С чего начать свой рассказ - со своей любимой кошки Мани или с очаровательных рыбок, поселившихся однажды в моём большом аквариуме и, позволяющих мне созерцать их благородное существование, услаждая мой взор, и успокаивая мой сложный, не всегда умиротворённый нрав.
Нет, пожалуй, начну я издалека ...
Школа. 1980 год. Успешно закончилась учёба в пятом классе и скоро я уже пойду в шестой, а сейчас - каникулы! Что может быть лучше летних каникул! Это отдых от надоевших уроков, безумные скачки со сверстниками и малышнёй по окрестностям - благо есть, где разгуляться и ощущение несказанной радости. Многие поехали в летний пионерский лагерь, а я - отбыв там один месяц, наотрез отказалась отправиться туда на следующий и меня прямо-таки переполняло чувство свободы! И вдруг!: - Таня, домой! - слышу я из окна пятого этажа мамин голос.
- Ну, мам, ну ещё немножко!
- Ты уже целый день бегаешь. Посмотри, уже почти все дети разошлись. Пора кушать, быстро домой.
- Ну, мам, ну пожалуйста!
- Всё, больше говорить не буду! Домой!
- А ты не ходи, - говорит мне соседская Ируха.
- Да нет, - надо. Только давай ещё сгоняем до тех кустов возле школы. Там чего-то пищало, когда я мимо летела. Айда!
- Ага, - кричит Ирка, лихо подхватывая заданный мною темп и уже почти обгоняя меня на ходу. Я тут же начинаю сопеть и стараюсь не дать ей это сделать, несясь во все лопатки. Ура, кусты уже близко и я смеюсь от радости, оттого, что Ируха меня уже не опередит. Подлетая к кустам вдруг резко торможу. Ирка наскакивает с разгона на меня и мы, с ней вместе, падаем, и кубарем летим прямо в эти самые кусты. И только успеваю услышать, как что-то хрякнуло в ноге, и меня вдруг пронзает резкая, обжигающая боль, почти такая, которая посетила меня однажды в зубном кабинете в школе, и я тут же хватаюсь за ногу, и начинаю кататься по траве, обхватив больное место руками. Невольно по моим щекам начинают течь горькие слёзы и, слегка подвывая, я открываю свои глаза и смотрю в высокое небо, жалея себя несчастную, и злясь на Ирку за её прыть. Но тут из этих же кустов раздаётся какой-то непонятный звук, похожий на писк и, затаив дыхание, мы с Иркой на четвереньках подползаем ближе, и нашему взору представляется такая картина. В самом центре кустов сидит маленькая чёрненькая собачка с огромными глазами, симпатичной мордашкой и нещадно скулит. Её почему-то сильно трясёт и глаза наполнены невозможными слезами, гораздо больше тех, что проливала только что я. Забыв о своём злополучном падении и боли в ноге, я тут же протягиваю свои руки, и хватаю несчастное животное, которое не перестаёт скулить. Пузико собачки оказывается сильно свободным от растительности, почти голеньким и я слышу из-за своей спины, как Ирка с восторгом восклицает: - "Ой, это же щеночек!" - и тут же начинает тянуть к нему свои руки. Видя её стремление, я прижимаю щеночка к себе и начинаю со всей силы отпихивать от себя Ирку. Но она не хочет уступать и так и лезет ко мне не давая подняться с земли.
- Я первая нашла! - кричу я ей рассержено.
- Нет, я! - кричит Ирка в ответ.
- Он будет мой!
- Нет, мой! А тебе мамка не разрешит! А мне разрешит!
- А вот и разрешит! - кричу я, - А ты не лезь!
- Сама не лезь! - не унимается мой противник. И тут до наших ушей доносятся благословенные крики Иркиной мамы:
- Ира, домой! - Долго вы с Танькой по кустам лазить будете!
- Ща, ма! - отвечает Ирка, продолжая настаивать на своём стремлении отобрать у меня маленький пищащий комочек. Поднатужившись, как следует, я вскакиваю на ноги, хватаю второй свободной рукой свои босоножки и бегу, слегка прихрамывая, к своему подъезду. Но моя подружка не даёт мне от себя избавиться, вскакивает следом за мной, крича ещё громче мне вдогонку:
- Всё равно догоню, а тебе от мамки влетит - видала, где твой каблук от босоножек валяется, ты его поломала! Так тебе и надо! Отдай!
- Не отдам! - визжу я в ответ, делаю немыслимую петлю, возвращаясь обратно, хватаю на ходу свой оторвавшийся каблук и, минуя Ирку, бегу дальше, надеясь всё-таки оторваться. Добегаю до подъезда. Подъездные площадки молниеносно сменяют друг друга, ведь я прыгаю через две ступеньки, всё ещё ощущая боль в ноге. В тоже время меня не покидает мысль о чем-то неприятном и снова я прокручиваю в голове Иркины слова о том, что мне влетит. Спотыкаюсь, тут же выбрасываю эти мысли из головы и, подлетая к своей квартире, нажимаю на звонок, подбадривая себя: " Эх, будь, что будет!" Мама открыла быстро. Я ввалилась в месте со своей ношей в коридор и краем глаза успеваю заметить, как Ирка показалась на горизонте и летит следом за мной, вытирая своё красное от злости и натуги лицо рукой. "Ага! Запыхалась!" - Торжествую я про себя. Конечно, куда ей до меня. У меня- то пробежка натренированна, - каждый день бегаю на пятый этаж и обратно. А вот ей за мной не угнаться, ведь она хоть и живёт рядом - в четвёртом подъезде, но у неё - первый этаж и такие гонки ей уж точно не выиграть! Я невозмутимо поднялась с пола, положила босоножки, отряхнулась и лучезарно улыбнулась маме, прижимая к груди щеночка. И тут Ирка влетела в нашу квартиру, тут же слегка ретировалась и стала переминаться с ноги на ногу, с завистью глядя на меня, а потом вдруг выпалила: "- Теть Нин, а Танька босоножки поломала и у меня щеночка отняла". Моя мама в недоумении подняла свою бровь и произнесла: - Это правда, Таня?!
- Нет, мам, она врёт, щенка я первая забрала!!!...
- А босоножки? - спросила мама.
- А босоножки я и правда поломала. - с грустью произнесла я и показала из под тешка Ирке кулак. Но она ответила мне тут же, высунув свой противный язык.
- Значит так, девочки, - изрекла моя мама, - сейчас расходитесь по домам, тебя, Ира, мама тоже звала...
- А как же?... - начала Ируха.
- А в остальном мы разберёмся позже. Передавай маме привет.
- Хорошо, - понурила голову моя подруга, - передам. До свиданья.
- До свиданья. - сказала мама и закрыла дверь за удаляющейся Иркой.
- Ну, что ж, рассказывай, - повернувшись ко мне, продолжила она. И я сразу выложила всю историю, как есть.
- И что теперь будем делать со щенком? - спросила мама. И я слёзно пообещала, что буду день и ночь заботиться о своём новом друге, ходить с ним гулять, вовремя кормить, любить его всей душой, и защищать от всех посягательств на него. Немного поразмыслив и взяв с меня обещание, вдобавок к сказанному, - хорошо учиться и убирать свою комнату, а так же помогать ей во всём, мама, вздохнув, согласилась. Вот так у меня появился четвероногий друг, мой любимый щенок.
От той радости, что переполняла меня, я уж и не знала, что мне придумать и носилась по квартире со своим щенком на руках, стараясь пристроить его в новое жильё то так, то эдак. То посажу его в коробку в уголок, то тут же выну и устрою в ногах своей кровати, то снова схвачу на ручки, а то - вью ему гнездо под батареей отопления. В общем - намучилась. И уже к вечеру, уставшая, но довольная новыми переменами решаю, что поселю его в просторной коробке из под маминых сапог прямо под своей кроватью, чтобы всегда можно было, свесившись с неё, увидеть своего питомца или потрогать и погладить его. Только одно сильно огорчало меня - щенок всё время скулил и плакал, наверное, очень скучал по своей маме или по братикам и сестричкам. Перед сном он полакал немножко молока, кушать ничего не стал, а только всё ещё дрожал и плакал. Увернув его во всякие тёплые тряпочки, я ещё долго слышала из коробки его горькое поскуливание. Да так и заснула, держа руку в коробке, и гладя моего ненаглядного щеночка. Ночью мне снились всякие кошмары про коварную Ирку, которая всё ещё хочет отобрать моего друга и, отчаянно сопротивляясь, я боролась с ней, и со всякими чудищами отважно защищая своего собачьего детёныша.
Утро наступило очень быстро и, проснувшись раньше всех, я чуть было не похолодела от ужаса, когда не увидела щеночка в коробке. Но потом приподняла край тёплого меха своей старой детской шубейки и увидела его маленький мокрый нос и, чуть пробивающиеся из под шерстинок, аккуратные чёрненькие усики. Фу, - отлегло...! Он тревожно спал, дёргая своим тельцем, иногда всхлипывая и поскуливая во сне. Как же мне было его жалко! И я твёрдо решила, что никогда и никто не обидит моего малыша, и он никогда не будет плакать, а будет только радоваться и наслаждаться той заботой, и любовью, которой мы его окружим. Сказано - сделано!
Первым делом он был вымыт, накормлен, напоен и обласкан нами. Затем я понесла его к ветеринару в поликлинику для животных, где ему сделали все нужные прививки и выдали настоящий собачий паспорт, в котором не было указано его происхождение, но зато крупными буквами было написано, придуманное мной, гордое имя "СТЕПАН!" Но для Степана он был ещё явно мал, и мы стали называть его ласково - "ТЁПОЧКА" (Тёпа, Тёпка, Стёпка, малюська, топтыжка, пусечка и многими другими уменьшительными, и просто ласкательными именами).
Поначалу мы долго не могли разобраться - какой же породы мой пёсик. Он невысок, сам чёрненький, гладкошёрстный с тёмно-коричневыми подпалинами, похож на Добермана-Пинчера, только не такого большого роста и его мордочка не вытянута, а культурно закруглена. Ещё он походил на простого Пинчера, но был не такой коренастый, кривоногий и приземистый. Окрас его напоминал обе эти породы, но сам Тёпочка был безумно красив! Симпатичная мордашка, чёрные, умные глазки, курносый нос, ровненькие ножки, красиво приподнятые ушки. Для меня в нём было идеально абсолютно всё! И характер у Тёпочки оказался довольно покладистым. Был он очень добр, всегда всё понимал, быстро привык к нам, кушал не привередничая, с удовольствием гулял и играл со мной и с другими детьми. И к тому же был необыкновенно справедлив и, по своему образу и подобию, напоминал человека, только не умел разговаривать. Мы очень любили его и даже, когда он подрос, и мы узнали, что он не относится ни к одной из известных пород собак, то вовсе не огорчились. Ведь главное - сам Тёпочка, а не то, кем были его именитые папа и мама. Знающие люди давали нам понять, что это мол "не то", что у породистых собак на морде всего пять бородавок, а у вашего целых шесть, хотя и купирован хвостик. И уж не поэтому ли от него избавились прежние хозяева. Может, конечно, и зря наговаривают на прежних Тёпочкиных хозяев. Но с другой стороны - сам он вряд ли мог убежать - очень уж маленький был в ту пору и умещался у меня на руках в двух ладошках.
Но, Бог им судья! Мне было абсолютно всё равно. Главное, что мой пёс был всегда со мной, и наше семейство души в нём не чаяло!!!
Несмотря на невысокий рост (благодаря чему всю свою остальную жизнь он был похож на щенка, а не на взрослого пса) и совсем не грозный вид он мог постоять не только за себя, но и за меня, и мою маму. Как-то, прогуливаясь вечером, мы шли по заросшей аллее. Навстречу нам - два довольно сильно подвыпивших мужчины не очень приятной наружности. Увидев нас они стали отпускать в наш адрес всякие непристойности, хотя явно было заметно, что я хоть и не очень маленький, но всё-таки ребёнок. А когда с земли раздался звонкий Топочкин лай, то их хохоту и улюлюканью не было предела: - "Ха, ха - защитничек!" - ржали они, вертя своими ручищами во все стороны. Тёпочка заливался безудержным лаем и, когда один из этих "товарищей" подошел к нам почти вплотную, его терпению пришел конец, и его маленькие острые зубки впились обидчику в ногу - чуть выше ботинка в самое ахиллесово сухожилие. Что тут началось! Наш обидчик только и успел громко вскрикнуть, когда из его раны полилось такое обилие разжиженной алкоголем крови, что второй - сразу заохал и начал кружиться вокруг него, не зная, чем помочь своему другу, пока тот оседал на асфальт. Кричали и сильно ругались они оба. Мы же с мамой просто опешили от такой Тёпочкиной самоотверженности. А наш герой продолжая победно лаять и отбрасывать дорожную пыль задними лапками, как разъярённый бык перед самодовольным Тореадором, подтачивая тем самым свои коготки, уже тянул нас в другую сторону. Переглянувшись и не найдя лишних слов для, теперь уже пострадавших обидчиков, мы повернулись и пошли от них прочь. А впереди на длинном, тоненьком поводке бежал наш защитник и, оглядываясь на нас, вилял обрубочком своего купированного хвостика! Да, - мал золотник, да дорог!
У нас с моим любимцем происходили различные жизненные ситуации. Мы оба росли, умнели, стали заглядываться на противоположный пол, но всегда хранили верность друг другу, а нашу дружбу и взаимную любовь нельзя было ничем разбить. Когда мне было плохо и я горько плакала, по поводу или без повода, он всегда был рядом и утешал меня, как мог, сочувствовал, бегал вокруг, подпрыгивал, говорил какие-то добрые слова на своём собачьем языке, старался слизнуть мои горючие слёзы, скуля при этом, и помахивая своим хвостом. Когда я болела - неотступно находился возле моей постели. А когда у меня было хорошее настроение и я пыталась петь какие-нибудь оперные или опереточные вещи, подражая оперным дивам, то он подхватывал моё пение, подвывал мне, и наши голоса почти сливались в унисон. И, не смотря на эту импровизацию, получалось почти хорошо, разве что не нравилось нашим соседям. Только вот, когда я уже замолкала, он никак не мог успокоиться и всё ещё вскидывал свою мордашку кверху, и издавал воющие звуки своего соло, переходящие в жалобное поскуливание, а затем - скрипучее ворчание. Так тонко были настроены его душевные нотки! Когда на улице поздно вечером нас заставали врасплох ребячьи разборки - кто кого "Восьмой" со "Стрелой" одолеют "Карачевку" или же наоборот - победят пришлые, то вместе с ним мы искали ближайшие пути к отступлению, дабы не быть поверженными ни одной из сторон. Когда мама уезжала в какую-либо поездку - бежали к ней навстречу и радовались вместе её возвращению. Если дома происходило что-либо шумное или приходили гости и вели себя слишком уж привольно, или же отец пытался выяснить, на повышенных тонах, свои отношения со мной, либо с мамой, то Тёпочка был тут, как тут и урезонивал разбушевавшихся людей своим грозноватым лаем и непримиримым рычанием, напоминая тем самым всем собравшимся - кто в доме поддерживает порядок между живущими и приходящими людьми. За что был в шутку прозван "Собакой Баскервилли". Даже мои друзья и подруги иногда опасались нашего "Справедливого ока".
А однажды наш Тёпочка заболел неизвестной болезнью и мы повезли его к ветеринару, который сообщил нам, что надежды нет - это чумка и надо бы усыпить бедное животное. Вы себе не представляете, что мы пережили в тот момент! Но вместе с мамой мы решили - не бывать этому никогда!!! И стали сами выхаживать нашего любимца, давая ему человеческие таблетки в мизерных дозах, посыпая его глазки сахарной пудрой, находиться с ним и днём, и ночью не смыкая глаз, стараясь уберечь его от плохого исхода во чтобы то не стало. И Тёпочка в конце-концов выздоровел, только позже прищуривал наполовину ослепший левый глазик. Он снова получил от наших знакомых очередное прозвище "Пират" и когда его так называли - нисколько не смущался...
Вот так и прожили мы с Тёпочкой душа в душу 19 лет.
Кто-то скажет, что это много для одной собачьей жизни, а для меня это так мало! И я не хотела бы расставаться с ним - никогда. Но жизнь вносит свои изменения в наши планы и оставшись без него, я больше не хотела, не видеть, не слышать, что-либо о других домашних питомцах. Считала всех остальных - недостойной копией или приложением к чему-то, или кому-то.
Но снова жизнь, через какое-то время, преподнесла мне свой урок, когда на пороге моего дома появилась - она. Необычайно красивая и грациозная, с гордой осанкой львицы, полная достоинства, уже не совсем маленькая, а довольно подросшая, со взглядом, умудренным своим годовалым житейским опытом и проникающим в самое сердце, имеющая шелковистую, пушистую шубку - классическая Сибирская кошка. Она не только заменила мне моего любимца, но и внесла в нашу жизнь свои необычайные краски, свою невозмутимость и непримиримый характер бойца за свои интересы в этом мире. Зовут её Маня и она живёт со мной до сих пор, вот уже 12 лет. Конечно, в силу своего возраста она иногда болеет, но выглядит хорошо и совсем не похожа на старушку, а своим умом и проницательностью затмит собой не одного представителя не только своей, но и человеческой породы. Но это - совсем другая история, хотя очень хочется поделиться!
А, что касается рода человеческого, то...
По жизни нам с вами часто приходится сталкиваться с братьями нашими меньшими. Они очень разные, у каждого из них свой характер, свои жизненные правила. Но они намного опередили нас в своей преданности, в своей бескорыстной любви, кто-то - в своём самопожертвовании. В них нет зависти и злости, нет подлости. Они учат нас доброте, справедливости, любви к ближнему. Они очаровывают нас своей ловкостью и шустростью, юмором, красотой, почти детской непосредственностью. Они любят и своих, и чужих детей, души не чают в своих хозяевах, лечат и жалеют нас, и по настоящему переживают и сочувствуют, дарят нам бесконечно счастливые моменты в жизни, делают нас более человечными.
И нам с вами предстоит ещё очень и очень многому у них поучиться!!!