2nd Child : другие произведения.

2. Шагни в Огонь, продолжение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тенки в Огненном городе: новое окружение, новые обычаи, новые отношения. Неприязнь Ацу к выскочке-нинъе. Хиден попадает в Верхний мир.

37 год Рейки, 4754 всеобщий год, ноябрь

Хиэй, Огненный город

  
   Королевская школа опустела: зимние каникулы. Почти все разъехались по домам, возвращаясь к семьям; впереди ждали праздники окончания года, шумные фестивали Инея.
   В Валиссии, в Аксе сейчас, писала мать, деревенские готовятся к заморозкам, оно и неудивительно, ноябрь на дворе. Море у берегов, наверное, замёрзло уже, солнце встаёт поздно, и по утрам холодный, засыпанный снегом берег кажется владениями Ледяной девы, как будто не страна Огня вовсе, а суровый северный материк Воздуха, что стоит в снегах большую часть года. Небо такое бледное, что режет глаза, а горы высятся на его фоне чёрной тенью.
   Здесь же совсем по-другому.
   Хоть и ноябрь уже, снега нет. Всё время идёт только мелкий надоедливый дождь, почти каждый день, за окнами серо. Огненный город готовится к зиме, объяснили Тенки, это ежегодный сезон дождей, неизбежный при смене времени года. Дожди шли и в июне, когда Тенки привезли в столицу материка. Но тогда с неба лились тёплые, на удивление ласковые струи, словно приветствуя впервые очутившегося в Хиэй нинъе.
   Точно, поначалу стояла жуткая жара, но уже через несколько дней погода испортилась - так говорили они, но для Тенки она, наоборот, "исправилась", давая возможность привыкнуть к новому окружению.
   А в тот день, когда Тенки в первый раз ступил под крышу Королевской школы, снаружи оглушительно стрекотали неизвестные насекомые, и сперва он даже принял этот звук за необычный шум волн.
   "Что это?" - хотел было спросить Тенки у провожатого, под опеку которого перешёл сразу же по выходу из портала. Шум был странный, непривычный, похожий на накатывающие на берег волны, то затихая, то возобновляясь с новой силой; но волнами это не являлось: в Хиэй нет ни моря, ни больших озёр, это он знал.
   Хотел спросить, но не осмелился - надменное лицо эльфа пугало.
  

Полгода назад, Валисс

  
   Последние дни летели стремительно, как никогда раньше. Тенки даже опасался, что ещё чуть-чуть, и он перестанет запоминать события, происходящие с ним, запутается в ярких впечатлениях.
   Магик из Йокола - своего имени мальчишке он так и не сказал - как и обещал, сдал Тенки на руки старшине каравана, идущего в Валисс. Старшиной оказался неразговорчивый, но добродушный на вид мужчина с густой коричневой бородой; впрочем, добродушие своё мужчина, похоже, предпочитал тщательно скрывать, то ли дело властно покрикивая на подчинённых и на подброшенного ему мальчишку заодно.
   Старшина даже не спросил, с чего вдруг малолетний пацан в одиночку собрался в Валисс. Наверное, счёл правильным не вмешиваться в магиковы дела, незачем.
   Ехать Тенки понравилось; ему отвели место на самой первой повозке, мальчишка сидел на козлах и оживлённо вертел головой, разглядывая незнакомые места: так глубоко в горах бывать ему раньше не приходилось.
   Дорога сначала шла по лесу, потом влилась в широкое изъезженное ущелье, потянулась между скалами. Пару раз проезжали деревеньки, дома в которых кое-где причудливо лепились к этим скалам, словно птичьи гнёзда.
   - А чего они в таком месте дома строят? - не стерпев, Тенки обратился к молчаливому водителю, длинному парню с красными глазами и носом, который он постоянно сморкал в огромный полосатый платок.
   Мальчишка спросил бы у старшины каравана, под чьим попечением должен был находиться, но тот непрестанно курсировал меж повозками и сейчас снова куда-то исчез. Кроме возницы, рядом не было никого.
   - А, чего? - парень оторопело посмотрел на него, глаза слезились.
   - Чего, спрашиваю, они прямо на скалах живут? - терпеливо повторил Тенки.
   - А где ж им ещё, - безразлично двинул плечом водитель. - Тут же сплошные горы. Валиссия-то знаешь, почему так называется?
   - Название как название...
   - Название-то названием, да всё ж не просто так. По-эльфовски это ж Уэллисс звалось, а Уэллисс значит "Клыки", Ириддьяс Уэллисс, "Голодные Клыки", стало быть.
   - Ух ты! - таких подробностей о родной стране Тенки раньше не знал. - А чего это так?
   - Ну потому как похоже, - неопределённо ответил парень. - Особенно если с моря смотреть - видел когда-нить?
   - Видел, конечно, - ещё бы не видеть, да только... Да только ему самому берег никогда никакие клыки не напоминал, хоть название и в самом деле клёвое.
   - Но наши "Клыки" - не единственные, - парень устроился поудобнее, словно на сходке бывалых путешественников, когда рассказчик усаживается у костра и заводит истории о своих приключениях, глянул свысока. - В море есть ещё одни, и уж те-то точно "Голодные", и немало душ они поглотили.
   Возница и впрямь будто вознамерился сказку рассказывать, даже интонации поменялись.
   Тенки обеспокоенно глянул вперёд - как бы не втюхариться им во встречные обозы, или же, что ещё лучше - в те же скалы, грозно подступающие к дороге.
   - Слыхал, небось, легенду? Если выйти в море в глухую ночь, когда буря подходит к земле, да поплыть прямиком на восток, по звезде Окари ориентируясь, тогда, если милостив будет Огонь, пройдёшь сквозь сердце бури и окажешься у чёрных скал, что острыми клыками вздымаются в небо.
   Мальчишка послушно кивнул, чтобы парень не сильно огорчался, - легенды легендами, но в подобное самоубийство в бурю он не очень-то верил. Это ж каким дураком надо быть?
   - Но вечное проклятие лежит на горах тех, - продолжал возница, стараясь подражать напевным интонациям эльфийских баллад - да из-за гнусавого голоса не шибко получалось. - И обречены добравшиеся до них вечно жить там, и никогда уже не суждено им вернуться до дому. Разрываются сердца их об оставленных дома жёнах да детишках малых, но велико проклятие на горах тех, и не родился ещё тот, кто снимет его.
   Горло сжалось вдруг тугим жгутом, от неожиданного спазма Тенки даже закашлялся.
   Отец.
   - Фигня это всё, сказки ваши, - грубо бросил Тенки и полез назад с козел, под навес. "Если дремота одолеет - сказал старший, - залезай туда и сосни, если уж совсем невмоготу станет". Дело было не в дремоте, но сидеть на козлах Тенки больше и правда не мог.
   Внутри повозки свободного от теснившихся ящиков с рыбой места оставалось немного, но тощий мальчишка расположился даже с комфортом.
   - Не скажи, - донёсся снаружи насморочный голос, - сказки сказками, да в них руководство нам, теперешним, как жить да куда стремиться. Подрастёшь - поймёшь ещё, мал ты, вот что скажу.
   Кажется, слова Тенки возницу обидели.
   Ну и сам виноват.
   Тенки подложил ладонь под щёку, лениво глядя на зазор между навесом и бортом повозки: виднелась убегающая назад земля. Дурацкий вздох вырвался сам собой. "Руководство", скажет тоже... Что теперь ему, брать лодку и плыть на восток, да? Надеясь, что приплывёт к идиотским каким-то "клыкам", а там отец, обросший порядочно за семь-то лет, взмахнёт, значит, руками радостно и велит править домой.
   Ага. Конечно.
   Все семь лет стоял на берегу и дожидался, ага.
   Да есть ли там ещё берега эти-то, скалы ведь всё же...
   Да ну и хрен с ними.
  

***

  
   В Валиссе он жил несколько дней.
   Старшина каравана отвёл его в большой просторный дом - аж в несколько этажей, с собственным садом, примыкающим к заднему выходу. Дом принадлежал магу - это Тенки сообразил потом, а поначалу даже не увидел хозяина; им занималась полная домоправительница, властная, строгая. Ещё довелось глазком взглянуть на хозяйку - красивая, высокая, волосы спадают пшеничной волной, но та в основном находилась в своих комнатах, особенно по дому не расхаживая, и голос её Тенки услышал только один раз:
   - Мальчик? Пусть подождёт тогда Овера. Накорми его, если голоден.
   Его накормили. Показали, где можно ждать, на второй и выше этажи забираться не велели, впрочем, не особо-то и хотелось.
   Местечко себе Тенки нашёл быстро - больше всего полюбилось сидеть на кухне, наблюдая на сноровистыми движениями домоправительницы; а на плите пыхтели глубокие кастрюли, плыли аппетитные запахи, от огня веяло теплом, и неизвестно откуда перед ним вдруг появилась вазочка со сластями. И можно было покачиваться на стуле с кривой ножкой, тащить в рот лакомые кусочки и блаженно щурить глаза от такой приятной возможности ничего не делать, никуда не бежать, просто быть. Ждать.
   Маг, учитель одной из магических школ Валисса, достопочтенный господин Овер Верьес появился к вечеру.
   Распахнулись двери где-то вдали от кухни, зашумели слуги, зазвучали голоса. Домоправительница сунула поварёшку девчонке с волосами, прилежно убранными под косынку, велела мешать не переставая и, повелительно кивнув Тенки, степенно выплыла из кухни, вытирая руки о фартук. Мальчишка последовал за ней, поспешно дожёвывая только что положенную в рот конфетину.
   Овер Верьес оказался невысоким, чуть полноватым мужчиной, на голове намечающиеся залысины, на носу очки, вид почтенный, вызывающий уважение.
   - Вот тут, мальчика привели, - сообщила женщина хозяину, указывая на Тенки. Мальчишка держался поодаль, не зная, как надо приветствовать настоящего мага.
   От мужчины ощутимо веяло силой, словно дыханием моря, и почему-то Тенки представились глухо, ритмично бьющие берег волны.
   - Да-да, - сказал маг, поправляя очки мизинцем правой руки - странный жест.
   Он смотрел прямо на Тенки, и подросток сошёл за лучшее поклониться, пусть неуклюже, но старательно.
   - Мне сообщали, - ни к кому в особенности не обращаясь, произнёс господин Верьес. - После ужина пусть поднимется в мой кабинет. А ужин сервируйте мне на втором этаже, в библиотеке.
   - Будет исполнено, - поклонилась домоправительница и поспешила назад, на кухню, не обращая более на Тенки внимания.
   Овер Верьес тоже не смотрел на мальчишку, и Тенки растерялся, не зная, как поступить. Уходить не осмелился, так и застыл в углу, рядом с широколистным деревцем в большой кадке, ростом едва ли не больше его самого. Маг прошёл мимо, бросил на него единственный небрежный взгляд.
   Чувствуя себя последней деревенщиной - собственно, он и являлся последней деревенщиной, Тенки поплёлся на кухню - уж там не станут пытать этими закрученными обычаями вежливости.
  
   - Значит, так, - маг по-прежнему не глядел на него, шелестя бумагами. На письменном столе кабинета скопилось немало документов, грамот с завитушками на непонятном языке, чистеньких пергаментов - что ни говори, было чем пошелестеть. - Имя? Возраст? Происхождение?
   - Э-э, Тенки Ли, тринадцать лет, деревня Аксе на побережье.
   Огни свечей причудливо играли на прикрытой реденькими волосами лысине. Маг скрипел пером.
   - Магический талант когда обнаружил?
   - Не помню.
   Мужчина поднял голову, смерил Тенки суровым взглядом.
   - Я правда не помню, - поспешил сказать подросток. - Наверно, ещё когда маленький был. По-настоящему, может, где-то в десять...
   - Что умеешь?
   Тенки замялся. Умел он немногое, да и тому научился не по книгам, не у знающих людей, а на своём опыте, пробами-ошибками. Да и как сказать об этом, ведь он даже слов подходящих не знает?
   - Умею призывать, - неуверенно начал мальчишка, - рыб мелких, птиц, белок, там. Могу амулеты делать на продажу, только они не вечные. Могу человеку отвести глаза, но ненадолго, может, минут на двадцать. Но зато он тогда уже совсем будет как неживой, ничего не заметит. Правда, надо, чтобы он смирно сидел...
   Овер Верьес ничего не сказал, но Тенки осёкся. Разболтался. Чушь какую-то несёт, ей-ей. Ещё чуть-чуть, и этот маг его выставит.
   Наступила тишина.
   - Ясно, - подытожил наконец мужчина, отрываясь от пергамента, на котором чиркал что-то безостановочно. - Будешь в моём доме две ночи, послезавтра соберётся комиссия. Там покажешь, что умеешь. Свободен.
   Тенки поклонился. Разогнувшись, снова увидел поблёскивающее в свечном огне темечко и поспешил ретироваться. Больше ему ничего не скажут.
  

***

  
   - Тенки Ли, тринадцать лет, - прозвучал над головой нечеловеческий голос, усиленный многократно и от этого подобный свисту ветра в горах, так что Тенки с трудом разобрал слова. - Войдите.
   Тенки схватился за круглую металлическую рукоятку, повернул её, толкая тяжёлую дверь. Комната открывалась по частям, сперва показалось - узкая, маленькая, потом увидел - просторная. В середине длинный стол, поставленный поперёк помещения, за столом в ряд - люди, несколько.
   Овер Верьес сидел вторым от окна, взгляд выхватил его лицо и сосредоточился на знакомых чертах. Но заговорил с Тенки другой:
   - Тринадцать лет, да? Деревня Аксе?
   Подросток метнулся глазами к говорящему, увидел: благородного вида старик с белыми коротко подстриженными волосами. На лбу у старика красовалась кожаная лента с повторяющимся красно-зелёным узором, на груди, на бежевой просторной блузе - оранжевато-жёлтое ожерелье. Это ожерелье сразу притянуло взгляд Тенки, заставив нечаянно сглотнуть: крупные переливающиеся бусины были живыми, в оранжевой глубине мелькали коричневые тени, заманивая и привораживая.
   - Да, - усилием воли выдернув себя из отупляющего созерцания, Тенки поторопился ответить.
   - Вы знаете, что для поступления в магическую школу необходимо сдать экзамен, - старик, похоже, не ждал ответа, говорил привычные формулы. - Вы подтверждаете, что уже два года несёте ответственность за возможное выполнение магических действий, могущих нанести вред окружающим. Вы желаете развивать ваши магические таланты на пользу королеве и государству.
   Не зная, что ответить, Тенки ограничился подтверждающим кивком.
   - Итак, - старик откинулся на спинку кресла. - Мы начинаем экзамен.
   В ту же секунду раскрылись двери в стене слева - а он-то и не заметил, что там были двери, - вбежали двое молодых парней, втащили столик, покрытый белой скатёркой.
   Столик привезли к Тенки, установили перед ним, опуская опоры на ножные колёсики. Подросток с любопытством вытянул шею, стараясь, однако, чтобы действие это не было сочтено невежливым, на всякий случай сделал почтительный вид. На столе в полном беспорядке лежала куча вещей: длинное переливчатое перо неизвестной птицы, красивых оттенков камешки - вот бы Алли сюда, за шиворот не оттащили бы, - два серебряных браслета, невзрачная статуэтка в виде ящерицы из неизвестного материала и ещё добрый ворох других безделушек.
   Статуэтка выглядела загадочной. Тенки бы с удовольствием рассмотрел её поблизости, но в следующий миг заметил кое-что поинтереснее.
   - Задание первое, - начал старик, - вам надо...
   Тенки слушал вполуха, привлечённый ясно различимым пульсированием от простого, обыденного на вид медного ключа на самом краю столика. Биение ключа отдавалось в висках, медленное, размеренное; успокаивало.
   - ...среди предметов перед вами такой, каковой обладал бы магической сущностью, - скучным голосом продолжал старик, но Тенки уже почти не слышал.
   Не думая, он протянул руку и коснулся ключа; пальцы пронзил резкий, дёргающий удар и тут же сменился обжигающим покалыванием, будто приветствуя.
   Зажав в ладони ключ, Тенки поднял глаза на старика и впервые встретил его взгляд: молодой, заинтересованный.
   - Задание выполнено, - произнёс старик звонко.
   С правой от него стороны зашевелились, послышался негодующий шёпот:
   - Вы забыли спросить, уверен ли он, Председатель.
   - О, - сказал старик, сверля взглядом Тенкины глаза, - право же, это ни к чему.
  

***

  
   - Говорят, ты магом будешь, да? - девчонка с любопытством глядела на Тенки.
   Подросток ещё не успел опомниться от экзамена, казалось, тот закончился только что, хотя прошло уже несколько часов, и он давно сидел на кухне дома Овера Верьеса. Девчонка-помощница, подчинённая грозной полной домоправительницы, заговорила с ним сама, довольно-таки неожиданно, улучив момент, когда женщина удалилась с кухни.
   Тенки смерил взглядом девчонку: возраста она примерно одного с Алли, лет на пять старше него. Пожал плечами:
   - Смотря как повернётся.
   - Ну, тебя хозяин хвалил, - она облизнула ложку, которой только что мешала суп. - Я слышала, как он рассказывал хозяйке. У тебя же сегодня экзамен был, да? Здорово...
   - Ты только не мешай теперь этим, - предупредил Тенки, с подозрением смотря на ложку. - А то я такое есть не буду.
   - П-фи, как будто тебя спрашивать кто станет, - фыркнула она, но ложку бросила в раковину. - Ты расскажи, что было?
   - Зачем тебе? Тебе ж всё равно магия на х... - с опозданием Тенки вспомнил о хороших манерах, - совсем не нужна, в смысле.
   - Ну интересно! Хозяин, между прочим, маг, и я разбираюсь!
   - Много будешь разбираться, ведьмой станешь, - мальчишка с превосходством посмотрел на неё. Отсюда, с подоконника, где, скрестив ноги, сидел Тенки, очень удобно было смотреть сверху вниз - подоконник располагался высоко от пола.
   - А ты будешь много выпендриваться, по лбу получишь, - отпарировала девчонка, доставая из ящика чистую ложку.
   - От тебя, что ли, да? - после всех этих крутых магов Тенки с удовольствием пикировался с почти что сверстницей. Ну, по сравнению с остальными.
   - А хотя бы!
   - Не дотянешься.
   - Это до тебя-то, малявка? - она расхохоталась, показывая мелкие зубки.
   Тенки вскочил на подоконнике, радуясь, как послушно ему тело - после всего, что случилось на экзамене, - застыл, балансируя, рукой опёрся о стекло. Высокое окно вполне позволяло выпрямиться в полный рост - наглядное доказательство правоты язвы-девчонки.
   - Я вырасту, - сказал он уверенно, - а ты - уже нет.
   - Эй, не вывались там, - смех сменился испугом. - Мне ж за тебя по шее надают.
   - Ага, - с удовольствием поддакнул Тенки, - так тебе и надо.
   - Слезай давай.
   - Чего ты боишься? - Тенки прижался носом к стеклу. Даже если он и навернётся наружу - что маловероятно само по себе, падать тут - расстояние кот наплакал, первый этаж. - Тут до земли два шага.
   - Ой, ну слезь уже! - притопнула девчонка ногой. - Видеть не могу!
   Пожав плечами, Тенки сел, спустил вниз ноги.
   - Ты чего такая нежная? Первый этаж!
   - Первый не первый, - бросила она, возвращаясь к помешиванию, - смотреть страшно. Я, конечно, понимаю, что вы, маги, все немножко ненормальные...
   - Хе-е, слышал бы тебя хозяин, - насмешливо протянул Тенки.
   Она независимо дёрнула плечом.
   "Вы, маги", она сказала. Фраза эта приятно царапнула по сердцу.
   Тенки обернулся через плечо, на окно с темнеющим, но светлым ещё небом. Снаружи неподалёку росло дерево, по виду - слива, протягивая вверх зелёные ветки. Уютно, мирно. Хорошо.
   Скоро будет ужин, после того, как хозяева, как выразилась домоправительница, "откушают". А потом - спать, и наутро... наутро...
  

***

  
   Одним заданием дело не кончилось.
   После столика принесли клетку с двумя чёрными желтоклювыми птицами - кажется, дрозды. Не проронивший ни слова взрослый парень распахнул дверцу клетки, выпуская птиц. Но лететь те не желали, и парень попытался прогнать их, просовывая сквозь прутья клетки пальцы и отчаянно ими шевеля. Только после того, как парень, плюнувший на все усилия, просто вытряхнул дроздов наружу, птицы взлетели, метнулись прочь от клетки.
   Старик с лентой на лбу велел подозвать их к себе, заставить сесть на руку.
   Тенки попробовал. Однако на руку усадить не получилось: бойкие дрозды летали над головой и упорно не желали утихомириваться.
   Мальчишка залился потом, с ужасом думая, что провалил экзамен и теперь его точно вышвырнут обратно в Аксе. Хорошо ещё, если не станут доводить прямо до дома - тогда он сможет остаться в Валиссе, тренироваться и через время попробовать в другой школе, ведь магик сказал же, что их несколько. От вихрем круживших в голове мыслей зов выходил всё более и более неправдоподобным, наконец птицы и вовсе отлетели от Тенки и принялись метаться по всей комнате.
   Тогда старик махнул рукой, человек, сидевший ближе всего к двери, зачмокал, засвистел, похлопал в ладоши, и дрозды слаженно спикировали к нему, словно нитью притянутые.
   Тенки остался стоять со взмокшим лбом - и бесповоротной уверенностью, что провалил всё дело.
  
   После клетки с птицами настал черёд пергамента, который велели сдуть со стола - бумажка полетела славно, после недавнего поражения Тенки не скупился в стараниях; после пергамента принесли свечу и велели зажечь - это тоже вышло легко.
   Старик светлел с каждым заданием, да и остальные четверо повеселели, посматривать стали благодушно.
   Тенки приободрился - может, неудача с птицами окажет не такое уж сильное влияние?
   - Наконец последнее задание, - слова главного прозвучали неожиданно.
   Последнее? Уже всё?!
   - Творение магии на свободную тему. Выбор за испытующим, - и пять пар глаз выжидательно уставились на тощего светловолосого мальчишку.
   Свободная тема?! Что они от него хотят?
   Тенки ошеломлённо водил глазами по лицам, показавшимся вдруг совершенно одинаковыми. Все мужчины, все, кроме старика, средних лет, примерно ровесники его матери. И у всех пятерых во взгляде это слегка пугающее настойчивое любопытство.
   Что они хотят?! Что ему делать?!
   "Боевая магия, чтоб тебя Огонь подрал".
   Всплыло внезапно в памяти длинное носатое лицо магика из Йокола, вспомнилась жёсткая хватка на шее.
   "Боевая магия", сказал тогда магик. А ведь Тенки всего лишь пустил шар энергии, какая там боевая магия... Но если это произвело на магика такое впечатление, значит...
   Ладно.
   Тенки сконцентрировался, умерил дыхание. Вздохнул глубоко-глубоко, чувствуя, как медленно течёт энергия по жилам, сходится, сбегает вниз, накапливается в ладонях, заставляя запястья пульсировать. Руки становились тяжёлыми, каменными, неподвижными, словно валуны на горной дороге.
   Выдохнуть. Поднять голову. Посмотреть на важных мэтров.
   Энергия вырвалась словно сама собой. Полетела, увлекая за собой кончики пальцев, выкручивая тело. Ринулась к неподвижным лицам длинными сине-зелёными молниями, глухо бухнула в уши.
   И комната вспыхнула, вздрогнула от страшного грохота: сине-зелёные лучи, трепеща, вонзались в белую, неизвестно откуда взявшуюся стену между Тенки и экзаменаторами, змеились и разлетались в стороны.
   Тенки оторопело закрылся полегчавшими ладонями, но не успел: сине-зелёный свет мелькнул перед глазами и вдруг закружило, повело, мир стал нечётким.
   - Что с ним?! - услышал он чей-то встревоженный голос, заваливаясь на пол - ноги не держали. - Уберите защиту!
   Последней ему запомнилась яркая картинка: качающиеся перед лицом оранжевые горящие бусины, а в глубине их плавится, переплетаясь, нечто ужасное и одновременно безумно привлекательное.
  
   Голоса доносились глухо, в уши словно залилась вода, мешала слушать. Сквозь эту плёнку проходили только непонятные обрывки фраз:
   - ...королевская школа.
   - ...уровень для королевской школы...
   - ...самородок, ха-ха...
   - ...боевая магия...
   Потом туман в голове рассеялся, Тенки почувствовал, что кто-то его приподнимает, помогает сесть. Очумело мальчишка оглянулся. Поддерживал его один из проверяющих, невзрачный мужчина с серыми волосами, тот, который приманивал дроздов. От него тоже исходило сильное дыхание магии, в глаза Тенки предпочёл не смотреть - почему-то казалось, стоит взглянуть - и его увидят насквозь.
   Вместо этого посмотрел вокруг: у окна стоял Овер Верьес с другим мужчиной из экзаменаторов, а два парня прислужника намывали пол - с чего вдруг такая страсть к чистоте?
   Ужасно хотелось сплюнуть, во рту чувствовался противный кислый привкус. И ещё хотелось пить.
   - Воды? - очень кстати спросил сероволосый мужчина.
   Тенки кивнул, жадно приник к протянутому стакану.
   - В порядке он? - спросили от окна. - Его так неожиданно вытошнило.
   Мальчишка оторопел. Его? "Вытошнило"?
   Это ж надо, как ему, получается, досталось. Случая, когда бы Тенки одолела рвота, он припомнить не мог, стало быть, это первый раз.
   Надо же, какая гадость.
   Его ведь не вышвырнут из-за этого?
   Словно отвечая его мыслям, Верьес приблизился, глянул свысока:
   - Здесь тебе не место.
   Сердце захолонуло.
   - Отправишься в Огненный город, там тебя посмотрят маги Королевской школы. Завтра утром я отведу тебя к порталу.
  
   - Разве не все магические школы - королевские? - осторожно спросил Тенки у мага, когда они возвращались домой по узким улицам города.
   На экзамен шли пешком, но после инцидента с отразившейся от щита магией - так вот что это было! - ноги у мальчишки ослабели, да и мир ещё не перестал слегка кружиться в глазах - и Верьес взял повозку. И теперь они сидели бок о бок в тесноте открытой колымаги, трясясь по вымощенной крупными булыжниками дороге.
   - Большинство, - ответил маг равнодушно.
   - А зачем тогда ехать в Огненный город?
   Мужчина кинул на Тенки надменный взгляд.
   - В Огненном городе, - вздохнул маг, - находится Королевская высшая магическая школа, - и замолчал, как будто одним уже этим изречением всё сказал.
   Тенки решил выждать и за терпение оказался вознаграждён.
   - Магию можно изучать, бесспорно, во многих местах, - через пару минут тишины Верьес продолжил, - но если дело касается боевой магии, традиции Королевской школы неоспоримы. В данный момент она не только ведущая - можно сказать, это единственная школа, поставляющая боевых магов на службу Огненной девы.
   Тенки молчал, слушал.
   - На экзамене ты показал определённые способности к боевой магии, - Верьес говорил монотонно, будто нехотя, - и по результатам совещания было решено направить тебя в столицу. Там много специалистов именно в этой области. Они тобой займутся.
   Сердце сладко сжималось в предчувствии неизвестного.
   - Боевая магия - не так уж и плохо, - проронил маг скорее себе под нос. - Королевские маги хорошо зарабатывают, хоть и часто рискуют жизнью.
   Боевая магия - не так уж и плохо?! Много он понимает!
   Значит, Тенки отправляется в Огненный город!
   В груди словно билась сумасшедшая жар-птица.
  

***

  
   - Ну, я пойду спать, - с удовлетворённым вздохом мамаша Вейзерг откинулась от стола. - Вы двое уберите тут всё. Мальчика оставляю на тебя, поняла, Калли?
   Калли махнула тяжёлой косой, заплетённой на скорую руку перед тем, как сели за ужин, - мамаша Вейзерг не любила распущенные волосы.
   - Поняла я, тётя Галлия, - с едва заметным раздражением ответила девчонка. - Всё сделаем, - и кинула заговорщический взгляд на Тенки - благополучно тем не замеченный.
   Домоправительница тяжело поднялась, прошествовала мимо, задевая Калли широкими рукавами. Мамаша Вейзерг занимала достаточно места в пространстве, чтобы иметь хороший шанс задеть не одно, так другое, так что, можно сказать, Калли повезло, что это оказались только рукава.
   - Завтра уезжаешь, да? - проследив, как за Галлией Вейзерг закрылась дверь, девчонка обратилась к Тенки.
   - Ага, - кивнул тот и потянул в рот пирожок с блюда - кулинарное произведение кухарки-домоправительницы.
   - В Огненный город?
   - Угу, - подтвердил мальчишка, запихивая пирожок в рот целиком.
   - Прям как хомяк, - насмешливо хихикнула Калли.
   Тенки старательно жевал, разглядывая опустевшую тарелку.
   - Может, тебе ещё положить? - на правах хозяйки спросила девушка.
   - М-м-м, - казалось, он всерьёз задумался. Наконец, проглотив то, что находилось у него во рту, бросил: - Нет, пожалуй. Хватит, а то я сегодня блеванул.
   - Фу-у! - Калли взглянула на него с негодованием. - Как можно употреблять такие слова за столом!
   - А чего? - мальчишка нагло ухмыльнулся. - Я и пострашнее слова знаю. Научить?
   - Нет уж, благодарствую покорно, - отрезала она и встала, демонстративно начиная убирать со стола.
   - Слышь, а ты тут всю жизнь живёшь?
   - Я тут не живу! - удивлённо откликнулась Калли. - Я тут прихожу, помогаю, а ночую дома.
   - А-а...
   - Но тут недалеко! Соседняя улица. Вообще тётя Галлия - моя крёстная перед Огнём, она меня сюда и устроила.
   - Крёстная? Так ты, - мальчишка усмехнулся, - когда вырастешь, тоже такая будешь? - Тенки растопырил руки, показывая объёмы домоправительницы.
   От возмущения Калли замахнулась на паршивца грязным кухонным полотенцем.
   - Молчал бы, малявка! Какая связь, она же мне просто крёстная по Огню, а не родная!
   - Ха-ха! А злишься, как будто совсем родная!
   - Огня на тебя не хватает, вот чего!
   - На воре шапка горит, - ответил он невпопад, вскакивая. Зелёные глаза сверкали. - Меня-то не крестили, и Огонь надо мной не властен.
   - Не кощунствуй, - ахнула Калли, - Огонь поглотит!
   - Я-то думал, в городе все как люди, - мальчишка гадко кривлялся, - а они такие же глупые, как в деревне, во всякую чушь верят.
   Не раздумывая, девушка подняла руку, собираясь шлёпнуть святотатца по губам, - но пацан ловко перехватил другой конец застиранного полотенца, сильно дёрнул, заставляя Калли пошатнуться, и шмыгнул к двери.
   - Ты куда это?! А убирать?
   - А кто тут звонкую монету получает? - наглый паршивец показал ей язык, и в тот же момент дверь за ним захлопнулась.
  
   Кипя гневом, Калли принялась выстраивать в раковину грязные чашки и тарелки. Что за нахала пригрел хозяин?! А ведь она ещё собиралась рассказать пацану о подслушанном разговоре, о лестных словах, которыми хозяин осыпал забредшего мальчишку. Ну уж нет, ничего теперь она ему не скажет! Даром что хорошенький, много о себе думает! Негодник!
   А хозяин говорил...
  

***

  
   - Майта, это нечто, а не ребёнок, - сказал хозяин хозяйке после ужина, набивая трубочку шеньеским табаком, привезённым аж с далёкого материка Земли.
   Калли застыла за дверью с подносом в руках: обязательный ежевечерний кофе. Прислушалась: о ком речь?
   - Ты не поверишь, что он вытворял сегодня, - продолжал хозяин. - Атаковал комиссию "ветвями" Пойскавы - Милого. А ведь, я бы головой поклялся, - никто ему принципа не растолковывал. Бесспорно, "ветви" у него получились не самые совершенные, но ведь сам факт! Безродный мальчишка, в жизни магию не учил.
   Хозяин покачал головой и сунул трубочку в рот. Проговорил неразборчиво:
   - Хотел бы я видеть лица этих эльфийских пижонов из Королевской школы. Такой изумруд - и, как они выражаются, "нинъе"! Ха-ха!
   Королевская школа? Та самая школа, которая в Огненном городе? Так мальчик тут не останется?
   Калли разочарованно надула губы и тут же спохватилась - надо поторапливаться, пока кофе не остыл. Тронула пальцем бок кофейника - горячий, это хорошо. И собиралась войти, когда из комнаты раздался голос хозяйки, красивый, равнодушный.
   - Овер, ты ведь не жалеешь, что не стал боевым магом?
   Хозяин молчал. Калли осторожно заглянула в щель приоткрытой двери: хозяева сидели в потёмках, видны только силуэты и лишь кольца дыма поднимаются над одним из кресел.
   - Овер, я думала, ты покончил с сожалениями, - красивый голос хозяйки бил по ушам холодным металлом.
   Хозяин молчал.
   - Прошу простить меня, - не стерпев, Калли неуклюже затопала за дверью, делая вид, что только что поднялась с лестницы, - ваш вечерний кофе.
   Сервируя на столе лёгкие чашечки, девушка с ненавистью посмотрела на хозяйку - зачем она мучает хозяина?
   Но жена мага Овера Верьеса, бездетная красавица Майта Верьес не заметила этого взгляда - да и к чему обращать внимание на прислугу.
   - Ты сделал правильный выбор, Овер, ты не ошибся. Быть боевым магом - почётно, но редко кто из них доживает до старости.
   Майта смотрела на мужа больными, безумными глазами.
   - Ты не ошибся, Овер, ты не ошибся. Они все умирают.
  
   Калли тихо закрыла за собой дверь, оставляя позади гробовую тишину. На мгновение даже пожалела о минутной ненависти, вызванной вздорностью хозяйки. Как она могла забыть, что рассказывала тётя Галлия?
   Ведь наречённый госпожи Майты был боевым магом. Говорят, последним боевым магом в Королевской школе, происходящим из рода людей.
   Интересно, госпожа Майта его сильно любила?
  

Ноябрь, Огненный город

  
   Первый младший курс по домам разъехался поголовно: кроме Тенки, не осталось никого.
   Неудивительно - родители новичков горели желанием приласкать детей, которых не видели полгода, повозить по гостям в преддверии праздников, похвастаться способным чадом.
   Тенки, наверное, тоже мог бы отправиться домой, какие-то деньги у него имелись, государство не жадничало, выплачивая нуждающимся небольшую стипендию - заявление на эту стипендию Тенки подал ещё в первый день в школе, когда их, новичков, привели в канцелярию - регистрироваться. Но деньги деньгами, а поедь он домой - времени на учёбу не останется, мать не преминет воспользоваться физической силой единственного сыночка, - уж чего-чего, а сладких мечтаний о ласковой встрече подросток не питал.
   На эти каникулы Тенки поставил перед собой цель и собирался приложить все усилия по её достижению.
   Выучить, наконец, этот идиотский эльфийский.
  
   Тенки окопался в библиотеке - выбираясь отсюда только по самым необходимым естественным надобностям. Облюбовал глубокое удобное кресло у окна: на расстоянии протянутой руки шкафы с учебниками младших курсов, совсем рядом - низкий полированный стол. Всё чёрное - от кожи кресла до столешницы, - даже школьная форма чёрная, и, помнится, поначалу Тенки изрядно поразила эта малопонятная страсть к отсутствию цвета.
   На первом уроке, когда учитель, приведя его в класс, что-то долго и заунывно объяснял будущим соученикам, Тенки обвёл взглядом класс - и обомлел. Все они - глазастые, длинноухие, пестроволосые - были одинаковыми. Куда ни посмотри, одно и то же лицо, размноженное на добрый десяток, сплошной чёрный цвет формы с жёсткими стоячими воротниками и белые полоски рубах из-под них. И одинаковая заинтересованность в чужих непривычно огромных глазах.
   Тенки понадобилось немало времени, чтобы свыкнуться с ними, а им - чтобы начать считать его не то чтобы своим - просто хотя бы равным. Таким же живым и мыслящим существом.
   На первых порах всё общение между ними сводилось к одной схеме: Тенки сидел молча, а когда кто-то считал нужным к нему обратиться, твердил одно: "а эйени веле" - "я не понимаю".
   Потом - когда словарный запас чуть увеличился, подросток научился понимать и даже иногда строить самые простые фразы вроде: "что это" и "куда идти". Узнал вопросы "кто", "где" и "когда". Понял, что его называют "нинъе" - "человек", а они - "элхе". И выучил главное слово для каждого ученика Королевской школы - "махиэ" - магия.
   Через пару-тройку месяцев безмолвия Тенки вдруг понял, что вполне сносно может общаться. Откуда-то сами собой вылезали подходящие слова, грамматика связывала их в предложения, и даже переливистым интонациям эльфийской речи он, кажется, научился подражать. Соученики привыкли к "паршивой нинъеской овце в порядочной эльфийской стае" и порой спрашивали совета по математике - единственному предмету, где Тенки не то что не отставал, а вовсе и опережал свой класс - во многом по той простой причине, что математика не требовала знания эльфийского. Словом, всё шло хорошо, пока...
   Пока не начались каникулы.
   Сокурсники исчезли вмиг - кое-где по школе ещё бродили призраками старшие ученики, но все новенькие уже уехали домой, сопровождаемые внимательными взглядами родителей. Говорить стало не с кем - учителя тоже проводили отпускное время где угодно, но не в школе, а оставались тут разве что молчаливые смотрители да приходящие раз в три дня уборщики.
   Тенки чувствовал, что эльфийский выветривается из головы бешеными темпами.
  
   - Хм, как-как? "Удвоение согласной основы глагола с последующим твёрдым "э" даёт повелительное наклонение", - наклоняясь над учебником, который притащил ему один из сердобольных преподавателей - старое издание на языке нинъе, Тенки попробовал прочесть написанное вслух. - Что за хренотень?! Ага, вот примеры...
   Почти разлёгшись на столе, Тенки принялся увлечённо переписывать правило - так верней запомнится. Эльфийские каракули из того же цирка - чем больше пишешь, тем лучше получается. И зачем у них такие непонятные буквы, чем им всеобщий не нравится? Зачем вообще всеобщий придумали, если они тут его не признают?
   - Лейе-са, - незнакомый голос раздался внезапно. "Привет", - автоматически перевёл мозг.
   - Лейе-са, - оторопело откликнулся мальчишка, поднимая голову.
   Рядом стоял эльф из старшей группы, третий, кажется, курс. Тоже одетый в школьную форму - но ворот чёрного "илерам", который по правилам школы полагалось тщательно застёгивать, небрежно раскрыт, торчит белоснежная рубаха. Как все они, элхе, появившийся старшекурсник тоже высокий и большеглазый, длинные узкие уши прижаты к черепу.
   - Что ты тут делаешь? - спросил старший со свойственной эльфам небрежной невозмутимостью.
   - Так, решил позаниматься, - уклончиво ответил Тенки - не хотелось признаваться, что корпит сейчас над эльфийским языком.
   - Ты же в этом году приехал? Почему не возвращаешься домой? - по тону спрашивающего никак нельзя было сказать, что ему интересен ответ, но Тенки знал: старшие всегда говорят так с младшими - чтобы уважали.
   Дурацкие обычаи.
   - Здесь заниматься лучше, - Тенки подобрал обтекаемую формулировку, которую мог выговорить без проблем.
   - Уши? - элхе не понял.
   - Лучше! - повторил Тенки, кляня про себя дурацкие четыре тона эльфийского языка: не так скажешь - не дойдёт.
   - Как твоё имя? - не заостряя внимание на произношении, эльф сменил тему.
   - Тенки. Тенки Ли, младший первый курс, - общепринятая формула самопредставления.
   - Сколько тебе лет? - ага, всё-таки Тенки его жутко интересовал - в почти непроницаемых эльфийских глазах бегали огоньки жаркого любопытства.
   - Тринадцать, - нехотя произнёс мальчишка - эти дурацкие правила, по которым нельзя было игнорировать вопрос старшего, его раздражали.
   - Тринадцать?! - собеседник основательно удивился, чуть не потеряв свой так старательно оберегаемый авторитет.
   Поначалу они все удивлялись - только не так, как люди. На взгляд нинъе Тенки всегда выглядел младше своего возраста, и это порой весьма его донимало, но тут - тут они поражались другому, узнавая цифру, - по их меркам Тенки дали бы как минимум лет пятнадцать-шестнадцать.
   По своим соученикам Тенки заметил то же самое - почти все они были старше Тенки, но вели себя как десятилетние, как будто совсем ещё младенцы. "Долгие, - язвительно твердила нинъеская гордость, - замедленное развитие".
   - Язык элхе! - эльф всё-таки разобрал среди букв нинъеского языка в учебнике родные закорючки. - Ты учишь язык элхе?
   Тенки независимо двинул плечом - и наплевать, если этот придурок примет его жест за оскорбление. Отвечать не стал - и так же ясно.
   - Сложно, да? - старший оторвался от учебника, взглянул на нинъе. В его голосе слышались противные нотки превосходства.
   - Так, обычно, - безразлично ответил Тенки и не удержался от шпильки: - Конечно, нелогичный язык, что поделаешь.
   - Да, говорят, нинъе он нелегко даётся, - с невозмутимым лицом подтвердил парень. - Редко кто говорит без акцента.
   Ох, этот эльфийский переросток у него дождётся.
   Пусть только подождёт, через полгода Тенки заткнёт его за пояс с этим их "языком элхе".
   Достал уже пялиться в учебник.
   Мысли сменяли друг друга.
   - Я тебя где-то видел, - неожиданно для себя вымолвил нинъе и тут же мысленно выругался: употребил форму обращения к равным, а надо было - к старшим.
   Эльф, однако, не стал кочевряжиться.
   - Да, - сказал он, снова всматриваясь в Тенки. - Мы видели тебя в канцелярии, когда ты только появился в школе.
   В канцелярии... в тот день, когда он только появился в школе...
   - А! - воскликнул Тенки, вспоминая: четыре чёрных грача, заглядывавших внутрь комнаты через широкое прозрачное окно, разделявшее помещения. Четыре одинаковых башки, отличавшиеся разве что цветом волос. Хотя нет - был среди них парень со странными ушами, таких Тенки ни у кого не видел. - Там был ещё этот, короткоухий!
   Парня с маленькими ушами, в отличие от обычных длинноухих рож, Тенки запомнил, сам даже не зная почему. Может, запомнился взгляд, которым одарил его короткоухий через стеклянный барьер канцелярского окна - смесь отвращения и любопытства, - может, именно эти короткие уши, формой близкие к равностороннему треугольнику, а не обычному вытянутому равнобедренному.
   Не раз за эти полгода Тенки встречал короткоухого в коридорах школы - благо классы их располагались в одном, младшем, корпусе - и при встрече вежливо кланялся, получая в ответ высокомерный взгляд.
   - Короткоухий! - повторил эльф, выкатывая глаза.
   И начал сдавленно ржать. Склонившись над столом, неудержимо, заразительно, ни капли не заботясь о драгоценном авторитете. Разве что кулаком по столешнице не стучал.
   Тенки чувствовал себя полным дураком.
   - Ты очень забавный, Тенки Ли, - эльф наконец отсмеялся. - К слову, меня зовут Виллиэ.
   Руки, конечно, он не протянул - всё-таки старший, не положено, но уже то, что эльф назвал своё имя, говорило о многом. Теперь Тенки имеет право называть его "Виллиэ-ооди" - по имени с суффиксом общепринятого обращения к старшим.
   Только не хочется.
   Подросток ограничился кивком, не стараясь быть особо вежливым.
   - Ну тогда занимайся, Тенки Ли, - похоже, этот Виллиэ с удовольствием пробовал на вкус непривычное словосочетание. - Ещё увидимся.
  

38 год Рейки, 4755 всеобщий год

Январь, Огненный город

  
   - Как же мне надоело это ремесленничество! - мученически шептал Тардис.
   Ацу молчал - хотя мнение соученика разделял безоговорочно. Уроки бытовой магии были хуже даже целительства или животноведения. Ходить по подсобным помещениям школы, разбираясь в хитросплетениях труб, кристаллов и магических паутин, пачкаясь сажей, протирать дырки на коленях, пытаться определить, какое заклинание наложено и что в нём пошло не так, - и практические занятия, и длинные нудные лекции с различными толкованиями технических чар и планами соединения кучи разрозненных элементов в единое целое - нет, это точно не относилось к любимым предметам Ацу.
   Ну скажите, зачем боевому магу знать, как используется магия, скажем, в кондиционировании? Зачем ему разбираться в сантехнических подробностях? Ацу достаточно того, что летом в школе приятная прохлада, а зимой тепло, и туалеты, Огонь их выжги, работают, как должно.
   Это всё, что требуется боевому магу от технической магии.
   Но преподаватели Королевской школы, похоже, это мнение не разделяли.
   - Ох, - вздохнул Тардис, - скажите мне кто-нибудь, почему эта штука не хочет работать? Я не могу решить эту наиглупейшую задачу! У неё просто нет решения!
   - Тише, Тардис, - бросил Сельви, - учитель услышит.
   Тардис не смирился, картинно заламывая брови, но негодовать продолжил неслышным шёпотом.
   Учитель Астеаки, важный мужчина средних лет, с коротко подстриженной узенькой бородкой - редкость среди элхе, - ходил между рядами, сурово поглядывая поверх опущенных над тетрадями голов. Учитель был скор на руку, а ученики младших курсов ещё не освобождались от возможности оказаться телесно наказанными - и бамбуковая палка, прислонённая к доске, иногда находила себе жертву.
   Надо напомнить об этом Тардису - стоит учителю заметить выражение его лица, как не миновать тому пары ударов по плечам.
   Впрочем, никто не рискнёт напомнить - особенно сейчас, когда Астеаки-илиэ стоит в двух шагах.
   Может, Тардис ещё спохватится?..
  

***

  
   - Послушай, Ацу, - небрежно позвал Виллиэ, когда ученики третьего младшего класса, разбившись на кучки, спускались по широкой лестнице главного корпуса в школьную столовую.
   Тардис шёл впереди, то и дело поёживаясь и подёргивая плечами, и не переставая жаловался на вздорность учителя Астеаки, а благоразумный Сельви, успокаивающе кивая, не забывал смотреть по сторонам, чтобы никто Тардисовых излияний ненароком не услышал - а то достанется всем, даже самым невинным.
   - Почему ты не стараешься? С твоим магическим талантом ты бы щёлкал эти задачи, как фисташковые орешки. - Виллиэ внимательно на него взглянул.
   Ацу почувствовал лёгкое раздражение. Зачем Виллиэ лезет не в свои дела?
   - Да нет у меня никакого особого таланта, - сухо ответил он. - Так же, как у всех.
   - Я не сказал бы, - Виллиэ покачал головой. - Всё, что касается боевой магии или просто даже управления чистой энергией, тебе как на флейте гимн Огню сыграть.
   - Преувеличиваешь.
   - Прости, что интересуюсь твоими делами.
   - Ничего. Но повторяю, ты преувеличиваешь.
   - Пусть будет так.
   Голос Тардиса разбил упавшее между ними молчание.
   - Смотрите, вон тот нинъе! - от возбуждения чуть ли не пальцем тыча в сторону сидевших в столовой первоклашек, воскликнул однокурсник. - Первый раз вижу его после каникул. Слушайте, вам не кажется, он как-то больше стал?
   - Дети растут, - снисходительно сказал Виллиэ, - дети нинъе - тоже.
   Светловолосый нинъеский крысёныш и впрямь будто подрос слегка за два месяца каникул. Он по-прежнему был ниже всех своих соучеников, но уже не настолько, чтобы это бросалось в глаза. Издали первый младший курс не составляло большого труда принять за однородную группу элхе.
   Ацу поморщился.
   - Кстати! - снова воскликнул Тардис - похоже, палка учителя Астеаки подарила ему массу энергии, молчать соученик просто не мог. - Этот нинъе же назвал тебя, Ацу, короткоухим!
   Время остановилось.
   Тардис побледнел, проклиная себя за болтливый язык, - на лице его был написан ужас. Сельви попятился, взглянув на Ацу. Виллиэ молчал.
   - Что? - спросил Ацу, не слыша своего голоса.
   И повернулся, ища глазами крысёныша.
   Кровь стучала в ушах.
   Это отродье, эта пародия на элхе, низкая тварь, как она осмелилась?! Это жалкое существо, обречённое в муках доживать последние дни, - этот сын народа, в древности презрительно называемого "круглоухими", обнаглел настолько, что пытается иронизировать над чистокровным элхе?!
   - Ацу, держи себя в руках, - сквозь монотонный шум прорезался голос Сельви. - Нинъе наверняка не хотел ничего плохого. Кто тебе это сказал, Тардис?
   - Виллиэ, - растерянно ответил сокурсник. - Только он просил молчать.
   Ацу перевёл тяжёлый взгляд на Виллиэ. Значит, тот слышал оскорбление и не убил наглеца на месте? Не всадил в его зловонную пасть энергетический удар?
   - Ты замечательно выполняешь просьбы, мой дорогой соученик, - издевательски произнёс Виллиэ.
   Посмотрел на Ацу, пристально, серьёзно.
   - Он - всего лишь глупый маленький нинъе, - сказал с расстановкой. - Но за каникулы он научился говорить на языке элхе так, что его оценки полетели вверх - до невероятности стремительно. Мы думали, что он глупец, в первые три месяца, когда все знали о его плохой успеваемости. Но с начала января о нём жужжит вся школа - говорят, что нинъе изучает сейчас книги третьего курса. Самостоятельно.
   Ярость не прошла, сжимая сердце длинными когтями. Но гневный туман перед глазами рассеивался, давая словам Виллиэ беспрепятственно вливаться в сознание.
   - Мы только что говорили об учёбе, и я сказал тебе, что ты способен на большее. Ты и правда способен, и я вполне объективно считаю, что у тебя есть все шансы стать лучшим на курсе. Если ты поставишь перед собой такую цель. Если справишься с неприязнью к технике и животноведению.
   Виллиэ, не смотря уже на сокурсника, сел на стул, небрежным жестом подхватил меню. Положил ногу на ногу.
   Ацу стоял, сжимая кулаки, мечтая встретить когда-нибудь нинъе в безлюдном месте - и хорошенько вдарить ему за пережитые эмоции.
   И слушал. Слушал дальше.
   - Но ему не надо справляться с никакой неприязнью, - продолжал Виллиэ словно сам себе, - по этим предметам его уровень - первокурсника! - уже опережает, скажем, мой. А мои оценки лучше твоих, Ацу. И он прирождённый боевой маг, в отличие от меня, потому что я ещё не решил, по какому пути следовать. Но он - боевой маг, как и ты, Ацу. Вам сражаться на одном поле.
   Виллиэ пробежался взглядом по строчкам меню, хлопнул кожаной книжечкой о стол. Крикнул официанту:
   - Номер пять! - и снова обратился к Ацу, застывшему безмолвной статуей, произнёс тихо, безлично:
   - Я бы поберёгся на твоём месте, Мурасе-Ито.
  

Март, Огненный город

  
   Сейчас Ацу уже не мог бы сказать себе, когда именно понял, что Виллиэ прав.
   Нинъеское отродье делало успехи, поражая всех: и старших, и младших; с февраля крысёнышу официально разрешили посещать лекции второго курса. Говорили, что тот требовал перевода на третий - что за наглость? - но по общему совету преподавателей решили повременить.
   Тардис, как нарочно, не оставлял разговоров о нинъе и даже на уроке мироведения ухитрился задать учителю потрясающий по глупости вопрос:
   - Ониреи-илиэ, почему нинъе такой умный?
   Ониреи-илиэ погладил узкий острый подбородок, отошёл к окну: видимо, любопытство ученика застало его врасплох; а остальные заинтересованно притихли: втайне эта мысль беспокоила всю школу.
   Учитель начал издалека.
   - Вы знаете уже, что нинъе живут намного меньше элхе, - не отнимая ладони от подбородка, проговорил мужчина. - Скажи мне, Эвисто, среднюю продолжительность жизни нинъе.
   Поднятый с места Эвисто замялся, копаясь в воспоминаниях о прошлых занятиях. Наконец вымолвил неуверенно:
   - Шестьдесят лет?
   - Ну, примерно, - Ониреи-илиэ отошёл от окна, повернулся к классу лицом. - Можешь сесть. Средняя продолжительность нинъеской жизни - около шестидесяти пяти лет. У нас, на Огненном материке, они живут около семидесяти, точнее, шестьдесят девять, комма, семь, а, скажем, на Воздушном, где общие условия жизни весьма тяжелы, только пятьдесят три, комма, три.
   Класс молчал. Кое-кто даже записывал в конспект, хотя Ацу презрительно поморщился - всё это они уже проходили, проходили едва с месяц назад.
   - По сравнению с этим продолжительность жизни элхе... - учитель заметался глазами по лицам учеников, выискивая новую жертву, - Химилиэ.
   - Примерно сто двадцать? - Химилиэ никого не смог бы обмануть - ответа он явно не знал.
   - Плохо. Садись, - ученики опускали глаза под взором Ониреи-илиэ - никто не питал желания отвечать.
   Уткнулись в конспекты - все.
   Ацу упорно сверлил взглядом тонкие очки на переносице учителя - не убегая от соприкосновения глаз.
   - Мурасе-Ито.
   С шумом отодвигая стул, Ацу поднялся. Отчеканил:
   - Сто три целых семь десятых года.
   Цифры стояли в сознании, как начертанные огненными письменами.
   Ониреи-илиэ сделал пометку в классной книге. Захлопнул чёрную обложку из кожи.
   - Верно. Садись.
   Заложив руки с чёрным журналом в них за спину, Ониреи-илиэ пошёл по рядам. Медленно, важно ступая, неторопливо говорил.
   - Итак, элхе живут в общей сложности более ста лет. Нинъе - почти вполовину меньше. Элхе видят на своём веку пять, а то и шесть поколений нинъе. Что же из этого следует? Орувери.
   Заскрежетал стул Виллиэ.
   - Чтобы успешно конкурировать с элхе, нинъе вынуждены быстрее развиваться, - процитировал сокурсник строчку из учебника.
   - Верно. Садись. Итак, нинъе вынуждены за свои шестьдесят лет пробегать полный цикл жизни элхе, чтобы успеть возмужать, наплодить потомство и вырастить его. В связи с этим среди них распространены ранние браки: в двадцать, двадцать два, ранние беременности и роды. Ребёнок нинъе достигает половозрелости к шестнадцати-семнадцати годам, дети элхе - к двадцати, двадцати одному. Общепринятый возраст для браков у нинъе - около двадцати лет, у элхе - после двадцати пяти. Однако мы живём в одном государстве, и поэтому наши законы относятся к обоим народам. Как-то: ребёнок признаётся магом с одиннадцати лет, находится под опекой родителей до семнадцати лет и свободен вступать в брак по собственному желанию с двадцати.
   - Однако же, - продолжал учитель, возвышаясь над притихшим, старательно записывающим его слова классом, - хоть наши народы и уравнены в правах государством, физиология берёт своё. И дети нинъе взрослеют раньше, а в детстве обладают большей силой к сосредоточению и склонны вдумчиво оценивать обстановку вокруг себя. Разница между народами больше всего заметна именно в детстве - взрослые особи отличаются уже не так сильно. За исключением мелких физиологических признаков, разумеется.
   Ацу посмотрел на бесстрастное лицо Виллиэ - вот в чём секрет успехов нинъе. Эта тварь так же недолговечна, как ночная бабочка, - и торопится скорее узнать жизнь. Вот и всё. Жалкое существо всего лишь тщится прожить отведённый ему срок.
   Паршивое отродье.
   - Опять же вернёмся к точке зрения государства. Вы, без сомнения, знаете, что браки между народами запрещены. Кто сможет сказать почему?
   Взгляд Ониреи-илиэ вновь забегал по ученическим макушкам. Остановился рядом с Ацу.
   - Намари? - интонация была приказательно-вопросительной - Сельви не искал случая ответить.
   - Говорят, что от элхе и нинъе рождаются чудовища, - и голос внезапно спрошенного соученика звучал неуверенно.
   - Это знание, трансформировавшееся в поверие, - кивнул учитель. - Если ребёнок и появится на свет, что само по себе сопряжено с немалыми трудностями, то вероятность полного отсутствия у младенца каких-либо уродств - не более десяти процентов, а гарантии о его благополучном развитии не может дать никто. По ряду физиологических признаков пара элхе и нинъе практически не способна дать здоровое потомство. Они несовместимы.
   Да они изначально уроды. Как Огонь позволил таким появиться?
   - Поэтому, чтобы обезопасить страну от нежизнеспособных мутантов, законом и запрещаются браки между народами. И процент выживших полукровок в населении Огненного материка составляет не более четырёх целых, трёх десятых. Девяносто девять процентов из них - стерильны. Впрочем, кажется, мы углубляемся в весьма объёмистую тему. Боюсь, мой урок не в состоянии дать вам исчерпывающие сведения о физиологии нинъе. Попробуйте спросить на лекции животноведения.
   Последние слова Ониреи-илиэ упали в тишину - и сразу же вслед за ними, словно момент этот тщательно выверили, раздалась мелодия - первые ноты гимна Огню, сигнал об окончании урока.
  
   Класс, превратившийся в шумную нестройную толпу, вывалился из аудитории. Ацу оглядел соучеников, выискивая кого-нибудь в попутчики и сотрапезники - после урока мироведения наступало время для обеденного перерыва.
   К Ацу подбежал Тардис и, не теряя обычной своей живости, ещё издалека воскликнул:
   - "Спросите на животноведении", ты слышал? Ха-ха, как будто нинъе - птица, там, или мышка для опытов!
   - Крыса он, - грубо бросил Ацу, сам не ожидая от себя подобной вспышки.
   Повернулся, чтобы идти вперёд, замечая золотоволосую макушку Сельви совсем рядом - нагонит.
   И увидел нинъе.
   Тощий мелкий крысёныш появился из дверей соседней аудитории, где только что - Ацу знал это точно - закончился урок второго младшего курса.
   Значит, это правда. Нинъе и в самом деле суёт нос на лекции старших.
   Маленькое ничтожество.
   - Смотри, вот и он! - Тардис дёргал Ацу за плечо, беспокойно кривясь и подмигиванием указывая на нинъе.
   - Вижу, - холодно отозвался подросток.
   Жёсткая ледяная злость трепетала где-то в горле, жгла, заставляя голосовые связки сжиматься. Перед глазами расплывалось всё, утекая за поле зрения, только в центре удивительно чётким и ясным виделось лицо мелкой крысы.
   Нинъе смеялся, разговаривая с каким-то глупцом из второго младшего. Смеялся. Разговаривая с элхе. Грязная тварь.
   - Эй, ты, - Ацу не заметил сам, как изо рта вырвалось презрительное обращение.
   Нинъе удивлённо поднял глаза, уставился на подошедшего эльфа.
   - Смотрите-ка, грязная крыска, - прошипел Ацу сквозь зубы, смеривая взглядом недоростка. - Замешалась среди избранного народа, думает, что сможет притвориться элхе, видит сны о магическом могуществе.
   В тусклых зеленоватых глазках нинъе мелькали огоньки. Мальчишка щурился, глядел исподлобья, дышал тяжело. Но молчал.
   Ацу усмехнулся.
   - Несчастное отродье, - сказал, словно сплюнул. - Отживай скорее свой жалкий срок, сдохни и избавь наш мир от своего присутствия. И от своих сородичей заодно, пропадите вы все. Голодные тощие крысы.
   Бешеный огонь в глазах крысёныша грел душу. Яростным пламенем растоплял ледяную хватку злости.
   - Жалкая тварь, - почти нежно произнёс элхе. И улыбнулся, утопая в свирепом блаженстве.
   Нинъе молчал.
  

***

  
   Вдох. Глубокий, медленный. Руки поднимаются вверх. Выдох. Остановились. Вдох, плавный, неторопливый. Нацелиться. Выдох. Остановиться. Вдох. Вечный, нескончаемый, мир сам вливается в лёгкие. Мишень несётся навстречу, застывает в глазах чётко очерченным маленьким кружком. Тетива дрожит от напряжения. Ствол стрелы плотно прилегает к щеке. Воздух... мир... вдох...
   Выстрел.
   Удар. Ответ поражённой мишени - эхом по сердцу.
   Ацу опустил руки. Вернул лук в ритуальное положение - левая ладонь у бедра, сошёл с места, поклонился мишени. Несколько шагов, ещё один поклон - символу Огня.
   И выход - за пределы стрельбища.
   Всё.
   Теперь уже можно расслабиться.
   - Тренировка к празднику весеннего равноденствия? - его встретил голос Сельви, как обычно, тихий, флегматичный.
   Вместо ответа Ацу кивнул.
   Сокурсник тоже, видимо, пришёл тренироваться - чтобы понять это, достаточно было взгляда на его наряд: белый ворот запахнутого на правую сторону "инги", длинные просторные штаны ритуального одеяния "самайе".
   Тот же костюм, что и на Ацу, - одежда для тренировок в стрельбе. И высокий изогнутый лук в левой руке - красавец "Листе", верное оружие Сельви.
   - В этом году наша очередь предстать перед Огнём, - продолжал сокурсник. - Должен признаться, меня весьма беспокоит наше выступление. Не хотелось бы опозориться.
   - Чем больше времени уделять тренировкам, тем легче будет впоследствии, - Ацу философски пожал плечами. Двинулся мимо Сельви, вернул лук в стойку, присел на колено - расшнуровать перчатку на правой руке. Пора сходить за стрелами, последнюю Ацу только что всадил в мишень.
   - Ацуатари, - услышал снова бесстрастные слова соученика, - в празднествах нам будут помогать первый и второй курсы. Как мы сами помогали старшим ранее. Среди них и тот самый новенький.
   Стаскивая с ладони кожаную перчатку - скорее просто напалечник, чтобы тетива не резала большой палец, Ацу молчал, предоставляя Сельви высказаться до конца.
   - Тебе не кажется, что ты безосновательно строг к нинъескому ребёнку?
   Ноздри шевельнулись, словно в лицо ударила вонь. Ацу бережно положил перчатку на низенький столик поблизости, стремительно поднялся. Глаза сами по себе сузились, наполняясь презрением.
   - Я не стану мешать ему выполнять своё дело, - сухо произнёс он. - Пусть ведёт себя как должно первокурснику.
   - Он не делает ничего недостойного.
   - Он должен знать своё место.
   Сельви замолчал, словно не находя слов для ответа. Бросив короткий взгляд на лицо сокурсника, Ацу воспользовался этим молчанием, чтобы идти за стрелами.
   Длинные тонкие стволы холодили ладони. Вытаскивая стрелы из плотной клеёнчатой ткани, натянутой на деревянный обод мишени, Ацу невольно вспомнил злые зелёные глаза нинъе.
   Неделю назад...
  

***

  
   Нинъе заявился на урок технической магии. Практические занятия - их вёл Лестани-илиэ, добродушный немолодой мужчина, спокойный и приветливый, словно взрослый Сельви.
   Лекции Лестани-илиэ служили истинным отдохновением для бездельников - учитель никогда не обращал внимания на спящих или занимающихся своими делами детей - лишь бы вели себя тихо. Полная противоположность своему грозному коллеге - Астеаки-илиэ с его безотказной бамбуковой палкой.
   С утра всё шло как обычно. Отслушав уже пару лекций, третий младший собрался у дверей аудитории практических занятий. Неспешно беседовали, смеялись, ругали теорию - опять Астеаки-илиэ задал непомерное количество сложнейших вопросов, а ответы велел предоставить через три дня.
   Тогда и появился человеческий крысёныш. Подошёл неизвестно откуда, остановился в двух шагах от плотной толпы, независимо прислонился к стене. Завозился, доставая учебник, с шелестом полетели переворачиваться страницы.
   - Ацу, - довольный смех и болтовня Тардиса вдруг оборвались голосом Виллиэ. - Ты ведь не станешь устраивать тут скандала? - издёвка проступала в его интонациях.
   Ацу грубо двинул плечом: тебе-то какая разница? Продолжал смотреть на нинъе, тяжёлым тёмным взглядом.
   Светловолосое отродье делало вид, что ничего не замечает.
   - Бедный нинъе просто не может поступать по-другому, - издёвка сменилась преувеличенной жалостью, будто Виллиэ и впрямь сочувствовал крысёнышу. - Он же не понимает, что нарушает обычаи. Прости неведающему.
   Ацу взглянул на соучеников. В глазах Сельви застыла укоризна - к кому она обращена? Тардис смотрел то на Виллиэ, то на Ацу, не зная, что сказать и надо ли вообще говорить. Виллиэ, как всегда, непроницаем.
   - Да и что ты можешь сделать? - сокурсник усмехнулся. - Пойти против правил школы и выставить нинъе вон? Невозможно. Если он тут, значит, это согласовано.
   - На прошлой неделе он вышел из аудитории второго курса, - медленно проговорил Ацу. - Теперь эта крыса осмелилась приползти к нам?!
   Краем глаза Ацу посмотрел на нинъе - тот читал учебник, словно не было вокруг ничего, могущего его заинтересовать.
   - Да, ты прав, - мысль, пришедшая в голову, вдруг заставила дыхание ускориться. - Ты прав, я не могу повлиять на учительский совет. Но на нинъе - да. Всё исключительно просто...
   Не замечая возмущения, родившегося во взгляде Сельви, Ацу повернулся к крысёнышу.
   - Надо только заставить нинъе самого отказаться от посещения наших уроков, - задумчивый голос Виллиэ продолжил недосказанное. - Что ж, попробуй...
   Ацу уже не слушал.
  
   Нинъе съёжился, втянул голову в плечи, когда эльфийский подросток вырвал учебник из его рук. Гневно блеснул глазами, прижимаясь к стене, зубы ощерились. Ни дать ни взять загнанная в угол крыса.
   - Не знаешь своего места, глупое животное? - пользуясь преимуществом в росте, Ацу отвёл руку с книгой вверх - нинъе при всём желании не достать. - Здесь третий курс, похоже, ты заблудился?
   Попыток вырвать учебник нинъе не делал - а жаль. Прыжки дрессированной крыски могли бы весьма повеселить третий младший.
   - Ты ещё не понял, что находишься здесь по нашей милости? Не можешь ограничиться тем, что дают, всё норовишь сожрать побольше?
   Страх и бешенство нинъе плясали в воздухе, подогревая огонь злости Ацу.
   - Отдай, - гадко прищурив глазки, тявкнула крыса с грубой человеческой интонацией.
   - Что-что ты там пищишь? Не знаешь, как надо обращаться к старшим? Где твоя вежливая речь?
   - Пожалуйста, отдайте, - сквозь зубы выдавил нинъе на элхеском с ужасным акцентом.
   - Просить принято, встав на колени, - зелёные глаза человеческого детёныша сверкали - забавно. - Ну, чего же ты медлишь?
   Только теперь он рванулся вперёд, то ли пытаясь поймать воздетую руку Ацу, то ли просто толкнуть мучителя и вырвать книгу, пользуясь замешательством. Однако Ацу ждал этого заранее - уйти от соприкосновения, оказываясь за спиной у мальчишки, труда не составило. Быстрый пинок - и светловолосый полетел на пол. Развернулся, как кошка, вскочил, ринулся к обидчику.
   Но было поздно.
   Книга вертелась в воздухе над раскрытой ладонью элхе. И пылала.
   - Вот тебе и практическая магия, - растерянно прошептал кто-то из сокурсников - лица в тесной толпе сливались в неразличимую тень. Третий младший класс затаил готовые вырваться возгласы - зажечь книгу с такой лёгкостью, настолько походя, словно не прилагая ни малейшего усилия - задача экзаменационного уровня.
   Управление чистой энергией с самого детства давалось Ацу лучше всего. А теория, как бы ни не хотелось этого признавать, только помогла его способностям развиться.
   Нинъе застыл, щуря на огонь глаза.
   Не сделал попытки погасить пламя, хотя Ацу видел, как дрогнули его ладони, сжимаясь, и вспышка магической энергии, не родившись, растворилась в полумраке коридора. Не отрываясь смотрел, как сгорает его учебник, не оставляя даже пепла, целиком превращается в огненный жар. И когда пламя стало утихать, сжирая последние страницы, перевёл взгляд на Ацу. Упорный немигающий взгляд.
   - (Я принимаю твой вызов), - вторжение в разум, грубое, жестокое, неумелое, - (посмотрим, за кем из нас останется победа.)
   Между ними упала мертвенная, почти мучительная тишина. Казалось, они вечность стоят в полутёмном коридоре, меряя друг друга ненавидящими взглядами.
   Их освободила лишь мелодия сигнала на урок; ударила внезапно, полоснув по натянутым сознаниям.
  

***

  
   Когда Ацу вернулся со стрелами, Сельви уже повязывал на руку перчатку. Незаметно для сокурсника Ацу испустил облегчённый вздох - кажется, Сельви оставил мысль упрекать его по поводу человеческого мальчишки. Тем более что все усилия стали бы напрасными - Ацу не собирался признавать себя виноватым.
   Любопытно только, что руководит Сельви. Почему он интересуется чужими делами, да ещё и вступается за абсолютно далёкого ему нинъе.
   Вопрос чесался на кончике языка.
   - Сельви, - не выдержал подросток, - позволь мне спросить тебя о личном.
   Соученик оглянулся, в руке лук, вторая перебирает стрелы. Удивлённо поднял брови:
   - Я слушаю тебя.
   - Почему ты защищаешь нинъе?
   Сельви поставил лук обратно. Подошёл к Ацу, сел на деревянный, до блеска отполированный пол, скрестил ноги. Сказал медленно, тщательно выверяя каждое слово:
   - Мне кажется, он не совершает недостойных поступков.
   - Но он выскочка. Он заявляется на лекции старших. Не знает своего места. Даже вежливую речь не может использовать как следует, - чтобы не заставлять Сельви смотреть на него снизу вверх, Ацу присел рядом.
   - Ты слишком строг. Язык элхе ему неродной, нельзя ожидать, что его речь будет идеальной. Он говорит, как может.
   - Неужели все нинъе так скверно говорят?
   - Нет, не все, но он родился и был воспитан в глухой людской деревне. Я не думаю, что там жило много элхе. Надо простить ему акцент и проблемы с вежливостью. Я думаю, он научится.
   - Если не сдохнет раньше, - вырвалось в сердцах. - Но до его появления в школе я не знал, что нинъе так глупы!
   - Они вовсе не глупы, - возразил Сельви, - и разве ты не помнишь слов Ониреи-илиэ? Он говорил чистую правду - они и впрямь развиваются немного быстрее нас.
   - Ты знаешь много нинъе?
   Сельви замялся. Бездумно подёргал завязки напалечника, который облегал его правую руку.
   - Нет, немного, - ответил наконец. - А достаточно близко, чтобы можно было судить, так вообще одного.
   - Кого? - вопрос вырвался раньше, чем Ацу сообразил, что, возможно, заходит за дозволенные рамки. Подросток тут же поспешил исправиться: - Прости, если я задаю слишком личные вопросы.
   - В Умане много нинъе, - сказал Сельви вроде бы без особого смысла. - Нельзя жить там и не встречаться с ними. У меня есть... один знакомый. Он, правда, безумен.
   - Сумасшедший? - Ацу широко раскрыл глаза.
   - Обычно-то он вполне нормален. Сразу и не заметишь, - или виновато было воображение, или в голосе Сельви и впрямь проскальзывали нотки горечи.
   - А что с ним?..
   - Он влюблён в мою сестру, - вымолвив эти невероятные слова, Сельви грустно усмехнулся.
   - Нинъе!! - никакая интонация не могла выразить изумления Ацу, изумления почти невежливого. - Как это?! Как он смеет?! А твоя сестра...
   - Нет, она этого не допускает, - Сельви договорил за него. - Разумеется, это невозможно. Да он и не требует уже, нам кажется, он смирился. Только не знаю, что будет, когда ей настанет пора уходить в другую семью.
   - Вы же можете пожаловаться на него!
   - Он не делает ничего предосудительного. Поначалу он преследовал Элие - так зовут мою сестру - теперь уже оставил попытки. Они общаются как друзья.
   - Друзья?! Но он же нинъе!
   - Ну и что? - теперь Сельви усмехнулся ему в глаза. - Нинъе - такие же люди, как и мы. Они давно дружат, уже больше четырёх лет.
   - А сколько лет твоей сестре?
   - Элие двадцать шесть. Она вполне здравомыслящий взрослый человек. Теоретически она может сама устраивать свою жизнь. Хотя, конечно, сбежать из дому с нинъе моя сестра себе не позволит.
   Ацу молчал, ошеломлённый услышанным. Мысли тяжело ворочались в голове, не желая укладываться. Сестра Сельви общается с нинъе! Более того, как сказал соученик, - "дружит"!
   - Они... только дружат? - Ацу почувствовал, как краска заливает лицо, и едва удержался от соблазна зажмуриться. Вылетевшие изо рта слова хотелось схватить за отсутствующий у них хвост и скорее водворить обратно. Зачем он вообще спрашивает такую глупость?!
   Сельви метнул на него короткий острый взгляд.
   Ацу закусил губу, сожалея о реплике. Такого нарушения личных границ сокурсник не простит. Но и извинения не исправят дело, только ухудшат.
   Оставалось сидеть молча, терзая правой рукой ненадетую перчатку.
   - Для блага наших семей предпочитаю думать, что да, только дружат, - Сельви всё-таки разомкнул губы, но тон его отдавал металлическим холодом.
   Опустив голову, Ацу невидящим взглядом впился в доски пола.
   В голове бешеным водоворотом крутились самые разные мысли.
   Надо срочно найти подходящую тему для нового разговора. Продолжать спрашивать Сельви о его семье не представлялось возможным.
   - Послушай, нинъе говорил со мною мысленно! - остановилась наконец одна картинка из мелькавших в сознании: наполненные злостью глаза крысёныша и чужой ледяной голос в своей голове. Вторжение.
   - Мысленно?! - теперь пришла очередь Сельви поражаться. - Но это невозможно!
   - Я и сам удивился. Но это точно был он.
   - Что он сказал? Как? На каком языке? - любопытство Сельви выдавало его неосведомлённость в мыслепередаче.
   Ацу задумался. И в самом деле, на каком языке говорил крысёныш? Мысль звучала, как эльфийский чистой воды, красивая правильная речь. Крысёныш при всём желании не смог бы так чётко сформулировать.
   - Н-не знаю, - неуверенно протянул он. - Я думаю, он говорил по-элхески.
   - Но ведь мыслепередачу изучают на старших курсах! - в интонациях Сельви прорезался настоящий восторг. - Не раньше чем третий старший, а то и четвёртый!
   Эти слова заставили Ацу недовольно нахмуриться. Опять крысёныш показывает свои способности. Наглый маленький выскочка.
   - Может, это зависит и от того, кому направлено сообщение? - Сельви размышлял. - Тогда понятно, почему вы поняли друг друга - у тебя ведь тоже хорошо обстоят дела с практикой.
   Похвала Сельви звучала бы весьма приятно - если бы не мимолётное "тоже".
   - Говорят, чем ближе магические профили, тем легче передавать информацию, - вспомнил Сельви. - Тогда, если вы оба, как говорит Виллиэ, ярко выраженные боевые маги, может быть, это и не так удивительно.
   Ацу презрительно фыркнул. Зачем они с Виллиэ так стремятся засунуть его в одну категорию со светловолосым?
   - Тем не менее, он ведь всего лишь первокурсник! - Сельви восхищался нинъе будто соученику назло.
   - Ладно, я совсем позабыл - ведь я пришёл сюда тренироваться! - небрежно бросив в воздух, подросток вскочил на ноги.
   Сельви задумчиво посмотрел вслед сокурснику. Неудивительно, что Виллиэ не может порой подавить усмешку. Иногда Ацу понятен настолько, как не всегда бывают понятны чёрные строки на белом листе. И впрямь забавно.
   Лишь бы не дошло до беды.
  

***

  
   До равноденствия оставалась неделя - и Королевская школа кипела приготовлениями. Старшие курсы расхаживали павлинами: они-то уже отстрадали своё в бытность младшими, теперь можно лениво ступать по взбудораженным коридорам и разглядывать суету, не принимая к ней никакого участия. Младшие же говорили только о приближающемся празднике - в день равноденствия главная роль принадлежала им.
   Уроки третьего младшего превратились в тайное обсуждение предстоящего выступления - как из года в год свершалось и прежде, этой весной третий младший "предстанет перед Огнём", иначе говоря, стрельбой вознесёт славу стихии. В зависимости от результатов стрельбы - количества стрел, что поразят мишени, - решится будущее Королевской школы на целый год. Чем меньше окажется промахов, тем меньше вероятности, что Огонь взбунтуется и покарает столицу за пренебрежение; чем меньше окажется промахов, тем счастливее станет год, тем более уважаемы будут принёсшие покой и уверенность в завтрашнем дне стрелки; и пусть стрельба в день равноденствия - всего лишь дань традиции, в размеренной жизни учеников Королевской школы праздник играл немалую роль.
   - Ну и как? Бойцы уже отобраны? - небрежно поинтересовался Виллиэ.
   Виллиэ стрельбу не привечал, на тренировки являлся нечасто. Тем не менее участие в празднествах обязательно для всех - и Виллиэ тоже будет сидеть в зале перед Огнём, пристально обводить взглядом стреляющих и помогать выступлению пройти как следует.
   Сельви кивнул.
   - Великое пламя - я, - сокурсник начал перечислять бойцов - долг капитана, - второй всполох - Мурасе-Ито, дым - Эвисто, пепел - Дени-эльви.
   - Четверо, значит?
   Сельви снова кивнул:
   - Тебя я попрошу быть смотрящим.
   Виллиэ слегка наклонил голову.
   - Поджилки трясутся, - смущённо и одновременно радостно признался Тардис, - ведь перед всей школой выступать.
   Ацу разделял его чувства - при мысли о стрельбе у всех на виду грудь словно захлёстывали тугие змеиные кольца. Сельви же казался спокойным, как камень.
   Виллиэ барабанил пальцами по краю стола.
   - О, - произнёс он вдруг вполголоса, всматриваясь во что-то за спиной Сельви.
   Столовая шумела, перекликиваясь ребячьими голосами, отдельные группки из первого и второго младших клеили на столах какие-то плакаты, макеты, то и дело в зал забегали одни и выбегали прочь другие.
   Невольно все трое: и Сельви, и Тардис, и Ацу - обернулись, выискивая, что вызвало интерес Виллиэ.
   Конечно.
   Опять этот нинъе.
   Светловолосый мальчишка забился в угол столовой, сидел, отгородившись от шума раскрытой книгой, свободной рукой подносил ко рту кружку.
   - Как мило, что Хиэлие предоставляет беднякам стипендию, - благодушно сказал Виллиэ, разваливаясь на кресле. - Иначе неимущие не смогли бы здесь учиться.
   - Виллиэ, - предостерегающе вымолвил Сельви.
   - Я вовсе не против нинъе, что ты, - соученик взглянул удивлённо. - Даже наоборот, мне нравится, что в Королевскую школу путь доступен всем: и бедным, и богатым, и знатным, и не очень. И элхе, и нинъе. Да чего там, скоро сюда и полукровок станут брать.
   - Виллиэ, прошу тебя, остановись, - Сельви выглядел безмятежным, но в его голосе слышались опасные нотки.
   - Ты что-то имеешь против полукровок? - раздалось в ответ беспечное.
   Сельви встал.
   На какое-то ужасное мгновение Ацу показалось, что он ударит Виллиэ, но Сельви лишь смерил собеседника ледяным взглядом, повернулся и зашагал прочь.
   - Ой, - растерянно пискнул Тардис.
   На лице Виллиэ проступила тень раскаяния.
   - Огонь, и чего это он так взъелся? Он или помешан на этих нинъе, или ненавидит их всей душой. Знаешь что-нибудь? - вопрос был обращён к Ацу.
   - Нет.
   - Вот ведь, - Виллиэ смотрел мимо Ацу, в самый угол столовой, - надоели уже эти нинъе.
   Поворачиваться не хотелось, но тело действовало словно по своей собственной воле. Ацу взглянул назад, на спрятавшегося в углу крысёныша.
   - Жуёт себе, - раздался рядом тихий голос Виллиэ, - на казённые деньги.
   Сокурсник коротко хохотнул. Холодное веселье его подхватил неуверенный смех Тардиса:
   - Ха-ха.
   Светловолосый и впрямь жевал. Набивал щёки.
   Знакомая злость дохнула в лицо. Сельви обиделся на них из-за крысиных соплеменников, а этот жуёт себе как ни в чём не бывало. Да ещё и книжку читает, прямо как настоящий элхе.
   С грохотом отъехал стул - Ацу поднялся.
   Направился к нинъе, ступая очень медленно. Маленькая фигурка светловолосого приближалась рывками, с каждым шагом становясь всё отчётливее.
   Когда ж он почувствует приближение?
   Словно услышав эту мысль, крыса вскинула голову.
  

***

  
   Школа гудела ощущением предстоящего праздника. Весеннее равноденствие - шептались везде, - не посрамить! сделать тщательно! стараться! - и Тенки казалось, что весь мир вдруг сошёл с ума - хотя, помнится, что-то похожее творилось и осенью. Тогда, правда, он ещё не настолько вжился в этот эльфийский уклад, ещё не до конца понимал, что происходит вокруг. Теперь же, увы, сполна.
   Как ему сказали, третий младший будет выполнять церемониальную стрельбу перед Огнём. А они - первый и второй - должны помогать старшим, выполняя мелкую рутинную работу: бегать за стрелами, менять пробитые мишени, подбадривать стрелков ритуальными возгласами.
   Муть какая-то, ей-ей.
   Занятия стрельбой считались для всех обязательными. С первого младшего курса до половины четвёртого, до октября. После зимних каникул четвёртый курс с головой погружался в учёбу - а в конце марта наступало время переводных экзаменов.
   После экзаменов в Королевской школе оставалось четыре пятых части бывших младшекурсников - остальные уходили. Кто поступал в другую школу, кто бросал обучение, кто, потеряв надежду стать боевым магом, решал посвятить себя мирным профессиям; причины, по слухам, были разные.
   И только после перехода на старшие курсы в Королевской школе и начиналось истинное обучение боевой магии.
   Туда Тенки и хотел попасть. Как можно скорее.
   В феврале ему удалось уговорить преподавателей разрешить ему посещения более старших классов. Несколько месяцев он сидел в углу тихонько, слушая лекции. Теперь - каких трудов ему стоило этого добиться! - неповоротливая машина эльфийской бюрократии медленно катилась в нужную сторону - Тенки подал заявку на перевод в третью младшую группу.
   Эх, ему хотелось, на самом деле, попытаться сдавать экзамены уже в этом году, вместе с нынешними четверокурсниками - но, как ни жаль, шансы пройти были слишком малы. Да и так уже учительский совет скрипел мозгами, рассматривая его заявление, и проклинал, небось, тот дурацкий день, когда дал согласие пустить в школу безродного нинъе.
   Опустив голову над учебником, Тенки усмехнулся.
   Они ещё посмотрят.
   Главное сейчас - попасть на третий курс. Если ему позволят, через год он станет старшим и сможет сам выбирать: заниматься ему всякими глупостями вроде стрельбы из лука или посвятить свободное время более полезным делам. Не надо будет слушаться идиотов-старшеклассников.
   И только одна маленькая проблема...
   В третьем младшем учится тот, короткоухий.
  
   И чего эльф к нему привязался?
   По правде говоря, выходки короткоухого уже начали переполнять чашу терпения Тенки. На днях этот придурок сжёг учебник - школьный, между прочим, учебник, в библиотеке потом пришлось плести несусветную чушь. Пожилой мужчина смотрел на Тенки с явным подозрением, хотя треклятая эльфийская вежливость не позволила библиотекарю ничего сказать.
   Ну и на том спасибо, в кои-то веки есть польза и от их вежливости.
   И всё-таки, чего тому дикому эльфу от него надо?
   И что это за дурацкое ощущение...
   Как будто кто-то на него сейчас глазеет...
  
   Первой реплики нинъе не понял. Слишком неразборчивой оказалась интонация, слишком смятым - произношение. Очень быстрая, скомканная фраза.
   Но ясно одно - недобрая.
   Неизвестно откуда взявшийся короткоухий подлетел к его столику, остановился, сжимая челюсти, кидая на Тенки угрожающие взгляды.
   За спиной темноволосого элхе виднелись лица его друзей: один с перепуганной рожей, но в глазах светится жадный интерес, а другого Тенки знал - тот самый Виллиэ-"ооди", встречать приходилось. И даже разговаривать - не один раз.
   Виллиэ смотрел со странным любопытством, словно изучал загадочную жизненную форму.
   - Приятно проводишь время? - прошипел нависший над Тенки короткоухий. Теперь слова его звучали разборчиво - видно, эльф ухитрился взять себя в руки.
   Отвечать - это ясно - глупо.
   Тенки презрительно дёрнул плечом.
   - Всё ещё не знаешь своего места, щенок? - гнев в голосе непонятного старшеклассника угасал, интонации становились ледяными.
   Плохой знак - лучше бы орал и плевался огнём.
   Тенки оторвал глаза, прилипшие к одной и той же строчке в учебнике, искоса взглянул на короткоухого. Лишь бы и этот учебник не сжёг в припадке буйства. Второго визита библиотекарь не простит.
   - Хотя откуда тебе знать? - эльф говорил почти что ласково. - Ведь никто не станет тратить своё время, чтобы научить тебя вежливости.
   В воздухе чуть ли не молнии сверкали. Пахло пылью, как перед грозой.
   - Кроме меня. Запомни и будь благодарен, - и как они могут излагать так певуче?
   Тонкокостная длиннопалая рука выхватила из-под носа у Тенки тарелку.
   - Эй! - вырвалось невольное.
   Тенки вскочил, оказываясь лицом к лицу с короткоухим. Рука сжимала позабытую от злости книгу - до боли в пальцах.
   Короткоухий смотрел на него и улыбался.
   Лупоглазый придурок.
   - Я покажу тебе твоё место, животное, - ласково произнёс эльф. Изящно наклонился, опуская тарелку на пол. - Жри.
   В ушах зазвенело.
   Ну уж нет. Хватит с него.
   - Козёл, - сказал Тенки громко. По-нинъески, не утруждая себя подбором правильных тонов эльфийского языка. - Сам жри. Яйца свои сожри, придурок.
   На красивеньком лице старшеклассника махровым цветом расцвело недоумение. Непонимание.
   - Да пошёл ты, - добавил Тенки для острастки - что взять с Огнём обиженного? - Пошёл-ка ты, слышишь, ты, эльф хренов!
   С трудом удержавшись от желания шваркнуть парню книгой по роже, Тенки вильнул между столиками и вылетел в коридор.
   Какая жалость, что этот идиот не понимает нинъеского!!!
  

Празднества Весны

  
   - Приветствие Огню! - раздалась команда, и более тридцати человек качнулось в едином ритме, становясь на колено.
   - Очищение! - глаза на ребячьих лицах закрылись одновременно.
   - Прекратить! - выражения лиц не меняются, только поднялись веки. - Поклон!
   Головы склонились, плечи почти касаются отполированных досок пола. Ладони лежат перед лицом, разведённые на тщательно отмеренное расстояние. Выдохнуть.
   Медленно, вместе со всеми, вернуться в прямое положение.
   Вместе со всеми, одним и тем же движением вытянуть перед собой руки. Развести ладони на ширину плеч. Вместе со всеми.
   Хлопок.
   Ещё один.
   И вновь склониться в поклоне, почти доставая лбом до пола. Тут можно сжульничать, краем глаза покоситься на соседа - правильно ли лежат руки, не опоздаешь ли подняться.
   Тихий шорох "самайе" и шуршание рукавов "инги" по отполированным доскам - головы поднялись.
   Намари, третьекурсник, капитан, повернулся к своим воинам. За спиной его пылал огонь - символ стихии.
   - Итак, - начал было капитан, а возглас получился смешным - горло пересохло. Откашлявшись, Намари продолжил: - Вот и пришло время весенних празднеств.
   Взгляд капитана, кажется, просвечивал насквозь каждого.
   - Имена бойцов уже известны. Остальные воины подарят им свою помощь. Мы должны не посрамить ооди-старших. Многие из них придут сегодня смотреть на церемонию. Давайте же сохраним боевую славу Королевской школы. Да будет милостив Огонь!
   - Да будет так! - грянул мощный хор.
  

***

   - Надо разделиться на пары! Перед тем, как начнётся расстановка мишеней!
   - Зачем перед? Можно и после.
   - Постойте, а где обувь для выхода на поле? Её хватит?
- Зачем ритуальная обувь? Сегодня можно и в своей, всё равно на общем поле!
   - Скоро расстановка!
   - Дени-эльви-ооди ищет стрелы! Кто-нибудь, сбегайте посмотрите в зале!
   - Не в зале, на стрельбище! Там, где всё время тренируемся!
   - Так мы будем делиться на пары?!
   - Да зачем же? Потом!
   - Времени нет!
   Ох, чего же всё так бестолково-то?
   Тенки стоял в тесном коридоре в кругу одноклассников. Первый младший шумел и волновался. Никто не знал толком, что делать. И поблизости не вертелся никто из второкурсников, чтобы можно было спросить указания, а без указаний элхе действовать не умели.
   - Так давайте всё-таки разделимся на пары! - да когда ж ему надоест?
   Тенки с неодобрением взглянул на неуёмного - парень с первой парты, как же его зовут... все эти эльфийские имена длинные, как хвост морского змея, и путаются, будто сети в бурю. Нага... Тага... Савага...
   - Расставить мишени! - полетел над головами голос Намари-ооди, обрывая споры.
   Первый и второй младшие вылетели на поле, двумя рядами выстроились вдоль "пути стрелы" - длинного коридора, который пройдут выпущенные бойцами стрелы.
   - Ра-аз-два! - дал сигнал второкурсник, стоящий в начале цепочки, ближе всего к земляным насыпям, где надлежало устанавливать мишени.
   Прокатились два отзвука - хлопки в ладоши, и вслед за ними общий крик:
   - К расстановке готовы!
   Рутина - церемония расстановки проводится перед каждой общей тренировкой - когда собирается вместе курс.
   Но с таким размахом, с подобной торжественностью, с участием всех трёх курсов - для Тенки это оказалось впервые.
   Намари отдавал указания, стоя под крышей зала для стрельбы, его голос звучно разносился по полю. Повинуясь словам капитана, стоящие впереди ныряли к насыпанной валом земле и поправляли лежащую на ней мишень, пытаясь добиться идеального расположения. И один за другим, выполнив требуемое действие, бежали в конец цепочки, чтобы снова ждать своей очереди.
   - Поставить мишени! - раздалась наконец команда.
   Уложенные на земле кружки мишеней нужно было теперь установить в стоячем положении.
   - Опустить "великое пламя"!
   "Великое пламя" - первая по счёту мишень, самая правая, если смотреть с точки зрения стрелков. Прежде всего пытаются поразить её. "Опустить" - значит, мишень установлена слишком высоко, выделяется из ровной линии и это надо исправить.
   - "Дым" - немного вперёд!
   "Дым" - всегда предпоследняя мишень, сразу перед "пеплом".
   - Всадить колья!
   "Колья" - бамбуковые насадки, придерживающие мишень, чтобы та не упала от попадания стрелы.
   - Порядок! Сбор!
   Единодушная толпа ринулась в зал, протекла по полю, влилась под крышу через тесный вход.
   Начало уже скоро.
  

***

  
   - "Великое пламя" - Сельвисте Намари, - громким бесстрастным голосом объявлял Виллиэ.
   Зрители, набившиеся по обеим сторонам "пути стрелы", плескали волнами аплодисментов при звуке каждого имени.
   - "Второй всполох" - Ацуатари Мурасе-Ито.
   Тенки покосился на короткоухого идиота. Тот стоял с прямой спиной, по вороту белого "инги" шла вышивка из зелёных побегов. "Самайе" тоже парадные, с вышивкой. С того места, где сидел первый курс, бойцы виднелись только в полупрофиль, глаз короткоухого Тенки разглядеть не мог.
   Вот и ладно.
   - "Дым" - Реикаэ Эвисто, - продолжал Виллиэ, с удивительной точностью выбирая именно тот миг, когда аплодисменты стихали, давая словам говорящего свободно лететь в прозрачном воздухе. - "Пепел" - Тардис Дени-эльви.
   Последняя волна аплодисментов.
   - Да будет милостив Огонь! - прозвучала ритуальная фраза, и Виллиэ, поклонившись, отошёл назад, опустился на колено, пальцами ног упёрся в скользкий пол. Ему предстоит провести так всю церемонию.
   Ужасная поза, ещё хуже чем сидеть сзади со скрещёнными ногами, среди первокурсников.
   А Виллиэ - "смотрящий", сегодня он будет наблюдать за стрелками, выполняя своеобразную роль секунданта между бойцами и Огнём.
   В руках Виллиэ придерживал пузатые бутылочки: с серым порошком - для левой ладони, чтобы ствол лука не выскальзывал; с желтоватым - для перчатки на правой руке, чтобы не подвели сомкнутые пальцы. В перерывах между стрельбой бойцы будут втирать в ладони содержимое бутылочек.
   Позади "смотрящего" - помощник-второкурсник, на коленях доска с плетёными колечками. На этих колечках намотана запасная тетива, по числу стреляющих. У каждого лука тетива своя.
   Подумать только, Тенки тут всего десять месяцев, добрую половину из которых прогуливал тренировки напропалую - а как врезались в память эти знания, говоря объективно-то - лишние.
   Или постойте - уже десять месяцев?
   Быстро летит время.
  
   Четыре стрелка собрались в круг, вытянули обтянутые перчатками руки с зажатыми в них стрелами. Ладонь к ладони, все четверо. Намари говорил что-то, тихо, не услышать. Донеслось лишь ожидаемое:
   - Ра-аз-два! - и стрелки испустили боевой возглас: - "Соле!"
   Интересно, что означает это "соле". Тенки спрашивал у второкурсников - никто не смог ответить. Говорят, у каждой школы возглас свой, а где-то вообще ничего не кричат.
   Бойцы разошлись, заняли места напротив своих позиций. Качнулись на носках в поклоне, в едином ритме сделали три шага, отсалютовали мишени вытянутыми луками, встали в ритуальную позу - ноги расставлены на длину стрелы, ладони прижаты к бёдрам. Плечи расправлены, локти широко разведены в стороны.
   Жаль, что не видно лиц.
   Тишина. По залу плыла жуткая, почти смертельная тишина.
   Даже зрители молчали, словно затаили дыхание.
   Намари поднял лук над головой. Медленно направил его в сторону мишени. Остановился.
   И почти внезапно растянул - плавным, быстрым, текучим движением.
   Кисть правой руки застыла над ухом, непоколебимо, как железная. Левая вытянута вперёд и направлена в мишень, сжимает ствол лука. Стрела лежит недвижимо, словно приросла к тугому дереву и щеке стреляющего. И кажется, что времени больше не существует.
   Намари - "великое пламя", первая стрела за ним. "Великое пламя" обязано попадать, пламя открывает церемонию. Зажигает.
   Попадёт ли?
   Выстрел.
   Тенки метнулся взглядом за стрелой - в школе не используются улучшенные магией стрелы, поэтому их скорость невелика. Тонкий ствол блеснул в солнечных лучах.
   Хлопок. Попал!
   Правая мишень раскрылась огненным цветком.
   - Верно!! - грудь заболела, то ли от крика, то ли от восторга. Ритуальный возглас подхватила толпа зрителей - огромное поле взорвалось единоголосым подбадривающим воплем.
   "Второй всполох". Теперь очередь этого, как его, Мурасе-Ито.
   Короткоухий уставился в мишень. Руки с зажатым в них луком поднялись над головой. Плавное нежное движение - и наконечник стрелы нашёл мишень, провёл прямую линию между стрелком и целью. Ничтожная, едва заметная пауза.
   Натяжение.
   Короткоухий хорошо стоял - даже с небольшим опытом Тенки это было заметно. Красиво - и расставленные в ритуальной стойке ноги, чуть наклонённое вперёд тело, прямое, как доска, и руки, натягивающие лук. Стрела параллельна земле, смотрит в мишень.
   Наверняка попадёт.
   Выстрел.
   Хлопок!
   Вторая мишень расцвела оранжево-алым пламенем.
   - Верно! - заорал зал.
   Быстрое, почти не уловимое взглядом движение - и лук в левой руке стрелка возвращается в церемониальное положение, стиснутый кулак прижат к бедру.
   Поднялся третий лук. Этого парня Тенки видел от силы пару раз - даже имя не запомнилось. Интересно, как у него со стрельбой?
   Натянутый лук дрожал в руках бойца, отражённое полированным стволом солнце слепило глаза. Тенки с трудом подавил желание прижать ладонь ко лбу - среди первокурсников шевеление во время церемонии не одобрялось.
   Выстрел.
   Хлопок.
   Огненный всполох. Тенки набрал в лёгкие воздуху для крика:
   - Верно!!
   Молодчина "дым"!
   Остался последний, "пепел". Попади он - будет горизонтальный "венец" - так называется заход, если никто из стрелявших не промазал. И давящая на уши тишина снова разорвётся оглушительными аплодисментами.
   "Пепел" смотрел прямо в мишень, губы сжаты в линию, поверх неё легла стрела. Руки тверды, плечи расправлены. Сила течёт по мышцам, циркулирует по замкнутой цепи человеческого тела и лука, соединяя в одно целое. С каждым кругом набирает обороты, пока стрелок не выдержит и лук не распрямится, посылая стрелу в короткий стремительный полёт.
   Выстрел.
   Попади!
   Хлопок.
   - Верно!! - вместе с огненной вспышкой единым хором прокричал зал.
   И - яростный шквал аплодисментов.
   "Венец"!! Все стрелы достигли своих мишеней!
   Первый раунд против Огня! Без промахов!
   Тенки чуть не отбил ладони, захваченный общей радостью. Грохотало всё поле.
   И затихло вмиг, как по сигналу невидимого дирижёра, когда "великое пламя" Намари поднял свой лук.
   Начало второго круга.
  
   С каждым выстрелом нарастало напряжение. Промахов не было. "Не может же всё идти хорошо так до самого конца?" - билась мысль в сознании Тенки, равно как и в головах многих десятков зрителей. Ведь не может?
   Каждый боец сделает двадцать выстрелов, всего бойцов четверо: получается восемьдесят. В прошлом году из восьмидесяти стрел в цель попало шестьдесят восемь - замечательный результат, лучший за последние пять лет. Он стал негласной целью для третьеклассников этого года. Прославить родную школу, добиться нового показателя, оставить свои имена на школьной памятной доске, установить для последующих классов ещё более трудно достижимую цель - без сомнения, каждый из бойцов мечтал об этом. И мечтания должны были будоражить грудь, спутывать мысли, увеличивая возможность ошибки - Тенки знал по себе: чем больше хочешь попасть, тем больше вероятности промахнуться. Дело за силой духа.
   Пока что попадали все. Так не может продолжаться вечно.
   Кто-то обязательно промахнётся.
   Не то чтобы один-другой промах имел большой вес. Промажет, скажем, "великое пламя", и это станет всего лишь одной стрелой из восьмидесяти, подобную дыру с лёгкостью залатают стоящие позади.
   Но случается, что промах ударит по сердцам стреляющих - и словно проклятие упадёт на бойцов - они перестанут попадать вовсе.
   Поражение мишени, учили Тенки, достигается путём слияния. С луком, с мишенью, со стрелами. С самим залом и мёртвым молчанием за спиной, со взглядами соратников.
   Четыре стрелка превращаются в один механизм, сражаются не друг с другом и даже не с огнём. Сами с собой. Бойцы не смотрят по сторонам, только перед собой.
   Невидящий взгляд пробегает по перекрестью лука и стрелы, проверяет, в порядке ли тетива. Двигаясь по стреле, направленной в сердце мишени, находит цель. И не отпускает уже.
   Пока продолжение взгляда - стрела - не поразит маленький бело-красный кружок.
  
   Снова пришла очередь короткоухого. Последний круг первого захода, четвёртая стрела. Только что отзвенели хлопки в честь "великого пламени" - Намари, как и подобает капитану, уложил все свои стрелы в центр мишени, аккуратно, безупречно, словно не стоял в шестидесяти шагах от цели.
   И теперь он, плавно сойдя с места, отошёл назад, исчезая из ряда, встал прямо, в левой руке лук, а в правой уже нет стрел. Подбородок опущен, шея вытянута, складки "самайе" не шелохнутся - капитан застыл, как каменная статуя.
   Выпустив свою последнюю стрелу, к нему должен присоединиться "второй всполох" - короткоухий Мурасе-Ито.
   Темноволосый элхе натягивал лук.
   Сердце стучало, как нанятое. Попадёт? Промажет?
   Солнце крутилось на полированной коже лука.
   Когда же он выстрелит...
   Почему так медлит...
   Ну же...
   Выстрел-хлопок!! Огонь!
   Мать твою, он попал!!! Этот придурок эльф с куцыми ушами попал!! Что за молодец!
   - Верно!! - прогремел зал, взвыло поле.
   "Второй всполох" выдвинулся из линии, плавно, изящно, без лишних движений поравнялся с бесстрастным капитаном. Двое застыли на три шага позади остальных стрелков. Ни малейшего следа эмоций на лицах, ни намёка на радость, на улыбку. Вот же поганцы эльфы!
   Теперь - "дым". Тоже четвёртая стрела - если попадёт - "венец".
   Предпоследний боец повернул к мишени лук в воздетых руках.
   - Ли! - кто-то осторожно дотронулся до плеча Тенки.
   Эвите Ллайне, сокурсник. Тенки определили с ним в пару - наблюдать за мишенями и вытаскивать стрелы. И их черёд приходился как раз на второй заход.
   - Наша очередь сразу после этого, - громким шёпотом напомнил Эвите.
   Тенки кивнул и поспешил вернуться к наблюдению.
   "Дым" уже застыл в напряжении, прямым телом образуя вертикальную сердцевину своего лука. Руки его чуть заметно дрожали.
   Не замечая боли, Тенки закусил нижнюю губу.
   Выстрел.
   Тихий глухой удар.
   Песок.
   Стрела вонзилась в песок, в землю, насыпанную валом. Гневно дрожала, успокаиваясь.
   Промахнулся...
   Тенки опустил глаза, уставился в пол. Почему-то казалось невежливым смотреть сейчас на бойца - словно этим смакуешь его огорчение от провала.
   Послышался шорох, двинулись тени - "дым" сошёл с позиции, встал рядом с соратниками.
   Зашевелился "пепел", вытягиваясь стрункой. Натянул лук.
   С промахом "дыма" почти кожей ощутимое напряжение в зале чуть спало. Полного "венца" не будет, и можно уже не надеяться. Не бояться неизбежного промаха, не ждать его.
   И "пепел" действовал красиво, ловко. Облегчённо. На нём больше не лежала ответственность обязательно попасть - ведь всё равно полного "венца" не достичь.
   Выпустил стрелу, пронзил натянутую ткань мишени. Заставил пламя вылететь и опасть ярко-рыжими лепестками.
   Грянули аплодисменты.
   - Верно! - крикнул зал.
   Эх, всё-таки это было прекрасно. Даже если "венец" не получился идеальным.
   Но это только первый заход - а всего их пять.
   - Ли, пойдём!
  
   Быстро, пока стрелки не подготовились к новому выходу, Эвите и Тенки помчались по узкому коридору с натянутой вдоль поля магической сеткой - необходимая предосторожность во избежание несчастных случаев при стрельбе.
   Устроились в тесном закутке кабинки наблюдений.
   Эвите пошарил в углу, вытаскивая наполненный энергией жезл - если что-то пойдёт не так и наложенное на мишени заклинание не сработает, при попадании им придётся вызывать пламя вручную.
   Тенки вытянул шею, заглядывая в маленькое прямоугольное окошечко, прикрытое толстым слоем стекла, - отсюда видны были фигуры стрелков.
   Бойцы занимали уже свои места, поклонившись, повернулись вбок к мишеням, одинаковым движением поднесли стрелы к лукам, вдевая их в тетиву.
   - Красиво, - выдохнул Эвисте, тоже приникая к окошку. - Представляешь, через пару лет там будем мы.
   Тенки криво усмехнулся. Лучше уж ему там не быть - пусть и придётся отказаться от возможности подобным образом покрасоваться. Зато - если удастся поступить в третий младший - жалеть о потерянном шансе он не станет.
   Даже если и так "красиво".
   Поднялся лук Намари.
   Тенки оторвался от окошка, присел на корточки. В проёме выхода виднелся длинный земляной вал с четырьмя кружками мишеней в профиль. Деревянные ободы, насаженные на бамбуковые колышки. Ткань истыкана попавшими в первом заходе стрелами, зияют круглые дырочки. После пятого мишени поменяют - для заключительной церемонии.
   Эвите коротко выдохнул - и в тот же миг стрела вонзилась совсем рядом - хлопок! - в центр первой красно-белой мишени. Задрожала, ещё не растратив до конца боевую энергию, а пламя уже расцветало вокруг деревянного обода.
   Тенки отпрянул невольно, но вопреки ожиданиям, оно не жглось. Иллюзия!
   - Верно! - раздался далёкий хор.
   - Молодец, Намари-ооди, - одобрительно заметил Эвите. - Бьёт без промаха.
   - Слушай, - Тенки решил дать волю любопытству - в кои-то веки можно раскрыть рот, не опасаясь шиканья со стороны старших, - а этот, Мурасе-Ито, хорошо стреляет, да?
   Одноклассник захихикал:
   - Мурасе-Ито? Ну ты даёшь...
   - А в чём дело? - не понял нинъе.
   - Прямо по фамилии, без никаких суффиксов? Мурасе-Ито-ооди!
   Ох, опять эта их вежливость! Тенки с трудом подавил досадливую гримасу.
   - Ну да, короче, он. Хорошо стреляет ведь, а?
   Хлопок! Пламя.
   - Верно!!
   - Как видишь, - ухмыльнулся Эвите, жмурясь на языки прозрачно-алого огня вокруг второй мишени.
   - Да-а...
   - На празднества Весны плохих бойцов не поставят, - небрежно заметил одноклассник, снова заглядывая в окошечко.
  
   Объективно говоря, второй заход оказался неудачнее первого. Чуть больше промахов, чуть дальше расстояние между всаженными в мишень стрелами. Даже хвалёный Мурасе-Ито пропустил свою третью стрелу, не говоря уж о "дыме" и "пепле" - и только Намари втыкал стрелы в сердце мишени, впритык друг к дружке.
   - Пять промахов! - ужаснулся Эвите. - В первом заходе был только один!
   - Скоро нам выходить, - негромко предупредил напарника Тенки. - Кто докладывает?
   - Давай я, - сокурсник с сомнением посмотрел на нинъе, видно, не доверяя его произношению. - Ты тогда, когда закончу, начинай собирать стрелы от "великого пламени".
   Тенки кивнул.
   Свист стрелы, хлопок! Третья мишень выплюнула иллюзионный огонь. "Дым".
   Следующая стрела - последняя.
   Эвите протиснулся к выходу, ненавязчиво отодвигая соученика.
   Мальчишки замерли.
   Смотреть в окошко Тенки уже не полез - вот-вот послышится звон высвобождаемой тетивы - и свист.
   Хлопок! "Пепел" расплылся в огненной занавеси.
   - Верно!! - вопль из зала потонул в аплодисментах. "Венец"?
   А - и правда, горизонтальный "венец" - попали все стрелки в одном кругу.
   - Прошу подтверждения! - донёсся до них крик.
   - Произвожу подтверждение! - Эвите выскочил из кабинки, остановился справа от мишени, лицом к стрельбищу. - "Великое пламя" - "венец"! "Второй всполох" - три есть! "Дым" - половина! "Пепел" - половина!
   - Принято!
   - Есть! - и вместе с этим возгласом Эвите нырнул к мишеням, нагнулся над "дымом", вытаскивая стрелы.
   Тенки поспешил присоединиться к сокурснику, оставил кабинку, склонился у "великого пламени". Стрелы вонзились неожиданно глубоко, приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы вытаскивать тонкие бамбуковые стволы.
   Как назло, в голову полезли посторонние, совершенно идиотские мысли.
   Короткоухий Мурасе-Ито промазал один раз, его третья стрела торчала совсем рядом с краем мишени: чуть влево - и попадание оказалось бы засчитано. Но - не повезло.
   С таким умением стрелять, захоти темноволосый подбить его, Тенки, небось, хватило бы одной стрелы. И выпускать эту стрелу надо было бы как раз сейчас, когда нинъе маячит на поле, согнувшись перед мишенью. Даже не надо особо напрягаться - всё равно что пытаешься попасть в свой обычный "второй всполох".
   Иррациональный страх холодил загривок.
   Тем более иррациональный, что Тенки отлично понимал - это невозможно. Бойцы располагают всего четырьмя стрелами - и все они сейчас торчат здесь, ждут, пока их вытащат младшие и вернут хозяевам - для продолжения церемонии. Хотя, конечно, у них есть и другой комплект...
   Но это всё равно было невозможным - да и кто даст вдруг короткоухому стрелять? Да и не похож он на любителя действовать исподтишка, да и готовности рисковать местом в школе у него не наблюдалось, да и разве мыслимо нарушить таким образом празднество? Нет уж, для помешанных на церемониях элхе подобное точно должно считаться невозможным.
   И всё же, невзирая за все попытки призвать здравомыслие, страх не оставлял Тенки до самого конца - пока они с Ллайне не покинули поле и быстрый взгляд, брошенный в зал, не сказал нинъе, что опасения его и впрямь напрасны: бойцы сбились в кучку и, похоже, вовсе не интересовались происходящим на поле.
   Только тогда получилось вздохнуть спокойно и поразиться выступившему под мышками поту.
   Собранные стрелы первокурсники вытерли специально для этой цели предназначенными полотенцами - стряхивая влажный песок, приставший к бамбуку. Мимо метнулись два элхе - следующие наблюдатели.
   - Сразу не понесём, - предупредил Эвите. - Они уже пошли на третий.
   - Угу.
   Они остановились в коридорчике рядом со входом в зал, уселись на скамеечку, бережно придерживая ладонями стрелы. Отсюда бойцов видно не было, только мишени и вздымающееся вокруг них пламя.
   - Хорошо стреляют, - отозвался о старших Эвите, - заглядеться можно.
   Тенки молчал, уставившись в сторону мишеней.
   - У тебя сколько рекорд? Больше всего попаданий?
   - У меня? - нинъе усмехнулся. - Два.
   - Из двадцати?! - Эвите вылупил глаза.
   - Тише ты. Услышат - по ушам надают. Ага, из двадцати. Что, много? - Тенки откровенно смеялся.
   - Мало! - Эвите то ли принял насмешку всерьёз, то ли действительно изумился настолько, что забыл о вежливости. - У меня - восемь, почти половина!
   - Ну молодец, что тут скажешь, - философски ответил Тенки.
   Сокурсник замолчал, словно не находя больше подходящих для дальнейшей беседы выражений. И вовремя - из зала выглянул старший, второкурсник.
   - Тихо! - строго оглядел младших. - Ли!
   Тенки невольно выпрямился. Вскинул глаза на второкурсника.
   - Когда ты выскочил стрелы собирать, ты к залу спиной повернулся. Это невежливо, постарайся так больше не делать.
   Мальчишка застыл. В голове заметались красочные эпитеты, подходящие к ситуации.
   - Понял?
   Через силу сглотнув, Тенки кивнул - иначе не отстанут.
   Второкурсник исчез, скрываясь в зале. Эвите сидел как пень.
   Какого хрена?! Огонь бы их всех побрал, какого хрена их не устраивает обычная человеческая задница?! Не в лицо же он им её суёт?! И всего-то мельком, небось, увидели, всё остальное время он на корточках сидел и ощущал лопатками воображаемый удар!
   Идиоты... Безнадёжные эльфийские идиоты...
  
   - Три промаха, три промаха, - шептал Эвите, провожая взглядом предпоследнюю стрелу. - Если Дени-эльви-ооди попадёт, три... плюс пять... плюс...
   - Один, - подсказал Тенки, сам удивляясь, что помнит цифру. - Всего девять промахов.
   - В прошлом году было шестьдесят восемь попаданий, - считал Эвите, - значит, двенадцать промахов... У нас ещё есть шанс!
   Зал взревел - стрела "пепла" вонзилась в мишень.
   - Жаль, не "венец", - удручённо вздохнул сокурсник. - Был бы, если б не Эвисто-ооди.
   - Прошу подтверждения! - крикнули из зала.
   Маленькая фигурка выскочила на поле.
   - Произвожу подтверждение! "Великое пламя" - "венец"! "Второй всполох" - три есть! "Дым"...
   - Пойдём! - велел Эвите. - Надо отнести стрелы.
   Только вступая под крышу зала, темноватую после залитого солнцем поля, Тенки сообразил, что принёсшие стрелы сами вручают их бойцам - а значит, ему придётся собственноручно передать их Намари и - придурку Мурасе-Ито.
   Мальчишка глянул из-под чёлки на непроницаемое лицо темноволосого элхе. После того как на поле перед мишенями на Тенки нашло временное помрачение, он ощущал себя так, словно и вправду находился под угрозой, словно короткоухий и в самом деле целился в него и сжалился, убрал лук, оставляя Тенки жизнь. Словно теперь элхе окончательно признал его собственным соперником и дал обет подождать случая встретиться лицом к лицу, не стараясь ударить в спину.
   И пусть понять придурка-старшеклассника у Тенки никогда не выйдет, сейчас ему вдруг показалось, что темноволосый может быть достоин уважения.
   Не ведающий о подобных Тенкиных мыслях старшеклассник принял стрелы небрежно, но - ну надо же! - даже соблаговолил ответить снисходительным кивком.
   И снова четверо стрелков сбились в кучу, кулак к кулаку, затянутые в перчатки руки, крикнули громко: "Соле!"
   И снова пошли зажигаться мишени.
  

***

  
   Последний, пятый заход. Сколько времени Тенки сидит уже на этом полу?!
   Звенели продолжительные аплодисменты.
   "Второй всполох" не изменил себе до самого конца - исправно оставляя "венцы" в два последних захода. Шагнул назад, влился на своё место рядом с капитаном. Из двадцати стрел - Тенки подсчитал - Мурасе-Ито промахнулся два раза, всего лишь два.
   Впрочем, капитан вбил в свою мишень все.
   Все двадцать.
   Не наблюдай это Тенки собственными глазами, возможно, и не поверил бы. Даже на тренировках, в те редкие дни, когда нинъе уделял внимание эльфийским соревнованиям, такого видеть не приходилось. Знал бы раньше - последил за этим Намари.
   "Дым" выпустил стрелу, всадил в красно-белую ткань.
   - Верно! - ритуальным воплем ответил хор.
   - Верно, - прошептал Тенки, следя, как плавно движется, уходя с позиции, предпоследний стрелок.
   Ноги затекли сидеть в одной позе уже второй заход, задница жаловалась на жёсткий пол.
   Последняя стрела. Осталась одна последняя стрела.
   Пусть он попадёт... Пусть закончится, как и начиналось - торжественно и красиво, горизонтальным "венцом".
   "Пепел" поднял лук. Тщательно выдохнул, примерился к цели.
   Застыл, врастая в лук, перекрещиваясь со стрелой.
   Зал затаил дыхание.
   Руки стрелка не дрожали. Солнце, переместившись за крышу, красило удлинившимися лучами "путь стрелы". Мишени увиделись вдруг неожиданно близкими, кроваво-серыми под тенью занавеса.
   Выстрел!
   Огонь.
   - Верно! - и гром сотен ладоней.
   "Пепел" опустил лук, вернул его в изначальное положение, покинул позицию. Встал рядом с "дымом" и, снова вытянувшись на носках, все четверо, как по команде, покачнулись в поклоне.
   Новая буря аплодисментов.
   Вот всё и закончилось.
   Тенки потёр зудящие ладоши, заосматривался. Кто-то мимоходом шлёпнул нинъе по макушке - рано вертишься, подожди команды.
   Бойцы отходили в глубь зала, ставили луки в высокие деревянные стойки, негромко переговаривались. Кажется, "дым" сокрушался о чём-то, может, просил прощения, что подвёл остальных, попал меньше всех.
   Виллиэ окончил перекличку с первокурсником-наблюдающим, просматривал тонкую тетрадку на коленях: результаты боя.
   Тенки невольно вытянул шею: как там, как они выступили? Перебит ли рекорд прошлого года, те впечатляющие шестьдесят восемь стрел, о которых гудел первый младший? Но отсюда, разумеется, тонкие красные каракули в тетради Виллиэ прочитать было невозможно. Да он, к тому же, наверняка писал на древнем языке, с этими их совершенно не поддающимися расшифровке иероглифами.
   Старшекурсник наконец отоложил тетрадку, окинул взглядом зал, младших, сидевших позади в несколько рядов, замерших впереди третьекурсников и бойцов, застывших в церемониальных стойках. Встал, сузил глаза. Ровным голосом скомандовал:
   - Сбор!
   Единым движением зал поднялся.
  

***

  
   - Здравствуй, сестра.
   - Здравствуй.
   - Как родители? Здоровы ли все... дома?
   - Все здоровы.
   - Спасибо, что приехала. Я был рад знать, что ты смотришь.
   - Вы замечательно выступили. Огонь теперь надолго будет усмирён.
   - Не хватило лишь одной стрелы...
   - Что ты говоришь? Вы поддержали честь школы. Продолжили славу старших. А уж тебя точно не в чем упрекнуть - больше тебя не смог бы сделать никто.
   - Шестьдесят восемь стрел... ещё бы одну - и мы положили бы начало новой традиции.
   - Друг мой, ты полон самомнения. Желание самосовершенствоваться - хорошее дело, но не стоит забывать о сохранении здравого мышления.
   - Твой смех режет мне сердце.
   - Твоя серьёзность заставляет меня смеяться!
   - ...ты права. Я поистине смешон.
   - Вот так лучше. К цвету твоих глаз подходит лёгкая самоирония. Не забывай улыбаться.
   - Не буду... все ли здоровы дома?
   - Ты уже спрашивал. Все здоровы.
   - Прости.
   - Не надо.
  
   - Расскажи, как течёт твоя жизнь в школьных стенах? Твои соученики вытянулись за этот год и не похожи уже на тех детей, что смотрели церемонию стрельбы с открытыми ртами.
   - Забавно, прошёл всего год... Прошлой весной ты произвела впечатление на Дени-эльви, он потом месяц твердил нам, что хочет подобную старшую сестру.
   - Мне это очень льстит. Дени-эльви-диэ повзрослел и замечательно стреляет. И, конечно, Эвисто-диэ и Мурасе-Ито-диэ тоже.
   - Последний меня беспокоит.
   - Что-то случилось?
   - Я сообщал вам, что в прошлом году в первый младший пришёл валиссиец.
   - Юный гений? Да, я помню. С ним что-то не так?
   - С ним - нет. Но он ухитрился задеть Мурасе-Ито - по незнанию. И теперь тот злится и нападает на младшего при каждой встрече.
   - Вот как.
   - А Орувери умело подогревает конфликт. Ослеплённый же обидой Мурасе-Ито ничего не замечает.
   - Вот как...
   - Ты хладнокровна. Детские раздоры ничуть тебя не беспокоят.
   - Не упрекай меня. Младший Мурасе-Ито неглуп и со временем поймёт свою неправоту. Тебе не стоит беспокоиться об этом.
   - Мне кажется, ты слишком просто смотришь на обстоятельства. Одно дело, если бы младший был элхе, но он - нинъе.
   - И что же?
   - Тебя не пугает возможный конфликт между расами?
   - Ни капли. И не смотри на меня с таким ужасом. Словно я кощунствую перед Огнём.
   - Но Мурасе-Ито действительно злится.
   - Это пройдёт. А был ли тот мальчик на выступлении?
   - Среди первокурсников. Сейчас они чистят зал.
   - Покажи мне его.
   - Сейчас... А, вон он. Посмотри на поле, сейчас снимают мишени. Он - тот светловолосый, самый маленький, с башней мишеней в руках.
   - Из-за этих мишеней не видно лица.
   - Да и дорогу ему сейчас вряд ли видно. Подожди, сейчас отдаст другому, пойдёт обратно.
   - А. Похож на элхе.
   - Разве? Вблизи он самый настоящий нинъе, никакого сходства.
   - Целеустремлённый взгляд.
   - Как ты углядела на таком расстоянии? Соколиные глаза.
   - Это у нас семейное, дорогой братец. От тебя не убегает ни одна мишень, от меня - человеческие лица.
   - Ты разбираешься в нинъе лучше, чем в элхе.
  
   - Прости.
   - Я не обиделась.
   - Прости.
   - Не надо.
  

Апрель, Огненный Город

  
   - Ацу, Ацу! - Тардис запыхался и дышал тяжело. - Ты слышал, ты слышал?
   Соученик стоял на пороге, возбуждённый, жадно глотал ртом воздух. В глазах плескалось лихорадочное желание сообщить новость.
   - Можно войти?
   - Пожалуйста, - Ацу небрежно повёл рукой, предлагая Тардису ступить в комнату. - Что случилось?
   Выпускные экзамены четвёртого младшего курса закончились.
   Сегодня по этому случаю для будущих старших устраивали праздничный вечер. Кто-то из ооди просто перейдёт в западный, "взрослый", корпус, но кто-то покинет Королевскую школу навсегда - и для них сегодняшняя ночь станет последним воспоминанием из проведённых здесь четырёх лет.
   Поэтому школа гудела в предвкушении вечера, а служители и надзиратели сбивались с ног, пытаясь уже даже не уследить за почуявшими дух свободы четверокурсниками - просто принять с комфортом их родителей и родственников. Полюбоваться на своих отпрысков сегодня приехали многие. Чужими людьми полнились коридоры школы и классные помещения: взрослые разговаривали, делились успехами своих детей и ахали, выслушивая истории других; младшие в семье мальчики глазели на гордых адептов, представляя себя на их месте, а их сёстры, пользуясь шансом, который не представился бы девочкам никак иначе, разгуливали по школе и наблюдали за жизнью будущих королевских магов изнутри.
   До начала вечера оставалось несколько часов.
   - Нинъе! - выпалил Тардис.
   В ярко освещённом коридоре жилого корпуса за спиной Тардиса появился Виллиэ. Глянул свысока, прислонился плечом к дверному косяку. Ворот "илерам", как всегда, беззаботно расстёгнут, но сегодня никто не станет придираться к форме одежды.
   - С июня нинъе перейдёт в нашу группу! - не скрывая эмоций, сообщил Дени-эльви.
   Вот как.
   Что же, нинъе всё-таки добился своего.
   Против ожиданий, Ацу не удивился. Словно знал: рано или поздно нинъе был обречён появиться в их классе, у него на пути, впиться в противника злыми зелёными глазами, и не уступать, пока не выяснится, кто сильнее. Кому суждена победа.
   - Вот как, - повторил Ацу вслух.
   - Ты не сердишься? - Тардис выглядел изумлённым.
   - Сердиться? - нет, он не сердился. Все ощущения вообще будто ушли куда-то, пропали, и в сознании оставалось одно лишь рутинное "надо". Что надо? Не понять.
   - А сейчас он в зале на первом этаже. Флиртует с какой-то мадемуазель, - слова Виллиэ слышались тонкой издёвкой, ледяной насмешкой - над кем?
   Лицо Тардиса медленно проплыло мимо - с расширившимися глазами, рот приоткрылся. Виллиэ выпрямился, блеснул глазами, сжал губы. Отодвинулся, освобождая путь.
   - Ты куда? - сзади раздался крик Тардиса.
   - Пойдём за ним, - и холодная интонация Виллиэ.
  
   Опять наступило молчание. Тенки не знал, о чём с ней говорить. Ему никогда раньше не приходилось разговаривать с эльфийкой.
   Похоже, она испытывала похожие трудности. В лицо ему не смотрела, всё больше оглядывалась по сторонам. Вдалеке слышались оживлённые голоса.
   - Я думала, здание школы гораздо больше, - вежливо сказала девочка.
   - А-а... - протянул нинъе, проклиная себя за идиотизм.
   - Я здесь впервые.
   - М-м... Э-э... Нравится? - он ведь правильно говорит?
   - Что нравится? - огонь, неужели слямзил что-то не то? - Школа?
   Она наконец-то посмотрела на мальчишку, с удивлением приподняла брови.
   - Мне здесь не учиться. Королевская школа это Королевская школа.
   Разговор опять издох.
   Тенки уставился на свои руки, вывернул ладони линиями наружу. Как назло, в голову не приходило никакой хорошей темы. О чём вообще полагается беседовать с эльфийскими девами?
   Украдкой он глянул на девчонку. Она сидела на самом краешке стула, чинно выпрямив спину, рыжевато-жёлтые волосы заплетены в высокую сложную причёску. Большие эльфийские глаза, со складкой века, что начиналась прямо от внутренних уголков глаз - ещё одна расовая черта, медленно двигались, осматривая зал.
   Она, верно, сейчас жутко злится, что в собеседники ей попался неотёсанный нинъеский болван.
   Надо срочно что-нибудь сказать.
   - Э-э, - неопределённо пробормотал Тенки, с ужасом вдруг понимая, что не знает, как к ней обратиться - забыл имя!
   Большие глаза - тёплого тёмно-карего цвета - повернулись к нему, взглянули вопросительно-высокомерно.
   - Скорей бы начался вечер, не правда ли? - промямлил Тенки, уже теряя малейшую нить смысла в страшном кошмаре, что по какому-то недоразумению звался светской беседой.
   - Вам надоело моё общество? - она усмехнулась краешками губ, а глаза оставались равнодушными.
   - Что вы, - поспешил мальчишка ответить ходовой фразой - благо помнил её до малейших смысловых интонаций, - мне очень приятно с Вами беседовать.
   - Говорят, Вы - настоящий гений? - спросила вдруг рыжая, и на бесстрастном лице появился наконец проблеск живой эмоции - слабого интереса.
   - Э-э-э... - опять растерялся нинъе. По эльфийским правилам прямую похвалу надлежало отрицать, но как назло в голову не лезла ни одна подходящая формула отрицания. - Что вы, - сил хватило лишь повторить расхожее выражение.
   - Да-да, - настаивала она, - даже мой кузен упоминал Ваше имя. Да и когда меня представляли Вам, было ведь сказано, что с июня Вы переходите на четвёртый младший курс? Это потрясающе.
   - Что вы... - ох, чтоб огонь тут всё пожрал! Когда же эта пытка кончится?
   Видимо, из-за его невразумительных ответов не в состоянии придумать, как можно ещё продолжить разговор, она снова замолчала.
  
   Время таяло в ладонях, как осенний снег. Леттине исподтишка поглядывала на сидящего напротив мальчика - и, незаметно для него пряча руки под персиково-белыми кружевами, сжимала кулачки.
   Она была ему неинтересна, это ясно.
   Мальчик отвечал малословно, сам почти не заговаривал. Смотрел куда угодно, только не на неё - за всё время разговора их глаза встретились едва ли раза два, и ей стало понятно, что он тяготится беседой.
   Из вежливости Леттине пыталась не дать ему сообразить о её догадке, но всё же такое откровенное пренебрежение огорчало девочку.
   Перед ней сидел единственный не-элхе в Королевской школе. Кузен не раз упоминал об успехах новичка-нинъе - да и сказал же один из здешних учеников, когда представлял их друг другу, что с нового учебного года светловолосый мальчик переходит на четвёртый курс. Забавно, это значит, кузен, третьекурсник с июня, теперь станет младшим для недавнего новичка.
   Однако Леттине представляла себе знаменитость Королевской школе немного иначе. Более, как бы это сказать... впечатляющим. Перед ней же находился невысокий, на вид совершенно обыкновенный нинъеский подросток. И к тому же не проявлял к собеседнице ни малейшего интереса.
   Стараясь не слишком глазеть на нинъе, чтобы не смущать, Леттине безразлично осматривала зал. Оттого и целеустремлённо приближающегося к ним темноволосого элхе она заметила первой. Вскочила, хотела было склониться в приветствии, адресуя его и двум следовавшим за темноволосым, но все трое, казалось, её словно не заметили.
   Элхе - теперь она его узнала, Мурасе-Ито-диэ, по характерной форме ушных раковин, семейная черта, - остановился перед ними, посмотрел на молчаливого нинъе, который тоже вскочил и как будто подобрался.
   Леттине непонимающе взглянула на Ли-диэ.
   Тот не спускал глаз с пришедшего.
   Ни поклонов, ни приветствий, ни даже дружеских междометий - что-то случилось?
   Орувери-диэ и ещё один, незнакомый юноша, остановились, не подходя ближе, и тоже хранили молчание.
   Леттине решила благоразумно выждать, пока не заговорит кто-то из окружающих - в конце концов, она девушка, а тут и вообще - гостья, и ей не подобает брать на себя ведущую роль. Скромно свела руки перед собой, сцепила ладони.
   Кто же заговорит первым?
   Что-то происходит, но неясно что, и тишина рвёт барабанные перепонки, накаляет воздух меж собравшимися.
   Что-то происходит, но неясно что, кто же заговорит первым?
   - Что тебе надо?! - резким, пугающим возгласом взвизгнула уничтоженная тишина.
   Нинъе.
   Это было страшно. Почему-то очень страшно - мелькнула непонятная, безэмоциональная усмешка в глазах Мурасе-Ито, дёрнулся уголок его рта, застыл воздух, словно готовясь к чему-то непоправимому.
   Леттине не сразу поняла, что произошло.
   Мелькнула рука элхе, сжатая в кулак, нинъе вдруг пошатнулся, разворачиваясь вполоборота от полученного удара, и в ту же секунду, как кошка, распрямился, оказываясь совсем рядом с ледяным лицом Мурасе-Ито, и теперь уже тот попятился, ладонь прижалась к щеке, в глазах горело жуткое пламя.
   Мир раскололся вместе со звонким голосом:
   - Дуэль!
   Кричал незнакомый ей элхе, стоящий рядом с Орувери-диэ темноволосый молодой человек. Кричал, будто радость и ужас попеременно раздирали его на части.
   И словно повинуясь этому крику, Мурасе-Ито-диэ распрямился, отнял от щеки руку и холодным, мёртвым голосом произнёс:
   - Пусть будет так.
   Нинъе молчал, грудь его тяжело вздымалась.
   - Пусть будет так, - повторил элхе. - Я, Ацуатари из рода Мурасе-Ито, предлагаю тебе сразиться и этим решить все разногласия между нами. Пусть Огонь рассудит нас.
   Брови светловолосого шевельнулись, но он ничего не отвечал.
   - Пусть вызванный назовёт время и место! - крикнул спутник Орувери-диэ.
   Нинъе метнул взгляд в сторону кричавшего, коротко кивнул.
   - Послезавтра... нет, завтра, за час до заката. За полем для соревнований, - выговорил ровно.
   Леттине с ужасом взглянула на Мурасе-Ито-диэ. Вызов на дуэль? Ужас бешеным замкнутым кругом вращался в груди, проблёскивая невообразимым, каким-то диким восторгом. Вызов на дуэль?!
   - Ещё надо выбрать вид оружия! - не унимался стоявший поодаль.
   Не сводившие глаз друг с друга двое одновременно повернулись, одаряя крикуна пригвождающим к месту взглядом.
   - Магия, - два голоса слились в один.
  

***

  
   - Леттине, Леттине!
   - Да, мама?
   - Леттине, детка моя, неужели это правда?!
   - Что?
   - Ну как же! Что два адепта устроили дуэль - из-за тебя?!
  

Боевая магия

  
   Для поединка выбрали заросшую травой площадку за подсобными помещениями - чтобы не видно было из окон школы.
   С лёгкой руки Тардиса, заявившего о дуэли на весь главный зал, слухи разбежались по всем курсам. Разумеется, о вызове узнали и учителя. Хорошо ещё, что нинъе говорил тихо, поэтому о времени и месте никто из посторонних осведомлен не был - кроме светло-рыжей эльфийской девочки. Но девчонка или умела держать язык за зубами, или тщательно выбирала поверенного для секретов - и поэтому в тени за сараями сейчас стояло только трое.
   Беспрестанно оглаживающий волосы, стреляющий глазами по сторонам, невыспавшийся Тардис Дени-эльви из Щинге.
   Невысокий, светловолосый, упрямо нагнувший голову валиссийский нинъе с плебейским именем Тенки Ли.
   Равнодушный, с непроницаемым взглядом, бесстрастным красивым лицом - Ацуатари, отпрыск древнего рода, родом из провинции Сорэнарэ, младший сын Мурасе-Ито.
  
   Проклятый эльф выглядел до отвратности спокойным. Лицо - безмятежное, прям как вот это предзакатное небо - Тенки глянул в голубую вышину - ни единого облачка, словно короткоухий всего лишь вышел прогуляться по случаю хорошей погоды.
   Впрочем, и то ладно - хорошо хоть не стал ритуально краситься.
   В учебнике истории Тенки видел изображения древней эльфийской боевой раскраски - тоненькие чёрные стрелочки у внутренних уголков глаз, у некоторых воинов - начисто выбритые брови; чёрным ставились и полоски на виски и скулы - до самых кончиков ушей. Взгляд оттого кажется нечеловеческим, словно сверлит противника из чёрного колодца. Не самое симпатичное личико.
   Учебник упоминал о межрасовых войнах довольно скупо, без подробностей, но когда-то эльфы с такой раскраской убивали его предков.
   Но уж этому конкретному лупоглазому он не даст себя убить. Не так легко.
  
   Противник засунул руки в карманы и выпрямился, меряя Ацу зелёным взглядом. Элхе холодно усмехнулся в душе - нинъе нервничал. И руки в карманы запихнул потому, что иначе просто не знал, куда их деть. Нинъе не знакома культура ожидания боя, наслаждение последними минутами до схватки.
   Что ж, жаль, он многое теряет.
   Косая чёрная тень от сарая накрыла заросшее травой поле, ветер налетал пробирающими до костей порывами. Солнце медленно двигалось к западу.
   Вся ненависть к оскорбившему его когда-то нинъе сейчас незаметно истаяла, пропала, не оставив ни следа. В душе царило спокойствие, глубокое чистое спокойствие - и ветер, вымораживающий сердце, становился крыльями.
   Первокурсник топтался на месте, не умея застыть и отдаться холоду. Косился то на Ацу, то на безмолвного секунданта, нетерпеливо ожидал сигнала к началу боя.
   Отвращения к крысёнышу больше не было. Ничто уже не возмущало покоя.
   И полное, хладнокровное равнодушие, сродни ледяному ветру апреля, кружило вокруг, стирая все иные эмоции.
  
   Тардис переминался с ноги на ногу, украдкой то и дело поглядывая на часы. До начала оставалось три минуты, и он уже чувствовал, что жалкое это время растянется для него на столетия.
   В ушах слышался и замолкал, замолкал и снова слышался голос Виллиэ, произносящий одну и ту же фразу: "я не такой дурак, чтобы идти смотреть. Ты заварил эту кашу, ты и расхлёбывай". Заявив так, Виллиэ с ухмылкой отправился в общую комнату, где в любое время суток толпились ученики.
   Тардис понимал, в чём дело, - Виллиэ просто озаботился для себя алиби. Не повезёт тому, кого застанут на поле боя, - ни противникам, ни секундантам, ни даже распялившим рты зевакам. Законы школы строги - хорошо ещё, если виновного просто выкинут вон.
   "Я не такой дурак, чтобы..."
   Дурак он, Тардис, - какого пламени он послушался вчера приказа Виллиэ, слов, брошенных в воздух словно невзначай: "это же формальный повод, дуэль!"
   Какого пламени он вздумал кричать сказанное Виллиэ на весь зал?
   Теперь получается, что виноват только он...
   Поскорей бы всё это закончилось!
  
   Чего он лупится сюда, эльфийский хрен.
  
   Как восхитительно холоден ветер.
  
   Ещё минута... ещё мгновение... Время!
  
   Поначалу оба двигались осторожно, медленно, обходили полянку по краю, не сводя друг с друга глаз. Сосредоточенно следили за руками - не мелькают ли пальцы, плетущие заклинание.
   Тардис с беспокойством оглянулся - вокруг по-прежнему не появился никто посторонний, царствовала тишина, но Тардис отнюдь не чувствовал себя в безопасности. На миг показалась соблазнительной даже идея забраться на крышу сарайчика, раз уж долг секунданта не даёт ему удрать отсюда куда подальше.
   Первым атаковал Мурасе-Ито - нинъе замешкался лишь на долю секунды. Элхе махнул рукой просто, без изысков; метнул мягкий бесформенный комок энергии, не думая особо ни о красоте, ни о зрелищности. Тардис уважительно покрутил головой - вынутая соучеником из пространства сила мягко бухнула в уши.
   Нинъе скользнул в сторону, уходя из-под удара, увернулся, словно от пущенного камня. Согнувшись, бросился наперерез высокому эльфу, складывая ладони в - Тардис невольно ахнул - символ направленного огня. Это заклинание изучают на старших курсах! И, захваченный действиями нинъе, упустил из виду сокурсника - а тот тоже не терял времени даром.
   Два потока пролетели рядом, рассыпая искры от соприкосновения.
   Яркий зеленовато-рыжий прозрачный огонь - удар нинъе - полыхнул рядом с элхе, почти задевая его, прошёлся по коже обжигающей волной - Тардис аж закусил губу, представив боль. Мурасе-Ито отпрянул, путаясь ногами в коварной траве, едва удержался от того, чтобы схватиться за предплечье.
   Нинъе повезло меньше. Переливистое чёрно-фиолетовое пламя - пусть сформированное гораздо хуже, нежели огонь светловолосого, - нашло цель безошибочно. Разбилось о грудь и правую руку нинъе, жадными языками полыхнув вниз и вверх - до шеи. Ли повалился на колени с искажённым лицом, но не закричал, замер, опустив голову - и через мгновение неимоверной силой выдернул себя из пут травы. Поддерживая левой рукой непослушную правую, сосредоточился.
   Опять из сомкнутых ладоней полыхнуло рыже-зелёным - видно, направленный огонь удавался нинъе лучше всего. Пламя устремилось к замершему на месте элхе. Мурасе-Ито, кажется, получил больше, чем казалось на мимолётный взгляд - его правая рука висела плетью, не желая повиноваться. И от удара он ушёл едва ли не в последний момент, опять оставляя жадному огню лишь слегка лизнуть живое тело.
   Только теперь обе его руки повисли неподвижно.
   Светловолосый нинъе заметил проблемы противника, удовлетворённо ощерился. Медленно двинулся по краю площадки, заставляя противника пятиться, чтобы сохранять дистанцию.
  
   Руки словно отнялись - видимо, огонь нинъе был нацелен не сколько на внешние повреждения, сколько на внутренние. Ацу не чувствовал ничего от предплечий до кончиков пальцев - как бывает иногда, если долго держишь руку в неудобном положении, - конечность затекает, теряется чувствительность.
   Нинъе и впрямь оказался опасным противником.
   Плести заклинания Ацу уже не может - значит, остаётся простая грубая сила. Схватка чистой энергии.
   Или...
  
   Тенки следил за высоким эльфом, двигавшимся от него с той же ледяной, бесстрастной маской вместо лица. Не хотелось признаваться себе - но он вымотался. Не хватало энергии, чтобы нанести последний, решающий удар - хоть и, конечно, не такой, чтобы убить. Убивать эльфа он не станет, и дело даже не в страхе перед смертной казнью - кажется, оная не распространялась на убийство на дуэли, просто... Одно дело - убить, если враг угрожает жизни, а другое - если вот так вот пятится от тебя, не в силах пошевелить руками.
   Он не будет убивать.
   Впрочем, всё уже сделано.
   Эльф сам загонит себя в западню.
  
   Нинъеский крысёныш всё не атаковал. Чего он ждёт? Почему продолжает двигаться по краю площадки, не спуская с Ацу прищуренных глаз?
   Хотя это время, лишнее время, пара мгновений, которые могут решить ход...
   Боль вонзилась в тело неожиданно. Ацу даже не сразу понял, что случилось, - ведь светловолосый не шевелился, ни двигал руками и от него не шло волн магии.
   Против элхе обратилась земля.
   Из травы хлынули обжигающие белые лучи, обвили Ацу, пронизывая насквозь, заставляя колени подломиться. Воздуха не хватало, лёгкие не желали работать, и ослепительные молнии метались перед глазами. Свело судорогой.
   Ловушка. Нинъе поставил ловушку.
   Когда упал в траву - якобы от полученного удара - оставил плетёнку заклинания, а потом - оставалось только заставить элхе шагнуть в неё. Вот почему он не атаковал...
   Ацу запрокинул голову, ища взглядом противника. Накатывалась стремительная тьма, сужая поле зрения в узкую воронку. На дне её неясным рисунком виднелось лицо нинъе. Тот, замерев, смотрел на поверженного элхе.
   Нинъе и впрямь оказался достойным соперником.
   Но нет...
   Не празднуй победу раньше времени...
  
   Остановившись, Тенки смотрел на упавшего элхе в хватке белых молний. Ловушка сработала, как надо. Расцветшая в траве "звезда Юрисаэ" - это заклинание он опробовал на живом существе в первый раз - вела себя аккуратно, как по книгам. Лишив жертву сознания, она опадёт и растворится, не мешая подойти к телу никому - ни возможному убийце, ни спасителю.
   Эльф проиграл.
   Дуэль окончена.
   Но куда это он смотрит?
   Тенки впился взглядом в теряющего сознание эльфа. Ему не кажется? Этот ненормальный - улыбается?
   Чёрная тень вдруг сорвалась из-под кроны ветвистого дерева, метнулась к светловолосому. Кинулась в лицо, метя острым жёлтым клювом в глаза - словно с ума сошла. Отбиваясь от птицы, Тенки закрыл глаза ладонью, и бешеное пернатое тут же застучало клювом по раскрытой стороне - ожгло болью, будто кипятком хлестнули.
   Что за хренотень?
   Отбиваясь от птицы, Тенки глянул на опутанного молниями противника - тот ещё находился в сознании, ловушка не погасла. Блеснули глаза - зло, по-издевательски.
   И птица перед лицом нинъе взорвалась алым пламенем.
  

Свет - это белые перья

  
   Не раскрывая глаз, темноволосый подросток брезгливо поморщился, скривился, словно некий невидимка предлагал ему съесть заживо пару слизняков. Нахмурил брови, запрокинул голову назад, насколько позволяла плоская больничная подушка. И только тогда поднял веки.
   То, что находится в больничном крыле, Ацу понял сразу. Голубоватый тускло светящийся потолок, неудобная подушка, хрусткая простыня, накинутая на тело. Попискивание приборов и мягкое гудение текущей в них магии. И - самый явный признак - запахи всевозможных целительских трав и снадобий, переплетающиеся в один незабываемый аромат - больница.
   Пару раз бывать здесь ему приходилось, но в качестве пациента - впервые.
   Ацу снова поморщился: по телу волнами ходила какая-то противная, неглубокая боль. Попытался прислушаться к себе самому, сообразил - ныли руки.
   Обеспокоенно взглянул на свои плечи, прикрытые простынёй. Отсюда - то ли всё плыло у элхе в глазах, то ли по другой причине - казалось, что ниже плеч у него лежат большие белые колоды, два бревна, закутанные в ткань. Пошевелить руками не удалось - и это тоже не стало для подростка приятной вестью.
   Хотя, если судить по этим двум большим буграм по обеим сторонам от тела, всё же руки остались при нём.
   Горло пересохло, но обращать внимания на подобные мелочи элхе не стал. Гораздо сильнее его интересовало мерное дыхание, раздающееся в комнате, - и принадлежащее явно постороннему человеку.
   Ацу перекатил голову по плоской подушке, глянул вправо.
   Так и есть.
   На него смотрели зелёные глаза нинъе.
   То ли виной этому стал голубоватый полумрак в больничном покое, то ли состояние владельца, но глаза эти, казалось, потеряли свойственный им чуть пугающий блеск, потускнели слегка, чуть угасли. И тем не менее, нинъе смотрел твёрдо.
   Нахлынувшая откуда-то тишина поглотила собой и дыхание, и пищание приборов.
   Губы светловолосого мальчишки чуть дрогнули.
   Испуская едва заметный вздох, Ацу отвернулся, вновь уставился в потолок. Нинъе славно досталось - сознание этого согрело элхе душу. Раны, оставленные клювом птицы, слились с ожогом от взрыва её тушки, - и лицо светловолосого хорошо опухло, а и без того не слишком большие глаза превратились в щёлочки. Ещё пара дней - и эта красота бы засинела, зафиолетовела, наглядно свидетельствуя о силе оставившего её, - хотя теперь уже вряд ли. Вылечат.
   - У тебя получилась хорошая ловушка, - нехотя произнёс элхе, не глядя на бывшего противника.
   Молчание.
   - Твоя птичка тоже была ничего, - слабый отзвук усмешки.
   - Это ведь была "звезда Юрисаэ"?
   - Ты знаешь о ней? Ага...
   - Думаешь, ты один умеешь читать книги? - во фразе проскользнула тщательно отмеренная доля пренебрежения - удивление в голосе нинъе задело Ацу.
   - Эм-м. А, ясно. Просто нам же не преподают ещё ничего толком, вот я и...
   - Верно. Настоящая боевая магия начинается лишь после поступления на старшие курсы.
   - Какого хрена они так тянут.
   Забавно. Негодование в словах нинъе звучало так созвучно его сердцу. Ацу бы усмехнулся, если бы положение это позволило.
   В комнату вернулась тишина.
   - Слушай, - на этот раз первым заговорил нинъе. - Я, это...
   - Да? - холодно произнёс Ацу, продолжая созерцать голубоватое мерцание потолка. Что он хочет спросить, этот любопытный сын нинъеских деревень?
   - Давно хотел узнать, вообще-то...
   До каких пор он собирается мямлить?
   - Какого... В смысле, с чего вдруг... То есть я тебе вообще-то чего сделал?
   Пришлось снова перевалить голову на правое ухо, приподнять бровь, показывая, что не понял слов собеседника.
   - Прости?
   - Чего я тебе вообще сделал-то? - повторил нинъе. Судя по голосу, он и впрямь любопытствовал, а не пытался устроить в больничной палате продолжение магической драки.
   - Ну, у тебя ведь были причины... Это из-за того, что я пришёл к вам на уроки?
   - А... - элхе понял. Нинъе интересуется изначальным поводом к неприязни.
   Как это сложно объяснить.
   - Ты назвал меня "короткоухим".
   И снова ударило в уши молчание. На этот раз недолгое.
   - И всё?! А-а, то есть извини, конечно. Но ты ведь и впрямь короткоухий?!
   Ацу долго наблюдал за глазами нинъе. Долго - пока любопытный блеск в них не сменился лёгким намёком на раскаяние. Слабое, еле заметное раскаяние. Тогда сказал небрежно:
   - Слово "короткоухий" звучит как оскорбление. Наш род - один из древнейших родов народа элхе. Форма ушей - семейная черта. Тебе понятно, круглоухий?
   - Никогда не думал, что это так важно, - светловолосый отозвался откровенно.
   - Это важно - для нас. Ты теперь среди нас, а не в своей глуши. Теперь ты должен подчиняться нашим законам, - и чего ради он тут распинается перед нинъе, уча того правилам элхеской знати?
   - Это точно.
   Ацу показалось, или с соседней кровати и впрямь раздался тихий вздох?
   Мерный писк приборов снова залил комнату, оставляя каждого наедине со своими мыслями.
   - Я слишком поздно сообразил, - само собой вырвалось из груди Ацу.
   - Что? - откликнулся нинъе.
   - Виллиэ.
   - Твой однокурсник?
   - Да. Виллиэ Орувери. Мне интересно, чего он хотел добиться. Ты перешёл ему дорогу?
   - Я? - нинъе удивился. - Почему я? Это же он показал мне, где можно найти "звезду Юрисаэ", как её делать.
   - Виллиэ?! - вместе с возгласом вырвалось неподобающее моменту изумление. Виллиэ научил первокурсника? Виллиэ?!
   - Ага. Он вообще много чего мне рассказал, помогал по-всякому. С февраля.
   Темноволосый подросток закрыл глаза - в темноте под веками плясали голубоватые тени. Чего хотел Виллиэ, чего он добивался? Это его сокурснику нинъе обязан своими успехами, его помощи. И в то же время Виллиэ подталкивал Ацу, чтобы...
   - Он сталкивал нас, - элхе снова взглянул на соседа по палате. От ясности вставшей перед внутренним взором картины хотелось вскочить, опереться локтями о кровать, яростно рассуждать, помогая словам жестами.
   Но тело не слушалось. Оставалось только говорить, тихо и ровно, в одной позе лёжа под простынями.
   - Он сталкивал нас, - повторил Ацу. - Он с самого начала этого хотел. Как я сразу не понял. Он нас растил, дабы однажды мы встретились как соперники. Помогал тебе, чтобы ты, ещё совсем неумелый, только явившийся в школу первокурсник, научился управлять собой и своей магией. Влиял на меня, чтобы я занимался больше, чтобы не стал для тебя лёгкой добычей. Пусть Огонь падёт на его голову, Виллиэ!
   Ли не смотрел на него. Отвернувшись, упёрся взглядом в потолок. Слушал. И когда элхе окончил свою речь, хищно вдруг усмехнулся. Отчаянно.
   - А он мне нравится.
   Что несёт этот нинъе?!
   - Ну наконец-то я понял, какого хрена он со мной возился. Я-то думал сперва, это ты его ко мне прислал, каждый миг ожидал удара в спину.
   - Почему же? - возмутился Ацу.
   - Ну... вы же все вместе ходили, дружной четвёрочкой. Про тебя он сказал, мол, ты зовёшь меня крысой.
   - Крысёнышем, - какого пламени Виллиэ... А, ну и Огонь с ним. - Ладно, я...
   Ли молчал.
   - Я не стану звать тебя крысой, - с лёгким вздохом выговорил элхе. - Ты хорошо сражался.
   Слабый смешок.
   - Ну тогда я не стану звать тебя короткоухим, так уж и быть. Твоя птичка мне в кошмарах сниться будет.
   - Её было несложно поймать. К тому же у меня не оставалось другого выхода, когда ты лишил меня возможности пользоваться руками, - не хотелось в этом признаваться, но слова нинъе звучали приятно.
   - Как ты ухитрился нашпиговать её заклинанием? - да уж, он и впрямь истинный боевой маг - и в больничном покое жаждет новых знаний.
   - Когда ты гнал меня к ловушке. Мысленно.
   - Слушай, ты осознаёшь, что ты совершил невозможное?! - Ли выглядел весьма возбуждённым.
   - Твоя "звезда Юрисаэ" тоже не образчик творчества младших курсов, - Ацу негромко усмехнулся. - Такой мог бы гордиться и настоящий маг.
   - Э-э, - донеслось с соседней кровати смущённое. И новым вопросом: - А что ж теперь будет?
   Ацу отлично понял, что беспокоит светловолосого. Да только ответа он не знал.
   - Может, - невольно в интонацию пролилась пара капель горечи, - Виллиэ пытался избавиться от конкурентов - ведь на старшие курсы берут не всех.
   На этот раз Ли молчал так долго, что показалось - уснул. И только тогда, когда дремота начала уже овладевать и элхе, когда тело смирилось с неудобством несменяемого положения и тупой болью в руках, наконец пришёл тихий и словно потерявший все интонации от чрезмерного изумления голос светловолосого:
   - Ну вы, эльфы, и интриганы.
  

***

  
   Наутро - хотя Тенки мог лишь предполагать, что наступило утро: в больничном покое не было окон - появились целители.
   Первым в комнату вошёл мужчина, длинноволосый светлоглазый врач. За ним - двое в голубых с зелёной вышивкой полумантиях - одежда практикантов целительства.
   Мальчишка поспешно закрыл глаза, притворяясь спящим. Не хотелось встречать сейчас осуждающие взгляды врача, приговор, который мог читаться в его зрачках.
   Дышать было трудно, словно зверь какой-то забрался под дых и впился изнутри в тело острыми клыками.
   Оставят ли его в школе?
   Что будет, если...
   - Доброе утро, почтенные, - голос целителя разбил надежду избежать разговора. - Просыпайтесь и расскажите мне, как вы себя чувствуете, мои дорогие вояки.
   Издевается. Гад.
   - Доброе утро, - эльф с соседней кровати ответил как ни в чём не бывало. А только что посапывал тут, уткнувшись в подушку. - Простите, что мы доставили Вам столько хлопот.
   Пошёл закручивать свои многоэтажные вежливые словоформы.
   Тенки приоткрыл веки, подглядывая из-под ресниц.
   - Ничего-ничего, - целитель принял поданный одним из помощников табурет, ловко поставил его меж кроватями, уселся. - Вам ещё успеют отодрать уши.
   Приподнимаясь - притворяться спящим больше не было смысла, - Тенки поморщился. Правая рука слушалась плохо, будто отлёжанная. Щеки горели - за ночь лицо покрылось словно засохшей коркой, отзывавшейся болью при каждой гримасе.
   - Какие вы у меня красавцы, - целитель по очереди посмотрел на обоих. - Особенно ты, - кивнул он Тенки, - хоть прямо сейчас жени.
   - Не надо, - Тенки попытался неуклюже усмехнуться, - мне ваши эльфийки не нравятся.
   Сказал и осёкся - отвесил грубость? Сейчас этот бешеный с соседней кровати как накинется на него с кулаками, а желания сражаться у нинъе сейчас не больше, чем у снятой с тигра шкуры.
   Однако темноволосый молчал, а целитель и вовсе даже рассмеялся, подхватил:
   - Гляньте-ка на него, наши девушки ему не по нраву. А каких ты тогда предпочитаешь?
   - Ну, наших, - неразборчиво буркнул мальчишка - разговор стремительно улетал куда-то в тартарары, - нинъеских, типа. - "Они понятнее", - добавило подсознание.
   - Вот как? А чего тогда из-за элхеских девочек в драку лезть? - льноволосый мужчина на табурете посмеивался, но в строгих глазах плавала суровость.
   - А?
   - Простите? - ученики среагировали в один голос.
   - Я слышал, дуэль вы устроили из-за эльфийской девочки? - повторил целитель, и в голосе его появилась неуверенность.
   Неудачливые дуэлянты переглянулись.
   - Э-э, собственно, - начал было Тенки, но темноволосый его перебил.
   - У нас были другие причины. Скорее вызванные внутренними, а не внешними факторами.
   - Факторами, - усмехнулся целитель. - Внутренними, говорите? Ну-ну.
   Тенки не совсем сообразил, что рассмешило врача, но тот, словно посчитав беседу оконченной, придвинулся к нинъе и тонкими прохладными пальцами стал ощупывать корку, в которую превратилось лицо.
   - Простите, - не выдержал снова эльф, следящий за манипуляциями врача.
   - Да?
   - Я предполагал, что, возможно, частью наказания явится непредставление нам целительского лечения?
   Тенки сглотнул. Ходить с маской на роже добрых полмесяца, а правой рукой шевелить только в самых необходимых случаях? Огонь на язык этому эльфу, а если сейчас целитель уйдёт?
   - Ну что ты, друг мой, - кажется, однако, тревоги Тенки беспочвенны, - совет Королевской школы - не звери какие. Мы вылечим вас на славу. Так, чтобы члены комиссии, побереги Огонь, не позволили бы вкрасться в свои сердца преступной жалости. Нет, вы будете стоять перед ними навытяжку, целенькие и здоровенькие, - тут врач усмехнулся поистине гаденько.
   - Комиссия... - голос нинъе отчего-то вдруг охрип.
   - Комиссия, друг мой, - подтвердил целитель. - Вот там вам и придётся рассказать обо всех ваших факторах, и всех мотивах, и внешних, и внутренних. А теперь помолчи-ка. Халлиэ, подай мне сумку.
  

***

  
   Созыва комиссии не пришлось ждать долго.
   После двух дней в больничном крыле, перемежавшихся визитами целителя и чтением библиотечных книг - каждая из них виделась теперь последним в жизни сокровищем, один из зелёно-голубых помощников объявил ученикам, что завтра в девять утра их ждут в главной экзаменационной аудитории.
   "Плохо дело", - подумал Тенки, взглянул на темноволосого. "Плохо дело", - читалось отражением в чужих чёрно-голубых глазах.
   За несколько дней в палате никто, кроме целителя и его подчинённых, не появился. То ли посещение малолетних нарушителей запрещалось советом, то ли все разъехались на каникулы - ведь близился уже конец апреля, то ли по ещё какой причине, но дни летели однообразно, и бывшим противникам пришлось свыкаться с постоянным обществом друг друга.
   Тенки не мог заглянуть в разум темноволосого, но - как ни удивительно - для него самого пребывание в одной комнате с элхе не стало нестерпимым.
   - Слышь, ты что будешь делать, если из школы вытурят? - оторвавшись от книги, Тенки взглянул на пол.
   Благодаря усилиям целителя, пусть при лечении порядочно цокавшего языком и проклинавшего "безумную магию безумного нинъе", чувствительность в руках темноволосого восстановилась. И теперь, радуясь вернувшейся силе, элхе не упускал момента заняться физическими упражнениями. Вот и сейчас он, старательно пыхтя, отжимался на тесном пространстве между двумя кроватями. Всё бы ничего, если бы при этом он не напевал - на однообразный мотив, помогающий не сбиться со счёта.
   Обращённый к нему вопрос темноволосый словно не услышал, продолжал ритмично опускать тело вниз и вновь выпрямлять руки, подкидывая вверх.
   Тенки прислушался к песенке, послышалось что-то вроде: "шесть десятин восемь... семь десятин..."
   Похоже, ненормальный эльф пошёл до ста. Не иначе, выёживается.
   Закончив, темноволосый привалился к стенке. Лицо его вспотело, покрылось крупными каплями. Тенки следил за ним поверх книги, не скрывая язвительности во взоре. Подумаешь, сто отжиманий.
   - Прости, что ты спросил? - вежливо отозвался элхе, придя в себя.
   - Да не, я уже понял ответ. Готовишься идти в гладиаторы.
   - Гладиаторов уже много столетий как нет, - резонно возразил темноволосый.
   - Не волнуйся, ты восстановишь древнюю традицию, - успокоил Тенки ненормального.
   - Мне просто надоедает лежать целыми днями в постели, - эльф пожал плечами. - Тебя и впрямь ничего больше не интересовало?
   - Я спрашивал, что ты будешь делать, если нас отсюда вытурят, - неохотно повторил Тенки и сделал вид, будто уткнулся в книгу.
   Эльф вздохнул. Довольно тяжко.
   - Не знаю, - раздалось с пола. В словах слышались нотки отчаяния. - Не представляю себя кем-то иным, помимо боевого мага.
   - Хм-м... - задумчиво протянул мальчишка, переворачивая страницу.
   - Не знаю, какого пламени я с тобой так откровенен, - раздражённо вымолвил темноволосый.
   - Хм, может быть, потому, что мы с тобой в одинаковом положении? - откликнулся Тенки, по-прежнему не глядя на собеседника.
   - И позволяю тебе обращаться ко мне, как к равному! - продолжалось бухтение внизу.
   - Ну так вызови меня опять и прикончи, - равнодушно посоветовал нинъе.
   - И прикончил бы, - эльф поднялся. - Если бы ты стоял смирно.
   - Смирно - это не для меня. Не в тех случаях, когда меня пытаются убить.
   - А жаль, тогда убить тебя было бы так просто, - в интонациях собеседника безошибочно чувствовался слабый привкус сожаления.
   - Завтра в девять утра, - вспомнил Тенки слова целительского помощника. - Аж целую комиссию ради нас созовут. Сегодня мне точно будут кошмары сниться.
   - Приятных снов. Я в душ, - кажется, эльф не горел желанием продолжать безрадостный разговор.
   За элхе закрылась дверь в узкую душевую кабинку - уже несколько дней вся их жизнь заключалась в передвижении между кроватями, душем и туалетной комнатой. Неудивительно, что темноволосому не хватает свободы.
   Тенки её тоже не хватало. Только позволить себе отжиматься на полу он не мог - при малейшей нагрузке кожа на лице, натянутая, как на спелом помидоре, грозила лопнуть. Руку целитель поправил, а вот рожа заживала медленнее.
   Славное заклинание всё-таки эльф запихнул в птицу.
   Если повезёт остаться в школе, надо будет потребовать исходники.
  

Причины и следствия

  
   Высокие тёмно-коричневые двери главной экзаменационной аудитории были плотно закрыты. В комнату ожиданий не доносилось ни звука.
   Губы пересохли - и нинъе то и дело нервно их облизывал. Впрочем, это не помогало. Смертельно хотелось что-то сказать, нарушить жуткую тишину. Тенки опасался даже сглотнуть, и от этого горло казалось ещё более сухим.
   Сюда их привёл практикант-целитель, велел сесть на стулья у стены и ждать, пока не позовут. И отправился восвояси, оставляя притихших младших на попечение надзирателя.
   Взгляд эльфа, одетого в форму школьных прислужников, казалось бы, вовсе не следил за нинъе, но стоило неловко повернуться, как зрачки наблюдателя возвращались, ощупывали Тенки с ног до головы и снова скрывались под приспущенными веками.
   Темноволосый бывший противник застыл неподвижно на краешке соседнего стула. Спина выпрямлена, глаза направлены в пустоту перед собой. Непроницаемое лицо.
   Тенки снова облизнул губы.
   Что за приговор ожидает провинившихся?
   Что будет, если...
   Двери ожили, негромко заскрежетав.
   Повернулась металлическая ручка; отступила назад, открываясь, одна из створок. В проём неспешно просочился невысокий старец с длинными белыми волосами. По обеим сторонам лица качнулись две косички, перевязанные тёмно-зелёными ленточками. Знакомая причёска и знакомый сочный цвет лент - к нарушителям школьных устоев вышел секретарь.
   - Встать, - ровным голосом приказал он.
   Синхронно ученики поднялись.
   Не удостаивая их ни одним взглядом, старец повернулся к двери и небрежно толкнул вторую створку, открывая вход в экзаменационную аудиторию. В глубине её на помосте для экзаменаторов возвышался стол, за ним в застывших позах ожидали члены совета. Плотный директор со всегда насмешливым взором, рядом с ним его заместитель, "второй директор", с другой стороны - заведующий канцелярией. Вот он - школьный совет.
   Начинается, - буркнуло сердце.
   Приплыли... - отозвался разум.
   - Займите места перед комиссией, - казённым тоном велел секретарь.
   На полу красовались два тщательно и заблаговременно вырисованных круга с надписью древним эльфийским, тянувшейся по периметру. Разобрать написанное Тенки не смог, слишком замысловато вились знаки.
   Мальчишка шагнул к правому кругу. Элхе, чуть помедлив, встал в левый.
   Секретарь обошёл учеников и устроился за высоким пюпитром, по левую руку от комиссии и правую - от провинившихся. Откашлялся, пошуршал бумагами. В действиях его Тенки не видел смысла - похоже, старик или тянул время, или просто нагнетал атмосферу, чтобы хорошенько пробрать мальчишек.
   Тихонько нинъе вздохнул.
   - Начинаем, - вопреки предположениям Тенки, ожидание не слишком затянулось. - Сегодня, в шестьдесят третьем году эпохи Рейки, пятом месяце... - секретарь еле слышно бубнил положенные фразы, - ...предстают двое нарушителей... - слова его доносились глухо, как сквозь плотную ткань, а всё внимание нинъе оказалось вдруг приковано совсем не к помосту и не к членам совета, важно откинувшимся на своих креслах.
   В углу комнаты, спрятавшись в самую тень, верхом на деревянном стуле с высокой спинкой, сидел черноволосый мужчина. Руки его были сложены на спинке стула, подбородок уткнулся в руки, а глаза следили за учениками с равнодушным, почти не заметным интересом, как сытый леопард следит за клюющим остатки его добычи стервятником, - и в больших этих карих глазах горело кровавое пламя.
   Это был он.
   Красноглазый Йисх.
   Обрывки слышанной где-то, вычитанной, слухами донесённой информации взвились в голове. Йисх. Легендарный боевой маг. Натаскивает старшие курсы. Прозвище это - Йисх - взято из нинъеских легенд: "рубиновоокий" Змей, мудрый, жестокий и своевольный.
   Красноглазый Йисх - здесь, в этой аудитории, сейчас, сегодня, в день, когда решается их судьба. Хорошо это или плохо?
   Маг молчал, наблюдая за ними. В глазах смеялось пламя.
  
   Секретарь откашлялся, возвещая конец вступления. Кинул на дуэлянтов недовольный взгляд, требуя внимания, и снова посыпал скороговоркой канцелярских формулировок. Тенки опустил голову, всматриваясь в пол, в узор древних эльфийских букв по краю вычерченной линии. Секретарь бубнил своё. "Вы совершили неположенное". Голос его гулко отдавался от стен. "Нарушили правила школы". Фразы лились нескончаемым потоком. "Драки запрещены". Вон та букашка похожа на букву "эсте". "Хотите ли вы что-нибудь сказать". Что тут скажешь...
   На уши надавила тишина.
  
   Шорох слева послышался неожиданно. Темноволосый сделал шаг вперёд, наступая на жемчужную линию круга, склонился перед возвышением.
   Тенки неловко дёрнулся, метнулся взглядом по лицам комиссии - не ждут ли и от него поклонов? Но все смотрели только на темноволосого. Молчали.
   - Ответственность полностью лежит на мне, - раздался звонкий голос элхе. Эльфийские слова текли, как их же музыка, странная, необычная, но красивая. - Вызов был сделан с моей стороны, я принудил младшего к нарушению.
   Оторопев, Тенки смотрел на говорящего. Челюсть едва не отвисла, выкушав хороший удар от изумления, язык не повиновался. Что мелет этот придурок?!
   Элхе продолжал:
   - Как старший по возрасту и ответственный за произошедшее, я признаю свою вину и прошу надлежащего наказания.
   Комиссия перешёптывалась, секретарь застыл на месте, как седая птица, острыми глазами сверлил стоящего на одном колене подростка. На Тенки не смотрел никто. Кроме Йисха.
   Тонкие губы исказились в усмешке. Кровавые радужки сверкали.
   Красноглазый Йисх наслаждался.
  

***

  
   - Ты чокнулся? - набросился Тенки на идиота, когда двери закрылись за ними, оставив комиссию размышлять.
   Эльф смотрел на него незамутнённо. В чёрно-голубом взгляде не прослеживалось ни доли раскаяния, ни капли сожаления.
   - Ты хочешь, чтоб они тебя выбросили?
   Темноволосый молчал.
  

***

  
   - Ну-с, глубокоуважаемые, что вы предлагаете? Да не сидите там, Йисх-ирхе, подойдите. Освободите место, господа, будьте любезны.
   Мужчина встал; не раздалось ни шороха. "И впрямь змея, - мелькнуло в уме секретаря, - опасная, текущая по земле, сильная, взрослая, ядовитая змея". Приблизился к стулу, на который указывала широкая ладонь директора Юстеддия, послушно опустился на сиденье.
   - Позвольте мне подытожить, - продолжал Юстеддия-илиэ, - что мы имеем? Двое своевольных мальчишек, вообразивших себя взрослыми, устроили драку, опрометчиво решив, что могут называть это дуэлью.
   Секретарь презрительно наморщил нос. Неизвестно, что ослушники втемяшили в свои головы, но несомненно - никто не задумался не только о подаче дуэльного заявления, но и о том, что никакое разрешение не будет даровано несовершеннолетним. Без разрешения же - хоть заколют друг друга противники, хоть зубами загрызут, хоть магией сожгут - никакая схватка не станет дуэлью, и выживший, буде таковой останется, понесёт наказание по всей строгости, как простой убийца.
   Ну а в случае несовершеннолетних понятно, кому отвечать - Королевской школе.
   - Хорошо, что у так называемого секунданта сохранились остатки здравого ума и совести - чтобы прибежать сломя голову в школу и сообщить о двух идиотах. В каком виде их обнаружили, ну-ка... - директор похлопал ладонью по столу, разыскивая доклад целителя.
   - Значит, Мурасе-Ито... задеты энергетические связи обеих рук, слабый шок от использования "звезды Юрисаэ". Ли - правая рука, открытые раны на голове, лице и шее. Малолетние идиоты, - секретарь поперхнулся - директор не стеснялся в выражениях. Йисх не сводил внимательного взгляда с главы совета.
   - Простите, - секретарь вздрогнул, как от укуса змеи - Красноглазый вдруг заговорил. Свистящим шёпотом, словно нарочно пытаясь придать себе ещё больше сходства с пресмыкающимся. - Нельзя ли позвать сюда целителя? Я хотел бы спросить его мнения по поводу ранений.
   - Целителя? - директор взглянул на мага, поднял брови. - Вересаати, прикажите, пожалуйста, позвать Иневееле.
   Секретарь поднялся с места, испепеляя боевого мага негодующим взглядом. Почему к нему директор обращается с уважительной частицей? Не достоин. Пусть даже Йисх - всего лишь прозвище, а не фамилия.
   Иневееле появился быстро, будто ждал неподалёку. Коротко поклонился собравшимся, устроился на табурете рядом со столом, замер, ожидая обращённых к нему слов.
   - Иневееле, не могли бы вы чуть подробнее рассказать нам о ранах, которые ученики нанесли друг другу?
   - Вас интересует что-то конкретное, помимо написанного мною в докладе? - уточнил целитель.
   Юстеддия-илиэ переглянулся с боевым магом. Заговорил Красноглазый.
   - Нас интересует, насколько сильным вам показалось воздействие этих двух друг на друга. Если бы вы не знали, что это результат детской драки, что бы вы подумали?
   Целитель задумчиво сложил кончики пальцев, опустил взгляд.
   - Да, я понимаю, - сказал наконец. - Я бы сказал, что это почти вторая ступень.
   - Вторая ступень, - Йисх обвёл присутствующих прикипающим к лицам взором. - И они пока ещё не мои ученики. Они - младшие.
   Разлилось молчание. Секретарь смотрел на красные огоньки в глазах мага.
   - Собственно, я заинтересовался этим, - Йисх говорил плавно, почти лениво, - как только услышал, что один использовал "звезду Юрисаэ", а другой - впрочем, не боевому магу это мало что скажет - заклинание "иггима", совмещённое с управлением животным. Птицей, если я не ошибаюсь.
   - В школьной программе младших нет боевой магии, - вставил заведующий канцелярией. - И в школе нет других учителей по этому предмету, кроме Вас, Йисх-ирхе.
   Красноглазый медленно кивнул:
   - Конечно, и я утверждаю, что мальчишки не могли узнать способа применения заклинаний на моих уроках. Впрочем, даже если кто-то из старших и похвалялся своими знаниями перед младшими... Сила и искусность, с коими были использованы заклинания, превышают уровень любого из третьекурсников на сей момент. Адепты же четвёртого и пятого курсов уже вышли из подобного ребяческого возраста и отлично понимают ценность магии - и жизни.
   - Что вы хотите сказать, Йисх-ирхе? - нахмурился директор. - Простите меня великодушно, но я потерял нить ваших рассуждений.
   Секретарь еле скрыл усмешку.
   - Вчера я побывал на месте так называемой "дуэли", - Йисх не смутился. - Как я и думал, земля там ещё хранила слабые следы. Остались и следы "звезды", и останки использованного животного с обрывками наложенного заклинания. А ведь прошло несколько дней.
   Директор нетерпеливо кивнул.
   - Мальчишки - прирождённые гении боевой магии. При надлежащем обучении и тщательном надзоре они прославят нашу школу, - Йисх усмехнулся, будто сам не верил своим словам.
   - Э-э, - протянул Юстеддия-илиэ, - и что же, на основании их гениальности вы предлагаете оставить обоих без наказания?
   - Нет, господин директор, - тонкий язык облизнул такие же тонкие губы, и секретарь на миг поразился его обыкновенности - а как же раздвоенные кончики? - Это было бы непедагогично.
   Директор собирался что-то сказать, но невежа-маг остановил его коротким движением пальцев. Придвинулся на стуле, чёрные волосы упали на лицо.
   - Элхеский мальчишка, - произнёс он, накалывая Юстеддия-илиэ на свои зрачки, - очень кстати выступил с признанием своей ответственности и просьбой о наказании. Пусть получит своё наказание. И оба они успокоятся, воображая, что избежали худшего.
   - Какое же наказание вы предлагаете?
   - Осмотр воспоминаний.
   - Осмотр воспоминаний... Вот как, - директор Юстеддия отвёл взгляд в сторону, пожевал губами, скользя глазами по разложенным на столешнице бумагам.
   - Практика широко распространённая, даже полицейские маги уже начинают её применять. Вместо нудных допросов подозреваемых, затяжных пыток воришек и ведьм... Очень быстро, очень результативно и немножко... отрезвляет пациента, ибо является вторжением в личные пределы.
   - И всё?
   - Я бы не отказался заглянуть в их головы. Было бы немаловажно узнать, как они использовали заклинание, как добивались контроля над силой. Увидеть изнутри эту их дуэль. Не сомневаюсь, результаты наблюдения станут весьма ценными - и для боевой магии как науки прежде всего.
   - Вы убедительно говорите, - покачал головой директор. - Нельзя не прислушаться. А вы что скажете, господа?
  
   Посмотрев на лица собравшихся, директор поморщился. Что они могут сказать? Единственный боевой маг здесь - Йисх-ирхе, а остальные - пусть во всех отношениях хорошие работники - увы, всего лишь канцелярские крысы. Да и сам Юстеддия уже позабыл всю магию, ведь школу он закончил раньше, чем этот Красноглазый Йисх и на свет появился.
   Делать нечего.
   - Позовите детей, Вересаати.
  

Начало мая

  
   - Всё собрал? - Тенки исподтишка следил за темноволосым.
   - О себе побеспокойся, - ответил тот хмуро, затянул ремни на сумке.
   Портал уже настроили на Сорэнарэ, и рама его разгорелась молочной голубизной. Первым отправится элхе, потом работники переведут коридор на Валисс. От Валисса до Аксе придётся взять попутную тележку или присоединиться к каравану.
   Тенки побренчал в кармане мелкими монетками - звучало приятно. Остальное он попрятал заранее, надёжно распихал по разным укромным местам. Денег за год скопилось не ошеломляющее количество, но с точки зрения бывшего деревенского жителя - приличное. Мать с сестрой обрадуются.
   Уже почти год миновал с тех пор, как майской ночью он отправился в Йокола. Изменилось ли что-то на берегу? Не снесло ли забытую огнём Аксе в море одним из нередких весенних штормов?
   Хотя по крайней мере в марте ещё деревушка стояла на месте - мать присылала письмо.
   - Время, - шепнул темноволосый словно себе под нос. Глянул на плывущую перламутровую дымку. Коснулся сумки.
   - Постой, - Тенки чуть не зажал рот руками - ведь не собирался же ничего говорить.
   Эльф обернулся, посмотрел свысока. Приподнял бровь. Это значило: "Слушаю".
   - Я... - начал было нинъе и заткнулся. Продолжать было жутко неудобно.
   - Ты? - с вежливым интонационным подъёмом на конце слова спросил эльф.
   - Спасибо, что ли, - если этот лупоглазый будет продолжать так на него смотреть, Тенки не выдержит. Или двинет в рожу, или - намного хуже - покраснеет от идиотской неловкости, словно девица эльфийских кровей.
   - М-м, - кажется, неуместная Тенкина благодарность ввела темноволосого в ступор. - Собственно, за что?
   - Да морской... огонь! Говорят тебе "спасибо", скажи "пожалуйста", не ясно разве?!
   Эльф флегматично пожал плечами.
   - Ну, если хочешь. Пожалуйста, - ответил невозмутимо. - Только должен заметить, если ты имеешь в виду моё поведение на комиссии, я поступал согласно традиции. Я был виноват и сообщил об этом.
   - Ты взял на себя наказание, - буркнул Тенки, остывая.
   - Оно оказалось гораздо мягче, чем я ожидал, - темноволосый задумчиво почесал за ухом. - Просмотр воспоминаний и две недели наедине с тобой.
   - Тогда меня наказали уединением с тобой вовсе ни за что, - огрызнулся мальчишка.
   Эльф нарочито безразлично посмотрел в глубь портала.
   - Осмотр воспоминаний всё-таки, - Тенки помялся, - ну, они же заглядывают внутрь тебя?
   - Физически неприятных ощущений не было, - ответил элхе. - Просто заклинание, просто... воспоминания.
   Лицо его оставалось непроницаемым, но Тенки почему-то решил, что осмотр воспоминаний доставил бывшему противнику больше некомфортных ощущений, чем тот признавался. Каким бы ровным голосом эльф ни говорил, вряд ли ему особенно приятно было вспоминать тогдашнее... и вновь испытывать ту же боль и безысходность, позволяя сознанию угасать в ловушке.
   - Время, - повторил темноволосый, словно подслушав мысли нинъе. Поднял сумку, закинул на плечо.
   Тенки дорого дал бы за возможность независимо сплюнуть, но в зале телепорта об этом нельзя было и заикнуться, понятное дело. Глянул на высокую фигуру эльфа, вставшего перед голубоватой дымкой.
   Темноволосый обернулся.
   Встретив его упорный взгляд, Тенки напрягся, свёл брови. Чего?
   - Меня зовут Ацуатари Мурасе-Ито. Можешь называть меня Ацу.
   Темноволосый словно ждал чего-то.
   - Эм-м, если рассчитываешь, что я стану звать тебя Ацу-ооди, обойдёшься, предупреждаю заранее, - на всякий случай Тенки решил сразу расставить акценты.
   Эльф вздохнул. Покачал головой, будто отчаялся вконец.
   - Неужели все нинъе не имеют ни малейшего понятия об элементарной вежливости? - возвёл глаза вверх, словно небесный Огонь узрел. - Услышать от тебя обращение "ооди" - уж лучше заколоться.
   - А ты заранее заколись, облегчи мне жизнь, - с вызовом бросил Тенки.
   - Как мне звать тебя, Тенки Ли? - похоже, темноволосому надоели словесные игры.
   - Ну, Тенки и зови. Моё имя, как-никак, - хмуро ответил мальчишка. - Ты отчалишь, в конце концов?! До каких пор портал собираешься занимать?
   - Ладно, - эльф чуть заметно усмехнулся. - До встречи в новом учебном году, Тенки.
   - Отваливай уже, как тя там. Ацу. И не торопись обратно, я от тебя хоть отдохну!
   Ещё не отзвучали последние слова, как темноволосый, повинуясь забегавшему по раме сигналу, шагнул в перламутровый туман.
   - У него ещё и скверная привычка не дослушивать до конца, - философски объяснил себе Тенки. Посмотрел на свою сумку.
   Следующим в портал войдёт он.
   Учебный год завершился.
  

Пацу - август

Хиэдди

  
   Сегодня храм чуть слышно ласково гудел, подбадривал. Птицы щебетали особенно задорно, словно и они тоже хотели сказать: "Не унывай, держись, мы с тобой". Даже деревья опускали руки, чтобы коснуться слегка, погладить по макушке: всё хорошо. И тем не менее Дарина волновалась.
   Сегодня новоиспечённой жрице предстояла первая встреча с правительницей земель, на которых находился официальный вход в её храм. Разобраться в территориальных хитросплетениях девочка ещё не успела, знала лишь, что в одном из миров её храм называют Огненным, а в другом - и вовсе не подозревают о его существовании.
   Уже почти год прошёл со времени, когда храм призвал Дарину. Уже почти год - и через три месяца снова придёт декабрь.
  
   Внутренний голос - или голос храма? - шептал о необходимости парадной одежды. "Жреческой", - говорил он, и Дарина повторила себе под нос, тихо, чтобы просто послушать, как шелестят и опадают слова:
   - Жрица. Я жрица храма.
   Закутаться в эту одежду оказалось неожиданно сложно: каждый раз девочка забывала какую-то мелкую деталь, и приходилось начинать по новой. Наконец все складки легли как надо, волосы смирились с необычной причёской, ожерелья тяжело придавили ткань. Дарина глянула в зеркало: на неё смотрел симпатичный ребёнок женского пола, сияющий оранжевыми глазами. Непривычное, но красивое одеяние с длинными, до полу, юбками в несколько слоёв не прибавляло ребёнку солидности, скорее вовсе наоборот - её умаляло.
   - Этак меня никакая властительница всерьёз не примет, - озабоченно шепнула девочка отражению.
   На скорую руку Дарина соорудила из остатков ткани полупрозрачный занавес между собой и хрустальным шаром - этот шар и станет средством общения с королевой. Постояла, неодобрительно осматривая занавеску - выглядело сооружение уж очень топорно, да и вообще идея прикрывать лицо вдруг показалась глупой.
   - Нет уж, пусть сразу увидит, и принимает меня, как есть, не могу же я изменить свой возраст. Пусть только попробует сказать, что её не устраивает пятнадцатилетняя жрица - раньше чем через пять лет, на связь не выйду.
   Хрустальными трелями над ней словно рассмеялись птицы, над её нарочитой серьёзностью. Жрицы храмов не зависят от земных правителей, ни Верхнего мира, ни Нижнего. Жриц не избирают и не свергают, вернее, это делает не человеческая сила, и над ней не властны политики.
   Достаточно помнить об этом - и в разговоре с королевой Дарина не потеряет уверенности. Лишь бы не забыть случайно, не проиграть чужому величию.
   В том, что королева одного из материков Верхнего мира будет величественна, девочка не сомневалась. Память храма твердила ей, что Хиэлие - таков был титул королевы, Хиэлие, Огненная дева, - правит материком Огня уже почти сорок лет. Как и в случае большинства её народа, внешность королевы отличается от привычного Дарине вида людей Нижнего мира. Впрочем, с некоторыми из подданных Хиэлие Дарина уже успела познакомиться: в быстрых исследовательских вылазках в плохо знакомый ещё мир.
   Внешне они и впрямь отличались, внутренне - ничуть.
   За девять месяцев жизни в храме Дарина успела многое понять. Однако же знаний о новом мире по-прежнему недоставало.
   - Ладно, - со вздохом сказала себе малоопытная жрица, - пусть смотрит.
   Сдёрнула самодельную занавеску, решительно уселась перед хрусталём. Повинуясь движениям девочки, по краям огромного - едва обхватишь руками - прозрачного шара поплыли жемчужно-белые тени, пошли скручиваться меж собой в ничего не значащие узоры. Храм вливал в камень жизнь, осторожно и медленно, по капле. Громадный шар, наполняясь энергией, звал своего далёкого близнеца.
   Сейчас хрусталь в королевских покоях так же пульсирует, постепенно наливаясь бело-молочным сиянием.
   Изображение появилось внезапно, совершенно неожиданно. Перламутровая белизна хрусталя мигнула, устанавливая соединение между двумя камнями, и над гладкой поверхностью шара отражением в зеркале высветилось женское лицо.
   Разумеется, оно было не отражением.
   Большие глаза на тонкокостном лице, выдающиеся скулы, узкий подбородок с маленьким ртом - впечатление необычной, непривычной красоты, усиленное нечеловеческой яркостью цветов: красные, почти ало-оранжевые длинные волосы, спускающиеся по плечам, брови оттенка чуть потемнее, кроваво-бордовые, резко выделяются на белой коже. И сами глаза - снова нельзя не удивиться - огромные, невозможные, цвета дождливого неба, живые и смотрящие. Прямо на оторопевшую Дарину.
   - Я, благосклонностью Огня, - она говорила по-эльфийски, очень певуче, очень завораживающе и очень быстро - Дарина едва успевала мысленно переводить, - хранительница Огненного материка, Хиэлие, рада приветствовать храм великой стихии, - глаза цвета дождя опустились, заставляя новоиспечённую жрицу вздрогнуть.
   - Я... - шепнула Дарина, в свою очередь опуская глаза - не из-за требований ритуала - от смущения, - жрица храма... - слова вышли неразборчивыми, неслышными, переливистая интонация не удалась.
   - Молчание, - вновь заговорила собеседница, слегка замялась, - длилось почти десять лет. Мы начинали волноваться.
   Кажется, она сказала не "волноваться", что-то другое. Что-то непонятное. Неважно.
   - Теперь...
   - Отныне...
   Их голоса слились, и Дарина осеклась, испугавшись, что нарушила ритуал. Но Хиэлие тоже молчала. Выжидательно.
   - Теперь храм буду представлять я, - взяв себя в руки, докончила девочка.
   Собеседница склонилась в неглубоком поклоне - показывая, что принимает сказанное к сведению.
   - Поэтому я, - Дарина снова запнулась в поиске подходящих слов, - я хотела бы... нет ли чего-то, что я должна сделать, чего-то в вашем, в Верхнем мире?
   Ресницы женщины перед другим шаром дрогнули в лёгком непонимании. Огненная дева молчала.
   - Я хотела сказать, - попробовала жрица сказать по-другому, - какие-то ритуалы, церемо.... цемеро...
   - Церемонии? - лицо собеседницы казалось непроницаемым. Ни улыбки, ни следа эмоций. - Жители страны были бы счастливы лицезреть Хиэнне на больших празднествах несколько раз в год.
   Хиэнне, Хиэнне.... А, это же её титул, её, жрицы храма. "Огненная жрица".
   - А когда эти празднества? - осторожно осведомилась Дарина. Наверное, о них мог бы рассказать и храм, но лучше услышать сейчас. Сведениями храма она воспользуется потом, когда будет расшифровывать сообщённое Девой - нет никакой надежды, что девочка поймёт всё сказанное с одного раза.
   - Зимой проводят фестивали Инея по случаю уходящего года. В конце сомицу, через два с половиной месяца. Помимо этого присутствие Хиэнне успокоит и обрадует народ на празднествах весеннего и осеннего равноденствий, происходящих, соответственно, в середине янацу и канацу. И, разумеется, летнее и зимнее солнцестояния: месяцы намицу и суваши. Ещё...
   - Простите! - перебила Дарина, чувствуя, что потерялась среди кучи незнакомых месяцев. - Сейчас август, не так ли? Когда ближайшие празднества?
   - Канацу, - вежливо сообщила Дева. - В следующем месяце. Осеннее равноденствие.
   Кажется, Хиэлие поняла, как тяжело даётся жрице разговор на эльфийском. Фразы её стали обрубленными и чёткими. Не то чтобы это сильно помогло.
   - И что нужно делать?
   - Ничего. Просто присутствовать.
   Неужели всё так просто. Не верится.
   - Э-э, Вы позволите мне снова удостоиться ауди... адие... разговора, когда подойдёт время?
   - Да, конечно, позвольте мне просить об этом, - собеседница вежливо опустила голову.
   - Спасибо, - с облегчением вымолвила жрица. Как бы теперь так попрощаться, чтобы получилось как надо?
   Хиэлие ожидала. Молча.
   - Большое спасибо, - повторила Дарина, уповая на то, что женщина поймёт и попрощается сама.
   - Благодарю вас за восстановление связи, - кажется, сообразила! - Огненный материк счастлив вновь обрести возможность общаться с представительницей Храма, - дождливые глаза опять нащупали лицо Дарины - и та поспешила тоже кивнуть, глубоко и старательно.
   - Мы позволим себе побеспокоить Храм, когда приблизится срок празднеств.
   - Да, пожалуйста!
   - Благодарим за восстановление связи, - Дева опять склонилась перед хрусталём.
   Почему она не обрывает связь?
   - А, постойте! - Дарина вдруг вспомнила о другом.
   Лицо собеседницы приподнялось.
   - Вы не... не знаете, случайно, ничего о той жрице, которая была раньше?
   - Простите? - в серо-синих глазах мелькнуло то ли удивление, то ли смущение, - словом, какая-то эмоция - первый раз за весь разговор.
   - Я хотела сказать... что с ней случилось? Десять лет назад.
   - К сожалению, мне это неизвестно, - тень исчезла так быстро, что можно было подумать, всего лишь показалось.
   - Понятно... Спасибо.
   - Мы благодарим за восстановление связи, - да что это она всё повторяет одно и то же?
   - Да, я то... - а! Это же она ждёт, пока Дарина потушит хрусталь! - Спасибо за разговор.
   Следуя примеру отражения и согнувшись в глубоком поклоне, жрица наконец оборвала энергетическую нить. Краем глаза проследила, как исчезло изображение, а белая дымка в хрустале стала растворяться, возвращая камню прозрачность. И тогда уже разогнулась и устало положила локти на стол.
   - Фууух... - ну и лицо, наверное, у неё сейчас. Губы разъехались в стороны, глаза полуприкрыты - маленький дебилёнок.
   Ничего Хиэлие толком не сказала. Хорошо хоть в этом месяце можно тихо отсиживаться в храме и нет никаких обязанностей. Или же она новоиспечённую жрицу просто пожалела.
   Однако Дева совсем не выглядела на свои - сколько ей там... больше пятидесяти точно! Будь она человеческой женщиной, Дарина дала бы ей не больше тридцати пяти-сорока. Даже Тецуко-мама смотрелась пусть молодо для своих сорока восьми, с Хиэлие ей не сравниться.
   Кстати, давно она не навещала приёмных родителей. В Токио стояла жара - наведываться туда не хотелось. Вместо этого жрица предпочитала знакомиться с Верхним миром, выходя на небольшие - не больше нескольких дней - прогулки по Лиссе и соседней с ней провинции Шинге. Август на севере Огненного материка палил гораздо терпимей изнурительного токийского солнца.
   Но сегодня - сегодня Дарине хотелось в Нижний мир. Пройтись по ставшим родными за десять лет узким улочкам, раскрыть чёрный кружевной зонтик, прячась от ослепительных лучей, прогуляться до ближайшего супермаркета и купить пирожных на карманные деньги, которыми родители продолжали её снабжать.
   Невзирая ни на какие странности и враз изменившуюся жизнь.
   После того, как храм призвал свою жрицу, стало иным многое. Но многое - что удивительно - осталось совершенно прежним. Теперь она жила в храме - но каждый месяц по нескольку раз отправлялась домой, в Токио. Школу уже не посещала - но усердно корпела над учебниками чужого ей певучего языка, над географией и историей внезапно разросшегося мира, благо библиотека храма хранила в себе подавляющее количество книг.
   Только с друзьями встречаться ей уже не приходилось: бывшие одноклассники считали, что она погибла - в прошлом году Дарине даже удалось побывать на собственных похоронах.
   Церемония оставила след в душе, и поныне жрица слегка поёживалась, вспоминая тот мрачный день. Дом Такаси притих, словно придавленный - её родители всерьёз думали, что дочь погибла; чёрные люди чинно сидели на скамьях, а многие школьные друзья, не скрываясь, плакали. По одному прощающиеся подходили к большому чёрно-белому портрету девочки среди цветов, шептали ей каждый что-то своё и снова отходили, уступая место следующим.
   На похороны пришло немало народу: Дарину любили. Спрятавшись в своей комнате и наблюдая за происходящим через щель в фусума, девочка чувствовала себя последней негодяйкой и дрожала при малейшем звуке неподалёку - не ровен час, засекут ожившую покойницу, поднимется скандал; новоиспечённая жрица и сбежать не успеет. Поэтому связь с храмом держала, не прерывая, готовая в любое мгновение раствориться в междумирье.
   Родителей было жалко. Одноклассников тоже, но родителей - больше всего.
   Хорошо, что сейчас всё уже позади.
  
   Против ожидания, явление "призрака" перед родителями - спустя несколько дней после похорон - не окончилось новой трагедией, и отец с матерью не стали хвататься за сердце. Вовсе наоборот - поняв, что приёмная дочь действительно находится в добром здравии, оба вполне спокойно приняли рассказ о храме и обязанностях жрицы, о существовании другого, совершенно отличного от родного им, мира.
   - Рина-тян, - совсем обычным голосом сказала Тецуко-мама, - с того дня, как мы встретили тебя, мы знали, что однажды ты уйдёшь.
   Отец молчал и только водил глазами по лицам жены и приёмной дочери.
   - Мы никогда не говорили тебе о том, как ты появилась в нашем доме, а ты не спрашивала, - когда-то память о случившемся около десяти лет назад была тщательно спрятана в дальние уголки сознания - но сегодня наступил день рассказать обо всём - так говорили мамины глаза.
   - Мы, - Тецуко-мама переглянулась с отцом, - встретили женщину, красивую женщину-иностранку, она несла на руках четырёхлетнюю малышку. Удивились... Первый раз, наверное, видели иностранку, да ещё с ребёнком.
   - И что же? - жадно спросила Дарина.
   - Она попросила нас посмотреть за тобой. Недолго. На каком языке она говорила, а, папа?
   - На японском, - уверенно ответил отец. - Я ещё удивился, хотел сказать, что по-английски не понимаю, когда понял, что понимаю. Она прямо как настоящая японка говорила.
   - На японском... - задумчиво повторила мама. - Я даже её голоса не помню, он раздавался словно сразу внутри головы. Может, и на японском, на английском мы с папой и впрямь не говорим.
   - И что тогда?
   - Оставила тебя и ушла.
   - Куда? Куда ушла?
   Родители опять переглянулись.
   - Ушла... помогать твоему отцу, мы думаем, - наконец заговорила Тецуко-мама. - Потом мы... мы их видели.
   - Кого?
   - Понимаешь, одно дело - пережить что-то странное, а совсем другое - рассказывать о нём, как будто оно было на самом деле, - мама говорила тихо и заглядывала в глаза Дарины, будто извиняясь. - Когда чувства превращаются в слова, кажется, истинность куда-то уходит.
   Отец рьяно закивал, подтверждая.
   - Не получится рассказать, Рина-тян. Они умерли - почти на наших глазах. Тайфун был и землетрясение - в тот день всё как-то случилось вместе, будто земля, море, небо одновременно разгневались. Сильный ветер дул. Были другие люди ещё, они потом исчезли куда-то, почти все, - мама, казалось, с трудом находила слова. - Много посторонних людей тоже погибло. А нас тогда, - женщина взглянула на мужа, словно искала поддержки, - как будто боги охраняли.
   Мама помолчала и продолжила:
   - И когда закончилось, когда самый пик бури миновал, я глянула на тебя и ахнула - твои волосы становились чёрными, а глаза - карими. И иностранная девочка у меня на руках вдруг превратилась в японочку.
   - Мама тебя едва не выронила, - добавил отец с шутливым упрёком.
   - Тогда мы поняли, что они точно не вернутся, твои родители. Оставили тебя на наше попечение.
   - А потом?
   - Вернулись домой. Стали думать, что с тобой делать. Японского ты не понимала, мы тогда позвали соседа-студента. Он с тобой по-английски, а ты ему не отвечаешь ничего, словно и не понимаешь. Он уж на нас рассердился, подобрали, мол, слабоумного ребёнка, какая из неё иностранка?
   - Документы, документы, - подсказал отец.
   - Да, документы мы нашли в твоей сумочке. Оформлены честь честью, имя, фамилия, возраст, место рождения. Так по ним получалось, что ты в Тиба родилась, совсем рядом. В 1976 году, в марте. Тогда уже пошли потом и удочерили тебя официально. Про родителей твоих стало ясно, что погибли. А никто из родственников не объявился.
   - Имя, - снова вставил отец.
   - Ах, да! Фамилия у тебя была написана: Танака - Танак же пруд пруди. И родители так и похоронены были, верно. Только тогда... иностранцев среди жертв не нашли. И мы думаем, твоя мама замужем была за каким-нибудь Танака-саном, японцем. Потому и по-японски так хорошо говорила. А что потом иностранцев не нашли - так её, верно, вывеской или ещё чем по лицу задело... и непонятно стало... Ой, ты прости меня, старуху глупую, что я тебе дурость всякую рассказываю!
   - Всё нормально, мама, - от излишних усилий голос получился деревянным. - Спасибо, что рассказала. Больше неоткуда узнать.
   Нельзя было утверждать, что мамин рассказ много прояснил. Но скорее всего Тецуко-мама говорила правду - и настоящие родители жрицы в самом деле погибли, тогда, почти десять лет назад. Погибли - и отец, и мать - оставив храм без хранителей.
   И через десять лет храм потребовал себе новую жрицу.
  

1991 год от Рождества Христова

  

"Маргарите Ярве

Таллинн, июнь

Привет, Ритуля!

   Давно не слышались, не виделись. Как ваши дела? Решила вот написать письмо, а то звонить дорого, а мы с Индреком сейчас копим денег, чтобы осенью ехать на раскопки. Детей надо будет оставить одних, так хоть наймём им няньку, ведь у меня только старый отец, да и тот - на Сааремаа, хутор не оставить, а детям в школу ходить; а про родителей Индрека ты знаешь.
   Вот, к слову, раз уж заговорила.
   Не прими, пожалуйста, мой вопрос за вопрос ненормального человека.
   Ты помнишь, как мы с Индреком познакомились?
   Сейчас поясню. Дело в том, что в последнее время у меня странные провалы в памяти. В один момент я прекрасно знаю: встречалась с ним пару лет до свадьбы, потом мы поженились, появились дети. В другой же мне кажется - ты представляешь? - что я вернулась домой с двумя свёртками, а там меня встретил абсолютно незнакомый человек, который вдруг заявил: "Я твой муж".
   Ну вот, я уже вижу, как на этом месте ты многозначительно стучишь карандашом по бумаге и угрожаешь выбить из меня всю дурь.
   Ну, выбивать будешь потом, когда наконец приедешь, а сейчас уж ты вынуждена будешь выслушать всё, что я имею тебе сказать. Вот в чём прелесть писем! Ты разозлена? Негодуешь? Ха-ха, отлично! Приезжай скорее, и я дам тебе задушить меня в объятиях.
   Так вот, на чём я остановилась.
   Бывают такие странные моменты, когда я роюсь, роюсь в своей памяти и никак не могу ничего найти, всё словно тонет в колышущейся серой массе. Не вспомню ни нашего первого свидания, ни даже знакомства, ни его друзей, ничего. Родителей у него нет, родственники где-то далеко, уехали то ли в Россию, то ли в Америку. Друзей тоже немного, и все - наши общие, так что даже непонятно, кто с кем раньше познакомился. Впрочем, Индрек по природе рассеян, не слишком людим. Ой, так говорят - "людим"? Ну ладно, раз написала, не вымарывать же.
   Так, опять я убежала в сторону. Так вот, я отлично знаю, что замуж вышла по любви, и после замужества эта любовь ещё более окрепла и сплотила нас (прямо как компартия). У нас растут хорошие детки, хорошенькая дочка и умненький сын, у нас с мужем одни увлечения, и понимаем мы друг друга с полуслова. (Прости, я тут ударилась в патетику.) В общем, мы счастливы.
   Если бы не один момент!
   Мне снятся кошмары. Начали сниться не так давно, ты первая, кому я о них рассказываю. Даже Индреку не говорила. Вот один из них.
   Я сижу в какой-то неосвещённой комнате на полу, прижав ноги к груди. В углу, рядом со мной, высокая кровать, это моя комната. Та самая, где я жила до замужества. Я знаю, что мой любимый (не знаю, кто это, но точно не Индрек) меня оставил, потому что не хотел на мне жениться, а я жду от него ребёнка. И вот я реву одна в этой комнате, не знаю, что делать, к кому бежать, у меня нет никого, кроме этой новой жизни в пузе, и я понятия не имею, как буду жить, как найду денег, чтобы прокормить будущего ребёнка, как пройду через всё это в одиночестве... Бр-р.
   Потом есть ещё другой. Тоже себе кошмаристый.
   Я в больнице. Обшарпанные зелёные стены, на высоте моих глаз начинается исцарапанная побелка. Коридоры полны женщин, никто не глядит по сторонам, все как мёртвые. Захожу в кабинет. Врачиха смотрит на меня с презрением, потому что у меня нет обручального кольца на пальце. Когда осматривает, будто специально делает мне больно. Все её жесты, все слова словно нацелены на то, чтобы сказать мне, какая я низкая тварь, какая сволочь, шлюха, забрюхатевшая невесть от кого. Она даже прямо так и говорит кому-то при мне: "Расходились тут всякие, спят с кем ни попадя, заразу распространяют".
   Это обо мне-то? Я в первый раз с мужчиной в постели оказалась в двадцать три! И было их у меня всего двое! И забеременела я лишь после замужества!
   Потом ещё один. Тебе не надоело? Потерпи...
   Мне снится, что у меня только один ребёнок. Так говорят и мой постоянный врач, и акушерка, и другие врачи, медсёстры. Все знают, что я жду одного ребёнка, вроде как мальчика. Никто, понимаешь, абсолютно никто ничего не говорит о втором! Как будто Хиден и не рождалась, как будто не пинала меня изнутри! И тут приходят люди, их несколько, но лица туманятся, и я никак не могу разглядеть их черты. Они все высокие, тонкие, худощавые, двигаются с одинаковой грациозностью, как будто не люди, а какие-то биомашины. У одного из них на руках младенец-Хиден. Я протягиваю к ней руки, она открывает глазки. Смеётся. Я хочу коснуться её, но окружившие меня люди не дают. Хиден плачет. И наступает тьма.
   И эти три повторяются с завидной постоянностью. Чуть ли не раз в неделю просыпаюсь со слезами на глазах.
   Ты, верно, спросишь, почему я с Индреком не поделюсь, ведь муж - опора каждой женщины.
   А я не могу. Мне жалко на него это взваливать. Ведь у него и самого...
   Понимаешь, каждый раз, когда я спрашиваю его о друзьях, о девушках, которые у него были до меня (ведь была же хоть какая-то? Индрек у меня красавец-мужчина!), у него делается такое растерянное лицо... Он, конечно, рассказывает, если сильно припереть к стенке, но постоянно сам твердит, что эти воспоминания кажутся ему неживыми, какими-то пыльными. Отец с матерью погибли, когда он был маленьким, он уж и не помнит, что с ними случилось. Воспитывала бабушка, и та умерла, он едва в комсомол вступил. И всё - никаких больше родственников, никаких старых знакомых, дядек, тёток, нянчивших его на коленях в далёком детстве. Гол как сокол.
   Вот так мы с ним и живём - один предпочитает не думать о прошлом, вторая видит в кошмарах его фальшивые призраки.
   Понаписала я тебе, Ритуль, да? Ну, ты не бери близко к сердцу, у нас всё хорошо, а кошмары... у каждого человека должны быть свои ларцы-шкатулочки, иначе в этого человека заглядывать неинтересно. У нас, значит, такие вот шкатулочки, с кошмариками.
   Ну хватит мне уже о себе рассуждать. Я ведь хотела тебе ещё о Хиден рассказать.
   Ты ведь уже годика два как обоих не видела, а детки растут быстро. Хиден, чувствую, будет высокая, в папу, у неё уже ноги, как две каланчи. Тайо, конечно, в меня, но говорят, это хорошо, когда мальчик похож на маму, а дочка - на отца. И знаешь, когда я вижу их вдвоём, каким-нибудь поздним вечером, таких одинаковых, он - с книгой в руке, она - сидит на его колене и заглядывает в ту же книгу, - так тепло на душе становится, не поверишь! Никакие кошмары не страшны.
   За Хиден, знаешь, я поначалу очень беспокоилась. По сравнению с другими детьми она была такая маленькая, хрупкая, словно не от мира сего. Опять же это её отсутствие пигмента, беленькие волосики. Когда она младенчиком была, так это в глаза не бросалось - детки многие маленькие светленькие да голубоглазые, но стоило шевелюре её отрасти, как все ахнули! И давай наперебой: "Девочка больна, девочка больна, отведи к доктору, она альбинос". И ещё её ушки, они же слегка заостряются, - так все тоже в один голос, мол, болезнь какая, и давай рыться, придумывать её названия. Соседка мне с нижнего этажа аж медицинскую энциклопедию притащила и давай тыкать. А там картинки-то какие! Фотографии заболеваний! Хоть прямо на месте в обморок вались.
   По врачам ходили, а как же. Да ты помнишь, наверное, это время, я тебе всю жилетку прожаловалась. А врачи только руками разводят. Да и лекарства прописывают, а Хиденка потом от них животом мается. Потом уже и пить отказалась, и правильно поступила, скажу я. И нормально всё, тьфу-тьфу-тьфу, до сих пор, живы-здоровы.
   Ну вот, потому что взрослые такие неразумные, я уж думала, задразнят мою малышку в школе, дети-то всему от взрослых учатся. Тайо постоянно твердила: "Защищай сестру, ты старше". Но знаешь, страхи оказались напрасными! Никто особо к цвету волос не придирается, и про уши дразнилок не сочиняют, нашли они с Тайо себе компашку, гуляют вместе, дружат.
   Вот, кстати, был один случай.
   Я заметила, что у Тайо начала перетираться ленточка с ключами, которую он должен бы таскать на шее, а носит в портфеле. (Тайо - наш ответственный хранитель дома: мы с Индреком целыми днями на работе, и детям приходится возвращаться в пустую квартиру, самостоятельно замок открывать.) И, значит, взяла я эту ленточку, хотела подшить, а Тайо сказать забыла. И наутро дети отправились в школу без ключей, потому как ленточка осталась лежать на моём столе, в спальне. Я же, балда этакая, вспомнила об этом только в конце дня, незадолго до того как домой идти. Картинка перед глазами встала, как живая: лежат ключи на столе, лента свисает, я ещё подумала, не смахнуть бы, да и забыла. Подшить подшила, а в портфель ребёнку всунуть забыла.
   Бегу я, ворона, домой. Стремглав мчусь, думаю только о детках своих голодных, озябших, на часы посматриваю, пытаюсь вычислить, кто раньше прибудет - я или Индрек. Прибываю к дому, бегу к подъезду, поднимаюсь, наконец, на наш этаж - и что же? Никого перед дверью. Открываю - навстречу Тайо выскакивает: "Мама пришла!" Все дома, и дети, и Индрек.
   Я, конечно, подумала, это он им дверь открыл, даже спрашивать не стала. А потом смотрю - а ключей-то и нет. Посмотрела на столе, на полу, везде порылась - нет, как будто и не было никогда. Тогда уже спрашиваю у Индрека, вечером, когда дети спать пошли, мол, это ты им дверь открыл? Он на меня глаза удивлённые: нет, мол, уже дома были, когда я вернулся.
   А ключей-то и нет.
   Каково, а?
   Я только потом сообразила: верно, Тайо вспомнил о ключах и перед уходом зашёл в нашу комнату, взял. А мне сказать и забыл. Я потом у него спросила, так и оказалось. Но напугал же он меня - я уже столько всего передумала: как дети могли достать ключи из запертой наглухо квартиры? Да ведь Тайо и не знал точно, куда я их подевала, разве что случайно заметить мог...
   Похоже, сумбурным получился мой рассказ. В общем, так мы и живём, как я рассказываю: сумбурно, но зато весело. Тайо порой хулиганит, Хиден общается с воробьями (ну, это я так называю её дружбу с птицами, порой кажется, что они и впрямь понимают один другого), Индрек по уши в своих книгах, а я бегаю между всеми ними и ставлю всё с ног на голову.
   Короче, живём весело - приезжай скорее и окунайся в нашу атмосферу!
   Индрек передаёт привет, дети кричат, чтобы ты привозила Ксюшу.
   Жду! Отговорки не принимаются!
  
   Неля Кеваде"
  

Таллинн, 28 августа 1991 года

  
   Воробей смешно нахохлился, наклонил голову набок, рассматривая предложенное угощение, затем смело спорхнул с ветки прямо на маленькую ладошку и начал клевать булку. В то же мгновение гам и чирикание заполнили солнечную тишину школьного сада: ещё с десяток пугливых пичужек устремились к детской ручке. Беловолосая девочка рассмеялась, протягивая к птичкам вторую ладонь. Старый рыжий кот посмотрел на неё осуждающе: опять его оставили без добычи.
   - Здравствуй, Хиден, - раздался красивый, певучий голос. Девочка недовольно огляделась - сейчас обладатель этого голоса всех птичек распугает, - но вокруг не оказалось никого, только шумные воробьи да потрёпанный полосатый кошак. И она продолжила свою незатейливую игру, заставляя пташек по очереди приземляться на ладонь и чирикать песенки.
   - (Хиден), - снова позвал голос, и беловолосая вдруг сообразила, что кто-то обращается к ней мысленно, как может только Тайо. Но брат сейчас с мамой в здании школы, смотрят там расписание. Да и голос явно принадлежит взрослому...
   Девчушка подозрительно покосилась на кота, тот зевнул, всем своим видом показывая, что считает разговоры с человеческими детёнышами ниже своего достоинства и вообще не знает их языка. Нет, её точно звал не этот полосатый зверь.
   - (Хиден), - третий раз зазвучал в голове голос. И тут девочка наконец заметила незнакомца по ту сторону витой выкрашенной в бледно-зелёный цвет решётки, обозначающей территорию школы. Высокий, чем-то очень похожий на папу, он сухо улыбнулся, ещё раз повторив: - (Здравствуй)!
   - Добрый день, - Хиден ответила вслух, подходя поближе к забору. - Откуда вы знаете, как меня зовут?
   - (Я друг твоих родителей), - голос незнакомца тихой завораживающей песней снова наполнил разум.
   - Мама скоро выйдет. Она смотрит, во сколько нам в понедельник в школу приходить, - девочка потеряла всякий интерес к этому высокому дяденьке с холодными глазами, отвернулась, присела на корточки, опять подзывая птиц.
   Мамин знакомый - ещё один из тех взрослых, которые приходят в гости, гладят их с Тайо по головам и называют миленькими детками. А потом на кухне цокают языком, сетуя на то, какая Хиден хрупкая да бледненькая, советуют разных врачей. Мама расстраивается, папа сердится, а девочку снова начинают кормить разными лекарствами.
   - (Я пришёл не к твоей маме), - несмотря на то, что речь незнакомца звучала ласковой мелодией, она оставляла неясное впечатление серой усталости. Каждое его слово, раздавшись в разуме беловолосой, словно маленьким, но тяжёлым камешком ложилось где-то в районе груди - всё меньше хотелось играть, всё больше клонило в сон, начала болеть голова. Внутренняя энергия исчезала куда-то капля за каплей с каждой фразой этого странного человека. - (Я хочу поговорить именно с тобой...)
   - (Мне нельзя разговаривать с незнакомыми), - вспомнив о запрете, девочка перешла на мысленную речь. - (Вдруг вы на самом деле маньяк, а не мамин товарищ. Сегодня утром по радио передавали про маньяка, он детей ворует).
   - (Хиден), - голос и глаза темноволосого лучились укором. Как можно подозревать его, лучшего друга семьи, в подобной низости? Даже воробьи зачирикали осуждающе.
   - (Извините), - мысленный разговор с этим похожим на папу дядечкой отнимал много сил. Девчушка села, совершенно не заботясь о том, что её кремово-розовое платье может испачкаться травяной зеленью, - за испорченный наряд мама отругает потом, а сейчас надо сесть, потому что очень кружится голова и ноги совсем не держат. - (А о чём вы хотите со мной говорить?)
   - (Дело в том, девочка моя), - холодный взгляд серых глаз стал вдруг очень добрым, ласковым, - (что ты очень необычный ребёнок)...
  
   - (Я знаю), - десятилетняя малютка по ту сторону забора едва заметно кивнула, утомлённо прикрыв веки. - (Папа всегда так говорит).
   Когда беловолосая упомянула отца, мужчина невольно поморщился, но она, похоже, этого не заметила, потому как именно в этот момент зажмурилась и потрясла головой, отгоняя усталость. Наблюдавший нахмурился - кажется, телепатическая беседа отнимает у Хиден-эли слишком много внутренней энергии, восстанавливать которую девочка пока не научилась. Может, стоит подождать ещё пару месяцев, не рассказывать сейчас? Хотя, пожалуй, два месяца ничего не изменят...
   - (Вы пришли, чтоб сказать мне только это?) - бодро, как ни в чём не бывало.
   Девчушка вскочила с травы, отряхнув платьице, смешно наморщила носик. Потом несколько испуганно глянула в сторону школы.
   - Мне к брату надо, простите! - извинилась малышка уже на бегу.
   Мужчина остался стоять, не сводя взгляда с резво удаляющейся девочки. Что произошло? Как она восполнила потраченные на разговор запасы энергии? Что вообще?..
   Хорошо, если этим побегом малютка не надеется от него избавиться. Избавиться от него ей вообще не удастся - на Хиден у него большие, очень большие планы. Наконец-то она повзрослела достаточно, чтобы некоторые из них начали становиться реальностью.
   Подожди, девочка. Уже скоро то, что тебе предстоит узнать, перевернёт твой маленький мирок. Перевернёт и снова поставит на ноги, но уже по ту сторону реальности. И наконец всё пойдёт так, как идти должно.
  

***

  
   - Айвар, привет! - мальчик отпустил мамину руку и помчался к сидящему на подоконнике другу. - Как лето провёл?
   - Привет, Тайо! Я в лагере был, в Вяана-Йыэсуу, - похвастался рыжий, - три смены подряд! Змею видел, настоящую! И лису!
   - Ух ты! - искренне восхитился Тайо. - Везёт же тебе! А мы...
  
   Каск Анне, Кехва Тыну. А вот и они - Кеваде Хиден и Тайо. Пятый "А" класс. Неля поискала глазами сына - тот по-прежнему стоял возле окна, разговаривал с рыжеволосым мальчиком. Подумать только, уже пятиклассник! Как быстро летит время. Кажется, ещё только вчера им с Хиден было по шесть лет и они первый раз пошли в школу, и вот уже пятый класс...
   Значит, пятый "А". Женщина вернулась к доске объявлений. Второго сентября все ученики собираются в полдень в актовом зале на линейку, а уже тридцать минут спустя начнутся уроки, Хиден и Тайо пойдут в кабинет двести пятнадцать на литературу. Подумать только, уже пятиклассники!
   Поначалу Неля сомневалась, правильно ли они с Индреком поступили, отдав детей в школу так рано. Может, стоило подождать год? Многие дети начинают учиться с семи лет - больше половины того первого класса оказалось семилетками. Но потом близнецы втянулись - Хиден подружилась с трудом и арифметикой, а Тайо, поверив уговорам сестры о том, что книжки - это интересно, подтянул оценки по чтению и родному языку.
   Четвёртый класс сын с дочкой закончили практически на одни пятёрки, приходя на выручку друг другу - Хиден писала за брата сочинения, а он объяснял ей математику.
   Просто идеальные детки - никогда не ссорятся, всё делают вместе, во всём друг другу помогают. Неле даже иногда начинало казаться, что они могут читать мысли друг друга - так слаженно они действуют, так вовремя оказываются рядом...
   Неожиданный грохот - словно кто-то вдруг упал - отвлёк женщину от её мыслей. Обернувшись, она...
   - Тайо! - темноволосый мальчик неподвижно лежал на полу. Неля бросилась к сыну. - Кто-нибудь, позовите врача!
   - Тайо! - хлопнула входная дверь, в помещение вбежала беловолосая девочка. - Мама, что с ним?
  
   Школьная медсестра отошла к шкафчику в дальнем углу кабинета: поставить на место бутылочку с нашатырём. Неодобрительно покосилась сначала на медленно приходящего в себя на кушетке парнишку и его сестру, которая вот уже пять минут как держала мальчика за руку и тихонько плакала, потом на их напуганную мать, вернулась к столу, села и принялась читать медицинскую карту. Странно, но оказалось, что за все четыре года учёбы этот Тайо Кеваде ни разу не обращался во врачебный кабинет с жалобами на здоровье.
   - Обморок, - сухо и безразлично сообщила она вердикт, - банальный обморок в результате переутомления. Лучше смотреть надо за детьми, дорогуша, - спать вовремя укладывать, кормить хорошо, гулять с ними у моря побольше, витаминов давать. Мальчик и не будет терять сознание.
   - Не понимаю, - всхлипнула Неля, - они у меня всегда режим соблюдают и едят хорошо... Болеют очень редко.
   - Не знаю, не знаю, - женщина в белом халате презрительно скривила губы - что за матери нынче пошли, совсем за детьми не следят! - Вы бы сводили его в поликлинику да проверились, может, у него малокровие, лёгкая утомляемость - первый признак. Про девочку я уж молчу, у неё-то явно какая патология - до чего бледная, - медсестра снова заглянула в медицинскую карточку, но на этот раз Кеваде Хиден, - и вес у неё ниже нормы почти на четверть.
   - Мы её в Москву возили, к профессору, - вступилась Неля за дочь. - Он подтвердил, что девочка здорова. У неё просто конституция такая.
   - Дело ваше, - медсестра устало пожала плечами, - но я бы прямо сейчас хватала мальчика да бежала в поликлинику, будь я на вашем месте. Хотите, позвоню? Вас без номерка прямо сегодня примут.
  

***

  
   - Мама, а можно мне не ходить в больницу? - каким-то внутренним чутьём поняв, что с братом всё в порядке, Хиден совершенно успокоилась. - Тайо уже большой, он без меня справится...
   - Да, мам, пусть Хиден нас дома ждёт, - мальчик, сидящий на руках у Нели, с вялым упрямством тоже просил за сестру. - Чего ей зря невни... нери... невничать, - так и не справился с трудным словом. - Мы с тобой сами с доктором поговорим, он тебя успокоит.
   - Я даже не знаю, - женщина немного растерялась. Конечно, зачем лишний раз тащить Хиденку в поликлинику - у бедной малышки, похоже, уже выработалась аллергия на медицинские заведения. Но ведь и не оставишь родную дочь вот так, посреди улицы - до дома-то ведь автобусная остановка да ещё дорогу переходить надо с четырёхполосным движением и трамвайные рельсы. Конечно, последние полгода они с Тайо добирались домой сами, но всегда вместе, под присмотром друг друга. А вот так отпустить девочку одну...
   - Я её провожу, - высокий мужчина со стальными глазами показался смутно знакомым. И вдруг словно вложили в память - это же Георг, дальний родственник и лучший друг Индрека, шафером на свадьбе был. Как она могла забыть!
   - Спасибо! - Неля улыбнулась и затараторила, быстро-быстро вводя друга-родственника в курс дела. - Ты как нельзя вовремя подоспел. Тайо упал в обморок, вроде от переутомления, медсестра послала нас в поликлинику, доктор через двадцать минут нас примет. Никак не успеваю Хиден домой завести, а больниц она не любит - с нами идти отказывается.
  

39 год Рейки, 4756 всеобщий год

1992 год от Рождества Христова

Июнь - начало августа

  
   Это было первое лето, которое они проводили не вместе. Самое длинное, самое тоскливое - оно всё тянулось и тянулось, никак не желая заканчиваться. А ведь казалось бы, у деда на хуторе было всё, что нужно мальчику для счастья: настоящий щенок овчарки, велосипед, речка, домик на дереве, воздушный змей, море малины и клубники, спутниковый канал мультфильмов и сам дедушка, с которым можно пойти на рыбалку и покататься на тракторе. Но без Хиден всё это счастье казалось каким-то незаслуженным, неправильным. Тайо скучал, грустил без сестры, особенно первый месяц... Как она там в своей летней школе для девочек? Почему не звонит? Почему до неё не получается дотянуться мысленно?
   А в конце июня Тайо начал видеть чудные сны. Мальчику снился то ли замок, то ли дворец, зелёный парк с душистыми цветами и странные люди - все сплошь остроухие и большеглазые, как Хиден - они говорили на непривычном слуху чирикающем языке. Чаще всего в этих снах появлялись дядя Георг и какой-то улыбчивый темноволосый парнишка в тёмно-зелёном пиджаке. Они словно опекали Тайо, не давали ему потеряться в странном мире ночных грёз. В этих снах Тайо был подмастерьем колдуна - учился повелевать огненными шарами, зажигать огни-светляки, делать камни-талисманы, разговаривал с птицами и читал волшебные книги.
   Сновидения приходили к мальчику нечасто - только если он очень-очень сильно, до головной боли, до потери сознания старался дотянуться до Хиден мыслями. Она словно бы отвечала на его зов, успокаивала брата необычными снами, как сказку на ночь рассказывала - так, по крайней мере, считал сам Тайо.
  
   Это было первое лето, которое они проводили отдельно друг от друга. Самое короткое и самое насыщенное - дни мелькали яркими вспышками, как-то совсем незаметно приближая каникулы к завершению. Это лето несло столько новых впечатлений, которыми очень хотелось поделиться с Тайо - но его не было рядом. Так хотелось рассказать брату о Верхнем мире, похвастаться, что здесь Хиден не дразнят остроухой и бледной - здесь все такие же, как она, под страшным секретом сообщить, что огненные искры получаются теперь в три раза больше, чем те, которыми Хиден баловалась дома, и птиц даже не надо звать, потому что играть с девочкой они прилетают сами.
   Жаль, что Тайо не должен всего этого узнать - таково было условие, на котором дядя Георг взял её в сказку Верхнего мира: хранить тайну, ничего никому не рассказывать. В самую первую очередь в неведении обязаны остаться брат и родители, для них, как сказал дядя, Хиден проводит каникулы в летней школе в финском городе Эспоо.

***

  
   - (Идём), - высокий остроухий мужчина по-отечески ласково подтолкнул задумавшуюся девочку к порталу. - (Уже пора).
   Как же трудно решиться на этот шаг - оставить брата-близнеца, с которым никогда раньше надолго не расставалась, и на всё лето отправиться в неизвестность, что ждала за дверным проёмом, начавшим светиться лиловым перламутром. Но отказаться от этого шанса Хиден не могла - мир, который она впервые увидела в день своего одиннадцатилетия, звал, манил её, словно свет фонаря - мотылька.
   Глубокий вдох, решение принято - маленькая детская ладошка уцепилась за руку мужчины, соглашаясь на путешествие в иную действительность, и дверь комнаты самой обычной квартиры-малометражки открылась для беловолосой девчушки и её спутника в светлую залу аристократического особняка.
  
   Льядда Орриэ-лаэ неспешно вышел на террасу вслед за девочкой, любуясь неприкрытым весельем и интересом, с которыми малышка исследует окружающий мир. Хиден уже успела дважды обежать обнимающий три четверти фасада широкий балкон, заглянуть во все выходящие на него окна и двери и теперь пыталась забраться на перила, чтобы удобнее было смотреть на раскинувшийся внизу парк.
  
   Верхний мир оказался совсем родным, словно Хиден вернулась домой после очень долгого отсутствия. Необъяснимая радость распирала девочку изнутри, вырывалась наружу смехом, блёстками чистой энергии срывалась с кончиков пальцев. Словно тяжёлый груз упал с плеч и выросли крылья - стоит только подпрыгнуть, и бабочкой взлетишь в яркую синеву.
   А что если? Что получится если?.. Хиден сложила ладошки домиком и резко их развела. Вместо обычной слабой искорки из рук вывалился настоящий огненный шар, медленно полетел вниз, несколько раз подпрыгнул по дорожке, словно мячик, и потух. Девочка рассмеялась и вознамерилась повторить фокус, но в голове зазвучал строгий голос дяди Георга.
   - (Хиден-эли, прекрати немедленно!) - даже мысленная речь, так тяжело звучавшая в Нижнем мире, здесь не отбирала много сил, не приносила с собой головной боли и утомлённости - так, слегка неприятные ощущения, вполне себе терпимые после нижнемирских.
   - Почему? - Хиден удивилась вслух.
   - (Потому что это опасно. А если бы кто-то увидел?) - терпеливо объяснил тот, кто когда-то назвался другом семьи. - (Запомни, пожалуйста, раз и навсегда: нельзя, чтобы кто-то знал, что ты применяешь магию. Девочкам этого не прощают).
   - Почему? - в небесно-голубых глазах легко читались любопытство и упрямство. Просто запретом тут явно не отделаешься - надо действительно объяснить, разложить всё по полочкам, иначе девчушка продолжит создавать огненные шарики и - что она там ещё умеет? - приманивать птиц и животных, заставлять предметы летать.
   - (Хорошо), - Орриэ-лаэ улыбнулся, но взгляд его блеснул холодом стали. - (Ты увидишь, почему... Но не сегодня. А пока будешь пользоваться магией, только когда я разрешу).
   - (Нет!) - хмурые бровки, упрямо вздёрнутый носик. Хиден топнула ножкой. - (Когда захочу, тогда и буду!)
   - (Тогда я отправлю тебя обратно, и ты никогда больше сюда не попадёшь).
   - (Но так нечестно!) - губы девочки обиженно задрожали.
   - (По-моему, очень даже честно), - мужчина потрепал девочку по голове. - (Либо ты меня слушаешься, либо отправляешься в Нижний мир).
  

***

  
   - Какая хорошенькая! Кто она? Его дочь?
   - Нет, племянница. Хозяин привёз её с Воздуха. Так я слышала.
   - Чудная она. Бродит везде, глядит на самые простые вещи так, словно никогда не видела. Дикари эти Воздушные!
   - Ты чего говоришь-то! Сейчас хозяин услышит...
   - Я вчера её встретил на кухне, спросил, может, она хочет чего. А она молчит, только глазами хлопает. Напугалась.
   - Да не, она всё время молчит. Этина с ней вон сколько раз говорить пыталась. А она не отвечает.
   - Может, она немая?
   - Нет, с хозяином она разговаривает, я слышала. На каком-то странном языке...
  

Начало августа

  
   Беловолосая отложила флейту и обернулась на чуть слышный скрип двери. Неужели ещё один посетитель пожаловал в зверинец, главным экспонатом которого Хиден себя ощущала? Нигде не найдёшь покоя!
   Похоже, все обитатели особняка сочли своим долгом хоть одним глазком, но взглянуть на ребёнка, привезённого Орриэ-лаэ из очередного путешествия - к ней относились, как к необычному зверьку, диковинной птичке. Не то чтобы подобное внимание девочку раздражало...
   Сначала она отвечала всем этим людям не меньшим любопытством: пристально наблюдала за ними, пытаясь понять, кто есть кто и чем занимается, дивилась тому, как легко они воспринимают настоящие чудеса частью быта. А теперь, почти месяц спустя, непрестанное внимание слуг успело порядком поднадоесть. Особенно на нервы действовал лакей, с преданностью собаки следующий за Хиден повсюду, услужливо открывающий двери и отодвигающий для девочки стул за столом - как будто она сама не может этого сделать. Ещё приелось всё время ловить на себе взгляды служанок, постоянно норовящих начать уборку именно в том помещении, куда пришла Хиден. Девочка даже провела эксперимент - если прийти в какую-либо комнату и подождать, пока горничные начнут уборку, а потом перейти в соседнюю, то они справятся с вытиранием пыли за пятнадцать минут, но если остаться, то процесс наведения чистоты растянется часа на полтора.
   Самое обидное, что Хиден не может даже попросить этих людей оставить её в покое - недостаточно знает язык, успела выучить лишь только самые элементарные фразы да пару песенок. А мысленно дядя Георг, нет, господин Орриэ-лаэ - и как его называть? - разговаривать запретил, и не умеют они, девочка пробовала.
   Опытным путём Хиден удалось выяснить, что спрятаться от ненавязчивого, но постоянного внимания слуг можно либо в своей комнате, либо в ещё нескольких помещениях особняка - по сути своей маленького замка. Одним из таких убежищ оказалась зала с порталом, та самая, через которую Хиден попала в Верхний мир - в ней девочка и обосновалась, когда надоело сидеть в своей комнате.
   Тем не менее, похоже, укрытие оказалось не совсем надёжным, и насладиться одиночеством в полной мере Хиден не удалось. Видимо, привлечённый звуками флейты, в залу проскользнул элхе - высокий, пухлощёкий мальчишка в тёмно-зелёной форме. Вошёл и сразу начал тараторить, размахивая руками, указывая на дверь. Из всей его длинной, пламенной, богатой жестикуляцией речи девочка поняла только одно слово - "нельзя".
  
   Паренёк закончил говорить и замер в ожидании ответа, вопросительно хмуря брови, уставился на беловолосую нахалку. Девчонка целую минуту разглядывала его, а потом со скучающим видом отвернулась. Похоже, она не собиралась не то что оправдываться, но и вообще говорить. Возмутительно! Да кто она такая, чтоб вести себя подобным образом?
   - Ты кто такая? - элхе озвучил своё негодование.
   - Ты кто? - тут же отозвалась беловолосая, точно повторяя интонацию.
   - Я первый спросил!
   - Первый спросил! - она отбивала слова, словно мячик.
   - Не дразнись!
   - Не дразнись! - девочка вновь повернулась к Дани, улыбнулась, словно нашла новое развлечение.
   Она это специально! Или совсем глупая? Ведёт себя словно пятилетний ребёнок! Неужели ей не сказали, что в эту комнату нельзя? Она вообще чья? Вот дядя разозлится, когда найдёт её в своих покоях. Надо бы увести отсюда эту дурочку, пока не поздно.
   - Здесь нельзя играть, - элхе раз попытался объяснить девочке, что надо уйти. - Дядя не любит, когда шумят. А в его покои вообще не разрешается никому заходить, только госпоже Мару. Пойдём играть в другом месте.
   А беловолосая, как будто не слушала, вновь потянулась за флейтой. Глупая! И что он с ней возится? Вот придет дядя, тогда эта дурочка узнает...
  
   Ситуация становилась всё забавней. Пухлощёкий начинал злиться - до сих пор не взял в толк, что Хиден его не понимает, - уже покраснел до самых кончиков ушей, засопел паровозом. Интересно, что же дальше? Сорвётся на крик? Начнёт топать ногами? Уйдёт?
   Мальчишка снова застрекотал словами. Громко. Девочке даже пришлось закрыть руками уши, чтобы его голос не так действовал на нервы.
   И не надоело ему? Ведь Хиден же явно даёт понять, что не слушает.
   - Может, хватит уже. Разве не видно, что я не понимаю, - беловолосая просто по привычке продублировала фразу родного языка мысленно.
   Мальчик мысль услышал, замолчал удивлённо, потом робко спросил, отступая поближе к дверям:
   - (Ты говоришь мысленно?!)
   И снова этот взгляд - словно Хиден диковинный зверёк, кусачий и ядовитый. Как же надоело! Девочка поморщилась.
   А элхе всё мялся у дверей. Казалось, что он хочет уйти, но любопытство не позволяет ему этого сделать. Наконец он решился, нахохлился, словно воробей, сделал пару шагов обратно от дверей в сторону Хиден и серьёзно так спросил:
   - (Ты ведьма?)
  
   Даниэль - конечно, по-настоящему его имя звучало не совсем так, но достаточно похоже, чтобы отзываться на предложенный Хиден вариант, - оказался жутким болтуном и непоседой. И даже то, что мысленная речь вызывала у него приступы сильной головной боли, не заставило мальчишку молчать.
   Уже через пару десятков минут девочка знала всю родословную Даниэля - "Даниллен, меня зовут Даниллен! Но если хочешь, можно Дани. Не надо звать меня этим... как его? Поняла?" - также знала, что он вырос в небольшом городке на западе Лиссы - чем бы эта Лисса ни была. Он выходил дальним родственником семейства Орриэ-лаэ: внучатым племянником троюродного брата или чем-то подобным. Удивительно, как в Верхнем мире цепляются даже за самые призрачные родственные связи! По возрасту Дани оказался старше девочки на три года. В мае он начал учебу в королевской школе травников - пойти в школу в четырнадцать, не поздновато ли? - и по её окончании собирается стать учеником и помощником графа, знаменитого путешественника и теоретика боевой магии.
   - (Что ещё за граф?) - спросила Хиден и тут же вспомнила, что не собиралась потакать мальчику проявлением интереса.
   - (Ну ты даёшь!) - Дани аж вскочил от удивления. - (Откуда же дядя тебя привёз, если ты не знаешь, что он граф?)
   Вот как теперь выкрутишься? На прямо поставленный вопрос нельзя не ответить. А разговоры о Нижнем мире под запретом. Врать Хиден не умеет и не желает. Что же ему сказать? Девочка потупилась, наморщила носик, тяжело вздохнула - ответ на этот несложный вопрос она дать не может.
  
   Беловолосая как-то поникла, отвернулась - наверное, устала говорить мысленно. У самого Дани от беззвучной речи голова уже просто раскалывалась. А эта девчонка только бы в обморок не упала от перенапряжения!
   И как можно было даже предположить, что она ведьма?! Маленькая - толком ведь и не говорит пока - слабенькая девчонка. Дядя, скорее всего, увидел, что у неё есть магический дар, и по доброте душевной привёз в Хиэй - на жрицу учиться. Да какая из этой малявки преступница?! Нет, точно не ведьма. Ведьмы - они сильные и, говорят, страшные очень. А девочка вон какая миленькая да беззащитная...
   Почему у неё лицо такое страдальческое? Неужели ей совсем плохо? Может, позвать кого?
   - Таллинн, - вдруг выпалила беловолосая ни с того ни с сего.
   - (Чего?!) - Дани не понял и от неожиданности продолжил говорить мысленно. - (Кого позвать?)
   - (Я из Таллинна), - пояснила девочка. - (Дядя меня оттуда забрал).
   А! Так она на вопрос отвечает! А Дани уже и забыл, что спрашивал, откуда она приехала.
   Талин. Какое-то смутно знакомое название. Талин - Таалин - Таади - Таадин... Точно! На страноведении говорили! Таадин - древняя столица Воздуха! Так вот о ком слуги шептались. О ней! Ну ни фига себе! Воздушная! Это даже ещё интереснее, чем ведьма! И в школе можно будет похвастаться, что дядя живую воздушную в дом взял!
  

***

  
   - Хи-тиэ! Хи-тиэ, ты где? - размеренное течение урока было нарушено громким мальчишеским голосом и хлопаньем дверей. - Я такую штуку принёс! Готов поспорить, у вас на Воздухе таких нет. Не прячься! Ну Хи-тиэ, выходи уже!
   Хиден заёрзала на стуле, глянула на наставника сначала виновато, потом просительно:
   - Лягушонок пришёл.
   - Лягушонок? - Орриэ-лаэ иронично поднял бровь.
   - Да, - девочка кивнула.
   - Почему? - вопрос скорее из любопытства, чем из желания продолжить урок. Даниллен своими криками уже сорвал весь настрой.
   - Зелёный, - Хиден начала загибать пальчики. - Форма зелёная. И щёки, - девочка надула щёчки.
   - Круглые? Пухлые? - новые для беловолосой слова наставник, как всегда, продублировал мысленно.
   - Пуклые, да, - обрадованно улыбнулась.
   - Пух-лы-е, - ещё раз по слогам сказал Орриэ-лаэ. - Пухлые.
   - Пух-лы-е, - Хиден послушно повторила, загнув второй пальчик. - Говорит много. Быстро. Непонятно. Всё время не на месте... Не сидит на месте, как в песенке.
   А ведь действительно было дело. Пели песню про лягушонка, когда звуки ставили. "Непоседа-лягушонок побежал за солнцем". Даниллен - получивший не слишком-то аристократическое воспитание, с его манерой резко двигаться и при разговоре широко размахивать руками, со всей его почти деревенской жизнерадостностью, что мальчишке не всегда удавалось скрывать - похоже, пришёлся по нраву Хиден-эли. Что ж, это не так плохо.
   - Вот, значит, где ты прячешься! - Дверь шумно распахнулась, пропуская в кабинет Дани. - Смотри, чего у меня есть, - мальчик протянул Хиден раскрытую ладонь, на которой лежала продолговатая пластинка прозрачного камня.
   Беловолосой очень хотелось посмотреть поближе, что такого особенного в этой стекляшке, но урок пока не закончен. Ещё целых полчаса предстоит выводить в тетрадке слова элхеского языка, а потом рассказывать текст, который она вчера вечером читала. И только потом наставник её отпустит.
   - Ой! Дядя! У вас занятие? - Дани оглянулся и наконец заметил, что девочка в кабинете не одна. - Извините, я не хотел мешать. Я тогда потом... - мальчик поспешил исчезнуть за дверью, закрыв её не в пример тише, чем открывал.
   - Ладно уж, закончим пораньше, - Орриэ-лаэ улыбнулся, наблюдая за борьбой любопытства и гордости на личике ученицы.
   Хиден ведь не попросит отпустить её с урока - умрёт от любопытства, но до конца занятия досидит. Такой уж характер упрямый. Не любит ни о чём просить. Как же она похожа на мать!
   - Позанимаемся чуть дольше завтра. Иди уже!
   - Спасибо! - девочку не пришлось уговаривать дважды. Она мигом вскочила со стула и, радостно улыбнувшись, убежала вслед за Дани.
   Хорошо, что дети поладили. И Хиден-эли не так скучает по так называемому брату, и Даниллен стал самостоятельней - почувствовал себя старшим. Начав общаться с девочкой, он даже освоил мысленную речь! Как раз когда граф было оставил всякие старания научить мальчика безмолвному общению.
   Любая попытка послать Даниллену какую-либо мысль заканчивалась тем, что он начинал хныкать, говорить, что у него раскалывается голова. Мысленного обращения мальчик просто не слышал. Орриэ-лаэ, решив, что психика ребенка ещё не достаточно сформирована для восприятия безмолвных посланий, оставил этот предмет для изучения в школе. Когда оно там по программе положено? На втором-третьем старших курсах, лет в семнадцать-двадцать? Что же, года три граф был готов подождать: главный талант мальчишки - лечебная магия, а безмолвная речь в этом деле вопрос не столь принципиальный.
   Даниллен заговорил мысленно, когда появилась Хиден-эли, - словно плотину прорвало, просто не заткнуть, и головная боль перестала быть помехой. Оказалось, что мальчику просто нужен был наглядный пример и ситуация, в которой иные способы общения окажутся невозможными.
   Да, дети влияют друг на друга исключительно положительно. Знакомство со сверстником пошло на пользу и Хиден-эли. Девочка оживилась, перестала прятаться по комнатам от обитателей особняка. Да и её обучение элхескому пошло гораздо быстрее - теперь она закрепляет пройденный за неделю материал и увеличивает словарный запас при помощи Даниллена. Орриэ-лаэ уже начал подумывать, а не забрать ли мальчишку на лето из школы, чтобы он мог проводить с девочкой не только выходные.
   Хотя нет, тогда в доме станет слишком шумно.
  
   - Ну! Показывай! Что там?! - Хиден нашла Дани в саду. Он сидел на скамейке возле маленького пруда, старательно делая вид, что читает книжку. - Ну?!
   Вместо того чтобы показать стекляшку, мальчишка виновато спросил:
   - Дядя очень рассердился?.. Ну, что я помешал.
   Девочка фыркнула. Неужели обязательно так лебезить перед взрослыми? Даже если наставник рассердился, свет ведь на этом не кончится.
   - Забудь про него. Показывай прозрачный камушек! - Хиден сложила руки на груди, недовольно сморщила носик.
   - Здорово! У тебя все эмоции на лице написаны! - Дани забыл выглядеть виноватым, затараторил. - На Воздухе все так открыто чувства выражают? Здорово! У нас так не принято - настоящие эмоции в себе надо держать...
   - Ты говоришь быстро. Не понимаю, - беловолосая дернула мальчика за рукав формы, прерывая словесный поток. - Что ты хотел показать?
   - Ах да! Извини, - лягушонок достал из кармана пиджака прозрачную пластинку размером чуть меньше ладони, осторожно протянул её девочке. - Это мана.
   Хиден повертела пластину в руках. Стекляшка и есть! Тяжёлая, прохладная хрусталина. Что в ней особенного? Линза, увеличительное стекло? Девочка посмотрела через пластинку на кленовый листик - да нет, не увеличивает вроде, - подставила её под луч света - тот преломился, запрыгал по земле солнечным зайчиком. Стекляшка! Фу!
   - Мана, - повторил Дани, на всякий случай и мысленно тоже. - (Око).
   - Знаю, - Хиден кивнула, показывая, что слово ей знакомо, и недоверчиво сощурилась. - (Ты хочешь сказать, что это у тебя вместо очков?)
   - Ты чего! - Мальчик аж закашлялся, осторожно выхватил из рук беловолосой пластинку. - Мана - это для книжек. Картинки смотреть.
   Значит, всё же линза. И стоило из-за увеличительного стекла такой шум поднимать? Глупый лягушонок!
   - Смотри, - Дани тем временем открыл книгу - учебник - где-то на середине и аккуратно положил хрусталик на одну из иллюстраций.
   Несколько секунд ничего не происходило, а потом изображённый на рисунке цветок вдруг стал как настоящий - появился над пластинкой, расправил маленькие острые листики, раскрыл бутоны. Хиден даже показалось, что он источает тонкий пряный аромат.
   - Ниера, цветок забвения. Произрастает на границе Валиссии и Сорэнарэ, цветёт в сезон дождей. Стебель и листья используются для приготовления обезболивающих настоек, из цветов валиссийцы делают хмельной напиток, - мальчик зачитал надпись под картинкой вслух.
   - Красивый, - произнесла Хиден чуть слышно и попыталась коснуться нежно-лиловых лепестков. Цветок вновь спрятался в книгу, оставив лишь тонкое пощипывание магии на кончиках пальцев.
   - Интересно, а почему цветок забвения?
   - Не знаю, - девочка пожала плечами. - Слушай, а при помощи этой пластинки можно любые картинки так смотреть?
   - Нет, - Дани убрал хрусталик в карман, закрыл учебник. - Только в книжках, на которые специальное заклинание наложено, для других не сработает.
   - А что за заклинание?
   - Какая-то ремесленная магия. Не знаю, - лягушонок пристально посмотрел на Хиден, усмехнулся. - Забудь. Не женское это дело - заклинаниями интересоваться.
  

***

  
   - Огонь растапливает лёд, - из-за неплотно закрытой двери раздавался детский голос, неуверенный, но старательный, - огонь отбрасывает тени.
   Орриэ-лаэ остановился, прислушиваясь. Улыбнулся под нос: баллада была из любимых. Предсказание-пророчество, вплетённое в стихотворные строки - о защитнике Огненной Девы, хранителе её, наставнике и верном помощнике. Баллада, написанная давно, столетия назад, оживала новыми красками, выведенная неумелой ещё в элхеском языке девочкой.
   Пение - неплохая тренировка. Неплохая тем более в изучении языка анедве-ми, высота тона в котором определяла порой малейшие смысловые различия. Чем чаще Хиден будет петь, тем чище, тем красивее станет её обычная речь.
   - Шагни в огонь! - мелодия сменила тональность, ударила силой. - Не выбирай дороги длинной, проторённой. Шагни в огонь! И сильным стань в огне, никем не покорённом.
   Захваченный музыкой, граф тряхнул головой. Слишком хорошо известные ему слова терзали сердце.
   Никто не знал, о ком именно повествует баллада. Никто не догадывался, какой из Огненных Дев она посвящена. Это было предсказание-пророчество без указания срока. Возможно, оно относилось к давно ушедшему. Возможно, говорило о будущем. Возможно, воспетый в балладе герой принадлежал миру сегодняшнему.
   Орриэ-лаэ был хорошо знаком с различными версиями толкований баллады. С давних пор немало поэтов и сказителей пыталось вложить своё в простые строчки. Каноническое толкование гласило: когда-то появится человек, на роду которому написано воспитать новую королеву. Тот, кто разрушит глиняного колосса издряхлевшей политической системы. Кто возродит иную страну, милостивую ко всем своим обитателям.
   К сожалению, слова пророчеств туманны и подходят к чересчур многим знамениям.
   - Шагни в огонь! Забудь себя, отбрось печали и тревоги. Шагни в огонь! Ведь для тебя давно уж нет другой дороги, - урок пения продолжался.
   Граф вздохнул, снова улыбнулся - на этот раз невесело. Медленно отошёл от двери, за которой упражнялась девочка, свернул на балкон; бездумно, не замечая окружающего. Жаркий воздух ударил в лицо, воскрешая в разуме слова песни.
   Шагнуть в огонь. Оставить всё, с пустыми руками, с холодной головой и горячим сердцем броситься в пламя.
   Баллада, как и свойственно стихотворным произведениям, обыденнейшее преображала в великое.
   Шаг в Огонь. Для Орриэ-лаэ этим шагом стала присяга. Клятва королеве, Огненной Деве Рейки. Граф был молод, полон надежд и намерений послужить во славу королевства. Один взгляд Девы вознаграждал за любые лишения. Одна её улыбка освещала жизнь.
   Но маг никогда не смог стать для неё кем-то большим, нежели советником. Верным, спору нет, драгоценным, важным советником, умным, не раз помогавшим другом. Ничем иным. А ведь знатность его семьи, чистота крови вполне допускали претендовать даже на звание консорта. Но повелительница его души, его тела, сердца и разума - всего его существа - этого не захотела. Не позволила.
   Что ж, значит, так распорядилась судьба.
   Теперь у графа есть другой объект для изливания непригодившихся чувств. Ребёнок, которого он может воспитать по своему желанию. Человек, роднее которого уже, пожалуй, не будет никого, маленькая девочка, зерно, что он должен прорастить. И ответственность за юную жизнь затмевает все другие хлопоты.
   Хиден. Хиден-эли. В Верхнем, чужом ей мире, она находится уже больше двух месяцев. Радуется, бегает по дворцу, похожая на удивительную белокрылую бабочку; пытается со всеми говорить на безмолвной речи - маленький ребёнок, воспитанный в совсем иной культуре.
   Граф опасался поначалу, что Хиден не сможет прижиться в Верхнем мире - кто знает, как подействовали за организм девочки тяжёлые условия Нижнего. Опасался, что ей не суждено будет использовать магию, талант к которой непременно должен был таиться в глубинах её существа - подобная наследственность, даже попорченная низкой кровью отца, не может не проявиться. Боялся, что разлука Хиден с названым братом сильно повлияет на стремление девочки постигать новое, что сам Верхний мир будет к ней неласков, покажется злым.
   К счастью, похоже, все тревоги были напрасны.
   Огненный материк пришёлся девочке по нраву. После густого, убивающего магию воздуха Нижнего мира жизнь в Верхнем стала настоящими каникулами, отдыхом не только от школы, но и от невозможности пользоваться заклинаниями. Хиден-эли, кажется, даже не очень тосковала по родителям.
   Родители. Орриэ-лаэ недовольно хмыкнул. Люди, что воспитывали девочку. С ними пришлось обойтись без лишних церемоний: новые разработки учёных-психологов позволили избавить заклинаемых от ненужных эмоций. Отныне воспоминания о дочери не будут задерживаться в их памяти, и беднягам не придётся беспокоиться из-за её долгих отлучек. Археология - любимая специальность, хобби, ставшее жизнью, займёт всё.
   Летний жар нельзя было терпеть долго, и Орриэ-лаэ поспешил вернуться в прохладу. Стоило прикрыть балконную дверь, как голос девочки снова ударил в уши: упражнение продолжалось.
   На сей раз мысли графа приняли иное направление. Хиден-эли, словно маленький ребёнок, весенняя пташка, легкомысленна и беззаботна. Она, впрочем, и не является ничем иным кроме как маленьким ребёнком - но в этом мире даже детям необходимо быстрее взрослеть. Магия, которую граф позволил воспитаннице изучать, накладывает обязанность не только на учителя, но и на ученицу. Оба должны понимать свою ответственность. И оба должны понимать, к чему может привести неосторожность.
   Малышке Хиден нужно ещё многое узнать. И это многое обязан дать он, граф - больше некому. Предоставить девочке сведения о том, каков он, этот мир, который она так просто приняла.
  

Середина августа, Аррие

  
   - Куда мы едем? - Хиден пыталась раздвинуть ткань и выглянуть то с одной, то с другой стороны транспортного средства. Паланкин. Да. Оно называется паланкин - почти такое же девочка видела на картинке в учебнике истории. Только там было нарисовано, что его несут рабы, а этот плыл в воздухе сам по себе. - А где невольники?
   - Где кто? - переспросил Орриэ-лаэ. Беловолосая умела задавать странные, ставящие в тупик вопросы.
   - Ну невольники. Рабы, слуги, которые должны нести эту штуку. Я на картинке видела... Они невидимые?
   Мужчина рассмеялся. Ох уж эти узкие нижнемирские представления о способах передвижения!
   - Их нет. Паланкин движет магия. Многие повозки и кареты тоже - видишь, в них никто не впряжён.
   - А лошадки? - Хиден указала на всадника. - Лошадки тоже не настоящие?
   - Нет, лошади самые обычные.
   - А почему мы не поехали верхом? - грустно, надув губки, заглядывая прямо в глаза.
   Граф почувствовал попытку вторжения в разум, стремление навязать чувство вины - обидел ребёнка, не дав покататься на лошади, - автоматически закрылся, стряхивая наваждение. А девочка молодец! Он ведь ещё не учил её влиять на разум людей, так что она пытается играть чужими чувствами чисто интуитивно. Вот что значит порода!
   - А ты умеешь? - он ласково потрепал девочку по голове.
   - Разумеется, - Хиден поспешила отстраниться, выскользнуть из-под руки наставника, гордо поясняя свой ответ: - Я с десяти лет каждые выходные на ипподроме занималась. Мама... мама Неля сказала, что это для здоровья полезно.
   - Вот как. Тогда я подарю тебе лошадь, и мы будем ездить на прогулки по утрам.
   Девочка милостиво кивнула, принимая обещание подарка, и вновь высунулась из паланкина разглядывать окрестности.
   - Куда мы едем? - повторила вопрос, интересующий её с самого начала пути.
   - В Аррие. Я же обещал показать тебе, почему опасно пользоваться магией у всех на виду.
   Первый раз так далеко за пределами особняка! Даже не в Огненном городе! И хотя окружающий пейзаж довольно однообразен: фруктовые сады, редкие маленькие домики, поля, на которых пасутся овечки и коровки, с одной стороны дороги, и высокий, красивый лес - с другой - всё равно было интересно выглядывать из паланкина, чуть отводя занавеску рукой, словно какая-нибудь восточная принцесса.
  
   Аррие оказалось деревней часах в трёх езды от Огненного города - аккуратненькой, с похожими на кукольные деревянными домиками. На удивление пустынной деревней или на удивление нелюбопытной: ни один её обитатель не вышел посмотреть, кто же приехал. Странно!
   - Они на площади перед домом старосты, - ответил Орриэ-лаэ на незаданный вопрос. - Сама сейчас увидишь.
   После мягкого полумрака паланкина солнечный свет до боли резал глаза, не позволяя в деталях разглядеть, что же заставило крестьян столпиться перед домом старейшины. Всё происходящее казалось представлением театра теней. Разноцветные спины - публика, и появившийся на помосте черный силуэт - конферансье.
   Неужели наставник привёз сюда Хиден, чтобы спектакль посмотреть? Зачем тогда встали так неудобно? Так, что солнце оказалось прямо за спинами лицедеев. Ничего толком не разглядишь!
   Площадь вдруг загудела, захлебнулась шёпотом. Неразборчиво тихие, подхваченные толпой слова человека, что вышел на сцену, - видимо, он и был старейшина - побежали сквозь пространство гулкими волнами - от центра к краям, словно круги на воде.
   Начинается!
   Конферансье, уступая место выросшим у него за спиной актёрам, отошёл на край помоста. Толпа затихла - страшной искусственной тишиной, словно вдруг кто-то отключил звук, - замерла, затаив дыхание.
   Актёров было четверо: две передвигающиеся странными рывками, сгорбленные тени и пара высоких грациозных силуэтов - две женщины и два мужчины. Они вышли на середину помоста, остановились. Фигуры, представляющие слабый пол, ещё больше сгорбились, осели, словно из них выпустили воздух, олицетворяющие собой сильный пол актёры - наоборот, вытянулись в струнки, наливаясь магией.
   Хиден прищурилась, пытаясь разглядеть подробности. Захотела было протиснуться поближе к сцене, но наставник не пустил, придержал за плечо, покачал головой: "не лезь туда, задавят".
   Действо тем временем продолжалось. Один из мужчин - тот, что повыше, - заговорил. Голос его - холодный, безэмоциональный - разнёсся над площадью, заставив толпу отхлынуть от сцены:
   - Аленэ Таппи обвиняется в преднамеренном убийстве человека с помощью магии.
   - Вина доказана, - в голосе второго явно слышалась брезгливость.
   - Также Аленэ и Таире Таппи вменяется в вину неповиновение властям, отказ сотрудничать и нападение на мага...
   - Я защищала дочь! - выкрикнула одна из сгорбленных теней, выплюнула слова. - Я лишь защищала от вас дочь! Не нападала!
   - Вина доказана, - пасс рукой, и женщина закашлялась, начала ловить губами воздух.
   - Старейшина Аррие, достопочтенный Матин Дикке, ставит этим жительницам деревни в вину порчу чужого имущества, наложение проклятий, приманивание чужих животных.
   Толпа зажужжала, как пчелиный рой. "Таира всегда с моим котом игралась". "А у меня сын заболел после того, как сходил с ними в поле". "У моей жены зубы уже вторую неделю болят. Теперь понятно, кто виноват. Аленэ нам всегда завидовала!"
   А ведь это не спектакль! Хиден испугалась. Суд! Публичный процесс над двумя женщинами. Вернее даже не так, картинка сделалась до ужаса чёткой: судят взрослую женщину и девочку, что едва ли старше самой Хиден, - мать и дочь. Судят за магию.
   Сероволосый элхе - теперь, когда солнце спряталось за облаком, Хиден смогла рассмотреть "лицедеев", - тем временем продолжал с неизменным безразличием в голосе чеканить обвинения. А его напарник всё твердил, как заведённый: "вина доказана, вина доказана". Мать с дочерью даже не пытались оправдываться.
   Девочка, Таира, низко опустив голову, спрятавшись за каскадом золотистых волос, надрывно всхлипывала, жалась к матери. Женщина - наоборот - старалась от дочери отстраниться, пустым взглядом всматривалась в толпу крестьян, словно ища поддержки, сострадания и не находя их.
   Хиден вдруг показалось, что она стоит рядом с этой женщиной, заглядывает прямо ей в душу - усталую, наполненную безумием отчаяния, страшную, - тонет в пустоте, захлёбываясь безнадёжностью.
  
   Аленэ не оставили ничего. Отобрали всё, что ей дорого, что давало смысл жизни. Сначала ушёл муж: сказал, что не может жить с ведьмой, - бросил жену и дочь, ушёл в соседнюю деревню к другой семье. Но ведь Аленэ не виновата, не виновата, что в ней живёт магия! Таира плакала ночи напролёт, звала папу. А он, подлец, говорил только, что яблочко от яблоньки не далеко падает, - девочка такая же ведьма, как мать, и он не желает иметь с ними ничего общего.
   Да, Аленэ грешна в том, что посылала вслед Ранеки проклятия! А кто бы сдержался, если его предал самый близкий человек? Но она не думала, что её злость может его убить, не желала смерти этому подлецу. И Таира не виновата! Нельзя винить девочку за то, что ей тоже передался этот треклятый дар. Девочка ведь не пользовалась магией!
   Когда Ранеки умер, та, другая позвала магов и обвинила в его смерти Аленэ. Соседи, которые ещё вчера разделяли Огонь с женщинами Таппи, тут же от них отвернулись. Жители деревни припомнили все случаи, когда у них кто-то болел или что-то ломалось, и обвинили в этом Аленэ, запретили детям даже подходить к Таире. Так за один день исчезли добрососедские отношения, оставив лишь испуганное шушуканье за спиной да охранные знаки, отгоняющие ведьм. А вечером прибыли маги, схватили Таиру, сначала услышав её дар. Женщина не могла не попытаться освободить дочь, тогда они сковали и магию Аленэ.
   Надежды не осталось. Вокруг только пустота. Внутри только пустота. И жить больше незачем.
  
   Хиден отшатнулась, спряталась за спиной наставника, словно бы он мог защитить её от холода и безнадёжности мыслей несчастной женщины, и продолжила наблюдать. Маги закончили свою изобличительную речь. Вновь зашелестела толпа, и солнце вылезло из-за облака, больно резануло светом по глазам - происходящее опять показалось лишь спектаклем теней, злой сказкой для взрослых.
   Старшую из женщин куда-то увели, и на помосте остались только сгорбленная детская тень и один из магов. Бородач. Он вскинул руку, тихо прошептал несколько слов, и крестьяне вновь отхлынули от сцены, полностью загородив обзор.
   Беззвучный то ли крик, то ли всхлип отдался головной болью. Незнакомый голос причитал, плакал, скулил, просачиваясь в мысли всех, кто мог его услышать. Хиден присела, закрыв уши руками. Она не хотела, не хотела чувствовать этот незнакомый детский голос, не хотела знать боль этой девочки - Таиры. Но разве можно укрыться от мысленной речи, просто заткнув уши?
   Голос всхлипнул ещё раз - громко, надрывно, словно прощаясь, - и затих. Совсем. По спине Хиден побежал холодок. В глазах потемнело. Мир закружился и исчез.
  
   Огонь негасимый! Орриэ-лаэ не ожидал, что Хиден-эли окажется такой впечатлительной и упадёт в обморок. Хотя, наверное, оно так даже лучше. Воспитательный эффект будет сильнее. Граф аккуратно уложил беловолосую на подушки и направил паланкин прочь из деревни, обратно в Огненную столицу.
   - Я хочу домой, - первое, что сказала девочка, очнувшись.
   - Уже едем.
   Хиден-эли села, закрыла лицо ладошками, ушла в себя.
   Больно, когда радужные витражи разбиваются, да? Страшно понимать, что добрых сказок не бывает? Добро пожаловать в реальный мир, девочка, в жестокий мир, полный несправедливостей. Все когда-то через это проходят - Орриэ-лаэ невесело усмехнулся, - и чем раньше, тем легче сложить из осколков новую иллюзию.
   - Что с ними будет? - тихо, очень тихо, осторожно, всё ещё тая в сердце надежду, спросила беловолосая.
   - С ведьмами? - мужчина переспросил, хотя прекрасно понял, чьей судьбой интересуется Хиден-эли.
   - Да, - девочка кивнула. - С Аленэ и Таирой?
   - Старшую обвиняют в убийстве, её отвезут в Хиэй и казнят, - равнодушный голос. Орриэ-лаэ всё равно, в чём виноваты эти женщины и что с ними будет. Происходящие - лишь урок для одной маленькой беловолосой элхе, жестокий спектакль. - А младшую отпустили. Поставили клеймо и отпустили. Ей всего тринадцать, и она не попадалась раньше.
   - Клеймо?
   - Клеймо ведьмы, попавшейся на мелком преступлении. С таким клеймом девочка не проживёт долго. Её будут гнать отовсюду - кто захочет жить рядом с преступницей, с ведьмой? Из родной деревни уже погнали камнями. А попробует защититься, каким-либо образом ответить, так вызовут мага... или убьют сами.
   - Но она ведь ничего не сделала! Никому не причинила вреда! - Хиден-эли возмущённо взглянула на наставника.
   - Откуда ты знаешь? - Орриэ-лаэ чуть приподнял бровь. - Она дочь своей матери-ведьмы. И у неё есть дар. Этого вполне достаточно.
   - Это нечестно! Так нельзя!
   - Почему? Обычно клеймо получают те, кто действительно совершил правонарушение.
   - Но...
   - Конечно, стоило бы не клеймить ведьм, а направлять на исправительные работы, сковывать их магию. По сути дела, государство само толкает женщин, обладающих даром, на преступление. Само существование подобных женщин является преступлением, что есть неправильно. Нужны реформы, но об этом как-нибудь в другой раз, - граф спохватился. Какой смысл обсуждать государственную политику с маленькой девочкой?
   - Значит, я тоже ведьма? - Хиден-эли умеет делать выводы. - И мне поставят клеймо за то, что я делаю огненные шарики?
   - Нет, не поставят. - Орриэ-лаэ потрепал девочку по голове. - У тебя есть документ, подтверждающий, что ты не пользуешься магией.
   - Откуда? - Хиден-эли подозрительно сощурилась.
   - Я зарегистрировал тебя как обладающую даром. Под свою личную ответственность.
   - Я вас не подведу, - пообещала беловолосая. - Я не буду пользоваться магией. Совсем-совсем не буду.
   - Ты не сможешь, девочка моя, - граф горько улыбнулся. - Если бы всё было так просто... Магия - это часть тебя, и ты не сможешь от неё отказаться. Ты ведь не захочешь добровольно лишиться рук или ног, стать инвалидом? - Хиден-эли отрицательно мотнула головой. - Отвернуться от магии значит убить часть самой себя. Никто не способен на такую жертву.
   Мужчина внимательно следил за сменой эмоций на лице маленькой элхе. Непонимание - обида - недовольство - озадаченность. Слишком явно, невежливо. Ещё совсем не умеет скрывать свои чувства. Надо будет не забыть этим заняться.
   - А как тогда? Что делать?
   - Магический дар активно проявляется у процентов восьми девочек. Некоторые из них становятся жрицами - помогают Хиэнне и Хиэлие удерживать Огонь, предсказывают будущее, заглядывают в прошлое. Другие становятся монахинями - живут в монастырях, тратя свой дар в смиренных молитвах Огню, учась забывать о магии...
   - Я не хочу быть монахиней! - Хиден-эли надула губки. - Не хочу жить в монастыре и забывать волшебство!
   Орриэ-лаэ рассмеялся:
   - Ты непоследовательна, дорогая моя. Десять минут назад ты грозилась никогда не пользоваться магией, а теперь не хочешь её забывать.
   - Молиться - скучно, - девочка неприязненно дернула плечами. - Мы с Тайо однажды целый день провели в монастыре, когда папа с мамой под Пихква раскопки вели. Там были монашки. Они только молитвы читали. Даже когда кушали. И когда работали тоже. Рассказывали нам про бога. Брр-р! А настоятельница у них в панталонах ходит - мама специально для неё в Таллинне покупала.
   - Тебя никто и не заставляет становиться монахиней, - граф продолжил лекцию. - Так вот, некоторые девочки впоследствии становятся жрицами, некоторые - монахинями, и лишь небольшая часть обладающих даром обращает его во зло. Ведьмы - бунтовщицы, ренегатки, которые не пожелали подчиниться правилам, пошли против Огня и закона. Именно они, озлобленные, причиняющие вред, лишающие обычных людей благополучия и жизней, бросают тень на женщин и девушек, обладающих даром. Именно из-за них пострадала сегодня эта деревенская девчушка, и именно из-за них тебе придётся прятать свой дар.
   - Так значит, мне придётся стать жрицей? - Хиден-эли нахмурилась. - Я не умею предсказывать будущее... И огонь в руках держать не могу...
   Орриэ-лаэ улыбнулся словам девочки. Порой она совершенно серьёзно говорит такие глупости!
   - Наставник, - после нескольких минут молчания беловолосая спросила: - а Огненная дева?
   - Хиэлие, милая моя, вне всяких категорий. Она удерживает Огонь. Если не будет Хиэлие, не будет Огненного континента - его поглотит неуправляемое пламя. Хиэлие - спасительница, хранительница жизни, защитница народа. Мы же с тобой уже проходили роль Хиэлие в истории Огненного континента.
   - Эта волшебница... которая Хиэлие помогает. Она же не монашка и не жрица, а магией пользуется, - элхе нахмурила бровки, пытаясь сообразить, в чём же подвох. - Почему тогда её не клеймят? Она же ведьма, получается, да?
   - Госпожа Цую? - Граф потёр подбородок. Как там в официальной версии было? - Лет десять-пятнадцать назад Огненной Деве понадобился личный помощник или помощница, маг во всех отношениях непредвзятый и незаинтересованный, беззаветно преданный своей повелительнице, готовый исполнить любой её приказ. И придворные маги начали поиск. Все расклады и предсказания указали на то, что это будет существо не нашего мира. Тогда начали искать в других мирах и нашли госпожу Цую. Она не является дитём Верхнего или Нижнего миров, не принадлежит ни к расе элхе, ни к нинъе. У неё нет прошлого, нет семьи, нет никаких собственных интересов. С учётом недюжинного магического дара - идеальная кандидатура.
   - Здорово! - В глазах девочки заплясали огоньки, которые Орриэ-лаэ уже научился квалифицировать как упрямую целеустремлённость. - Я тоже хочу стать помощницей Хиэлие.
   - Исключено. Девочек не берут в маги.
   - Но Цую же взяли! - Хиден-эли насупилась. - И меня возьмут!
   Опасная надежда. Неудобная. Льядда Орриэ-лаэ задумался о доводах, которые заставят беловолосую от неё отказаться. Это должны быть очень, очень серьёзные доводы, которые вынудят забыть о подобных мечтах раз и навсегда.
   - Ты готова выполнять любые указания Огненной девы? Мгновенно и беспрекословно?
   - Да, - ответ девчушки прозвучал уверенно, но во взгляде скользнула настороженность, словно она ожидала какой-то каверзы.
   - Королевские маги умрут за свою повелительницу, стоит ей только рукой махнуть, - граф заглянул девочке прямо в глаза: - А ты сможешь броситься в огонь, если она этого захочет?
   Ответа не последовало. Хиден-эли опустила взгляд, принялась разглядывать свои коленки.
   - А убить сможешь? - мягкие, обволакивающие интонации. Приторно сладкий, удушающий шепот: - Вспомни сегодняшних ведьм. У тебя хватило бы сил привести приговор в исполнение?
   - Они не виноваты, - очень тихо, обращаясь к своим коленкам.
   - А вот это не тебе решать. Королевские маги следуют букве закона, исполняют приказы, - равнодушная жёсткость в голосе. О том, что Орриэ-лаэ утрирует, девочке знать совсем не обязательно. - Если закон гласит, что преступница должна умереть, они служат палачами. Если Хиэлие посылает их в пасть к чудовищам, они идут, не задавая вопросов, не высказывая своего недовольства.
   Граф замолчал, давая маленькой элхе время обдумать свои слова. Дождался, пока она поднимет взгляд, ласково потрепал по щеке:
   - У Огненной девы уже есть госпожа Цую. Ей не нужно больше помощниц. Так что забудь эту идею. Ладно?
   - Но не все же маги такие кровожадные? - Хиден-эли словно бы и не слышала последней реплики наставника. Она размышляла вслух. - И Дева ведь не всех хочет на смерть послать?
   - Разумеется, ты права. Среди магов есть те, кто специализируется на мирных профессиях: ремесле, создании произведений искусства, сочинении новых заклинаний, исследовании прошлого, собирании трав и прочем. Охотой на ведьм и других врагов государства занимаются только боевые маги. - Орриэ-лаэ откинулся на подушки. - И Хиэлие, как любая мудрая, заботящаяся о своем народе правительница, не направляет никого в опасные для жизни предприятия просто от скуки или из чистого интереса, не разбрасывается чужими судьбами и жизнями. Но ведь речь не об этом.
   - А о чём тогда?
   - Каждый королевский маг, чем бы он ни занимался, служит Хиэлие и государству, являясь им опорой и защитой. Хиэлие, в свою очередь, является залогом спокойствия Огня, от неё зависит существование целого народа, его процветание и благополучие. На Огненной деве лежит ответственность за жизнь всего континента, всех людей - и элхе, и нинъе. Это великое бремя. Принося клятву верности, - граф закрыл глаза, вспоминая свою присягу: слова-обещания, тонкую красноволосую и сероокую фигурку тогда ещё совсем молоденькой Огненной девы. - Принося клятву верности, маг добровольно соглашается пожертвовать всем, шагает в Огонь, доверяет свою судьбу повелительнице стихии. Он умирает, если этого потребует Хиэлие - потому что одна жизнь не важна по сравнению с жизнями миллионов, а одна смерть может служить благополучию всего государства. Если ты не готов отказаться от себя, пожертвовать жизнью ради Хиэлие, если ты не веришь в её мудрость и в её силу, то никогда не сможешь ей служить.
   - А это обязательно? Разве нельзя быть магом просто для себя? Не умирая за непонятные идеи и никому не причиняя вреда?
   Куда-то не в ту сторону повернул этот разговор. Хиден-эли ещё слишком маленькая, чтобы интересоваться подобными темами и задавать столь серьёзные вопросы. И выражений-то таких знать не должна: "умирать за идеи". Что она читает в этом своём Нижнем мире?
   - Мы пытаемся, милая моя, пытаемся, - Орриэ-лаэ улыбнулся лишь самыми уголками губ. - Мы, теоретики магии, пытаемся. Исследуем взаимодействие магии и мира, учимся и учим, как не причинять вреда.
   - Но я же не могу быть теориком... те-о-ре-ти-ком? - девочке всё же удалось выговорить незнакомое слово.
   - Ты можешь изучать магию для себя. Я буду тебя учить.
   - Честно? - в глазах Хиден-эли робко вспыхнула радость. - Правда научите?
   - Обещаю, - граф кивнул. - А путеводный огонёк и дорогу, по которой идти, ты выберешь, когда вырастешь, когда будешь готова.
  

40 год Рейки, 4757 всеобщий год

Март, Хиэй

  
&;nbsp;  Еле слышно скрипнула дверь, в кабинет воровато заглянул темноволосый мальчик. Огляделся; никого внутри не обнаружив, собрался было уйти, но тут раздался знакомый голос.
   - Дани, заходи быстрее. Закрой дверь, а то госпожа Мару заметит! - из-за стеллажа с книгами позвала Хи-тиэ.
   Имя ключницы возымело должное влияние: мальчик мгновенно заскочил в комнату, беззвучно закрыл дверь и прислонился к ней ухом - послушать, не раздаётся ли мерная поступь. К великому его счастью, было тихо: госпожа Мару своими шагами разбивала спокойствие где-то в другом месте.
   - Слушай, - сказал Дани громким шёпотом, - что бы ты ни задумала, ещё не поздно отказаться. Дядя разозлится, если найдёт нас в своём кабинете.
   В памяти воскрес прошлогодний эпизод: холодный голос графа, отчитывающий за неумение вести себя и вторжение в кабинет посреди урока, жаркий румянец смущения, желание сгореть за месте от стыда - подвёл, опять подвёл его светлость.
   - Ты сам, - девочка подвинула скамеечку для ног вплотную к стеллажу, - изъявил желание присоединиться, - взобралась на неё и потянулась достать что-то с верхней полки. - И раз уж пришёл, то помогай, а не хныкай.
   Нет, всё равно не дотянется! Хи-тиэ тяжело вздохнула и спрыгнула со скамейки, оглядела кабинет в поисках предмета, который можно использовать в качестве приступочки повыше. Взгляд её остановился на фигуре старшего товарища, метнулся к полкам. Девочка довольно улыбнулась:
   - Достань-ка мне вон ту книжку!
   - Какую? - Дани безропотно полез исполнять приказание.
   Спорить бесполезно. Если Хи-тиэ чего-то хочет, она это получает. Даже если Даниллен откажется участвовать в её авантюре, девочка не отступится. И потом, интересно же выяснить, что именно она удумала.
   - Вот ту, с синим корешком.
   - Стой, так это же не сказки и не история! - мальчик чуть не слетел со скамеечки. Пришлось ухватиться свободной рукой за полку. - Тебе нельзя её читать!
   - Как не история?! - притворно удивилась беловолосая и, воспользовавшись неустойчивым положением Дани, выдернула у него из руки книгу. - "Погодная магия", - прочитала название. - Очень даже история: тут под каждым заклинанием написано, когда и кто его составил.
   - Хи-тиэ!
   - Дани, не мешай. Я только посмотрю, как дождик делать, - девочка углубилась в изучение книги. - Всего одно заклинание.
   - Хиден!
   - Будешь так громко кричать, госпожа Мару придёт, - водя пальцем по странице. - Подай лучше карандаш и бумагу.
  

***

  
   - (Даниллен, поднимись в мой кабинет, пожалуйста!) - мыслепередача застала мальчика в саду, заставила замереть, наполнила голову тупой болью.
   Лейка выпала из рук, подмяла едва проклюнувшиеся зеленые ростки. Вода расплескалась, затопила грядку, окончательно загубив эксперимент. Не видать теперь хорошей оценки за домашнюю работу. Но не это самое страшное. Гораздо страшнее то, что дядя позвал в кабинет.
   Надо идти. А так не хочется. Дани лучше бы сейчас получил выговор от учителя гербологии за погибшие растения, чем поднимался в башню к дяде. Всё потому, что стыдно. Мальчик не оправдал возложенного на него доверия, нарушил запрет.
   И дядя всё знает! Он знает, что Дани и Хи-тиэ были в магической башне без разрешения, без спросу брали книжки. Надо было сразу во всём признаться. Если бы мальчик совершил проступок в одиночку, он бы безотложно пошел к дяде с повинной ещё две недели назад, но Хи-тиэ... Друзей ведь не выдают. Дани молчал, чтобы не наказали Хи-тиэ.
   Ой! Если дядя всё знает, он наверняка рассердился и на девочку тоже. Может, взять всю вину на себя? Сказать, что Хи-тиэ не читала книжку, что Дани доставал "Погодную магию" для себя? Но врать тоже нехорошо, тем более врать дяде. Что же делать?
   Что делать? Врать? Говорить правду, выдавая Хи-тиэ?
   Шаги сами собой замедлились. Дани остановился, не решаясь потянуть за ручку, открыть дверь.
   Что выбрать? Дружбу или правду?
   Ведь Дани всё равно виноват больше Хи-тиэ: он старше, и он мальчик. Надо было её отговорить от той авантюры. Ведь знал же, что в помещения магической башни можно заходить только с разрешения дяди. Надо было сразу понять, что в кабинете не может быть книг, которые предназначены для Хи-тиэ. Дани ведь мог сказать Хи-тиэ, что в кабинет нельзя. Она бы тогда не пошла... наверное. Но он ведь даже не попытался.
   Нет, Хи-тиэ не может нести никакой ответственности за произошедшее. Она же совсем ребёнок, к тому же девочка - ей можно глупости делать. А вот Дани уже должен думать о последствиях. Но не подумал. А значит, виноват.
   - Дядя, я... - мальчик наконец решился войти.
   Кабинет оказался пуст. Ни за столом, ни в кресле у стеллажа с книгами дяди не было.
   Может, показалось? И не приглашал никто в кабинет на самом-то деле? Хотя нет: если бы мальчик не получил мысленного вызова, голова бы не болела.
   Значит, надо ждать.
   Дани встал около окна, руки вытянул по бокам, чтобы входящий сразу увидел, что мальчик ничего не трогает - ни магических кристаллов со стола, ни непонятных флаконов, колб и бутылок, запертых за стеклянными дверцами шкафа, ни книг. Взгляд сам собой скользнул по стеллажу, остановился на верхней полке. Там из ровного ряда других фолиантов чуть выпирал корешок темно-синей книги с золотым тиснением. "Погодная магия".
   И зачем только Дани согласился достать Хи-тиэ эту книгу? И главное - зачем беловолосой читать про заклинания? Она же всё равно ничего не понимает - девочкам не дано понять магию. По определению не дано. Магия - удел мужчин.
   С другой стороны, можно хотя бы не волноваться, что Хи-тиэ воспользуется прочитанным. Вот если бы она действительно могла устроить ливень...
   Дани поморщился. Надо бы запихнуть книгу поглубже, чтоб не выдавалась так предательски вперёд. А ещё надо предупредить Хи-тиэ, придумать общую версию.
   Элхе сосредоточился, представил себе девочку, позвал её мысленно, как учил дядя. Ответа не последовало. Совсем. Абсолютно. Словно Хи-тиэ никогда не было в Хиэй, не было на Огненном континенте и вообще нигде. Может, Дани что-то перепутал? Мальчик ещё раз глубоко вдохнул, не обращая внимания на головную боль, закрыл глаза, вообразил улыбчивое личико, белоснежные волосы, светлый взгляд:
   - (Хи-тиэ! Хи-тиэ, пожалуйста, отзовись!)
   Не дотянуться! Не достать!
   Что же случилось? Неужели... неужели дядя так рассердился, что отослал девочку обратно на Воздух?
   Нет. Надо ещё раз попробовать.
   - (Хи-тиэ!) - и вновь призыв остался без ответа, улетел в никуда.
   - Даннилен, ты уже здесь, - в кабинет вошёл Орриэ-лаэ.
   - Д-дядя, - темноволосый элхе вздрогнул от неожиданности. - Вы меня звали?
   Мальчик уставился на свои туфли, ожидая, что граф начнёт немедля его отчитывать. Только бы не отправил к родителям в Тэйе, в провинцию, а остальное Дани переживет.
   - Будь добр, отнеси это, - перед глазами появился небольшой свёрток, - господину Йисху. Вот адрес.
   Так дядя ничего не знает! Облегчение навалилось ватным одеялом - тяжёлым и удушающе-тёплым. Граф не заметил того, что дети были в кабинете в его отсутствие, и не в курсе, что Хи-тиэ читала книгу погодных заклинаний. Слава Огню! Не придётся оправдываться и врать.
   Но что же тогда с Хи-тиэ? Куда она делась? Почему её не дозваться мысленно?
   - Даниллен! - Мальчик поднял глаза: дядя всё ещё стоял рядом, протягивая свёрток и лист бумаги с адресом. - Мне нужно, чтобы ты отнёс это сейчас. Помечтать успеешь, когда придёшь обратно.
  
   Хи-тиэ вернулась! Вернулась! Словно и не уходила никуда. Дани пришёл из школы, а она здесь. Как обычно, сидит на веранде, рисует. Как обычно, хмурит брови и морщит носик, если у неё что-то не получается. Как обычно, гонит слуг, если они появляются в поле зрения. И как обычно, просит Дани принести ей чай, вместо того чтобы поприветствовать. Здорово!
   - Хи-тиэ, можно спросить? - мальчик разлил чай по чашкам, снял крышку вазочки со сладостями.
   - Да, конечно, - девочка отложила карандаш и альбом. - Спрашивай.
   - Где ты была на прошлой неделе? - Дани потупился, захлюпал чаем, чувствуя себя неловко из-за того, что приходится выражать интерес к чужим делам так явно. Не дождавшись ответа, пояснил вопрос: - Я пытался звать тебя мысленно, но тебя словно не было нигде.
   - Дома. Я была дома, - ответила беловолосая как-то нехотя. - С родителями. У них был отпуск. Нам с Тайо так редко удаётся побыть с ними вместе.
   Значит Хи-тиэ уезжала в Таадин, на Воздух. Тогда неудивительно, что до неё было не дотянуться мысленно.
   - Это ведь не дядя тебя обратно отослал? Из-за того, что мы в кабинет в магическую башню без спросу ходили.
   - Что значит "без спросу"?! - Хи-тиэ возмущённо сощурилась, со стуком поставила пустую чашку на стол. - Может, тебе дядя и не разрешает там бывать, а у меня даже ключ от кабинета есть. Мне наставник позволил в нём заниматься.
   - Я так боялся, что ты не вернёшься, - Дани зашуршал конфетными обёртками.
   - Глупый лягушонок! - девочка улыбнулась.
  

Гроза

Май, Хиэй

  
   - Твой вердикт? Рекомендации? - спросил граф Орриэ-лаэ, устало усаживаясь в кресло.
   - Сильное энергетическое истощение. Очень сильное, - целитель оторвался от чашки с травяным настоем, посмотрел прямо в глаза бывшему однокашнику. - Я сделал всё, что в моей власти, но боюсь, этого будет недостаточно, чтобы она пришла в себя.
   - И ничем больше нельзя помочь?
   - Если бы я знал точнее, что произошло... Она же почти "сгорела". И за энергией тянется непонятно куда - я не смог определить и помочь зачерпнуть, - талисманы совсем не пьёт. Что ты с ней сделал, Льядда?
   - Ничего.
   - Ладно, дело твоё, - мужчина пожал плечами, снова отхлебнул из кружки. - Не хочешь говорить, не говори. Только и помощи не жди.
   - Серьёзно, Эвите, не делал я с ней ничего. Я ещё не настолько спятил, чтобы ставить эксперименты на детях.
   - Ну а что тогда произошло?
   - Вот очнётся, тогда и спрошу, - Орриэ-лаэ потёр лицо руками. - Грозу она устроила. По рецепту Виста-иле Саэте. Старенькое заклинание, неуклюжее. Где только откопала?
   Эвите Майре присвистнул:
   - Это вчерашнюю? Заклинание неуклюжее неуклюжим, а гроза на полуторный уровень тянет. Сколько же лет твоему юному дарованию? На вид не больше двенадцати, если не меньше, но я уже начинаю сомневаться.
   - Двенадцать пару месяцев назад исполнилось. Уровень у неё едва-едва единица. Ноль восемь и три был по результатам недавних тестов. Уметь толком ничего не умеет, только птиц подзывать... Каким образом у неё гроза получилась, не понимаю.
   - Ну-ну, - целитель усмехнулся. - Слушай, а зачем тебе эта маленькая ведьма, если не для экспериментов? Где ты её добыл?
   - С Воздуха привёз год назад. Она моя племянница.
   - Хм, вот оно что. Тогда понятно, куда она за энергией тянется: на родной континент.
   - Думаешь?
   - Это ведь естественно. Если она здесь всего год, то Огонь ещё должен быть ей немного чужд. Пытается достать то, к чему привыкла. Все мы тянемся к тому, что роднее.
   - Хм... - граф поднялся с кресла. - Ты не возражаешь, если я тебя оставлю?
   - Я уже сам должен бежать, - Майре тоже встал. - Пациенты ждут. Уже не рад, что перевёлся от вас тогда на старшие курсы к целителям: ни минуты свободного времени теперь.
   - Спасибо за помощь. Позволь тогда проводить тебя до выхода.
   - Нет нужды провожать меня лично. Твои слуги, думаю, вполне выучили, где здесь выход, и смогут мне его показать. А ты лучше иди к племяннице, - улыбнулся эскулап, но тут же посерьёзнел. - Льядда, на правах старого друга я дам тебе совет, ладно? - И не дожидаясь согласия: - Как поправится девочка, сдай её в храм или в монастырь отправь. Не играй с Огнём - добром не кончится: и себе нервы попортишь, и ей жизнь искалечишь.
  
   Бедная маленькая хозяйка. Кайри поправила девочке одеяло, сменила чуть потускневший огненный камень - хотя целитель говорил, что камни нужно менять, только когда они станут из золотисто-красных бледно-жёлтыми, этот вот четвёртый час всё не желал желтеть - испорченный, наверное. Бедная девочка: почти двенадцать часов без сознания лежит. Такая маленькая, хрупкая и бледная - аж с простынями сливается, - и дышит тихо-тихо, почти не слышно.
   Хозяин из-за девочки весь извёлся, хоть виду и не показывает. Так ведь и не ложился со вчерашнего вечера, когда принёс госпожу Хиден-эли всю мокрую, чумазую. И как умудрился найти-то в такую грозу? Целителя позвал - не посмотрел, что время неурочное, ночь, - до утра над девочкой вместе колдовали.
   - Госпожа Мару, переоденьте, пожалуйста, Хиден-эли в платье.
   Кайри вздрогнула. Как хозяин умудряется так тихо передвигаться? Каждый раз пугает. Хоть Кайри и служит в его доме уже больше двадцати лет - до ключницы дослужилась, а привыкнуть к таким вот бесшумным появлениям никак не может.
   - Но господин целитель сказал... - Кайри попыталась возразить.
   - Быстрее. Я тороплюсь, - лёд в голосе, усталость в глазах. Вышел из комнаты.
   Отдохнуть бы ему надо. А он опять за своё - куда-то уходит, ещё и с девочкой. Кайри неодобрительно покачала головой, но спорить не решилась - принялась выполнять приказание. Достала из шкафа платье попроще: маленькая госпожа не любит, когда много рюшей и бантиков, да и одеть в него девочку будет легче.
   Красивая она вырастет! Это сейчас косточки да угловатости во все стороны торчат - в платье не запихнуть, - а через годик-другой округлится, где надо, и глаз будет не отвести. Ножки длинные, личико хорошенькое - от кавалеров отбоя не будет. Ой! Чулки забыла. Ключница как могла быстро натянула на девочку недостающий предмет туалета.
   - Туфли ей надевать? - позвала хозяина.
   - Необязательно, - Орриэ-лаэ подхватил Хиден-эли, словно куклу. - Будьте добры, идите вперёд и открывайте мне двери.
   В зал Перехода - длинной анфиладой через весь особняк, потом направо и вверх по лестнице, на второй этаж башни. Так хозяин хочет просто переместиться с девочкой в дом к какому-нибудь врачу или даже сразу в королевский госпиталь. Какой молодец! Сама бы Кайри до такого никогда не додумалась. В госпитале уж точно смогут помочь!
  

Нижний мир, Эстония, Таллинн

  
   Тяжело. Словно ты на дне океана, а над тобой километровый слой воды. И дышать тяжело. Словно ты под водой, и до воздуха не дотянуться. Так тяжело, так тихо. Даже глаза не открыть - веки словно чугунные, неподъёмная тяжесть. Голос не слушается, а может, его просто не слышно - под водой.
   Холодно. Но одеяло не поправить. Руки - тяжёлые, длинные, неповоротливые - не желают слушаться. Как и всё тело. А тепло утекает куда-то тонкой невидимой ниточкой. И становится так трудно дышать, думать. Воздух тоже уходит - пусть! Он холодный и пахнет пылью.
   Не проснуться!
   Вокруг темно и пусто. И тяжело. И холодно. Очень-очень. Тепло - всё, что осталось, - тонкой светящейся змейкой уползает в темноту. Далеко. К Хиден.
   Хиден! Вместо беззвучного крика - хриплый кашель разрывает грудь, лёгкие.
   Тяжело. Глаза не открыть. Змейка уползла. Совсем. Оставила после себя только один светящийся шарик. Маленький, как капля. Почему-то зелёный. Только его не поднять - руки не слушаются. Полежи здесь, зелёный шарик. Рядом. Не исчезай пока.
   Хиден!
  
   - Тайо, - девочка открыла глаза, прошептала едва слышно, одними губами. - Тайо?
   Лицо. Взрослое, усталое, с холодным взглядом. Наставник.
   - Очнулась наконец! - голос. Громкий, колючий.
   Тёплые руки помогли сесть, поправили подушки за спиной, поднесли к губам кружку:
   - Пей!
   Оттолкнуть почему-то было очень тяжело. Глотать тоже было тяжело - и невкусно. Вообще всё тяжело. И говорить тоже. Голова болела.
   - Тайо? - тревожная мысль не желала уйти. - Тайо меня звал?
   Стук. Кружка встала на стол. Шелест. Занавески раздвинулись, раскрывая окно. Свет больно ударил по глазам. Тонко скрипнул диван. Наставник сел рядом.
   - Что же ты творишь, девочка? - усталое любопытство, ласковый упрёк. А затем ледяной гнев, словно шипение змеи: - Жить надоело?!
   О чём он? Хиден нахмурила брови. Что случилось? Почему так тяжело думать? Где Тайо? Что произошло?
   А наставник тем временем продолжал говорить. Колко, холодно. Не на эстонском. Чтобы понять его речь, нужно сосредоточиться. Хиден ведь знает этот язык. Элхе-ми.
   - ...не твой уровень! У тебя не хватает ни сил, ни знаний, чтобы применять подобные заклинания. Ты могла умереть, если бы я не подоспел вовремя. Никакой больше самодеятельности!
   Заклинания? Умереть? Самодеятельность?
   Что происходит? Что произошло? И при чём здесь Тайо? Мозаика всё никак не желала складываться в единую картину. Мысли не ворочались. Глаза стремились закрыться - требовалось неимоверное усилие, чтоб не дать им это сделать. Только всё равно не получалось. И понимать Хиден перестала. Почему наставник злится? Что говорит?
   - Спи пока, - голос снова стал ласковым. Плед мягко обнял плечи. - Потом поговорим.
  

***

  
   Дождь должен сначала появиться внутри Хиден. Она сама должна стать дождём - тёплыми струями, бьющими по плечам и лицу, шелестящими в кронах деревьев, питающими иссушённую землю. И тогда, только тогда можно звать тучи. Иначе они не услышат. Иначе они не поймут. А так безмолвную песнь дождя поддержат уставшие от солнца растения; сухая земля даст крупицу своей силы, поделится энергией, поможет достать до неба - потому что это и её мечта тоже; ветер подхватит мотив, и они придут. Сперва белыми барашками примчатся любопытные облака, потом, переваливаясь и рыча, придут грозовые тучи - и начнётся ливень.
   Осторожно, робко уронит небо первые капли. Но, почувствовав радость земли, увидев воздетые к себе руки деревьев, разверзнутся хляби небесные. И можно будет радостно смеяться, бегая босиком по лужам, или слушать шелест капель из-за окна, сидя на подоконнике. Пойдёт дождь.
   Но это только в Нижнем мире. В Верхнем подобная медитация не работает. Хиден уже несколько раз пробовала - совершенно безрезультатно.
   Верхний мир несёт в себе слишком много магии, слишком много энергии. И слишком много жара. До туч не дозовешься так легко. Может, они просто не такие любопытные, как их нижнемирские товарищи. Может, просто давно устали играть или игра кажется им слишком примитивной. В Верхнем мире тучам нужно приказывать. Их нужно заклинать. Тучам нужно скармливать свою силу - энергия земли и деревьев не кажется им вкусной.
   А грозы так не хватает.
   Ну ничего. Теперь у девочки есть заклинание, и тучам придётся подчиниться магии. Дождь пойдёт сегодня - сейчас.
   Хиден старалась выбирать заклинание попроще - короткое и с меньшим количеством непонятных слов, без которых, впрочем, не обошлась ни одна плетёнка из "Погодной магии". Выбор остановился на сочинении какого-то Виста-иле Саэте - всего на страничку. Остальные заклинания были, как минимум, на две или три, с детальным описанием, куда и что класть, где и как стоять, что говорить, и прочими запутанными подробностями. А Вист писал просто и чётко.
   Конечно, и в его плетёнке было много лишнего: зачем нужен талисман-накопитель, если складывать в него всё равно придётся свою энергию, - можно же послать импульс силы напрямую. И предохранительная часть заклинания совершенно не нужна - Хиден не передумает, не остановится на полпути, не свернёт грозу, так её и не начав, а закончиться ливень может вполне самостоятельно, как всегда и делает, хочешь того или нет. Вот громоотводящий элемент просто необходим: будет совсем не весело, если в девочку ударит молния. И ограничивающий элемент можно оставить, чтобы гроза прошла только на территории поместья Орриэ-лаэ. Насылать вместе с грозой видения или болезни Хиден не собирается - что она ведьма, что ли? - а значит, и последнюю часть плетёнки вполне можно опустить. Вот теперь заклинанием вполне можно пользоваться! Осталось только дождаться вечера и выбраться на ту полянку в глухой части парка, которую девочка приглядела для своих экспериментов.
  
   Хиден сосредоточилась, закрыв глаза, представила себе сферу, заполнила её силой. Всё ещё не открывая глаз, сложила ладони чашечкой, тут же почувствовала, как магическая сфера опустилась к ней в руки, став реальной. Лиловый! Бледно-лиловый искрящийся магией мячик. Нет, воздушный шарик! Девочка прошептала слова заклинания, подбросила шар вверх, отпуская его в небеса.
   Некоторое время ничего не происходило. Потом шар начал увеличиваться в размерах, становясь при этом всё прозрачней и прозрачней, пока окончательно не исчез. Лишь тонкая "ниточка" энергии, утекающей в небеса, подтверждала что сфера не лопнула - продолжает расти.
   Небо заурчало, нехотя налилось тучами.
   Получилось! Дождь пришёл!
  
   Капли. Холодные, колкие капли жалят так больно. Небо мстит за то, что его потревожили, тяжёлыми струями бьёт по земле, рвёт листья. Оно ревёт, воет, рычит, сверкает глазами молний - злится, что его заставили выпасть дождём. Небо не любит подчиняться.
   Злой, хмурой стаей нависают тучи. Голодные тучи. Они тянутся к Хиден, облизываясь, темнея от напряжения. Им недостаточно той энергии, что даёт им девочка. Они хотят ещё. Они хотят всё.
   - Прекратите! Прекратите! Хватит! Я больше не буду вас кормить, поэтому, если хотите жить, успокойтесь! - прокричала тоненькая светлая фигурка ввысь, срывая голос.
   А небо хрипло рассмеялось в ответ.
   Хиден вдруг осознала, что уже не убежать. Не вывернуться из холодных объятий ливня. Уже не получится остановить игру. Теперь не девочка питает грозу. Теперь гроза питается энергией девочки.
   Небо рассмеялось ещё громче. С новой силой зарядил дождь.
   Детская фигурка упала в мокрую траву.
  

***

  
   Хиден снился сон.
   Ей снилось, что она заклинает тучи, зовёт грозу. В этом сне тучи пришли на её зов, и дождь начался. Но вместе с дождём на Хиден опустилась пустота. Тяжелая, тёмная, удушающе-ледяная. Пустота, в которой эхом холодного ветра звучали слова: "Тебе жить надоело?". Бесконечная пустота, в которой нет времени. Пустота, из которой не уйти самой. Пустота, затягивающая куда-то глубоко-глубоко, туда, где выхода быть не может.
   Несколько раз в пустоте загорались огоньки, но тут же гасли. А потом вдруг пустоту разрезал яркий солнечный луч, и Хиден побежала, хватаясь за него, пьянея от счастья, от возможности выйти на свет.
   Но свет вдруг закончился: не погас - иссяк. Девочка выпила его. Выпила весь свет - осталось всего несколько капель. Одна капля. Всего одна капля света. Маленькая зелёная капля, которая шептала: "Хиден"...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"