Оглушающий лязг разрывает сон. Что-то противно звякнув, поворачивается в замке моей камеры. Нехотя, как старик, поднявшийся ночью с кровати, скрипит тяжелый засов, и железная дверь камеры с таким же протяжным скрипом открывается.
Устало поднимаю голову. Случайно заглянувший в узенькое оконце одинокий лунный луч освещает впалые глаза юноши с портрета тюремного живописца. Мои глаза...
- Ну, привет, - подмигивая я лунному свидетелю моего последнего выхода в свет. - Что, провожаешь меня?
- Заключенный N90982, на выход, - бубнит, позевывая, охранник.
Нехотя поднимаюсь.
- Что, вот так, среди ночи? А как же священный сон? - интересуюсь я у охранника.
Но ждать от того ответа или хотя бы непринужденного светского разговора, вроде: "Давай, шагай, придурок" - не приходится. По должности ему положено быть тупым и делать, что велено. А именно - вести меня к месту казни.
- Руки, - кратко приказывает охранник, застегиваетя кольца наручников на мои послушно протянутые измученные запястья. Эта процедура нам обоим хорошо знакома. Но в этой лунной тишине выглядит как-то непривычно.
Охранник и сам хмур. Еще бы, разбудили среди ночи ради какого-то "обреченного".
Шагаем по пустынному коридору. В этот час здесь необычно тихо, даже для такой тюрьмы, как Гоморра. За несколько часов до отбоя прошел слух, что, возможно, мою казнь на лазерном стуле чем-то заменят. То ли какие-то неполадки с проводкой тюрьмы, то ли решили поэкспериментировать на мне с чем-то новым. Интересно, какую игру приготовила мне судьба на этот раз? Как они решат расправиться со мной? Слышал, что иногда еще по дороге заключенного застает выстрел из-за угла. Это считается психологически-щадящим - приговоренный ничего не ожидает. Может, и со мной будет так? Охранник отстанет на несколько шагов, чтобы я немного прошелся по коридору один. Оглушающий тишину выстрел... Мое тело падает навзничь. В голове не успевает пронестись ни целая жизнь, ни даже какая-то последняя нелепая мысль. А может быть, нелепая и успеет... Охранник безразлично прикрывает тело черным брезентом и вызывает медиков. И все. Больше меня нет.
И никакого концерта по заявкам для высоких чинов. Зебра, наверное, расстроится.
А может, оставят медленно засыпать, сделав инъекцию. Это, пожалуй, самое большое зверство из всех. Нет, я бы все же предпочел удобный стул с подключенными к нему лазерными датчиками, от которых все мое существо на мгновение пронзит веселый мощный разряд, после чего тело некрасиво повиснет на стуле, перестав подавать признаки жизни.
А еще лучше старые способы, которые иногда еще практикуют в Конвенции - отрубание головы. Головы бунтовщиков потом отправляют на исследование в лабораторию, с целью изучения их на предмет аномалий. По крайней мере, от тебя останется голова. Уже что-то.
"Я хочу, чтобы меня сожгли!.." - проносится шепот у меня в ушах. Я вздрагиваю. - "Если так случится, обещай, что ты развеешь мой прах по ветру! Где угодно. Хоть над мусорным полигоном Конвеции. Я не хочу лежать в холодной земле, поедаемая червями и жуками. Обещай, что ты не станешь меня хоронить, обещай, что не будет роз, панихид и красивой могилы".
Доходим до конца коридора. Поворачиваем за угол. Охранник чуть отстает. Вот он - этот подходящий момент... Невольно замедляю шаг, но не оборачиваюсь, продолжаю идти. Слышу как эхом отзываются в каменных стенах Гоморры мои гулкие шаги. Черт, как же не хочется, оказывается, чтобы вот так, из-за угла. Уж лучше инъекция. Но тут охранник толкает меня в спину: "Чего топчешься!".
Мы поворачиваем направо и начинаем спускаться по винтовой лестнице. Куда же все-таки меня ведут? Доходим до массивной стальной двери. Мой гид нажимает на кнопку вызова и волшебная дверь с той стороны открывается.
За дверью помещение, непохожее на все остальные в Гоморре. Оно освещено мягким светом, стены выкрашены в спокойный серо-голубой цвет. Посередине - прямоугольный стол без перегородки, справа стеклянная стена. В общем, это место можно было бы назвать почти уютным, дизайнер, очевидно, знаком с основами психологии и психиатрии, и знает, что комната для допросов должна успокаивать и заглушать бдительность преступников.
Возможно, я бы подольше задержал свое внимание на удачном интерьере, если бы не люди, собравшиеся здесь явно не для того, чтобы сыграть в преферанс этой ночью.
За столом справа восседает блондинка в идеальном строгом костюме. Чуть поодаль, к стене прислонился высокий плотный мужчина. Он жует деревянную зубочистку, и смотрит на меня так, словно к нему привели противного скунса.
Как я и предполагал, мне указывают на место за столом напротив стеклянной стены. Да, сегодня я особенно популярен. За этой стеной наверняка толпа фанатов. Жаль, что ножки стула привинчены к полу.
Мужчина оглядывает меня все с той же неприязнью. Наверное, он и будет здесь "плохим копом". Хотя переведя взгляд на блондинку, начинаю в этом сомневаться. Ее лицо не выражает никаких эмоций, словно это маска. Вместо глаз у нее ледяная пустота. Если это мой "хороший коп" на сегодня, то я тот еще везунчик.
Что-то кольнуло у меня внутри при взгляде на нее. "Да нет, показалось..."
- Эдриан Соло, - без предисловий начинает ледяная блондинка, - вас обвиняют в организации государственного переворота с целью свержения Священной Власти Конвенции. Вы признаете свою вину?
Положил руки в наручниках на стол и скрестив пальцы, откидываюсь на спинку стула, одаривая блондинку широкой улыбкой.
- Мисс, не знаю как вас по имени, могу я попросить у вас сигаретку?
Блондинка смотрит как будто мимо меня.
- Честное слово, целую вечность мечтал о хорошей затяжке, - искренне объясняю я. - не откажите.
Блондинка бросает взгляд на мужчину у стены, и тот, смерив меня взглядом, с нескрываемым омерзением достает из кармана пиджака коробок, и кидает на стол сигарету. При этом он, кажется, готов меня убить. Беру сигарету неловкими скованными руками, косясь на мужчину с зубочисткой - в глазах у него плещутся адские черти. Мне они хорошо знакомы...
- А что насчет пончиков? - наглею я. - В глазури?
- Синтия Рай, - прерывает мою неуместную дерзость блондинка, подходя ближе и чиркая зажигалкой. - Вы спрашивали, как меня зовут.
Прикуриваю, кивая ей в знак благодарности.
- Мы представляем интересы Конвенции, - продолжает Синтия, - ответьте, пожалуйста, на вопрос, мистер Соло.
- А можно повторить эмм... мисс, этот вопрос?
- Да, конечно. Признаете ли вы свою вину?
С удовольствием затягиваюсь. Черт возьми, сто лет не курил ничего, кроме "соломы", так тут называют табак низкого, а точнее мерзкого качества, которым в Гоморре приторговывают барыги за определенные услуги. Нет, не за эти услуги, как вы могли обо мне так подумать. Хотя и за эти тоже. В Гоморре за одну сигаретку с настоящим табаком и убить могут. Может, стоило так и поступить. Все равно исход один.
Тем временем блондинка даже подвигает ко мне пепельницу, мужчина по-прежнему не сводил с меня испепеляющего взгляда, но трогать меня ему явно не позволено. Я понимаю, что любезность этих двоих явно имеет свою причину.
- Признаю ли вину? - переспрашиваю вальяжно. - Конечно, нет. Судья был куплен, а суд ангажирован легионерами Конвенции. Я самый невиновный человек во всей Гоморре!
- Приятно, что вам не изменяет ваше чувство юмора, мистер Соло, - сухо произносит блондинка, - но сейчас на карте стоит ваша жизнь, поэтому умерьте ваш пыл.
- Разве моя жизнь еще кого-то интересует? - как будто удивляюсь я.
- Всем плевать на твою жалкую жизнь, - вмешивается, наконец, мужчина, ему явно невмоготу наблюдать все это представление. - Но ты еще можешь ее у нас выкупить.
- И что же мне для этого сделать? С каким дьяволом заключить сделку? Я на все готов, если что.
- Не нужно нас демонизировать, - отвечает блондинка. - Мы здесь представляем закон.
- Разумеется, - убежденно киваю я, - что еще вы можете представлять. Верховенство закона и справедливости Священной Конвенции!
- Именно, - зло процеживает мужчина.- А ты, ублюдок, должен быть благодарен священной власти за это.
- Я буду молиться за нее каждую ночь, - соглашаюсь я. - Вы только скажите, кого мне за это надо предать?
Блондинка и "плохой коп" переглядываются.
- Вы были доверенным юрисконсультом президента компании "Дик & Трейси" в течение нескольких лет, - излагает Синтия. - Именно вы, мистер Соло, по нашим сведениям, вели все ключевые сделки. Сейчас нам нужна информация по ключевым профайлам, которую вы наверняка сохранили. Списки клиентов. Видите, - вдруг механически улыбается снежная блондинка. - Вам не надо никого предавать. Президент компании давно в бегах. А с клиентами у вас не было личных дел.
- И это все? - не могу поверить я. - И меня отпустят?
- Разумеется, нет, идиот! - не выдерживает "зубочистка". - Ты останешься гнить здесь до конца своих дней. Но тебя не поджарят как утку на лазерном стуле. Ты избежишь позорной смерти, которую заслуживаешь!
Ненависть этого парня поистине необъяснима!
- Скажите, мистер... За что вы так не любите бунтовщиков? Разве вы так довольны нынешней властью? Неужели вам повысили годовой доход или пенсию?
Мужчина буравит меня взглядом. Но неожиданно подходит ближе, заглядывая прямо в глаза.
- Меня зовут Тед Джонсон, - произносит он неожиданно спокойно. - Помнишь это имя?
Конечно, я помню. Но не его... другое. Джонсон... Констанция Джонсон, погибшая при взрыве дворца Президентского Легиона. Ее не должно было там быть, но она там оказалась. Девчонка записалась в наши ряды, хоть я и был против. Она была слишком молода. Эта кровь на моих руках. И я готов нести за нее наказание, мистер Джонсон.
- Мне очень жаль, сэр...
- Тебя жаль, подонок?
- Оставим это, - прерывает Синтия. - Так вы готовы сотрудничать, Эдриан?
Блондинка назвала меня по имени. Как мило. Неужели, это еще не все? Что еще припас для меня этот сладкий ледяной голосок из самого Ада.
"Дик и Трейси"... Интересный поворот. Этим тварям нужны профайлы, профайлы на хороших людей, многие из них спонсировали Сопротивление, на их благотворительные фонды содержались больницы для беженцев и дома для сирот. Конечно, не всё это делалось только из добрых побуждений. Далеко не всем нравится единоличная власть Конвенции, и ради этого многие даже готовы какое-то время поддерживать оппозицию.
- Я же сказал, что согласен на все. Мне очень страшно, и я не хочу умирать, - нахально улыбаюсь я, глядя на своих "спасителей". - Готов сдать всех и подписать все бумаги.
Блондинка удовлетворенно кивает, бросив победный взгляд на мужчину.
- Кроме! - выставляю я палец вверх, и блондинка замирает от неожиданности. - Кроме тех, что лишат меня просмотра сериала "Слезы Мирабель" по выходным. Я этого просто не выдержу. Последняя серия лишила меня сна - бедняжку Мирабель бросил ее возлюбленный, Леонардо, когда она призналась, что ждет от него ребенка. Этот мерзавец...
- Заткнись, - прерывает меня Джонсон. - Ты останешься гнить в этой яме навсегда, и это меньшее из того, чего заслуживает такое убожество, как ты.
Повернувшись, он направляется к двери.
Он уже коснулся кнопки выхода, как вдруг я решаюсь окликнуть его.
- Сэр! Знаете, в чем разница межу нами?
Он не поворачивается и бросает через плечо:
- Между нами нет ничего общего.
- Разница в том, что я не стал бы угощать сигаретой человека, из-за которого погибла моя дочь. Я бы и говорить с ним не стал.
Он по-прежнему стоит ко мне спиной.
- Как же крепко вас сцапали, мистер Джонсон! Коготки этой машины. Раз вы готовы отказаться от расправы над негодяем ради пары бумажек.
Джонсон молчит, очевидно, раздумывая, отделать меня прямо здесь, или поручить это кому-нибудь из здешних наемников. Но его гнев излучает даже его затылок. Кажется, будто он сейчас бросится на меня и разорвет в клочья.
- Проследите, чтобы он все сделал, и файлы были у нас, - неожиданно спокойно произносит он, нажимая на кнопку выхода.
- Конечно, мистер Джонсон, - кивает блондинка.
Синтия достает из папки бумаги одну за другой и передает мне.
- Подпишите это, этот документ - гарантия вашей неприкосновенности.
Послушно подписываю всю эту филькину грамоту. Рука немного дрожит. Я воображал, что спокоен, но чувствую, как пульсирует вена у виска, а ручка подрагивает, и потому подпись выходит криво.
- И вот здесь, - указывает блондинка на пропущенный лист.
Перевернув лист, читаю исчезающие на моих глазах строки: "Не волнуйся, любимый, мы вытащим тебя отсюда".
Поднимаю глаза на блондинку. Ее лицо по-прежнему бесстрастно, оно ничего не выражает. Глаза стеклянные, взгляд как покер-фейс.
- Подписывайте же, - повторяет она, и даже укоризненно качает пальчиком. Как она это часто делала...
Земля начинает уходить из-под ног... Перед глазами все плывет, как в накуренном баре. Хорошо, что мой стул привинчен к полу. Словно в тумане, в забытьи или под гипнозом, отдаю Синтии все бумаги, вглядываясь в ее лицо, словно вижу призрака.
- Что с вами? - спрашивает она, как ни в чем не бывало. - Вам нехорошо?
- Да... - хриплю я, - кажется, меня сейчас стошнит.
- Сочувствую. Но вы можете себе это позволить. Вы наш самый ценный информатор. Всего хорошо, мистер Соло.
И Синтия протягивает мне руку.
Пожимаю ее, ощутив неожиданное мягкое и теплое прикосновение. Она совсем не ледяная! Она... она... Может, это все сон? И охранник не будил меня сегодня ночью, и не вел по ночному коридору. Может, меня тогда, за тем углом, все-таки застрелили?
Девушка пристально смотрит на меня, как будто даже с насмешкой. И вдруг озорно подмигивает, разворачивается и уходит.
Это совсем не по протоколу - подмигивать заключенному.
На неверных ногах возвращался в камеру. Ложусь на жесткую кровать, меня бьет дрожь.
"Не может быть... Этого не может быть. Эта девчонка снова обвела меня вокруг пальца..." Закрываю глаза. И проваливаюсь в тяжелый сон...
***
...Ледяная блондинка возвращается в номер отеля. Оставшись одна, она снимает парик. Аккуратно, подцепив за края, вытаскивает глазные линзы. Протерев лицо специальной жидкостью, ватным тампоном стирает с лица биомаску. Теперь в зеркале на нее смотрит не холодная блондинка, а смуглая брюнетка со злыми, сверкающими глазами - так похожими на глаза юноши с портрета тюремного художника. Эрика Брайс. Так ее зовут.
- Вот, значит, как твое настоящее имя.
- И как ты мог не узнать мой голос? Я ведь всего на пару децибел изменила его. Перестраховалась, чтобы ты не упал в обморок. А ведь ты почти упал! Мужчины все-таки страшные дураки!
Эрика усмехается своему отражению в зеркале, как будто невидимому собеседнику. "Скоро... совсем скоро, милый".
Рассветный, еще слабый солнечный луч освещает в этот миг лицо узника N90982, и он улыбается ему в ответ.