Я неслышно ступала по шелковистой траве, неуверенно, боязливо ласкавшей мои босые ноги. Слез на глазах почти не было видно, что не отрицало их присутствия. Эти слезы, никчемные, бесполезные слезы! Эти братья, бесчувственные, циничные братья! Ни те, ни другие не могли помочь мне. Только эта уводившая в лесную глушь дорога оставалась моей последней надеждой. Надеждой помочь.
Я почему-то знала, что искать музыку ветра в полдень дома бесполезно. Стоило поспрашивать придворных но я не пошла во дворец, ведь этот полдень был какой-то особенный, когда все невозможное переходило грани, переливаясь в лучах солнца. Фьютт наверняка изобрела что-то особенное, но мне не суждено этого увидеть. Не сегодня.
Вдали слышался смех, кто-то переливчато пел какую-то веселую песню. Но все это веселье было мне совершенно не нужно, хоть и манило своей жизнерадостностью. Нет, я шла к грустному лесу, где деревья свесили свои ветви над зеленоватыми зеркалами озер. Шла, доверившись скорее интуиции, чем рассудку.
Все шла и шла... и, наконец, нашла.
Это была картинка из книги сказок про фей и чудные звуки.
Маленькая полянка, куда не проникали лучи солнца, была объята нежно зеленым свечением. Множество розово - фиолетовых цветов усыпали ее, будто крупные бусины на малахитовом шелке. Все словно окутано сиреневой дымкой, и легкий аромат кружил голову, навевая печаль, какие - то чуждые воспоминания о глупейшем романе вечности и мига, о безвыходности и тягостной боли сердца, которую я просто не могла испытывать.
Он витал над цветами, крепко держа в одной руке странный инструмент. Другой ласково касался нежных лепестков, собирая капельки кристальной росы, изредка проводя рукой по струнам и заставляя их переливаться легким, грустным звоном.
- Ирик, - мой голос показался каким-то грубым, небрежно разрушившим этот очаровательный и печальный хрустальный мир, до слез трогательный, как большие карие глаза нейна.- Я пришла поговорить.
Он поднял голову. Рассыпались по плечам шоколадные кудри. Как он был хрупок, несчастен и трагично - горд одновременно! Я почувствовала укол совести. Так жалея порывистого и страстного Глорена, я совсем забыла об Ирике, не думая, какого же ему жить с той, кто тебя не любит, сам любя всем сердцем. Это казалось нереальным, невозможным и неправильным.
- Ты пришла...,- прошептал он, будто знал о моем приходе и даже ждал его. - Что ж, говори, заморская эльфийка.
- Зови меня Дриэлией, - я хотела сказать совсем не это, но заготовленный разговор совсем не состыковывался с обстановкой на поляне.
- Хорошо, Дриэлия, я слушаю, - он снова провел рукой по струнам, заставляя, нет, такие как он не могут заставлять, прося их плакать о его печали. Голос его, тихий и мягкий, не нарушал хрустальную гармонию поляны. А скорее наоборот, поддерживал ее. Я сглотнула, не зная, как начать
- Прости, Ирик, может, мое мнение тебя и не интересует, но я думаю, что Лай и Глорен...
- Глорен умрет сегодня, - мрачно прервал меня нейн. - Не надо об этом.
- Как умрет? Почему умрет? - не поняла я.
- Глорен умрет сегодня. От моей руки, - так же мрачно повторил Ирик. Лицо его сохранило печальное выражение. Но в глазах застыла твердость камня. Как он был негармоничен сам с собой! Откуда в этом теле ненависть, подобная безнравственному орку? И испытывает ли подобную ненависть Глорен? Да, тот умеет ненавидеть, но Ирик... По рассказам, редко улыбающийся, но его улыбка сохраняется в сердце, и тот, кому он ее подарит, не сможет забыть. Поющий только о печальном, плывущий в сумраке вечера, и не любивший солнечный свет. Чьи мелодии заставляют рыдать. Чей голос - волчий вой и трели соловья. Чья любовь - тихое страданье, длящееся уже несколько столетий. Плач Ветра - гордый в своей печали.
Меня затрясло, от холода ли, или от волнения? Такие, как он, не предназначены для подобной ненависти. Она инородна их сердцу! Посему она сжигает его дотла, заставляя метаться в бешенстве, одержимости боли и муки, и, в конечном счете, оставляя лишь тлеющие угли души, черные и никому не нужные.
Моя уверенность померкла, когда я увидела сталь холодной , тихой ненависти во взгляде. Так порой смотрит Дроэль на Драэля, и тогда мне становится страшно за них обоих. Как это страшно, когда ненавидят...
- И ты готов его убить? - поразилась я.
- Я не хочу этого, - тихо отозвался тот, - Нет, руки, ласкающие струны не должны быть заляпаны кровью. Но я люблю. А любовь превыше всего.
- Ирик, но ведь она, она тебя не люби! Точнее любит, но не так, как Глорена, - прошептала я, чувствуя, как разговор заходит в тупик.
- Знаю. И я ненавижу Глорена за это! Я - ее лучший друг! Никого раньше не было ближе! А потом появился бескрылый вдруг, и она от меня отдалилась!
Он заговорил стихами, теребя струны, изливающиеся дивной мелодией. Мир покачнулся.
- Зачем ты пришла эльфийка, зачем? Снова показать мне мое место? Так я его знаю!
Я попыталась что-то возразить, но, он, казалось, совсем забыл о моем присутствии, взлетев чуть повыше, приобняв свой инструмент и наигрывая тоскливую, полную слез, песнь. Казалось, разом заплакали мелодичным дождем сотни маленьких серебряных колокольчиков.
А потом Ирик запел, и я забыла на миг, зачем пришла. Лишь его голос, как воздух необходимый, только им можно жить! Лишь им одним! И только так может звучать его горькая, отчаянно - смиренная песнь.
Нет права летать у бескрылых.
Нет права любить нелюбимым.
Сплелись три судьбы.
Есть час для борьбы.
И пусть неравны наши силы.
Нет права петь безголосым.
Пусть небо его не выносит.
Я лишь менестрель.
Но не сдаться теперь.
Пусть песнь сохранит мои слезы.
Нет права погибнуть бессмертным.
Желаю любви, болью в сердце.
Родная моя.
Пусть в чужих он кроях.
Ты ждешь его вечно с рассветом.
Ты любишь, а я ненавижу.
Пусть тихо, печально, неслышно.
Он забрал у меня,
Дар бесценный - тебя!
Полукровка, бескрылый воришка!
Тебя разлюбить невозможно.
Пред любовью дружба ничтожна.
Мне осталась лишь грусть.
Я умру, может, пусть!
Капли слез, на душе так тревожно.
Кто дал право родиться мне нейном?
И влюбиться в тебя так забвенно.
Пусть ему не взлететь.
Ты готова терпеть.
Я ж навеки - любви твоей пленный.
Нет права на счастье поэтам.
Красота недоступная эта.
Искушенье пьянит.
Kаждый день мой отпит.
Но тебе не ясна суть куплета.
Красивый перезвон, а я рыдала в голос, уткнувшись лицом в колени, не стесняясь, не отдавая себе отчет.
Его голос, чарующий, проникающий в самую душу, пронзительной, кричащей грустью, больно отдавался в сердце, заставляя рыдать, чувствовать всю его боль. Нет не всю, только ту часть, что он смог передать в песне, а моя душа - понять и прочувствовать.
На плечо опустилась нежная ладонь, с красивыми, длинными пальцами.
- Прости меня, нельзя было при тебе это петь, но я забылся. Так хотел показать тебе...,- его извиняющийся голос, виноватые карие глаза, в них тоже слезы.
- Я...я только хотела помочь, я не знала, - простонала я, в перерыве между рыданиями. - Прости ты меня...
Он промолчал, затем вынул сиреневый платочек и ласково утер мои слезы.
- Почему? - он горько рассмеялся, возведя глаза к небу.- Почему судьба изволит шутить так жестоко? Я ведь знаю, Лай не любит меня, а я люблю ее, желаю ей счастья. Возможно, я бы отпустил ее, будь на месте этого полукровки кто иной. Но я ненавижу его! Слишком быстро он разбил мое счастье! Слишком быстро завоевал ее сердце! Я не верю ему!
Я снова всхлипнула и, повинуясь внезапному желанию, ласково погладив Ирика по щеке. Будь он котом, а я кошкой, я бы лизнула его в нос, просто чтобы хоть как то утешить. А он вдруг дернулся, и забился в беззвучных рыданиях. Не важно, почему он решил открыться именно мне, не важно, что я пришла не за этим. А зачем я пришла? Тоже не важно. Сейчас важен только этот хрупкий юноша с невероятным голосом и большими карими глазами, из которых текли слезы. Он пытался успокоиться, гордость душила его, но не мог. Слишком долго некому было открыться. Так не за этим ли я пришла? Хотела помочь Глорену спасти свою любовь от тирана, образумить слепца, а наткнулась на медленно кровоточащую сердечную рану, которую некому промыть. Сколько может выразить песня? Даже подобная песням Ирика? Это было страшное зрелище, жуткое, болезненное, но нельзя было отвести взгляда.
Я бережно обняла его. Прижала голову к груди, зарылась руками в шелковые пряди, что-то нежно шепча. Ему не хватало ласки, заботы. Вечно грустный и гордый, он не мог никому открыться. Почему же открылся мне? Не знаю...
- Спасибо тебе, Дриэлия, - Ирик наконец успокоился и поднял на меня большие красные от слез глаза. - Я не знаю, что делать. Просто не знаю...
- Ирик, - прошептала я, чуть смущенная, растерянная его близостью.- Отпусти ее, прошу!
- Сегодня я постараюсь не убить Глорена на поединке, то я тебе обещаю, - он крепко сжал мою руку,- Скорее погибну сам. Или улечу. Тогда меня признают трусом и только лютня останется со мной. Таковы законы нашей страны. У Глорена нет право на брак с Лай, но если я откажусь, сдамся, публично, на поединке...Меня снимут со счетов.
- Нет-нет, так не должно быть! - воскликнула я. - Ты - чудный певец! Тебе простительно!
- Возможно, - вздохнул Ирик.
- А почему бы вам не жить всем втроем? - внезапно пораженная идеей, спросила я.
Нейн рассмеялся. Или расплакался, я не поняла, только сильнее прижалась к нему. Чуть приподнявшись, он обнял меня за плечи и достал откуда-то флягу с вином. Сделав большой глоток, Ирик наконец ответил.
- Я ненавижу его. Сильнее чем можно представить. Видеть. как он обнимает ту, к которой я не могу притронуться, целует ее, проводит с ней ночь... Мы муж и жена, но спим на разных кроватях. Я постоянно мечтаю о ней, но боюсь причинить ей боль. Никогда, никогда я не заставлю ее делать что-то против воли. Хватило тех жутких месяцев после женитьбы. когда пришлось доказывать свое трепетное отношение к ней. Я не смогу вечно сдерживаться, просто не смогу.
- Прости,- снова прошептала я.
- Но я послушаю тебя, Дриэлия, твоя забота и твои глаза подтолкнули меня к правильному выбору. Пусть моя грусть, мое одиночество и моя любовь тихо умрут вместе со мной от тоски, но не причинят никому вреда.
- Не надо так говорить. Ирик! - прошептала я. снова давясь слезами. Он нежно провел рукой по моим волосам, внезапно наклонился, и, прикрыв глаза, поцеловал. Я не знала зачем, но не смела отринуть, наоборот, потянулась к нему. Как он был нежен и печален. как прекрасно- трогателен. С легким ароматом лесных цветов, с шелковистыми кудрями, в которых затерялась зеленая травинка... Почему же жизнь так несправедлива к нему?!
- Глупенькая, маленькая девочка, твое доброе сердечко еще не в силах поверить, что на свете не может быть всем хорошо. Что счастье недоступно троим, - прошептали его губы мне на ухо. Стало как-то обидно м больно.
- Хочешь, я заберу тебя в свой дворец? Будешь придворным менестрелем? - внезапно спросила я. чувствуя, что не могу оставить его на произвол судьбы умирать от тоски.
- Твоя доброта тебя сгубит,- только и прошептал он. - Ведь я тебе никто. Как и ты мне, - Ирик отстранился и встал на ноги, отряхивая сиреневый камзол. - Я - придворный певец, ты - добрая девушка с чуткой душой. Но и только. Судьба подарила мне встречу с тобой, чтобы распахнуть глаза, которые застилают слезы. Если ненависть не погубит меня до конца, я исполню твою просьбу.
Певец взмыл в воздух и улетел. А я долго провожала взглядом хрупкую фигурку меж лиловых облаков заката, и еще долго звучала в ушах мелодия, от которой ныло сердце и щипало в глазах.
***
Братья снова ссорились. Причем ссорились по - крупному. Единственным и самым весомым аргументом у обоих был крепко сжатый в руке меч. Нашли чем заняться! Им еще повезло, что на меня оказала весьма благотворное влияние печальная музыка Ирика, а то остались бы оба с расцарапанными ликами. Зачинщика я вычислила, не вдаваясь в проблему. Кто же еще, как не злой-презлой дроу мог обидеть светлого, милого и пушистого Ганда? Но светлый, милый и пушистый Ганд тоже хорош! Чуть что - за сталь! А еще дипломат...
Высказав братьям все, что я думаю о каждом по отдельности, об обоих вместе и об их вечных препирательствах в общем, я решила все-таки углубиться в суть проблемы, которую "очень умные" братики решали столь эффективным способом.
Услышав всю историю, я снова захотела убить обоих. Или хотя бы Дроэля. а про выходку Ганда рассказать Дризе - пусть сама выясняет, как ее ненаглядный учитель смеет вместо спасения ее жизни бездумно рисковать своей собственной.
Но как только я увидела повод столь безрассудного риска, ругаться, негодовать, шипеть и царапаться мгновенно расхотелось. Ярко-желтые глаза дракона смотрели с внимательным любопытством, закат окрашивал чешую малиновым, с багряно - золотыми переливами. Красавец!
- ... А можно его погладить? - замирая от восхищения спросила я.
Дроу, довольно улыбнувшись и скорчив Ганду неподобающую принцу рожу, властно протянул руку. Дракон как бы нехотя, лениво взлетел, тяжело махая крыльями, и, подозрительно оглядев предложенный локоть, соизволил сесть.
Я легонько, совершенно не испытывая страха, коснулась блестящей чешуи. Прекрасно... Дракончик блаженно зажмурился, когда я, по собственному опыту зная, как получить наибольшее удовольствие от поглаживаний и почесываний, легонько пощекотала его шейку. Из двух аккуратных ноздрей вылетели кругленькие колечки пара.
- Ты ему нравишься, - заявил Дроэль, поглаживая дракончика по шее. Затем, снова бросив победный взгляд на Ганда, предложил. - Хочешь, он будет твоим?
- Моим? - ошарашено переспросила я, пытаясь понять, шутка это, или серьезное предложение. Неужели дроу настолько ленивы, чтобы отказываться от такого чуда только из-за того, что его надо кормить?
- Дроэль, ты уверен? - Ганд был удивлен не меньше.
-Абсолютно, братик, - спокойно кивнул некромант, ставший вдруг подозрительно щедрым. - Это не только прелестный питомец, но и своеобразное оружие.
- Это намек на то, что я не могу за себя постоять? - обиделась я.
- Это намек на то, что ты будешь влипать во всяческие переделки чуть реже, - рассмеялся Ганд. - Прости, Дроэль, я был неправ. Бери дракончика, Дель.
- Такие оскорбления смываются только кровью, - без тени усмешки заявил дроу. И мне стало как то не по себе.
- Хорошо, спасибо, Дроэль, - чтобы замять паузу, я ласково чмокнула скривившегося брата в щеку и подмигнула Ганду. - А он будет меня слушаться?
Дракончик, внимательно осмотрев меня с ног до головы весьма оценивающим взглядом, фыркнул и перелетел ко мне на плечо. Я, невозможно счастливая, погладила нового питомца по голове.
- Думаю, вы подружитесь, - заметил Ганд. - А теперь, Дель, расскажи, куда ты так стремительно убежала.
Настроение как-то развеялось, будто фиолетовый туман над полянкой Ирика.
- Они будут драться. Ирик и Глорен, - тихо заметила я.
- Я ставлю на менестреля. Шансы Глорена весьма малы, - небрежно бросил Дроэль, ничуть не смутившись под нашими укоризненными взглядами.
- Марку ни слова, - серьезно сказал мой друг детства, и я была с ним полностью согласна. - Телепат не должен вмешаться. Никто не должен.
- Я...я уже вмешалась, Ганд, - чуть смущенно мяукнула я. - Ирик поддастся, он почти согласен...
- Знаю, - кивнул брат. - Я на это и рассчитывал. Примерно догадывался, что ты поговоришь с Ириком, Дель, но даже не надеялся на такую удачу.
- Удачу? - не поняла я, полностью запутавшаяся и сбитая с толку.
- Именно, - усмехнулся дроу. - А ты не так то глуп, братик, как я думал.
- Ты поменьше думай и побольше наблюдай. Твои мысли весьма гадки, а вот глаза обмануть еще никому не удавалось, - посоветовал Ганд, с мягкой улыбкой великого добродетеля.
Дриза.
Глорен был угрюм, зол, расстроен и полон решимости, что пугало как меня, как и Дорта. Последний небезосновательно переживал за сохранность выделенной ему избушки.
Какое-то время полунейн безутешно рыдал на кровати в голос, никого не смущаясь, а скорее смущая нас, невольных слушателей, если тролли вообще умеют смущаться. Потом так же безутешно проклинал судьбу, зачем-то крушил мебель и просил передать Лай. как он ее любил. Неоднократно чуть ли не на коленях умолял меня помочь, и, после каждого отказа снова бросался на кровать в безутешном плаче. Жить - то хочется всем. И как вдолбить этому чувствительному типу, что я не умею пользоваться силой камней, и вообще далека от магии нейнов? Дорт взирал на мои потуги спокойно, с весьма философской миной. Мне же хотелось удавиться. До полуночи оставалось не так уж и много, а этот чересчур сентиментальный дуэлянт развесил сопли не хуже самой капризной принцессы! Воспоминание о Вийе и ее новом романе лишь прибавило злости.
Я со вздохом отняла у полунейна его ненаглядный юон, тот самый, из сокровищницы дроу. Не придумав ничего умнее, он свалил все свои беды на несчастный камень и теперь препирался с ним уже около часа, то слезно умоляя признать его хозяином, то обзывая "проклятой каменюгой" и грозясь сделать из него ожерелье, совершенно не заботясь о мнении его истинного обладателя. Беседы с неживыми предметами, так увлекшие полунейна, натолкнули меня на мысль его о психическом нездоровье. Подозрения возникли еще раньше, когда он вдребезги разнес стул, на котором сидел ни в чем не повинный тролль. И как у Дорта хватило благородства не вышвырнуть безумца за дверь, отрезвив хорошим пинком? Уверившись в своих подозрениях, я как можно ласковей и мягче, помня, что с психами лучше не спорить, а с психами - магами и подавно, сказала:
- Глорен, успокойся. Пожалуйста.
Не помогло. А ведь у эльфа работало! Может, только на меня? Других успокаивать при мне ему не доводилось.
Стоило, конечно, обратиться к Драэлю за помощью, да вряд ли учитель согласиться. Не захочет лесть в чужые разборки и абсолютно правильно сделает. Он вообще жутко умный и проницательный, не то что его ученица, сующая нос в любую проблему не зависимо от того, каким боком (а скорее неким другим местом) эта самая проблема ее касается. Был вариант рассказать Марку, но брат, похоже, обо всем на свете забыл со своей вампиршей. Придется, как всегда, выкручиваться самой.
- До-орт, я не знаю что делать! - пожаловалась я троллю, со страданием наблюдавшим, как Глорен, в котором вновь проснулись буйство и ненависть ко всему видимому, крушит его стол. А быть может. полунейн так тренируется?
- Дык, эта, напоить его надо перед битвой. Тут у нейнов ничего крепче вина не водиться, я вот и захватил нашей с тобой любимой, водочки тоесть гномьей! Мало правда... одна фляжечка...
- Вот уж правда, у троллей в голове всенда две мысли крутятся в разной последовательности! - фыркнула я. - напиться и подраться потом. Или сначала подраться за выпивку а потом напиться всем вместе.
- Не две. Три, - обиделся Дорт. - Надо же нам как-то размножаться.
- Ладно уж, тащи свою водочку. Умнее все равно ничего не придумаем, - вздохнула я.
Этой фляжечкой можно было напоить с десяток эльфов, да так, что они забудут, что пьянеть им по природе не положено. Что уж говорить об одном несчастном Глорене?
Я осторожно наполнила памятным напитком кружку, дивясь, как это Дорт сумел дотащить сию жидкость до острова, ни разу не пригубив по дороге.
- Дык, ушастые бы сразу отобрали, дескать, не положено! Я -то с тобой хотел ее распить, как все кончится, - честно ответил тролль, и я, с улыбкой умиления, пообещала, что как только прикончу Айримаэна, то мы с радостью вдвоем разопьем эту флягу на его могиле.
- Ух! Теперь ты просто обязана его прикончить, - расхохотался Дорт.
- Да уж, стимул что надо. Глорен, вот, выпей.
- А что это? - принюхавшись, недоверчиво уточнил полунейн.
- Это - волшебное снадобье. Благодаря нему все тролли и гномы такие сильные. И именно из-за него они постоянно дерутся, - доверительно сказала я первый бред, пришедший в голову. Дорт подтвердительно кивнул, и я чуть не прыснула. Неужели правда? Догадаться подыграть мне тролль просто не мог по причине нехватки мозгов.
- И я, что же, стану таким же... эм ...громадным, как он? - сморщившись, уточнил Глорен, указывая на Дорта.
- Нет, что ты, - рассмеялась я. - Просто таким же сильным.
- А каковы компоненты этого зелья? - продолжал допытываться дотошный полунейн. - Запах мне не знаком. Да и магии я не улавливаю. Не помню, чтобы тролли и гномы владели магией.
- Это наша особая неизвестная магия, - расхохотался Дорт, а я с трудом сохраняя более-менее серьезную мину, добавила. - Ну же, это поможет.
- А как пить? Залпом или по чуть-чуть?
- Как тебе больше нравится, - отмахнулась я.
Глорен послушно выпил. Залпом. Когда глаза подопытного перестали выкатываться из орбит, и приняли хоть какое-то выражение, я с ужасом начала подозревать, что такое количество спирта просто вредно для хрупкого нейнского здоровья
- По-моему мы, эта, переборщили малость, - высказал мои догадки тролль. - А жаль, такой продукт перевели...
- Да тише ты! - возмутилась я. - Глорен, с тобой все в порядке, а?
- Я..., - полунейн открыл рот, да так и не смог закончить фразу.
- Ну, ну, ты? - подбодрила его я, тревожно размышляя, что же делать дальше.
- Если бы, - качнула головой я, не зная кого жалеть: Глорена, Ирика, или нас любимых. То-то нам попадет, когда выясниться, кто же такой благородный напоил дуэлянта по...
- Глорен, а перед тобой зеленые дракончики не прыгают? - обеспокоенно спросила я.
- Э... Ик... Нет. А должны? - встревожился полунейн. - Ах ты, каменюга необразованная, вот я тебе сейчас! - он с размаху запустил многострадальный юон в окно. Полетели осколки. Я машинально пригнулась, помня урок Драэля об обезумевших магах и летающих предметах.
Обрадованных удачным броском, Глорен, с радостным :"Ух ты! Ик, а это оно работает! Я, ик, сильнее без юона, ик, чем... Ну-ка дайте мне еще!" - потянул свои загребущие ручки к Дортовой фляжечке. Тот, сообразив, что позарились на самое ценное, поспешил помешать наглому покушению, и укоризненно произнес:
- На чужую водку не разевай глотку. Да и хватит тебе, дружок. Вон и так еле на ногах стоишь.
Впрочем, это он преувеличил. Глорен не только прекрасно стоял на ногах, но и бегал на них весьма быстро. Что мы и обнаружили, попытавшись уложить разбушевавшегося полунейна в постель.
- Ну и что теперь делать? - спросила я, отчаянно отхлебнув из пресловутой фляжки. - Что он там вытворит?
- Дык, пойдем, посмотрим, - предложил тролль довольно простое решение проблемы. Я даже удивилась, как сама не додумалась. Луна уже выглянула из-за туманного облака. Она была какого-то непонятно-серо-желтого оттенка и очень мне не нравилась. Как и то, что вот-вот под этой самой луной произойдет.