местах переходов. Эллиас вообще не был уверен, что кто-то, кроме них самих, умеет оставлять такие знаки. Камень под ладонью эльфа стал почти полностью гладким, будто бы никогда и не было на нём символа мира с летающим материком. Теперь только маленькая. Едва заметная точка размером с подушечку указательного пальца напоминала о нём. Это был исходный знак. Теперь из него можно было сделать символ абсолютно любого мира, но, разумеется, эльф знал далеко не все обозначения. Из сумки светловолосый достаёт неприметную книжечку, похожую на ту, которой обычно пользуются люди, занимающиеся изучением природы, а потому имеющие острую необходимость постоянно делать какие-то записи о поведении птиц животных, о плотности каких-то растений в данной области и прочих вещах, которые всем остальным кажутся слишком чудными, чтобы превращать это в целую науку, но Эллиас прекрасно знал, что почти во всех высокоразвитых мирах проблема регулирования количества растений и животных выйдет едва ли не на первые ряды, потому что многие из них из-за слишком активной деятельности человека оказались на грани экологической катастрофы. Только в этой книжке нет рисунков соцветий, животных и сложных запутанных таблиц, там только странные символы с пометками, обозначающими, какому именно из миров принадлежит этот ключ. Там не было названий, ибо Эллиас никогда не осмеливался давать названия целым мирам, считая это как минимум неуважением к их обитателям, ибо, скорее всего, язык, который будет использован эльфом для наименования, будет им незнаком, а то и вовсе будет звучать как странно и слишком грубо звучащий набор букв. Куда практичнее, по его мнению, были черты, характерные исключительно для этого мира. В качестве таких отличительных признаков могло выступать что угодно: необычные растения, животные, количество конечностей у жителей или их цвет кожи, особенности географии - в общем, все те мелочи, на которые коренные жители не обращают внимания, но любой чужак сразу их подмечает и удивляется, что тут же выдаёт его с головой и потрохами. Медленно эльф опускает линию вниз, начиная её закручивать, получается спираль, которую он тут же пронзает при помощи прямой линии с крюком на конце. Этот символ был гораздо проще, чем тот, что увидел светловолосый, когда пришёл к плите, но сразу же разрушал первоначальное предположение большинства исследователей этих символов о том, что в этом чудном алфавите используются лишь правильные геометрические фигуры, хотя тот странный полукруг в эту теорию тоже никак не вписывался, однако большинство из них, скорее всего, посчитало бы его символом того самого летающего материка, но если это был такой язык обозначений-символов, то какой тогда смысл нёс в себе треугольник или, скажем, вот эта спираль? Эллиас покачал головой и вздохнул. Нужно было отделаться от этих мыслей, что лезли в утомлённое сознание с таким упорством, которому бы позавидовали даже муравьи, нашедшие свежий труп небольшого животного. Он помнил, что когда-то уже шёл дорогой таких размышлений, но они не привели его к желаемому результату. Тут было что-то гораздо более сложное, чем обыкновенная система символов, что-то гораздо более сложное, чем любая известная светловолосому эльфу языковая система. Он отрывает руку от уже немного потеплевшего камня. Символ будто бы сильнее въедается в камень и начинает светиться. Но Эллиас прекрасно понимает, что этих странных феноменов не видит никто, кроме него. В этом была особенность всех дверей: они будто бы на какое-то время затягивали тебя в своё собственное пространство. Эльф про себя называл это порогом, но что в действительности порождало такую странную двойственность отображения действительности, было трудно сказать. Скорее всего, дело было в том, что энергий внешнего пространства, мира, куда собирались перейти и мира, в котором сейчас находился путешественник, накладывались друг на друга, при этом образуя вокруг него что-то вроде сферы, которая закручивала внутри себя эту энергию, но при этом и создавала тонкий слой эфирной материи, отгораживающей готового к переходу путешественника от того мира, где находилась одна сторона двери. Для него дверь в иной мир уже распахнута, осталось только сделать шаг вперёд. Или же закончить всё здесь? Остаться под проклятым дождём, стучащим по крыше башни с таким упорством, будто бы желает проломить её и добраться своими мокрыми цепкими пальцами до светловолосого эльфа? Ну уж нет, только не здесь. Конечно, там, куда он собирается отправиться, почти наверняка тоже будет идти дождь, тоже небеса будут рыдать, глядя на то, в каком ужасе и грязи живут люди под ним, но там будто бы он другой, будто бы дождь, что идёт здесь, в мире с одинокой башней, осадки не подчиняются обычным законам круговорота воды в природе, а являются каким-то таинственным проклятьем, которое за что-то неизвестный тёмный колдун далёкого прошлого наложил эльфа со шрамами. Пора выдвигаться. Эллиас кивает своим мыслям и почти тут же исчезает. Камень начинает медленно охлаждаться, сияние пропадает, и только слегка примятая трава раскрывает секрет пребывания здесь светловолосого эльфа, что сейчас уже невероятно далеко отсюда.
   В заброшенном старом доме, у камина, который никто не зажигал уже много-много лет, стоит одинокое кресло, такое же старое, как этот дом и камин. У дома нет одной стены, а ещё одна почти развалилась. В крыше так много дыр, что даже настырные, вечно кричащие что-то на своём грубом птичьем языке вороны не могут заткнуть их все своими гнёздами. Деревянный пол изгнил, небольшой погреб давно затопило, здесь не живут даже бродячие коты, собаки и мыши, не то что люди. Об этом месте всегда ходили разные странные слухи. Поговаривали, что последние хозяева этого дома умерли странной от странной болезни, которую до того времени не видел ни один врач в мире. Долгая и мучительная смерть их была ужасной, она кричали и метались целую ночь, словно в них вселились демоны. На следующее утро их нашли мёртвыми, невероятно исхудавшими и уже наполовину сгнившими. Никто так и не смог найти причину столь пугающего и странного события. Многие высказывали предположения: проклятие, отрава в еде, начало страшной эпидемии ранее неизвестной болезни. Но время шло, об этом инциденте забыли, хотя люди до сих пор старались обходить этот жутковатый дом, который постепенно зарастал сорняками, приходил в упадок. Но всё ещё были внутри все вещи, принадлежавшие сгинувшим супругам старого дома, а ведь они считались едва ли не самыми зажиточными крестьянами из всей деревни. Как это водится среди людей, страх не мог слишком долго сдерживать алчность. Ушло на тот свет поколение, что ещё помнило те ужасные крики и два уродливых трупа на полу дома, но всё ещё живы были те, кто помнил: в этом доме остались все те деньги и вещи, что позволяли хозяевам ныне опустевшего дома жить чуть лучше, чем все остальные. И вот однажды они решили отправиться туда, чтобы забрать всё то, что, как они почему-то считали, принадлежало им по праву. С чего они так решили? Трудно сказать. Должно быть, в них по каким-то неведомым причинам вдруг сыграло желание быть братьями со всеми на земле, хотя стоит ли кого-то обманывать? Они не были великими и честными стрелками из лесов, которые отбирают у неприлично богатых, чтобы отдать награбленное бедным, не были рыцарями, которые хотели сеять добро просто ради добра и соблюдения кодекса рыцарской чести, не были они и предпринимателями индустриальной и капиталистической эпох, что всегда считали: деньги должны приносить прибыль, а не просто валяться без дела в качестве украшения, все ненужные вещи стоит продавать, а полученные деньги тут же во что-нибудь вкладывать. Это были обыкновенные крестьяне, которые шли на самый обыкновенный грабёж исключительно ради собственной наживы, а ещё преодоления своего необоснованного страха перед тем старым домом. Этот суеверный ужас злил их, сводил с ума, ведь они считали себя сильными и свободными от всяких дедовских предрассудков, а потому они решили убить двух зайцев одним выстрелом. Увы, из этой затеи ничего хорошего не вышло. Ночью, не дождливой, как ни странно, и довольно безоблачной, он собрались у зарослей, которые отделяли их от заветных сокровищ в старом доме. Некоторые из них боялись, с опаской поглядывая на деревянные стены и прислушиваясь к скрипу двери, качающейся на петлях, потому что некому было её закрыть; другие, поддавшись весьма разумным сомнениям, начали задавать вопросы о том, стоит ли туда вообще идти и так ли много они там найдут, но всё-таки их всех сломили те, кто подобно разъярённым быкам рвался вперёд, желая разломать старый дом в щепки. Ободрённые криками этих горластых парней, все они ринулись на штурм старого дома, что стоял во тьме среди кустов, будто бы зверь, поджидающий свою жертву в засаде. Никто из них не знал, что он уже разверз свою страшную пасть и наточил когти.
   Из дома в ту страшную ночь никто не вернулся. Там сгинули все молодые парни, ведь деревенька была совсем небольшой, а некоторые из самых горячих голов оказались довольно неплохими ораторами и сумели заразить своим временным помешательством всех товарищей и знакомых без исключения. Это можно было считать концом поселения, ведь без новой, молодой крови невозможно было обрабатывать землю, невозможно было поддерживать в нормальном состоянии дома и дороги, некому было оставаться со своими немощными родителями на старости лет, что за долгие годы усердной работы на земле успели заработать себе немало самых разных болезней, среди которых встречались и весьма тяжёлые, но имеющие крайне неприятное свойство убивать человека очень медленно, при этом словно продлевая каждую секунду его мучения и смакуя её с восторгом маньяка. О той ночи тоже ходило многих жутких слухов, но никому так и не хватило смелости залезть туда, чтобы узнать, каким именно образом закончили свою жизнь все эти сильные здоровые деревенские парни, которые просто хотели поживиться за счёт мёртвых соседей. Постепенно все стали разъезжаться, деревня вымерла, все дома теперь стоят разрушенные, от них остались только едва заметные в траве поваленные деревянные балки и битый камень. И только старый дом стоял всё такой же и лишь слегка поддавался власти времени, будто бы его защищала странная магия. Путники старались объезжать это место, а все селяне из соседних деревень вовсе предпочитали сделать сколько угодно километровый крюк, только бы быть как можно дальше от этого жуткого места. Там не было странного свечения, не было таинственных и жутких звуков, около него не собирались странные типы, проводившие никому непонятные обряды. Это был просто старый дом, которого боялись все местные.
   И только один светловолосый эльф знал, что на самом деле кроется за всеми этими загадками и смертями. Разгадка, на самом деле, была куда более тривиальной, чем думали люди, хотя им, как известно, свойственно придумывать то, чего никогда не было. Не было на самом деле никаких проклятий, не было и начала эпидемии, не было призраков, которые решили расправиться с теми, кто посмел посягнуть на имущество уже давно почивших хозяев старого дома. Была только дверь, странные знаки под прогнившим деревянным полом и неправильно активированный переход, который открыл дверь сюда, но не отсюда. Скорее всего, когда прежние хозяева решили устроить перестановку мебели, они повредили ключ, каким-то образом нарушили неактивность перехода, снова запустили его, ведь любое изменение основного символа воспринимается этим странным подпространством, как сигнал к переходу. Вот только преобразование символа было не завершено окончательно. В дальнейших нюансах этого механизма Эллиасу так разобраться и не удалось, крайне трудно было установить последовательность действий всех шестерёнок, что заставляли его работать, но результат этой нелепой и случайной ошибки был весьма плачевным: переход состоялся, но из мира, который плохо сочетался с этим сюда попали лишь миазмы, которые и стали причиной столь ужасной смерти хозяев. После дверь закрылась, а миазмы, растворившись в окружающем пространстве, достигли такой концентрации, при которой не были опасны людям, а потому те, кто обнаружил на следующее утро изуродованные болезнью из другого мира трупы, не был заражён, и его не постигла такая же участь. Молодые парни, отправившиеся за мнимыми сокровищами, допустили ту же ошибку, что и хозяева - по незнанию активировали дверь и пропали в тот мире, откуда пришла болезнь. Не хотелось даже представлять, что с ними стало, ведь, скорее всего, им не повезло прейти в один из тех миров, что крайне враждебен ко всему живому, а потому выжить в нём могут или исключительно коренные обитатели, или те, кто имеет достаточно высокотехнологичное оборудование, чтобы обезопасить себя от всех тех многочисленных напастей, что поджидают в подобных жутких местах. Пришлось провести настоящее расследование, чтобы разъяснить все эти детали и скинуть с тайны вымирания целой деревни покров зловещей темноты, откуда веет могильным холодом и запахом разложения. При этом Эллиас едва ли сам не допустил ту же ошибку, что и они все, навсегда сгинув в пучине истории, отравленный ядом, разорванный самыми фантастическими хищниками из тех, что может придумать человек, славящийся во всех мирах самой живой и вместе с тем больной фантазией, в самых потаённых, наполненных холодным туманом, глубинах которой порой рождаются столь странные и необъяснимые образы, что пугают они даже самого своего создателя, таким образом будто бы приобретая собственную жизнь и выходя за рамки обыкновенного ночного кошмара. Эльф давно понял, что осторожным стоит быть не только со своими желаниями, но и со страхами, ведь человек всегда разрывается именно между двумя этими крайностями. Он пришёл сюда однажды, чтобы проверить эту странную легенду, услышанную им как-то в трактире от типа, который не слишком вселял доверие окружающим, но при этом был отличным рассказчиком и знал многое, готов был с радостью поделиться этими сведениями. Сначала светловолосый думал, что это просто случайность, чей-то неудачный эксперимент с чёрной магией, которая в этом мире имеет куда большую власть, чем все остальные сверхъестественные силы. Это могло объяснить и бесследную пропажу, и необычные следы, напоминающие болезнь, но куда более серьёзные. К тому же, болезнь не убивает за один день. Во всяком случае, ни одна из хворей этого мира не могла такого сделать.
   Забавно сейчас вспоминать эти казавшиеся бесконечными поиски истины среди обломков стен, высокой травы и полуистлевших от влажности страниц книг, что в небольшом количестве имелось когда-то у хозяев старого дома. Теперь от них уже ничего не осталось. Здесь слишком часто идут дожди, а воздух будто бы более тяжёлый, чем во всех тех человеческих и относительно обычных мирах, где бывал Эллиас. Тут всё чуть хуже, чуть мрачнее, чуть жёстче, хотя живут тут самые обыкновенные люди. Только люди, потому что всех иных существ они совсем уничтожили ещё много лет назад. Возможно, именно этим они обусловили свою сегодняшнюю нелёгкую жизнь? Может быть, это месть тех сверхъестественных сил или богов, которым поклонялись те, что были так непохожи на людей, что вся человеческая раса озлобилась на них и решила уничтожить? Вполне вероятно. Эльф несколько раз встречал случаи, когда те, кто выдавал себя за богов, не ленились мстить даже отдельным людям, если те им уж очень досадили, например, разграбили храм, не дали провести обряд, убили жрецов или не выполнили священный обет.
   Было довольно странно думать о таких вещах, но подобные размышления почему-то особенно часто занимали его тут, когда, сидя в старом кресле, которое ещё каким-то чудом выдерживало вес довольно рослого и хорошо сложенного эльфа, он ожидал наступления темноты, чтобы под её оберегающим от многих бед крылом отправиться в город, что едва виднелся на горизонте немногочисленными огнями, что висели на стенах, отгораживающих обитель зла и порока от остального мира, которой погряз в том же самом зле, только менее роскошном и менее концентрированном, чем там, в городе, названия которого Эллиас так и не пожелал узнать, несмотря на то, что бывал там уже много раз. Нечто странное тянуло его туда, хотя все благоразумные люди, наверное, уже давным-давно старались уехать оттуда, ибо ничего, кроме многочисленных болезней, там не найдёшь. Но эльф считал по другому, ему казалось, что в том зловонии, что наполняет улицы, в тех скрипах, тяжёлых вздохах и множестве иных звуков таилась какая-то тайна, которая требовала своей разгадки, своего исследователя, который сможет её разгадать, но пока он оставил в этом городе лишь деньги, несколько лет жизни, здоровье и нервы. Он продолжал преследовать эту идею. Как безумный фанатик, он рвался к ответу на несуществующую загадку, что придумал себе сам. Наверное, он слишком долго перед этим был в здравом уме, а потому его сознание слишком уж утомилось и решило придумать себе сказочку, на время свести Эллиаса с ума, чтобы тот, с глазами полными тумана, бродил по грязным улицам, постепенно становясь частью крыш, домов, становясь частью города и вместе с тем легендой о чужаке, который появился здесь однажды, а потом начал постепенно сходить с ума, не давая никому приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки. Сначала он просто убил нескольких воров, что пытались его ограбить, но ведь это было крайне трудно доказать, трупы на улице не нравились ни страже, ни горожанам, хотя, казалось бы, в таком городе они уже должны были к этому давно привыкнуть, поскольку тут ни одно утро не обходилось без очередного пополнения на кладбищах, а иногда трупы просто вывозили за город и там сжигали, наполняя все окрестности тошнотворным запахом горелой человеческой плоти. К тому же местную власть почему-то очень сильно беспокоил необычный посетитель города, что успел убить уже шестерых за две ночи, потому как днём он обычно где-то прятался, и найти его убежище в лабиринте узких душных улочек, где постоянно толпятся жители города, что явно уже не помещаются в этом муравейнике, просто не представлялось возможным для ленивой городской стражи, привыкшей уже допускать в городе полный беспредел по ночам. Разумеется, при условии, что им при этом будет доставаться плата, способную покрыть моральный ущерб от регулярных выговоров. Вот только со временем отчётов становилось всё меньше, а плата стражника всё больше. Город уже тогда походил на огромную выгребную яму, где ещё копошились жалкие насекомые, пытаясь возвести что-то прекрасное на кучах мусора, но в итоге лишь оказывались под отвратительно смердящими завалами уже не в состоянии что-либо делать. А по их телам тут же пробегались собратья, ломая кости, хрустя корками грязи, что покрыли руки и ноги, шлёпая по крови и грязи под вечным дождём, что, казалось, в этом городе прекращался лишь на пару дней. Пальцы живых мертвецов впивались в ноги ещё живых людей, пытавшихся сбежать отсюда, они царапали кожу, старались вырвать глаза, сделать из них таких же увечных, как они сами, тащили вниз, желая быть погребёнными в одной огромной братской могиле, в которую превратились окрестности города. И над всем этим кошмаром летали каркающие вороны, эти мудрые, но любящие падаль птицы следили за становлением города, они помнили его рассвет, но куда больше им запомнилось кровавое восхождение к власти того, кто предопределил дальнейшее развитие событий не только в этом городе, но и во всём мире. Когда-то здесь стояли величественные каменные здания, теперь же на их фундаменте построены неуклюжие двух или трёхэтажные лачуги, в которых люди живут в такой тесноте, что иногда кажется: вот-вот этот несчастный дом треснет по швам, как та самая варежка из детской сказки. Когда-то люди здесь умели хорошо одеваться, но теперь им хватало денег только на лохмотья, а губернатор, запершийся ещё несколько лет назад в собственной резиденции, до сих пор носит тот самый костюм, в котором он выехал за городские стены, оставив собственный город на разграбление варварам, которые уничтожили здесь всё подчистую, сохранив только стены. Это было насмешка с их стороны, это был ошейник, который они накинули на шею некогда грозного волка, превратив его в послушную блохастую собачонку, что уже начинала медленно умирать в страшной агонии. Они избили, изуродовали город и его жителей, они оставили на этом месте страшный отпечаток. Хотя нет, всё началось именно с того дня, когда впервые за всю историю города на улицах пролилась кровь. Именно тогда всё и началось, так давно, что сейчас не осталось в живых даже правнуков тех, кто помнил те ужасные дни, когда всё пошло прахом и великий город-государство стал разрастаться в империю, где за деньги покупалась любовь, жизнь и честь, где вино боялись пить, потому что никто не знал, есть ли там яд, где люди забывали о человечности. И за всем этим, кружа высоко в небе, которое почти всегда здесь затянуто тучами, наблюдают мудрые вороны, ведь они ещё были птенцами, но именно тогда от города начал исходить этот странный, едва различимый запах, что с годами становился всё сильнее по мере того, как люди заново отстраивали город, селились в тесных уродливых домах. Они помнили в подробностях каждый день, каждый час всей этой безрадостной поры.
   Помнили они и приход Эллиаса. Он выделялся в толпе, потому что держал спину прямо, не горбился под тяжким грузом ежедневных забот и страха скорой смерти, потому что носил при себе оружие и мог постоять за себя, в отличие от тех бандитов в форме, что патрулировали улицы города, но не удосуживались даже подливать масло в фонари, потому что не был жалким и грязным, как все жители города. Но вскоре это изменилось: безумие поразило его сознание, взор светловолосого эльфа стал туманным, он метался по городу ночами, подобно призраку, в поисках чего-то, что существовало только в его воображении. Его личный Святой Грааль, та самая вещь, которую так хочется найти, но, увы, это просто невозможно. Эллиас стал похож на всех остальных насекомых, вороны забыли о чужаке, справедливо рассудив, что в скором времени им достанется его труп, ибо вряд ли эльф сможет так быстро приноровиться к суровым законам этого города, скоро он ослабеет, и тогда кто-то обязательно нанесёт тот самый последний удар, который решит его судьбу. Он ускользнул от их внимательного взора, слившись с улицами и безликой, зловонной толпой, несущей запутавшихся в ней людей к какой-то очень и очень глубокой пропасти, куда-то к месту, откуда невозможно найти выход, при этом постоянно видя свет, мучительно зовущий к себе, но не дающий дотянуться, дотронуться до него. Жестокая толпа жестоких людей, что жили по звериным законам, поедая слабого и всегда жертвуя ими в ежедневной борьбе за жизнь. Эллиас ускользнул, спрятался, чёрные птицы, что зловещими тенями скользили по крышам домов, перестали провожать его взглядом тёмных глаз. Это были не самые лучшие его дни, да и помнил их эльф плохо, потому что вряд ли то его состояние можно было назвать нормальным. Тогда Эллиас походил на психопата, которому казалось, что улицы и дома говорят с ним при помощи дверей и вовремя открывающихся окон, что город хочет рассказать ему свою кровавую историю при помощи звуков разбивающегося стекла и воя побитой голодной собаки, в котором изливалась вся грусть и страдания её обделённого счастьем рода. Тогда перед его глазами всё плыло, всё казалось сделанным из глины, до которой достаточно только дотронуться, чтобы вмиг изменить облик всего города. Ночью невидимый он ходил по улицам, вслушиваясь даже в самые незначительные шорохи, впитывая себя информацию из чужих разговоров. Он стоял у грязных окон, через которые почти ничего нельзя было разглядеть, но при этом светловолосый эльф всё равно старался проникнуть взглядом во внутренности странных демонических домов, узнать, как живут его обитатели, узнать, каково это быть неотъемлемой частью столь необычного, фантастического места. Пожалуй, это помешательство всё-таки кое-что дало Эллиасу: в тех подслушанных разговорах он выловил те крупицы информации, что помогли ему в дальнейшем, уже в здравом уме и твёрдой памяти. Узнал многие обходные пути, график дежурства стражи, которая, наверное, до сих пор охотиться за ним, считая опасным безумным убийцей, хотя сам эльф прекрасно понимал, что эту сказку придумал свихнувшийся губернатор-затворник, считая подозрительного вооружённого человека иностранным шпионом, который пришёл разрушить его уже давно не существующую империю. Оставалось только удивляться тому, что люди ещё до сих пор не выступили единым фронтом против власти, а ведь это, наверное, могло бы решить много их проблем, возможно, даже возродить город спустя какое-то время, но они были слишком побиты и слишком любили жалеть себя, чтобы думать о чём-то, кроме того, как добыть себе и своей семье пропитание хотя бы на завтра. Они жили постоянными обещаниями самим себе, которые почти никогда не выполняли.
   Эллиас сворачивает с дороги, ведущей к главным воротам города, но это был далеко не единственный вход внутрь. Старые плакаты, наверное, до сих пор висят и в казармах, и на улицах, а потому идти через парадную дверь было не самым лучшим вариантом, а ведь занятый этими мыслями эльф даже не заметил, как подобрался на небезопасно близкое расстояние к городским стенам. Его могли заметить, одинокий путник в такой час выглядел как минимум странно и не мог не вызвать подозрений. Хорошо, что стража не очень ответственно подходит к своей работе и большую часть времени проводит совсем не на посту. Справа от стен города есть небольшая роща, в которой спрятался давно вышедший из строя колодец. Его Эллиас обнаружил, когда пришёл в себя после очередного помешательства в незнакомом сыром подземелье, откуда не было видно выхода. Блуждать там пришлось довольно долго, эльф до сих пор был уверен, что бродил всё это время по кругу, ибо там почти ничего не было видно. Только потом ему каким-то чудом удалось побороть рефлексы и инстинкты, свернув не туда, куда он шёл обычно, надеясь найти выход, но при этом только ещё больше изматывая самого себя. Именно там светловолосый обнаружил, что всё это время бродил по тому, что, возможно, когда-то было городской канализацией. Потом без должного ремонта и ухода за ней она, разумеется, престала существовать, а потому сейчас городу приходилось обходиться исключительно сточными канавами и выгребными ямами, которые источали зловоние даже куда более ужасное, чем даже жители этого отвратительного места. У подземного лабиринта было множество выходов, им пользовался не только эльф. На самом деле это был самый настоящий подземный город, где обитали убогие и нищие даже по меркам уже давно не пировавшего населения верхнего города. Сейчас там, наверное, всё так же тихо, но это подземное спокойствие, навевающее мысли о местах последнего пристанища всех тех смертных, что не были сожжены на кострах инквизиции, особенно рьяно орудовавшей в соседних государствах, что ранее были частью великой империи, было совершенно фальшивым, лишь способом обмануть, ввести в заблуждение, на самом деле та часть подземелий, что располагалась непосредственно под восточной частью города, кипела жизнью. В остальные рукава подземного лабиринта предпочитали не соваться, о тех местах говорили много не самых приятных вещей, начиная от упырей и заканчивая тайными резиденциями королей или главарей тех особенно сильных преступных или полузаконных группировок, что по тем или иным причинам должны были скрывать своё лицо, ну, или прятаться от правосудия. К счастью для Эллиаса, колодец находился как раз в одной из таких запретных территорий, хотя всё-таки иногда тут встречались небольшие скопление особенно отчаявшихся людей, уже давно не видевших не то что крысиного мяса, но даже каких-нибудь отбросов. Сюда уходили умирать слишком слабые, чтобы общество изгоев брало на себя ответственность поддерживать в этих бедолагах жизнь. Куда проще было отправить их на верную голодную смерть. С какой-то стороны это было даже довольно гуманно, потому что у колодца они могли в последний раз взглянуть на солнечный свет, хоть и слабо, но всё же пробивающийся через неплотную листву деревьев болезненно сгорбленных деревьев, после чего найти какой-нибудь острый предмет и свести счёты с жизнью в так называемой "кровавой комнате", где оставляли свои последние послания потомкам те, кому не суждено было добиться в жизни ничего, кроме влачения жалкого существования в подземном городе. Эллиас и сам там бывал, помнится, путь туда довольно извилистый, не зная туда дорогу, практически невозможно добраться до "кровавой комнаты" быстро, но легенда гласила, что самоубийц вёл туда мрачный дух подземелий, что всегда требовал от тех, кто приютился в его лабиринте, только одно - крови.
   Сейчас деревья стоят голые, своими узловатыми ветками-пальцами будто бы пытаясь дотянуться до эльфа, чтобы содрать с него кожу. Жители этих мест почему-то всегда любили придумывать разные страшные легенды, причём почти всегда поселяя самых зловредных и отвратительных существ рядом с городом, а то и в его стенах. Должно быть, виной тому все не самые лучшие воспоминания о городе и его жителях, что несёт в себе абсолютно каждый человек, когда-либо там побывавший. Горожане сами всегда с радостью рассказывают все эти жутковатые легенды путешественникам, словно предупреждая их, словно говоря: "Беги из этого города, приятель, беги, а то потом будет поздно". Им куда легче обвинять во всех своих бедах многочисленную нечистую силу, чем признать, что большая часть всех бед происходит по вине таких же людей, как они сами. Людям всегда трудно признавать, что сами они куда ближе к монстрам, чем все те твари, у которых просто нет выбора, ведь они всего лишь часть той огромной тьмы, что живёт внутри них, они принадлежат ей полностью и без остатка, у них нет того внутреннего огонька, из которого у людей может вспыхнуть белое пламя добра, они полностью тёмные, но куда страшнее человек, который с самого своего рождения подобен палитре. У него есть множество путей, множество вариантов развития событий. Так странно, что чаще всего они выбирают темноту, из которой на свет вылезают все эти причудливые создания со множеством клыков, светящихся глаз и смертельным ядом. И сейчас Эллиас мог лично убедиться в том, что на стволах деревьев нет страшных лиц, что корни их не ползают под землёй, как змеи, а ветки не стараются оцарапать или повалить на землю. Нет здесь и древесных карликов - причудливых созданий, выглядящих как невысокие забавные старички без глаз. Однако, внешний вид их обманчив: все эти карлики стараются поквитаться с людьми города, что, согласно древней легенде, забрали у их народа зрение, чтобы те никогда не могли вернуться в город, куда их заманили подлые люди. Говорят, что по ночам всех, кто заходит в лес, они связывают прочными верёвками, что круглыми днями вьют из травы, уволакивают в свои тайные жилища под деревьями, где вырезают людям глаза, складывая их в банки, ибо сами карлики уже давным-давно позабыли, зачем именно они мстят людям из города. Это так похоже на людей, но на самом деле за этой вымышленной историей про маленьких злых человечков кроется куда более жуткая тайна: когда-то в этом лесу скрывался далеко не самый приятный персонаж в истории города - наёмный убийца, который на поверку оказался самым обыкновенным маньяком, ныне его убежище завалено, а сам он давным-давно был растерзан обезумевшей толпой, но факт того, что люди предпочли придумать фантастических существ, нежели смириться с тем, что прямо у них под боком жил безумно жестокий человек, остаётся фактом и нельзя этого не признавать. Эллиас уже не застал в живых этого странного коллекционера человеческих глаз, успевшего погубить около двадцати или даже тридцати жизней, но не слишком жалел об этом. Вряд ли тогда бы его психике удалось отделаться всего лишь временным помешательством, ибо тема безумца до сих пор довольно часто всплывает в разговорах местных жителей, но исключительно когда они остаются наедине, ибо в обществе об этом говорить непринято. Всегда рассказывают, что в тот период над городом буквально чувствовалось облако липкого страха, он был настолько сконцентрированным, что, казалось, его можно было пощупать в некоторых особенно тёмных и грязных переулках. Этому эльф верил, потому что какое-то время изучал труды, посвящённые тому, как особенно сильные и групповые человеческие эмоции влияют на обстановку в магически активных мирах. Часто люди, сами того не подозревая, меняют всё вокруг них, стоит им только разозлиться или расстроиться. Они заряжают предметы и других людей вокруг них своей энергией. Но если одна случайная вспышка почти не произведёт никакого эффекта, то последствия массового уныния, страха и разложения эльф сейчас мог видеть собственными глазами, и это его ничуть не радовало.
А вот и знакомый колодец. Он выглядит ещё более заброшенным и старым, чем в последний раз. Интересно, сколько лет прошло тут? Десять? Может быть, двадцать? Или сто и город этот уже давно почти вымер, а на улицах остались лишь полумёртвые жители в ужасных язвах и горы трупов, которых в какой-то момент стало так много, что никто уже не брал на себя непосильную задачу избавляться от них? Эльф заглядывает в колодец, но там его поджидает лишь несущая в себе самые страшные ночные кошмары темнота. Днём, наверное, там ещё было возможно разглядеть хоть небольшой участок земли, но в эту безлунную ночь даже такой поблажки не предоставлялось. На всякий случай Эллиас проверяет меч на поясе и кинжал. Всё остальное не так важно, деньги, фактически, не очень-то и нужны, он не собирается оставаться здесь надолго, а все записи из маленькой книжечки старательно скопированы им несколько раз в свитки, что теперь хранятся в его башне. Теперь нужно припомнить место, где остался маленький ящичек с необходимой для спуска верёвкой, которую каждый раз приходилось покупать заново, поскольку все те, кто натыкался на этот спасительный мост к нормальной жизни, почему-то считали своим долгом утащить его в свои несчастливые странствия, отнимая шанс на спасения тех, с кем провели не один день в промозглых катакомбах. Несколько шагов вправо, там стоит старое дерево, которое даже в летнюю пору уже не может показать солнцу свои листочки, потому что умерло и высохло, странно, что крестьяне из деревень неподалёку ещё не срубили его. Скорее всего, боялись тех самых вырывающих глаза карликов. Следов поблизости он не обнаружил, но обольщаться всё равно не стоило: дожди здесь идут слишком часто, чтобы можно было, положившись на приобретённые в путешествиях навыки охотника, доверять земле и её языку, красноречивому лишь для тех, кто умеет и желает его понимать. Коробка оказалась на месте. Слегка присыпанная землёй, она была совершенно незаметна в небольшой ямке у корней дерева, но всё-таки светловолосый эльф прекрасно помнил, что жители этого мира являются, пожалуй, лучшими ворами из тех, что он знает. Простой крючок, никакого замка. Эллиасу просто нечего было там хранить, кроме верёвки, а потому даже тому удачливому вору, что по счастливой случайности обнаружит этот "клад", вряд ли стоит радоваться, потому что там действительно лежит только плотно скрученная в несколько колец верёвка. Она была достаточно качественной, но вряд ли её удалось бы кому-нибудь продать, кроме, разве что палача, которого губернатор держал при себе, несмотря на то, что казна города уже давным-давно опустела, ибо люди платили налоги неисправно, а те деньги, что всё-таки приносил в своём мешке сборщик, сразу же уходили на содержание стражи. Во всяком случае, так было раньше. Эльф закапывает коробку обратно и возвращается к колодцу. Там несколько раз обматывает верёвку вокруг самого ближнего дерева и кидает её вниз. Конец верёвки скрывается в темноте, а светловолосому теперь остаётся только последовать туда же. Снова навстречу зловонному городу и его грязным переулкам, снова к домам, от которых веет смертью, ибо многие из них или совсем опустели, или служат пристанищем для многочисленных больных и убогих, которые одним своим видом заставят ужаснуться даже тех, кто многое повидал. По старой схеме он начинает спускаться вниз. Колодец достаточно глубокий, но зато глаза успевают хоть немного привыкнуть к кромешной темноте коридоров, что поможет дать отпор тем, кто, возможно, был потревожен эхом спуска Эллиаса, которое наверняка уже донесло весть о прибытии кого-то нового в лабиринт сразу нескольким близлежащим крупным лагерям, а также стоянкам отдельных несчастных. Наверное некоторые особенно смелые или особенно отчаянные уже устремились сюда, чтобы узнать, кому хватает ума соваться сюда или убегать из тёмных холодных объятий старых переходов, уже насквозь пропахших нечистотами и крысиным помётом. Хотелось бы спуститься бесшумно, чтобы без надобности не тревожить беспокойных и раздражительных подземных обитателей, но порой не получается получать желаемое, как, например, сейчас.
   Эллиас, наконец, снова чувствует под ногами твёрдую землю. Тут он кладёт ладонь на рукоять меча и оглядывает два единственных коридора, что ведут отсюда. Пока что там никого нет, но это совсем не значит, что никого там не появится в ближайшие несколько минут. Конечно, велика вероятность, что эти разведчики просто перегрызут друг другу глотки ещё до того, как доберутся сюда, но далеко не все из жителей подземного лабиринта потеряли разум, а потому стоило как можно скорее уйти отсюда, чтобы затеряться в темноте. На глаза светловолосому попадается человек. Он лежит у дальней стены, свернувшись калачиком в самом тёмном углу. Бедняга не шевелится, а витающий в воздухе запах разложения сразу даёт понять, что человек этот мёртв уже несколько дней. Увы, но кому-то даже не было суждено дойти до кровавой комнаты, самоубийц из которой всегда хоронили угрюмые парни в изношенных чёрных балахонах - бывшие пилигримы, чей путь к святым местам по тем или иным причинам закончился именно в этом несчастливом месте.
   Капюшон, накинутый на голову, скрывает лицо, а плащ, бесформенным облаком окутавший Эллиаса, не даёт разглядеть точный силуэт светловолосого, но гость из другого мира почти уверен, что его узнают, ибо в своё время власть изрядно потрудилась, чтобы каждая крыса в городе знала, насколько он ужасный монстр, которого обязательно нужно поймать и передать в руки правосудия, что, как это водится, по локоть измазаны в крови, причём зачастую не только отпетых негодяев и преступников, на плахе часто расстаются с жизнью и те, кто просто случайно попался на глаза раздосадованным чем-то представителям закона в неудачный для этого момент. Косого взгляда тоже достаточно для признания вины в самых ужасных преступлениях. Так, во всяком случае, считало тут то, что зовётся правосудием. Они приписали Эллиасу так много самых удивительных злодеяний, что оставалось только надеяться: все эти обвинения лишь плод больного воображения, а не чьи-то настоящие преступления.
   Темнота коридоров с радостью проглатывает своего старого знакомого. Она бережно закутывает его в свой саванн, оберегая от назойливых взглядов тех, кто постоянно пытается нарушить её монолитное, безмолвное спокойствие, в котором и кроется секрет её могущества, ведь всем известно, что тьма, в которой рассказывают шутки или даже просто говорят друг с другом, теряет всю власть ужаса над человеком, существовавшую, когда он оставался один на один со всеми её таинственными шорохами, скрипами и завываниями. Наверное, именно поэтому она всегда старалась защитить эльфа со шрамами, ведь он всегда молчал, когда оказывался в темноте этих переходов. Он уважал её правила, уважал покой, как верующие блюдут священную тишину в своих храмах и церквях. Эллиас всегда был примерным прихожанином, который если и нарушал спокойствие, то тут же снова замолкал и постарался скрыться от скорого возмездия, но гнев, как известно, часто сменяется милостью, а потому теперь, несмотря на свой прошлый визит, наверняка запомнившийся всем обитателям этой мерзкой помойной ямы под городом, тьма снова с радостью приветствует старого друга, молчаливо бредущего по этим коридорам, что он помнит так хорошо, будто бы старательно часами разглядывал планы и карты подземелья, хотя никогда не старался запоминать. Должно быть, стоило считать это подарком и не задавать лишних вопросов. Столь таинственные и полные разных страшных загадок места не любят, когда кто-то начинает слишком усердствовать в своём навязчиво глупом желании докопаться до правды и сути всех вещей. Порой лучше смириться с тем, что есть вещи, которые пока должны остаться за гранью понимания. Эллиас это понял уже давно. После невероятно долгих, кажущихся бесконечными часов в лаборатории поневоле начинаешь верить в то, что наука и здравый смысл способны объяснить далеко не всё. Быстрый шаг иногда сменялся бегом, он спешил, сам не зная куда. Торопиться ему было некуда. Лучше всего выбраться на поверхность ближе к рассвету, в те самые часы, когда кто-то ещё не проснулся, а кто-то уже лёг спать. Совершенно пустые улицы заполняет серый плотный туман, похожий на молоко или, скорее, на едкий табачный дым в портовом кабаке, ведь, как известно, многие матросы в самых разных мирах имеют пристрастие к курению. Эллиасу эти ранние утренние часы всегда казались самыми зловещими, потому что их видит куда меньшее количество людей, чем даже полночь. Но сейчас он всё равно куда-то летел, словно у одного из многочисленных выходов на поверхность непосредственно уже в стенах города его мог кто-то дожидаться, хотя, если это было действительно так, в чём Эллиас сомневался, вряд ли встреча будет приятной. В этом городе у эльфа практически не было друзей, а те, что имелись, предпочитали не спускаться в подземные лабиринты даже в самых критических случаях. Эти места не просто пользовались сомнительной славой, тут не было законов, кроме тех, что существовали в дикой природе и диктовались суровым животным образом жизни: сильный ест слабого, причём зачастую это была не просто метафора, несколько случаев каннибализма случилось и на памяти Эллиаса, правда, это был, скорее всего, ещё один псих, чем действительная необходимость, но у всех людей есть тёмная сторона, и если она побеждает, то не стоит ждать от человека ничего хорошего, он может начать совершать действительно ужасные поступки, в сравнении с которыми жестокости варваров востока будут казаться обыкновенной детской шалостью.
   Всё чаще стали мелькать огни в ответвлениях коридора. Они отбрасывали уродливые тени на изъеденные временем стены, а потому почти все стоянки походили скорее на собрания тёмных колдунов, чем на места, где ютились на подстилках или просто на голом камне самые обыкновенные люди, которым не повезло на каком-то из поворотов их жизненного пути. Все эти редкие навесы из дырявой ткани, мокрые подстилки и кучи тряпья, люди, источающие тошнотворный запах на несколько метров вокруг - всё это уже давно стало привычной частью подземного лабиринта, хотя, конечно же, даже здесь встречались романтики, коим хотелось верить, что далеко не везде в подземной части города процветают лишь нищета и примитивные инстинкты, а потому эти несчастные отчаянные поэты мрачных подземелий, чьи тела были сплошь покрыты следами страшным болезней, придумали жителям тёмных коридоров сказку о том, что где-то здесь, возможно, именно за той стеной, к которой ты прислоняешься каждый день, чтобы почувствовать хоть какую-то опору в разваливающемся мире, есть проход, ведущий в роскошные залы, где правит король столь же великодушный, сколь грозный и могущественный. Он всегда рядом, следит за жизнью тех бедолаг, что оказались на самом дне жизни, иногда помогает, а иногда сам заносит клинок, чтобы нанести последний роковой удар. Рассказы повествуют о тех невероятных богатствах, что король подземелий хранит в своих тайных чертогах и коими готов поделиться с каждым, кто сможет доказать ему свою преданность и стать одним из его "Оборванных Рыцарей". Разумеется, почти никто из стариков не верил этим россказням, но при этом они старательно передавали это предание из поколения в поколения, чтобы дать молодым людям хоть какую-то надежду на лучшее будущее, но и они очень скоро понимали, что все эти красивые легенды - просто сказки, однако при этом всё равно хранили в памяти эти истории, чтобы потом поведать их детям, потому как помнили: именно эта красивая ложь во благо дала им хоть что-то похожее на детство. Эллиас до сих пор прекрасно помнил, как маленькие дети с радостью играли в "Короля и его свиту", бегая по стоянкам в поисках всяких безделушек, которые самый старший ребёнок, исполняющий обязанности подземного короля, закапывал в разных местах. Он мог давать подсказки тем, кто отвечал на его вопросы или выполнял мелкие поручения. Конечно, смышлёные ребята часто использовали своих младших товарищей для разных работ, которые им самим выполнять не слишком хотелось. Она помогала этим беднягам справиться с реалиями сурового мира и хоть на какое-то время забыть о том, что на грязной подстилке умирает близкий им человек, а голодные крысы только и ждут, чтобы наброситься на него, в то время как люди с нетерпением ожидают их пира, делая из подручных материалов нехитрое оружие. Жестоко? Да, возможно, но они просто не умели жить иначе, их никто не научил. Всё вокруг них ополчилось против человека, как им ещё было на это реагировать, как не поддаться законам эволюции и не обрасти колючей щетиной? Они просто приспосабливались. Были ли эти люди бесчеловечными? Нет, они действительно всеми силами старались помочь умирающим, облегчали их страдания всеми теми немногочисленными средствами, что им удавалось добыть, но при этом в свободное время, когда больной наконец-то засыпал беспокойным сном, а жар его немного спадал, жители подземелий старательно готовились к завтрашнему дню. Каждый здесь жил по принципу "верь в лучшее, готовься к худшему", хотя что-то подсказывало светловолосому эльфу, что веры в них практически не осталось.
   К тому же они всё ещё зажигали огни, а, значит, не окончательно поддались первородным инстинктам, ещё не совсем превратились в животных, ведь всем известно, что дикие звери боятся огня, а запах дыма для них подобен смертельной отраве, ибо напоминает о страшных лесных пожарах, что убивают сородичей и лишают дома. Люди продолжали сидеть у тусклых костров, что едва ли могли разогнать мрак вокруг, потому что пищей им служила в основном влажная трава, ткань и редкие гнилые деревяшки. Они продолжали собираться у этих слабых, едва живых источников света, потому что в огне они видели силу человеческого рода, в огне каждый из них видел то будущее, что ждало бы его, будь он сейчас наверху где-нибудь в другом месте. Они шли к свету. И пока люди будут продолжать так делать - это значит, что они всё ещё остаются людьми, какими бы странными или озверевшими они вам не казались, ведь только человек может забыть об инстинкте самосохранения ради сомнительного удовольствия наблюдения и поддержания жизни в костре, который даже согреть его едва ли в силах. Во тьме всегда могут поджидать те, кто давным-давно забыл о том, что такое огонь, и как только ты отойдёшь куда-то от спасительного источника света, они могут напасть, потому как их глаза уже привыкли к темноте, а твои - нет. Только люди умеют вести совершенно бессмысленную борьбу, потому что звери зачастую оценивают свои шансы и всегда отступают, если понимают, что добыча им не по зубам. Только они могут пытаться уничтожить в себе полностью одно из начал, без которого они просто-напросто не могут существовать. В них вечно борются свет и тьма. Успех обычно переменный, но бывает так, что нечто побеждает, однако это не значит, что второе умерло. Оно просто затаилось где-то в самых неизведанных закоулках души и выжидает того часа, когда можно будет снова показать себя. Кто-то пытается культивировать в себе свет при помощи различных учений, кто-то же погружается во тьму с головой, преследуя исключительно свои, чаще всего не слишком благие цели. Эллиасу всегда было невероятно интересно исследовать этот вопрос, но после долгих и довольно утомительных изысканий он оставил это, ибо человеческая суть не создана для понимания, её нужно просто принимать такой, какая она есть, зато вот себе эльф обнаружил много не самых приятных вещей. Возможно, это оказалось даже куда более веской причиной. Возможно, сейчас, спустя столько лет, люди, наконец, поняли, что бороться с собой бесполезно, что свет всегда отбрасывает тень, точно так же как и тьма не может быть тьмой без света.
   И всё же не могло не удивлять, что пока эльфу на пути не попалось ещё ни одного человека. Возможно, он просто спустился вниз не так громко, как казалось, но обычно у каждого из переходов, ведущих от колодца, стоял как минимум один наблюдатель, всегда внимательно следивший за всеми, кто уходил и приходил. Обычно они притворялись спящими или даже мёртвыми, но Эллиас всегда безошибочно отличал их по внимательным глазам, что, казалось, даже немного светились в темноте. Наблюдатели никогда не жили с остальными, никогда не подходили близко к кострам. До сих пор оставалось загадкой, каким образом они поддерживают в себе угасающую искру в жизни, поскольку никто никогда не видел, что бы кто-то из них вставал или хотя бы просто шевелился. Лабиринт подземных коридоров стал для них лучшим домом, они не хотели наверх, но при этом часто помогали тем, кто хотел сбежать отсюда советами или же вещами, что магическим образом появлялись около них, когда подходил тот человек, который, по мнению наблюдателя, был достоин покинуть лабиринт при помощи колодца - одного из немногих выходов за стенами города. Сейчас же вокруг не было ни души, за исключением тех, что сидели у костров в странной зловещей тишине. Обыкновенно ночная жизнь подземелий города бурлила и гремела во всех коридорах, но сейчас было пусто и тихо, что настораживало эльфа, идущего всё медленнее и медленнее в ожидании опасностей, что могли таиться в любом уголке, за любым поворотом. Возможно, придётся выбраться на поверхность раньше, чем того хотелось бы. Тогда появится время, чтобы навестить старых знакомых и расспросить их обо всём, что происходило в городе, пока эльф в одиночестве тосковал в своём маленьком мирке.
   За спиной светловолосого раздались шаркающие шаги. Вряд ли кто-то идущий с такой скоростью мог быть серьёзным противником, но Эллиас всё равно среагировал моментально, развернувшись и резким движением выхватив меч из ножен. Измождённый человек в обносках остановился, он положил руки себе на плечи, словно успокаивая сам себя и стараясь защититься. Потряхивая головой, он начал что-то шептать себе под нос, но светловолосый эльф с удивлением распознал в этом монотонном гуле, издаваемом жителем подземелий, слова молитвы. Бедный безумец совершенно точно взывал к какому-то богу, прося дать ему сил на борьбу с порождением тьмы. Казалось бы, в подобном не было ничего удивительного, ведь зачастую сумасшедшие находят кратковременный покой для своих беспокойных душ именно в религиозных учениях, обещающих поддержку и защиту от некоего всесильного существа, но в городе любая религия всегда подавлялась, поскольку губернатор всегда считал её прямой угрозой своей абсолютной власти, и Эллиас это понял ещё много лет назад, во время самого первого визита в город, когда ему не посчастливилось быть свидетелем не очень приятного зрелища - публичной казни. Причиной тому послужило распространение каких-то религиозных догматов, что, по мнению властей, претили "идеологии города". Беднягу повесили, хотя на самом деле, как в последствии удалось выяснить эльфу, он всего лишь несколько раз помолился перед едой в тавернах, и это по несчастливой случайности заметили стражники. Тот человек был безобидным пилигримом, чей путь лежал через город в священные для него земли на юге, но судьба распорядилась иначе, и теперь он кормит червей в одной из закопанных трупных ям за городом. Если, конечно, его удосужились туда кинуть, а не оставили висеть в петле в качестве урока местным жителям и пира для чёрных птиц. В подземельях законы губернатора хоть и не имели власти, но местные жители никогда не питали особенной симпатии к религии и тем более к Единой Церкви, чьё влияние, насколько знал светловолосый эльф, распространялось почти на весь мир за исключением лишь тех областей, где проживали полудикие племена. Просто местные уже устали быть обманутыми, а что есть религия, если не ложь, которая гарантирует покой в жизни и даже после смерти при условии, что ты будешь каждый день осуществлять определённый порядок действий. Увы, Эллиас прекрасно знал, что так просто покой заслужить нельзя, особенно после смерти, ибо её механизм был куда более сложным, чем старались его представить священнослужители. Пока меч опускать было опасно, но безумец не проявлял каких-либо признаков агрессии, он просто продолжал стоять, обнимая себя и покачиваясь из стороны в сторону, но вот того, что произошло буквально сразу же после того, как Эллиас опустил свой клинок, светловолосый эльф никак не ожидал. Человек молниеносно пригнулся к земле, схватил с неё первый подвернувшийся под руку камень и кинулся с ним на светловолосого. Эллиас отскакивает назад, но не наносит ответный удар, несмотря на то, что эта атака явно не была случайностью, а нечистой силой, помощи в борьбе с которой столь странным образом молился этот человек, сейчас обрела лицо, что было невозможно не узнать хотя бы только из-за уродливого шрама, тянущегося от уха к подбородку. Не растерявшись, нападающий с удивительной для столь измождённого человека силой бросил камень в Эллиаса, на этот раз эльфу пришлось прижаться к правой стене, чтобы избежать получения ещё одного шрама. Почти тут же безумец кинулся на светловолосого, выставив вперёд руки со скрюченными пальцами и явно намереваясь задушить свою цель. На мгновение гостю из другого мира показалось, что в руке жителя подземелья что-то сверкнуло характерным металлическим блеском, а, значит, теперь данное столкновение действительно становилось опасным. Конечно, всегда была возможность убежать, скрыться в лабиринте запутанных коридоров, но потом бы эльф себе не простил подобного жалкого побега. Нужно было действовать решительнее. Неловко взмахнув рукой, безумец попытался достать горло Эллиаса. Значит, у него действительно было какое-то нехитрое оружие, но в темноте всё ещё не удавалось рассмотреть, какое именно. Узкий коридор не давал больших возможностей для манёвра, а потому оставалось надеяться только на выпад после того, как удастся отойти с линии удара безумца, но пока тот, словно бы разгадав план светловолосого эльфа, размахивал руками, совершенно не желая действовать как профессиональный боец. Его движения были лишены всякой логики, он просто махал рукой с оружием, то ли защищаясь и не давая Эллиасу подойти ближе, то ли нападая столь странным образом, что едва ли хоть один из его ударов мог бы убить или даже ненадолго вывести эльфа из строя. Пришлось его спровоцировать. Опасный шаг, ведь, несмотря на всю непоследовательность своих действий и не внушающий опасений внешний вид, этот человек на удивление ловко и быстро размахивал своим самодельным лезвием, при этом не спуская мутных глаз с противника. Он был готов, хотя больше его телодвижения сейчас походили на припадок сумасшедшего. Пришлось подставиться под удар, сделав быстрый шаг навстречу нападавшему, после того, как очередной его удар просвистел перед эльфом. Безумец тут же попытался защититься, нацелив короткий, но достаточно быстрый выпад прямо в грудь своему противнику, но именно этого светловолосый от него и ожидал. Буквально вплотную подойдя к своему неожиданному сопернику, Эллиас наносит тому сильный удар в живот рукояткой меча, от которого безумец опрокидывается на спину, но до сих пор не сдаётся и, подобно перевёрнутому жуку, начинает неистово колотить по воздуху руками и ногами, понимая, что, скорее всего, сейчас его настигнет смерть, но сегодня эльф со шрамами был не намерен лишать жизни кого-либо. Нужно было только нейтрализовать надоедливого буйного бродягу, что столь неожиданно повстречался ему в абсолютно безлюдных коридорах, будто бы чего-то в напряжении ожидающих. Всего один удар заставляет бедолагу растянуться на земле в блаженном забытьи. Нужно было поскорее убираться отсюда, скорее всего, кто-то услышал звуки борьбы, хотя эльф и старался сделать всё как можно тише.
   И снова стены смываются в сплошную серую полосу с частыми провалами других коридоров. Светловолосый эльф петляет, словно пытаясь запутать путь для несуществующих преследователей, но при этом уверенно продвигается к выходу из подземелий, что известен едва ли десятку человек, а теперь, может, и вовсе ему одному, поскольку, судя по всему, здесь многое поменялось за время его отсутствия. Может быть, сегодня просто какой-то настолько важный праздник, что его отмечают даже в подземелье, а тот чокнутый просто выпил? Нет, он определённо не был похож на пьяного, скорее, на настоящего фанатика. Остаётся только надеяться, что хоть кто-нибудь из его старых знакомых всё ещё жив и сможет ему рассказать, действительно ли это что-то серьёзно, или же Эллиасу просто довелось случайно наткнуться на спятившего одиночку, что, возможно, раньше был одним из тех странствующих священников, которым каким-то чудом удалось избежать казни, но не других проделок жестокой судьбы. Через несколько перекрёстков Эллиасу всё чаще начали попадаться люди, видимо, переходившие по ночам от одной большой стоянки к другой. Скорее всего, эльф, немного взбудораженный недавней схваткой, где-то свернул не туда и потому попал в самый густо населённый район подземного города. Однако и тут люди почему-то не проявляли к незнакомцу в поношенном плаще никакого интереса, хотя раньше светловолосый просто не знал, куда ему деваться от назойливых любопытных взглядов местных жителей, которые становились враждебными или испуганными, как только им удавалось разглядеть на поясе ножны. Здесь опасались людей, носивших оружие, потому что они могли постоять за себя, отвоевать лучшее место под солнцем, в то время как остальные несчастные должны просто надеяться на счастливый случай, ибо их клыки и когти уже давно сточились о прочную броню жизненных невзгод. Людям свойственно завидовать тем, кто сможет добиться большего, чем они, но всё-таки Эллиас не помнил, что бы хоть кто-то пытался лишить его жизни: страх перед мечом был сильнее, а шрамы, которые невозможно было скрыть даже глубоким капюшоном, доказывали, что эльф прекрасно знает, что такое суровый бой, хотя и не помнит, где и как именно ему удалось заполучить большую часть своей коллекции. Сейчас же все встреченные им жители подземелий вели себя и вовсе странно, в основном следуя примеру напавшего на светловолосого безумца. К счастью, они, насколько мог расслышать Эллиас, старались выпросить у своего бога не силы, а защиты, но всё-таки эльф решил снова обнажить меч, чтобы соблазн напасть на него был меньше. Пока это работало, ему удалось без неприятностей выбраться подальше от стоянок и снова выйти на прежний путь, но тревожные мысли всё больше беспокоили Эллиаса, а потому теперь он окончательно уверился в том, что придётся немного поменять свой первоначальный план и выбраться прямо сейчас, ибо до прохождения по жилому району его всё ещё терзали смутные сомнения на счёт того, действительно стоит ли это делать.
   Ещё несколько развилок и перекрёстков. Место с тайным проходом отмечал знак, оставленный ещё давным-давно, но привлекавший внимание лишь тех, кто точно знал, что именно они ищут. Старый воткнутый в каменную стену ржавый железный штырь, который, скорее всего, раньше был частью решётки, но теперь от всего её металлического скелета осталась лишь одна эта кость, служившая ориентиром для немногочисленных путешественников, коим надо было иметь постоянный и не слишком подозрительный выход на поверхность. Чтобы воспользоваться им, не нужно было знать распорядок дежурств стражников, не нужно было часами сидеть и выжидать, когда наверху утихнут шаги и голоса. Он находился в безлюдной части подземного города, а вышедшего ожидало едва ли не самое безопасное место на поверхности - таверна "У Крайла", где с радостью принимают любых гостей, будь ты стариком из подземелий или скрывающимся от правосудия пилигримом и преступником. Эта таверна словно была государством внутри города, ибо на её территории законы губернатора теряли видимую силу, а стражники никогда не устраивали облав на это заведение, несмотря на то, что всем было известно: на втором этаже ночуют те, кого власти города разыскивают уже очень давно. Они опасались того, что нападение на эту относительно свободную обитель станет последней каплей, которая переполнит чашу терпения и без того уставшего народа, что выльется, скорее всего в ужасную бойню, после которой все попытки вновь восстановить город будут уже напрасны. Но и в таверне, названной в честь своего первого владельца, который, если верить легенде, передаваемой от одного трактирщика к другому, был солдатом, уставшим от несправедливости и войны, потому решившим создать место, где каждый мог бы почувствовать себя хоть ненадолго уверенно и спокойно, были свои правила: никаких потасовок, никаких оскорблений, никаких подготовок заговора - за всё это могли с лёгкостью выгнать на улицу прямо к стражникам, у которых текли слюнки только от одной мысли о том, сколько они смогут заработать, если поймают хотя бы одного из тех преступников, что скрываются под надёжной крышей и неустанно внимательным взором хозяина таверны. Эллиас эти правила всегда соблюдал, хотя несколько раз его и пытались спровоцировать, ибо он бросался в глаза, хоть и старался носить как можно более неприметную одежду и вести себя тихо. Причиной тому была совершенно нетипичная для жителей этих мест внешность - высокий рост и светлые волосы. Как известно, люди не очень-то любят тех, кто не похож на них, а потому зачастую эльф висел буквально на волоске от того, что бы устроить бойню в обеденном зале, но суровый взгляд Одноглазого Деза, нынешнего хозяина таверны, а в прошлом её самого главного завсегдатая, всегда останавливал светловолосого от опрометчивых поступков, что могли бы навсегда лишить его столь надёжного убежища. Это было бы настоящей трагедией, хотя, казалось бы, город предлагал достаточно домов, ночлежек и других таверн, где можно будет отдохнуть после долгого пути, поесть, если твой желудок пуст, или напиться, если душа настойчиво просит зализать её глубокие раны, но всё-таки места надёжней и безопасней, чем таверна "У Кейла", наверное, в этом городе в принципе не могло существовать, потому что так уж завелось: в городе всегда могли уживаться лишь два властных человека: губернатор и владелец этой самой таверны.
   От остатков решётки нужно было повернуть налево, пройти несколько поворотов, никуда не сворачивая, хотя все эти ответвления почему-то выглядели очень соблазнительно, благодаря своей манящей темноте, которая будто бы шептала путнику на ухо о том, что в ней наверняка и таится тот самый тайный проход, о котором он случайно услышал, но на самом деле эта была последняя линия обороны, хотя Эллиасу она всегда казалась самой ненадёжной из всех. Должно быть, просто никто не думал, что кому-то может хватить терпения дойти досюда, но светловолосый шёл по этому коридору уже далеко не в первый раз, а потому стены с радостью гудели после каждого его шага, приветствуя давнего знакомого, который, возможно, был даже старше, чем они. Никто точно не знал, сколько лет этому эльфу со шрамами. Никто, даже сам Эллиас, хотя иногда ему казалось, что он вот-вот готов развалиться от старости, но всё-таки какая-то древняя сила, переходившая с ним от одного мира к другому, позволяла ему всё ещё выглядеть молодо, несмотря на явно старческую немногословность и недоверчивость, хотя до сих пор ему были свойственны юношеские порывы, которые удивляли порой и его самого. Не дойдя нескольких перекрёстков до тупика, Эллиас сворачивает в неприметный проход. Через пару шагов он натыкается на штабеля досок, но это его не останавливает, поскольку светловолосый помнил: это тоже защита от случайных гостей. Хоть таверна и принимала всех желающих, но всё-таки для этого существовал парадный вход, дверь в подземелья была вариантом для экстренных ситуаций или таких постояльцев, как Эллиас. Но всё же далеко не все те, кому хватило бы силы и настойчивости отодвинуть со своего пути эти тяжёлые штабеля досок, попали бы в таверну. Последняя дверь была магической, а потому те, кто не знал ключа, отправлялись в долгое путешествие по теневой стороне подземного лабиринта, имея возможность видеть, что там происходит, но никак не выбраться. Говорят, что именно эти несчастные издавали все те жуткие звуки, что порой слышны в наиболее заселённых частях подземного города: бедняги шли к людям, шли на свет, но те лишь пугались таинственных и непонятных теней, что возникали порой от несуществующих людей, которые поневоле обрели бессмертие где-то меж стен лабиринта, а потому им оставалось только жалобно стонать, скрести ногтями по магическим стенам и вопить, подобно призракам, вызывая ночные кошмары у тех, кто уже погрузился в царство ночных сновидений, или же обещая долгую ночь для тех, кто всё ещё сидел у потухающего костра, вглядываясь в темноту и ожидая давно потерявшегося родственника, что ушёл на поиски тайного выхода из подземного города. Во всяком случае, так говорили. На самом же деле никто не знал, что будет, если попытаться открыть этот проход неправильным способом, а светловолосому эльфу хватало ума не проводить столь опасный эксперимент. Не хотелось провести отведённую вечность, блуждая по призрачному миру меж стен, наблюдая за тем, как стены подземного города рушатся, как потухают там последние огни, а после и весь мир канет в Бездну. Останутся только призраки, что будут вечно бродить в абсолютной пустоте. Это будет их наказанием за чрезмерную любознательность. Пальцем в воздухе перед досками Эллиас рисует несколько символов, напоминающих ключ и серп. Зачем-то по привычке затаив дыхание, он быстро проскочил через барьер, ставший вдруг неощутимым. Спустя пару секунд, эльф уже стоял в подвале таверны, заставленной шкафами и бочками, как всегда здесь пахло сыростью и пылью.
   Яркий свет неожиданно ослепил Эллиаса, заставив прикрыть рукой глаза и не давая разглядеть того, кто так неприветливо встретил давнего знакомого Деза. Скорее всего, это был какой-то слуга, которому Одноглазый поручил по ночам охранять этот проход, чтобы через него в таверну не проникли какие-нибудь нежелательные личности. Вряд ли молодой парнишка, которых чаще всего брали на подобные должности, мог знать в лицо Эллиаса, который, скорее всего, не появлялся в этом мире уже около десятка лет. Да и не факт, что старина Дез до сих пор заправляет этим заведением. Но светловолосый эльф сразу понял, что все его опасения напрасны, когда суровый, знакомый, немного хрипловатый голос спросил:
   - Ты кто такой, засранец? - раздался характерный звук натягиваемой тетивы арбалета. - Давай колись, иначе мне придётся вышибить тебе мозги при помощи моего друга.
   Эллиас на всякий случай откинул в сторону меч, тот с характерным лязгом покатился по полу.
   - Так ещё сюда и с оружием пришёл, ну всё! Сейчас я тебя точно порешу! - скорее всего, в этот момент Одноглазый Дез вскинул арбалет, нацелившись в эльфа, чьего лица не мог разглядеть из-за капюшона и ладони, защищающей глаза от слишком яркого света.
   - Успокойся, старина, это я.
   - Я, я! Да мне плевать, тысячу раз плевать, кто ты, зато вот сейчас ты, проклятый ублюдок, узнаешь, кто я!
   Судя по всему, Одноглазый не собирался долго нянчиться с непрошеным ночным гостем. Эллиас скорее просто догадался чем услышал, как хозяин таверны вскидывает арбалет и нажимает спусковой крючок. Повинуясь своим бойцовским инстинктам, эльф пригибается к земле и совершает отчаянный кувырок тому месту, где теперь покоился его меч. Теперь он клял себя за то, что по неосмотрительности так далеко отшвырнул от себя верный клинок, но откуда ему было знать, что Дез так агрессивно воспримет ночной визит? Раньше он относился к подобному более толерантно, значит, что-то действительно изменилось. В кувырке он успевает подхватить с земли свой, но Одноглазый, кажется, тоже не совсем забыл свои навыки наёмника, коим был в прежние времена. Выхватив из-за пояса большой нож, явно иногда служащий для разделки мяса, он с чудовищным вздохом нанёс удар, но лезвие проходит мимо Эллиаса, уже вскочившего на ноги. Ослеплённый яростью Одноглазый Дез не видит в светловолосом эльфе знакомых черт и делает ещё один выпад, который Эллиас, уже стоявший с мечом в руке, с лёгкостью отбивает, ибо владелец таверны, каким бы великим и грозным воином он ни был раньше, сейчас стал невероятно грузным, а потому медлительным, да и все режущие или колющие предметы он сейчас использовал исключительно на кухне, а потому стал не так хорош, в отличие от гостя из другого мира, который ежедневно несколько часов уделял тренировка, несмотря на то, что и так был в отличной форме. Следующим своим ударом Дез открыл бок, чем Эллиас и воспользовался, быстро прыгнув в сторону и поменяв хват на одноручный, чтобы максимально увеличить дистанцию атаки. Дез, как и предполагалось, попытался развернуться, но быстрый, хоть и не очень меткий удар, заставил его сменить атаку на защиту, что дало возможность светловолосому эльфу окончательно сбить Одноглазого с ритма, на нести ещё несколько ударов и, в конце концов, обезоружить владельца таверны, оставшегося только с арбалетом, висящим за спиной, коим сейчас нельзя было воспользоваться, ибо шею Одноглазого Деза неприятно покалывал меч, на клинке которого сейчас плясали блики от пульсара, едва заметно колышущегося над плечом хозяина таверны. Дез сглотнул. Ему никогда не нравилось находиться в подобных ситуациях, хотя, если подумать, только совершенно сумасшедшему человеку может понравиться, что какой-то незнакомец сначала вторгается в его дом посреди ночи, дерётся, а потом ещё и тычет мечом.
   - А ты неплох, - зло тараща глаза на эльфа, чей капюшон при таком угле падения света давал тень, не позволяющую разглядеть его лицо, - и меч - не просто обычная железка, что тебя. Небось грабить пришёл, сукин сын? Так знай, что ты с этим добром далеко не уйдёшь, найдут, найдут и ты ответишь...
   - Хватит болтать, Дез, - сухо прервал Одноглазого Эллиас, убирая меч обратно в ножны, - я пришёл сюда снова не затем, чтобы сражаться с тобой и проливать кровь.
   - Ха, да я готов поклясться, что узнаю этот холодный голос! - тут же повеселел Дез, тем не менее, всё ещё оставаясь напряжённым и готовым в любой момент дать отпор ому, кто сейчас стоял напротив него, взирая из темноты капюшона. - Эл, старина, это ведь ты, да задерут меня подзаборные собаки! Как же я сразу не узнал твой меч! - Одноглазый Дез распахнул свои могучие объятия и тут же заключил в них эльфа, который на фоне грузного владельца таверны казался просто хворостинкой, решившей выступить против горы.
   Одноглазый Дез отпустил эльфа, на его лице теперь расплылась дружелюбная улыбка. И куда только девался тот грозный защитник своей территории, что стрелял в светловолосого гостя, даже не успев разобраться, кто скрывается под капюшоном и бесформенным плащом? Сам Эллиас к этому моменту уже скинул капюшон, давая Дезу прекрасную возможность убедиться в том, что перед ним сейчас во плоти предстал именно тот самый эльф, покрытый шрамами и разыскиваемый страже едва ли не в самую первую очередь. Во всяком случае, так было раньше, но вот насколько хорошо помнит власть былые обиды, и висят ли ещё на улицах плакаты с его неточным портретом, предстояло ещё только узнать.
   - Ты уж прости за этот приём, - неловко усмехнулся Одноглазый, подбирая с каменного пола болт, который должен был пробить грудь эльфа, но, к счастью, прошёл в нескольких сантиметрах над его плечом.
   - Как раз хотел тебя спросить об этом, - бросил светловолосый, оглядываясь назад, его всё ещё не покидали тревожные мысли на счёт того безумного фанатика, конечно, вряд ли он сможет добраться сюда, пройдя все выставленные ловушки, но вокруг явно происходило что-то странное, и это не давало покоя, - обычно ты гостей встречаешь более дружелюбно.
   - Только тех, что приходят сверху, - нахмурился Дез, засовывая нож обратно за пояс, - от тех, что лезут из подземелий, только неприятности. Да и никто не пользовался этим проходом уже много лет, ты был едва ли не последним.
   - Тогда что ты делал около него в такой час? - Эллиас вскинул бровь.
   - Предчувствие, - осклабился Одноглазый, - а говорят, что у стариков вроде меня это всё от маразма и помешательства. Врут, паразиты, я точно знаю.
   - А если серьёзно?
   - Услышал какой-то странный шум. Думал, что воры каким-то образом пробрались сюда, но потом я увидел эту дрожащую, расплывающуюся стену, и понял, что дела куда серьёзнее, чем обычный воришка, которого можно пристрелить - и дело с концом. Ты же сам знаешь, что случайные люди этим входом вряд ли могут воспользоваться.
   - Но при этом ты всё равно попытался меня пригвоздить к стенке? - эльф усмехнулся. - Узнаю тебя, сначала рубануть, ещё раз рубануть, а потом уже посмотреть в лицо тому, кто истекает кровью.
   - Я уже сказал: оттуда, - Дез красноречиво указал на стену, из которой вывалился в подвал таверны Эллиас, - ничего хорошего выползти не может.
   - То есть меня ты считаешь дурным знаком?
   - Да я уже давно смирился с мыслью о том, что где-то издох в подземельях нашего славного города! - искренне изумился Одноглазый Дез провокационному вопросу светловолосого эльфа.
   - Поверь, тогда бы об этом узнали на поверхности хотя бы спустя год.
   - Ты всё-таки или слишком много себе думаешь, или просто-напросто незнаком со сложившейся ситуацией. Как давно ты в городе?
   - С сегодняшнего утра, днём пришлось переждать и не показываться на глаза, чтобы меня ни в чём не заподозрили, потом я пошёл в подземелья через колодец.
   - Значит, скорее второе, чем первое, - Одноглазый Дез сразу посерьёзнел, - и до этого момента ты не бывал в городе?
   - Нет, ты же знаешь, что первым делом я всегда иду к тебе после длительного отсутствия, чтобы узнать последние новости.
   - На этот раз есть, что узнавать, поверь мне, - вздохнул Дез и махнул рукой, направляясь в сторону лестницы, - пойдём, ты, наверное, голоден, вот за едой тебе всё и расскажу.
   - Если честно, то только за этим я сюда и пришёл, - пожал плечами Эллиас, следуя за хозяином таверны, - но и от информации не откажусь, я заметил несколько странных вещей в подземелье, хотелось бы тебя о них спросить.
   Они поднялись наверх, в обеденном зале было темно и пусто. Светловолосого эльфа даже передёрнуло, ведь он привык видеть таверну полной жизни и кишащей самыми разными людьми. Зажигались факелы и несколько подвесных канделябров, которые хоть и не выглядели слишком изящно, но при этом давали достаточно света, чтобы можно было не натыкаться на столы и стулья. Сейчас через окно сюда заглядывала только луна, укрывая всё тут своим небесным серебром. Действительно не по себе, как будто дом, полный умертвий и призраков, ещё и старый деревянный пол скрипит под ногами да наверху кто-то мучается от ночных кошмаров, периодически оглашая окрестности своими истошными криками и причитаниями. Хотя вряд ли для местных жителей подобные звуки были редкостью, но во Эллиас, привыкший к тишине своего маленького спокойного мира, находил в таком сопровождении крайне мало приятного, но пришлось смириться, ибо средства от ночных комаров он так и не изобрёл, иначе сам бы давно уже принимал такое зелье, поскольку тревожные сны и его посещали куда чаще, чем того хотелось бы. Одноглазый Дез удалился куда-то на кухню, начав греметь посудой и явно разбудив кого-то из тех постояльцев, что по долгу профессии обладал чутким сном, который легко нарушить, но при этом ночной гость был уверен, что никто не скажет хозяину и слова на счёт этих неудобств. На то было как минимум две причины: во-первых, солидарность, поскольку почти все, кто выбирал местом своей временной резиденции таверну "У Кейла", было довольно тёмное прошлое и плохие отношения с законной властью в городе, а потому они всегда сопереживали тем, у кого имелись похожие проблемы, хотя большинство из этих типов трудно было назвать располагающими, скорее всего, это было просто чувство профессиональности, чем что-то похожее на обычное человеческое сострадание; во-вторых, как ни странно, но этого неповоротливого громилу боялись, ибо у него всё ещё имелись связи, которые могли очень сильно подпортить жизнь тому человеку, что почему-то вдруг решил начать досаждать Одноглазому Дезу. Таких горячих голов поначалу было более чем предостаточно, но после нескольких публичных расправ посягательства на таверну и его хозяина прекратились. Да и о чём они вообще думали, когда шли на такого парня, как Дез? Он ведь даже тогда выглядел достаточно устрашающе, чтобы у особенно впечатлительных тряслись коленки. Ничего удивительного, ведь раньше этот здоровяк был капитаном речных пиратов. Почти всю его команду перебили, сам он лишился глаза и до сих пор немного прихрамывал при ходьбе - вовремя не оказанная медицинская помощь может иметь для человека ужасные последствия, особенно для воина, который с каждой полученной серьёзной раной становится всё хуже и хуже в своём деле. Потому Дезу пришлось оставить свой прежний опасный промысел и сойти на берег, навсегда распрощавшись не только с потопленным в той стычке кораблём и своими бравыми ребятами, но и со всем тем, что было им нажито за долгие годы бесчинств на крупных реках этого мира, со всей своей прошлой жизнью. В этот город Одноглазый Дез пришёл уже побитым и на земле, и на воде, повидавшим жизнь бравым воякой, который был готов перерезать горло каждому, кто посмеет сказать против него хоть слово. Должно быть, именно этот безумный огонь в его глазах и умение обращаться с мечом заставили прежнего хозяина таверны нанять Одноглазого в качестве охранника. Он не раз выручал старика в самых разных неприятных ситуациях, некоторые из которых афишировались, а остальные так навсегда и останутся по ту сторону завесы тайны. В суровом мире Одноглазый Дез остался единственной опорой старого хозяина после того, как его жена скончалась, а единственный сын был убит каким-то местным бродягой, который так и не познал весь ужас уготованного ему наказания, ибо был куда хитрее и проворнее охранника, привыкшего к простой работе, не требующей особенного напряжения мозгов, но со временем он научился не только размахивать мечом. Старик сделал его своим единственным учеником и преемником, передал все те знания, что накопил, владея единственным местом в городе, где можно было чувствовать себя хоть в относительной безопасности. Дез научился торговать информацией, научился её добывать, стал действительно деловым человеком, но при этом всё ещё оставался бывшим капитан6ом пиратов, который предпочитал все решать сначала сталью, а потом уже словами. Сегодня в подвале он продемонстрировал эту далеко не лучшую черту своего характера как нельзя лучше, выпустив болт из арбалета, а после кинувшись на Эллиаса с ножом. А ведь он должен был измениться после того, как скончался прежний владелец, оставив уже немолодому Дезу в наследство не только всё своё имуществе, но и так же столь ценное право управлять таверной "У Кейла". Сейчас Одноглазый окончательно поседел, его лицо избороздили глубокие морщины, оставшийся глаз потускнел, в нём чувствовалась старческая усталость, но никак не та былая мощь. Увы, Дез неумолимо старел, как и все люди. И только Эллиас оставался всё так же молод телом, старея лишь духом.
   - И долго ты собираешься любоваться на эту красотищу? - с усмешкой спросил Дез, выходя из-за стойки с блюдом в одной руке и бутылкой какого-то спиртного напитка в другой. - Приземляйся уже, куда тебе угодно, а то боюсь, как бы ты не упал после всего того, что мне нужно тебе сегодня рассказать.
   - Это столь невероятные новости? - едва улыбнувшись, поинтересовался эльф со шрамами, присаживаясь за тот стол, что оказался к нему ближе всех, тренированные глаза его уже снова привыкли к мраку, а потому царящая в обеденном зале темнота не доставляла дискомфорта.
   - Ты даже не представляешь, насколько, - самодовольно хмыкнул Дез, ставя перед Эллиасом какую-то похлёбку, невесть что, но сойдёт, поскольку эльф был действительно голоден как волк.
   - Я весь внимание, Дез.
   - Надеюсь на это, сожри тебя тёмные силы, - хмыкнул Одноглазый, - обычно-то ты слушаешь внимательно только до какого-то определённого момента, а потом начинаешь задавать свои вопросы.
   - Потому что ты часто даёшь предвзятую информацию.
   - Эл, подонки и есть подонки, когда ты это уже, наконец, усвоишь?
   - Тогда, когда ты поймёшь, что существует несколько точек зрения.
   - Только не надо снова разводить тут эту дрянную философию, - поморщился Дез, - я и так прекрасно знаю, что куда больше любишь болтать, чем размахивать мечом.
   - Тебе желаю того же. Но можешь не переживать, как минимум первую часть твоего повествования мой рот будет занят кое-чем поинтересней.
   - И ты даже не спросишь, из чего сделана эта вкуснейшая похлёбка?
   - Нет, мне хватит того, что она достаточно аппетитно пахнет. Я привык к тому, что у тебя тут не самые свежие и качественные продукты.
   - Обижаешь, ну да ладно. Значится, слушай, - Одноглазый Дез, кряхтя, откупорил бутылку, как ни странно, но в пузатом сосуде было вино - большая редкость и настоящий деликатес для местных жителей, наверняка, старик выкупил его у какого-нибудь странствующего торговца с юга или получил в качестве подарка от одного из очень благодарных клиентов своего заведения, в жестяную кружку полилась тёмная жидкость, от своей порции Эллиас отказался, покачав головой, но Дез тому ничуть не удивился: эльф часто пренебрегал алкоголем, предпочитая всегда оставлять сознание ясным и отдалённым хотя бы от действия спиртных напитков, ибо других раздражающих факторов для его психики и без того хватало, пригубив ценный напиток, хозяин таверны довольно облизал губы, прокашлялся и начал, наконец, говорить: - В общем-то, первые года два или три ничего интересного не происходило.
   - Разумеется, именно за такими историями я сюда и пришёл, - ядовито усмехнулся эльф, кажется, уже забыв о том, что хоть и в завуалированной форме, но всё-таки пообещал Дезу не перебивать его до того момента, как закончится похлёбка, но Одноглазый просто очень тактично сделал вид, что просто не расслышал замечание светловолосого.
   - В основном только Том со своей бандой много бедокурили. Было даже несколько крупных стычек со стражей. Говорят, там достаточно много молодых парней полегло, но и представителей закона тоже изрядно покрошили, потом ещё несколько недель с улиц трупы выносили, но я об этом слышал так, мельком, ибо основное действо происходило далеко от таверны, а ты сам знаешь, что я отсюда ни ногой. Ну, так вот, в общем, ничего интересного, самые обыкновенные дела, пьяные драки, поножовщины, несколько публичных казней на площади, но ты и сам на это насмотрелся, так что тебе об этом рассказывать нет смысла. Перескочим чуть ближе к сегодняшнему дню, - Одноглазый Дез сделал ещё один глоток, - там уже начались странности. Стоило только Тому и его парням немного утихнуть, как всё пошло наперекосяк. Откуда ни возьмись, под стенами нашего города появились какие-то засранцы, настойчиво требующие открыть им ворота, иначе они призовут на нас гнев какого-то бога и сметут тут всё к моей прабабушке. Разумеется, сначала их всей дружной оравой стражники обругали матом, слили их переговорщику на голову целое ведро помоев и на том успокоились. Мы, но не они. Через пару дней тут у нас прямо под боком был уже настоящий военный лагерь, что б их. Конечно, там не было всяких лестниц, осадных машин и прочей убийственной техники, но стражники всё равно заметно струхнули. Послали к властям, но те не откликнулись на зов о помощи. Пришлось искать самого словоохотливого и посылать к этим фанатикам извиняться. Какой позор! Этим ублюдкам стоило только немного попугать нас, а мы тут же стали лизать им задницы! Будь я у власти, всё было бы по-другому! Собрали бы всех стражников и пошли бы показали, кто тут на самом деле хозяин! Но всё обернулось несколько иначе. Тот паренёк вернулся уже с промытыми мозгами, понимаешь? Нёс какую-то откровенную чушь про том, что, мол, свет великого Красного Бога затмевает даже солнце, но только лишь очистившиеся от влияния демонов смогут познать всю его доброту и силу. Ну ты представляешь? Не знаю, какой уж магии его там подвергли эти яйцеголовые, но он точно тронулся умом. Лечить его, конечно же, никто не пытался, думали, что это само пройдёт, но, Эл, не прошло. Этот бедолага только и дела, что молился круглыми сутками, после того, как он умер голода и жажды, у стен снова появился тот чокнутый священник, которого до того обдали из ведра с объедками. Он говорил, что Красный Бог готов принять всех под своё крыло, даже тех, кто думает, что для него всё уже безнадёжно и жизнь кончена. Конечно, когда мне донесли эти новости, я передал, что бы никто даже и не вздумал вступать с ним в переговоры. Наши стены хоть и старинные, но смогут выдержать осаду такой малочисленной армии. Меня не послушали, несколько бунтарей, которые, судя по всему, тоже оказались под влиянием магии засранцев Красного Бога, открыли ворота и впустили всю эту странную братию к нам в город. Вот тогда и началось самое странное: вместо оборванцев и варваров, которых мы все ожидали увидеть, несмотря на пёстрые палатки и красивые слова, в город вошли самые настоящие рыцари. В сверкающих доспехах, со штандартами. Впереди всех шёл тот самый священник, а рядом с ним, если верить словам очевидцев, какой-то тип, что сиял раньше солнца, а на голове его бушевало самое настоящее пламя. Он говорил, что прибыл с неба на каком-то корабле, а вместе с собой принёс избавление на эти земли, избавление от всех демонов, что терзают человеческие души. Я никогда не слышал столь откровенного бреда, но, видишь ли, то ли он так складно говорил, то ли был первоклассным магом, но многие из толпы тут же кинулись целовать ему ноги. Правда, не все. Некоторые попытались закидать его камнями, но эти гиганты в доспехах тут же окружили его, давая беспрепятственно продвигаться по главной улице к резиденции нашего покойного ныне губернатора. Они с боем взяли его поместье в самом центре города, не потеряв при этом ни одного человека со своей стороны, но отправив на тот свет около трёх десятков стражников. Я сам там не был, но мне рассказали, что в конце битвы все их доспехи и мечи были абсолютно красными от крови. Но мне самому недавно довелось видеть, как эти парни в доспехах "несут избавление" своими мечами, так что я охотно верю этой небылице. Знаешь, даже тебе я не пожелал бы оказаться у них на пути, потому что такого великолепного мастерства я не видел никогда в жизни. Они за несколько секунд раскидали целую толпу людей Тома, при этом сами не получили ни одной царапины. Хотя оно и неудивительно, разве могут эти нелепые самодельные лезвия или ножи, купленные на рынке у какого-нибудь подколодного барахольщика, пробить самые настоящие качественные рыцарские доспехи, которые не только выглядят устрашающе, но явно далеко нее последним мастером сделаны, поскольку мечи их - высший класс, тончайшая, великолепнейшая работа, будь у моей команды такое обмундирование и арсенал - я бы сейчас не сидел тут и не пил контрабандное вино, а почивал на заслуженных лаврах где-нибудь на островах, не принадлежащих пока ещё ни одному государству, - вспомнив дни былой славы и лихих сражений, времена своей буйной молодости, Дез вздохнул и снова пригубил вино, Одноглазый вообще делал это с такой завидной регулярностью, что, не успев поведать даже о том, что стало с губернатором, успел прикончить уже целую кружку, а сейчас уже наливал себе по новой, как бы он не опьянел раньше времени и не превратил свой пока складный рассказ в винные бредни, - но это я отвлёкся. Однако сам посуди, как я мог не рассказать об этом, а? Тебе, как знатоку разных железяк и мастеру фехтования это должно быть интересно, - Эллиас хотел на это что-то ответить, но Дез прервал его взмахом руки и недовольной миной на лице, - знаю, что ты хочешь мне сказать, но вот, что я тебе отвечу, мой дорогой остроухий друг: кем бы ты себя ни выставлял, но учёные не могут обращаться с мечом так, как ты, а потому, уволь, но я до конца своих дней буду считать тебя засранцем, отбирающим жизни, а не тем, кто пытается эти жизни улучшить посредством введения всяких там штучек-дрючек. Так вот, значится, эти рыцари, мать их, со своим Красным Богом вывели нашего губернатора на площадь перед толпой, которая готова была его на куски порвать. Не знаю, правда это или не , но говорят, что стоило только этому светящемуся ублюдку махнуть рукой, как монарху какому, вся эта чернь сразу же умолкла. Тогда тот священник и говорит, мол, вот виновник всех ваших бед и рассадитель всех грехов, вот тот, кто не даёт вам очиститься, но Красный Бог милостив, а потому оставляет этому бренному созданию жизнь, ибо сам он не демон, но лишь свидетельство их поганой работы. И отпустил его. Представляешь? Где это видано, что бы захватчики отпускали главу города, который только что сдался им практически без бля? Да нигде, история не знает таких случаев.
   - Или ты просто недостаточно хорошо знаешь историю, Дез, - усмехнулся Эллиас, отставляя в сторону опустевшую тарелку, - лет триста-триста пятьдесят назад король, не ваш, но это и не так важно, также отдал мятежного барона на суд толпы. Увы, того ждала крайне печальная участь: обезумевшие люди растерзали беднягу буквально на кусочки.
   - Да иди ты со своей историей, Эл, сам знаешь куда, - снова отмахнулся Одноглазый, потянувшись за кружкой, но светловолосый слегка ударил его по руке.
   - С тебя уже хватит. Мне нужна полная информация, а бред напившегося в стельку старика.
   - Меня таким компотиком не возьмёшь, - рассмеялся в ответ хозяин таверны и залпом опорожнил всю кружку, теперь у Одноглазого было всего два таланта: добывать информацию даже из самых дальних сточных канав города и выхлёбывать алкогольные напитки подобно буйволу, - да и тут, к тому же, был уникальный случай. Люди не только не хотели ничего с ним делать, но даже расступились перед ним, открывая дорогу к открытым настежь воротам, откуда уже потихоньку начал вытекать народ, ибо, сам знаешь, открытие ворот для нашего города самое настоящее событие, вот только такого, что бы за выходом и входом никто не следил, никогда не было, потому наименее любопытные и поспешили воспользоваться своим шансом и стали удирать на все четыре стороны. Вот только, сдаётся мне, сам губернатор с куда большей радостью отправился бы на виселицу или к палачу. Да даже в камеру пыток: всё лучше, чем каждым миллиметром своего воспалённого безумного сознания понимать, что пришёл конец твоей безграничной власти. Вот уж точно: кто был всем, тот стал никем. Наш губернатор давно уже не славился трезвым рассудком и здравой памятью, а тут его совсем перекосило. Он с диким криком кинулся на какого-то беднягу, что по неосторожности оказался в первых рядах с каким-то инструментом. Там он и истёк кровью. Несмотря на тёмное прошлое и его преступления, Красный Бог распорядился, чтобы его похоронили, как подобает, никто не был против, но я почти уверен, что в тот момент в толпе были люди Тома, однако они решили нанести удар потом, однако, об этом поговорим чуть позже. После недельного траура, объявленного в честь всех погибших в целом и губернатор в частности, священник уведомил всех, что теперь в городе единственной законной властью является власть Красного Бога и его посредников, через которых он будет доносить до народа свою полю. Как ни странно, никто тому противиться не стал. Должно быть, уже слишком привыкли к тому, что на верхушке у нас сидят всякие психи, к тому же этот Красный Бог поначалу казался довольно мирным, да и что ты сможешь сделать против того, кто смог подчинить себе половину города, только появившись в нём? Да ничего, только стать очередным послушным рабом воли этой новой религии. Конечно, далеко не всем нравился такой расклад дел. Ты знаешь, о ком я говорю.
   - Том, - кивнул светловолосый, - судя по твоим словам, он был едва ли не главным действующим лицом в годы моего отсутствия.
   - Ему было, у кого учиться, - мрачно улыбнулся Дез и продолжил: - Так вот, Том и его банда постарались воззвать к жителям годы. Что-то говорили про свободу, которую так неожиданно подарила им судьба, что пора, наконец, встать и бороться за свои права, но их просто освистали и выгнали с площади, потому что слово Красного Бога было куда сильнее слова нашего Воронёнка, а потому в скором времени тот, не забыв обиды, стал подтачивать свои когти и клюв для схватки за власть над городом.
   - Не трудно догадаться, кто победил.
   - Ну, согласись, учитывая, сколько безнадёжных сорвиголов в городе, у них было едва ли не четырёхкратное численное преимущество.
   - Качество почти всегда важнее количества. За исключением тех случаев, когда количество переваливает за десятикратное преимущество.
   - У Тома в распоряжении было несколько наёмников с трактов.
   - Которых по тем или иным причинам забраковали на этих самых трактах, то есть были хуе, чем большинство, а эти рыцари - не просто профессионалы, а мастера, виртуозы. У них не было шанса без хотя бы маленькой и мало-мальски вооружённой армии.
   - В любом случае, ты прав на счёт одного: Том и его люди потерпели сокрушительное поражение. Куча трупов и никакого результата: люди словно бы не заметили ничего, власть Красного Бога оставалась нерушимой, всё было спокойно, Воронёнок ещё долго не смог бы оклематься от полученных ран, но спокойствие нашему городу может только сниться. Обеспокоенные такой скорой реакцией на воцарение в городе власти Красного Бога, его священники объявили, что наш город погряз в грехах, а посему нужно срочно организовать охоту на так называемых демонов, точный список которых объявили на следующей же неделе. Ты не поверишь, с каким энтузиазмом было встречено это варварское предприятие. Все тут же вооружились, кто чем мог, и пошли искать этих самых демонов. На пару дней город превратился в самый настоящий ад, можешь поверить мне на слово. Повсюду горели костры, на которых очищали тех демонов, что имели неосторожность попасться толпе, у которой под рукой оказалось ненужное дерево или какие-нибудь тряпки. Эти ужасные крики бедняг, наверное, слышали в соседнем городе, а запах стоял такой, что ко мне, кажется, ещё до сих пор не вернулось обоняние в полной мере, что бы там все эти фанатики подохли со своими демонами и со своим Красным Богом вместе, - Одноглазый Дез с чувством сплюнул куда-то в сторону, но при этом эльфу показалось, что сразу же после хозяин таверны покосился на окна, будто бы не хотел, чтобы кто-то увидел такой красноречивый жест пренебрежения Красным Богом, но пока светловолосый эльф догадался оставить это без комментариев, - тем же, что попались в руки непосредственно служителям Красного Бога, число коих росло не по дням, а по часа, обещали честный и справедливый суд, но, как ты сам прекрасно понимаешь, заканчивалось всё это дело одинаково - смертным приговором. Причём часто прямо на месте.
   - Тогда судом это довольно трудно назвать, - поморщился Эллиас, ему были знакомы подобные скорые расправы, не раз он видел подобное собственными глазами, а иногда и сам был тем, против кого выходила вооружённая толпа, решившая вершить самосуд, приходилось защищаться, потому что тогда жить ещё хотелось.
   - Ну, вот тут я мог бы снова с тобой поспорить, - покачал головой Одноглазый.
   - Ты вообще любишь это делать по любому поводу.
   - Потому что ты далеко не всегда бываешь прав.
   - Трудно быть абсолютно правым, поняв, что истины не существует как таковой, но это снова философия, которая так тебя раздражает. Продолжай.
   - Спасибо, что разрешили, о Великий, - криво усмехнулся Дез, снова наполняя кружку, но пока не притрагиваясь к ней, - так вот, суд это всё-таки напоминало хоть и отдалённо. Священники прилюдно зачитывали те непристойные деяния, в которых был повинен предполагаемый демон, а он в свою очередь должен был объяснить, какого, собственно, лешего, он всё это натворил. Разумеется, большинство сразу же плевало в лицо обвинителям, ну что тут поделаешь, народ у нас такой, прямо скажем, темпераментный, их признавали виновными и тут же отправляли на костёр или просто вешали, поскольку Красный Бог признаёт оба метода, главное, чтобы демон больше не мог никого совратить и сам больше не имел возможности грешить, - Дез чему-то усмехнулся, - тот список был достаточно внушительных размеров, так что, как я уже говорил, в городе воцарился полный хаос: по улицам бродили толпы вооружённых людей, священники повсеместно целыми группами обращали народ в новую веру, горели очистительные костры, люди Тома пытались со всем этим бороться, вследствие чего количество трупов только росло, а за всем этим из резиденции наблюдал надменный Красный Бог, бывший главный причиной всего этого безумия. Несколько недовольных пытались пробраться в резиденцию, чтобы остановить это, но, тем не менее, не думаю, что они были из числа людей Тома, слишком уж осторожно и деликатно они себя вели. Наверное, только это их и спасло, потому что иначе рыцари просто порубили бы их в капусту, посчитав людьми, поддавшимися влиянию демонов, ну или как они там это называют. Бедняг просто развернули, наставив на "путь истинный". Довольно скоро некоторые из них были замечены в толпах, вершащих суды, остальные же бесследно пропали. Говорят, что они просто продолжили вести активную агитацию граждан против новой власти Красного Бога, а потому были приравнены к демонам. Какая судьба их ждала, ты и сам можешь с лёгкостью догадаться.
   - Как я понимаю, - кивнул Эллиас, - имя Тома было первым в этом списке? К тому же, он и его люди, судя по твоим словам, были едва ли не единственными, кто оказывал сопротивление захватчикам.
   - Ну, во-первых, их трудно назвать захватчиками, Эл. По сути, почти все сразу же приняли их как законную власть, так что захватчиками, узурпаторами и мятежниками со стороны населения являются как раз-таки люди Тома, но это так, разумеется, просто слова и исключительно бумажная точка зрения. Сам-то я думаю, что всем этим красным пора давно катиться из нашего города подобру-поздорову, но вряд ли меня кто послушает теперь, да и не очень хочется пополнять список демонов в моём-то положении, сам понимаешь.
   - Неужто грозного Одноглазого Деза, великого короля всех пиратов, смогли утихомирить и запугать какие-то религиозные фанатики? Вот уж никогда бы не подумал, что это будет так легко, - усмехнулся Эллиас.
   - Очень смешно, остроухий, вот только посмотрел бы я на тебя, если бы ты решил перечить новым хозяевам в этом городе. Хотя тебе даже и перечить не надо. Стоит только им на глаза попасться, как тут же повесят на первом суку или вовсе сожгут, чего доброго, даже без своей жалкой имитации справедливого суда и прочих дрянных представлений, которые они так любят устраивать.
   - Что ты имеешь в виду? - Эллиас нахмурился и заметно напрягся, нет, это не было похоже не угрозу, но всё-таки в этот момент от Деза будто бы повеяло зловонием предательства, своим предчувствиям светловолосый эльф со шрамами привык доверять, но сейчас это слишком походило на паранойю, гость из другого мира слишком давно знал Одноглазого, что бы не доверять ему, обычная подозрительность сейчас играла с ним дурные шутки.
   - Да то, что совсем не наш Воронёнок у них первый в списке. Он, конечно, идёт вторым, но в первую очередь Красный Бог хочет уничтожить именно тебя, мой дорогой друг. Первым в списке значится имя некоего Эллиаса, который является предводителем всей армии демонов, что правила в городе до пришествия великого Красного Бога и его сторонников. Теперь же, когда огонь божества пылает в большинстве сердец жителей города, он считает, что может победить главного демона, то есть тебя, иначе все усилия будут напрасны, ибо поганый демон будет только множить себе подобных, пока не останется только он и Красный Бог, но победить его можно сообща, никак иначе. Уж не знаю, как он узнал твоё имя, Эл, и что это за персонаж, но он пустит все свои ресурсы, как только узнает, что ты снова появился в городе.
   - Стой, погоди минутку, - светловолосый вскочил со своего места, - но ведь этого не может быть! - тёмные глаза Эллиаса сейчас стали похожи на два небольших блюдцах, в них читался не то страх, не то твёрдая решимость и гнев.
   - Ну, хочешь верь, хочешь не верь, - пожал плечами Одноглазый Дез, - а я собственными глазами видел этот проклятый список. Да что тут врать? Они, мать их, развешаны почти на каждом углу, так что любой ублюдок может просто взять, подойти к грёбанной доске объявлений, вооружиться тем, что попадётся под руку, и идти вершить правосудие! Теперь тут устроено всё так, но это не столь важно. Твоё имя там действительно первое, написано огромными красными буквами так, что остальных там почти невозможно разглядеть. Понимаешь, Эл, теперь в этом городе каждая собака - твой враг, готовый в любой момент вцепиться тебе в горло. Тебе никто не станет помогать, потому что ты - прямая угроза власти Красного Бога, которого теперь тут почитают так, как никогда раньше не почитали ни одно божество, ни одного проклятого идола, что б их всех.
   - Это какое-то безумие, - Эллиас с тяжёлым вздохом опустился на своё прежнее место, - всё кажется слишком сумасшедшим, чтобы быть правдой.
   - Знаю, для меня это тоже поначалу походило на дурной сон, но я привык мириться с окружающей действительностью, - Дез понимающе кивнул и сочувственно похлопал светловолосого по плечу, но, заметив его опустевший в мгновение взгляд, недовольно покачала головой: - Ты только не вздумай тут снова с ума сходить, усёк? Мне психи лишние не нужны, и своих хватает.
   - Усёк, - мрачно улыбнулся в ответ светловолосый, - но ты мне так до сих пор и не рассказал, что было дальше.
   - Верно, но тут уже особенно и нечего рассказывать на самом деле.
   - Думаю, ты прекрасно знаешь, что я имел в виду Тома.
   - Понимаю, но, видишь ли, то, что ты услышишь, вряд ли может тебе понравиться.
   - Я достаточно привык к плохим новостям и понял, что не стоит расстраиваться после каждой услышанной. Выкладывай, Дез.
   - Помни, ты сам меня об этом просил, - в последний раз предупредил хозяин таверны, - ты знаешь нашего Воронёнка лучше всех, так что для тебя не составит труда представить, как сильно он был "расстроен" тем, что, несмотря на гибель губернатора, в городе власть до сих пор не принадлежала людям, а перешла в руки какого-то самозванца называющего себя Красным Богом. Но на этот раз ему хватило терпения и осмотрительности не связываться с ним в первые дни, когда народ бушевал и устраивал все эти побоища на улицах. Он появился спустя несколько лет, когда для всех Красный Бог и его религия стали вполне обыкновенным явлением в нашем городе, когда никто уже ни удивлялся группам людей у алтарей на улицах или столпотворению у храма в праздничные дни. Он появился как гром среди ясного неба, неожиданно, с мечом в руках. Когда его снова впервые увидели на улицах люди начали доставать из укромных мест спрятанное во время погромов оружие: все понимали, что Том снова пришёл бороться за свою свободу и ни перед чем не остановится.
   - Ты так говоришь, будто бы люди не только смирились с тем, что теперь у власти не просто безумец, а недоделанный бог, но при этом даже стали жить лучше, спокойнее.
   - Ну, знаешь, никто не жаловался, - пожал плечами Одноглазый Дез, - да и разве можно было жить хуже, чем при том чокнутом затворнике, мать его?
   - Нет предела совершенству.
   - Да иди ты, Эл, - махнул рукой хозяин таверну, - ты просто не знаешь, о чём говоришь. На улицах действительно стало спокойнее, стало гораздо меньше убийств, преступлений, потому что люди боялись разгневать Красного Бога, у которого в распоряжении всегда готовые к бою первоклассные рыцари. Уж не знаю, как именно ему это удалось: страхом, проклятой магией, ядом, распылённым над городом - но я точно знаю, что жить действительно стало хоть чуточку спокойнее. Деньги, конечно, из ниоткуда не появились, запас чудес был исчерпан и таинственной силой слова Красного Бога, землю нашу святой объявлять никто не собирался, а потому и на пилигримов полагаться тоже особо не приходилось, но хотя бы по ночам перестали быть слышными все эти ужасные крики, стоны и прочее. Столько прожив в этом городе, я никогда не мог подумать, что здесь можно чувствовать себя в безопасности.
   - Трудно назвать безопасным город, где весь порядок поддерживается страхом. Такое положение дел даже опаснее, чем когда ты прекрасно знаешь, что в любой момент кто-то может ударить тебя в спину ножом, потому что ты не готов к буре, не готов к тому, что что-то поменяется.
   - Понимаю, и я так сначала тоже думал, но, согласись, лучше ходить по улицам, опасаясь крайне маловероятной кары Красного Бога, чем постоянно оглядываться по сторонам в поисках убийц или воров.
   - Если тебе представлены два варианта зла, то лучше не выбирать, а самому добиваться лучшего.
   - Именно так и поступил Том, - печально вздохнул Одноглазый Дез, стараясь заглушить боль тех дней вином, - он вывел на улицы тех людей, что ещё остались ему верны и не поддались влиянию Красного Бога. Таких было очень и очень мало, но это были лучшие из лучших, бывшие наёмники и солдаты, которые вдохновились идеями Тома, что он, несмотря на свою молодость, смог вложить в их головы.
   - Он невероятно талантлив как в обращении с мечом, так и в ораторском искусстве. Если бы он победил в этой борьбе, то вы бы все многое выиграли, но, как я понимаю, у твоей истории слегка иной конец, верно?
   - К сожалению, да. Как бы хорошо Воронёнок ни убеждал людей, против того, что использовал Красный Бог, ему было нечего выставить, только меч. Именно это он и сделал. Вывел всех людей, что у него были, против Красного Бога, но не учёл один факт: на этот раз по другую сторону баррикад были не только ненавистные всем стражники и коррумпированные с ног до головы власти города да приближённые губернатора. Теперь против Тома с обнажённым оружием шли и простые люди, и рыцари, и священники. Люди, сражавшиеся за свободу, такого, разумеется, никак не ожидали и не готовы были идти против своих соотечественников, но всё-таки почти все там были наёмниками или солдатами, как я уже сказал, к тому же, помимо этого, безоговорочно преданы нашему Воронёнку, так что их это не остановило. Завязался неравный бой, в ходе которого тренированные бойцы Тома смогли откинуть назад сопротивление простых крестьян, хоть и с потерями, они закрепились на нескольких улицах и уже собирались праздновать победу, но тут подоспели рыцари. Буквально в полчаса им удалось пробиться сквозь наскоро построенные укрепления, представлявшие собой груды хлама, и разбить тех, кто пытался их удержать. Честно говоря, там было страшное месиво, почти никто из наёмников не выжил, раненых быстро добили, а пленных отправили на суд для очищения. Кто-то из них довольно быстро отказался от преданности Тому и его идеалов свободного общества, а кто-то верил в идею Воронёнка до конца и продолжал сопротивляться вливавшемуся в их головы яду Красного Бога, а потому священники, что б их, замучились с этими бедолагами, да и отправили их к праотцам, земля им будет пухом. Это было последнее посягательство на власть нового божества в городе. Теперь тут все готовы хоть землю есть по одному его слову или даже простому объявлению, вывешенному около главного храма, который был построен на том месте, где погиб губернатор, там, говорят, даже капелла в его честь есть, но я там никогда не был, так что не знаю, точно тебе сказать не могу, но это очень может быть.
   - Меня это не интересует, - сухо отрезал Эллиас, - что стало с Томом? Он пережил ту стычку?
   - А вот тут-то и самая неприятная новость: я не знаю, старина. О нём ничего уже давным-давно не слышно, но я точно могу сказать, что его не поймали, иначе бы устроили из этого очередной спектакль, ведь он считается одним из предводителей этих самых демонов, - Дез усмехнулся, - возможно, во время схватки Том снова полез в самое пекло, и там его порубили так, что родная мам бы не узнала, но в это я тоже не верю. Скорее всего, Воронёнок сейчас где-то затаился, как перед той своей безумной атакой на Красного Бога, чистит пёрышки, зализывает раны и готовится к новой схватке, но что-то мне подсказывает: она обернётся полной катастрофой для нашего города, ибо на этот раз Том не потерпит поражения и будет идти до самого конца, победного или же проигрышного - неважно - главное, что до конца.
   - Значит, он, скорее всего, жив, - Эллиас кивнул своим мыслям.
   - Я бы не стал слишком на это рассчитывать, старина. В тот день было действительно жарко, много хороших ребят полегло, а Том дрался в первых рядах, ты же его знаешь. Когда подошли рыцари, у него было очень мало шансов остаться целым и невредимым, хотя некоторые особенно безумные из его стаи могли закрыть лидера собой, но что-то я в это не верю, мать их, учитывая тёмное прошлое некоторых личностей в его отряде.
   - Понимаю, но всё-таки шанс должен быть. Думаю, мне удастся поймать кого-нибудь из его старой банды на улицах это не так уж и сложно, каждая собака в этом городе теперь, если верить тебе, Дез, знает меня в лицо.
   - И именно поэтому я бы советовал тебе не высовываться какое-то время отсюда. Если хочешь, я могу отправить кого-нибудь на поиски, только назови имена или клички, здесь почти все постояльцы мне должны, а за прощёный долг готовы хоть собственную душу продать.
   - Не нужно, я сам смогу за себя постоять.
   - Послушай, Эл, когда тебя просто считают безумным бродягой с мечом - это одно, но теперь ты самый настоящий преступник в розыске, и хоть за твою голову не назначена солидная награда, как это обычно бывает в таких случаях, но сейчас здесь все настолько помешались на религии Красного Бога, что готовы за просто так отдать жизнь в борьбе с демонами, лишь бы он был доволен, понимаешь?
   - Лучше, чем ты думаешь, Дез, - кивнул эльф со шрамами, - поверь, мне не впервой быть для всех врагом, как бы пафосно и дёшево это ни звучало.
   - А мне кажется, что ты не полностью осознаёшь степень опасности, - видя, что Эллиас собирается уходить, Одноглазый Дез почему-то занервничал, - крестьяне, преступники и прочая подзаборная шалупонь - для тебя это раз плюнуть, тут не поспоришь, но есть ещё рыцари, которых тут же отправят по твоему следу, как только священники прознают, что ты в городе. Пойми, я переживаю за твою грёбанную жизнь, потому что Том уже пропал, а теперь ещё и ты лезешь на рожон с мечом наперевес. Это неразумно, - Дез повысил голос и вскочил со своего места, звучно стукнув массивными кулаками по деревянному столу, но через несколько секунд он уже пришёл в себя, глаза его перестали быть яростными, а ноздри больше не раздувались, как у быка, хозяин сел на своё место и снова тяжело вздохнул, - ты, конечно, прости, но всё это действительно кажется довольно глупой и опасной затеей, разрази меня гром, если вру.
   - Ничего, я прекрасно понимаю твоё беспокойство, старина, - светловолосый эльф улыбнулся, - мы с тобой знакомы так давно и так часто выручали друг друга, что стали практически одной семьёй, но, ты тоже должен меня понять, Том - часть этой семьи. Воронёнок уже давно стал Вороном, но всё ещё помнит того, кто научил его летать, надеется, что рано или поздно я приду и помогу ему. Разве я могу не оправдать этих ожиданий и отсиживаться тут?
   - Ты ведёшь себя, как рыцарь, что б его, но сам всегда говорил, что самопровозглашённые герои плохо заканчивают. Призываю тебя прислушаться к собственным же словам, дери тебя, иначе зачем ещё их вообще произносить?
   - Чтобы к ним прислушивались другие, тем, кому ещё не поздно поменяться, - Эллиас улыбнулся, невзначай проводя рукой по шраму на щеке, - но я так и не задал нескольких вопросов. Ты мне рассказал о самых важных событиях, что произошли в моё отсутствие, но как будто специально избегал упоминать о подземелье и его обитателях. Сегодня там было, мягко говоря, слишком тихо, это настораживает.
   - Это ещё одна неприятная новость, - помрачнел Одноглазый.
   - Что-то их сегодня слишком много.
   - Ты сам просил меня обо всём рассказывать, так что не ворчи. Так вот, что касается нашего подземного города, откуда ты сегодня вылез. Он теперь считается самым главным скоплением людей, особенно подверженных влиянию демонов, а потому все известные выходы охраняют как зеницу ока, чтобы ни одна из этих "тварей" не смогла выбраться на поверхность и начать распространять тут яд своих еретических учений. Тех, кому удаётся преодолеть этот барьер, не так уж и много, но их всё равно довольно быстро находят, поскольку священники всегда каким-то образом, мать их, вычисляют бедняг прямо на улице. Скорая на расправу толпа тут же вяжет и отдаёт под суд выходца из подземелий, судьба его ждёт такая же, как и тех, кто выступал против Красного Бога ещё в первые два или три года его правления. Теперь тут всё более или менее спокойно, никаких крупные происшествий, прямо глаз радуется, но, как по мне, оставлять людей умирать в подземелье слишком жестоко, они ведь тоже живые. Да и многие из них верят ничуть не слабее, чем горожане, порой даже и до фанатизма доходит, особенно в самых дальних районах. Слова Красного Бога проникли даже туда, наверняка, дело тут не обошлось без магии, что б её, но мне-то какое дело? Меня всё устраивает, я простой трактирщик, которому теперь не приходится трястись каждый день из-за вероятной облавы или ночных погромов, потому что теперь, как я уже говорил, всё стало спокойнее и тише.
   - И именно поэтому ты поджидал случайных гостей из-под земли с арбалетом в руках? - Эллиас усмехнулся, но на этот раз в изгибе его губ проскочило что-то недоброе и угрожающее, Дез сглотнул и отвёл глаза в сторону.
   - Да мне показалось, что там внизу кто-то шумел, вот я и решил туда спуститься. Немного походил между бочками, вроде никого не нашёл, а тут - ты появляешься. Ну и как мне ещё было реагировать, по-твоему? - Одноглазый с досадой махнул рукой. - Давай лучше забудем об этом, так спокойнее и мне, и тебе будет, идёт?
   - Идёт, старина, - кивнув, пожал протянутую руку эльф, - но теперь я должен идти, скоро светает. Наш разговор занял гораздо больше времени, чем я думал, обычно все шпионы и лазутчики выходят в люди именно в первые часы утра, мне нужно поторопиться, если я хочу узнать, где сейчас скрывается Том, да и жив ли он вообще.
   Дез тяжело вздохнул и обречённо кивнул Эллиасу. Светловолосый поднялся с места, поправил плащ и ремень с ножнами. Первые лучи красного рассветного солнца ещё не попадали в таверну, но эльф знал, что скоро белёсый туман заполнит улицы своим дымным телом, а золотой свет покрасит крыши домов в знакомые цвета, сделав их похожими на сказочные строения. В такие часы даже столь ужасный город мог показаться красивым, потому что не было видно ни грязи на лицах, ни обшарпанных стен, ни людей, которые, пожалуй, обезображивали его даже сильнее. Хотя, может, теперь всё стало по-другому? Может, теперь люди здесь действительно стали прилежнее, тише и приятнее под влиянием учений Красного Бога, который хоть и относился к тем, кто его не слушает, весьма враждебно, но при этом не терроризировал город, как губернатор? Но гость из другого мира не успокоится, пока не убедится в этом сам, ведь слишком живым было лицо, всплывшее перед ним после описания Одноглазым Красного Бога: болезненно худое и бледное, с выдающимися скулами и тонкими губами, в обрамлении огненно-красных волос, в которых спрятались остроконечные уши. Это было лицо Короля, того, кто держал в руках штурвал корабля, плывущего по волнам Реки, и вёл вперёд свою бесстрашную команду, готовую сражаться с любым противником. Он обладал властью и силой, которая недоступна ни одному смертному, а годы, проведённые им в тех волнующих воображение местах, неисчислимы. Но даже у таких древних и могущественных существ, как Король, были враги, и одним из них для повелителя Реки стал Эллиас, эльф с лицом, изуродованным шрамами. Не один год светловолосый путешественник по мирам и Король провели, сражаясь бок о бок с противниками, которых всегда выбирал только сам безумный повелитель. Эллиас стал одним из его доверенных лиц, но, как часто бывает, двум подобным существам стало тесно на борту одного корабля. Они вступили в борьбу, где победитель был предопределён заранее, потому что Король бессмертен, а сила его питается множеством прожитых лет. И с тех пор призрак огненноволосого Короля преследует Эллиаса, наступая на пятки и постоянно дыша в спину угрозой. Но при этом все эти видения всегда оставались вне зоны досягаемости эльфа, всегда Король ускользал от него в самый последний момент. Так неужели теперь, в этом забытом мире, который, возможно, в скором времени будет подвержен катаклизму, что сотрёт всё живое с лица земли, светловолосому эльфу, наконец, удастся настигнуть своего извечного врага? Неужели грозный Король решился на финальный поединок, выбрав в качестве арены столь странное место? Может быть, но, стоя у двери, вряд ли узнаешь то, что хотелось бы знать, нужно двигаться дальше и лично встретиться с Красным Богом, за которого выдаёт себя непобедимый разоритель миров? Эллиас оборачивается, чтобы попрощаться с Одноглазым Дезом, ставшим эльфу хорошим другом и товарищем во всех тех многочисленных злоключениях, что выпали на долю светловолосого в этом городе, но порой даже друзья, казалось бы проверенные и испытанные долгими годами, иногда предают и наводят на тебя небольшой арбалет, который хоть и вряд ли смог бы убить эльфа, но как минимум причинил бы ему массу неудобств в последующих путешествиях по городу и поисках тех, кто мог бы вывести его или на самого Тома, или хотя бы на тех его последователей, что не только были живы, но и оставались верны прежним идеалам свободы. Первым желанием светловолосого было схватиться за меч и тут же кинуться на Деза, но всё-таки здравый смысл, коим Эллиас не был обделён, продиктовал ему поднять руки вверх.
   - Прости, старина, но так было нужно, - судя по голосу, Одноглазый хозяин таверны действительно сожалел о том, что ему приходится это делать, но при этом рука его не дрогнула, а арбалетный болт продолжал всё так же уверенно смотреть в грудь эльфа.
   - Нужно? Кому? Тебе, твоему кошельку или, может быть, Красному Богу? - светловолосый улыбнулся, не то с досадой, не то грустно. - Честно говоря, я ожидал чего угодно, Дез, но не этого, не того, что первым моим врагом станешь именно ты.
   - Просто я прекрасно знаю, чем это всё закончится, Эл, - покачал головой Одноглазый, - это сейчас ты говоришь, что просто попытаешься всё разузнать, но я заметил этот хищный блеск в твоих глазах. Ты увидел в Красном Боге врага с какого-то хрена, а я тебя изучил: ты, старина, не остановишься, пока голова врага не будет валяться у твоих ног. Том тебе же в этом только поможет, если ты его, конечно, найдёшь.
   - И что в этом плохого, а, Дез? Люди смогут стать свободными, абсолютно и полностью, над ними перестанут властвовать сумасшедшие тираны или самопровозглашённые боги, навязывающие при помощи магических фокусов свои правила игры в жизнь.
   - Да ты лучше меня знаешь, во что это выльется, пёс тебя дери, - зло крикнул Одноглазый, - сейчас ты красиво разглагольствуешь о равенстве и братстве, а в итоге просто схватишься за меч и начнёшь рубить всех, кто попадётся под твою шальную руку, а этот щенок Том, который только и смотрит тебе в рот, будет идти следом и добивать тех, кого не коснулся твой меч. Эллиас, ты принесёшь хаос, а не равенство, люди начнут убивать друг друга без власти и надзора, а не брататься с соседом. Да эти бешеные псы, скорее, перегрызут друг другу глотки, чем действительно будут использовать подаренную свободу так, как тебе того хотелось бы.
   - Но у них хотя бы появится выбор, именно за это Том и борется. Ни он, ни я не питаем иллюзий на счёт того, что люди могут превратиться в созданий, способных жить в мире и согласии друг с другом, но они смогут выбирать, это самое важное, потому что без возможности выбора вы перестаёте быть самими собой.
   - Ты чувствуешь себя вершителем правосудия, чувствуешь, что даёшь возможности. Это так, но при этом, Эл, остаёшься просто наблюдателем, который не будет вмешиваться, если кто-то сделает неправильный выбор. Ты проповедуешь анархию, где каждый волен выбирать, что вздумается, но это недостижимая идиллия, при первой же возможности люди вцепятся друг другу в глотки. Но сейчас их сдерживает вера в Красного Бога и страх оказаться в том самом списке, где перечислены имена демонов. Я не знаю, какого лешего ты там первый, не знаю, откуда он тебя знает, не хочу даже вмешиваться в вашу войну, если она ведётся, но одно я теперь прекрасно понимаю: Красный Бог предвидел, что как только ты появишься, сразу же попытаешься свергнуть его, устроить хаос в городе, но я тебе этого не позволю, потому что ты, что б тебя, не видел улицы в те дни, не видел что творилось после восстания Тома и его стаи, а я видел, слышал, ко мне каждый день приходили спрашивать о погибших, но я мог только разводить руками, потому что большинство трупов было настолько изуродованными, что просто-напросто невозможно определить даже пол, не то что имя или черты лица. Это было пекло, Эл, самое настоящее пекло, и никто не хочет, что бы нечто подобное повторилось. Я не выпущу тебя отсюда, старина, уж извини. Осталось подождать совсем немного, скоро сюда прибудут стражники или даже сами рыцари со священниками. Они уведут тебя отсюда, а я постараюсь запить горький вкус предательства. Мне не нравится то, что я сейчас делаю, но я это всё-таки - правильный выбор, потому что в сторону порядка, потому что позволит избежать хаоса, - лицо Деза теперь действительно казалось очень старым, это был уставший человек, у которого сейчас перед единственным уцелевшим глазом пролетают года, проведённые в этом сером, вечно агонизирующем городе, лицо человека, который не хотел, чтобы кто-то вдруг вторгся в неожиданно воцарившийся покой города, которого Одноглазый так долго ждал, укрывая под крышей своей таверны самых отъявленных негодяев, Эллиас понимал, что толкает Деза на предательство, но сейчас ему действительно казалось, что этому проклятому городу не хватает именно глотка свежего воздуха, не хватает зубила, которое разобьёт вдребезги рабский ошейник, отпустив несчастных жителей на волю, и эльф даже готов был стать рукой, которая направит этот инструмент свободы, но при этом не хотел сам им быть, потому что сейчас его тут удерживали только личные счёты с тем, кто выдавал себя за божество, ему на самом деле было плевать на будущее этого города, но если для достижения своей цели ему придётся устроить переворот, то, что же, пусть будет так.
   - Каждый из нас делает выбор, старина, - покачал головой Эллиас, - кто-то предпочитает оставаться при существующих порядках, потому что они лучше предыдущих, а кто-то стремится к новым, потому что надеется, что они будут ещё лучше. Та уж устроены все люди, которых мне довелось узнать: в них всегда борются желание стабильности и прогресса.
   - И часто второе приводит к катастрофам, что б всех этих ублюдков, жаждущих этого самого прогресса, в землю закатал, - Дез снова сплюнул, но всё-таки этого быстрого жеста эльфу не хватило, чтобы наверняка уйти из-под прицела Одноглазого, а потому приходилось продолжать вести эту бессмысленную беседу с человеком, который никогда не примет к сведению то, что говорит Эллиас, какими бы весомыми и убедительными ни были аргументы, потому как Дез не смог смириться с тем, что человек всегда что-то теряет, переходя к новому этапу, так он потерял свою команду, корабль и глаз, чтобы оставить жизнь речного пирата и стать охранником в таверна, потом он потерял друга и опору, чтобы самому стать у стойки заведения, но при этом его натура просто не позволяла ему отпустить всё это легко и без шрамов, каждый день Одноглазый вспоминал и предыдущего хозяина, и своих ребят, и те дни, что он провёл, грабя прибрежные селения и торговые суда, Дез чем-то был похож на драконов, которые хранят свои сокровища как зеницу ока и готовы убить каждого, кто прикоснётся даже к самому дешёвому камешку из всей этой огромной кучи всевозможных богатств, вот только теперь эта огромная древняя ящерица стояла на страже целого города, во всяком случае, ей так казалось, и Дез даже в чём-то был прав, этим бедным людям хватит потрясений, смертей и несчастий, и без того слишком много подобного выпало на их покорные головы, но хватит с них и ошейника, хватит рабских цепей.
   - Без движения нет жизни. Этот город гниёт и умирает, пусть процесс этот сейчас и замедлился, но его не остановить, если оставить всё так, как есть.
   - Но мне до этого уже не дожить, Эл, - грустно усмехнулся из темноты Одноглазый, - сейчас всё хорошо, здесь тихо и мирно. Так не было уже очень давно, если честно, кроме этих последних лет, я вообще не помню, что бы хоть одна ночь проходила без разбоев, убийств, грабежей. Теперь всё иначе: люди стали тише, смиреннее, теперь они больше думают о том, как бы не попасть в уготованный каждому демону ад, чем об убийстве соседа или очередном плане побега из города, который наверняка всё равно провалится.
   - Сказки для трусов, - покачал головой Эллиас, - что будет потом, лет через двадцать, когда эффект неожиданности и новизны пройдёт? Они поймут, что это был всего лишь очень хитрый ход по усмирению и всё начнётся сначала, даже с новой силой. Если Том мёртв, то уже сейчас кто-то встал на его места. Всё движется, Дез, и люди, несмотря на то, что являются одними из самых беспокойных существ, при этом панически боятся перемен и никуда не хотят двигаться. Это удивительный парадокс.
   - Шмарадокс, - зло ответил Одноглазый, - ты мыслишь с точки зрения вышестоящего, думаешь, что знаешь: то-то будет лучше для этих, а то-то для тех, но при этом сам ратуешь за свободу, деря тебя, хочешь, чтобы люди сами собой управляли. Ты закалённый, крепкий орешек, Эл, но это сделало тебя таким же бесчувственным, как моя грёбанная пятка. Тобой движет холодный расчёт, который не учитывает людей, их чувства и желания.
   - Зато тебя с ног до головы сейчас наполняет страх, и он тоже далеко не лучший советник, - эльф слегка повернул голову, отводя взгляд от хозяина таверны и его маленького арбалета, - но нам пора заканчивать дебаты, твои друзья уже здесь. К тому же, в этом споре всё равно никогда бы не определился победитель, потому что каждая сторона уверена, что права именно она, причём на все сто процентов, увидим, что получится в итоге, старина.
   На улице действительно послышались шаги. Тяжёлые, отдающие металлическим лязгом и твёрдостью опытного воина, но среди них можно было различить едва слышное пошаркивание, скорее всего, этот быстрый, немного скованный шаг принадлежал священнику, ведущему в бой рыцарей Красного Бога и невероятно возбуждённому от того, что именно его отправили на поимку главного врага божества, которому он поклонялся уже который год, и коего давно считали безвременно почившим в суматохе первых дней пребывания в городе новой власти, но, как оказалось, они рано расслабились и тот самый демон, что заставил людей сопротивляться воле Красного Бога, всё ещё был жив и даже посмел скрываться в проклятых подземных катакомбах, теперь уж наверняка ставших обителью всего зла, что есть в этом городе. Красный Бог предвидел это, а потому приказал их закрыть, приказал оградить этот очаг, чтобы избежать дальнейшего распространения огня. Священник криво, нервно усмехнулся. И зачем было сопротивляться? Зачем сражаться с богом, который всегда на шаг впереди тебя? Зачем вести других людей на смерть и вдохновлять их на те ужасные дела, что они совершали раньше на улицах этого отвратного города? Наверное, ему это было просто в удовольствие, ведь он демон, существо, противное самому существу этого мира, который принадлежит Красному Богу. Наверное, ему нравилось смотреть, как гибнут эти люди, движимые слепой преданностью его мерзким идеалам. Сердце священника переполняла ненависть к этому демону, к монстру, который был хуже все прочих, что уже прошли через очистительный огонь и, должно быть, уже переродились. Конечно, если раскаялись в содеянном. В противном же случае их не ожидало ничего, кроме вечного скитания в пустоте, что куда мучительнее, чем нескончаемые пытки или что-то ещё в том же роде, потому что хуже всего человеку приходится без другого человека, и это всем доподлинно известно. Но эта мерзкая тварь, что ждала их в таверне "У Кейла", была хуже всех прочих. Этот Эллиас, средоточие всего зла, что было в этом мире. Победа над ним значила бы окончательное воцарение Красного Бога здесь, а, значит, потом его влияние можно начать распространять на весь мир, которому сейчас так нужны простые идеалы, приправленные толикой страха перед расплатой за свершённые преступления, ведь сейчас идёт так много войн. Всем этим бешеным псам нужен тот, кто поведёт их стаю, им нужна сильная рука, которая или преобразует их гнев в трудолюбие, или же направит в другое русло, необходимое для всеобщего блага. Но для начала нужно убрать хоть одного вожака, самого безумного и рьяного. Именно за этим старик и пришёл сегодня в таверну - место, совершенно не подходящее для священника. Зло и коротко он приказал рыцарям идти быстрее, хотя они и так уже торопились изо всех сил, поскольку доспехи, хоть и обеспечивали удивительную защиту, будучи самым настоящим произведением искусства кузнечных дел мастера, но при этом довольно сильно ограничивали подвижность носящего их. Наверное, именно поэтому все рыцари были как на подбор невероятно крепко сложенными гигантами, способных ввести врага в состояние аффекта одним своим видом, и это только без учёта мечей и щитов, коими был вооружён каждый из них, за исключением одного - капитана, носившего на плече огромный двуручник, который запросто мог бы раскроить человеку не только череп, но и всё оставшееся тело. Священник был горд, что этой элитой сегодня ночью доверили руководить именно ему, хотя можно было ожидать, что столь важное задание доверят тому, кто обычно доносит слово Красного Бога и его волю до народа на главной площади, но, видимо, он решил, что это очередная фальшивка и не более того, ведь столько раз уже приходили письма с просьбой как можно скорее посетить какое-то лицо, поскольку именно он поймал в свои хитро расставленные сети того самого Эллиаса, но раньше на подобные "поимки" отправляли отряд добровольцев, кои находились очень и очень быстро. Что же изменилось теперь, и почему Глава поднял всех рыцарей среди ночи и отправил в эту таверну? Возможно, сам Красный Бог донёс до него весть о том, что сегодня ночью действительно появится именно главный демон, а не очередное его подставное лицо, коих уже было переловлено великое множество, потому что город этот словно сам по себе плодил людей, особенно чувствительных к тёмным силам, коими заправляют демоны, чтобы воздействовать на столь тонкий инструмент, как человеческая душа. Священник, ведущий рыцарей на поимку главного врага Красного Бога, тяжело вздохнул. Он сам бы отдал что угодно, лишь бы хоть один единственный раз услышать голос того, ради сложения которому была отдана немного не мало целая жизнь бедняги, коего когда-то на улице подобрал странный человек в длинных пёстрых одеждах, говоря, что только идя рядом с ним, мальчишка с улицы сможет не только обрести собственное светлое будущее, но и помочь в его нахождении многим другим людям, которые, подобно ему, сейчас блуждают впотьмах без надежды на спасение. Тогда дерзкий и глупый мальчишка рассмеялся прямо в лицо странному типу, который говорил о всеобщем благополучии, но всё-таки судьба вернула заблудшего на путь истинный, и теперь именно тому случайному обстоятельству, что привело мальчишку на площадь, где он увидел, как человек в странном наряде несёт всесильное слово Красного Бога, нынешний священник радовался больше всего, хотя даже подумать страшно, насколько близок он был к вечному скитанию и якшанью с демонами в тот момент, когда отказал тому, кто сейчас именовался Главой. Но сейчас ему представился прекрасный шанс искупить свою вину, преследующую его почти всю жизнь, ведь именно он сможет отдать в руки правосудия Красного Бога Эллиаса - самого мерзкого и отвратительного из всех существ. И всё-таки очень странно, что он объявился именно сегодня, и именно в таверне, которой заведует всем известный преступник - Одноглазый Дез. Глава велел не чинить ему препятствий, но при этом священник испытывал какое-то странное навязчивое чувство антипатии к этому человеку с не самым чистым прошлым. Раньше таверна "У Кейла" служила пристанищем для тех, кто не раз испытывал судьбу, совершая сделки с демонами или с теми, кто выдавал себя за них, но при этом Глава почему-то решил оставить это заведение, а не спалить дотла, как следовало бы это сделать. Он говорил, что этот человек, хоть и не поклоняется Красному Богу, но при этом готов сотрудничать, хотя неверие для священника было равносильно самому ужасному из возможных преступлений, поскольку сам он был предан божеству фанатично и не видел ничего, кроме своей веры, что делало его идеальным орудием - смиренный слуга Красного Бога не думал, он просто шёл исполнять те приказы, что через Главу передавал самый великий из великих, он никогда не заботился о тех последствиях, что повлекут за собой его действия, он не старался быть мягче, потому что если чего-то захотел Красный Бог, то только этого мог желать и он сам. Настоящий безумный фанатик, который следовал своей вере и за словом божества с завязанными глазами, готовый в любой момент сорваться в пропасть, но при этом ни на мгновение не пожалеть об этом, потому что так было нужно, раз то случилось. Страшно подумать, что бы случилось, займи он место Главы, а ведь старик уже слаб, скоро, очень скоро его одолеет болезнь, что не один год гложет его бренное тело, медленно, но верно подтачивая его силы. Он обвалится в море небытия подобно скале, что многие годы терпела натиск неутомимого и свирепого моря, но однажды всё-таки не выдержала этого натиска, навсегда канув в бушующую пучину голубого океана. А на его место мог встать всего один из последователей - тот самый мальчишка, что сначала отказался от света Красного Бога, но теперь это сделало его лишь ещё более ценным, поскольку он являлся чудеснейшим из примеров того, как божество меняет людей в лучшую сторону. Чудесный пример того, как кто-то запудрил человеку мозги настолько, что он другого человека стал считать богом и готов был совершать во славу этого "божества" самые ужасные поступки, ведь они делают это "во благо". Вот и сейчас нужно было выполнить очередное повеление Красного Бога, и фанатику было плевать, что тот, кого считали главной угрозой человечеству в этом городе и кто находился сейчас в таверне "У Кейла", вряд ли имел отношение хоть к одному из тех многочисленных преступлений, в коих всевидящее око Красного Бога углядело тёмную длань главного из демонов.
   Дверь распахивается. К несчастью, она открывается наружу, иначе Эллиас тут же смог бы прикрыться ею, слегка отскочив в сторону, чтобы сбежать от посланников Красного Бога, но, кажется, сегодня придётся пожертвовать чьим-то здоровьем. Эльф делает быстрый шаг в сторону, пропуская вперёд священника, гордо шагающего во главе рыцарей, невзирая на ту опасность, которую теоретически может представлять "лидер демонов". Инстинктивно Дез нажимает на спусковой крючок, отправляя арбалетный болт прямо в несчастного священника, но того успевает прикрыть невероятно ловкий для своих габаритов рыцарь, чьи доспехи это жалкое оружие пробить, конечно же, не смогло, поскольку арбалет был предназначен скорее для устрашения, чем для эффективного устранения противника. Гневный взгляд служителя Красного Бога пронзил изумлённого Деза, но всё-таки священнику хватило ума поставить на первое место в своих приоритетах выполнение задания, порученного Главой и божеством, а на второе - собственные личные счёты с Одноглазым, хотя на самом деле явных стычек между ними не было, но порой людям достаточно всего лишь самого обычного расхождения во взглядах, чтобы начать считать кого-то своим злейшим врагом. Быстрым взмахом руки он велел рыцарям выстроиться перед Эллиасом. Эти гиганты заняли собой почти весь обеденный зал, полукругом оттеснив эльфа к окнам, выходившим на улицу, потому что отрезать ему этот единственный в данной ситуации путь отступления не представлялось возможным. Хотя нет, способ всё-таки был: нужно вступить в бой со светловолосым и оттеснить его вглубь помещения, но, несмотря на фанатизм, который так долго отравлял сознание священника, он всё-таки не решился приказать рыцарям атаковать Эллиаса, поскольку не знал, на что на самом деле был способен этот мерзкий демон. Их часто пугали тем, насколько он опасен, а потому теперь, при первой настоящей встрече с ним лицом к лицу, священник, честно говоря, не знал, что ему делать. Тем более этот Эллиас выглядел как обыкновенный человек, в нём не было ничего необычного, ни рогов, ни копыт, ни хвоста, ни светящихся демоническим огнём глаз, хотя, наверное, всё-таки каким-то образом его можно было выделить из толпы, хотя бы по длинным светлым волосам, которые не были характерны для жителей этих мест, но в темноте таких деталей разглядеть было просто-напросто невозможно. Светловолосый гость из другого мира продолжал пятиться к окну, оглядываясь по сторонам, и, сам того не осознавая, старался найти Одноглазого Деза, но тот, кажется, решил избежать потасовки и просто-напросто быстро покинул таверну в те мгновения, что внимание священника было полностью обращено на главного демона, ведь в противном случае хозяину таверну ни за что бы не дали уйти так просто. В любой момент Эллиас мог бы сбежать: закованным в латы рыцарям элементарно бы не хватило скорости, чтобы догнать быстроногого эльфа, у которого из вещей была только полупустая сумка да меч, однако светловолосый чего-то ждал, вглядываясь в рыцарей и лицо священника с таким видом, будто бы желал рассмотреть там какие-то знакомые черты, но начищенные до блеска шлемы с опущенными забралами этого сделать не позволяли, а лицо священнослужителя сейчас было настолько искривлено гримасой отвращения и гнева, что его, наверное, трудно было бы узнать даже тем, кто хорошо знаком с одним из самых ярых последователей Красного Бога и его учений. Понимая всю невыгодность своего положения, священник, как бы это ни было ему противно, оказался вынужден пойти на переговоры с демоном, чтобы не упустить его в паутине узких грязных улочек, которые хоть и были сейчас пусты, но при этом сами по себе представляли столь изощрённый и витиеватый лабиринт, что в пору было соперничать даже с подземными ходами.
   - Сложи оружие, проклятый демон! - громогласно объявил священник, выходя вперёд на несколько шагов и распахивая руки так, словно он собирался обнять своего самого злейшего врага, как старого друга. - Тогда у тебя будет шанс на честный и справедливый суд, где будет решено, можешь ли ты, гнусное порождение тьмы, очиститься, или же все шансы на искупление уже давно потеряны из-за огромного количества тех грехов, которые ты совершил сам и на которые сповадил других, - для такого тщедушного человека, который всю свою жизнь слепо повиновался чужой воле, у священника был слишком сильный и глубокий голос, и даже более того, в нём чувствовалась какая-то сила, едва не заставившая гордого эльфа преклонить колени перед этим фанатиком, Красный Бог действительно наделял своих последователей необычайными способностями, что позволяли даже самым молодым служителям храма обращать на свою сторону простых легковерных людей, а ведь это даже не первый священник, не Глава и уж тем более не сам Красный Бог, хотя, в силу своих догадок, Эллиас полагал что божество не станет вести с ним беседы, а сразу захочет скрестить с ним мечи, но всё-таки это было удивительно, сильная, невероятно сильная магия лилась сейчас в жилах этого человека, хотя ещё пару мгновений назад не было даже намёка на неё.
   - Боюсь, что для меня уже нет спасения, - усмехнулся светловолосый, - так что я откажусь от приглашения.
   - Не терзай этот город и его жителей ещё больше! - нечеловеческим голосом взвыл священнослужитель, заставив Эллиаса отшатнуться и поморщиться, сила настойчиво пыталась взять его под контроль, судя по всему, Красный Бог был не только превосходным оратором, но и магом, который очень далеко зашёл на такой каверзной и двоякой стезе, как волшебство, позволяющее влиять на сознание людей - одну из самых сложных и хаотичных систем, что только были известны гостю из другого мира, но это лишь подтверждало мысли о том, что Красный Бог и Король - одно и то же лицо, поскольку способности последнего были невероятно многочисленны, а, учитывая некоторые из тех происшествий во время службы на корабле, Эллиас мог предположить, что в арсенале повелителя Реки имелось и несколько подобных трюков с управлением человеческим разумом. - Подумай, скольких людей ты уже погубил, и скольких ещё погубишь, если сейчас не отдашься на милость великого Красного Бога.
   - Милость никогда не приходит с мечами, - покачал головой эльф, медленно вынимая из ножен меч.
   Конечно, прямо сейчас светловолосый мог бы сбежать, стоило только высадить окно рукояткой меча, перемахнуть чрез него на улицу и немного поработать ногами, старательно запутывая следы в лабиринтах улиц, но почему-то Эллиасу сейчас это показалось уже не такой хорошей идеей, хотя ранее он планировал всё устроить именно так. Его бы просто не смогли догнать, к тому же откуда рыцарям и священнику, почти всё время, скорее всего, проводившему в храме, знать город так же хорошо, как эльф, проживший здесь не один год и исследовавший его вдоль и поперёк, пусть и в почти бессознательном состоянии? Однако светловолосый чувствовал, что ещё одной атаки этой проклятой убеждающей магией ему не выдержать, а ведь священник, явно не осознающий, какой подарок на самом деле преподносит Красный Бог тем, кто верно служит ему, наверняка попытается остановить бегущего демона, воззвав к его совести. К несчастью, у него это может сработать, а потому стоило как можно скорее закончить разговор и переходить к более жёстким мерам. Да и не помешало бы узнать, действительно ли эти рыцари так хороши, как описал их Одноглазый Дез, или всё-таки старый наёмник немного преувеличил их мастерство. Священник опустил руки, глаза его готовы были молниями испепелить Эллиаса, но собственной магией он не обладал, а потому ему пришлось ограничиться лишь коротким кивком головы капитану отряда рыцарей, который в свою очередь положил руку на плечо тому, что стоял в самом центре. Тяжело выдохнув, грозный рыцарь шагнул в сторону светловолосого. На его тяжёлом щите не было ни герба, ни каких-либо украшений. Он был простой, но невероятно надёжный и выкрашенный в красный цвет, что, должно быть, являлось символом того, что свой меч он поднимает именно во славу Красного Бога, а не ради славы и денег, а щит должен защищать его от оружия демонов. Видя, что капитан отправляет на бой с демоном всего одного рыцаря, к тому же едва ли не самого молодого, священник поморщился и недовольно обратился к гиганту, опирающемуся на двуручный меч и хладнокровно наблюдающему за движениями Эллиаса из-под массивного шлема, который от остальных отличали только едва заметные крылья, отходившие от забрала и бывшие всего-навсего обыкновенным украшение, дабы хоть как-то выделить командира среди этих почётных господ-рыцарей:
   - Почему вы отправляете их по одному? Это же демон, демон, за которым мы охотились так много лет, а сейчас вы, - старик ткнул скрюченным пальцем в латы рыцаря, - почему-то не выказываете особенного желания схватить его! Как это понимать? Как неповиновение? Или же отречение от Красного Бога?! - старик почти перешёл на пронзительный визг, но надменный рыцарь казался нерушимой скалой, которую совершенно не волновали мелкие птички, вившие гнёзда на редких уступах, подобные священнику.
   Этот брызжущий слюной старик выглядел жалко на фоне едва ли не сияющего воина в начищенных, отполированных латах, где сейчас карикатурно отражалось лицо священнослужителя, словно даже сам доспех издевался и смеялся над несчастным фанатиком. Капитан грозных воинов на службе у божества даже не повернул голову в сторону старика, продолжая всё так же внимательно наблюдать за тем, как Эллиас и один из его людей медленно присматриваются друг к другу, чтобы потом нанести первый удар в этой схватке, что обещала быть самой сложной для самого юного из людей, закованных в первоклассную сталь, привезённую с запада и обработанную на юге. Каждый день эти похожие на статуи люди тренировались в стенах храма, избавившись от тяжёлых неповоротливых лат и совершенствуя своё боевое мастерство. В последние годы их помощь Красному Богу требовалась всё реже и реже, потому что люди города стали покорны его воле, а с демонами-одиночками добровольцы чудесно справлялись сами, но при этом никто не спешил распускать отряд отважных воинов, да и сами они не спешили уходить, поскольку помнили: главный враг всё ещё на свободе, и только после того, как он будет окончательно повержен, народ сможет вздохнуть спокойно, а рыцари сложат оружие и заживут, мирно работая в мастерских, на полях или даже начнут вести торговлю, откроют собственное кузнечное дело, станут чудесными портными и древесных дел мастерами. Капитан часто замечал в глазах подопечных тоску по тому миру, который они оставил, отдав своё сердце, разу и меч Красному Богу, но раз за разом ему удавалось убеждать их, что осталось не так много времени, что скоро всё закончится и не нужно будет больше убивать, ведь каждая смерть от меча тяжким бременем лежала на душах послушников. Каждый из них принёс в жертву свою чистоту, запятнав руки кровью во славу Красного Бога, каждый из них отдал свою жизнь и подчинялся приказам бога беспрекословно, становясь грозной безликой силой по одному его зову. Они потеряли семьи, ушли от любимых и родных, ведь у них всё это было и осталось где-то там, за стенами серого города, в отличие от этого священника, никогда не знавшего никакой любви, кроме обожания Красного Бога, и никакой семьи, кроме той, что составляли другие служители храма и той веры, что он выбрал сам. Каждый из рыцарей принёс в жертву гораздо больше, чем любой из священников, но они никогда не хотели этого признавать, считая лишь себя единственными безотчётно преданными Красному Богу и тем идеалам, что нёс в человеческий разум, а рыцарей принимали лишь за временную необходимость, за мясников, которым всегда поручают лишь грязную работу, и не забывали об этом напоминать, что тоже было жертвой, ведь грозным воинам приходилось терпеть все эти нападки. Но подобное отношение воспитало в них гордость, а не смирение. В своём маленьком замкнутом коллективе они возвели в культ честь, доблесть и военное дело, которое стало смыслом всей их жизни. Не давая себе поблажек и передышек, они продолжали упорно превращать себя в совершенные машины уничтожения людей, попавших под влияние демонов. Равных им, наверное, не было во всём мире, потому что они не видели ничего, кроме своих тренировок и конечной цели - абсолютного избавления от демонов. Увы, как это часто бывает, превосходство одного приводит к презрению других. Так случилось и с рыцарями, коих считали не только самыми грозными воинами из всех, но и образцом непорочности и чистоты духа. Зато вот сами рыцари в мыслях своих возвысились над всеми людьми, ибо считали, что только благодаря им возможно достижение цели, что они - самое важное звено в цепи, что сковывает зло. Они ощущали себя полубогами, потому что знали: стоит им только взяться за оружие, как весь мир может пасть к их ногам, но лишь вера в высшее благо и идеалы Красного Бога спасали этот мир от новых тиранов, что превозносили себя выше всех остальных. Непомерно гордые своими умениями, он считали, что священники - это просто назойливые муравьи, которые выполняют обыкновенную, каждодневную работу, на которую способен каждый, даже необразованный крестьянин, в то время как они сами являлись непревзойдённой элитой. Поэтому рыцари Красного Бога всегда держались вместе и никогда не говорили ни с кем, кроме своих братьев по оружию, подобно древним королям и императорам, которым некоторые подданные даже боялись заглянуть в глаза, ибо не знали, какая кара снизойдёт на их головы после столь дерзкого поступка. Наверное, капитан и сейчас не ответил бы священнику, но этот назойливый, мелкий фанатик мешал ему следить за тем, как один из самых талантливых его подопечных разделается с тем, за кем так долго охотились эти проклятые святоши, не умеющие ничего, кроме как трепать языками и мельтешить под ногами в тщетных попытках доказать свою важность, коей не существует в природе.
   - Не смей сомневаться в наших силах, - глухо проговорил из-под шлема капитан, не сводя глаз с меча Эллиаса, ему не нравилось, как этот демон держал клинок, в его движениях чувствовались уверенность и ловкость, мастерство, отточенное не только годами, но и не одним жарким поединком, однако гордость мешало ему преступить составленный им же самим кодекс и пожертвовать честью ради эффективности и, возможно, жизни своих людей, а ещё она же мешала ему признать, что кто либо из его подопечных может проиграть кому-то, кроме него самого, ибо своё собственное мастерство он считал непревзойдённым и едва ли не божественным.
   - Но ты не сможешь поймать его при помощи одного человека! Священник взмахнул руками, отворачиваясь, надменность и высокомерие рыцаря выводили его из себя, но он понимал, кому сейчас принадлежит истинная власть в сложившейся ситуации.
   - Мы - рыцари, а не варвары, - всё так же спокойно проговорил капитан, - наша задача - поймать его, и мы это сделаем, неважно, веришь ты в нас или нет. Я понимаю, что порой из-за собственного бессилия трудно поверить в способности других.
   Служитель Красного Бога замер в возмущении, глаза его налились кровью, но он сдержался, понимая, что вряд ли рыцарь сейчас захочет продолжать этот разговор. Ничего, они ещё поплатятся за свою гордыню, когда необходимость в мечах для божества отпадёт, и он больше не будет изливать на них свою милость, в то время как мирные люди в красных рясах, несущие его волю посредством слов, будут вознаграждены в такой мере, о какой им даже в самых потаённых мечтах было запрещено мечтать разумом и здравым смыслом, ибо он прекрасно понимал, что такое вряд ли возможно, но фанатик верил, что мощь Красного Бога соизмерима лишь с его милостью. Капитана сейчас полностью и без остатка занимало зрелище, которое хоть ещё и было лишь в начальной стадии, но уже веяло на всех невольных зрителей напряжением.
   Эллиас и рыцарь не ходили кругами, поскольку своими движениями эльф давал понять, что стоит только воину Красного Бога приблизиться к нему или сделать хоть в сторону, тут же начнётся поединок, где живым останется только один. Светловолосый был слишком ограничен в передвижениях и не хотел лишать себя единственной возможности побега, а потому придётся вести линейный бой, то есть максимально сконцентрировать все манёвры в малой области и полагаться исключительно на то, что ему удастся прикончить своего врага как можно быстрее и успеть покинуть таверну прежде, чем все оправятся. Если бы не этот проклятый щит. Но, к несчастью, Эллиас не мог избавиться от него при помощи магии, ибо дематериализация являлась едва ли не одним из самых сложных заклинаний. Лично эльф знал всего одного человека, который мог провернуть такой трюк, но эти игры с материей в итоге привели к тому, что он распылил родной мир, печальный, но весьма логичный конец.
   Первый удар нанёс рыцарь. Прикрываясь щитом, он со всей силы рубанул по противнику мечом, видимо, проверяя его силу и сноровку, а также надеясь, что светловолосый отступит в сторону, но, как ни странно, Эллиас парировал удар довольно жёстко. Это оказалось ошибкой. Рыцарь обладал нечеловеческой силой, и на какое-то мгновение эльфу даже показалось, что его рука сейчас сломается, а сам он свалится в лужу собственной крови, но тренированное тело не подвело, как и отменный клинок, лучше которого было не сыскать. Несмотря на ноющую боль в руках после чудовищного удара рыцаря, Эллиас тут же перешёл в стремительную контратаку. Прочертив в воздухе широкую дугу мечом, чтобы придать наибольшую инерцию клинку, светловолосый эльф атаковал противника, надеясь, что тот отступить хотя бы на шаг, тем самым отдав инициативу в руки эльфа со шрамами, но служитель Красного Бога оказался невероятно крепок и принял те жёсткие правила игры, что своим первым блоком в поединке предложил гость из другого мира. Меч эльфа со звоном отскочил от прекрасного металлического щита, из-за чего Эллиасу буквально пришлось отшатнуться назад, чтобы не пропустить следующий удар, проскочивший буквально в нескольких сантиметрах от его плеча. Силищи этому гиганту в доспехах хватило бы даже на то, что бы одним таким рубящим ударом лишить противника без доспехов руки, что означало бы не только проигрыш в поединке, но и верную смерть, поскольку достойного врача или мага-лекаря в этом городе найти было практически невозможно, иначе не умирало бы столько людей от болезней каждый день. Капитан, заметив, что Эллиасу пришлось практически вжаться в стенку, усмехнулся: он-то думал, что главный демон будет достойным противником даже ему самому, но пока светловолосый явно проигрывал даже его молодому, хоть и безусловно талантливому подопечному. Увы, оказалось, что он способен чинить свои гнусные козни лишь из тени и чужими руками, а сам ни на что не годен, ужасно обидно. Где это сказочное мастерство, о котором взволнованный старый хозяин таверну предупреждал их дрожащим голосом при помощи магического шара? Где та проворность, которой им стоило опасаться, если верить словам Одноглазого Деза? Пока что капитан видел лишь загнанного в угол человека, который хоть и принял уверенную стойку, но пока не мог ничего противопоставить тяжёлому рыцарю со щитом. Хотя, чему ту на самом деле удивляться? Они ведь лучшие из лучших, а это всего лишь демон, он силён магией и словом, но, как оказалось, не мечом. Снова прикрывшись щитом, рыцарь начал наступать на противника, вынуждая того отступить ещё на шаг, после чего эльф неожиданно наносит быстрый удар, который едва успел заметить молодой паладин, чтобы вовремя подставить под него щит. Он был невероятно силён, и ему хватило стойкости не только устоять, но и тут же нанести ответный удар, который Эллиасу снова пришлось блокировать. Как давно ему уже не приходилось сражаться с живыми людьми? Много лет, десятки, всё это время противниками ему служили соломенные чучела и деревянные истуканы, на которых можно было в совершенстве отточить удары, но не умение вести бой, ибо они никогда не отвечали. Конечно, можно былр обратиться за помощью к магам, они бы оживили этих болванчиков и даже дали бы им возможность самим выбирать тактику боя и менять своё поведение ы зависимости от оппонента, но для столь сложных заклинаний нужны были круглые суммы, которых у эльфа не было, несмотря на возраст и собственный мир, ибо эльф не питал особенной с расти к бессмысл4нному накоплению, как многие люди или почти все гномы, да и источников пополнения дохода практически не было. Рыцарь отвёл свой меч в сторону, провоцируя Эллиаса на удар. Такая простая уловка, старая как мир. Наверное, она была даже в самых первых свитках, где объяснялось, как наиболее эффективно фехтовать со щитом и мечом: после очередного блока противника занесите меч выше, чем обычно, чтобы показать ему, словно вы выведены из равновесия, чтобы во время его ответной атаки нанести сокрушительный удар щитом, который опрокинет незащищённого противника м помутит разум латника. Рыцарь Красного Бога использовал этот приём как будто в качестве насмешки над Эллиасом, пока не имеющего н каких преимуществ перед бронированным гигантом, но всё-таки светловолосый решил повестись, чтобы ещё больше уверить его в своей беспомощности. Заблуждения противника всегда стоит лишь подкреплять, если не можешь победить его силой, и Эллиас хорошо помнил это правило, буквально выжженное на его теле многочисленными шрамами, напоминающими о днях глупости, когда в силу юношеской дерзости и максимализма он связывался с теми, кто явно был ему не по зубам и проигрывал раз за разом. По крайней мере, такая легенда в его голове прижилась лучше всего, потому что ничего из своих юных лет эльф не помнил. Эллиас пошёл в опрометчивую, но стремительную атаку. Во всяком случае, она могла показаться опрометчивой и глупой. Светловолосому даже показалось, будто бы он услышал, как под шлемом тяжело и довольно ухнул рыцарь, толкая свой щит вперёд прямо на противника. Если бы было больше места, а эти проклятые рыцари не образовали плотную стену из щитов, готовые в любой момент нанести удар в спину Эллиаса, сейчас достаточно было всего лишь сделать вольт в сторону, заходя к противнику сбоку, после чего тут же можно было бы нанести удар в шею, который тут же прервал бы жизнь рыцаря, но, увы, поля боя не подходило для таких активных манёвров, хотя часто именно за счёт скорости и проворности Эллиасу удавалось выигрывать самые сложные поединки. Однако великие мастера должны уметь подстраиваться под любые ситуации. Используя свою манёвренность и ловкость, Эллиас успевает отскочить назад до того, как щит накроет его своим сокрушительным ударом, который бы наверняка прервал поединок, поскольку сотрясение мозга в таком случае обеспечено со стопроцентной вероятностью. Энергия, которую рыцарь вложил в этот удар, не нашла противодействия, а потому устремилась дальше, заставив рыцаря немного наклониться вперёд, но всё-таки для уверенного окончательного удара этого не хватало. Да уж, в умении твёрдо стоять на ногах ему не откажешь. Новичок если бы и не упал на пол, то уж точно потеря бы равновесие, что даёт прекрасный шанс лишить противника жизни, ибо серией ударов ты окончательно сбиваешь его с ритма, деморализуешь и заставляешь паниковать, он допускает ошибки, становящиеся для него роковыми, но служитель Красного Бога был опытным воином, хотя до сих пор ему не приходилось участвовать в настоящих поединках, где противник продержался бы больше одного или двух ударов, поскольку на пути в город и уже в его стенах приходилось в основном поднимать оружие лишь против бывших наёмников или обыкновенных мещан с крестьянами. Нелепая ошибка со стороны подопечного заставила капитана нахмуриться. По его первоначальным расчётам эльф должен уже валяться на полу, моля о пощаде, но пока он не только не пропустил ни одного удара, но и даже сам умудрялся атаковать, хотя по-прежнему положение его было невыгодным, поскольку оборону долго он держать не мог, а пространство для передвижений сам себе ограничил, не желая терять единственный путь отступления. Однако времени на оправку после ошибки Эллиас не дал. Сразу же после своего отскока назад, он сделал шаг вперёд и нанёс косой удар слева от щита, не надеясь достать противника, несмотря на преимущество в длине меча. Рыцарь был вынужден парировать эту атаку, поскольку от ответного удара эльф бы легко увернулся при помощи обыкновенного отклонения корпуса в сторону. Клинок светловолосого снова отскакивает в сторону. Желая вновь стать ведущим в этом бою, паладин наносит два удара, вынуждая его прижаться спиной к стене. Эльф не хотел, чтобы последователь божества раньше времени раскрыл его план, а потому они обменялись несколькими быстрыми атаками, которым связали друг друга. В этом обмене ударами рыцарь пользовался и мечом, и щитом, а потому светловолосого не покидало чувство, что руки его вот-вот сломаются пополам, но роль, выбранная им в этом спектакле, заставляла изображать из себя дурака, который никак по-другому эти выпады блокировать не может, подпитывая тем самым самоуверенность рыцаря, которая проскальзывала в каждом его движении ещё с того момента, как он только вышел на эту импровизированную арену.
   В ушах от непрекращающегося скрежета металла о металл у эльфа начало звенеть, а перед глазами мир периодически плыл, что затрудняло поединок, но рыцарь уже начал уставать. В этих тяжёлых доспехах да ещё и с массивным щитом наперевес ему было крайне трудно заносить руку с такой частотой, с которой продолжал атаковать Эллиас, который хоть и немного потерял сноровку именно в тактике и ведении живого боя, но при этом был в отличной физической форме и не был стеснён никаким дополнительным грузом, хотя меч его и был тяжелее. Каким бы выносливым и сильным ни был этот рыцарь, но на такой активный и напряжённый обмен ударами он никак не рассчитывал, да и подготовка его не принимала во внимание тот факт, что кто-то сможет так долго держаться в бою со служителем Красного Бога и, даже более того, связать его этим боем и навязать собственный темп, который ни на секунду нельзя было сбавить. Рубящий удар сверху, рыцарь подставляет щит, но на этот раз Эллиас немного смягчил удар, потому что ему самому уже было крайне трудно держаться, клинок меча соскользнул по боку, что позволило тут же отвести от себя лёгким движением косой удар паладина, направленный в грудь, которая осталась незащищённой после этого приёма, но светловолосый успевает сориентироваться и, слегка отклонившись из-а под удара, остаётся целым, после чего быстро переставляет ноги, снова возвращая себе устойчивую позицию и снова атакует. Подобный алгоритм они повторили уже очень много раз, хотя для наблюдателей это казалось всего лишь минутным поединком, но для каждого из противников время будто бы замедлилось, что позволяло им быстрее реагировать на все движения противника, хотя сами они этого, наверное, и не замечали вовсе, ибо работали на пределе своих сил. В таком бешеном темпе преимущество, хоть и неявно, было на стороне Эллиаса, которому удалось немного оттеснить врага назад, а самому отойти от стены. Как удивительно, что в этой смертельной стремительной игре первую ошибку допустил именно Эллиас. Гость из другого мира, замешкавшись буквально на доли секунды, получил удар щитом, который заставил его отшатнуться назад и врезаться спиной в стену между окнами с тяжёлым стоном боли. Вроде всё ребра были целы, но сильных ушибов точно было не избежать. Что же, кто не рискует и не умеет жертвовать, тот вряд ли чего-нибудь добьётся. Демонстративно схватившись за бок, Эллиас сплюнул кровью, разбитая губа, зато какой эффективный показной ход. Не желая терять ни одной выигранной секунды, рыцарь тут же наносит удар, который должен был не прикончить светловолосого эльфа, но уж точно лишить его шансов на дальнейшее ведение поединка. Как жаль, что уверенный в собственных силах паладин не подумал, что на самом деле ему, уже немного измотанному поединком и не ожидавшему такого глупого промаха со стороны демона, его собственный удар показался куда сильнее, чем бы на самом деле, ибо никакого усердия сверх обычного для этой схватки он не прилагал, а потому повреждения эльфа не были такими серьёзными, как он сам то показывал. Этот укол был направлен в правое плечо Эллиаса. Таким образом можно было лишить его возможности держать меч. Выпад этот был невероятно быстрым, эльф едва успел заметить его, но то, что он с самого начала рассчитывал именно на такой удар, спасло его от поражения, что было бы ужасно обидно, ведь он всё-таки вынудил рыцаря сыграть по его правилам. Теперь, когда воин Красного бога был на максимальном расстоянии от своих собратьев по оружию и священника, можно было позволить себе манёвр, который позволил бы зайти паладину если не за спину, то хотя бы сбоку. Эльф вольтом уходит из-под удара противника влево под руку со щитом. То, что для усиления и ускорения выпада он немного отставил щит назад, давало секундное преимущество перед ударом этим грозным оружием, обычно служащим для защиты, а меч, со звоном отскочивший от каменной стены, накидывал ещё какое-то время, которого вполне хватило, чтобы оказаться сбоку. Рыцарь, который потерял из виду своего противника, постарался наотмашь сбить его с ног красным щитом, но эльф, почти вернувшись на прежнее место при помощи пируэта и слегка присев, избежал этого, как и последующего горизонтального удара мечом, призванного увеличить дистанцию между Эллиасом и им самим. После этой связки у противника остался открыт правый бок, а полуразвёрнутый корпус мешал быстро принять прежнюю стойку. Неповоротливость лат сыграла с рыцарем плохую шутку, смертельную, одним скачком эльф оказался справа противника. Ещё не встав на место, во время своего движения светловолосый поменял хват и, находясь спиной к противнику, вонзил меч в стык лат в районе, который безошибочно нашёл его клинок. Самое незащищённое место во всём доспехе, если не считать прорези для глаз. Именно это помешало рыцарю тут же ответить ударом на удар, ибо его правая рука, в которой он продолжал судорожно сжимать меч, фактически, вышла из строя и теперь только мешала, но паладину не пришлось долго мучиться из-за своего бессилия. Не теряя заданного темпа, эльф с силой выдёргивает меч из тела оппонента и наносит удар с разворота в район шеи. Первый удар приходится по шлему, но этот ужасный звон и гул окончательно сбил рыцаря с толку, он ещё вяло попытался развернуться и ударить щитом, но Эллиас снова отходит в сторону и на этот раз наносит удар точно в цель. Первый удар пробивает кольчужный подшлемник, из шеи на прекрасные доспехи начинает хлестать кровь, но светловолосый, понимая, что рыцарь, скорее всего, ещё жив, поскольку уже тянет руку, чтобы зажать ужасную рану, завершает поединок ещё одним чудовищным рубящим ударом, который заставляет голову паладину отлететь в сторону.
   Взмыленный, тяжело дышащий, вспотевший эльф с обнажённым мечом рядом с обезглавленным телом своего противника, что с грохотом упало в лужу собственной крови на полу таверны "У Кейла", действительно походил на демона, такого, каким его, наверное, представляли самые впечатлительные из крестьян. Повреждённые во время специально пропущенного удара спина и бока нещадно ныли, как и руки, но в целом он чувствовал себя неплохо, хотя и чувствовал, что сегодня он показал себя явно в не самом лучшем свете и ещё одного такого поединка не выдержит просто физически. По правой руке обильно текла собственная кровь: этот проклятый рыцарь всё-таки сумел задеть его, немного сменив направление укола, когда заметил, что светловолосый уходит в сторону. Что же, памятью об этом бое станет ещё один едва заметный белёсый рубец на плече. Сейчас этот глубокий, но совершенно неопасный порез доставлял лишь неудобства, однако стоило попасть туда какой-либо заразе, и Эллиасу точно придётся покинуть этот мир, иначе его ждёт весьма печальная судьба умирающего от инфекции, которая уже настигла сотни, а то и тысячи людей в этом городе, который смело можно было назвать свалкой людских жизней. Отсюда редко кто-то уходил, хотя, возможно, с приходом Красного Бога что-то и изменилось, но пока его верные сторонники были для остроухого врагами. Врагами, которые сейчас в недоумении взирали на обезглавленный труп своего товарища, который ещё недавно, буквально пару минут назад претендовал на то, что бы побить главного демона, но последний оказался хитрее и проворнее, сумел разработать тактику, в которой ему хоть и пришлось выставить себя не с лучшей стороны, но всё-таки оказалась достаточно хороша, чтобы привести его к победе. Под шлемом командира паладинов сейчас скрывалось искажённое маской непонимания и гнева лицо. Он не мог поверить, что кто-то из его людей мог проиграть тому, кто так ужасно блокировал удары, кто был ранен и явно был не в лучшей форме. У него это не укладывалось в голове, было слишком парадоксально слишком, слишком фантастически, чтобы быть правдой, но вот, прямо перед ним лежит мертвец, он не двигается, не дышит и уже не может сражаться, но почему-то капитану кажется, что он вот-вот снова поднимется на ноги и нанесёт последний решающий удар в этой схватке. Это было безумием, он сам это прекрасно понимал, но всё-таки поражение было куда более невероятным, ведь раньше ему не приходилось терять своих людей. Сейчас в его душе бушевал страшнейший шторм, в котором тесно переплелись отчаяние, страх, злость, удивление - все эти чувство с чудовищной силой старались вырываться на волю, заполучить положенный им выход, но, тесно зажатые в доспехах рыцаря, они лишь рвали его душу изнутри, а потом он сам застыл подобно статуе древнего бога войны, поражённый внезапным осознанием того, что его парни - далеко не боги, а всего лишь самые обычные смертные, у которых так же идёт кровь, которые так же хотят есть и пить, и так же боятся смерти, как, наверное, и этот проклятый демон, столь отчаянно и остервенело бившийся сегодня за свою жизнь, но сейчас походивший на самого обыкновенного человека, который просто устал и меньше всего на свете хочет снова сражаться. Может, потому что знает: на этот раз ему уже не победить, ибо предыдущий поединок отнял все силы, а, может, просто он уже слишком пережил подобных ситуаций, чтобы хотеть снова поднимать свой меч во славу своей жизни или же чей-то чужой. Сзади него брызгал слюной священник, эта безумная шавка, которой сегодня, наверное, пришлось впервые столкнуться с суровой реальностью жизни и увидеть кровь не на теле измученного приспешника врагов Красного Бога, а прямо у своих ног, кровь своего союзника и не врага, кровь, которая означала поражение божества, коему покланялся этот мелкий священник, ведь сильнейшие из слуг его не смогли одолеть того, за кем столько лет велась беспрерывная охота, в которой сгинуло бесчисленное множество людей. Священнослужитель кричал о том, что нужно как можно быстрее повязать демона по рукам и ногам, поскольку тот уже без сил и ранен, но капитан не отдавал приказа, о слов жалкого фанатика никто из грозных воинов Красного Бога слушать не станет, ибо подчиняются они только силе, которая сейчас была заключена в стальных руках командира элиты, что крепко сжимали рукоять двуручного меча. Сегодня это грозное оружие вряд ли пустят в ход, но что-то подсказывало капитану из глубин его сознания, что рано или поздно ему придётся сразиться с этим демоном и итог схватки будет делом заранее решённым, ведь Эллиасом, как звали демона, если верить плакатам, движут какие-то очень старые обиды, гораздо более серьёзные, чем обыкновенный вопрос религии или расчёта. Тут было что-то другое, что-то такое, толкавшее его вперёд и придававшее ему небывалые силы и уверенность. Отчаянный охотник за собственным счастьем, отчаянный преследователь своего прошлого, в котором гораздо больше белых пятен, чем открытых взору мест, отчаянный беглец от страхов и преступлений, что неотступно преследуют его в ночных кошмарах, хотя все эти пейзажи и события кажутся ему фантастическими. Если бы капитан только знал, насколько богата история того, кто стоит перед ним, но сейчас он видел лишь потенциальную угрозу. Он видел ослабленного человека, который хоть и был готов сражаться, но всё-таки физически уже не способен на это. Любой другой сейчас бы сам вышел на залитый кровью участок пола таверны "У Кейла", но, как сказал грозный воин, он не был варваром, а Эллиас бился достойно, настолько достойно, что сегодня он заслужил жизнь, отобрав её у одного из людей Красного Бога. Священник требовал другого исхода, но ответом ему было молчаливое несогласие грозных воинов и напряжённое ожидание светловолосого.
   Неожиданно окно разбивает камень. С характерным стуком он ударяется о деревянный пол, а после ударяется в ногу одного из рыцарей. Следом за ним со свистом в стол и стулья начали вонзаться стрелы, на пол со звоном сыпались осколки стекла. Некоторые из оперённых красавиц ударились о щиты паладинов, но тут же отскакивали от них с металлическим переливным звоном, ибо эти полусгнившие деревянные стрелы с наконечниками из третьесортного металла не смогли бы пробить даже плохой латный не доспех, не говоря уж о броне и щитах паладинов Красного Бога. Всё ещё стоявший спиной к стене Эллиас оказался в слепой зоне лучников, в то время как воинам пришлось встать ещё плотнее, чтобы защитить сразу же оробевшего священника. Конечно, когда опасность не могла угрожать его жизни, он был смел, но как только в его голову закрадывалась мысль, что он умрёт и тем самым прервёт своё вечное и безотчётное служение Красному Богу, то лоб его покрывался холодным потом, а тело начинала бить мелкая дрожь. Как бы рыцари ни презирали священнослужителей, но всё-таки их преданность божеству была действительна впечатляюща. Капитан отдал короткий приказ отступить на несколько шагов назад, чтобы выйти из зоны поражения лучников, стрелявшими прямо с улицы. Как только гиганты отошли на достаточное расстояние, эльф, не теряя ни минуты, сильным ударом выбил окно. Мелкие осколки порезали ему лицо, это было неприятно, но в целом терпимо. Эти безумцы, решившие открыть огонь по таверне, были своими, Эллиас безошибочно узнал почерк Тома: дерзкое, совершенно спонтанное нападение, не лишённое то ли совершеннейшей глупости, то ли действительно завидной отваги. Хотя сейчас преимущество было полностью на их стороне, без остатка, ибо загнанные в угол служители Красного Бога не желали выходить прямо под огонь, а преследование бы для них всё равно обернулось провалом, ибо никто не знает этот город так хорошо, как люди Воронёнка - самые прожжённые негодяи из всех, каких только можно было найти в этой помойной яме, которая почему-то упорно продолжала именовать себя городом. Он умел убеждать людей, некоторые наёмники в его отряде покинули своё прежнее насиженное место, приносившее им немалый доход, чтобы присоединиться к борцам за свободу, которая всегда была тем единственным идеалом, к которому стремился Том. Его идеи и слова всегда давали людям надежду, но, в отличие от проповедей Красного Бога и его фанатиков, в словах Воронёнка не было ни капли магии, только его собственная харизма. Оставалось только удивляться, как он, будучи практически не образованным и не знающим своих родителей, сумел взрастить в себе такую силу духа и ораторское мастерство. Том был уникальным, талантливым, но вместе с тем слишком порывистым, непоследовательным, но эльф всё-таки надеялся, что за то время, что Воронёнок провёл с ним, а после в одиночестве в качестве главы местного сопротивления, немного изменили его характер, хотя, если судить по этому опрометчивому мероприятию, дела обстояли всё так же, потому как атаку на таверну "У Кейла" можно было назвать только безумием, никак иначе, ведь она и раньше считалась неприкосновенным заведением, а теперь, наверное, и вовсе была едва ли не святым местом, но так как Том и его люди всегда были самой сутью города, его улицами, стенами и домами, то им бояться было нечего, потому что без должной поддержки толпа не выйдет против вооружённых людей, которые всегда ведут бой до последней капли крови, ибо им просто-напросто нечего терять.
   Как только Эллиас оказался на улице, часть стрелков прекратила огонь. Один из них, видимо, выполняющий обязанности в группе лучников, часть из которых стояла прямо на улице, в то время как вторая группа контролировала улицу с крыши, пусть в этом и не было особой необходимости, поскольку сейчас в городе не было постоянных отрядов ополчения, поскольку в последнее время количество желающих перейти на сторону зла заметно сократилось, хотя всё ещё встречались отдельные безумные одиночки, но они уже не представляли никакой угрозы для Красного Бога, ибо с ними тут же разделывались самые обычные люди, храм по таким мелочам уже никто не беспокоил, приказал переставшей стрелять группе отходить в соседний переулок, где стрелки вскоре растворились, словно бы слившись с утренним серым туманом, что сейчас наполнял улицы своими серебристыми щупальцами, словно бы пытаясь пробраться в дома через плотно закрытые ставни и надёжные массивные двери, на некоторых из которых виднелись страшные знаки - признак того, что это здание является зоной карантина, ибо там обитают смертельно больные люди. Близ таверны таких "могильников", как называли такие дома местные, не было по понятным причинам, но во время своих скитаний по городу в прежние дни эльф не раз натыкался на них и с тех надеялся, что больше тех ужасных стонов ему не придётся слышать никогда в жизни. Эти истошные завывания, смешанные с полушёпотом, плачем и сбивчивым бредом сумасшедших невероятно сильно влияли на сознание. Такие дома навсегда оставались стоять пустыми и запертыми, даже когда последний из его несчастных жильцов уже отмучился. Капитан стрелков был одет неброско, если бы не колчан за спиной и кусок ткани, призванный скрыть лицо, то его и вовсе нельзя было ничем выделить из толпы самых обычных оборванцев, которые часто ошиваются на рынке или около лавчонок в надежде на маленький кусочек хлеба или звонкую монетку, вот только у этого бродяги в распоряжении было около двадцати человек, что уже успели поднять переполох в таверне, выпустив несколько подожжённых стрел. Внутри заведения слышалась возня, кто-то кричал, но никто не смел ничего предпринимать, поскольку рыцари всё ещё были внутри. Расставаться со своей маской командир не захотел, но это и не нужно было: Эллиас узнал его по глазам. Эрон, Серый Лис, человек, который долгое время помогал эльфу и Тому встать на ноги. Логично было предположить, что сейчас он является правой рукой лидера, или даже сам возглавил борцов за свободу, если Воронёнку в том бою всё-таки изменила удача, и он пал от чьего-то меча, топора или вил, что тоже было весьма вероятно, не стоило этого отрицать. Лис всегда отличался немногословностью и рассудительностью, а потому появление его здесь во главе отряда стрелков не могло не удивить. Ещё больше светловолосый поразился, когда Эрон, заметив его, быстрым шагом направился к нему, после чего крепко по-дружески обнял.
   - Ты даже не представляешь, насколько я рад тебя видеть, дружище, - глухо проговорил он, горло, перерезанное ещё в его юные, подростковые годы, давало о себе знать очень грубым голосом, который стал отличным оружием устрашения, - но сейчас у нас нет времени для обмена любезностями. Скоро сюда сбежится очень много людей, мы должны незаметно скрыться. Мои люди ещё немного понаводят страху и рассыплются по городу, а ты сейчас пойдёшь со мной, - Серый Лис развернулся и направился к одному из самых тёмных переулков, но, заметив, что Эллиас не идёт за ним, остановился и сухо бросил ему через плечо: - Идём, хуже, чем вызов этого сверкающего отребья по твою душу, мы не сможем ничего придумать, - благоразумно заметил он и снова устремил свои стопы к тайному убежищу безродных вояк.
   Как ни странно, но этот довольно сомнительный аргумент всё-таки подействовал и Эллиас пошёл следом. После схватки с одним из рыцарей его в этом городе уже вообще ничто не должно было пугать, поскольку только они, Красный Бог и первосвященник представляли здесь настоящую силу, в то время как противостоящие им люди Тома были эльфу союзниками, во всяком случае, если пока их не поразила та же болезнь, что и Одноглазого Деза, который скрылся в неизвестном направлении и до сих пор не появлялся. Жаль, что пришлось устроить пожар в таверне, чтобы отвлечь внимание от их спешного побега, но, может, это историческое место всё же избежит печальной судьбы превращения в бесполезную кучку пепла. Знакомое ощущение путешествия по городу в ранние часы: улицы практически безлюдны, даже вечный запах разложения и помоев, казалось, удалось ненадолго победить утренней свежести, но Эллиас знал, что на самом деле это впечатление обманчиво. Каким бы привлекательным этот город ни казался сейчас, когда большая его часть была скрыта туманом, он всё ещё оставался ужасным громадным чудовищем, и через пару часов это снова станет понятно любому. Наверное, именно поэтому жители почти никогда не выходили из своих домов в столь ранние утренние часы: слишком тяжело было бы каждый день расставаться с этим прекрасным сказочным городом, снова погружаясь в его тёмные зловонные улицы и мерзкие шумы без остатка. Вокруг мелькали позолоченные первыми лучами солнца стены домов и заколоченные окна. В тумане казалось, будто бы город стал беломраморным, будто бы превратился в место, где всегда проживали только цари, но стоило только этому сказочному покрову уйти спустя несколько часов, как из-под церемониальной императорской маски показывалось истинное лицо её владельца - уродливое, обезображенное болезнью и старостью лицо, которое могло принадлежать лишь безумцу. Глаза на этом лике были блёклые, словно бы сливавшиеся в единое целое с кожей, а потому различить их почти нельзя было. Такая ассоциация почему-то сильно взволновала светловолосого эльфа, пробудив в его голове смутные волны воспоминаний, но это достаточно быстро улеглось. К подобным вспышкам Эллиас привык, ведь он повидал действительно очень многое, так что следовало ожидать, что рано или поздно это начнёт повторяться, поскольку даже у безграничной Вселенной фантазия может закончиться. Старые воспоминания из забытых им дней пытались прорваться наружу через ослабевающий с годами барьер, но любому, кто путешествовал между мирами, хорошо известно, что полностью на свет они никогда не пробьются, потому что это противоречит законам, установленным Рекой. Уж слишком много непознанных и странных вещей таится за этой тёмной завесой, выпускать даже малую их толику невероятно опасно хотя бы для рассудка того, кто где-то в самых глубинах своего разума несёт следы воздействия этих загадочных материй. Город дышал свежестью. Сейчас он действительно был не так ужасен, и эльф даже был рад, что ему так и не удалось пройтись по нему ночью. Пусть это и была всего лишь искусная игра света и тени, призванная усыпить бдительность случайного утреннего прохожего, чтобы потом город мог сожрать его, но всё-таки она услаждала взор, являя древнее поселение людей таким, каким его не видели многие из тех, кто живёт тут постоянно. Эрон был неразговорчив, он постоянно следил за соседними улицами на перекрёстках и периодически поглядывал на крыши, чтобы убедиться в том, что его люди продолжают за ним следовать, но беспокоиться было не о чем: стрелки неотступно шли за Серым Лисом, едва различимыми тенями проплывая в тумане. Их действия были удивительно слаженными, точными и профессиональными для обыкновенной банды с улицы, но не стоило забывать о том, что упорство и хороший тренер могут сделать из бродяги прекрасного воина, нужно только самому прилагать достаточно усилий, а не надеяться, что всё придёт само собой, ибо так в этом мире, как и в большинстве других, не бывает. Командир отряда шёл быстро, словно боялся куда-то опоздать, а, может, всё дело было в том, что он не хотел встречаться на улице с первыми прохожими, чтобы избежать ненужных взглядов и лишних вопросов. Серый Лис всегда отличался крайней подозрительностью ко всему, что не касалось Тома и борцов, им он доверился полностью и готов был прыгнуть в огонь за эти идеи, но от фанатиков Красного Бога его отличало то, что слишком уж безумный план он всегда мог скорректировать, ибо Воронёнок прислушивался к его советам, уважая опыт и знание дела, пусть и всё равно любил поступать по-своему. Такова уж была его натура, долгое время скрывавшаяся под слоем грязи и озлобленности. Наверное, если бы эльф тогда не нашёл его на улице и не взял под свою опеку, то сейчас эти люди всё равно бы сожгли таверну от имени Тома, вот только не за идеалы свободы города от угнетателей и тиранов, а просто ради удовольствия и прибыли. Возможно, тогда бы Том даже согласился работать на Красного Бога, выслеживая для него демонов при помощи многочисленных ушей и глаз на улицах, но сейчас о таком даже помыслить нельзя, слишком прочно засели у него в голове когда-то изложенные Эллиасом недостижимые идеалы, которых он сам бы хотел достичь, но понимал, что это практически невозможно. Было ли это ошибкой? Стоило ли с таким старанием тщательностью выводить его на путь вечной, но безрезультатной борьбы? Да, стоило, потому что Том стал маленьким солнцем для немногих людей. Наверное, потому его кличка и была Воронёнок - бережное, почти трепетное отношение к нему, как совершенно необыкновенному человеку, отразилось в этом безобидном прозвище, а ещё его странная любовь к мрачным птицам, что кружили над городом. Он часто наблюдал за ними, вылезая на крыши домов или просто стараясь разглядеть их из темноты улиц и переулков. Трудно сказать, что в такие моменты творилось в голове Тома, но глаза его всегда были наполнены в эти минуты необыкновенной мудростью и глубиной, словно не принадлежали двенадцатилетнему, всю жизнь проведшему в этой выгребной яме. На лице эльфа появилась улыбка, совершенно неожиданно, учитывая, что он всё ещё продолжал оставлять за собой кровавый след, а меч держал наготове. Не хотелось снова получить удар в спину, но сейчас ему было просто необходимо довериться хоть кому-то, а Эрон, которого он знал уже довольно давно, как нельзя кстати подходил на роль надёжного товарища, потому что сам он был совершенно безынициативным. Он прекрасно умел исполнять приказы, сказывалось его служение в регулярной армии одного из соседних королевств, но при этом сам Серый Лис был практически полностью лишён лидерских качеств и, несмотря на свою мрачную харизму, он не мог вести за собой людей, мог командовать, следуя полученным инструкциям, но не вести, хотя его всегда устраивало и такое положение дел. Как-то Эллиас просил Эрона о том, не хочет ли он сам стать во главе борьбы за свободу, которая в городе не утихала никогда, но разгорелась с новой небывалой силой с приходом Тома. Тогда этот вечно угрюмый человек посмотрел на эльфа с удивлением, немного подумал и после сказал, что для него это слишком большая ответственность. Когда стоишь на самом верху, очень велик шанс упасть вниз и переломать все кости, а потому лучше быть очень надёжной нижней колонной, чем тем самым памятником, который рано или поздно всё равно расшибётся о землю. Это нехитрой и очень удобной философии Серый Лис придерживался на протяжении всей своей жизни. Наверное, много раз ему приходилось видеть, как те, кто забрался слишком высоко, в итоге падают со своих тронов на вершине, а потому он решил, что для себя выберет чуть менее важную, но зато боле надёжную тропу. Что же, это было его право, к тому же, со своими обязанностями правой руки он должен был справляться весьма недурно, поскольку исполнительность и трудолюбие были заложены у него в характере. И всё-таки Эллиасу не терпелось узнать, кто же теперь стоит за этим человеком теней, в глубине души надеясь, что это всё тот же Том.
   Занятый своими мыслями, состоявшими из тонкой паутины догадок, воспоминаний и внутренних монологов, Эллиас не заметил, как отстал от Эрона, продолжавшего всё так же быстро и бесшумно скользить по улицам города. Заметив это, Серый Лис немного приостановил шаг и окликнул эльфа, отчего тот вздрогнул, но всё-таки ускорился и догнал командира отряда стрелков, сейчас рассыпавшихся по самым тёмным и извилистым закоулкам.
   - Куда мы идём? - коротко поинтересовался светловолосый, но на этот, казалось бы, совершенно закономерный и обычный вопрос, Эрон отреагировал косым взглядом.
   - Просто доверься нам.
   - Сегодня я уже допустил такую ошибку, - мрачно усмехнулся Эллиас, - сам видишь, что привело к далеко не самым приятным для меня последствиям.
   - Я уже всё сказал тебе у таверны, - отрезал Эрон, ещё больше ускоряясь, судя по всему, они уже почти пришли, да и на улицах им встретились первые случайные прохожие, которые подозрительно косились на почему-то знакомое лицо эльфа, сейчас забрызганное чужой и немного своей кровью.
   - Ведь не так сложно ответить на этот вопрос, верно? - Эллиас приподнял бровь. - А то мне всё больше начинает казаться, что ты пытаешься заманить меня в ловушку.
   - Не пытайся мне угрожать, - покачал головой Серый лис, - я знаю, что ты блефуешь, сжав сильнее рукоять меча.
   - У тебя приказ?
   - Нет, но я н хочу, чтобы нас кто-то услышал. Сейчас улицы становятся всё более людными, у Красного Бога везде глаза и уши. Теперь город принадлежит ему, - Эрон снова воровато огляделся по сторонам, - чем меньше мы говорим и чем быстрее идём, тем лучше.
   - Том жив? - напрямую задал мучавший его вопрос эльф.
   - Ты всё узнаешь, когда мы придём.
   - Перестань уходить от вопроса.
   - Перестань их задавать, и мне не придётся больше этого делать, - резонно заметил Серый Лис и замолчал, стало понято, что больше из него ничего вытянуть нельзя, но это уже было и не нужно: они перешли в тихий и крайне малонаселённый район города. Раньше Эллиас и Том скрывались именно тут, на старых заброшенных складах, которые раньше были собственностью разорившейся гильдии купцов.
   Эти неказистые, покосившиеся от старости здания идеально подходили для тайного штаба сопротивления властям, потому что стражники сюда попросту не заходили, ведь именно тут скопилось наибольшее число могильников, звуки из которых уже постепенно начали доноситься до Эллиаса, заставляя его поморщиться. Помимо явной опасности подхватить какую-нибудь смертельную болезнь, с которой ты будешь умирать долго и мучительно, от таких мест исходила крайне мощная тёмная энергетика, а годы, проведённые на корабле Короля между мирами, и собственные магические эксперименты сделали светловолосого эльфа крайне чувствительным к столь сильным искажениям потоков магии. Около могильников магия, разделённая в этом мире на потоки, похожие на невидимые реки, протекающие как в воздухе, так в земле, воде и некоторых отдельных объектах, образовывала самые настоящие торнадо, беря большую часть энергии из сточных вод и останков в земле. Разумеется из-за столь нестабильных и опасных источников энергия эта носила несколько специфический характер, а магия, которую сами по себе всегда источают умирающие, а в особенности мучающиеся и страдающие. В итоге происходило смешение природной энергии и той, что излучают больные в могильниках. Из-за некоторой схожести типов эти два потока сливались, но всё-таки окончательно смешаться не могли, образовывая при этом вихри, в которых один поток боролся за доминирование со вторым, но силы их были примерно равными. Получалось, что магия строила вокруг могильника "стены", через которые негативная и тёмная энергия уйти не могли, а светлая не могла попасть внутрь, и при этом не стоит забывать о бушующей и горячей, но невидимой и неощутимой для обычного человека борьбе двух типов магии, которая сильно искажала сознание тех, кто был навсегда заперт в этих зданиях. В могильниках при этом постоянно происходило накапливание и концентрирование тёмной энергии. В итоге её становилось так много, что в какой-то не слишком прекрасный для обитателей запертых зданий всё превращалось в сплошную бредовую фантасмагорию. Большая часть сходила с ума, полностью погружаясь в кошмарные видения, другие пытались бороться до последнего, но в основном они быстро ломались и умирали, поскольку не были способны выдержать столь огромного давления. Если бы кому-нибудь когда-нибудь в этом мире удалось в будущем создать магическую призму, при помощи которой можно разглядеть потоки энергии и даже перенаправлять их в нужном направлении, то эта часть города представляла бы из себя невероятно жуткое зрелище постоянно бушующего урагана, состоящего из маленьких торнадо двух слившихся потоков, сверкающих молниями разрядов несовместимости. Любому магу этого бы хватило, чтобы навсегда тронуться умом и заняться полноценным исследование этого феномена, но Эллиасу хватило ума сделать это в своём мире, иначе тёмная магия бы точно захватила его без остатка, учитывая то помутнение, что "снизошло" на него во время первого путешествия по городу. Ужасное чувство отчаяния и подавленности, сопровождающееся совершенно сумасшедшими и невероятными видениями, многие из которых повергали его в такой ужас, что он не мог двинуться с места часами. Чаще всего это были картины из прошлого, далёкого прошлого, но всегда только то, что эльф помнил, ничего кроме этого, что всегда заставляло его думать, будто всё воспоминания до "светлого периода", как светловолосый называл всё, что было после того, как он сумел преодолеть барьер, были не просто где-то заблокированы за семью замками и упрятаны в стальные сундуки подсознания, но просто-напросто навсегда стёрты из его головы, как нечто такое, что могло помешать равновесию в мире, хотя, наверняка, там не было никаких особенно важных знаний, кроме нескольких алфавитов и каких-то коротких непонятных фраз, лишь некоторые из которых Эллиас мог прочесть сейчас со всеми своими знаниями. Его всегда впечатляло такое усердие, которое проявляли жители некоторых миров в старательной попытке не понимать друг друга. Ему как-то даже довелось видеть мир, в котором у каждой семьи был свой собственный язык, что затрудняло общение до такой степени, что там в принципе не существовало государства, ибо каждый так кичился своей индивидуальностью и "национальным" богатством, что даже и слышать не хотел о владении каким-то языком, что был бы общим для всех. Поначалу это сбило светловолосого с толку, но и чуть позже не стало лучше. Пришлось выживать в этом сумасшедшем мире эгоцентристов самому. К счастью, дверь оказалась не очень далеко от владений какой-то небольшой, но очень богатой семьи, что буквально спасло Эллиаса из того сумасшедшего дома.
   - Так вы всё ещё скрываетесь на старых складах? Удивлён, что вас там ещё не обнаружили. Если верить Дезу, тут уже всем промыли мозги.
   - А нас обнаружили, - коротко ответил Эрон, но, поняв по лицу Эллиаса, что этого явно будет недостаточно, он тут же нехотя добавил: - Его сожгли слишком уж радикально настроенные последователи новой религии. Ещё в первый год появления здесь Красного Бога. Им трудно было смириться с тем, что кто-то смеет противостоять их новому идеалу. Каким-то образом они вычислили наше местоположение, заслали крысу и в итоге устроили пожар. Многие погибли, мне самому едва удалось выкарабкаться из этого ада, но зато потом мне самому доставило невероятное удовольствие убивать этого предателя, - после этих слов светловолосый покосился на Серого Лиса.
   - Раньше ты был более сдержан и хладнокровен.
   - Старею, - мрачно рассмеялся в ответ командир лучников, - но мы уже пришли, готовься. То, что ты увидишь, тебе не очень понравится.
   Эллиас и Эрон, несколько замедлив шаг, подошли к двухэтажному небольшому зданию. Оно выглядело вполне обычно, такие строят, наверное, во всех городах - приземистое, неказистое, но при этом достаточно надёжное, чтобы самые бедные слои населения не побоялись в них жить. Вот только заколоченные окна и разрисованные красной краской стены не предвещали ничего хорошего. Когда же они приблизились к двери, эльф отшатнулся назад:
   - Могильник? Ты что, издеваешься надо мной?! - Эллиас уже поднял меч, но Серый Лис предупреждающе поднял руку.
   - Не стоит делать глупостей, это всего лишь маскировка. Мне помнится, что ты чувствуешь это, и не должно было возникнуть никаких проблем, - теперь уже пришёл черёд командира стрелков подозрительно прищуриться.
   - Маскировка? - ловко ушёл в сторону Эллиас, ему не хотелось признаваться в первую очередь самому себе, что настолько ушёл в мысли и рассуждения о природе столь странного явления, как вихри вокруг могильников, суть которых он установил когда-то лично в ходе множества опасных для рассудка экспериментов, что не смог заметить эту "подделку". - Умно.
   - Люди боятся даже подходить к таким зданиям, не говоря уж о том, что бы устраивать поджоги, - снова зло усмехнулся Эрон.
   - А как же эти ужасные звуки, которые должны исходить от могильников? Их отсутствие должно было показаться странным местным жителям.
   - Оно и кажется, но от этого тишина становится лишь ещё более зловещей.
   Да, Серый Лис действительно сильно изменился с их последней встречи, и эльф не мог этого не заметить. Держал он себя точно так же: напряжённо, сдержанно и подозрительно, но вместе с тем уверенно, зато вот язык его изменился, изменились его мысли. Он стал жёстче, хотя, кажется, ещё и не превратился в садиста, пусть некоторые из его фраз и желали убедить Эллиаса в обратном. Вместо каменного спокойствия и поражающего флегматизма появилась колкая щетина, что готова была себя показать в любой момент, особенно, когда этого совсем не ожидаешь. Трудно сказать было ли это следствием возраста, или же куда более важную в таких переменах роль сыграли события последних лет, когда те, за чью свободу он боролся, вдруг повернулись против него и даже подняли оружие ради того, чтобы не дать ему достичь своей цели, ради которой Серый Лис был готов идти и в огонь, и в воду, и даже пройти через медные трубы. Наверное, для них всех события того последнего восстания стали невероятным событием, ведь их тогда не только разбили в, так сказать, военном плане, но и втоптали в грязь всё то, за что они боролись, сровняли с землёй идеологию Тома, превратили его из великого лидера и ненавистника притеснений в ужасного тирана преступника, который почему-то очень сильно жаждет разрушить существующий идеальный порядок, так что ему, разумеется, нужно помешать. Страшный, чудовищный удар по каждому, кто отдал свою судьбу в руки Воронёнка. Должно быть, именно он и сделал из холодного Серого Лиса мрачного и зловещего человека, в чьей душе теперь водится гораздо больше теней, чем когда бы то ни было. Но, тем не менее, именно он сейчас открывает кажущуюся заколоченной дверь, пропуская Эллиаса внутрь поддельного могильника.
   Там было невообразимо темно, а затхлый воздух пахнул на эльфа характерным мерзким зловонием, от которого сразу же захотелось выплеснуть наружу ту несчастную похлёбку, которой удостоил светловолосого Одноглазый Дез. Удивительно, что в ней не было яда, раз он хотел избавиться от Эллиаса, выдав его Красному Богу и его служителям. Стоило всего лишь добавить немного снотворного, но, скорее всего, в городе таких сильных веществ было просто нельзя достать: стражники всегда следили всего за одной вещью - на улицах никто не должен был продавать никаких химикатов, тем более наркотиков, потому что зависимыми людьми становится гораздо сложнее управлять, ибо для них единственный настоящий страх - потерять очередную дозу, но в таком случае власть контроль над ними оказывается не в руках у законной власти, а переходит к наркоторговцам, что крайне невыгодно. Эрон за эльфом не пошёл, быстро кинув, что светловолосому нужно подняться на второй этаж и зайти во ворую комнату справа, он закрыл дверь и, судя по шагам, быстро пошёл обратно. Должно быть, на место сбора остальных лучников, чтобы проверить, кто из них добрался, а кого перехватили на улицах. Такое тоже могло быть: люди, которым промыли мозги, чаще всего ведут себя очень странно, потому что, фактически находятся в состоянии изменённого сознания, но сейчас Эллиаса это занимало меньше всего. Нужно было подниматься наверх, к тому, кто ждал его во второй комнате слева, ведь именно он, скорее всего, сейчас возглавлял борцов за свободу, иначе место это не было бы так тщательно скрыто и замаскировано. Конечно, в разы надёжнее было бы скрываться или в настоящем могильнике, или в каком-нибудь из небольших храмов, один из которых светловолосый краем глаза видел по пути сюда, но в первом случае лидеров бы просто-напросто приходилось менять едва ли не каждый месяц, а во втором можно было не избежать проверки, которую, скорее всего, устраивают священники в силу своего фанатизма. Немного постояв на месте, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, Эллиас направился к едва различимой в темноте лестнице, но нечто, мелькнувшее перед ним в темноте странно изломанной человеческой фигурой, заставило его остановиться. Такие видения были ему знакомы - это фантомы, просто видения, которые в сути своей гораздо менее опасны, чем настоящие призраки и тем более полтергейсты, но при этом способные свести человека с ума ничуть хуже. Фантомы были просто "картинками", спроецированными из какого-либо времени или даже из другого мира, но последнее случается гораздо реже, что обусловлено довольно непрочной и непостоянной связью миров друг с другом. Они не несли в себе никакой физической или энергетической нагрузки и исчезали, стоило только видящему их подойти ближе, в то время как призраки и полтергейсты, вопреки бытующему мнению, были вполне материальны и могли прямым образом влиять на мир, например, нападать на людей, влиять на их сознание, но чаще всего дело ограничивалось обыкновенным запугиванием, поскольку далеко не все призраки являются достаточно сильными для использования всех доступных им возможностей, из-за чего их часто путают с фантомами, что является в корне неверным. Эллиас даже не пытался разглядеть, какой вид принял фантом на этот раз, скорее всего, это был один из больных, что умер много лет назад в соседних могильниках, ибо чаще всего именно они являлись ему во время помутнения. Эти ужасные, изуродованные люди, почти полностью замотанные в разные окровавленные тряпки, действительно могли сильно навредить рассудку неподготовленного. Их образ был тошнотворен, но, к счастью, всё, на что они были способны, это мрачно взирать на эльфа со стороны и изображать нечеловеческие страдания, но они даже не могли издавать звуков, всего лишь жалкие картинки, хотя их природа и занимала его какое-то время, но, скорее, в плане параллельного исследования связи между мирами без использования дверей и Реки, чем как самостоятельное и заслуживающее внимания явление. Если бы достаточно точно определить природу этого феномена, то можно было бы определить какие-то тайные каналы, по которым энергия может передаваться между мирами, чтобы использовать их потом в качестве новых коридоров. Возможно, именно таким принципом и пользовались путешественники, создавая свои двери, хотя их структура и принцип работы были слишком сложными и пока до сих пор оставались за гранью понимания Эллиаса.
   Деревянная лестница неприятно, пронзительно скрипит под ногами. Ступеньки здесь были как будто насквозь прогнившими и готовы были обвалиться под эльфом, отправив его в не слишком долгий, но болезненный полёт вниз, после чего похоронили бы его под деревянными обломками и оставили бы на его теле множество царапин, заноз и синяков. Не приятная перспектива, а потому эльф быстро прошёл наверх. И всё-таки даже это здание, не являющееся настоящим могильником, производило довольно жуткое впечатление. Оно сильно походило на тюрьму: ужасные условия, затхлый воздух и стены, изрезанные и разрисованные какими-то непонятными узорами в богатом воображении тут разыгрывающие жуткие сцены битв и изуверств. Возможно, в сознании безумца, который оставил их здесь в качестве своего наследства, они имели какой-то сакральный глубокий смысл, но сейчас они использовались только как устрашающий антураж и декорации, призванные оттолкнуть того, кто мог сюда зайти, слишком уж заинтересовавшись подозрительно тихим могильником, хотя вряд ли в городе найдётся хоть один такой смельчак. Ещё больше впечатление обречённости и тяжести усиливали эти фантомы, всё чаще появляющиеся так рядом со светловолосым, не говоря уж о странном безруком типе, который сквозь повязку смотрел на Эллиаса гноящимися глазами. У стены справа лежал человек. Судя по всему, он умирал. Всё его тело было покрыто ужасно выглядящими язвами, а на его старом лице отразилась такая боль, что оставалось только удивляться тому, как он ещё не забылся от шока, но глаза его были настолько понимающими и ясными. На какой-то миг эльфу даже захотелось подойти к нему и как-нибудь помочь, вытащить его из этого ужасного места, он даже протянул к нему руку, но тут фантом исчез, просто растворился в воздухе, не оставив после себя ни следа, хотя вокруг него до этого была лужа крови и ещё какой-то непонятной жидкости, о происхождении которой светловолосый предпочитал не задумываться. Если бы не эта тишина, всё могло бы выглядеть зловеще, но, к счастью, здесь не было призраков. Как раз в этот момент с грохотом распахивается та самая дверь в нужную Эллиасу комнату. Он оборачивается, но вместо привычного человеческого лица ему предстаёт ужасный лик, с которого содрали кожу, глаза его были выколоты, а рот разверзся в немом крике ужасающей боли и походил на чёрную бездонную яму, в которой в свою очередь мучились тысячи безумных неупокоенных и вечно страдающих душ, что горели в тёмном огне постоянной непрекращающейся агонии. Эльф отшатнулся назад и тут же поднял меч, готовый отразить неожиданную атаку неизвестного существа из самых потаённых глубин человеческих кошмаров, но это видение быстро пропало, и вот уже на светловолосого глядят до боли знакомые карие глаза Воронёнка. Его чёрные как смоль волосы, которые теперь он отрастил чуть ниже плеч, были убраны в хвост, чтобы не лезть в глаза и не отвлекать лишний раз, а лицо было покрыто лёгкой едва заметной щетиной, которая, тем не менее, старила его. Пусть и выглядел он всё равно молодо, но изменения были заметны: из довольно тщедушного и хлипкого парня Том превратился в настоящего молодого мужчину, который теперь был не просто талантливым оратором, но и настоящим воином-лидером, лицом с пропагандистского плаката, что, несомненно, прибавляло ему чести в глазах борцов за свободу, ведь куда приятнее самому идти за красивым и молодым предводителем, чем за каким-нибудь сморщенным старикашкой, который слишком похож на больного маниакально-параноидальным психозом. Такие типы не внушают доверия толпе, в отличие от убедительных молодых людей, которые одинаково солидно смотрятся и на трибуне, и на поле боя с обнажённым и окровавленным мечом в руке.
   - Ты так выглядишь, словно только что тебе явился призрак, - Том громко рассмеялся, нарушив довольно зловещую тишину поддельного могильника, после он сделал несколько быстрых шагов к опешившему Эллиасу и положил обе руки ему на плечи, воздержавшись от объятий, Воронёнок всегда был довольно аккуратен в проявлении эмоций и старался делать всё как можно более искренно, но при этом в меру, без лишней экстравагантности, но его всегда выдавали глаза, без утайки показывая всё то, что творилось в душе лидера борцов за свободу, эта уникальная нарочная изоляция, граничащая с полной искренностью делали Тома невероятным и ни на кого не похожим, недаром светловолосый эльф заметил его даже во время помутнения, тот день стал поворотным в жизни обоих, так что Эллиас ответил ему тем же жестом, заглядывая прямо в глаза Тома, - ты даже не представляешь, как я счастлив, что ты всё ещё жив, старый друг. Семь лет прошло, и все эти годы я готовился к твоему появлению, чтобы потом мы вместе смогли нанести удар. Трудно поверить, что ты всё-таки появился.
   - Кажется, готовились вы недостаточно тщательно, если верить тому, что мне рассказал Одноглазый Дез, - нахмурившись, ответил Эллиас, проходя следом за Томом в пустую и тёмную комнату, вся обстановка которой состояла из старой полуразвалившейся кровати и приземистого столика, на которой ещё стояла жестяная миска с остатками еды, судя по всему, скрывающийся лидер несогласных с существующей властью, как раз завтракал, но, заслышав ужасный скрип лестницы, поспешил проверить, кто же решил его навестить.
   В комнату сквозь заколоченные окна проникало всего несколько слабых лучей восходящего утреннего солнца, но это скорее мешало и отвлекало куда больше, чем помогало разглядеть во всех подробностях это помещение, но всё-таки эльф про себя отметил, что хоть она в целом и не сильно отличалась от остального уже виденного им подставного могильника, но при этом была куда чище и опрятнее: Том любил порядок во всём. Подойдя к заколоченному окну, Воронёнок сложил руки за спиной. Сейчас, пусть и не в слишком опрятной одежде и при ужасном освещении, он всё равно походил на гордого, принципиального полководца-завоевателя, за которым стоит не горстка отчаянных людей, которым не во что верить, кроме его идеалов, а целая грозная армия, способная завоёвывать города и страны. Он гордо смотрел в зелёные дали, которые сейчас были отгорожены от него досками, но Эллиас был более чем уверен, что он представляет себе картины светлого будущего, которое, по его же мнению, должно было наступить очень и очень скоро. Том тяжело вздохнул и покачал головой, но так и не повернулся к светловолосому лицом.
   - Ты прав. Каким бы подонком ни был Дез, но он рассказал тебе чистую правду. Устроить те волнения действительно было не лучшей идеей, - он замолчал, Эллиас не хотел прерывать его раздумья, но тут Том совершенно неожиданно рассмеялся: - Ты никогда не поменяешься. Мы не виделись семь лет, семь проклятых лет, Эл, а ты приходишь и ведёшь себя так, будто бы мы расстались только вчера, но при этом я уже успел что-то натворить, однако ты забываешь, что за один день к небесам не может вознестись ни один бог. Семь лет! Не могу в это поверить! - Том вскинул руки к потолку и повернулся к эльфу, но светловолосому совсем не понравилось то, что он увидел в глазах своего старого друга. - В нашем городе некоторые столько не живут. Они рождаются и тут же умирают от страшных болезней, голода или ножа собственным родителей, которые не хотят, чтобы их чадо мучилось. Но это далеко не самый худший вариант. Есть те, кто успевают "насладиться" всем этим грязно-серым спектром чудес нашего прекрасного города с редкими вкрапления красных цветов боли, а потом они всё равно умирают, ни познав ни счастья, ни даже малейшей радости. В такие моменты даже начинаешь завидовать тем, кому просто не суждено было родиться под эти блеклым солнцем, - Воронёнок усмехнулся и покачал головой, в его словах и глазах было так много боли, Эллиас не мог поверить, что это тот самый идеалист-Том, которого он оставил семь лет назад восемнадцатилетним здоровым юношей, верящего в свободу и равенство и не желающего видеть жестокости, - и всё это из-за стен, проклятых ненавистных стен, которые не дают нашему городу расти, развиваться, которые закрывают доступ свежего воздуха и ограждают нас от сказочного солнца, в которое многие уже перестают верить. Эти стены, они скоро раздавят нас, они заставляют жителей города вариться в собственном соку, пока самые смелые из них не смогут перебраться через них по горе трупов своих родственников. Это ужасная, пугающая картина, не так ли? - Том кинул быстрый взгляд на Эллиаса.
   - Так против чего же ты борешься теперь: против стен или против власти? - горько усмехнувшись, ответил вопросом на вопрос эльф.
   - О, избавь меня от своего недоверия и насмешек, Эл. Это лишнее. Стены для всех нас - это символ власти, символ того, с чем боремся мы все, понимаешь? Снос ничтожных стен - это будет означать окончательную победу, победу справедливости над тиранией, победу нашей свободы. Это заставит людей поверить в то, что ещё не все кончено, но ты не представляешь, каково видеть, как люди, которые ещё вчера были готовы идти за тобой в огонь и в воду отворачиваются от тебя, потому что на смену губернатору пришёл Красный Бог и его фанатики. Как только всё это началось, когда я только увидел, как влияют на людей его слова, я сразу же подумал, что наш губернатор был не так уж и плох. Не косись на меня так, - улыбнулся Том, заметив немного озадаченный взгляд Эллиаса, - он был злом, это так, и слишком долго держал наш город в страхе, но всё-таки он был куда более слабым противником, чем Красный Бог, потому что люди видели и понимали, насколько он плох, они отождествляли его с худшими кошмарами и событиями, что только случались в их жизни, но вот это новое божество они превозносят и не хотят против него бороться, потому что считают его идеалом, несмотря на то, что улицы наши до сих пор являются продолжением сточных канав, а сотни людей оставили просто-напросто умирать в подземных катакомбах, ибо они, видите ли, демоны. Разве это не глупость? Это просто безумие, лучшим примером которого является Дез. Но хуже всего то, что мы ничего не можем с этим сделать, - Том становился всё более и более возбуждённым, а голос его начинал дрожать, - но, увы, самое опасное зло всегда наиболее привлекательно, так что сейчас нам предстоит бороться с самым опасным врагом. Ещё неделю назад я не был уверен, что мне вообще когда-либо удастся снова показаться людям, снова взяться за меч и вступить в борьбу, от которой мы на время отказались, я думал, что мне придётся сгнить в этом проклятом сарае, так и не приведя в исполнение свой план. Я так думал, но ровно неделю назад мои люди донесли, что на площади у главного храма сделали объявление: главный демон должен был появиться ночью, должен был выйти из катакомб. И все тут же кинулись защищать известные выходы, а каждой такой группе выжали некий магический предмет, стоило активировать который - и спустя какое-то время рыцари придут по душу врага Красного Бога. Я же запустил механизм, пришлось немного смазать его и починить некоторые детали, но всё-таки он начал функционировать. Теперь у нас есть шанс, наконец, нанести решающий удар и скинуть цепи с людей. Благодаря тебе, благодаря твоему неожиданному появлению, Эл!
   - Люди в этом городе считают меня своим главным врагом и угнетателем. Для них я - единственное препятствие, которое мешает им взлететь кб лаженному счастью. Использовать меня в качестве знамени свободы и поднимать под ним бунт - далеко не самая лучшая идея, особенно если учитывать то, что в прошлый раз такая попытка едва не погубила тебя.
   - Я знаю-знаю, - с досадой отозвался Том, - но теперь-то всё по-другому.
   - И что же изменилось? - с сомнением поинтересовался Эллиас.
   - Теперь у нас есть ты. Нужно показать, что ты не какой-то там сверхъестественный уродливый демон, который только и делает, что развращает обычных бедных людей, а простой человек, пусть и с немного странной формой ушей, но кто это увидит, если ты будешь стоять на возвышении? Мы так долго этого ждали, так долго к этому шли и готовились. Ты только представь, что будет, когда падут эти стены, когда Красный Бог буде изгнан из нашего города? Новое солнце взойдёт над этими людьми, Эл. Для них начнётся новая жизнь. Несчастные выйдут из катакомб, могильники вскоре опустеют, потому что мы научим их лечить себя, у людей появятся деньги, средства защищать себя, они станут обладателями настоящего счастья, а не его жалкого иллюзорного заменителя, который предлагает божество и его священники. Да, я не спорю, тот ход был совершенно необдуманным, я недооценил нашего противника, но теперь всё иначе, можешь поверить мне, я очень долго обдумывал все детали, но нам не хватало одной детали - символа нашей борьбы, а ведь без него никто не будет гореть особым желанием поднять голову ради своей же свободы. Так уж устроены люди: им нужна картинка, нужен стимул, ибо без него они не готовы сражаться даже за своих близких и любимых.
   - Я появился в городе только сегодня ночью, и тут уже меня вовлекают в авантюру, которая грозит запомниться всем её очевидцам до конца жизни, - усмехнулся эльф, - не слишком ли это резко?
   - Для тебя, возможно, - согласно кивнул Том, пожав плечами, - но для нас это вполне закономерное событие, которого мы не просто ждали, а готовились к нему долго и тщательно. Это борьба - единственный реальный шанс для нашего города выжить, поверь мне, иначе нас всех ждёт очень печальная участь.
   - Это не просто обыкновенный налёт на стражников, Том.
   - Я понимаю, но и по твоим лазам вижу, что ты почему-то очень хочешь добраться до Красного Бога, - с вызовом ответил Воронёнок.
   - Ты прав, - Эллиас закусил губу, вместе с этим убирая в ножны меч, который всё ещё держал в руках, - и у меня есть на то веская причина.
   - Я знаю, ты думаешь, это Король? - ответом был кивок. - Тогда тем более стоит приступать к этому как можно быстрее. У нас впереди светлое будущее, мой друг, но только с тобой.
   - Всё это происходит слишком стремительно, Том, ты слишком спешишь.
   - Потому что если не ударить сейчас, то потом будет уже поздно. Они знают, что ты в городе, они знают, что просто так ты бы тут не появился, а потому будут готовиться к тому, что ты попытаешься захватить власть.
   - Ты бы очень удивился, узнай, зачем я на самом деле пришёл сюда снова, - усмехнулся Эллиас.
   - Что? Что ты имеешь в виду? - приподнял бровь Том, застёгивая ремень с мечом.
   - Это уже неважно, - покачал головой эльф, - что ты собираешься делать? Каков твой план?
   - Он очень прост. Всю эту неделю мои люди готовились и потому сейчас в любой момент смогут приступить к действиям, стоит лишь нажать на кнопку, и мы запустим процесс, который скинет Красного Бога с его надуманного трона. Для начала нам стоит выйти на улицу, Эрон уже начал собирать всех командиров, что есть у нас в распоряжении, их не так много, но хватит, чтобы суметь взять под контроль все три площади в городе. Разумеется, на главную пойдём мы. У нас не хватит сил, чтобы долго сдерживать стражников или даже толпу, но всё-таки мы успеем сделать заявление, которое должно обратить на нашу стороне хоть какую-то часть населения. В это время на других площадях наши агитаторы будут заниматься примерно тем же. Всю эту неделю мы по всему городу развешивали плакаты, к нам примкнуло порядка двадцати людей, но этого всё ещё мало, хотя для нас это и было ощутимым пополнением. В других же частях города оставшиеся люди подожгут несколько строений. Как только столбы дыма поднимутся достаточно высоко, мы воспользуемся их ошеломлённым настроением, чтобы скинуть это на приспешников Красного Бога, которым якобы доложили, что в каком-то из этих домов скрываешься ты, а потому они не побоялись пожертвовать людьми, чтобы избавиться от тебя. Это не может понравиться толпе, поскольку я специально выбрал нежилые закрытые по тем или иным причинам здания, которые находятся в ремесленном, торговом и жилом районах города. Поджигатели останутся там же и будут следить за тем, чтобы огонь не распространился на другие дома, то есть будут старательно изображать из себя благородных добровольцев, рискующими ради спасения города, при этом не забывая напоминать о том, кто за этим стоит и на чьей стороне борются сами. Какую-то поддержку это нам точно обеспечит, ибо мы рассчитываем на то, что столь стремительные действия в день твоего появления никак не ожидаются нашим противником, а потому они не сумеют достаточно поспешно на это отреагировать, - продолжая говорить, Воронёнок достал бинты и начал аккуратно перебинтовывать руку Эллиаса, эльф поморщился, но всё-таки не стал останавливать Тома, сегодня он должен будет сражаться, да и к тому же лидер борцов за свободу весьма неплохо справляется с обязанностями полевого врача, - так что наше главное оружие - эффект неожиданности, если мы где-нибудь замешкаемся, или я буду говорить недостаточно убедительно, то всё пропало: тут же придут рыцари и стражники, которым никто из наших не хочет сдаваться в плен, а потому они будут драться до последнего, так, как я их научил за эти долгие семь лет. Знаешь, Эл, если бы мы тогда не встретились, если бы ты не взял меня под опеку, то, наверное, сейчас я был бы одним из этих фанатиков, а, может, давно бы уже скончался в могильнике, подхватив какую-нибудь заразу на улице.
   - Ты не представляешь, как помог мне тогда, но всё-таки стоит вернуться к твоему плану. Кое-что меня в нём очень беспокоит.
   - Говори, я учту, хотя что-то менять в корне сейчас уже всё равно бесполезно, не удастся так быстро перестроить людей.
   - Я понимаю, но это, скорее, не ещё одна часть плана, а просто мои опасения на счёт священников.
   - Они действительно отлично убеждают людей, но всё-таки не владеют магией, способной влиять на сознание, - усмехнулся Том, но, увидев, что лицо Эллиаса после этих слов стало странно серьёзным, он помрачнел.
   - В какой-то степени ты прав, сами они действительно не владеют магией, но вот Красный Бог, судя по всему, не просто волшебник, а человек, который смог кое-что разузнать о ментальной магии, которая помогает ему управлять сознанием людей.
   - Так вот почему все стали преклонять перед ними колени, как только он появился в городе, - Том сжал кулак от злости, - но я всё ещё не понимаю, при чём тут священники? Они, конечно, неплохие ораторы, но только в случае, когда толпа полностью на их стороне, а в голове есть текст заранее приготовленной речи, в противном же случае ни один из них ничего не стоит, поскольку не обладает ни собственной харизмой, ни достаточным интеллектом, чтобы на ходу придумать цепляющую людей речь, понимаешь? Сам Красный Бог не показывался уже так давно, что некоторые и в самом деле забыли, как он выглядит, поскольку образов его в храмах нет. Раньше все думали, что он просто занят какими-то очень важными делами в бывшей резиденции губернатора, но я слышал, что теперь многие начинают сомневаться в том, в городе ли он вообще. Особенно это недовольство нарастало последнюю неделю, ведь люди думали, что сам их великий идол лично выйдет на борьбу против тебя, но в итоге они получили лишь быстрое, скомканное объявление от обычного священника, который коротко попытался им объяснить, что нужно делать в случае, если люди заметят тебя на улице. Самые беспокойные начали задавать вопросы, но он быстро от них отделался, уверив в том, что Красному Богу нужно подготовиться ко встречи со своим давним заклятым врагом. Всё-таки, несмотря на свою всесильность, которой он тут кичился перед всеми, он боится тебя, Эл.
   - Я не думаю, что он боится, возможно, его тогда действительно здесь не было, но сейчас. Я уверен, он уже прибыл. Однако дело не в этом, сами по себе священники, как я уже говорил, ничего из себя не представляют. Ты одновременно и прав, и нет.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ты прав в том, что сами по себе они посредственны и не представляют угрозу, но при этом забываешь, что они служат Красному Богу, который использует их в качестве антенн и приёмников своей силы.
   - Как ты сказал? Антенны? Приёмники? Что это вообще такое? - нахмурившись, спросил Том, скорее всего, на каком-то интуитивном уровне почувствовав угрозу от этих незнакомых ему слов, с которыми шёл прогресс.
   - Неважно, думаю, что вы до них всё равно никогда не дойдёте, - помахал рукой Эллиас, - куда более значительно информацией для тебя должно являться то, что они, как бы это сказать, являются скоплением его магии, если он того пожелает. То есть он каким-то образом может передавать свою магию при помощи священников, так что любое их слово, хоть и немного слабее тех, что напрямую исходят от источника магии, но всё-таки является куда более весомым, чем любая самая пламенная речь, так что если они успеют всё-таки добраться до одного из собраний, то им не составит большого труда заставить толпу растерзать агитаторов прямо на месте. С таким мне ещё не приходилось сталкиваться, это очень сильная магия, я даже не уверен, что где-нибудь есть кто-то, способный провернуть такой же трюк.
   - И именно поэтому ты решил, что это Король?
   - Знаю, это может показаться слишком надуманным.
   - Оно и показалось бы, но я, к счастью, знаю и до сих пор помню всё то, что ты мне о нём рассказал.
   - Я не знаю больше никого, кто смог бы провернуть подобное, у людей просто нет так много времени, чтобы научиться столь сильной магии, а ты, думаю, сам прекрасно понимаешь, что это высшая степень мастерства. Зато вот на него это очень сильно похоже, я помню, как при мне он как минимум два раза проделывал нечто подобное, хоть и в меньших масштабах, но ведь никто точно не знает, какой на самом деле силой обладает Король. Да и как ты объяснишь тот факт, что именно меня он поставил во главе своего списка демонов, хотя на тот момент меня уже здесь не было? На эту роль куда лучше подходил ты. Нет, я просто уверен, что это именно он. Король наверняка знал, что в этом мире у меня знакомые и что здесь я повёл достаточно времени, чтобы снова и снова возвращаться сюда, а потому к следующему моему прибытию подготовил такую почву. Так он хочет вызывать меня на последний поединок, на бой, который, возможно, завершит нашу историю, потому что после него в живых останется только один. Эти предсказания, нелепые попытки сдержать меня охранниками у проходов и рыцари, пожалуй, они являются главным доказательством. Я помню, что когда ещё входил в его команду, там были таки воины, сильные, выносливые, предпочитающие меч и щит, да и стиль боя этих приспешников Красного Бога очень сильно напоминает тех силовиков, как мы их называли. Обычно именно они шли вперёд, в первых рядах, когда мы атаковали или защищались, а потому они всегда были готовы к бою, всегда пребывали в отличной форме и не дня не обходилось без их учебных поединков с кем-нибудь из команды, в которых они почти всегда побеждали, но это к делу не относится. Я уже сказал, что движения того рыцаря, их стиль боя были очень схожи. Возможно, кто-то из них даже узнал меня, а потому их капитан решил сразу же выпустить своего самого лучшего бойца, он держался увереннее остальных. Всё сходится, понимаешь? Его сила, эти рыцари, характерная манера вести дела как бы издалека, но при этом держать всё под своим контролем и непосредственно влиять на события так, чтобы в этом безошибочно узнавалась его правящая твёрдая рука - это точно он, - Эллиас говорил довольно сбивчиво, возбуждённо, ему самому не верилось, что всё сейчас действительно сходится и он впервые за столько лет сумел подобраться так близко к своему давнему и самому злейшему врагу, которому когда-то очень и очень давно даже по его собственным меркам эльф отдал своей меч в услужение, потому что тогда ещё не знал, каким безумным монстром на самом деле является этот кажущийся харизматичным капитан единственного корабля на Реке.
   - Да и похож он внешне, если честно, - согласно кивнул Том в ответ, - если, конечно, верить твоему описанию, - тут же добавил он, - огненно-рыжие волосы, болезненная бледность и худоба, словно он скончается через пару месяцев, но при этом необыкновенное умение держать себя гордо и величественно. Ты именно так его и описывал, если мне не изменяет память.
   - Пока она тебя ещё не подводит, - Эллиас усмехнулся, - но ты рассказал мне только о первой части плана. Если она пойдёт как надо то, что мы будем делать дальше?
   - Стой-стой, погоди. Ты сказал "мы", я не ослышался? То есть ты всё-таки решил, что ты с нами?
   - Я чувствую, - кивнул светловолосый, - что могу отговорить тебя, это действительно в моих силах, потому что это предприятие мне не слишком нравится, особенно часть с пожарами, и я бы попытался это сделать, если бы не был точно уверен, что это мой единственный шанс остановить всё это безумие, которое связывает нас с Королём. Не будет больше полыхающих миров, не будет больше корабля на Реке между мирами. Я тебе многое рассказывал, Том, столько не знает никто, кроме непосредственных участников тех событий, но я до сих пор во снах вижу те годы, они приходят ко мне страшными призраками в ночных кошмаров, но выглядят так реально, что даже спустя часы после пробуждения я всё ещё чувствую запах гари и металлический привкус крови у себя на губах, а руки продолжают сжимать несуществующий меч или проверять свежую рану, которая на самом деле уже давным-давно затянулась и стала всего лишь ещё одним шрамом. Если бы я не был уверен, если бы сомневался или у меня не было бы достаточных доказательств, но всего, что я увидел и услышал, хватает, чтобы сделать вывод о том, кто на самом деле такой ваш Красный Бог. Прости за многословность, ты знаешь, она мне не свойственна, но этим все я хотел сказать, что моё решение обдуманно, но это вовсе не значит, что я полностью одобряю твой план действий, однако осознаю, что менять его уже поздно, а потому мне просто приходится смириться с этим. Как я понимаю, следующая часть твоего плана - взять бывшую резиденцию губернатора, пробившись через стражников и рассчитывая лишь на численное преимущество, которого может и не быть, если священники успеют среагировать?
   - Твои опасения вполне обоснованы, - согласился Воронёнок, - но, ты думаешь, я поступил бы так, если бы у меня был выбор?
   - Раньше мой ответ был бы очевиден, старина, но, глядя на тебя теперь, я не уверен, что тебя может хоть что-нибудь остановить, если ты увидишь лазейку, через которую пробивается свет той самой свободы, которой ты так сильно желаешь для людей и самого себя.
   - А разве не ты научил меня так мыслить? Разве не ты заставил меня поверить во все эти идеалы и наказал следовать им? Разве не ты сказал добиваться свободы любой ценой? Эл, вся эта борьба, всё, что ты видишь сейчас - этого бы не было, если бы тогда ты не подобрал меня на улице, понимаешь? И эта, как ты выразился, лазейка - тоже твоих рук дело. Можно считать, что ты дал этой борьбе вторую жизнь. Я ещё до встречи с тобой видел тех, кто пытался поменять эти порядки, но их всех ждала довольно печальная судьба, губернатор не любил, когда кто-то пытался посягать на его власть. И я мог бы ещё долго распинаться в таком духе, но мы и без того уже слишком долго тут пробыли, у нас нет такого количества времени, чем быстрее мы нанесём удар, тем меньше у наших противников шансов ответить нам. И теперь у меня есть только один вопрос: ты с нами или нет? - Том подошёл к двери, скрестил руки и внимательно, несколько угрюмо посмотрел на своего старого друга.
   - Хорошо, я с вами, - Эллиас кивнул.
   - Я рад, старина, - Воронёнок улыбнулся и подошёл к эльфу, хлопая его по плечу. - Тогда в путь, нельзя терять ни секунды, - он снова направился к двери, но, заметив, что светловолосый эльф почему-то стоит на месте, спросил: - Не можешь поверить, что всё случится так скоро? - усмехнулся Том.
   - Нет, я просто думаю, отказался бы ты от своей затеи, если бы я не согласился, если бы решил попытаться достать Короля своими силами.
   - Во-первых, это безумие, и ты сам это прекрасно понимаешь, - сразу нахмурившись, ответил Том, - какими бы навыками ты ни обладал, тебе всё равно бы не удалось пробраться в резиденцию и убить его, во-вторых, мы ставили на тебя, надеялись, что в решающий момент ты всё-таки окажешься на нашей стороне. К счастью, ты прислушался к голосу разума.
   - Это был голос кого угодно, но точно не разума, - покачал головой Эллиас, - и всё же ты не ответил на вопрос.
   - Мы все готовы жертвовать, старина.
   - Значит, да.
   - Слишком много подготовки, слишком долго мы все ждали этого, нельзя в самый ответственный момент просто так взять и всё бросить, потому что, атаковав таверну Деза, мы поставили себя под удар, охоту на нас бы возобновили с новой небывалой силой, понимаешь? Это был отчаянный шаг. Жребий брошен, теперь нужно лишь максимально эффективно воспользоваться тем, что выпало нам в этой партии. К счастью, сильная карта нас не оставила, но, даже если бы удача изменила нам, мы бы всё равно боролись, потому что свобода нужна всем, старина. Это такая цель, ради которой каждый из моих людей готов сложить голову.
   - Надеюсь, им не придётся, - Эллиас первым прошёл в дверной проём, он сам не верил в свои слова, потому что знал: Король допустит только поединок один на один, а потому сделает всё, чтобы к концу сегодняшнего дня живы остались только они вдвоём.
   На улице их уже действительно ждали. Серый Лис привёл с собой нескольких человек, они были одеты так же, как и он, неприметно, в какие-то насквозь пропитанные грязью обноски, но всё-таки Эрон выделялся среди них сильной сутулостью и злыми глазами, на которые Эллиас почему-то обратил внимание только сейчас. Они сверкали двумя стальными пуговицами, но при этом в них не было ничего опасного, это была пассивная злость, не направленная против ого-то конкретного, а просто изливающаяся наружу свободным потоком негативной энергии, которая вряд ли могла кому-то повредить, поскольку, как бы там ни было, но Серый Лис прекрасно держал себя в руках. А вот в глазах тех людей, что пришли вместе с ним, читалось только восхищение, эльфу оставалось только удивляться тому, что с таким взглядом они не стали преклонять колени перед своим черноволосым кумиром, подобно каким-нибудь рыцарям. Хотя как ещё было назвать этих несчастных чудаков, что прониклись идеями недостижимого идеала? Как ещё назвать тех, кто готов был сражаться и умирать за свободу, которой сейчас никто не хотел, ибо столь естественную для человека жажду Король выставил как ужасный грех, как преступление против самого себя, ибо свобода - порождение демона, его, Эллиаса порождение. Нет, пожалуй, наименование самого воспеваемого во многих мирах сословия подходило им больше всего, ведь на самом деле таких благородных, честных и элегантных рыцарей, как себе представляет их большинство, никогда не было, но эти оборванцы из-за своих мыслей действительно казались сказочными персонажами. Том был чудесным полководцем, как жаль, что родился он в городе, где армией для него стали попрошайки и нищие, как жаль, что не довелось ему быть императором, хотя, кто знает, стал бы он тогда таким, какой сейчас идёт в бой, готовый сложить голову? Остался бы он таким же бескорыстным, старался бы быть справедливым? Увы, ответ на этот вопрос потерян где-то в другом мире, где очень похожий на Тома человек разгуливает в белых развевающихся одеждах, в то время как где-то на далёкой горе за городом по палящим солнцем казнят того, за кем шёл народ. И только одно бы осталось неизменным: неустанный взор Короля, следящего за историями и, несомненно, получающего удовольствие от всех этих убийств. И всё-таки нельзя было отрицать, что в своей самоотверженности Воронёнок был абсолютно чист, ведь в своей неуёмной жажде он готов был пожертвовать всем и всеми, пусть его люди и шли на смерть с улыбкой на лице, но всё-таки их гибели это не отменяло. Он считал, что его возвышенная цель оправдывает средства, что за свою свободу нужно сражаться и заплатить за это можно любую цену, но светловолосому эльфу почему-то казалось, что если бы не были эти бедняги ослеплены его словами и обещанными сказочными далями, то они бы никогда не двинулись с места, но сейчас их головы наполнял сладостный туман, и как бы Эллиасу ни было противно это признавать, он хотел использовать это для того, чтобы свершить личную месть, пусть и под предлогом освобождения не только города, но и многих миров от его гнёта. И всё-таки как эти опьянённые бедняги походили на фанатиков? Пусть Том и не обладал такой магией, как Король, но нельзя было не признать его мастерства в обращении людей на свою сторону.
   - И после этого ты ещё вменяешь в вину Красному Богу промывку мозгов и привлечение людей на свою сторону? - усмехнулся Эллиас, глядя на этих фанатично преданных Тому людей.
   - Только я делаю это всего лишь при помощи своих слов, без применения магии. Они вольны делать то, что хотят, но всё-таки они сами выбрали этот путь, - хлопнув по плечу эльфа и улыбнувшись, ответил Том.
   - Это называется иллюзией выбора: ты заранее со всей тщательность вложил что-то в их головы, назвав это единственно правильным, а потом, что они могут поступить, как им заблагорассудиться, но потом ещё раз напомнил, что только твою сторону можно считать силами света. Как думаешь, к кому они примкнут после всех этих вливаний? Кто станет их лидером и будет для них воплощать всё самое хорошее, что есть в человеке?
   - Я научился этому, потому что только так и никак иначе можно заполучить поддержку простых людей. Приходится крутиться, что выбить нам свободу, но я не обманываю их.
   - Да, ты живёшь под девизом "может, я был неправ, но я не врал", и я действительно рад, что ты не стал искажать сказанное мной тогда, это делает тебя более достойным человеком, чем любой из священников, пусть они сами и думают, что действуют по такому же принципу, ведь в их головах Красный Бог действительно всемогущ и добр, всепрощающ, но зато их обманул он, вряд ли он действует из тех побуждений, о которых рассказывает народу.
   - Он кормит людей сказками, старина. Сказками о том, что пока он будет выше всех, в мире царит счастье и справедливость. Это обман, чудовищный, потому что люди после этих слов не хотят больше ни во что верить.
   - А разве ты занимаешься не этим? - приподнял бровь светловолосы, но готовый разразиться спор прервал непреклонный Серый Лис, которому все эти идеологически пикировки и этические проблемы борьбы за свободу и использования пропаганды во время революции и переворотов были, мягко говоря, мало интересны, он был готов действовать и хотел приступить к делу как можно быстрее.
   - Не хочу мешать, но мы уже и так порядком задержались, - сухо проговорил он.
   - Мне нужно было ввести Эллиаса в курс дела, рассказать ему о нашем плане.
   - Он на нашей стороне? - Эрон недоверчиво глянул на эльфа.
   - Теперь да.
   - Отлично, наши люди уже готовы и ждут только сигнала, чтобы начать, - Серый Лис кивнул в сторону собранных им борцов за свободу, - они будут выступать на площадях, лучшие агитаторы, других ты не найдёшь.
   - Я верю в твои способности, вперёд, сейчас уже просто нельзя дальше тянуть. Люди уже начали выходить на работу, но утреннее поклонение Красному Бога около храма ещё не началось, именно тогда мы и вступим в игре, а пока надо подтянуть наших людей. Эрон, ты и сам знаешь, что делать тебе и твоим лучникам, - Серый Лис утвердительно кивнул, - честно говоря, мне невероятно трудно поверить в то, что я всё-таки это скажу, но момент истины, наконец, настал. Друзья мои, сегодня мы войдём в истории или как освободители, или как те, кто погиб, сражаясь за свободу народа, но это в любом случае благая цель. Я уже не раз говорил, что это крайне опасно, любой из вас может погибнуть, потому что до конца мы ещё не знаем, как отреагирует на ваши выступления толпа, возможно, она придёт в ярость, но знайте, что вы навсегда останетесь в сердцах тех, кто сегодня выйдет на борьбу с тиранией, которая отравляла этот город многие годы. Я верю в ваши силы, верю в то, что мы сможем это сделать, потому что нас ведёт свет. Удачи вам, - Воронёнок положил руку на плечо тому парню, что стоял немного поодаль от остальных, это был самый молодой из них и в его взгляде читалась неуверенность, страх, но как только Том заглянул в его глаза, эти сомнения, терзавшие его мятежную беспокойную душу, исчезли, он уверенно кивнул и побежал за остальными, что уже скрылись за поворотом.
   - Тебе стоит приберечь своё красноречие для главной площади, глядя вслед удаляющемуся Эрону, за которым ненавязчиво и незаметно следовали его лучики, сливаясь с толпой и старательно делая вид, что каждый из них сам по себе, задумчиво проговорил Эллиас, направляясь за бодро шагающим в сторону главной площади города Томом.
   - Поверь, за время этого вынужденного заключения я успел его скопить так много, что его хватит на порабощение целой армии, образно говоря, - весело ответил Воронёнок.
   - Я бы не доверил тебе управлять армией, Том, - усмехнулся эльф, поравнявшись со старым другом, который на его глазах сначала превращался из мальчика в юношу, а теперь стал молодым мужчиной.
   - Понимаю, я ничего не смыслю в тактике, стратегии, ведении боевых действий, но я хорошо убеждаю народ, поэтому я и стараюсь вести более партизанскую борьбу, чем открытую.
   - И это правильно, но всё-таки решающий удар ты решил нанести в открытую.
   - Иначе ничего бы не получилось. Конечно, в отряде Эрона есть несколько человек. Которые отлично умеют скрываться, действовать методом кинжала, удавки и яда, которые могли бы теоритически пробраться в бывшую резиденцию губернатора и тихо, без шума убрать Красного Бога. Сам Эрон за последние несколько лет тоже сильно подтянул такие навыки, но при такой тактике, - покачал головой Том, - нам бы пришлось задействовать всего около двадцати процентов всех доступных нам ресурсов. Это слишком рискованно, слишком опасно идти в бой со столь малыми силами, понимаешь? К тому же не стоит забывать о том, как бы это выглядело в глазах населения. Бунтовщики, приверженцы сил зла, порабощённые демонами бедняги решились на последний решительный удар после того, как поняли, что им никогда не завладеть чистыми умами и сердцами людей города. Под покровом ночи пробравшись в обитель великого Красного Бога, они нанесли подлый удар в спину, который не убил великого идола, но, увы, заставил его исчезнуть из этого мира, отдав его на растерзание демонам. Он пытался воззвать их к милосердию, готов был помочь им очиститься, но они не хотели ничего слышать. Ведь их вёл сам главный демон. Никто не будет разбираться, как всё было на самом деле, никто не будет думать о том, что это не влияние демонов заставило их взяться за кинжалы, а жуткая несправедливость этого мира. Им всем будет плевать на правду, так что таким способом мы бы не добились ничего, сделали бы только хуже. Да, Красного Бога бы не стало, при условии, что его вообще можно убить, ведь с Королём всё не может быть так просто, но его власть бы от этого только усилилась. Его бы выставили мучеником, а это нам нужно меньше всего. Сказали бы, что он умер за них, хотел спасти, ведь в противном случае, не принеси он эту великую жертву, силы зла накинулись бы на мирных жителей. Мы с тобой прекрасно понимаем, что это полный бред, что борцы за свободу никогда бы не стали убивать жителей города без причины, но им-то кто это объяснит? Он стал бы иконой, стал символом самопожертвования ради общей благой цели, а мы бы стали жалким отребьем, которое всеми силами пытается помешать установлению на земле царства справедливости, чтобы дать возможность гнусным демонам захватить этот мир. Нам нельзя создавать мучеников, мы сами должны ими стать в глазах народа, если погибнем. В противном же случае на нас объявят массовую охоту и тогда уж точно задавят, потому что если у нас не получится сегодня, то не получится уже никогда. Все карты выложены на стол, жребий брошен, тузам больше не место в рукаве. Мы обнажили мечи, но пока укутали их в алые тряпки. Сегодня всё будет решено.
   - Мне остаётся только завидовать твоей чудесной решительности, старина.
   - Сейчас не лучшее время для пустой болтовни, Эл, - покачал головой Воронёнок, останавливаясь у одного из поворотов.
   - Но ты сам только что выдал тираду, достойную быть включённой в лучшие сборники вашего мира, - усмехнулся светловолосый.
   - Ты задал вопрос - я на него ответил, - снова двинувшись вперёд после того, как мимо прошёл шатающийся человек, отозвался Том, - но ты прав, я сильно волнуюсь, нам ведь предстоит не совсем обычное дело. Да и твои догадки на счёт Короля всё никак не дают мне успокоиться и уж точно не придают уверенности в собственных силах. Я хоть и не встречался с ним лично, но даже твоих рассказов мне хватило, чтобы начать бояться его.
   - Это естественно. Все, кто с ним встречаются, испытывают либо страх, либо крайнюю степень почтения, граничащего с раболепием, так что в твоих чувствах нет ничего удивительного, - черноволосый человек ничего не ответил.
   Сами того не заметив, быстрым шагом они уже почти дошли до главной площади, люди начали открывать окна, а некоторые уже начинали выходить из домов. Те, кто замечал Тома и Эллиаса, подозрительно косились на них, потому что лица казались им почему-то знакомыми, но всё-таки не бежали звать стражу, а просто проходили мимо, не желая опаздывать на обычное утреннее служение во славу Красного Бога, которое проводилось каждый день и сводилось к массовому прочтению каких-то молитв и благословления всех пришедших священником, который проводил это мероприятие. Том снова остановился и тяжело выдохнул. Теперь им нужно было всего лишь ещё раз повернуть направо - и вот эльф и человек уже окажутся на площади, где будто бы специально для них предназначенная небольшая деревянная сцена, с которой обычно вещают священники, но сегодня там впервые за долгое время буду сказаны правильные слова. Во всяком случае, таковыми они были, по мнению Тома, пусть лжи и провокации в них будет лишь чуть меньше, чем в проповедях фанатиков Красного Бога. Эллиас встал рядом с Воронёнком, провожая взглядом ещё одного человека, который, занятый своими мыслями, даже не обратил на них внимания.
   - Ну что, вот мы и у истока. Пора начинать.
   - Верно, но всё-таки у меня тут назрел вопрос: как вы собираетесь сдерживать священников, которые собираются проводить это утреннее служение? Если верить Дезу, то главный храм стоит непосредственно на площади, и вот они уж точно успеют заметить волнения на площади хотя бы потому, что сегодня у них там работа.
   - Мои люди не выпустят их из храма. Вернее, не дадут им дойти до площади.
   - То есть убьют на подходе сюда? - эльф вопросительно посмотрел на Тома. - Не думал, что ты решишься на столь радикальные меры.
   - Я и не решаюсь, не надо всё искажать своими домыслами, - поморщился Воронёнок, - несмотря на то, что сейчас они на стороне врага, эти люди не виноваты в действиях Красного Бога, они похожи на солдат, которые просто исполняют дурацкие приказы, при этом не испытывая никакой ненависти по отношению к тому, против кого они идут с пиками. Это война мой дорогой друг, но мы - не варвары, мы не будем убивать безоружных людей, какой бы большой опасностью они бы для нас не были. Мы просто будем их удерживать, но не станем убивать, Эл, мы сражаемся за свободу для всех, и для них в том числе.
   - Ты просто невероятен в чистоте своих помыслов, - Эллиас улыбнулся, - ты одновременно и наивен, и не полагаешься на удачу, ты борешься за сказочный идеал, но при этом делаешь это с умом, самоотдачей и тщательной проработкой плана. Таких, как ты, Том, больше нет, даже в других мирах я не встречал подобных тебе людей.
   - Значит, мне есть чем гордиться, - улыбается в ответ Воронёнок, - но ты продолжаешь говорить, будто бы не уверен, что сможешь сделать следующий шаг, после которого дороги назад уже нет. Это трудно, но если тебя всё ещё терзают сомнения, то я объясню подробнее, как мы собираемся сдерживать их в храме: часть моих людей после того, как мы получили информацию о том, что к таверне направляются рыцари, поняли, о чём это может говорить, и запустили алгоритм действий, который мы проработали уже довольно давно. Они отправились в главный храм, где под покровом темноты забаррикадировали при помощи подручных материалов все возможные выходы за исключением окон, но те находятся слишком высоко и до них не добраться, а потому они не представляют опасности. У нескольких известных подземных выходов из храма будут стоять отряды из трёх человек, во время же самого "собрания" некоторые из моих людей будут стараться держаться около храма и периодически станут обходить его, чтобы случайно кто-то не пробрался или не сломам наши заграждения, что очень возможно. Самим священнослужителям запрещено использовать какое-либо оружие, кроме собственных слов, а потому моим ребятам не составит труда повязать их и утихомирить. На остальные четыре небольших храма я выделил по два отряда в каждом так же по три человека. Их задача сводится к тому же - без убийств удерживать священников как можно дальше от мест основного действия, потом их можно будет выпустить, поскольку они уже ничего не смогут сделать, а нам нужны будут все люди, но всё-таки это довольно рискованно, ведь настроенная против Красного Бога толпа может их просто-напросто растерзать, этого бы тоже не хотелось. После того, как они освободятся от его влияния, которое, скорее всего, так же связана с магией, ибо иначе их фанатичную преданность логичными доводами объяснить нельзя.
   - Религия творит с сознанием людей страшные вещи, - кивнул Эллиас.
   - Эрон и его люди займут позиции на крышах или в окнах домов вокруг главной площади. В это время они всё равно пустеют, потому что на службу выходят даже с грудными детьми, коих в городе здоровых и без того осталось немного. Вскрыть двери им не составит труда, они будут стараться незаметно следить за ситуацией на площади и, если случится что-то непредвиденное мной, окажут нам поддержку, хотя, если они начнут стрелять, то это будет означать, скорее всего, что для нас всё кончено, но не будем о грустном. Им так же поручено контролировать улицы и не допустить появления на них тех священников, которым удалось каким-то образом выбраться, несмотря на наши усилия, или стражников, чьи патрули никто не отменял, хотя отличаются они такой же завидной нерегулярностью, как и раньше, но обыкновенно на службу они приходят. Иногда в роли надзирателей, иногда как почитатели Красного Бога, но нам важно не качество, а факт их наличия, который нужно исключить. Надеюсь, хоть теперь ты успокоился?
   - Более чем, - вздохнув, признался светловолосый, - твой план выглядит действительно достаточно подробным, чтобы иметь шансы на успех.
   - Я рад, что ты разделяешь мой оптимизм, Эл.
   - Не разделяю, из меня всегда получался плохой оптимист, но я полагаюсь на твои таланты и преданность твоих людей.
   - Лучше здесь ты просто не найдёшь.
   - Вот в этом я как раз-таки и не сомневаюсь, иначе не стоял бы сейчас здесь.
   - Отлично, потому что самое время приступать к делу. Люди на площади волнуются, молитвы уже должны были начаться, а ни один из священников так и не появился. Они не понимают, что происходит, потому что обыкновенно служители Красного Бога относятся к этим службам очень ответственно, приходя минута в минуту с назначенным временем. Пока мы дойдём до туда, жители города уже начнут серьёзно беспокоиться, возможно, даже захотят перейти к каким-нибудь действиям, но к храму вплотную им всё равно не пробраться, ибо его огородили достаточно высокой стеной, поскольку около года назад какой-то безумец решил, что священники мешают народу общаться с Красным Богом напрямую и только зря едят свой хлеб, а потому решил избавиться от них всех одним махом: он поджёг храм, облив его какой-то горючей смесью, купленной им на рынке у торговцев с севера, которые каким-то чудом сумели добраться сюда и даже получить разрешение на ведение дел, что довольно непросто в наши дни. К счастью, обошлось почти без жертв, за исключением самого безумца, который и себя поджёг в качестве принесения жертвы своему возлюбленному божеству, никто не пострадал, поскольку все священники в это время находились в другом храме, где предавались медитациям, входящим в их обыкновенную практику, поскольку больше им заниматься особенно нечем, если не считать больших новых религиозных праздников и всеобщих вечерних воздаяний Красному Богу каждую неделю в четверг, - Том говорил уже на ходу, старательно проталкиваясь через толпу людей, которые беспрестанно переговаривались между собой и почти не обращали внимания на Воронёнка и следующего за ним Эллиаса, но, тем не менее, оба всё равно старались как можно реже поднимать головы, чтобы никто ничего не заподозрил раньше времени, но их опасения были напрасны, поскольку сейчас головы людей были заняты лишь мыслями о том, почему до сих пор никто не взошёл на сцену.
   На площади сейчас собралась действительно огромная толпа народа. Здесь были не только тех домов, что непосредственно стояли на площади, но также многие пришли сюда из соседних районов, ибо главная площадь сейчас была единственным местом, где проводились обряды во славу Красного Бога, который пока что полностью властвовал над сердцами и умами большей части населения города, но две прорывающихся сквозь толпу фигуры намеревались это изменить в очень скором времени. Сначала люди просто тихо переговаривались между собой, сваливая опоздание на то, что прошла ровно неделя с объявления о возможном появлении главного демона. О таверне люди ещё не знали, потому что первым делом всегда шли на площадь, это было их первым делом, уже потом они узнавали все самые главные ночные новости, поскольку во время самой службы разговаривать строго запрещалось. К тому же велика была вероятность того, что на самом деле пожар там так и не разгорелся, благодаря поспешным действиям паладинов Красного Бога, хотя это и не было их основной специальностью, да и вряд ли эти самодовольные рыцари когда-либо думали, что им придётся бороться с огнём, а не с демонами. Да и самим священника было бы куда выгоднее скрыть факт ночной потасовки, поскольку это бы сильно подорвало их авторитет, возможно, даже вынудило бы людей искать людей защиту непосредственно у самого Красного Бога, а это легко могло обернуться трагедией, поскольку крайне трудно представить, на что готова толпа, которая подчиняется лишь своему животному страху перед главным демоном и его подельниками, такими людьми невозможно управлять, а потому куда лучше было держать в тайне события этой ночи, чтобы лишний раз не тревожить и без того слишком беспокойные умы горожан. Постепенно голоса людей на площади становились всё громче, они начинали всё меньше верить собственным словам о том, что это самая обыкновенная задержка, которых раньше никогда не случалось, какие бы сильные волнения не потрясали город. Многие начали неоднозначно коситься на высокие стены, отгораживающие святилище от остального мира, храм странно затих, будто бы боясь ответить всем этим крайне обеспокоенным людям. Но, несмотря на пронзающую их сердца болезненную неуверенность, что страшным штормом гуляла сейчас в их заполненных религиозной пропагандой головах, никто из них не осмелился взобраться на деревянную стену, хотя Эллиас достаточно часто из-за своей феноменальной способности попадать всегда в гущу событий видел, как самые активные и неуёмные люди стараются вести народ, что чаще всего приводит к повальной панике, поскольку единственное, о чём они в таком случае могут говорить - это близящийся конец света, но эти фанатики просто стояли, и даже гул, который сначала нарастал, теперь начинал сходить на нет, поскольку у них закончились догадки, они не знали, как стоит вести себя в такой ситуации, ведь священники всегда уверяли их в том, что Красный Бог или его служители будут рядом в любой ситуации, какой бы сложной и опасной она ни была. Их головы забили обещаниями вечного спокойствия, благоденствия и прочей ерундой, а в обмен потребовали подчинения. Им это показалось хорошей сделкой, жители города с радостью согласились, потому что, столько лет проведя под гнётом различных тиранов, у них просто-напросто умерла способность отвечать за самих себя, быть инициативными, предпринимать хоть какие-нибудь действия, они стали ведомыми, целым народом, который не мог руководить собой, потому что поколения, прожившие в очень тесных рамках, просто не имели возможности делать то, что им хотелось, а за любое проявление вольнодумия довольно быстро приходила расплата, потому они сами убили в себе не только индивидуальность, но и всё то, что отвечает за социальную самостоятельность, самодостаточность. Без жёсткой руки они не могли ничего сделать, потому что не знали, как это делается правильно, а неправильно что-то сделать боялись, всё время ожидая закономерной кары, к которой привыкли, несмотря на то, что, по сути, сейчас их оставили те, кто должен нести это наказание, то есть оно не придёт, но так далеко их ослеплённый мнимым величием Красного Бога взор не мог заглянуть. И тогда приходило время таких людей, как Том. Словно бы придя из другого мира, они брали бразды правления в свои руки и мудро, целеустремлённо, но при этом крайне осторожно начинали вести это послушное стадо, постепенно приучая его жить самостоятельно. На глазах Эллиаса уже в который раз должна была свершиться история, история, которая приведёт всё к закономерному финалу - уничтожению, потому что когда начинается борьба, одна из воющих сторон обязательно рано или поздно потерпит поражение, а чаще всего это случается именно в таких вот финальных грандиозных битвах, после которых победителю остаётся только добивать остатки вражеских войск.
   Эльф и человек оказались у сцены. Люди с опаской косились на неё и ворочали головами, надеясь увидеть спешащего к ней со всех ног через толпу человека в длинном и ужасно неудобном для столь скорого передвижения одеянии. Даже жаль было их всех огорчать, говоря, что сегодня на них польются не очищающие и успокаивающие слова служителей Красного Бога, а речь человека, которого они считают своим врагом, хотя, конечно, столь обидного клейма Воронёнок не заслужил, поскольку, как бы то ни было, а сражался он всегда не за себя, а за них, простых людей, которые уже устали от того, что им всегда кто-то говорит о том, что нужно делать, а каких поступков не стоит совершать ни в коем случае. Том по ступенька взошёл на сцену и подошёл к самому её краю, не взирая на опасность, ведь от такой наглости люди могли просто обезуметь и стянуть его вниз, растерзав там как плюшевую игрушку. Но толпа почтительно замолчала, через какое-то время абсолютно все люди на площади устремили своё внимание на странного человека в старой и далеко не первой свежести одежде, что гордо взирал на них со сцены. Пусть Воронёнок и не был похож на священника ни одеянием, ни какими-то другими деталями внешнего вида, люди всё равно надеялись, что это просто один из молодыхьпослушни4ов, который просто был вынужден подменить своих старших коллег, поскольку те в свою очередь были заняты необычайно важными делами по поимке главного демона, что, возможно, стоял сейчас где-то среди них и так же удивлённо смотрел на черноволосого. Такого варианта боялся каждый, потому что постепенно люди в первых рядах начали узнавать лицо, что до последнего бунта так называемых "борцов за свободу" красовалось на многочисленных плакатах, развешанных по всему городу не только на специально предназначенных для этого досках объявлений, но и просто на стенах домов, заборах и даже на окнах. Их лбы начали покрываться холодным потом от предвкушения, но, несмотря на здравый смысл, который едва слышно из своей темницы диктовал им убраться отсюда как можно дальше, несчастные поклонники самопровозглашённого божества продолжали стоять как вкопанные, поскольку в их "просвещённых" головах поселилась какая-то странно безумная надежда на то, что этот преступник не только сейчас публично раскается во всех своих грехах и проступках, но и с искренней почти детской радостью новообращённого расскажет всем присутствующим о том, что демон, наконец, схвачен. И возликует народ. Вернее, возликовал, если бы этот самый демон не стоял сейчас около сцены, думая, стоит ли ему туда подниматься, ведь после этих нескольких шагов пути назад уже не будет, это та самая черта, которое отделяет прошлый и понятный всем порядок вещей от неясного и оттого пугающего своей неотвратимостью будущего. Самое время убраться отсюда подальше. Пока всё внимание приковано к ожидающему его на сцене Тому, Эллиас может легко раствориться в толпе, ускользнуть от этого кошмара и снова сбежать в свой мир, оставив этот паршивый город на произвол судьбы и Короля, сделать вид, что он не имеет к этому никакого отношения. Это ведь не так сложно, эльф знает почти все выходы из города, но не будет ли это просто-напросто бегством от врага, чьей силы ты опасаешься совсем не понаслышке? Да и так ли плох в конце концов Король в облике Красного Бога? Он не устраивал никаких массовых казней, если не считать волнений в самом начале его правления в городе, но так уж устроены многие человеческие миры: без жертв невозможно получить абсолютную власть, а лучше всего сделать такими жертвами недовольных новым порядком, настроив при этом остальных жителей города против них. Красный Бог дал этому городу хоть какое-то спокойствие и возможность верить в завтрашний день, но для этого ему пришлось пустить под нож свободу, которой люди тут всё равно не привыкли, а потому и не заметили этого. Великий огненноволосый повелитель человеческих сердец не тратил в огромных количествах деньги городской казны на всякие увеселительные мероприятия, может, потому что их просто не осталось после губернатора, а, может, он просто сам вёл такой образ жизни, как проповедовал. От главного храма же исходила очень сильная магия, а потому было не исключено, что на самом деле он не был таким величественным, каким казался, да и возведение его меньше, чем за десять лет наталкивало на ту же мысль. Но сейчас уже было поздно отступать, поздно было задумываться о моральной стороне вопроса и том, будет ли жителям города лучше, если власть Красного Бога сменится властью Тома и свободы, поскольку после смерти Короля жить станет проще многим мирам, а сейчас есть далеко не иллюзорная возможность добиться такого исхода. Эллиас поднимается на первую ступеньку, на ходу снимая с себя капюшон. Когда он оказывается на сцене тишина становится не просто всеобщей, а кажется будто бы из этого мира исчезли все звуки. Весь город словно бы замер, приветствуя своего самого злейшего врага, который, по мнению подавляющего большинства жителей, уже много-много лет портил им жизнь и который виноват абсолютно во всех бедах, что выпали на их долю в эти нелёгкие для всех времена. Не слышно ни скрипов, ни привычного для городов вечного шума торга на рынке и переговоров соседей, что обмениваются последними новостями из своей заурядной жизни. Не слышно ни одного голоса, ни плача детей, даже вороны, вечно летающие над городом в ожидании своей законной добычи, почему-то перестали каркать и внимательно следили своими умными птичьими глазами за площадью, где сейчас молниеносно оборвалось сердце у всех поклоняющихся Красному Богу людей и с дребезгом разбилось о рёбра, оглушив Эллиаса и Тома, которые молча стояли, ожидая, пока кто-то невидимый сметёт все эти острые осколки в свой совок, аккуратно склеит их вместе и восстановит столь важный для человека орган и возобновит его работу. Все революции и перевороты могут подождать, пока человек оправляется от шока. Во всяком случае, так всегда думает он сам. Всегда ставит себя во главу угла и надеется. Что выстроенная лично им крепкая каменная стена сможет продержаться хоть какое-то время, ограждая его от остального мира и давая ему шанс подумать, но, увы, чаще всего обстоятельства похожи не на обыкновенный ливень или град, а на самый настоящий чудовищный ураган., который сносит всё на своём пути, несмотря на то, чего хочет человек и какие он строил планы. Людям пока неподвластны все эти силы, хотя они и проявляют просто невероятное стремление в попытках овладеть ими при помощи магии или технологий. Том ещё раз обвёл взглядом площадь, сглотнул и начал свою речь:
   - Жители нашего чудесного города, - громко начал Том, хотя в особом напряжении голосовых связок не было нужды, поскольку сейчас никто не осмеливался сказать ни слова, ожидая, что прямо сейчас или небо низвергнется на них огненным дождём, или земля разверзнется прямо у них под ногами, а вышедшие оттуда демоны начнут утягивать их в своё царство, после чего сотрут с лица земли город, ни один из этих людей не мог подумать, что Воронёнок борется за них, за свободу для всех этих людей на площади, но им всем было плевать на истинные мотивы, потому Красный Бог велел уничтожить его, велел не слушать лживых речей демона, однако страх сейчас оказался сильнее проповедей, никто не двинулся с места, хотя лучники на крышах заметно напряглись, когда первые слова разнеслись над городом и тут же в нескольких местах откликнулись остальные агитаторы, механизм был запущен, - вы, наверняка, помните, как меня зовут, потому что каждый день видите плакаты с моим лицом на улицах города с кратким списком "преступлений" в которых меня обвиняют, но я всё же представлюсь, чтобы вы знали: я не преступник, который прячется в тени, скрывает своё имя и поджимает хвост, я - честный человеку, который готов поднять меч ради вашего блага. Я тот самый Том по прозвищу Воронёнок, которым вас пугают. Каждый из вас, - черноволосый подошёл почти к самому краю сцену и обвёл рукой площадь, указывая обвиняющим перстом на всех, но вместе с тем и ни на кого, - знает меня как человека, нет, как демона, который преследует лишь свои низменные цели, который наслаждается убийствами и делает всё, чтобы устроить конец света для всех в этом мире, потому что такова природа любого существа отвратительного Красному Богу. Я вижу по вашим лицам, что именно так вы меня и представляли. Но разве похож я на ужасное существо? Разве я дышу огнём? У меня нет ни рогов, ни копыт, ни хвоста, - Том одним движением скинул с себя плащ, который, судя по всему, надел прямо перед тем, как подняться на сцену, - я такой же человек, как и вы все, меня не ведёт воля демона, я не проклят и не желаю смерти никому из вас, потому что сам родился и вырос здесь, в этих стенах, на этих улицах, - Воронёнок ещё сильнее повысил голос, указывая на дома вокруг площади, - и этот человек, что стоит за мной, тоже очень много времени провёл здесь и видел настолько тёмную сторону нашего города, что вам она даже в самых страшных снах не могла привидеться, - не оборачиваясь, лидер сопротивления режиму Красного Бога сделал жест в сторону Эллиаса, который до того момента стоял чуть в стороне, но теперь подошёл ближе и встал рядом со своим старым знакомым, скинув при этом капюшон, чтобы люди могли увериться в том, что это именно он, демон, который якобы уже столько лет терроризирует город, соблазняя и убивая несчастных людей, оставалось только надеяться, что за длинными волосами им не удастся разглядеть острых ушей гостя из другого мира.
   Толпа в изумлении ахнула, после того, как странный незнакомец, стоявший за спиной Тома, показал своё лицо. Оно оказалось куда приятнее, чем то, что изображали на плакатах, несмотря на шрамы. Это было приятное лицо красивого молодого человека, который если и не располагал к себе своим внешним видом, то уж точно не вызывал антипатии, потому что действительно страшным следом битв был только один длинный шрам, пересекающий щёку, а все остальные стали просто едва заметными белёсыми рубцами. Глаза главного демона смотрели на них не с жестокостью и ненавистью, в них не было отвращения, зато читалась жалость, но Красный Бог учил их, что зло может принимать любое обличье и часто готово прикинуться сострадательным пилигримом, чтобы потом отравить душу своими чёрными речами, но всё-таки стоявший на сцене светловолосый человек, пусть и носил обноски, а на поясе его висел меч, всё равно не походил на демона, что так долго вершил свои тёмные дела в городе. Люди представляли себе какое-то ужасное создание, потому что на плакатах он был изображён уродливым и измождённым какой-то неведомой болезнью. К тому же Красный Бог говорил, что ни один из демонов не может подойти так близко к храму, потому что святая сила отравит его и убьёт, ибо все эти порождения тьмы вечные враги созидания и умеют только разрушать. Так почему же их лидер и его главный помощник сейчас здесь? Неужели Красный Бог и его сторонники повержены? Неужели всё кончено для простых людей, и сейчас их сожрут твари? Среди людей прошлись шепотки, но пока никто не подавал голоса, противясь словам Воронёнка. Довольно улыбнувшись, явно обрадованный произведённым эффектом, Том продолжил:
   - Вы видите? Видите, что он - не ужасный монстр из страшных сказок, а самый обыкновенный человек, к тому же прошедший не одну битву? А ведь ваш бог говорил, что он не сражается, всё желает чужими руками. Но вот, вот он стоит перед вами! Его лицо в шрамах, а на поясе меч. Взглянете на него и поймите, что видите перед собой доблестного воина, а не паука из тени, который только и умеет, что дёргать за нужные ниточки и пускать свой яд в попавших в ловушку несчастных жертв! - черноволосый отошёл в сторону, словно давая людям возможность получше рассмотреть Эллиаса, но его все и так прекрасно видели. - Да, у него светлые волосы, и кожа бледнее, чем наша, да, его черты лица слегка непривычны жителям наших мест, но разве это повод объявлять его врагом человечества? Это же расизм. Тот, кого ваш бог зовёт худшим из демонов, не только не является этим мерзким созданием, но при этом куда достойнее многих священнослужителей, что мне знакомы!
   - Зло принимает любые обличия! - взвыл кто-то из толпы. - Он обманывает нас, люди! Под этой внешностью скрывается ужаснейшее из созданий!
   - Но почему же тогда он смог подойти почти к самым стенам храма, хотя Красный Бог всегда говорил, что это невозможно? Что даже у самого сильного из демонов не хватит сил, чтобы противостоять его силе? Почему этот демон принял тогда форму человека, так непохожего на нас, если он действует из тени, где важна скрытность и незаметность? Разве не проще ему было притвориться кем-нибудь из ваших родных или близких, убив их? Но он не сделал этого, не сделал, потому что он не только не хочет прятать своё лицо, но и просто не может этого сделать, ибо не владеет никакими магическими способностями. Это обычный человек, как мы с вами, кто стоит сейчас рядом с вами и точно так же слушает меня. Всё, что про него говорили священники - гнусная ложь, провокация, направленная на запятнание его репутации.
   - Он - убийца, - завопил кто-то уже из передних рядов, - он преступник и убивал людей ещё до того, как пришёл Красный Бог, наш всемогущий защитник и избавитель. Вы оба - мерзкие твари из тени, которые мешают нашему народу прийти к великому спокойствию и благоденствию! - ответом ему послужил одобрительный ропот топы, но, тем не менее, Том посчитал это хорошим знаком, поскольку будь они полностью уверены в своей правоте, то прямо сейчас бы приняли слова неизвестного человека за призыв к атаке и просто растерзали Тома и Эллиаса, хотя и ценой десятков жизней.
   - Да, вы правы, - поднял руку Воронёнок, заставляя тем самым людей замолчать, они не знали, что им делать, а слова этого черноволосого звучали очень здраво, очень чётко, а потому как бы ни не хотелось всем тут верить в них, в души почитателей Красного Бога закрались чудовищные змеи сомнения, которые сейчас терзали им души, несмотря на то, что их божество обязалось защищать их от любого воздействия мерзопакостных демонов, сейчас Том всё равно мог влиять на них, потому что свою речь выстраивал в простую логическую цепочку, за которой люди могли легко уследить, а потому слова его не казались безумным бредом даже тем, кто молился несколько десятков раз в день, - к сожалению, мой друг действительно не раз обагрял свой меч кровью, ему не раз приходилось отнимать чью-то жизнь, - толпа заволновалась, первые ряды подошли заметно ближе к сцене, в глазах у многих из них читался гнев, именно эти опаснейшие искры в иссушенных отчаянием и лишениями людях Том намеревался использовать против своих врагов, главное, чтобы это пламя не вышло у него из-под контроля и не перекинулось на него самого, - действительно он несколько лет тревожил ваши умы своим присутствием, действительно вы им долгое время пугали своих детей, потому что боялись этого призрака, бродящего по ночам по улицам нашего города с обнажённым мечом. Но разве вы не помните, кого он убивал? Он убивал преступников, негодяев, он убивал прислужников нашего прежнего губернатора, который был не просто тираном, а самым настоящим сумасшедшим, который превратил жизнь каждого из вас в ад! Вспомните, что позволяли себе эти оборотни в погонах, вспомните, сколько раз они вторгались в дома и давки, круша, насилуя и грабя, сколько раз вооружённые самодельными ножами преступники отбирали у вас последние гроши. Вспомните, кого убивал Эллиас, это был меч правосудия! Я не спорю с тем, что иногда он ошибался, и приношу свои соболезнования родственникам несправедливо павших от его руки, но пусканием крови всякой падали он принёс нашему городу лишь пользу! - толпа недовольно загудела.
   - Красный Бог учит наш, что любая человеческая жизнь ценна, как самое дорогое сокровище на свете, а потому её нельзя отнимать! И ты, и все твои дружки - отступники, которых нужно очистить!
   - А разве ваше "очищение" не является убийством? - грустно усмехнувшись, спросил Том, обращаясь, скорее, ко всем присутствующим, чем только к тому, кому принадлежал этот смелый выкрик.
   - Демоны - не люди! Красный Бог обещает им перерождение и новую жизнь, если они раскается в совершённых преступлениях!
   - А если нет? Если они считаю, что правы? Тогда вы не очищаете людей, а просто убиваете их, жестоко убиваете, к тому же. Ведь те, над кем демоны взяли контроль, ещё не являются полноценными тварями, так? Красный Бог и его священники сделали всё очень удобно для себя: они говорят, что убийство - это грех, преступление, но при этом поощряют смерти тех, кто им неугоден. Очень удобно, вы не находите?
   - Да как ты смеешь, демон проклятый?! - раздалось сразу несколько голосов из толпы, но Эллиас к своему изумлению заметил, что некоторые люди одобрительно, но всё ещё ошарашенно покивали головами в знак согласия, начав о чём-то говорить с соседями, скорее всего, среди пришедших сегодня на площадь было несколько людей из числа борцов за свободу, чтобы раздувать зарождающееся пламя.
   - А как вы смеете называть нас бесчестными убийцами, когда у самих на руках кровь невинных жертв? Вспомните, какую бойню устроил в нашем городе Красный Бог и его свита! Они на несколько месяцев превратили наш дом в полыхающий ад, где люди боятся выходить на улицы, где страшно даже взглянуть в глаза проходящему мимо человеку, потому что он может увидеть в тебе демона и накинуться без всяких объяснений. Он выступал за суд, но на самом деле за маской благодетельности выступал холодный и расчётливый тиран, который использовал вашу веру, чтобы устранить тех, кто был недоволен новой властью. Что сделали эти люди, которых вы безвозмездно терзали и сжигали прямо на улицах? Они были преступниками? О, далеко не все, многие из них были просто обычными горожанами, такими же, как любой из вас.
   - Они были мерзкими тварями, нечистый! - снова завопил истошный голос.
   - И вы в это верите, люди? Тогда мне вас жаль, - горько усмехнулся Том, покачав головой, - вы ведь уже давным-давно не дети, чтобы доверять каждому слову первого встречного. Каждый из вас потерял кого-то в те страшные дни: сестёр, братьев, родителей, возлюбленных и друзей - возможно, кто-то даже сам виновен в их смерти, а всё потому, что какой-то религиозный деятель пришёл и сказал, что так нужно? Разве мы пластилин, из которого можно лепить всё, что угодно только лишь по одному слову "мастера"? Разве мы безвольные куклы в ловких руках колдуна? Мы свободный народ, но стоило кому-то сказать, что мы действуем ради собственного блага - и мы тут же ринулись заливать улицы безвинной кровью своих соотечественников. Вы думаете, что они все поголовно были преступниками? Что вы поступили правильно? Как бы не так! - Том покачал головой. - Вы просто выполняли чужую грязную работу, устраняя тех, кто был не нужен новой системе, тех, кто мешал им стать единственной властью в нашем городе. Вспомните, что многие из них не признавали своих преступлений не из упрямства или по причине сумасшествия, а просто из-за того, что этих проступков не было за ними. Вам говорили, что вы трудитесь на благо общества, но разве хоть кто-то из них предоставил доказательства того, что эти люди виновны, кроме обыкновенных пустых слов, которыми кидаться могут с одинаковой легкостью, как великие провидцы, так и обычные бродяги! Вас сделали оружием чужой мести, а теперь выбросили, теперь вы им уже не нужны, а знаете почему? Потому что они просто бояться того, что вы можете стать свободными и выгнать их с насиженного места, сделать обычными людьми, а не теми, кто всегда смотрит свысока. Вы проливали свою и чужую кровь ради идеалов, которых не было, потому что сами священники и Красный Бог преследовали лишь одну цель - избавиться этой "охотой на ведьм" от тех, кто мог в будущем им помешать управлять вами, заставлять делать то, что им угодно. Они сделали из вас рабов, рабов, которые не только не хотят разбить свои цепи и снять удушающие ошейники, но и восхваляющие того, кто заковал вас в эти кандалы. Одумайтесь, люди! Вы стали жертвами, ваши братья, сожжённые на кострах - это совершенно ненужные смерти, которые должны были вас усмирить, должны были заставить вас пустить накопившийся pа долгие годы правления губернатора гнев на иллюзорного врага, а не на очередного тирана, чтобы потом его у вас уже не осталось и вы подчинились его воле. Но среди вас остались те, кто не пожелал снова склонить колени и снова начать влачить жалкое существование под башмаком у Красного Бога и его свиты. Разве такой жизни достоин великий народ, который когда-то завоевал полмира? Разве так должны жить те, в чьих венах течёт кровь великих предков? - Том уже кричал во весь голос, где-то на других площадях также надрывались его люди, стараясь привлечь на свою сторону как можно больше верующих в великого освободителя, черноволосому ответило несколько нестройных голосов, вверх взметнулось всего пара десятков рук, но и это было большим достижением, потому что такого количества борцов за свободу там явно не было, а значит некоторых Воронёнку всё-таки удалось привлечь, это не могло не радовать, снежный ком становился всё больше и больше с каждым сказанным словом и готов был утянуть ха собой целую лавину.
   - Красный Бог ведёт нас к благоденствию! Он защищает нас! Как смеешь ты, мерзкое порождение тьмы, перечить ему? Ты ничего не знаешь о людях! Мы хотим мира и счастья для себя и детей своих. Красный Бог обещает нам это, а ты призываешь к разрушению старого храма, чтобы поставить свой трон из черепов, омытых кровью тех несчастных, что вняли твоим словам и пошли за тобой против нашего спасителя! Не слушайте этого демона, люди! Несите сюда ваши святые амулеты, давайте покажем ему, что бывает с теми, кто противится воле Красного Бога! Он защищает нас, хранит, этот безумец хочет, чтобы мы сами накинули себе на шею петлю, затянули её потуже и сами выбили у себя из-под ног табуретку. Он всегда хранил нас!
   - Всегда - это последние несколько лет? Хранил - это устроил погром в городе, в результате которого погибло несколько сотен человек? Защищал - это выводил на улицы вооружённые патрули, которые отправляли на костёр всякого, кто выходил из дома ночью? - Том начал ходить из стороны в сторону по краю сцены, люди внимательно следили за каждым его движением, разговоров становилось всё больше и больше, некоторые даже начинали оглядываться по сторонам в поисках того, кто вёл полемику с лидером борцов за свободу, но всё ещё в большинстве взглядов читалось скорее ошеломление и непонимание, чем поддержка идей Воронёнка. - Он правит вами при помощи силы, как и все тираны, железной рукой, но ему хватает ума выдавать это за милосердную политику, он надел маску справедливого и честного государя, но разве это правда? Разве это его истинное лицо? Сколько крови он пролил в первые дни, сколько проливается до сих пор, но замалчивается?
   - Красный Бог дал нам спокойствие и мир! - не своим голосом завопил тот же человек.
   - Не было никогда в нашем городе ни спокойствия, ни мира, потому что многие понимают - любое божество - это всего лишь ложь, идол, при помощи которого люди всего лишь прикрывают злые дела благовидным предлогом, заставляя вас творить ужасные дела, при этом убеждая в том, что делается это во благо всего человечества.
   - Священники следят за нами, они рядом, люди, не слушайте его, не поддавайтесь влиянию проклятого демона. Его слова слаще мёда, но в них растворено море яда. Не слушайте его люди, иначе Красный Бог услышит это - и тогда вы будете приравнены к демонам, вас настигнет справедливое наказание, верьте, и пусть ваша вера будет сильнее того зла, что несут в себе эти твари! - несчастный фанатик упал на колени и вознёс руки к небу, его примеру последовало ещё несколько человек, но, кажется, Тому были невероятно нужны именно эти слова, чтобы перейти к завершающему этапу этого боя, который определит силы противников в финальной битве.
   - Вы слышите это? - Том указал в сторону несчастного. - Вы слышите, что он призывает к страху, что сейчас живёт в ваших сердцах? Вы слышите, какое оружие он использует против меня? Он говорит, что я - демон, но разве это может быть правдой, если я прямо сейчас стою рядом с вами, носящих множество освящённых знаков, почти у самых стен храма? Он говорит, что Красный Бог защищает вас, но разве это правда, если он так много убивал людей чужими руками, даже не говоря, в каких преступлениях они повинны, кроме совершенно нелепых обвинений в делах с демонами? Я не зову вас идти с моим знаменем в руках, потому что тогда я был бы ничем не лучше их, я не говорю, что вам нужно идти именно за мной, но предлагаю прислушаться к собственному сердцу, к голосу разума, и понять, что вы сейчас - жалкие рабы, но именно вам под силу это изменить, ведь вся сила Красного Бога в том, что вы верите в его всемогущество. Без вас он станет самым обычным человеком, у которого больше не будет никакой власти, так зачем же вам подпитывать силу кровожадного монстра, что ради утверждения в нашем городе не побоялся пожертвовать жизнями совершенно невинных людей? - одобрительный гул, сопровождавший слова Воронёнка, стал гораздо яростнее, гораздо громче и теперь лидеру повстанцев приходилось прилагать все усилия, чтобы перекричать толпу. - Вы вольны делать то, чего желаете, но я всё-таки призываю к действиям, к действиям, которые позволят освободить наш народ от этого позорного многолетнего рабства. Хватит с нас тиранов, хватит проповедников, которые мнят себя пупом мира! Люди должны сами быть хозяевами своей судьбы, им не нужны те, кто дёргают за ниточки, потому что, что бы там ни говорили на верхушке, это невыгодно никому, кроме них. Мы должны подняться единым фронтом, должны встать насмерть за свою свободу, потому что мы достойны этого, как ни один народ в мире! Они обещали, что будут рядом с вами, что окажутся всегда в нужном месте в нужное время, потому что это их работа, но где они теперь, когда зло, которым вас так долго пугали, оказалось прямо у вашего порога, когда оно подобралось так близко, как никогда? Они испугались, сами уверовали в ту ложь, которую несут вам, потому что все священники такие же обманутые несчастные люди, как и вы. Они обязывались встать стеной перед демоном, но не выполнили своих обещаний, потому что эта ложь слишком глубоко проникла в их головы, они обезумели. Разве вам нужен правитель, который сводит людей с ума своей религией? Разве нам вообще нужны правители? Мы - свободный народ, который не нуждается в поводырях, который должен уметь сам за себя постоять! Хватит верить в то, что вам кто-то пытается навязать! Хватит быть рабами чужой воли! Они заставляли вас бояться нас, но вот я привёл к вам того, кого называют главным врагом человечества. И вы сами можете убедиться, что он всего лишь обычный человек, который так же опасен, как любой из нас. Да, за ним есть преступления, он убивал, но каждый из вас делал то же самое в дни погрома, потому что был ведом иллюзорными благими целями. Они затуманили ваш разум, сбили с толку. Я не собираюсь делать того же. Мы стоим прямо перед вами, вы можете попытаться растерзать нас, "воздать по заслугам", но не думайте, что мы не будем сопротивляться, потому что мы, в отличие от вас, готовы стоять до последнего за свободу, ведь именно её каждый человек должен ценить больше всего, ибо без неё мы - ничто, жалкие черви под ногами у таких дерзких авантюристов и обманщиков, как Красный Бог. Его люди предали вас, а сам он уже давно не посылал вам небесной благодати. Священники не просто испугались, они сошли с ума от страха перед тем, кого вы все знаете под именем Эллиас. Они не пришли сегодня благословить вас на очередной день, потому что в своём фанатическом безумии сейчас они вершат расправу над теми, кто, по их мнению, помогает ему добиться разрушения нашего благочестивого мира, который уже давным-давно не является таким светлым, как они его себе представляют. Оглянитесь по сторонам люди, посмотрите вверх, вы видите это? - Том указал куда-то за свою спину, там уже вздымался столб плотного чёрного дыма, который медленно заволакивал собой небо, ещё три таких же грозными атлантами возвышались над городом, не предвещая его жителям ничего хорошего и разнося по узким улица отвратный запах гари. - Вы видите, на что готовы эти безумцы ради своей фанатичной, слепой веры, которая на самом деле является всего лишь ложью? Они не видят истинных причин бед людей, но спешат вершить правосудие. Они снова готовы убивать и не остановятся ни перед чем, чтобы достичь своей цели! Мы не можем допустить, чтобы снова люди начал погибать лишь потому, что их подозревают в чём-то! - Мы - свободный народ, хватит это терпеть! Я призываю вас восстать, чтобы войти в историю, как те, кто освободил своих будущих внуков от тяжёлых оков рабства! - рука Тома взметнулась вверх, а его последние слова потонули в рёве толпы.
   Кто-то явно поддерживал его, их ярость теперь была полностью на стороне Воронёнка и его людей, которые ещё больше вдохновились замечательной речью своего лидера, которого без лести считали великим. Их крики были самыми громкими, самыми злыми, в их глазах читалась жажда действия. Сейчас они действительно были готовы свернуть горы и идти прямо на резиденцию, где, если верить слухам, расположился сам Красный Бог, ставший в одночасье для них врагом номер один. Конечно, Эллиас прекрасно понимал, что на самом деле такого потрясающего результата без долгой и тщательной обработки было добиться просто невозможно, если, конечно, ты не обладаешь способностями Короля. Наверняка Воронёнок и его люди проводили долгую, кропотливую и очень осторожную пропагандистскую работу, которая медленно, но верно заставляла усомниться в справедливости Красного Бога и его людей, но всё-таки нельзя было не восхититься тому, с какой ловкостью Том управлял этим пламенем, как умело он поджёг его, направив в нужную ему сторону, но при этом сам как будто оставаясь в стороне. Ведь он всего лишь высказал свои мысли, всего лишь сказал о том, что сделал бы сам, будь на месте всех этих людей, он отказался от власти над ними, потому что выступал за абсолютную свободу достойного народа. Он заставил их действовать, при этом не заставляя и оставаясь в их глазах светлым, но незапятнанным вершителем правосудия, ведь тёмной стороной медали для них стал сам эльф, но никак не черноволосый герой. Это было мудро, хотя роль Эллиаса оказалась куда менее значительной, чем то представлял Том, хотя, безусловно, светловолосый всё-таки сыграл свою роль в этом предприятии, став прямым доказательством того, что священники и Красный Бог обманывали людей всё это время, называя его главным из демонов. Конечно, все эти доводы в обычном споре можно было бы легко опровергнуть, но люди в толпе не думали об этом, их сердца сейчас пылали огнём праведного гнева, и многие из них уже были готовы ринуться в бой, но их всё ещё сдерживали те, кто не хотел слушать Тома и продолжал упрямо верить в святость и неприкасаемость образа красноволосого бога. Они громко спорили, кричали друг на друга, некоторые даже бросались с кулаками, но вот на какое-то мгновение над площадью повисла зловещая тишина. В ней стали слышны крики тех, кто пытался помочь потушить горящие дома, но им это, судя по продолжающему расползаться по небу чернильному пятну едкого дыма, не удавалось, пожар разрастался всё больше и больше. Но куда более важным звуком, разрезающим тишину, был звук боя, который завязался между грозными паладинами Красного Бога и людьми Тома, то засели на крышах. Во время речи им удалось незамеченными подобраться почти к самой площади, но, к счастью, люди Эрона оказались достаточно внимательными, чтобы успеть обратить на них внимание и тут же связать их огнём с крыш, от которого паладинам, несмотря на тяжёлую броню, приходилось защищаться щитами, что значительно замедляло их продвижение к цели. Это было сигналом, неожиданно зажёгшимся маяком, красной кнопкой, которая запустила ракеты - самое страшное оружие из тех, что довелось повидать Эллиасу за все долгие годы своих осознанных и запомнившихся путешествий по мирам. Некоторые из этих людей на площади услышали в этом звоне наконечников о металлические щиты призыв к нападению, другие же старались защитить ту святыню, что чтили единственной в мире, а потому касаться её не должен был никто, кроме тех, кто действительно верит в это, но в любом случае они начинали действовать, действовать стремительно, и сорвались с места, подобно страшному шторму, который готов был снести всё на своём пути. В толпе завязалось сразу несколько потасовок. Люди не щадили тех, кто ещё пару минут стоял рядом с ними и был объединён общими идеями, общей волей. Словно сорвавшиеся с цепи бешеные псы, они наносили удар за ударом, особенно не разбираясь в том, находится рядом союзник или же враг. В одно мгновение вся площадь превратилась в бушующее море, над которым двумя гордыми титанами возвышались Том и Эллиас, стоявшие на деревянной сцене. Те, что не участвовали в локальных драках непосредственно внутри толпы, тут же устремились к улице, где Серый Лис и его бравые стрелки продолжали упорно осаждать непоколебимых паладинов. Паладины, вынужденные повернуться лицом непосредственно к зданиям, на которых засели лучники, не сразу заметили приближении разъярённой топы, которая с ужасающим чудовищным рёвом неслась на них с целеустремлённостью цунами - разрушительного природного явления, о котором люди этого мира, скорее всего, никогда не слышали. Когда люди со всей своей яростью накатили на рыцарей Красного Бога, грозных сияющих паладинов буквально погребло под этим живым кричащим полотном, но довольно быстро откинули назад первую волну, которая с поистине звериным остервенением старались достать рыцарей, сдирали в кровь ногти об их блестящие доспехи, но при этом только заставляли их отступать назад, по ому что такой напор им сдержать без применения силы было просто невозможно, слишком много было желающих расправиться с ними, даже несмотря на то, что очень многие остались на площади, превращая своих соседей в кровавое месиво при помощи кулаков, ног и всего того, что попадалось под руку обезумевшим людям. На фоне этих грязных оборванцев, с которые с пеной у рта и странным упоением в глазах терзали друг друга, рыцари нового божества смотрелись островком гуманности, человечности и света, но для многих они теперь были ужасными монстрами, которые держали их в оковах так много дет, при этом и заставляя славить эти рабские ошейники, врезающиеся в кожу шипами ядовитой лжи. Их продолжали теснить назад, но пока ещё никто из них не обагрил мечи кровью людей. Они считали, что эти несчастные недостойны их славных клинков. Конечно, в прошлом им не раз приходилось лишать жизней подобных ничтожеств, но за годы, проведённые в этом отвратительном душном городе, который постоянно захлёбывался в собственных нечистотах, они поняли, что далеко не все жизни стоят того, что бы именно они отправляли их или в небесную обитель, или низвергали в вечное странствие - худшее из возможных наказаний для тех, чьи слабые душонки повернулись ко злу. Люди старались тянуть их за щиты, бросались камнями, сверху летели стрелы и всякий мусор, который в качестве снарядов использовали те, у кого уже закончились оперённые красавицы, но никто из паладинов не нанёс ответного удара, они продолжали стоять немыми и нерушимыми, как стальная стена, но и они, увы, имеют свойство ржаветь. Первый паладин упал, когда ему в шею воткнулась стрела, выпущенная Эроном. Серый Лис в этой мешанине из тел сумел высмотреть момент, когда один из рыцарей немного отвёл щит в сторону, отталкивая особенно крупного и настойчивого горожанина, тем самым немного открыв шею, поскольку воины Красного Бога не носили больших наплечников. Стрела прошила кольчугу, пройдя между шлемом и нагрудником, пронзив горло латника, заставив его начать захлёбываться собственной кровью и свалиться под ноги свои собратьям по оружию. В образовавшуюся брешь тут же хлынули обезумевшие от собственных криков люди. Будто бы кто-то на необычайно бурной и полноводной реке вдруг зачем-то одним резким мощным движением смял плотину, из-за чего грозная стихия тут же обрушилась на некогда спокойную и цветущую долину бурлящим потоком безумных людских голосов, оглушающих и сбивающих с ног не хуже ударов. Бронированной сверкающей металлической черепахе оторвали голову, а в панцирь теперь заливалась вода, вытесняя остатки уже бесполезного тела из своего уютного убежища, которое так долго служило надёжным щитом от всех невзгод, но теперь кто-то спустил с цепи ужасного хищника народного гнева, который тут же вцепился когтями в несчастное морское животное, тормоша его и проливая безвинную кровь. Хотя так ли безвинна была бронированная черепаха? Её сминали, превращая в комок металла и живой плоти, но она не шелохнулась, не пустила в ход свои страшные когти и мощные челюсти, а ведь могла бы победить этого монстра всего лишь одним лёгким движением. Её терзали изнутри, потому что пробить панцирь монстры не могли. Ведь стоило ей только спрятаться там и переждать бурю, стоило только повести себя разумно, а не быть горделивой повелительницей этого кроваво-красного океана, возвышаясь над ним подобно тому, как горячее солнце всегда плывёт лишь над миром, никогда не приближаясь к бренным обитателям земли, неспешно бредущих к концу своего пути, оставляя за собой борозды жизней, которые или сильно выделялись огненными и бриллиантовыми полосами, или вскоре порастали травой, стоило только дать отпор - и все эти смертельные потоки отхлынули бы от неё, но нет, черепаха выбрала другой путь, теперь ей уже никогда не стать драконом, потому что она болтается безжизненной тряпкой в зубах кровожадного монстра. Ещё несколько рыцарей были погребены под обезумевшими телами восставших против Красного Бога. Теперь каждый из них напоминает ужасный курган, какие возводят в некоторых мирах над теми, кто ушёл из жизни гораздо раньше, чем следовало бы. Почти всегда такие места пользуются дурной славой, местом скопления тёмных духов, но сейчас курганы из тел шевелятся, кричат и стараются своей массой задавить паладина, который уже умер, потому что ему было нечем дышать. Эти чудовищные скопления людей выглядели просто отвратительно, но разогнать их сейчас никто не мог, потому что единственная реальная сила в городе отказывалась пустить в ход оружие - они были слишком горды для этого, слишком чисты, а потому судьба сейчас, как это часто бывает, иронично издевалась над ними, заставляя умирать среди грязных немытых тел на тесных улицах города, куда часто люди из соседних домов сливают помои. И теперь конечности несчастной черепахи разлетаются в разные стороны, терзаемые сумасшедшей толпой, подвластной лишь своим инстинктам или, скорее, той необъяснимой злости, что вдруг объяла их с головой и заставила без промедления накинуться на тех, кого считали своей опорой, своими грозными и незыблемыми защитниками, что всегда станут на стражу, что всегда будут бдительно следить за порядком. А теперь они - всего лишь жалкая раздавленная черепаха. Вскоре на ногах не осталось уже ни одного из рыцарей. Их всех повалили, потому что, какими бы сильными и подготовленными они ни были, с таким количеством противодействующих людей было не под силу справиться даже самому настоящему богатырю. Священник, стоявший в самом центре круга из щитов, что-то пытался верещать ещё в самом начале, призывая рыцарей к действию, но те только угрюмо пятились назад, а потом для него всё было кончено: именно его первым опрокинули на землю и растоптали, когда рыцарь с пронзённой шеей упал к ногам палачей поневоле. Он ещё пытался что-то кричать, но быстро его голос заглушили, а потом и вовсе оборвали одним резким ударом камнем по голове. Она даже не успел почувствовать, как кости его крошатся на тысячи осколков, проникая в плоть болезненными иглами. Он просто умер мгновенно, в этом плане ему повезло куда больше, чем любому из паладинов, потому что некоторые из них были живы, поскольку от прямого давления их спасали доспехи, но всё-таки с некоторых из них удалось сорвать шлемы, после чего некоторые особенно безумные старались выцарапать паладинами глаза, хотя это было и не нужно: под грудой бушующих тел они просто задыхались, поскольку упав один раз, в полном латном доспехе подняться снова уже не представлялось возможным. Все воины Красного Бога погибли один за другим, потому что не хотели опускаться до уровня тех зверей, что рвали царственную черепаху. И всё-таки была ли она так плоха, как о ней думали? Будучи всего лишь орудием чужой воли, сейчас она предпочла умереть достойно, пусть и мучительно, но не видеть, как падёт наземь и обратится в прах всё то, что они защищали годами, потому что только такой итог был возможен теперь, когда все эти люди почувствовали кровь на своих руках и вкусили её. Их было уже не остановить. Потеряв врага в лице рыцарей, они отхлынули обратно на площадь, где в яростной схватке сцепились с себе подобными.
   Эллиас отвернулся, у него уже просто не было сил смотреть на всё это безумие, но вот крики проникали бы в сознание даже тем, кто всегда был глух, сейчас вокруг площади бушевал ужасный вихрь, сейчас каждый человек тут был всего лишь пылинкой, которая, тем не менее, запросто могла убить другую такую же незначительную и вместе с тем слишком значимую частичку. Они кидались друг на друга подобно бешеным псам, рвали на клочки, проливали кровь своих братьев и сестёр, а всё только потому, что Король заставил их поверить: он тот самый единственный бог, которому они должны поклоняться, он единственный, кто достоин этого, кто достаточно силён, чтобы взять на себя ответственность за целый народ, что некогда был гордым и воинственным, а теперь жил в грязи и готов был пресмыкаться перед каждым, кто достаточно убедительно заявит свои права на власть над ними. Однако далеко не все псы готовы были безропотно обнюхать и схватить в зубы кинутую им прямо под ноги кость. Многие из них лишь сделали вид, что их устраивает такое положение дел, они бдели и охраняли покой хозяина до тех пор, пока не пришёл тот, кто был способен скинуть его с вершины горы под названием Власть. Сейчас они бились не на жизнь, а на смерть с теми, кто действительно верил в идеалы Красного Бога, но таких оставалось всё меньше и меньше, потому что псы, заражённые бешенством идеи свободы вгрызались в глотки и не стеснялись пускать ход даже когти, превращая своих противников, а иногда и союзников в отвратительную кровавую кашу, которая вряд ли могла напоминать живое существо хоть чем-нибудь. Площадь почти мгновенно превратилась в царство безумия, сумасшедшую пляску смерти и отчаяния, жертвой которой уже стали паладины нового божества, лежавшие сейчас со сломанными шеями и покорёженными доспехами рядом друг с другом на залитой кровью мостовой. Рядом с ними лежали и простые люди, этих несчастных попросту раздавили в остервенелом желании лишить жизни тех, кто служит Красному Богу. Кому-то даже удалось разворотить доспех одного из паладинов, в нём теперь зияла ужасная окровавленная дыра. Должно быть, виной такой ужасной ране был кузнец, вооружённый молотом.
   Каждое утро он приходил на площадь со своим инструментом, ибо оставлять его в мастерской не решался: слишком уж много в городе было желающих позариться на чужое добро, несмотря на вполне однозначные заветы Красного Бога. Сильный здоровый мужчина, который мог бы ещё прекрасно послужить всему городу, он верил, что однажды придёт час, когда ему не придётся беспокоиться о своей семье и работе, если он не явится на очередную службу. Сам во всю эту белиберду с избранностью и высокой божественной волей он, конечно же, ни на грамм не верил, но его прекрасная жена и подрастающий сын сразу же прониклись учениями этого Красного Бога, так что ему приходилось подыгрывать им и чтить новые традиции, что зарождались буквально у него на глазах. Кузнец никогда не думал об этом, как о каком-то зле, для него это стало сродни работе, он просто ходил туда, слушал, кивал головой и шёл в кузницу, единственную в городе, а потому больше времени уделять этой религии ему просто не позволял профессиональный долг, к тому же и сами священники часто заказывали у него разного рода хитрые вещицы, благо мастерства для их изготовления хватало. В семейной жизни все эти изменения в городе были почти незаметны, разве что чуть больше можно было себе позволить, ведь с приходом сюда этих святош положение стало чуть стабильнее, так что кузнец не обращал на них внимания, они не трогали его, сохраняя лишь вынужденные деловые отношение, и такое состояние дел полностью устраивало обе стороны, пока сегодня на сцену не поднялся черноволосый лидер повстанцев. С самых первых его слов кузнец полностью превратился во внимание. Рядом стоявшая жена старалась утянуть его с площади, своим чутким женским чувствуя, что ничем хорошим выступление Тома не кончится, но он даже не хотел её слушать, впитывая каждую обличительную фразу с такой жаждой, как путник после недели, проведённой в жаркой иссушающей пустыни. К счастью, она успела уйти отсюда раньше, чем беснующуюся толпа сорвалась с цепи. Том сумел своей речью обратить железный нейтралитет в яростный праведный гнев, который тут же со страшной силой обрушился на врагов борцов за свободу. Самому железных дел мастеру никто из этих рыцарей и святош ничего не сделал, они жили бок о бок уже несколько лет, многие его соседи стали очень набожными людьми, его это никогда не раздражало, он даже разделял некоторые идеалы этой новой религии, но всё-таки был человеком ручного изнурительного труда, а потому подобные высшие материи его не слишком интересовали, поскольку не имели к нему никакого прямого отношения. Однако это не помешало его рукам окраситься кровью в первые же минуты кровавого возмездия всем тем, кто выбрал путь Красного Бога, потому что слова Тома распалили его, заставили засиять ярчайшим красным пламенем, что ту же перекинулась на всех окружающих и наделило его руки невиданной ранее силой, которая позволяла с лёгкостью крушить черепа и раскидывать радом стоящих людей, чьи лица теперь сливались для него в один ненавистный портрет Красного Бога. Наверное, его жене и сыну очень повезло с тем, что их не оказалось в этот момент рядом, потому озверевший глава семейства не постеснялся бы поднять на своих домочадцев не только руку, хотя потом и жалел бы об этом больше всего на свете. Сейчас он уже, увы, не мог ни о чём жалеть. Уставившись стеклянными глазами мертвеца в небо, он спокойно наблюдал за тем, как пернатое семейство чёрных могильных птиц снова вздымалось в воздух, начиная оглашать окрестности своими пронзительно-хриплыми голосами. По его лицу, что теперь уже навсегда избавилось от такой эмоции, как гнев, крупными каплями стекал пот вперемешку с грязью и чужим потом. На нём застыла маска немого и слишком позднего раскаяния за содеянное, хотя и она продержится недолго: со всех расставшихся с жизнью людей спадают маски, обнажая их истинную суть - холодную, неестественно спокойную и будто бы уставшую, несмотря на то, какое положение занимал в обществе этот человек и сколько лет он пробыл в этом мире. Грозное орудие убийства лежит неподалёку: кто-то пытался его утащить, чтобы потом вновь пустить в ход, но кузнечный молот оказался слишком тяжёлым для обычного горожанина, а потому тот вскоре оставил свою затею, подобрал с земли камень и тут размозжил череп кому-то, кто стоял от него по левую руку. Он ошибся. Под руку ему попался такой же самопровозглашённый борец за свободу, как и он сам. Какой-то мальчишка зарезал в толпе самодельным ножом своего лучшего друга, почему-то именно сейчас вспомнив, как тот больше всего на свете год назад хотел стать одним из священников, что тогда представлялись ему едва ли не лучшими людьми на земле. Потом он, правда, больше увлёкся торговлей, даже поступил в обучение к каком-то заезжему торговцу, разглядевшему талант юноши, но, увы, ему уже никогда не удастся повидать далёкие земли и разбогатеть, как он мечтал. Сейчас он с проломленным черепом лежит на теле какого-то мужчины, а кости его с хрустом ломаются под ногами тех, кто считает, что борется за свободу и справедливость, что идёт на всё это лишь ради высшей цели, а не подчиняясь своим примитивным инстинктам животного. Таких историй сейчас на площади было великое множество, каждая из них была доверху наполнена пронзительным трагизмом. Но хуже всего было то, что он не казался дешёвым, как это обычно случается с второсортными пьесами драматургов, потому что это были реальные люди, которые здесь и сейчас лишились своих жизней ради свободы, ради свободы, которой никому из них никогда не хотелось по-настоящему.
   - Разве это всё стоит того, за что ты сражаешься?
   - Поверь мне, все эти жертвы не будут забыты, - Том положил руку на плечо Эллиаса, но тот резким движением скинул её.
   - Для их родных и близких это довольно сомнительное утешение.
   - Они должны быть благодарны им, ведь каждый из них погиб, защищая честь своего народа.
   - Цель оправдывает средства, так? - светловолосый горько усмехнулся. - Ты даже не представляешь, как часто тот, кому ты сегодня объявил войну, использовал эти слова, чтобы оправдать свои действия.
   - Мы должны бороться, должны уметь жертвовать. Свобода стоит того, чтобы за неё умереть.
   - Даже тогда, когда уже некому быть свободным, потому что все легли в землю в этой битве? - эльф покачал головой. - Всё-таки почти во всех мирах люди одинаковы: у вас удивительно мало времени, но вы живёте так, будто бы в запасе у вас всё время Вселенной. Пойми, если снести всё до основания, то и построить не получится ничего, кроме землянок, которые вскоре порастут мхом и перестанут быть пригодными для жизни.
   - Не в том случае, когда в фундамент вбиты крючья, на которые так долго надевались цепи, нас сковывающие, - отреза Том.
   Он открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но не успел, ему пришлось уклониться в сторону от камня, запущенного кем-то, кто решил, что убийством Тома можно будет закончить это безумие, но Эллиас сильно сомневался в том, что всех этих людей теперь вообще способно остановить хоть что-нибудь. У самых ног бушевало море, в чью пучину совсем не хотелось провалиться, потому что это бы означало верную смерть, но вместе с тем туда так хотелось ринуться, чтобы эта ярость захватила тебя с головой, заставила обнажить меч и снова почувствовать на руках и лице чужую или свою кровь, которая крупными красными каплями стекает на землю, словно питая её, но сам эльф слишком хорошо помнил те поля великих битв, на которых больше никогда ничего не росло потому что люди отравили землю, по которой тяжёлой поступью прошли конница и пехота, которая горела магическим огнём и была устлана телами мёртвых солдат и железками так густо, что не было видно травы. Вот и сейчас количество мертвецов всё увеличивалось, а людей на площади будто бы и не становилось меньше. Должно быть, они прибывали с других площадей, где работали люди Тома, а, может, это были просто случайные прохожие, оказавшиеся не в то время не в том месте и потому захваченные свирепым безумством толпы. Они поддались общему настроению, включились в эту борьбу, суть которой вряд ли понимали. Под ногами у них неприятно хлюпало, хрустели кости уже почивших товарищей и врагов, в то время как те, кому повезло устоять в этой пляске смерти, продолжали нести своё очищающее пламя тем, кого они считали или еретиками, или угнетателями. Крики боли и гнева, звуки борьбы, топот сотен ног, что маршировали в случайном ритме к своим целям, которые, увы, для каждого противоборствующего лагеря находились на противоположных концах. Эта ужасная какофония вводила всех присутствующих в транс, транс, который отгораживал сознание от реальности, заставляет расплываться границы разумного и совсем стирает представление о морали и человечности, потому что на пиру жестокости нет места разумности, нет места трезвому рассудку, потому что тут каждый одновременно и сам за себя, и является маленькой, но невероятно важной частью одного гигантского механизма, который сейчас медленно, но верно стирает этот город с лица земли. Перед глазами остроухого всё начинает плыть. Пошатываясь, он отходит от края сцены, а в этих искажённых голосах ему чудится чудовищный смех Короля, который непросто подтрунивал над ним, а уже откровенно издевался, заставлял сжимать кулаки от бессильной злости в первую очер4дь на самого себя, ведь Эллиас мог бы этого не допустить, мог бы отговорить Тома от его сумасшедшей затеи и не дать свершиться всему этому безумию, но слепая вера в то, что Красный Бог и давний враг - одно и то же лицо не позволили ему этого сделать, заставили пойти на поводу у собственных эмоций, собственной мести.
   Но разве это было так плохо? Сколько раз светловолосый уже видел картины куда более ужасные: выжженные по его велению бескрайние чёрные пустоши, над которыми не кружатся даже вороны и стервятники, горы трупов, среди которых не ало женщин и детей. Король не щадил никого, и сейчас Эллиас наблюдал лучший тому пример, ведь он мог бы великодушно избавить сейчас этих несчастных от того ядовитого тумана, что заполнял их голову и разъедал мозги, но нет, он продолжал держать их железной хваткой, продолжал настоятельно требовать от них поклонения до самой смерти, и эти несчастные действительно умирали один за другим, а Король хладнокровно наблюдал за этим и смеялся, смеялся без конца. Его безумие на знало меры, его жестокость была несоизмерима даже с тиранией многих совершенно безумных захватчиков, которые складывали целые горы из отрубленных голов своих врагов, потому что он не был человеком. Капитан единственного корабля на Реке всегда был чем-то большим, всегда возвышался даже над самыми сильными и именитыми своими воинами. Столько боли и смертей из-за него узнали благодатные, тихие миры, напоминающие совершенную утопию, словно сошедшую со страниц самых оптимистичных, а потому вряд ли существовавших хоть где-нибудь книг. Так не стоило ради того, чтобы прервать эту чёрную полосу засохшей крови на теле множеств Вселенных, сейчас пожертвовать всеми этими людьми во спасение многих тысяч, миллионов, миллиардов жизней тех, кто ещё даже не появился на свет под своим собственным небом? Стоило ли следовать принципу меньшего зла, когда на кон поставлено так много, как сотни человеческих жизней? Хоть что-нибудь может быть достойно такой великой жертвы? Том считал, что да, что свобода действительно претендует на звание того единственного идеала, за который стоит сражаться умирать, но вот Эллиас думал совсем иначе, потому что опыт его был несравненно богаче, чем у Воронёнка, хотя тот и являлся его преемником. Черноволосый человек действительно во многом походил на гостя из других миров, который заменил ему не только учителя, но и отца. Эльф стал для Тома примером, стал тем, за кем стоит идти. Именно он научил будущего лидера повстанцев драться и уметь отстаивать идеалы, которые опять-таки сам светловолосый и вложил в его тогда ещё совсем зелёную голову, о чём теперь, глядя на всё это беснующееся в агонии безумии жалел. Что ему мешало тогда оставить этого мальчишку на улице? Что мешало доверить черноволосого Воронёнка его злосчастной судьбе в нерушимых стенах этого старого, умирающего города? Что мешало ему пройти мимо, не выделять его из толпы, а просто продолжать предаваться своему сладостному безумию, которая отгораживало его от пугающей неприглядной реальности, которая и заставила рассудок помутиться? Зачем нужно было сквозь серую пелену обречённости вытянуть на свет того колченогого большеголового подростка с по-детски наивными глазами, что с восхищением таращились на светловолосого воина, который с каждым днём становился всё больше похож на себя прежнего? Зачем вообще нужно было создавать такого человека, как Том? Такого опасного, сильного, смелого, готового на всё ради достижения поставленной целей? Зачем он тогда спас его от дождя, грязи и серых каменных стен, подарив ему мир с надеждой на светлое будущее, в котором сверкает ослепительно где-то свобода и равенство для всех? Должно быть, всё дело в человечности. Для эльфа её у Эллиаса имелось слишком много.
   И тут загорелся храм. Он неожиданно вспыхнул ярким, оранжевым пламенем изнутри, в котором, казалось, то и дело проскакивают изломанные силуэты людей, что были заперты в этих священных для многих убивающих друг друга на площади людей. Они что-то кричали разверзнувшимися чёрными дырами, но в шуме огня их не было слышно, только треск досок и сильный запах гари, который тут же разнёсся над всем городом, прибавив к уже имеющимся столбам чёрного дыма ещё один. Но этой огненной геенны, казалось, никто из людей на площади даже не заметил. Рядом с ними горел храм - символ того строя, той жизни, которую они вели сейчас, но в битве за её сохранение или же свержение существующих порядков они с головой ушли именно в процесс самой борьбы, а потому не очень задумывались о том, за какой именно идеал сейчас гибнут их родные или даже обычные соседи, с которыми порой они даже не здоровались на улице, потому что в таком городе лучше не запоминать лица: велик шанс их больше никогда не увидеть. Безумие смерти продолжало плясать сумасшедшую джигу, в то время как каменная оболочка храма нещадно тлела подобно дешёвой бумаге, обнажая его неприглядные деревянные внутренности с дешёвыми окнами, на которых не было даже какого-то подобия тех прекрасных витражей, что смотрели на мир до того, как магия пала под действием очищающего пламени. Те, что убивали друг друга почти у самых стен священного места, чьё падение означало конец царствования Красного Бога, уже начинали постепенно задыхаться из-за чёрного, густого дыма, что валил от просмоленных балок храма, но от этого лишь больше стервенели и кидались друг на друга с удвоенной яростью. Наверное, если бы сейчас у всех этих орущих, мельтешащих, безумствующих людей вдруг пропал голос, то можно было бы услышать в шуме беспощадного пламени голоса тех несчастных, что были заперты внутри, а теперь обречены на смерть в собственной святыне, ибо те, кто даже продолжал бороться за них, никак не хотел признать, что созиданием и спасением можно добиться куда лучших результатов, нежели разрушением. Эллиасу казалось, что он и сейчас слышит этих бедняг, которым суждено сегодня было расстаться жизнью ради своей непоколебимой веры в того, кто так долго их обманывал, но это, конечно, было просто воображение, взбудораженное столь отвратительным зрелищем, как это побоище на площади. Красным заревом заливал символ умирающей религии серое небо, в котором кружились вороны, но вскоре оно станет в этом месте совсем чёрным: чарующая первобытная красота пламени уступит место дыму, едкому и удушающему, тогда всё будет кончено, но сейчас священникам внутри нужно ещё немного потерпеть, немного помучиться, чтобы потом обрести тот покой, который им пророчило красноволосое божество, в тайне от них обнажая острозубую мерзкую улыбку, когда никто не мог увидеть его, когда никто мог уличить его в обмане, тогда Король смеялся над всеми этими людьми, что сейчас умирали в его честь. Наверное, он и сейчас смеётся где-то, наблюдая за этим как всегда со стороны и натачивая меч, потому что знал: Эллиас не остановится просто так. Зайдя так далеко, светловолосый продолжит упорно преследовать свою цель, пока не настигнет того самого врага, с которым поединок уже слишком затянулся. Столько не живут, а они всё продолжают гоняться друг за другом по мирам, преследуя, дразня и убегая в самый последний момент. Удивительно, что теперь это всё может закончиться.
   Светловолосый эльф обернулся, чтобы посмотреть, планирует ли Том делать сейчас ещё что-то, как пойдёт дальше развиваться план, хотел спросить его о том, задумано ли было сжигать заживо ни в чём в сущности неповинных священников, но одного взгляда на лицо Воронёнка хватило, чтобы понять: это совсем не то чего он ожидал. Убийство этих людей не должно было произойти, храм должен был остаться стоять, как он есть, потому что, несмотря на всю крайность мер, что он применял ради достижения свободы, было бы слишком подло загнать их в ловушку, а потом просто сжечь, как диких животных, как бешеное зверьё, которому ни в коем случае нельзя давать размножаться. Побледневший и похожий на саму смерть Том испуганными глазами смотрел на полыхающий храм. Наверняка, воображаемые голоса в его голове не походили на тихий шёпот ветра, а завывали вьюгой, заставляя тело неметь, а рассудок падать в тёмную бездну безумия.
   - Это, это не должно было случиться, - запинаясь, проговорил черноволосый, не сводя немигающего взора с деревянного строения, что сейчас уже почти полностью было охвачено огнём, - я не отдавал такого приказа! - Том начал метаться по деревянной сцене подобно беспокойному призраку, у которого в решающую секунду отобрали столь ценную возможность отомстить своим убийцам, вот только сейчас Воронёнок находился на грани того, чтобы самому стать преследуемым гневными духами. - Они должны были выйти на улицы после всего этого и принять нашу сторону, потому их Красный Бог был бы повержен. Они не должны были погибнуть! - неожиданно Том подскочил к Эллиасу и схватил его за руку, крепко сжав сильные пальцы умелого фехтовальщика. - Мы должны идти туда! Должны их спасти! В бездну всё это! В бездну! Эти люди сражаются за идею, они готовы за неё умереть, потому что верят, они встали в строй, зная, что рано или поздно им придётся бороться. Каждый из них готовился к этому дню, знал, что всё случится именно сегодня, но тогда чем хуже те, кто сейчас погибает без борьбы в огне? Чем они хуже тех, кому дан шанс проявить себя?
   - Это фанатизм, Том, одумайся.
   - Мы не должны дать им умереть!
   - Ты только что обрёк на смерть сотни людей в этом городе, как разница, где сложить свою голову: в огне под рухнувшей балкой или на площади, будучи раздавленным каким-то особенно рьяным противником существующего порядка?
   - Разница в том, что одни из них умирают просто так, а другие борются за высокий идеал, понимаешь?
   - Нет, - эльф покачал головой, - не понимаю. Когда видишь так много смертей, все они становятся для тебя одинаковыми.
   - И именно поэтому я всегда радовался тому, что я - не ты, как бы мы ни были близки, - после этих слов Том отпустил Эллиаса, разжав свою стальную хватку, и одним прыжком оказался уже внизу, среди бушующей толпы, которая всё никак не успокаивалась, несмотря на то, что уже вся площадь была залита кровью, а рядом с ними буквально в нескольких шагах всё сильнее разгорался пожар.
   - Чёртов мальчишка, ты же там погибнешь! - крикнул эльф ему вдогонку, но Воронёнка уже невозможно было остановить, он уже начал продвигаться к цели, там, у забора храма, его ждали верные люди, которые по одному лишь его приказу готовы были открыть ворота и выпустить несчастных, что уже наверняка начали задыхаться от дыма.
   В один перестало иметь значение то, насколько хорошим или плохим мечником был Том, в одно мгновение перестало что-либо значить его жизнь для этих людей, потому как до тех пор, пока черноволосый стоял на сцене, он был для них лидером, прославленным пророком и поводырём, но теперь стал таким же человеком из толпы, как и любой другой бедолага, коему не повезло сегодня прийти на площадь ради свершения столь обыденного и привычного для них ритуала, превратившегося в настоящий ад. И ведь этот идеалист, этот чокнутый юнец, даже не обнажит меча, потому что честь и совесть не позволят ему убивать тех, кто сражается с ним на одной стороне, какие бы благородные порывы ни заставляли его сейчас лететь через царство смерти к своей цели. Удивительно, как много в идеалистах противоречий: вот Том со сцены обличает религию Красного Бога, а вот в следующем кадре он уже мчится к ним на помощь, чтобы вытащить из огненной смертельной ловушки. Стараются спасти всех на свете, но сами при этом погибают, потому что слишком стремятся вперёд, не глядя по сторонам и не обращая внимания на предупредительные знаки. Неся в себе яркие огоньки света, которые сейчас сияли в нём, позволяя безошибочно отследить его перемещения, Том лете к огненному храму через поле битвы, е вынимая меча из ножен и не желая никого убивать собственными руками, несмотря на то, что всё это происходит лишь по его слову, хоть и во славу великой цели, как он думает. Человек-парадокс, человек, который родился не в том мире или как минимум не в то время. Ему бы стать великим полководцем, оратором в древние времена, когда философов и учёных ценили, когда к ним прислушивались, а умение говорить ценили куда больше, чем звон монет в кармане. Ему бы выступать в театрах и на собраниях, куда сходится весь народ, чтобы послушать лучших из лучших, тех, кто владеет словом ничуть не хуже, чем оружием, но, увы, Воронёнку было суждено стать ребёнком улиц, ребёнком, который не видел детства, а потом вступил в борьбу, непосильную борьбу за справедливость и свободу, которые Эллиасу удалось увидеть лишь однажды в очень странном мире: там не было разумных живых существ. И всё-таки нельзя это было так оставлять, нельзя было дать ему погибнуть от случайно пролетевшего мимо камня или ножа какого-нибудь разбойника, возомнившего, что в свободном обществе без Красного Бога ему своим "честным трудом" удастся зарабатывать в разы больше, а потому выбравшего сторону Тома. Конечно, потом, когда красная пелена первобытной ярости спадёт с его взора, он узнает в черноволосом человеке, распластавшемся на земле, того, кто призвал его к этой борьбе того, кто окончательно убедил его в том, что эта религия и священнослужители - зло, но это не помешает ему лишь плюнуть на это и продолжить кромсать всех, ко попадается под его грубую умелую руку: ему ли не знать, как скоротечна жизнь, как опасна и как порой внезапно может оборваться, ведь на улицах города ему приходилось видеть подобное не раз и не два. Неважно, кто ты такой: простой бродяга, стражник, пилигрим или борец за свободу - клинок убьёт всех одинаково. Всё это слишком сильно напоминало битвы, в которых светловолосому приходилось постоянно участвовать, будучи ещё одним из воином под знаменем Короля. Все эти трупы, запах гари, крики множества людей, которые уже слились в одну сплошную какофонию, звуки ударов, к которым разве что не примешивался металлический скрежет, столь привычный тем, кто побывал хоть раз в сражении, где тяжёлая конница столкнулась с рядами пехоты. Пот заливал глаза несчастным воякам, вкус крови становился настолько привычным, что в скором времени они переставали чувствовать его, оставался только враг и оружие в руках, только способность рубить и убивать, хотя на самом деле никто из них не испытывал ненависти к своему противнику, им просто сказали, что так нужно, что это единственный выход из сложившегося бедственного положения, а кто они такие, чтобы перечить высшим командирам? Вот им и приходилось сражаться со всей яростью, на какую только был способен человек. Только существенная разница между красноволосым безумцем с реки и самыми обыкновенными королями заключалась в том, что последние предпочитали брать пленных, чтобы потом восстанавливать захваченные территории и свою собственную экономику, полностью уничтоженную войной, в то время как сам капитан корабля на Реке не имел собственного дома, дворца, страны и трона, а потому ему было по большому счёту плевать на тех, кто выступал против него. Его воины даже никогда не хоронили павших в бою собратьев по оружию и уж тем более противников. Просто оставляя за собой поля, усеянные трупами, они продолжали идти к следующему миру, убивая, грабя, уничтожая и даже в какие-то моменты получая от этого удовольствие. Сам Эллиас ещё прекрасно помнил этот азарт битвы, зашкаливающий в крови адреналин и краткие секунды упоения, когда очередной враг падает к твоим ногам, захлёбываясь собственной кровью. Беспощадные, безжалостные убийцы, варвары и разорители, коим никогда не было и не будет равных в любом из миров, потому что Король существует между ними, наблюдает и не терпит неповиновения. Именно он когда запустил круговорот бесконечных смертоубийств, именно он стоял за тем, что многие двери в другие миры теперь изуродованы и пахнут смертью, именно он ответственен за гибель миллиардов живых существ, а теперь эльфу, наконец, выпала возможность отомстить ему за всё это, отомстить за все смерти, за все оборвавшиеся невинные жизни, но сделать это можно только сейчас, только спася Тома от верной смерти, к которой он с таким завидным остервенением стремился. Эллиас чувствовал, что иначе он не добьётся своей цели, что иначе он не увидит в этом мире знакомых до боли огненных волос и злой усмешки тонких бледных губ, которые скорее походили на уста мертвеца, чем живого человека, но Король во многом был живым трупом: внутри у него не осталось ничего, кроме поганых червей, то и дело выползавших из него наружу в виде разрушительных вспышек ярости, которая лилась стальной погибелью на целые народы. Нужно было идти за Воронёнком, пока и этот мир не превратился в выжженный пустырь с раскалённым чёрным небом над головой, что навсегда заволокло пеплом и прахом тех, кого развеяло по ветру железной волей повелителя Реки. Безусловно, во многих действиях Красного Бога угадывался характерный почерк безумного Короля, практическая идентичность внешности тоже не могла быть просто случайным совпадением, наверняка новое божество города и старый враг светловолосого эльфа были одним и тем же лицом, теперь Эллиас понял это окончательно.
   Одним резким движением вынув меч из ножен и глубоко вздохнув, гость из другого мира с головой нырнул в пучину страдания, начав с трудом пробиваться сквозь массу ненавидящих друг друга и вместе с тем весь остальной мир людей. Но если Том проходил сквозь толпу, как нож сквозь масло, то Эллиас продирался, отрывая с костей толпы целые куски мяса, не особо заботясь о том, как это выглядит со стороны. Для него это была борьба за выживание, борьба за месть, к которой он шёл так долго, что тут, наверняка, успели сменить друг друга несколько десятков поколений. Ещё не родились даже праотцы тех, кто сейчас пытался всеми способами лишить его жизнь, а Эллиас уже вынашивал мечты, уже старался отомстить и сейчас, оказавшись так близко, он не мог отказать себе в этом удовольствии, не мог повернуть назад только потому, что его отгораживали от заветного финала люди, после этого он бы стал слабаком. Конечно, он старался как можно меньше пускать в ход клинок, больше орудуя рукояткой, оглушая противников и откидывая их от себя, но периодически всё же он увязал среди потных тел, желавших дотянуться до него своими грязными мерзкими руками, омытыми кровью, как и многих других до этого они старались его убить или голыми руками или каким-то предметами, что оказались рядом, но против меча они ничего не могли сделать, поскольку закалённый в сражениях эльф знал, как нужно действовать на поле боя, когда тебя зажали со всех сторон, а потому он хоть и медленно, тяжело, обзаведясь несколькими синяками и царапинами, а также сильным ушибом и вновь начавшим кровоточить повреждённым в поединке с рыцарем плечом, но всё же продвигался к храму. И вот до ворот храма, у которых уже копошатся некоторые люди Тома под его суматошные крики, из которых в царящем вокруг гуле невозможно выловить ни одного слова целиком, остаётся всего лишь несколько нестройных, разрозненных рядов, которые скорее похожи на сумасшедшие волны, что бесцельно блуждают в кровавом море, чем на плотные солдатские шеренги. Хотя стоило ли ожидать от этих охочих до крови по своей натуре дикарей чего-то другого? Сейчас в них и вовсе осталось мало человеческого, а потому вряд ли Эллиас когда-то будет жалеть хотя бы об одном из тех горожан, что сегодня пали от его меча в этой пропахшей кровью, страхом и яростным безумием толпе, упав под ноги вчерашним знакомым и соседям, которые сегодня уже, не глядя, маршировали победным шагом по их костям, нещадно хрустевшими под ногами сумасшедших животных, смевшими называть себя борцами за свободу. Наверное, поэтому, когда перед Эллиасом появился какой-то особенно рослый бугай с уже измазанными кровью едва ли не по локоть руками, светловолосый эльф ни на секунду не задумался перед тем, как пустить в ход клинок. Оттолкнув людей справа и слева в разные стороны, по освободившемуся небольшому "коридору" он кинулся навстречу этому гиганту, который на мгновение ему показался великим Аяксом, что словно сошёл со страниц знаменитого героя из другого мира, и уже сам пробивался к нему, буквально раскидывая людей перед собой, что только упрощало задачу остроухого. Лицо этого рослого человека было перекошено страшной гримасой неистощимой, первобытной злобы, на которую, казалось, были в полной мере способны лишь животные, но разве в такой борьбе имеет место разделение на зверя и человека? Разве когда-нибудь тот, кто прожил меньше нескольких веков сможет себя контролировать среди сотен и тысяч смертей, что происходят прямо у него на глазах да ещё и на таком расстоянии, что самому можно почувствовать, как кровь стекает по рукам и лицу, только потом осознав, что на самом деле человека, которого уже до неузнаваемости изуродовали сапогами, убил именно ты, а не кто-то другой, хотя тебе и казалось, что за этим безумием ты просто наблюдаешь со стороны. Наверное, такова глубинная тёмная суть любой революции, любого переворота: насколько бы высокими ни были идеалы, за которые объявляется борьба против существующего порядка, всё равно сама война будет грязной и кровавой, потому что здесь господствует всем известный закон о том, что цель оправдывает средства, какими бы отвратительными и бесчеловечными они ни казались, хотя обычно никто из воинствующих борцов за справедливость и мир во всём мире не задумывается о том, каким именно образом им удастся достичь победы, ведь главное - это свет в конце ужасно извилистого тоннеля, а не то, что путь хлюпает под ногами кровью и внутренними органами. Да и сам результат почти всегда далеко не так хорош, как о нём говорят, но мертвецов к жизни вернуть могут только священные источники или злобные некроманты, которые маршем мёртвых легионов порой превращают цветущие долины в мёртвые болотные топи, где не слышно даже кваканья. И среди всего этого кровавого урагана всегда найдётся тот, кому в нём не место, потому что они не принадлежат ни к одной из тех воздушных масс, что его породили, они просто несчастные вырванные из земли прямо с корнями деревья, которые росли себе в мире и спокойствии, пока чья-то чужая война не пришла в их залитые солнцем райские долины. Эллиас заметил нескольких таких: в основном подростки, которым было плевать на Красного Бога и свободу, потому что они чувствовали себя настоящими людьми даже в грязи и в стенах, им не было нужны само утверждаться за счёт чужих смертей, не было нужды убивать, а потом сами они падали на землю, чтобы навсегда закрыть глаза. Сам эльф не знал, к какому из противоборствующих лагерей себя отнести. Как всегда сам по себе, как всегда в вечном поединке против кого-то и самого себя. Гигантоподобный грозный человек одним ударом огромного кулака размозжил кому-то череп. Бедняга даже не успел вскрикнуть, расправа пришла слишком внезапно, к тому же в это время он был занят неким особенно рьяным почитателем Красного Бога, который даже в этой толчее не забывал читать про себя молитвы, о чём можно было судить по его постоянно подвижным губам. Наверное, и внезапную смерть, настигшую его оппонента в лице этого славного человека, который мог бы ещё так много сделать для своего народа, не окажись он сейчас на пути остроухого, этот фанатик принял за благословление и дар небес, что ниспослано ему было великим божеством. Это раззадорило его, заставило издать воинственный боевой клич и кинуться на следующего противника, чтобы тут же оказаться поверженным на землю: божественная всевышняя защита, увы, не спасла его самодельной заточки, что пробила ему горло, ведомая рукой какого-то умелого вора, что ещё надеялся не только выйти из этой передряги живым, но и достаточно заработать на этом смертоубийстве, чтобы потом подкупить стражника и уехать из этого проклятого города навсегда. Безымянный великан горой надвигался на Эллиаса, но тот встретил его хладнокровно, как встречал любого противника. Этот громила не умел драться, он полагался исключительно на свою сверхчеловеческую силу, что, наверное, и спасала его всё это время, потому что далеко не все в толпе были вооружены, но теперь ему пришлось столкнуться с действительно сильным противником, что держал в руках прекрасный клинок. Что могут сделать кулаки и грубая сила против холодной стали и отточенного многими сотнями битв умения? Ничего, таков закон. Гигант не был богом, не был неуязвимым героем, всего лишь обыкновенный смертный, которому просто повезло превосходить всех остальных по праву быть рождённым сильным, но сегодня жизнь его бесславно оборвётся, и тело его будет превращено в кровавую кашу так же легко, как и труп какого-нибудь тщедушного лавочника - в смерти все одинаковы: и славные полководцы, и великие мудрецы, и не имеющие ничего бедняки. Со страшным рыком гигант нанёс тяжёлый удар правой рукой, такой мог бы сбить с ног кого угодно, а некоторых и вовсе убить, но для светловолосого эльфа это была слишком медлительная атака, слишком грубая. Поднырнув под руку гиганта Эллиас быстрым ударом вспорол ему бок, но того, кажется, это только разозлило. Не обращая внимания на серьёзную рану, из которой уже хлестала кровь, оставляя на площади хорошо заметные красные следы, он развернулся и попытался пнуть Эллиаса, но остроухий отскочил назад, после чего тут же ринулся вперёд, нанося два косых удара, что заставили громилу отшатнуться назад, зажимая глубокие раны на груди. Ещё одного шанса для нападения эльф ему не дал. Резким выпадом он пробил грудную клетку великана, вонзив клинок прямо в его сердце. Холодная безразличная сталь с лёгкостью прошила его плоть, упиваясь горячей кровью, тут же хлынувшей из раны красным водопадом из жутких легенд тех народов, что когда-то жили на месте этого проклятого города, болезненной язвой гноящегося на теле мира. Смерть мгновенно накинула на взор гиганта чёрное покрывало, через которое он уже никогда не увидит даже самого яркого пламени, но, несмотря на то, что жизнь уже ушла из его тела, великан продолжал бессмысленно смотреть на Эллиаса пустыми стеклянными глазами и стоять, подобно памятнику. Эльф не стал опрокидывать его на землю: за него это сделают и другие, потому что теперь громила уже не будет сопротивляться и махать кулаками, а просто упадёт в пыль. Нужно было спешить, пока ещё не успело свободное пространство у места поединка снова заполниться людьми. Меч снова запел в руках остроухого, когда гость из другого мира кинулся к полыхающему храму, раскидывая людей в разные стороны, чем обрекал их на верную смерть, но в сравнении с жизнью их предводителя и предстоящим поединком с Королём они переставали что-либо значить для Эллиаса. Последний рывок. Дорогу ему преграждает какой-то мужчина, вооружённый камнем, который уже явно не раз был использован сегодня. Меч настигает и его: быстрым манёвром обойдя его слева, эльф короткой дугой полоснул его по шее сзади, после чего противник тут же свалился на землю. Как жаль, что все эти трупы в толпе оказались напрасны.
   Ворота стен храма уже были открыты, а Том и его собратья по оружию уже изо всех сил старались открыть двери, которые пока ещё не были охвачены огнём, но уже очень скоро могли рухнуть, и тогда у священников внутри не останется ни единого шанса. Воронёнок понимал это, он помогал своим людям, а светловолосый уже не успел его остановить. Простой парнишка из трущоб сам решил открыть ящик Пандоры. С поразительным, почти сверхчеловеческим усердием они крошили деревянную дверь храма в щепки. Через трещины уже начинали пролетать искорки, оранжевыми демонами проскальзывая мимо и растворяясь в пустоте, словно желая напомнить о всех тех несчастных душах, что сегодня уже истлели на бранном поле, но эти зловещие знаки никак не могли заставить Тома и его поборников остановиться, как и то, что внутри храма уже вовсю бушевал пожар, а, значит, вряд ли там мог кто-то выжить, однако черноволосому продолжало казаться, что он слышит их крики, а несколько раз и вовсе почудилось, будто бы они видит, как священники ринулись к массивной деревянной двери, видя, что кто-то пытается вызволить их из темницы, что стала одной огромной пылающей смертельной ловушкой. Ему казалось, что среди всепожирающего пламени он видит, как они тянут руки, как желанием жить горят их глаза, глаза тех, кого в глубине души он всё-таки считал врагами, но всё это лишь заставляло его с ещё большим остервенением крушить дверь - единственную преграду, что отделяла мир живых от этого огненного кошмара, хотя вряд ли сейчас между этими двумя вселенными существовало хоть какая-то разница, ведь сегодня и там, и там царила смерть, спустившаяся на землю на чёрных вороновых крыльях, чтобы уничтожить этот город, оставив после него лишь зловещую память обо всех тех ужасах, что творились в нём, и в особенности о последнем дне, когда каждый из его жителей умирал в агонии. Эллиас кинулся к храму, его отделяло всего около пятидесяти метров от Тома и его людей, всего пятьдесят метров, которые решили исход всего этого безумия, пятьдесят метров, которые он не смог пробежать: какой-то летящий мимо мальчишка сбил его с ног. Эльф просто не заметил его, потому что всё его внимание было устремлено целиком и полностью только на Тома, только на того, кто заварил всю эту кашу, а теперь спешно пытался её расхлебать, совершенно не задумываясь о том, что весь этот горячий обжигающий поток выльется прямо на него, прямо на теле оставляя напоминание о том, что никогда не стоит бороться за что-то ценой чужих жизней, даже если этот великий идеал - свобода. Светловолосый эльф покатился по мощёной камнями площади, обзаведясь несколькими не очень приятными ссадинами и синяками, но при этом всё ещё крепко сжимая в руке верный меч. Тут же ему пришлось защитить голову от удара ногой какого-то мимо проходящего человека, но вот очередного сильного толчка со спины ему уже избежать не удалось. Голова тяжело зазвенела подобно огромному кованному колоколу, когда гость из другого мира шумно ударился затылком о землю. Перед глазами всё расплылось, в ушах зазвенело, а всё происходящее вокруг стало похоже на картину импрессиониста. Силуэты людей смазались, все звуки будто бы доносились издалека, а ужасный гул пламени в храме и треск ломающихся балок, с нестерпимым грохотом обрушивающихся вниз, теперь совершенно смешался с криками людей на площади и уже не заставлял обращать на себя такого пристального внимания. Жалкая тень Тома металась где-то на самом краю доступного такому зрению горизонта, но всё-таки заставляла эльфа ползти, что-то хрипя и сплёвывая кровь из рассечённой брови, что текла по лицу, ещё больше мешая видеть что бы то ни было. Только чудом ему удалось избежать ударов и пинков, весь мир словно бы на эти мгновения забыл о нём, словно бы сам Эллиас сейчас оказался на пороге двери между двумя разными мирами, а потому никто извне ещё не мог воздействовать на него, но даже при такой магической удачи добраться до Воронёнка ему был уже не суждено: им удалось проломить ворота.
   На спасителей священников тут же хлынул нестерпимый жар оранжевого пламени, они отпрянули, но было уже слишком поздно, ведь в своём яростном желании спасти несчастных, которое полностью завладело их разумом, они забыли о том, как именно люди реагируют на нестерпимую боль, а ведь Эллиас много времени уделил этому вопросу, когда обучал Воронёнка, но, как это часто бывает, полученные в классе умения в экстремальной ситуации не получилось применит на практике, ибо эмоции накрыли лидера борцов за свободу с головой. Какое-то время он ещё сосредоточенно вглядывался в обугливающиеся и тлеющие внутренности храма-монстра, который в какой-то мере сам сжёг себя изнутри злобой ко всему, что не подчиняется слову Красного Бога, но Воронёнок не видел там ничего, кроме жуткого дыма, разъедающего глаза, кроме колыхающихся теней, что, наверное, были остатками тех, кто уже, увы, расстался жизнью по его вине. Но вот во чреве храма что-то зашевелилось, пламя будто бы с новой силой взметнулось вверх, а из него на своих спасителей, к свету жизни, понеслись охваченные огнём и безумием боли люди. Их кожа была покрыта страшными ожогами, одежда перестала напоминать человеческую, а походила теперь скорее на какие-то случайным образом навешанные на несчастных лоскутки ткани, что были призваны скрыть их изуродованные беспощадными языками пламени тела. Они так истошно кричали, что, казалось, сами баньши поднялись из своего загробного мира, чтобы вылить весь свой гнев на ныне живущих, но лишь тяжелее от этого было осознавать, что когда-то все они были самыми обыкновенными людьми, а обгоревшие вещи казались самыми шикарными одеждами из всех, что были доступны жителям города. Увы, сейчас их лица плавились, руки отказывались повиноваться воспалённому сознанию, и только ноги продолжали уверенно нести несчастных к спасению, пусть оно и было иллюзорным, ведь с уровнем медицины этого мира подобные повреждения излечить было просто невозможно, а, значит, священнослужители Красного Бога были обречены на долгую и крайне мучительную смерть от полученных ожогов, если, конечно, они не погибнут прямо сейчас, выскочив, как говорится, из огня да прямо в пекло. Неразумной волной они буквально смели всех тех, кто стоял на их пути, неся на себе крупицы того самого жестокого и бесчеловечного зверя, что до неузнаваемости изменил их тела и заставил страдать так сильно, как, они думали, могут страдать только демоны и те неверные, что отрицают власть Красного Бога в этом мире, но как тогда такое могло случиться с ними, его главными сподвижниками, учениками и слугами? Что они сделали не так? Где свернули на скользкую дорожку? Где оступились, где началось их падением вниз, которое закончилось огненным адом на земле? Их было не очень много, всего около тридцати или сорока человек выживших, но и этого хватило, чтобы убить или как минимум покалечить всех тех, кто пытался их спасти из темницы. Словно живые искры гигантского пожара, они неслись вперёд, не видя ничего и желая лишь спастись или спасти, но при этом, сами того не зная, убивали всё, к чему прикасались. Вокруг них всё полыхало, казалось, что сама площадь теперь охвачена огнём, а разномастные крики людей слились в один ужасный заунывный гимн боли, словно теперь там уже метались и за что-то сражались уже не люди, а самые настоящие звери. Эллиас своими глазами видел, как в сторону от этой ужасной огненной толпы кинулся Том, но, увы, чёрной птице сегодня подпалили перья, а потому ей уже было не взмыть высоко в небо и не стать орлом, что гордо парит над зелёными лугами. Не быть ему гордым справедливым и величественным хищником, он так навсегда и останется всего лишь Воронёнком, жалким неоперившимся птенцом, которому было предначертано или взлететь, или так навсегда и остаться чёрным предвестником гибели, что с хриплым карканьем разносит известие об эпидемии по округе. Эльф смотрел, как покрывается ожогами тело его друга, как лицо его искажается в страшной гримасе боли как сам, окончательно обезумев от испытываемых страданий и всех сегодняшних потрясений, кидается прямо в горящий храм, откуда уже точно не будет выхода: со страшным грохотом крыша обваливается, поднимая в воздух тучу пыли и разбрасывая вокруг колючие искры. В последний момент светловолосый успевает вскочить на ноги и кинуться к дверям. Священники уже пробежали мимо, там почти никого не осталось, но всё же среди обжигающих обломков ему чудится высокая фигура с развевающимися огненными волосами, чей рот раскрыт в беззвучном злорадном смехе. Уже не имеют значения ни люди, что убивают друг друга за его спиной, ни огонь, который из-за появившегося неожиданно ветра перекинулся уже с храма на соседние здания, что легко занялись ярким пламенем, покрывая весь город плотным чёрным облаком дыма, словно скрывая его от глаз всех существующих и несуществующих богов, потому что сейчас тут творится беспредел, с которым даже бессмертные будут не в силах совладать, ведь люди создали их в своём воображении, а, значит, сами по определению сильнее всех громовержцев и повелителей землетрясений вместе взятых. Словно на крылатых сапогах гость из другого мира летел к своему давнему врагу, из-за которого происходил весь этот хаос, из-за которого умирали и умирают сейчас люди за его спиной, из-за которого неожиданно сгинул Воронёнок, обугливаясь прямо на глазах у того, кто сам когда-то обрёк его на такую ужасную участь, всего лишь поведав о такой замечательной вещи, как свобода, но забыв при этом упомянуть, что пока она приводила только к разрушениям и смертям, почти не было миров, где людям или другим разумным существам удалось бы использовать этот чудесный дар так, что бы потом за это не было стыдно, не говоря уж о тех способах, которыми они добивались разрушения оков, что не давали шевелить ни руками, ни ногами, а ведь границ не должно быть в головах. Он решил, что всё можно сокрушить одной стремительной атакой, одним мощным пушечным залпом, который разом разрушит стены несправедливости и вместе с тем тут же воздвигнет царство всеобщей справедливости и свободы, где каждый человек будет доверять первому встречному на улице, а не бояться, что тот попытается перерезать горло или как минимум стащить кошелёк. Ему хотелось верить, что новая религия действительно является единственной причиной, из-за которой люди стали жить так плохо, но, увы, всё было гораздо сложнее, а Том так и не смог принять, что порой мечом нельзя добиться счастья, что им нельзя прорубить дорогу к небесам, но кто в этом виноват больше всего, как не Эллиас, что оружие всегда держал при себе и даже падая, он всегда в первую очередь хватался за рукоять меча, а не за ветки, торчащие из утёса, что могли бы уберечь его от болезненного столкновения с землёй. Бедняга почитал силу старой доброй стали куда больше, чем слова, хотя вторым владел едва ли не в десять раз лучше, чем первым, но какое это имело значение сейчас, когда все его идеи вместе с ним обращались в пахнущий горелой плотью прах, в котором ты уже никогда не узнаешь того, кто сегодня устроил в городе погибельную для всех резню, думая, что так нужно, ведь его люди умеют жертвовать, а в войне всегда приходится что-то ставить на карту, иначе в ней не победить. Пламя свирепо ревёт в ушах Эллиаса, жар начинает нещадно кромсать его тело, но фигура врага не двигается с места, осталось лишь немного поднажать. Пусть себе бьются в агонии свободолюбивые люди, пускай защищают Красного Бога - всё это лишь жалкие предлоги для того, чтобы убивать и убивать, чтобы он мог затуманивать глаза людям. Это не первый пожар, через который приходится пробиваться остроухому воину, это будет не первый их бой, но с последней встречи светловолосый стал ещё чуть сильнее и чуть холоднее, а потому сейчас воспринимал себя как будто со стороны, но, что хуже всего, смерть Тома его совершенно не трогала. Ничто не оборвалось у него внутри, не было никакой пустоты или же раздирающей изнутри душевной боли - он воспринял это так же, как и все остальные смерти, будто бы черноволосый человек никогда не был ему близок, а стал всего лишь ещё одной безликой жертвой безумия праздника свободы и смерти, которая во многих культурах чтится как освобождение, полное и бесповоротное. Иронично, учитывая, что Том алкал её больше всего на свете. Что же, возможно, в этом вечном упокоении он найдёт то, что так долго искал и за что отправил на смерть так много людей. Вряд ли он хотел, что бы всё вышло именно так. Вряд ли он думал, что ему придётся когда-нибудь погибнуть. И уж точно он никак не могу предположить. Что расстаться с жизнью ему придётся вот так нелепо: спасая жизни тех, кого его же люди считали врагами. Люди никогда не ценят милосердие, особенно, когда горят.
   Последний рывок. Быстро Эллиас проскакивает под объятой огнём балкой, что с грохотом обрушивается вниз, отгораживая путь к отступлению. Теперь она заперт тут наедине с Королём, который будто бы и не собирается двигаться с места, застыв в странной позе, словно пытаясь защититься руками от жестокого пламени. Обратного пути нет, но тем лучше: какой бы ни был исход битвы, можно будет потом, наконец, закрыть глаза навсегда, хотя и сгореть заживо - далеко не самый лучший способ умереть, но такие вещи выбирать не приходится. Меч кажется раскалённым, он обжигает ладони, хотя всё тело и так уже горит. Во всяком случае, так кажется самому эльфу, но его уже не остановить. Прыжок, резкий косой удар, который Король бы точно отразил, потому что взгляд его был сейчас устремлён прямо на Эллиаса, но вместо такого знакомого звона металла следует яркая вспышка, которая снова будоражит голову, что ещё не до конца оправилась от удара о землю. Светловолосому кажется, что его сейчас стошнит, но желудок просто болезненно скручивает без какого-либо результата. Словно гость из другого мира где-то завис, словно то самое, что оберегало его от ударов у стен храма, вдруг решило перенести его домой, а ведь действительно, как сильно сейчас ему хотелось, чтобы новые шрамы исчезли, чтобы плечо его больше не ныло, а места ожогов перестали разливать неприятную парализующую боль по всему телу. Как ему хотелось, что бы это оказался всего лишь очередной бездарно сочинённый кошмар, коих ему приходилось видеть сотни, а то даже и тысячи, причём куда более зловещих и мучительных, нежели этот, но всё это, увы, происходило наяву. Особенно хорошо он это почувствовал, когда покрасневшую кожу приятно охладил гладкий камень. Свежесть эта колкими электрическими разрядами побежала по его мышцам, игриво соблазняя его лежать здесь до скончания времён или, как минимум, до тех пор, пока камень это не испещрится трещинами и не разверзнется зияющей тёмной бездной, откуда пышет всепожирающее пламя, ведь. Кажется, многие именно так и представляют себе конец света? Глупые сказки, людям всегда хочется думать, что даже финал их многовековой истории будет самым ярким, самым зрелищным, просто самым, а получается всё гораздо прозаичнее. Эльф всё ещё крепко сжимает рукоять меча, он поднимается, но тусклый свет нещадно коптящих стены и потолок странно правильного прямоугольного помещения факелов не дают ему разглядеть почти ничего, ибо они кажутся ничтожными и невероятно жалкими тлеющими угольками после огненной феерии горящего храма. Но всё-таки и их оказывается достаточно, чтобы различить рыжеволосую фигуру, лежащую в чём-то, что слишком напоминало абсолютно прозрачный саркофаг. Не веря своим глазам, немного пошатываясь, Эллиас побрёл к этому странному призраку, что напоминал ему то ли о прошлом, то ли о столь желанном будущем, где самый великий тиран всех времён и существующих в разных мирах народов уже был мёртв. Всё ещё готовый к нападению, он взошёл по нескольким каменным грубо обтесанным ступенькам и положил руку на холодное стекло, разглядывая лицо почившего человека, что скрывался под ним. Человек, что навсегда останется нетленным, благодаря магии, что пропитывала это место. Длинные рыжие волосы, такие живые и струящиеся, но вместе с тем слишком сильно контрастирующие с невероятно бледным острым лицом, обрамляя его пушистым покрывалом тёплого приятного огня, что не был похож на тот, сжирающий людей и здания и порождающий на свет лишь никчёмный пепел и смерть. Острые скулы и правильное лицо с алеющей неестественно яркой полоской губ, что будто бы ещё жили и не познали тлетворного прикосновения смерти, но на самом деле на его челе уже лежала тяжёлая печать. Эти правильные, острые черты лица были знакомы светловолосому эльфу до такой степени, что внутри у него всё сжалось. Захотелось разбить этот саркофаг на тысячи мелких осколков, вытащить оттуда мертвеца и изрубить его на тысячи мелких кусочков, чтобы у мерзавца уж точно не осталось больше никаких шансов выжить и возродить то было могущество, которым он обладал во все времена, но всё-таки голос разума остановил Эллиаса, не дал ему совершить подобной глупости, постоянно твердя, что это не Король. В бессильной злобе Эллиас опустился на колени перед саркофагом. Меч зазвенел по ступеням, и звук этот отдавался в голове гостя из другого мира колоколами, что отпевали тех, кто сегодня погиб ради его личной мести. Да, тот, кто лежал в саркофаге был внешне похож на Короля, они были практически двойниками, но всё-таки то был не он, ибо в нём чувствовалась смерть, она нанесла на него маску такого глубокого спокойствия, что оно даже скрыло ту ужасную болезнь, что терзала беднягу в саркофаге все эти долгие годы, в то время как Король бы просто рассыпался в прах, ибо на самом деле сила его бессмертна, но вот тело и сознание нет. Этот же человек походил на забальзамированный труп, но никак не на сосуд, который много лет вмещал в себе чудовищную мощь, что способна была целые миры обращать в ничто. Такая безмятежность, такое счастливое блаженное спокойствие читалось на его лице, как же всё-таки ему повезло не увидеть всего того ужаса, что сейчас творился где-то за стенами этого склепа, в котором он обрёл своё пристанище. Как ему повезло не узнать, что ради объявленной на него охоты погибло так много людей. Как же всё-таки ему повезло умереть.
   Руки эльфа тряслись, его бил озноб, но отнюдь не от холодного каменного пола. Сейчас он ненавидел себя и уже искал глазами меч, чтобы прямо тут оборвать свою никчёмную жизнь, но вместо этого взгляд его наткнулся на сгорбленную фигуру старика, что стоял в другом конце зала и внимательно, но вместе с тем боязливо смотрел на Эллиаса. Наверное, это именно он перенёсся сюда, чтобы спастись от смерти, а эльф просто оказался в зоне действия заклинания, но при этом лицо этого облачённого в обгоревшие одежды человека показалось смутно знакомым. Остроухий поднялся с плит. В голове его бушевал ураган, он клял себя за глупость и непредусмотрительность, за то, что позволил жалким призракам прошлого позволить влиять на настоящее, причём таким катастрофическим образом, как допустить восстание в городе. Погибло так много людей, а всё из-за того, что один проклятый глупец почему-то решил, что, наконец, настало время свести счёты со старым противником, что пора уже скрестить мечи, причём совершенно неважно какой ценой. Наверное, этого Король бы как раз и хотел.
   - Э-э-э-ллиас, - слащавым неприятным голосом протянул старик, - я знал, что ты не сдержишься и придёшь сюда. Ты всегда очень болезненно воспринимал всё, что относится к нашему властелину.
   Внезапная догадка яркой вспышкой молнии озарила сознание эльфа. Тяжесть отчаяния будто бы кто-то одним лёгким движением смахнул с него, но священник даже не попытался никак защититься, он просто подождал, пока Эллиас окажется прямо напротив него, схватит и прижмёт к стене. На его лице застыла мерзкая улыбка, которую эльф в шрамах помнил так хорошо: когда-то этот ничтожный человек служил на корабле Короля, но тот с позором выгнал его, ибо годен бедняга был только на уборку и готовку. Во всяком случае, так думали.
   - Как же легко бывает спровоцировать людей, - глядя прямо в глаза остроухого, пропищал священник, - только кинешь искорку - и всё, поджар разгорится, уничтожая их самих и всё, что попадётся под руку. Как легко их убедить в том, что они действуют ради всеобщего блага, а не на пользу только лишь самим себе. Ты ведь тоже этим воспользовался сейчас, чтобы добраться до мнимого повелителя, иначе тебя бы тут не было. Все, кто когда-то был под его крылом, навсегда носят на себе его печать.
   - Что ты сделал? - светловолосый тряхнул священника, но тот лишь поморщился. - Кто этот человек в саркофаге?
   - О, это длинная история.
   - У нас много времени, - угрюмо ответил эльф, прислушиваясь в ненадолго воцарившейся тишине к шуму, что едва доносится из-за стен этого уединённого места, кажется, склеп находится где-то под храмом или под площадью и связан с сетью подземных тоннелей, если только не был создан уже после того, как Красный Бог сюда пришёл и установил свой порядок, - я хочу узнать, ради чего бились все эти люди и за что пролилась сегодня кровь.
   - На эти вопросы ты и сам знаешь ответ, Эллиас, - покачал головой старик, - они погибли за тебя. За твою идею, которую ты когда-то вложил в голову Тому, думая, что так будет лучше, потому что сам ты привык быть свободным, но люди не умеет управлять самими собой, у них нет десятков веков, что научиться держать себя в руках, у них вообще нет времени, а потому для них свобода - роскошь, которую не могут себе позволить даже самые богатые и мудрые. Ты посеял, ты же и взрастил это, даже будучи очень и очень далеко отсюда, ты же сегодня и собрал этот урожай. Это твоя вина, твоего безумия, твоей слабости и свидетельство его силы, ведь он смог одержать над тобой победу, даже не ведя войны. Его образ преследует тебя, а я знал об этом и воспользовался тёмными глубинами твоего разума, в которых ещё полыхают пожары и кричат воины, которых безжалостно поражает твой меч. Очень долго я искал человека, которой был бы похож на него, как две капли воды, я развивал свои магические способности, чтобы ты поверил, я нашёл его, я обучил его, я сделал его Красным Богом, а сам отступил на вторую роль, но лишь затем, чтобы мне было удобнее дёргать за ниточки, ты ведь сам прекрасно знаешь, как это делается: нужно лишь немного нажать, кое-где подрезать, а потом залить всё это сладким мёдом лжи и прелестных обещаний, чтобы люди пошли за тобой, не оглядываясь. Я сделал из него проповедника, я выбрал для него слуг, мальчик полагал, что он действительно служит во имя добра, но на самом деле стал всего лишь марионеткой в моих руках, хотя я и старался действовать осторожно, с оглядкой. Почти как ты и Том, не находишь? - старик снова осклабился, демонстрируя не слишком приятные кривые и жёлтые зубы, некоторые из которых отсутствовали.
   - Мы с ним были на равных, - грозно ответил Эллиас, - мы с ним были друзьями, не просто знакомыми, я буквально вырастил его.
   - Конечно, и именно из отеческих чувств ты не дал ему выбора, как это похоже на обыкновенных папаш, - рассмеялся священник, - именно поэтому ты рассказал ему только о том, как использовать слова так, чтобы потом можно было обратить при их помощи мечи против врага идеалов, которые ты вложил ему в уши. Ведь это дар, верно? Дар не предоставить выбора, заранее ограничив его кругозор, заранее дав ему лишь один возможный выход из ситуации. Ты ведь знал, что он никогда не сможет от этого отступиться, потому что такие идеи ты дал ему, а ты, мой остроухий друг, для него был наивысшим авторитетом, как и я для того, кого ты знаешь под именем Красного Бога.
   - Он мог поступить так, как считает нужным. Я всего лишь дал пищу для размышлений, - отрезал светловолосый.
   - Да, мы все так думаем все наставники и учителя: нам кажется, что мы открываем перед нашими подопечными безграничный мир, даём им знания, но забываем напомнить о том, что они могут их использовать так, как хотят того они, а не мы. Мы не даём им понять, что есть выбор, просто вкладываем в х головы знания, не давая сведений о том, где стоит их применить, а потому они делают всё по нашему образу и подобию. Кто-то просто не учитывает этого и допускает страшные ошибки, а кто-то пользуется этим намеренно, используя своего ученика в своих корыстных целях. Разумеется, я отношусь ко второму типу, а вот ты. Это очень спорный вопрос, но не хочется сейчас разводить полемику, у нас осталось мало времени, - подозрительно оглядевшись по сторонам, загадочно заявил старик, подкрепив это таинственной полуулыбкой, - тебе ведь куда интереснее узнать, что было дальше и как я смог оказаться умнее и предусмотрительнее тебя, как я заставил тебя почти проиграть в этой игре, о ведении которой ты, великий вин, даже не догадывался, просто плывя по течению, но вместе с тем являясь важнейшим звеном в цепи. Как жаль, что порой ума и прозорливости оказывается недостаточно, чтобы победить многовековой опыт. Пока ты рассказывал Тому об идеалах, я заставлял моего мальчика становиться всё более величественным и непорочным в глазах людей. Пока ты учил его обращаться с мечом, я обучал искусству говорить. Мы вели свою деятельность параллельно, потому что мы были похожи, мы делали это потому, что знали: рано или поздно умения наших учеников смогут нам пригодиться. Ведь ты уже тогда чувствовал, что не просто так случилось твоё помешательство, что не просто так кошмары стали приходить чаще, а в этом парнишке ты увидел опору, ты увидел меч, который сможет помочь тебе в будущем. Ты научил его разить с громогласными криками о свободе, но не думать об истинной сути этой войны, потому что инструменты всегда проще использовать, чем настоящих людей. Ты уже тогда предвидел, что его умение драться выручит тебя в будущем, и оказался полностью прав. Честно признаюсь, я долго искал твои следы. У тебя странный почерк, эльф: ты то укрываешься где-то под покровом сумерек, то врываешься в мир, оставляя за собой кровавые борозды, но всё-таки тут я сумел узнать твою печать, сумел различить твой дух. Будучи тут ещё много лет назад, я случайно услышал о странном маньяке, которого боится весь город, но при этом никто не может поймать, потому что он умело обращается с мечом. Я долго слушал, вникал в эту историю, пока меня не осенила удивительная догадка о том, что это можешь быть ты, Эллиас. Я не мог поверить в свою удачу, мои поиски, наконец, увенчались успехом, я смог бы восстановиться в команде Великого Короля Реки, если бы мне удалось убить тебя, ведь я знал, что ты причинил ему немало проблем и даже посягал на его титул, но проиграл, что неудивительно, ведь никто не может тягаться с ним в бою. Я снова начал блуждать, пока не нашёл того, кто мог бы стать идеальным двойником нашего повелителя, на которого бы клюнул даже ты, проверенный годами воин, привыкший всегда оценивать риск и думать здраво. Годы обучения не прошли для него даром, он сам поверил в то, что обладает какими-то невероятными способностями и может изменить мир к лучшему. Бедный мальчик, он не знал, что служит всего лишь наживкой, к тому же он был болен, но я сдерживал эту болезнь, держал её на привязи и даже заставил его забыть о ней на какое-то время. Мы пришли сюда, мы выгнали прежнюю власть при помощи моей магии и его блистательного образа Красного Бога. Люди поверили нам, а потом я начал убеждать их в том, что ты для них - главный враг, что все остальные - демоны, которые всего лишь прислуживают тебе. О, я уже тогда знал, что у тебя был ученик, который наверняка восстанет против меня, потому что ему надоело жить под гнётом, я знал, что он схватится за меч так, как ты его учил. И тогда мы схлестнулись. Первые дни всё шло как по маслу: Том и его люди проигрывали, "демонов" уничтожали всё больше и больше, а ведь это так характерно для нашего владыки, верно? - старик усмехнулся, светловолосый уже отпустил его и стоял в стороне, задумчиво глядя на стеклянный саркофаг, где словно бы светился труп того, кто, сам того не зная, вдруг стал орудием для уничтожения такого количества людей, судьба идолов всегда будет печальна, ибо на их плечах лежит слишком большая ответственность, но при этом ими кто-то управляет. - Все эти разрушения, убийства, я долго изучал нашего повелителя, чтобы точно всё сделать так, как надо, так, чтобы ты поверил, будто Король действительно решил вызвать тебя на поединок, последний, который всё должен был решить раз и навсегда. Всё шло по плану, пока этот глупец не начал упрямиться и говорить, что ему все эти убийства не нравятся. Он даже как-то попытался выступить на площади без моего ведома. Тогда я понял свою ошибку: я слишком давил на него, сделал его мир слишком сказочным, но, каждый день видя всю грязь этого места, трудно оставаться при своих столь радужных убеждениях. Я немного переборщил, нужно было срочно исправлять ситуацию, иначе он мог всё испортить. К счастью, наш огненноволосый повелитель тоже не очень любит появляться на улице, а потому мои крайние меры не вызвали бы никакого подозрения, даже наоборот упрочили бы тебя в слепой вере и в ненависти, что гложет тебя изнутри всегда, убивая и терзая внутренности, заставляя совершать необдуманные поступки, что привели тебя сюда, ко мне. Мне пришлось отпустить его болезнь с цепи, она быстро сожрала его, но мне не было больно наблюдать за тем, как этот зверь убивает моего ученика, он недолго мучился, умер через несколько дней и вряд ли в своём бреду мог что-то чувствовать, я всё-таки старался облегчить его страдания, хотя порой он и пытался кричать от боли, но я заглушил его вопли, чтобы никто ни о чём не догадался. Мальчик уже исполнил свою роль, отыграл последний спектакль, его время на сцене истекло, а потому пришлось его скинуть, ибо он не только не хотел уходить, но и отказывался повиноваться приказаниям постановщика. Теперь он лежит вот тут, я позаботился о его теле, ведь его образ сделал для меня так много, без него, мне бы не удалось осуществить и половины всего того, что я имею сейчас: ни фанатиков, ни приманки, ни тех воинов, которых я обучил так, что бы они максимально походили на твоих бывших собратьев по оружию, но, главное, мне удалось воззвать к самым тёмным сторонам души человека, пробудить этих демонов, за которыми они с такой радостью охотились, предавая огню любого, на кого указывал даже мимолётно перст Красного Бога. Мне удалось взбудоражить их, заставить взбунтоваться, но всё-таки это было бы невозможно без тебя. Того, кто создал противодействующий мне лагерь, постоянно служащий подпиткой фанатикам, ведь, пока есть враги, есть и силы с ними бороться. Да ты и лучше меня знаешь эту истину, Эллиас, ведь всё это наверху происходит из-за тебя, - воздевая глаза к потолку, зло засмеялся старик, - тебе ведь ничего не стоило самому пробраться ко мне, ничего не стоило самому свершить эту месть, которой ты так долго ждал, но всё-таки ты предпочёл открытый бой, ты предпочёл сделать всё чужими руками, в тебе тоже проснулся демон, один из множества демонов, что уже оставили следы своих когтей на твоём теле. Человечность никогда не побеждает, особенно в тех, кто так много видел смертей. Ты ведь и сам это понимаешь. Ты ведь знаешь, чем это всё должно закончиться, потому что всё пошло не по плану. Ты не достиг цели, а я безоружный стою перед тобой. Я вижу, как ты сжимаешь меч, потому что не хочешь верить моим словам, ведь это для тебя слишком аморально, ты никогда бы так не поступил и всё такое, верно? - старик снова усмехнулся. - Но мы чаще делаем то, чего нам не хочется, чем наоборот. Я не хотел убивать мальчишку, но он, увы, решил выступить против меня. Ты не хотел, чтобы Том погиб, не хотел использовать своё влияние на него ради корысти, но в решающий момент жажда мести оказалась на первом месте. Люди наверху тоже не думали никого убивать сегодня, но тени в их сознании были сильнее, Серый Лис был мёртв уже давно, ведь изнутри его сожрала жестокость, а Деза - алчность. Я слишком предан Королю, ты слишком его ненавидишь, а обычные люди слишком подвержены влиянию. Том был слишком большим идеалистом и умел бороться только мечом, слова используя лишь в качестве обманного выпада, священники пали жертвой своей слепой веры, а грозные рыцари - гордыни. Каждый из нас получил урок в этом городе, но он слишком много дал нам для понимания, а тот, кто много отдаёт, обязан в конце умереть. Вот и город этот теперь объят беспощадным пожаром и скоро канет в пучины истории, став грозным символом человеческих пороков. И только тот, кого ты считал в этой войне главным злодеем, оказался жертвой, а потому он останется тут, в покое, - он закончил говорить, оторвал глаза от потолка, который от огня и крови отделялся всего лишь несчастным метром земли, но теперь его глазу уже не за что было зацепиться, кроме того самого стеклянного саркофага, что она соорудил для своего ученика, справедливо рассудив, что он оказался здесь единственным, кто хоть и не достиг своей цели, но при этом собственным разумом не погубил никого, хотя и был косвенно виновен во всех происшествиях в городе за последние несколько лет.
   Эллиаса уже не было в склепе. Он ушёл, буквально испарился в никуда, хотя старик догадывался о том, что у эльфа всегда при себе было несколько одноразовых рун-ключей, что позволяли открыть дверь в любом месте, но лишь единожды и в случайное место. Но разве теперь для старого слуги Короля важно, куда отправился злейший враг хозяина, если бедняга так и не смог победить его? Что-то в его плане оказалось не продумано, что-то он упустил из виду, что-то как всегда пошло не так, потому что под руку попались люди, слишком безумные и непредсказуемые, но с этим теперь оставалось только смириться и уйти, ведь проще умереть, чем прийти к своему идолу с пустыми руками и признанием своей абсолютной беспомощности перед каким-то светловолосым эльфом. Священник в последний раз глянул на Красного Бога. Здесь его никогда не найдут, а вот учителю пора отправиться в последний путь. Старик раскусывает небольшую ампулу с ядом, что всегда держал при себе на случай, если что-то выйдет из-под контроля. Вскоре он падает и после непродолжительных судорог замирает на полу. Их остаётся тут только двое, но один останется навсегда, а другой истлеет.
   Говорят, через несколько месяцев над пепелищем, в которое превратился некогда большой по меркам этого мира город, появился корабль. Таких никогда не видели, да и не могут корабли летать, а потому все считают это просто легендой. Учёные же и вовсе полагают, что необразованные крестьяне приняли за судно облако странной формы, ведь нескованным бесполезными точными знаниями умам свойственно выдумывать. На том и сошлись. Вороны вскоре после пожара, уничтожившего город полностью, покинули эти места навсегда, потому что главный их источник пропитания пропал. Наверное, перебрались в какие-нибудь государства, что часто ведут войны. Путешественники и жители окрестных деревень стараются обходить всё никак не желающие порастать даже сорняками чёрный пустырь стороной, считают его дурным местом, ибо никто точно не знает, что случилось за стенами со следами гари, которые до сих пор продолжают возвышаться над окрестностями, то ли напоминая о былом величии, то ли являясь грозным призраком прошлого, хранящим в себе все самые плохие воспоминания и ужасные события, что происходили на его веку. Даже охотники за сокровищами побоялись грабить покорёженные остовы домов, справедливо полагая, что вряд ли они там смогут найти нечто настолько ценное, что сможет окупить кошмары, приходящие ночью к любому, кто хоть однажды на закате видел, как лучи засыпающего солнца окрашивают старый камень в кроваво-красный цвет. Никто не знает, что случилось с жителями катакомб, но многие полагают, что все они постарались в скором времени уйти подальше от города, поскольку власти им помешать уже не могли, хотя существовала и другая, более печальная версия, предполагающая, что во время пожара все выходы оказались заблокированы, а потому бедолаги были вынуждены умирать в промозглых подземных переходах, не имея даже иллюзорной надежды на спасение. После же появления зловещего корабля даже прилегающие и принадлежащие когда-то городу земли совсем опустели, а на карте до сих пор существует небольшой участок, что не принадлежит никому: даже короли и великие маги боятся иметь дело с силами, что способны стереть в пыль целый город.
   Глядя на расстилающиеся внизу земли с высоты птичьего полёта, Король продолжал оставаться взволнованно-мрачным и будто бы чем-то встревоженным, хотя, казалось бы, столь пустынные места наоборот должны были успокоить его мятежную душу, но глубины его сознания, увы, до сих пор остаются неизведанными и тайными даже для тех, кто уже много лет ходит с ним под белоснежным парусом. А всё потому, что его взгляду доступно куда больше, чем простым смертным и даже тем, кто мнит себя сильнее всех, обладая вечной молодостью или сверхъестественными силами. Внизу под кораблём у берегов невидимой реки собираются толпы безликих мертвецов, которые ждут, когда огненноволосый повелитель возьмёт их к себе на борт и провезёт через зловещие монолитные ворота, проходить через которые дважды удавалось лишь самому Королю. Этот последний путь будет для них не простой, кому-то не повезёт навсегда остаться перед входом в мир спокойствия, постоянно тревожа проводника и стараясь попасть на корабль, но лишь затем, чтобы снова и снова погибать от его руки. Это бесконечный цикл, не он установил его, но подчинился, ибо есть вещи, которые неподвластны даже ему. Он знает, что не сможет взять всех и с удивлением ловит себя на том, что машинально начинает отмечать тех, кому суждено будет навсегда отринуть тяжкие мысли. Король всегда делал это автоматически, как машина, которая просто при помощи какого-то случайного набора самых разных данных вычленяет из текста слова. Они сами по себе что-то значат, каждое из них, но вместе - это просто ничто, набор бессмысленных смыслов.
   - Как думаете, что могло убить так много людей за один день? - совершенно безразлично спросил первый помощник капитана, способный лишь догадываться, о чём в данный момент думает его командир.
   Король в ответ усмехнулся, но в изгибе неестественно ярких, как и его волосы, губ не читалось жалости к мертвецам или же насмешки. Скорее, просто снисходительность. Так обычно старшие смотрят на то, как дети по глупости своей и неопытности совершают какие-то нелепые ошибки. Он повернул лицо к помощнику и заглянул тому прямо в глаза, но после тут же устремил всё своё внимание на мёртвых.
   - Ты ведь и сам знаешь ответ: только они сами.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"