2nd Child : другие произведения.

3. Шагни в Огонь, часть вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть вторая, которая здесь получается третьей.
    Проходит два года. У каждого из героев свои радости и горести.

Часть вторая

41 год Рейки, 4758 всеобщий год

Конец декабря - Огненный город

  
   - Ли! Ты в комнате? Можно зайти? - после нетерпеливого стука за дверью раздался столь же нетерпеливый голос.
   Дени-эльви.
   - Открыто, - лениво отозвался Тенки - от неуёмного сокурсника не спасут никакие двери, заперты они или нет.
   - Послушай, Ли, - Дени-эльви не стал входить, остановился на пороге, - у тебя не сегодня день рождения?
   - Через месяц только, - в глазах сокурсника пылали огоньки лихорадочных идей - что на этот раз?
   - О! - невесть чему обрадовался Тардис. - Так пойдём в город, отметим! Ты же не занят?
   - Не то чтобы занят... - а-а, ясно.
   До начала занятий остаётся два дня, и Дени-эльви очень жаль тратить их на пребывание в тихой и пустой Королевской школе. А из адептов-второкурсников никого, кроме Тенки, нет, выбор в наперсниках небольшой.
   Вот драгоценный соученик и припёрся ловить рыбку на добрый уговор.
   - Так пойдём, завалимся в нарайю! Я знаю хорошее местечко, и денег много не берут, и девочки все любезные и умные. Естественно, красавицы.
   - К сожалению, - усмехнулся нинъе, - денег у меня в обрез. Я б предпочёл, чтобы мне заплатили, и даже готов для этого быть любезным и умным. Только с "красавицей" туговато.
   - Ну пойдём, слушай, а то скукота какая! Скоро вообще учёба начнётся, никуда не выберешься!
   - Прости, - мотнул головой Тенки. Видно, Дени-эльви и впрямь невмоготу - не в привычках элхе повторять приглашение несколько раз.
   Сокурсник испустил явственный вздох. Пытается играть на нервах. Вот делать нечего.
   - Да тебе там одному больше обрадуются, - способ избавиться от Тардиса оставался один, и Тенки встал, захлопывая книгу, - или погоди до завтра, Ацу должен вернуться. Позови его.
   Сокурсник ловил взгляд нинъе, молчал.
   - А мне в библиотеку надо, ты извини. Астеаки, сволочь, опять велел на шесть листов доклад писать, а у меня конь не валялся.
   Похоже, Дени-эльви понял, что дело безнадёжное. Посторонился, пропуская Тенки, грустно посмотрел, как тот запирает дверь. Но сказать больше ничего не осмелился, - и так уже был достаточно назойлив.
   Уходя по коридору старшего общежитского корпуса, Тенки лопатками чувствовал его разочарованный взгляд.
  
   Библиотека, ясное дело, была пустынна и мертва. В отсутствие учеников выключены даже световые панели, а библиотекарь до самого начала занятий будет наслаждаться заслуженным отдыхом.
   Подросток провёл ладонью по гладкой пластинке кристалла, почувствовал лёгкое щекотание магии. Технической магии - незадолго до каникул их научили определять видовую принадлежность заклинаний.
   Медленно в зале разгорелись светильники.
   В самой библиотеке хранилось не больше одной десятой от истинного количества книг. Подавляющее большинство находилось в подвале школы, огромном, на два подземных этажа, помещении. Вход ученикам туда запрещался, и Тенки внутри не бывал, хотя нельзя скрыть - очень хотелось.
   Особенно заманчивым казалось посмотреть на шкаф с фолиантами, таящими в себе запрещённые к использованию заклинания. Такие книги, разумеется, не выдавались на руки, и магическая шкатулка, доставляющая из хранилища заказы, их непреклонно игнорировала, сколько ни заказывай.
   Однако - вопреки всем школьным препонам - способ добраться до запрещённых заклинаний всё же наличествовал. У каждого заклинания когда-то был создатель, а добросовестные хронисты делали свою работу старательно. Толстенные тома с жизнеописаниями магов же никто не думал упрятывать от глаз любопытных адептов, и получить их на руки не составляло труда. Охотнику за знаниями оставалось лишь перелопатить кучу этих томов, сопоставляя написанное в разных источниках, а потом дело за мозгами и знаниями, чтобы связать обрывки заклинаний воедино. Занятие весьма долгое и трудоёмкое, но возможная награда манила.
   Привычно достав из шкатулки - по габаритам скорее ящика! - очередной фолиант, Тенки бухнул его на один из столов. Рядом легла тетрадка, заблаговременно раскрытая на нужной странице. Три страницы уже были исписаны - результаты прежних исследований.
   На первой - заклинание, убившее собственного создателя в далёкое Смутное время. По причине изрядной давности, к сожалению, не все его элементы удалось установить, и Тенки порой с тоской думал, что в подвале наверняка нашлось бы полное описание. А так - увы: приходилось восстанавливать по частям, самостоятельно комбинируя и компонуя разрозненные сведения.
   Это увлекательное исследование подросток начал с ноябрьских каникул, однако невзирая на два месяца упорного труда, в заклинании по-прежнему зияли лакуны. Иной раз Тенки охватывал соблазн додумать плетение самому - и лишь воспоминания о кончине прежнего создателя останавливали любопытство.
   Вторую страницу занимало заклинание, по преданию, дарующее магу невидимость. Полную и абсолютную - не чета полотнищам и сеткам, что проходили на уроках практической магии.
   Это заклинание не только скрывало мага от чужих взглядов - объект нельзя было определить и на ощупь. В одной из книг кратко говорилось о предполагаемой возможности проходить сквозь твёрдые предметы, в другой писали, что "при снятии заклинания в момент, когда какой-либо из членов объекта находится внутри иного объекта, повреждается более слабая в энергетическом смысле суть". Это означало, что, фактически, заклинание невидимости можно было использовать и в боевой магии.
   Пользуясь невидимостью, подойти к противнику вплотную и засунуть одетую в металлический покров руку тому в голову. И снять заклинание.
   Про себя Тенки называл плетёнку "Мозги в кулаке".
   Жаль, что невидимость тоже пока не работала. Впрочем, книги об этом и твердили: ещё ни одному из магов не удалось довести заклинание до ума.
   Третьей места в тетради удостоилась "маска вора".
   Усиление зрения, скорости реакций, мускульной силы, обоняния и слуха - с таким заклинанием не нужна и невидимость. Маг превращался в боевую машину - тихую, неслышно крадующуюся пантеру, снаряжённую парой острых клыков вдобавок к идеальным пяти чувствам.
   Тратить такое на банальное воровство - безумная расточительность. Правда, создавший заклинание маг являлся всего лишь безобидным теоретиком. Проверял изобретённое на своих учениках - в то время маги не делились по областям, и каждый разбирался и в технической магии, и в целительстве, и в боевой, поэтому практики под началом теоретиков не были редкостью.
   "Маску вора" Тенки нашёл полностью - как раз в биографии мага-создателя, написанной одним из проверявших заклинание на себе бывших учеников. Библиотека Королевской школы обладала действительно впечатляющим набором книг.
   Недостаток у "маски" обнаружился лишь один - непомерный расход энергии. И во времена создателя маги, обвесившись всевозможными накопителями, могли находиться под действием заклинания не более десяти минут; и теперь тоже, пусть роль многих накопителей с большим успехом выполнял один-единственный, настроенный на носителя амулет, - заклинание жрало энергию со страшной силой.
   Поэтому сейчас Тенки искал "противоядие". Рецепт, могущий замкнуть на себя "маску вора" и дать необходимое количество энергии без лишения оной собственно мага. Искал уже который день и до сих пор - безуспешно. Вот и сегодня...
   Устроившись за широким столом, подросток распахнул книгу.
  
   Время текло медленно, казалось, миновало уже несколько часов - но шарик на циферблате плавал в районе трёх - в библиотеке Тенки находился не больше сорока минут. Глаза устали разбираться в хитросплетениях букв и запутанных фразах хронистов, любителей красиво выразиться.
   - Ну-ка! - неужели наконец-то улов?
   Тенки придвинул к себе тетрадку - на всякий случай, может, пригодится - и лихорадочно заводил глазами по эльфийским строчкам.
   "Энергетический щит", гласило название. Параметры худо-бедно перечислены. Использовать в качестве источника энергии нельзя - но поддерживать наличествующее на постоянном уровне заклинание способно. Похоже, предполагается, что маг заполнит свои ресурсы до максимума, применит заклинание и... и? Эх, вряд ли оно сработает вместе с "маской вора". "Маска" жрёт, не переставая, - а эта штука просто мешает утечке, то есть не будет работать или "маска", или "щит".
   Жаль.
   Похоже, он вовсе не там ищёт. Тенки встал, потянулся, разочарованно глянул на раскрытую книгу. Пока что единственная находка по сохранению энергии - этот "щит". Надо сменить тактику.
   Зря Тенки взялся за тома с историей. Все заклинания тут дряхлые и протёрты от древности. Плетёнку, которая может замкнуть на себя "маску", надо искать среди новейших. Не неиссякаемый родник энергии, а просто... просто возможность неограниченно её восполнять. За счёт внешних источников.
   Эх, да только... только, будь такое заклинание кем-то придумано, давно стало бы известно на весь магический мир.
   Хотя погодите-ка.
   Ведь было же. Было же какое-то заклинание, дарующее подключение к даровой энергии.
   На уроке истории магии - точно, точно! - говорили о каком-то безумце, помешанном на пополнении энергии. Мужика осудили, а труды, как они выражаются, "преданы забвению", но ведь головастый парень был! Потому и поторопились осудить, что больно много дельных вещей придумал. Как там его звали?! Эль... Эль... Иль-эль?
   Ни хрена нет в памяти.
   Оставляя книгу распахнутой, Тенки подхватил лишь тетрадку - чтобы не дай пламя, не попалась никому на глаза, - и стремглав бросился в свою комнату.
   Конспект по истории!
  
   Безумца звали Ириэсте-иле Эллгине. Его жизненная история была одной из тех, на лекции о которых не клонило ко сну, - маг успел достаточно натворить, пока его не признали, что называется, "социально опасным".
   В начале карьеры Эллгине заслуженно считался юным гением, постигающим науки с поражающей быстротой - казалось, для него не существовало преград ни в одной области. Потом - бытовало мнение, что виной тому стала пережитая магом личная драма - что-то отвратило молодого таланта от мира и заставило удариться в отшельничество. За долгие годы отречения Эллгине изобрёл множество заклинаний и написал массу философских трактатов: как-то, именно ему принадлежала теория о том, что каждая женщина по умолчанию ведьма и ей не место не только в практической магии, но и в теории, целительстве и монашестве. Женщина, по мнению философа, была создана лишь в качестве инструмента для продолжения рода - и от таковой цели её не должно было отвращать ни на миг.
   Впрочем, философом Эллгине был куда более безобидным, нежели магом - написанные им труды повлияют лишь на потомков, порождая массовые казни ведьм и просто заподозренных в ведьмовстве женщин, - но созданные им заклинания находили своих жертв уже при его жизни. К слову, вопреки проповедуемому им женоненавистничеству, свои эксперименты маг проводил исключительно на мужчинах. Подобной выбор мотивировался утверждением, что женщина - слишком грязное существо, чтобы не брезговать её касаться.
   Тенки мельком пробежался по нацарапанным собственной рукой корявым строчкам. Да, у мага и впрямь была куча интересных идей. Жаль только, все они посыпались из него лишь после этой самой "личной драмы" - то есть, фактически, являлись всего лишь местью. Забавный, верно, парень был.
   Но - время бедняги, как ни жаль, кончилось.
   А вот и записи о его самых важных исследованиях. Энергия.
   Умный мужик Эллгине и тут пошёл вопреки общественному мнению. Издавна магическая традиция предписывала использовать в качестве источников дополнительной энергии камни: обладающие строгой, геометрически правильной структурой, плохо поддающиеся разрушению, - и природные, и созданные магически; или же собственноручно сделанные магом предметы из дерева и металла, обработанные и настроенные исключительно на владельца; словом - неживую природу. Однако существовали течения, рассматривавшие в качестве источников и живых существ - некоторые предпочитали крупных животных: собак, волков, порой даже лошадей, коров и овец; некоторые - мышей, жаб, белок и прочих мелкогабаритных тварей; кто-то и вовсе проводил эксперименты на птицах.
   Иле Эллгине пошёл дальше. Нельзя сказать, что ему первому пришла в голову мысль использовать в своих опытах человека, - но он первый добился поистине впечатляющих успехов.
   Собственно, за то и пострадал - магический мир смотрел на эксперименты сквозь пальцы, пока не понял, что творит отшельник. Пока не осознал, что маг - не просто безобидный сумасшедший учёный.
  
   Разумеется, в конспекте о достижениях старикана упоминалось лишь вскользь. Только самое важное, самое яркое - квинтэссенция жизни Эллгине и его исследований.
   Остальное - самое главное! - состав заклинаний - следовало ещё найти.
  
   Том с очередным жизнеописанием Тенки взял с собой в столовую. Жевал, рассматривая старые гравюры: Эллгине расчленяет младенца; Эллгине приказывает ученику выпить отравленную воду; Эллгине ставит некромантические опыты на трупах собственных родителей.
   Похоже, даже хронисты не любили чокнутого мага.
   Аппетита, впрочем, гравюры не портили - изображённое скорей казалось продуктом воображения художников, нежели тщательным запечатлением реальных подробностей. Взгляд Тенки скользил, почти не останавливаясь, глотая кричащие строчки подписей к картинкам.
   "Иле Эллгине пьёт кровь из горла ученика".
   Замечательно. Тенки хлебнул пахнущий крыжовником горячий чай.
   "Иле Эллгине вытягивает энергию из подчинённого тела".
   Подчинённое тело, гм. Забавник был этот старикан, ничего не скажешь. Женщин, говорите, не любил?
   "Иле Эллгине..."
   Погодите, что там было про кровь из горла? Зачем ему кровь из горла?
   Тенки вернулся на пару страниц назад, вчитался в текст.
   "Путём необратимых изменений... через кровь получает контроль над волей... маг становится хозяином своей жертвы..." Так вот откуда взялось подчинённое тело? А поподробней?
   Забыв про еду, Тенки впился в чёрную вязь строчек.
  

Январь

  
   Одним томом с жизнеописанием удовольствоваться не пришлось. И одним днём исследований тоже - Эллгине пришлось уделить почти неделю - но в конечном итоге тетрадка получила в своё владение четвёртое заклинание.
   Уединившись в библиотеке за самым дальним столом, подросток начал переносить на бумагу результаты исследований. Название, придуманное создателем - "Алый бутон" - Тенки не понравилось, и, недолго думая, нинъе вывел на заголовке четвёртого листа размашистое "Кровососка".
  
   Предпосылкой к созданию заклинания была мысль о том, что в каждом живом существе наличествует энергия. Неважно, обладает ли объект магическими способностями или является полным в этом отношении ничтожеством, - энергия необходима, чтобы жить, поэтому она по умолчанию есть у каждого. Мало того, эта энергия - в отличие от неживых предметов - находится в активном состоянии и просто самим пламенем рассчитана на прямое использование. Отсюда и отталкивался старый маг.
   Следовательно, оставалось найти способ отобрать эту энергию в пользу мага - и тут Эллгине воспользовался старой доброй мыслью о текущей в жилах каждого живого существа жидкости - крови.
   Действие заклинания было недолгим - создатель позиционировал своё детище как способ мощной подпитки за малое время. Плетёнка замкнута на простой фразе - а можно обойтись и без слов, главное - заполучить определённое количество крови. Через неё идёт подключение к владельцу, к его энергетическому щиту. И - дело сделано, энергия поступает. Исключительно просто - и первенство тут принадлежит вовсе не помешанному магу.
   Основная заслуга Эллгине состояла отнюдь не в создании заклинания. "Украсть" чужую энергию через кровь владельца - а можно воспользоваться не только кровью, заклинание сработает и через другой принадлежащий объекту предмет - мысль об этом будоражила многие умы. Добыть энергию - дело одно. Надо было уметь её "переварить".
   И старикан блистательно справился с задачей. Маг придумал способ привести полученную энергию в соответствие с энергетическим контуром самого заклинателя - вот до этого никто никогда прежде не додумывался. Книга не зря упоминала о "необратимых изменениях" - Эллгине нашёл возможность настраивать личный энергетический контур мага. Изменять по желанию, лепя близнеца по образу объекта. Тут и действовала кровь - организм вычленял отпечаток профиля, который у каждого свой, и менял контур заклинателя, добиваясь максимально возможного сходства.
   Короче говоря, Эллгине не зря слыл гением.
  
   Тенки поставил в конце страницы задумчивую жирную точку и поднял глаза.
   "Кровососка", "Маска вора", "Мозги в кулаке" и не до конца восстановленное смертельное заклинание - перечень богатств Тенки - его предстоит продолжить и довести до ума.
  
   С началом занятий - пусть отсчёт им пошёл лишь с сегодняшнего дня - библиотека перестала быть единственной собственностью светловолосого нинъе. В углу за стойкой обосновался библиотекарь, за столами появились склонённые над книгами головы - принадлежащие, в основном, старшекурсникам, младшие ещё не познали на своей шкуре насущную необходимость библиотечных знаний.
   Приехал из своего провинциального захолустья Мурасе-Ито и сразу же подвёргся мощной атаке Дени-эльви, охотника шляться по нарайям.
   Теперь и Тенки мог бы соблазниться на развлечение - надоели поиски. Но Дени-эльви больше не звал.
  

***

  
   - Тенки, ты все каникулы так и пропадал в библиотеке? - мягкий голос застал нинъе в общей комнате второкурсников.
   - О, - отозвался светловолосый, опуская руку с распечатанным письмом. - А я думал, ты по городу шатаешься.
   Ацу присел в кресло, небрежно перекинул ногу через широкий подлокотник.
   - В городе сейчас тихо. Фестивали Инея давно прошли, до равноденствия ещё много времени. Пора празднеств миновала.
   - Потому-то Дени-эльви и зачастил по нарайям? - Тенки не удержался от подковырки.
   - Дени-эльви, - ему кажется, или элхе и впрямь слегка покраснел? - У него личные дела.
   - Что-что? - неаккуратно запихнув письмо в карман, Тенки присел напротив сокурсника. - Ты хочешь сказать, наш Тардис завёл шашни с нарией?
   - Я не должен был этого говорить, - с досадой ответил Ацу.
   - Уже поздно, - ухмыльнулся светловолосый. - Ну так? Что, неужто правда? Чего молчишь, твои принципы тебе уже зад начесали. Проговорился - так говори до конца.
   - Когда ты оставишь свои жаргонные подобия? - риторический вопрос Ацу растворился в вечернем полумраке общей комнаты. - Дени-эльви и впрямь... похоже, питает некоторые чувства к кому-то из нарий.
   - Вот болван! - кажется, слова Тенки прозвучали в унисон с мыслями сокурсника - темноволосый согласно и слегка раздражённо тряхнул головой.
   - Вся беда в том, что у него это всерьёз.
   - Вот почему он туда зачастил. А куда именно? Их же вроде несколько штук.
   - Пять или шесть, - кивнул Ацу. - Кажется, то место называется "Вессевен".
   - "Природа"? Не слышал.
   - Что ты вообще слышал? - с явной насмешкой приподнял брови темноволосый.
   - Я-то слышал, - с превосходством парировал нинъе. - В отличие от тебя я кое-где и побывать успел.
   - В нарайе?!
   - В нарайе.
   - Ты, нищий нинъе? - изумление в голосе Ацу мешалось с неверием.
   - На четвёртом младшем, - свысока усмехнулся Тенки. - Два года назад.
   - Как ты туда попал? И как тебя туда пустили?
   - Орувери привёл.
   - Виллиэ?!
   - Ага.
   Ацу замолчал - и Тенки молчал тоже; в комнате сгустилась тишина.
   Орувери ушёл из школы незадолго до переводных экзаменов - ушёл навсегда и без малейших колебаний.
   После истории с дуэлью Орувери практически перестал общаться с замешанными в ней: ни с Тардисом, ни с Ацу, ни с Тенки; он не делал вид, что ничего не случилось, просто... просто ничего не делал. Тем сильнее удивился Тенки, когда в марте два года назад Орувери вдруг позвал его "прогуляться по городу".
   Приглашение нинъе не смог отклонить. Не позволило любопытство. Тенки отправился вместе с элхе и ожидал, соглашаясь сопровождать его, неких откровений, возможно, разговора о произошедшем год назад. Каких-то слов, объяснивших ему причины поведения Орувери. Его рассказа.
   Но бывший ооди не сказал ничего. Притащил нинъе в нарайю - кажется, место называлось "Сад" или как-то так, угощал его на свои деньги, представлял эльфийских девочек. Все они, с искусно разукрашенными лицами, скорее похожими на лица кукол, подчёркнуто вежливые и услужливые, с нежными голосами, - больше смутили пятнадцатилетнего подростка, нежели понравились ему.
   И после того похода Орувери исчез. Совсем исчез.
   Ходили слухи, что родители нашли ему место в другой школе; кто-то говорил, семья Орувери уехала на Водный; любопытноглазые младшекурсники шептались, что ооди взяли на королевскую службу - враньё, разумеется, всё враньё. Но истины не знал никто.
   - Я думал, - начал Ацу снова, но замолчал на половине фразы. - Ладно.
   - Опять? - с нарочитой тоской вопросил нинъе. - Начал - так договаривай. Что ты думал?
   - Неважно. Нам не стоит влезать в чужие дела.
   - Ага! - кажется, Тенки сообразил. - Ты хочешь их свести?
   - Ты с ума сошёл?!
   - Нет? А с чего такая благородно-напыщенная гримаса?
   - Прошу тебя, Тенки, - недовольно поморщился Ацу.
   - Это я тебя прошу! Что тебе вздумалось? Да говори же! Ты же уже был там? Вместе с Дени-эльви? Видел её?
   - Нет, - со вздохом признался сокурсник. - Он звал меня, но я отказался.
   - Почему?!
   - Я же не знал, что для него это не просто забава.
   - Так ты не был в нарайе?!
   - Что мне там делать? - Ацу ответил недоумённым взглядом.
   - Ну как, - Тенки не сразу нашёлся, - ну, любопытно же...
   - Ни капли.
   Тенки уставился в чёрно-голубые глаза. Не иначе, врёт. Не может быть ни капли не любопытно. Ну хоть убейся, не может. Просто не хочет показывать. Так и есть, опять прячет эмоции за этой своей эльфийской невозмутимой маской. Так бы и дал по ушам.
   - Ну ладно, предположим, - начал нинъе медленно. - Ты там не был, Дени-эльви вешает тебе на уши свои откровения, ты...
   - Давай сменим тему, - беспокойно развернулся в кресле элхе. Убрал ногу с подлокотника, отвернулся.
   - Ты, значит, тревожишься, - беспощадно продолжал Тенки, - и в задницу тебя колет весьма ощутимый гвоздь.
   Ацу молчал.
   - Ну так пойдём и смотаемся туда! Только учти, все расходы - за твой счёт.
   - Что ты несёшь, - с досадой бросил элхе. - С какой стати нам туда идти?
   - Ну как же! Помощь драгоценному сокурснику, о чём ты? - с придыханием изобразил Тенки - подражая манере школьного секретаря. - Это наш святой долг и обязанность! Перед пламенем!
   - Оставь, - этот эльф ещё протестует!
   - Это ты оставь! Хватит кочевряжиться! - Тенки вскочил. - Вперёд, на борьбу за праведное дело!
   - Под каким предлогом мы туда пойдём? - ага, он уже начинает сдаваться.
   - Ну-у, - подросток на мгновение задумался, вспоминая Дени-эльви, последний разговор с ним. "Послушай, Ли, - прозвучало в памяти, - у тебя не сегодня день рождения?" - Точно! - Тенки щёлкнул пальцами.
   - Что? - настороженно спросил сокурсник.
   - Мой день рождения! Ты пригласи его, скажешь, хочешь устроить мне праздник!
   - Тебе-е? - высокомерно протянул элхе.
   - Ага. Ты ведь горишь от нетерпения сделать мне приятное, не правда ли, любезный друг? - Тенки пригнулся, всматриваясь в тёмные глаза сокурсника. Широко и старательно растянул губы в улыбке. Деваться Ацу некуда - а как приятно наблюдать за этой моральной борьбой!
   - И как мы заставим его привести нас именно в "Вессевен"? - отлично, он уже почти сдался.
   - Да он сам полетит туда, как ошпаренный, что ты, - отмёл Тенки несостоятельное возражение. - Он же рад будет воспользоваться любым шансом, чтобы...
   - Тихо! - Ацу встрепенулся.
   Тенки замер. Они сидели в потёмках, снаружи невозможно было понять, кто в комнате, хоть дверь и зияла открытым проёмом. Однако возбуждённые голоса мог услышать любой любопытный.
   По коридору кто-то шёл. Двое или трое: доносились звуки разговора.
   - Это Химилиэ, - шепнул Ацу, - и, кажется, Эвисто.
   - Короче, мы решили, - заторопился нинъе, - ты говоришь с Дени-эльви, ага? Я делаю вид, что ничего не знаю. Ты понял?
   Элхе словно ничего не слышал. Сидел в кресле, повернувшись к двери. Слегка покачивал носком ботинка.
   - Короче, ты понял! - со значением повторил Тенки, бросая взгляд на открытую дверь.
   Химилиэ и Эвисто прошли мимо, не заходя. Мимолётный быстрый взор, кивок сидящему в кресле Ацу - затаившегося в глубине комнаты нинъе не заметили - и сокурсники скрылись. Остались слышны только голоса, продолжающие беседу. Беззаботный смех.
   Тенки тоже усмехнулся. Хищно, как гончая, почуявшая след, как охотник, идущий за оборотнем. Уж очень приятно было это ощущение контраста - между их тёмной комнатой и освещённым коридором, между тайной беседой и весёлым разговором в полный голос.
   Отлично. Отлично.
   - Пошёл-ка я, - кинул нинъе молчащему Ацу, получил в ответ короткий кивок и выскользнул прочь. Пусть моралист-элхе теперь сполна насладится сражениями со своей совестью - итог ясен. Ацу предстоит проиграть в любом случае - или он обманывает сокурсника, или оставляет его без помощи.
   Забавно, и впрямь забавно.
  
   О письме от матери - всё с теми же тягостными требованиями денег - Тенки вспомнил лишь перед сном, когда, разоблачаясь, нащупал бумагу в кармане школьной формы.
  

Конец января - нарайя

  
   Пришедшими сюда прежде всего овладевала музыка. Тихая, приглушённая музыка, льющаяся неизвестно откуда, - она заполняла всё вокруг, втекала в уши, настраивая на спокойный лад, касалась пальцев, заставляя бездумно постукивать в такт мелодии, нежно массировала плечи.
   Тенки оказался прав - Тардиса не нужно было уговаривать. Более того, стоило Ацу лишь заикнуться о поводе для праздника, как однокурсник сам предложил "Вессевен". Дени-эльви ничуть не подозревал о "заговоре" и на пути сюда лучился искренней радостью. Для него-то всё выглядело исключительно просто: у одного из соучеников день рождения, почему бы не отметить это дело в тесной дружеской компании, не посидеть за накрытым столом, не поболтать с ласковыми девочками-нариями?
   Тардиса здесь знали, и встретили адептов любезно. Проводили в небольшую комнату с низким столиком, старательно убранную по всем правилам искусства украшения - разве что в чуть непривычной манере. В левом от входа - восточном - углу вместо обычного знака пламени стояла кадка с роскошной домашней пальмой; окна были задрапированы до полной неразличимости, а то и вовсе отсутствовали; пол покрывали мягкие ковры.
   Хозяйка, велевшая называть себя "мамой", сказала что-то неясное, вроде как назвала себя деревом, на котором произрастают ягоды и листья - и "скоро они придут развлечь прекрасных молодых господ". Ацу едва удалось скрыть небрежно-полупрезрительное удивление: ещё чуть-чуть, и подобная манера разговаривать покажется бредом сумасшедшего.
   Мельком темноволосый взглянул на нинъе. Ли, державшийся до сих пор так бодро и постоянно шутивший, еле удерживаясь на опасной грани между юмором и пошлостью, вдруг утих, сдулся, словно из него выпустили воздух. Видно, сокурсник почуял, что тут не место беднякам - да и какого-то жалкого подростка-нинъе вряд ли приняли бы с распростёртыми объятиями, если бы не Тардис.
   Каковы бы ни были порядки в той нарайе, куда водил его Виллиэ - тут явно царил иной уклад.
   Двери с чуть слышным шорохом раздвинулись.
   Появившихся было трое. Все в длинных ярких одеяниях, подметающих рукавами пол; все в полумасках, волосы уложены так затейливо, что кажутся одновременно и сложной причёской и распущенными локонами. Из-под масок виднеются лишь накрашенные кроваво-вишнёвой помадой губы - сложенные в улыбку, особенную улыбку с сомкнутыми губами - безошибочный признак нарии.
   - Мы рады приветствовать наших милостивых гостей, - мелодично пропела одна из них, средняя.
   Все трое единым движением проскользнули внутрь, средняя, мелко перебирая ногами, приблизилась к столу, уселась справа от Тардиса, наклонила голову; лицо застыло в улыбке. Оставшиеся две втащили наполненные подносы, затворили двери, придвинулись к столу и принялись суетливыми - но очень женственными движениями расставлять блюда с угощением.
   - Позвольте мне сыграть для вас, пока старшие подруги не осмелятся нарушить ваш покой, - произнесла средняя и - теперь Ацу разглядел - одетая ярче, чем другие две, ярче и... откровеннее. Взгляд невольно спустился с лица на открытую длинную шею, бесстыдно оголённые ключицы, сбежал вниз, упал на тоненькую лодыжку, выставленную из-под подола.
   В бок толкнули.
   Ацу возмущённо обернулся, встретил зелёные глаза нинъе. Кажется, тот вернул себе часть природной наглости - по крайней мере, глаза его хитро щурились.
   - Ты красный, как рак, - ехидно прошептал нахал. - Куда ты сейчас лупился, а?
   Элхе не нашёл слов для ответа, лишь гнев шевельнулся в груди - и помог сбросить морок. В конце концов они тут по делу: выяснить, что представляет из себя пассия Тардиса. Нет ли её среди этих троих?
   На этот раз Ацу постарался взглянуть на девушек объективно. Возраст определить не удавалось - верхняя часть лица пряталась под маской; ясным казалось лишь то, что средняя нария, без сомнений, старше прочих. Об этом говорила и уверенность, с которой она держалась, и ловкость в обращении с гостями, безошибочно указывающая на опыт.
   Пока элхе рассуждал, девушка быстрым грациозным движением выудила откуда-то из складок одеяния маленькую четырёхструнную лютню, небрежно устроила на коленях. Лёгким кивком попросила разрешения начать.
   Стоны лютни смешались с постукиванием плектра по обтянутому кожей дереву; тонкие мяукающие звуки поплыли по помещению - нария запела. Ацу взглянул на пальчики девушки, умело управляющиеся с инструментом, напряг память - баллада оказалась знакомой, вот только название никак не выплывало, вертелось в голове, ускользая от сознания.
   На помощь лютне и девичьему голосу пришли звуки флейты - одна из девушек, устроившаяся рядом с нинъе, поднесла к губам искусно вырезанную трубочку. Другая незаметно возникла за спинами посетителей, извинившись, втиснулась между Ли и Ацу, заставляя однокурсников посторониться, стала наполнять стоящие на столе неглубокие чашечки. Судя по кувшинчику в её руках - прозрачной струйкой в чашечки текло вино материка Земли.
   Только тут в голове сложилась картинка: и пальма в углу вместо знака огня, и слегка непривычное убранство, и баллада, умело исполняемая нариями, - конечно, "Вессевен" давал ощутить своим гостям атмосферу Земли. Далёкий для жителей Огня материк, таинственный и экзотически притягательный - неплохая задумка, чтобы не заставить посетителей скучать.
   - "Далёкие окна, изумрудный склон", - не отдавая себе отчёта, произнёс Ацу.
   Девушка между ним и Ли хихикнула; но поющая радостно кивнула, заставляя лютню повторить музыкальный проигрыш без слов.
   - Как замечательно! Вам знакомы баллады Земли?
   - Немного, - нехотя кивнул Ацу - не то что знакомы, его собственный учитель когда-то настаивал, что каждый образованный элхе должен знать классику всех четырёх материков, и потратил немало времени, чтобы ученик наконец оказался в состоянии с грехом пополам воспроизводить на лютне те же "Далёкие окна, изумрудный склон".
   - Вы умеете играть на лютне? - начинается, он так и знал. Сквозь прорези маски сверкали любопытные глаза нарии.
   Тардис тоже взглянул на сокурсника с безразличным интересом.
   Нет, среди этих троих его возлюбленной не было. Иначе Дени-эльви не сидел на месте со скучающим выражением лица и не потягивал бы равнодушно горячее вино из предложенной младшей нарией чашечки.
   А придёт ли та девушка вообще? Может, соученик надоел ей? Может, она занята с другими посетителями? Не думает ли Дени-эльви сейчас именно об этом?
   - Вы не откажетесь спеть вместе со мной? - нария чуть придвинулась, наклонилась к нему - показалось вдруг, что ещё чуть-чуть, и Ацу увидит её грудь. Элхе поспешно отвёл взгляд. - Листочки, милые, принесите ещё одну лютню.
   - Не надо, - элхе поспешил поднять руку, останавливая девушек. - Простите, я слишком давно не уделял внимания лютне.
   - О, я уверена, Вам не составит труда!
   - Не составит труда! - подхватили две другие. Ацу еле удержался от желания затравленно оглянуться - на миг показалось, его окружают, чтобы припереть к стенке.
   - Давай, валяй, музыкант! - подбавил огня нинъе, ехидно улыбнулся.
   - Простите, мне жаль вас огорчать, но я не настолько искусен, - быстро возразил Ацу, надеясь, что на этом упрашивания завершатся.
   Однако девушка словно не собиралась отступать, по-прежнему заглядывала в лицо и просительно улыбалась. Темноволосого бы не спасло, скорее всего, ничто, если бы тут не появились ещё две нарии, прерывая разговор. Теперь уже не только нинъе затаил дыхание - все в комнате приумолкли, устремляя взгляды на вошедших.
   Их оказалось двое: высокие, стройные, очень похожие друг на друга девушки. Вместо масок на лицах искусные узоры, стилизации на тему сил природы. Глаза большие, с тяжёлым частоколом ресниц, у нарии повыше - пронзительно алые, необычные. У той, что пониже - тёпло-коричневые, ласковые, словно сестринские. И обе - живые, свободные, ворвались в помещение, будто долгожданный ветер.
   И сразу же что-то неуловимо изменилось.
   Девушка с лютней быстрым движением уступила старшей подруге место, сдвинулась в тень, но инструмент не убрала, продолжая пощипывать струны. Зашумела весёлая беседа, полился разговор, застучали передвигаемые девичьими руками чашечки, младшие застыли рядом с гостями, готовые в любой момент подлить ещё, поймать требовательный взгляд.
   Пропали и неловкость, и неуверенность, и напряжение в общении - нарии, казалось, не нуждались в собеседниках, а просто развлекали их - непринуждённо, без назойливости, почти не заметно. Умело.
  
   - Где она? Где она? Приведите Облако! - над ухом нудил Тардис.
   - Облако, - хихикнул слева нинъе, - он бы ещё на небо взлетел.
   Реплика Тенки предназначалась не Тардису - скорее одной из нарий. Или учениц - им объяснили, что в нарайе своя иерархия, но кто из девушек кто, Ацу не запомнил. Кажется, маски оказались ученицами, девушки с узорами на лицах - старшими, полноправными нариями; но чем отличалась, скажем, лютнистка от флейтистки, элхе так и не понял.
   - Позовите Облако! - снова капризно крикнул Дени-эльви.
   Ацу взглянул на соученика с опаской: не слишком ли много тот выпил? Земное вино шло легко, слегка кружило голову и грело грудь, а нарии подливали одну чашечку за другой, и кувшинчики сменялись на столе. Да и сам Ацу чувствовал, как поднимаются по телу беспричинные пузырьки радости, шептавшие: забудь тревогу, забудь чужие проблемы, веселись! Нария в маске навалилась на него, вцепилась в левую руку, что-то выспрашивала - но Ацу не вслушивался, не до неё.
   - Облако сейчас с посетителями, она придёт сразу же, как только освободится, - донёсся высокий музыкальный голос алоокой нарии. Она обращалась к Тардису, но Ацу почему-то услышал её слова так близко, словно девушка пропела фразу ему на ухо.
   - Вы все сговорились! - капли вина из чашечки Тардиса лёгким веером легли на лицо: соученик неловко махнул рукой. Ацу поморщился; тут же девушка в маске коснулась его щеки рукавом, стирая жидкость. Немного пьяная, она хихикала, позабыв крепко сжимать губы - и раскрытый кровавый рот обнажал мелкие зубки.
   - Пошлите немедленно! - Дени-эльви продолжал бушевать.
   - Листики уже не раз ходили, - вдобавок к алым глазам волосы у собеседницы однокурсника тоже оказались необычны - Ацу только сейчас разглядел, что яркая смесь белого, оранжевого и жёлтого в её причёске - не ленты и не украшения, а природные цвета. - Прошу Вас, господин, не обижайте меня - так грустно сознавать, что не могу скрасить Вам ожидание.
   Интересно, сколько в её словах правды, а сколько - обычного, характерного для нарий кокетства?
   Интересно, почему Ацу решил, что для нарий характерно кокетство, - если сегодня он первый раз в жизни очутился в нарайе?
   - Э-эй, - слева зашевелился нинъе, уставился на соседа через плечо прилипшей к тому девушки. - Ты э-то...
   - Не наливайте ему, - распорядился Ацу, видя, что чашечка Ли опять пуста. - Он несовершеннолетний.
   - А в-вот и нет! - Тенки усмехнулся, фривольно подмигивая девушке в маске. - Уже н-нет! Вчера ещё да, а сегодня - уже нет!
   - Семнадцатилетие не делает тебя совершеннолетним, - сухо ответил элхе. - Ты можешь не жить с родителями, но по законам ты ещё не окончательно самостоятелен.
   - Ты, Ацу, - произнёс Тенки неожиданно чётко и разборчиво, - слишком часто оглядываешься на законы. Это ты - несамостоятелен.
   - Помолчи, - элхе смерил наглеца долгим взглядом.
   - Вот Орувери - другое дело, - кажется, вино ударило Тенки в голову - мальчишка уже не соображал, что нёс.
   - Орувери?!
   - Ты чё шипишь? Орувери... Орувери, в отличие от нас, не просто так... он же смотрит в жизнь... выбирает... думает, понимаешь? Понимаешь, эльф фигов?
   - Что он думает и выбирает? Говори членораздельно!
   - Ха-ха! Интересуешься? Заживо берёт, ага?
   - С тобой бесполезно сейчас разговаривать, - Ацу высокомерно отвернулся от нинъе. Нарочито высокомерно.
   - Хе-хе, кто ж тебя заставляет! - Тенки замолк.
   Он бы непременно продолжил - вино не позволяло долго хранить молчание, - но двери снова тихо зашуршали.
   - Облако! - вскинулся Тардис.
   В первый миг Ацу не увидел в ней ничего примечательного. Нария как нария, с макияжем на лице, лишавшим её малейшей индивидуальности, одета, как и остальные, в яркие длинные ткани, пояс подвязан высоко, почти под самую грудь, плотно охватывая тело. В складках ткани при движении показывалась стройная ножка. От подруг её отличал разве что рост - Облако оказалась маленькой, наверное, ниже даже нинъе; и причёска - волосы спереди были подстрижены так, что падали на лицо, и только со спины становилось заметно, что гладкие шелковистые на вид пряди не обрезаны напрочь, а, как и надлежит, спадают ниже пояса.
   Нария плавно опустилась на колени, ловко подогнула край одеяния, чтобы потом не споткнуться. Согнулась в поклоне.
   - Прошу снисхождения, что не могла присоединиться к Вам ранее, - начала извинения.
   - Брось, хватит! - нетерпеливый возглас Тардиса прервал девушку. - Иди скорее сюда, садись, - и сокурсник повелительно похлопал по подушке рядом с собой. Мгновением раньше там сидела алоокая, но вместе с шуршанием дверей она незаметно оставила своё место, скользнула в тень.
   Теперь Ацу ощущал её присутствие сзади, чуть справа. Казалось, что взгляд её скользит по щеке - хотя кто знал, куда на самом деле смотрела нария.
   Не выдержав, элхе несмело обернулся. Встретил привычную улыбку, яркие глаза девушки взглянули в лицо и снова спрятались за ресницами - этикет не позволял долго смотреть в глаза вышестоящему.
   - Господин желает ещё вина? - похоже, она приняла его движение за приказ.
   Ацу мотнул головой.
   - Как тебя зовут? - пассию Тардиса называли Облаком, ещё кто-то представился как Ручей - Ацу и раньше слышал, что в нарайе девушкам дают новые, значимые имена, но никогда не интересовался подробностями.
   Губы нарии слегка изогнулись - в едва заметной, призраком мелькнувшей на накрашенном лице хитроватой улыбке.
   - Осень, - ответила она.
   Глаза, как листья осеннего клёна, волосы - жёлто-оранжевым пламенем лип и "утиных лапок" гинкго. "Осень". Осень - прохладный ветер слабой насмешки, серое дождливое платье с редкой голубизной. Ей действительно подходило это имя.
   - Эй, графский сынок, - в мысли Ацу ворвался наглый голос Тенки. - Кончай любезничать, послушай, что я скажу.
   Элхе медленно повернулся к сокурснику, тяжело уставился на его лицо. Против ожидания, на губах нинъе не плясала усмешка.
   - Ты хотел знать про Орувери? - опьянение с него словно слетело.
   Ацу промолчал.
   - Он сказал, что не способен на королевскую службу, - Тенки не спускал взгляда с собеседника. - "Верность Хиэлие? Ха!!" - смеялся, будто ни в грош её не ставил.
   - Орувери?!
   - Ага. Он спросил меня, зачем мне Королевская школа. Хочу ли я служить Хиэлие.
   - И ты? - Ацу вытянул шею, и показалось на миг, будто ответ соученика может рубануть по ней, отсекая голову.
   Тенки пожал плечами.
  

***

  
   Через несколько дней наступал февраль - а ветер дул холодный, совсем январский. Может, конечно, в том виновата была и ночь, не только холод - но на улицах столицы адептам Королевской школы в этот вечер почти никто не встречался.
   Вино выдуло ветром, выморозило холодом, и подростки посерьёзнели, умерили голоса, подняли воротники, пряча уши. Тардису приходилось легче всех - его грели мысли о любви, перед глазами, небось, так и плавало в прозрачном зимнем воздухе милое личико Облака. Эта девушка, стоило ей улыбнуться - да не с сомкнутыми губами, как другие, а открыто, весело, прямо глядя в глаза, наперекор всем правилам - как тут же хотелось улыбнуться в ответ, и даже Ацу с трудом удерживался. Ему стало ясно, почему Тардис выбрал именно её объектом своей страсти - маленькая, хорошенькая, живая и близкая - в отличие от других нарий она казалась младшей сестрёнкой или девчонкой-соседкой, знакомой с детских лет.
   А вот нинъе, идущего по левую руку, не тешили воспоминания о прекрасных девицах - достаточно было взгляда на его задумчивое лицо, чтобы это понять. Нинъе опять над чем-то размышлял, брови под светлой чёлкой хмурились.
   - Опять выдумываешь что-то несуразное? - осведомился Ацу.
   - Что? - встрепенулся Тенки, бросил на сокурсника вопросительный взгляд. - А... Думаю вот...
   - Положим, я это заметил. И что же терзает тебя, о друг мой?
   - Ты меня достанешь скоро своей вежливой речью.
   - Ах, прости. Но, право же, образованному человеку не пристало говорить невежливо, пусть даже собеседник является всего лишь плохо понимающим малейшие оттенки речи невежей-нинъе.
   - Ага-ага.
   Кажется, назло Ацу светловолосый решил замкнуться в гордом молчании, раз уж поддерживать беседу на надлежащем уровне ему не удавалось.
   - Так о чём ты думал? - решил снизойти элхе.
   - Хрен я те скажу, если станешь отвечать в этой верхнеуровнехреновой манере.
   - "Хрен" два раза - повторяешься, - Ацу не удержался от последней колкости - после выпитого язык упорно не желал держаться на привязи. И поспешил добавить, глядя, как застывает в презрительной гримасе лицо нинъе. - Ладно, прости. Можешь говорить, я слушаю.
   - Про Огненную деву я думаю, вот чего. Сколько раз мы её видели? Один? Два?
   - Я - раза четыре-пять, - задумчиво проговорил Ацу. - Три-четыре раза в детстве, когда приезжал в Хиэй на празднества. Один - уже после поступления в Школу, когда она появлялась на вступительной церемонии для старших. Два года назад.
   - Да, - кивнул Тенки. - Тогда я тоже её видел, один-единственный раз. И совсем не разглядел.
   - Я тоже, - Ацу пожал плечами, - обычное дело.
   - Но смотри, - Тенки обратил взгляд на него. - Мы ведь будем ей служить?
   - Ну да, поэтому она и приветствует всех, кто попадает в старшие. Адепты как бы приносят ей клятву, пусть ещё не настоящую, вроде репетиции. Но не все же потом станут боевыми магами. Кто-то останется адептом, кто-то...
   - Но все выпускники будут служить ей. Хоть адептом, хоть светлым-тёмным. Боевым магом или учёным-исследователем. В королевском дворце или где-нибудь в провинции.
   - К чему ты клонишь?
   - Когда я... сбежал из затхлой Аксе, я совсем не думал, что стану служить королеве. Думал добраться хотя бы до Валисса, поступить в какое-нить захудалое училище. Разумеется, на боевого мага. А вышло... - Тенки замолчал.
   - А оказался ты в Огненном городе, - подытожил Ацу. - В Королевской школе, что поставляет ко двору будущих королевских магов.
   - Ага, - подтвердил нинъе.
   В сухом воздухе шаги разносились далеко, шуршали по асфальту. Тардис шёл молча, смаковал воспоминания. Облако он сегодня увидит во сне, никаких сомнений.
   - И что же? - подтолкнул Ацу собеседника. - Ты не хочешь служить королеве? Передумал становиться боевым магом? Что тебя беспокоит?
   - Да не, дело не в королеве, наверное. Не то чтобы я конкретно не хочу ей служить. Почему бы и нет. Но знаешь, мне ведь вообще всё равно, кому служить, королеве, какому-нить графу-маркизу или себе самому. Лишь бы денег дали побольше.
   - Ого, как ты просто мыслишь, друг мой, - хоть разговор и получался вполне серьёзным, Ацу не удержался от иронии.
   - Это для тебя всё просто, богатенький ты наш, - огрызнулся Тенки. - А мне вот - нужны деньги. Я бы даже к твоему папаше на службу пошёл.
   - О нет, во-первых, в замке уже есть магик, во-вторых, в качестве боевого мага отец не погнушается использовать сына, в-третьих, не представляю, что заставило бы его нанять нинъе. Мне жаль огорчать тебя, но увы, это невозможно.
   - Ага-ага, - Тенки не принял вызов. - Слышь, а ты как в Школу попал?
   - Обычно. Наш магик сказал, что у меня есть способности, пригласили учителей, подвергли меня тестированию. Я хотел быть боевым, поэтому послали письмо в Королевскую школу, ведь она - лучшая на Огненном.
   - Ну?
   - Потом приехал сюда на экзамен, потом снова - оформлять документы. И с июня началась учёба.
   - Хе-е...
   Ацу пожал плечами. Чего ожидал этот светловолосый? Он же сказал, всё как обычно, таким путём в Школу попадают девяносто девять целых и девять десятых процента. Кроме всяких разных невесть откуда взявшихся нинъе.
   - Чего ты ожидал? - намерения показывать своё недоумение у Ацу не было, но голос сам по себе недовольно дрогнул.
   - Да не...
   - О чём вы там болтаете? - неожиданная реплика Тардиса чуть не напугала собеседников. Любовная горячка то ли оставила Дени-эльви, то ли скрылась в глубинах его существа до поры до времени, но сокурсник выглядел вменяемым.
   - О Школе, - Ацу повёл глазами на нинъе. Тот кивнул.
   - А вот и она, - объявил Тардис, задирая голову на фасад огромного семиэтажного здания. Даже если не вспоминать о невидимых снаружи подземных этажах, каменная громадина Королевской школы производила впечатление. Два высоких крыла по обеим сторонам от входа, посередине, между ними, перемычка общих помещений в три этажа: первый с канцелярией и комнатами приходящих лекторов, второй - просторная столовая, третий - зал общих собраний и выступлений. Два года назад, когда адепты были младшими, все уроки проходили в правом крыле, теперь - только в левом. За каждым из учебных крыльев тянулись невидимые с фасада низкие этажи-коридоры - они вели к общежитским помещениям.
   - Прямо не пойдём, - высказался Тардис и повернул налево, ступая вдоль высокой ограды.
   - Понятное дело, - вздохнул нинъе, устремляясь следом.
   Ацу завершил цепочку, бросив внимательный взгляд во двор: не вышел ли какой из надзирателей в ночь, подышать свежим январским воздухом.
   Пусть троица уже считалась старшими, вполне взрослыми - даже не достигший ещё двадцатилетия Тенки, получив звание адепта, автоматически получил и равные с сокурсниками права, - пусть вольны были сидеть в нарайях с утра до вечера, главные ворота Королевской школы, как и прежде, закрывались с наступлением девяти часов. Каждый вечер, секунда в секунду, с неумолимой точностью. Старшим оставался путь в обход - как будто и без этого забот не хватало.
   Надзиратели тоже представляли собой весьма ощутимую докуку. Встреча с кем-нибудь неминуемо вела за собой длинные лекции о необходимости подавать приличный пример и тщательно соблюдать все правила Школы.
   Будь Ацу убеждён в резонности и необходимости подобных правил, ничто не заставило бы его поступать вопреки им, но нудное пережёвывание одного и того же лишало устав последнего смысла.
   На территорию адепты попали без проблем, привычно и спокойно. Надзирателей тоже посчастливилось не встретить, но чтобы не вызывать подозрений к дружной кучке, в здание школы решили входить поодиночке.
   Лёгкое опьянение оставило Ацу, желание задирать светловолосого нинъе пропало. Более того, задумчивость сокурсника оживила смутное беспокойство - серьёзное выражение на этом легкомысленном лице появлялось нечасто.
   - Минут через десять, - повторил Тардис. - Все согласны?
   - Поняли, иди уже, - подтолкнул его Тенки.
   Тёмная фигура сокурсника лёгкой тенью пробежала вдоль каменной стены и исчезла за поворотом.
   - Ты следующий? - глянул вопросительно светловолосый.
   - Ты, - поправил Ацу. Всё-таки Тенки был младшим.
   Возражать нинъе не стал. Однако, казалось, ему есть, что сказать: в глазах читалось неясное сомнение.
   Ацу посмотрел на сокурсника, показывая, что готов слушать, но Тенки молчал. Молчал, пока шарик часов не коснулся девятой минуты из отмеренных десяти, и тогда наконец открыл рот:
   - Пойдём посмотрим на Огненную деву, ага?
   Ацу приподнял бровь, выражая удивление. Интересоваться подробностями не имело смысла - Тенки расскажет сам, если захочет рассказать. Однако этому беспокойному нинъе не сидится на месте.
   - На весенние празднества. Дворцовые.
   Ацу ждал.
   - Хочу её увидеть, - выдохнул светловолосый. - Увидеть, кому стану служить, кто будет располагать моей жизнью.
   - Ты можешь не приносить клятву.
   Нинъе покачал головой.
   - Нет, наверное. Уже не могу, - Тенки глянул на тёмную громаду школы, потом перевёл взгляд на элхе, усмехнулся. - Да ведь и ты не можешь.
   На мгновение их зрачки словно связала невидимая нить, связала накрепко, слила, соединила нерушимой силой. И исчезла, возвращая свободу.
   Ацу мотнул подбородком в сторону школы:
   - Время. Иди.
  

Март - весенние празднества

  
   Казалось, сегодня здесь собрался весь город. Огромный каменный круг диаметром в несколько километров, вплотную прилегавший к Малому огненному кольцу, сейчас заполняла плотная, двигающаяся, постоянно что-то жующая, глазеющая по сторонам неоднородная толпа. Мелькали служанки богатых домов, посланные вместе со старшими на рынок и ухитрившиеся сбежать; под ногами шмыгали шустрые дети обоих полов и рас; тесными группками держались ученицы жреческих и монастырских школ; виднелись понятные издалека костюмы моряков, ремесленников и богатые одеяния купцов, любителей роскоши.
   Знать держалась поодаль - крыши, террасы и балконы окрестных домов тоже кипели людьми. Дворяне-то знали, как устроиться, и Тенки на миг даже позавидовал компании, с удобствами расположившейся на площадке дома неподалёку: уж им-то не отдавливают ноги пьяные соседи. Над столиками там, наверху, были распахнуты лёгкие белые зонты, и богачи попивали кофий с чаем, коротая время до начала церемонии в спокойной приятной беседе.
   Ничего, Тенки ещё найдёт способ забраться повыше всех этих толстопузов. Дайте только школу окончить.
   Подросток оглянулся, ища в толпе однокурсников. Чёрная форма Королевской школы удобно выделялась на фоне пёстрых праздничных одежд цивильных, установить местонахождение кучки "воронов" не составило труда.
   - Пойдёмте к Восточным! - подходя к остальным, Тенки вычленил из шума толпы голос Эвисто.
   - А что там? - спросил кто-то.
   - Водные! Выступления послов.
   - Что, прямо послы и будут выступать? - не поверил Дени-эльви.
   Эвисто пожал плечами:
   - Не пойдём - не узнаем.
   - А когда появится Хиэлие? - вклинился Тенки. - Сколько ещё времени осталось?
   - Не только Хиэлие, и Жрица тоже, - Ацу взглянул на часы, - говорят, впервые за десять лет. Ещё полтора часа.
   Тенки недовольно скривился - они и так околачивались тут с самого утра. Желудок крутил фиги, и если бы не в изобилии расставленные по внешнему краю круга лотки с едой, Тенки не выдержал бы пытки голодом и сдался уже несколько часов назад.
   - Отлично, времени хватает, - удовлетворённо кивнул Эвисто. - Так пойдёмте?
   - А Огненные? Хотелось бы и наших увидеть, - Тардис оглянулся с сомнением.
   - Так они же после Водных! В качестве ответа! К тому же везде расставят экраны, откуда хочешь увидишь.
   - Хочешь не хочешь, увидишь, - шепнул Тенки себе под нос.
   На экраны, вообще-то, тоже было бы неплохо посмотреть - хоть и не боевая магия. Венец совместной работы учёных-теоретиков и практиков технического дела - экран, передающий изображение откуда угодно. Почти как хрустальный шар для связи, только лучше: мощь хрусталя ограничивается его массой, а размер экрана на количество требуемой энергии не влияет. Астеаки мимоходом упоминал об этом на лекции; впрочем, в своё время новость облетела весь магический мир Огненного материка, и почти наверняка заставила скрежетать зубами полчища магов других стран.
   Эту штуку хотелось увидеть.
   - Все согласны? - Тардис оглядел четверых.
   Эвисто с готовностью кивнул, и остальные тоже, пусть не проявляли особого энтузиазма, не протестовали.
   Восточные ворота находились минутах в десяти-пятнадцати ходу, но сегодня понадобится больше: набережная Малого рва просто кишела народом. Пробираясь по толпе, протискиваясь между теснящимися друг к другу телами, Тенки приметил любопытное зрелище.
   Сегодня здесь оказались люди, пришедшие не только ради любования представлениями, пожирания продаваемых бойкими купчиками угощений и лицезрения высочайших личностей государства. Сюда так же, как мухи на мёд, слетелись все карманники и мелкие воришки, все попрошайки, что только обретались в Огненном городе. И не только они.
   На губах подростка сама собой появилась ухмылка.
   Недалеко от прокладывающих себе путь среди людей адептов Королевской школы стояли две девушки в костюмах служанок, что называется, "приличного дома". Стояли и оживлённо болтали - видимо, подружки служили в разных семьях, или же просто представился случай почесать языки вволю - тем более праздник, шум, веселье. Одна из девушек стояла вполоборота ко рву и резной решётке, отделяющей толпу от реки огня, другая - лицом к подруге, и по спине её прыгали длинные рыжие волосы, схваченные лентой у затылка, прыгали в такт оживлённой жестикуляции хозяйки.
   И её обращённую к миру задницу щупала чья-то посторонняя рука.
   Лапала настойчиво, увлечённо, со знанием дела, ухитряясь залезать девчонке между ног и чуть ли не полностью скрываясь в складках юбки. А занятая болтовнёй служанка, верно, думала, что в попу ей тычется чужая сумка или корзина, и то и дело, не прерывая разговора, поправляла платье.
   Вот разиня.
   Тенки засмотрелся на идиотку и целеустремлённую руку, высунул кончик языка, пытаясь разглядеть между людьми, кому принадлежит такая резвая конечность. Однако Тардис с Эвисто живо двигались вперёд, увлекая сокурсников за собой, и - с вящим сожалением, но - Тенки пришлось оставить наблюдение. Следуя за Ацу, он ещё раз оглянулся - хотелось увидеть, чем кончится сценка, но увы - разиня-служанка всё так же одёргивала юбки, не замечая, в чём дело; а владельца конечности закрывала толпа.
  
   - Пришли! - объявил Эвисто, когда чёрная стайка влилась в кучу людей, скопившихся перед Восточными воротами. Сейчас на широком мосту через Малый ров была устроена просторная площадка, очевидно, приготовленная для выступления, но пока что там никого не было.
   Адепты Королевской школы сгрудились неподалёку от решёток, пересекающих мост - все они были опущены, чтобы преградить путь, если возбуждённая толпа ринется к площадке: видно, опасались возможных несчастных случаев с представителями иностранной делегации. Здесь тоже находилась уйма народу и так же люди теснились, отдавливая друг другу ноги.
   - Смотри, - Тенки подтолкнул Тардиса, - вон там нарии, может, и Облако с ними?
   - Нет, - сокурснику хватило одного взгляда, и он ответил безразлично: - они вообще не из "Вессевена". Да и не нарии ещё, ученицы.
   - Как ты определяешь? - восхитился нинъе. Для него все они были на один глаз, а при большом скоплении народа и нарии прикрылись бы масками, не только ученицы. Да и стояли они все далеко, в стороне от толпы, под охраной старших товарок и откровенно выставляющих оружие хмурых людей.
   - Это, скорее всего, "Хоко", - коротко ответил Дени-эльви. - У них на одежде птицы.
   Тенки оглянулся ещё раз, посмотрел внимательней. И правда - у многих подолы и длинные, спадающие рукава были украшены рисунками самых разных птиц. У кого-то щингеские снегири, у кого-то знаменитые яркие попугайчики с материка Земли, у кого-то третьи, совсем неизвестные пичуги. И связь между рисунками и нарайей понятна без объяснений: "Хоко" - на элхеском означает "гнездо".
   - Ну и когда твои послы? - поинтересовался Химилиэ у Эвисто.
   Тот поднялся на цыпочках, приложил ладонь ко лбу и принялся всматриваться вдаль над головами окружающей толпы - туда, на мост, пытаясь различить что-то определённое среди установок непонятного назначения.
   - Смотрите, экран! - крикнул Тардис совсем рядом и вытянул руку, указывая на опускающееся за площадкой огромное белое полотнище.
   - Да видим, - буркнул Тенки, - и так видим.
   И с жадным любопытством уставился на людей рядом с экраном, пытаясь определить, кто из них маг. Но на таком расстоянии сказать с уверенностью не представлялось возможным - вокруг экрана суетилось как минимум человек десять, а магической энергией от полотнища шпарило, как от добрых пятнадцати магов. Ну, разумеется, магов второй-третьей ступени, не самых крутых, и всё же.
   Чужие головы и плечи, мешающие смотреть, раздражали. Хотелось забраться повыше.
   - Говорят, - вдруг подал голос Ацу, - через несколько лет такие экраны планируют начать продавать. Повсеместно.
   - Откуда ты знаешь? - Тенки вскинул на сокурсника удивлённые глаза.
   - Отец интересовался. Вроде собирался купить.
   - Они же бешеных денег будут стоить, - в интонациях Тардиса чётко прослушивались нотки зависти. Ему-то, тратящему все карманные расходы на нарий, постоянно не хватало денег.
   Тенки, впрочем, тоже, хоть и по другой причине.
   Ацу небрежно двинул плечом. В этой небрежности читалось: "а мне-то что, это отцова блажь и отцовы деньги".
   - Да и огромный он, куда такой влезет, - Тардис снова глянул на полотнище. - И что с него пользы? Что кому показывать?
   - Разве не слышали лекции Астеаки-илиэ? - прохладно удивился Ацу. - Да и новости магического мира каждую неделю вывешивают в холле.
   - Кто ж их читает, - теперь плечом дёрнул Эвисто.
   - Я, - Ацу не потерял невозмутимости.
   - Ну и что ты там вычитал? - Тенки тоже хотелось узнать, каково практическое значение такого полотнища. Зачем помещать его в частном доме - ну пусть даже родовом замке?
   - Во-первых, конечно же, размеры на продажу будут много меньше. Во-вторых, покупая подобный экран, с его помощью рассчитывают не показывать кому-то что-то, совсем нет.
   - А что?
   - Что?
   Кажется, Ацу удалось завладеть общим вниманием.
   - Смотреть, - чёрно-голубые глаза сокурсника глядели так, словно одним этим словом всё уже было сказано.
   - Что смотреть? - не выдержал Тардис. - Пялиться на белый экран?
   - Не спрашивайте меня как, - снова начал лекцию Ацу, - я не до такой степени осведомлён, но все экраны будут соединены и направлены на один, центральный. Этот центральный экран установят во дворце. И то, что будут "отводить" на этот центральный экран, автоматически появится на всех экранах в любых уголках Огненного материка. Хоть на севере Щинге, хоть на юге Сорэнарэ. На западе Лиссы или востоке Валиссии.
   - Ну, положим, на востоке Валиссии никому не по карману такой экранчик, - не выдержал Тенки.
   - Хм, звучит интересно, - признал Эвисто. - Неудивительно, что сейчас только об экране и говорят. Это же получается, стоит Хиэлие встать перед экраном, как её увидят по всей стране? И не надо ехать в столицу? А эта штука и впрямь может стать вполне полезной.
   - А пока что налицо полезность доски новостей, а? - усмехнулся Тардис.
   - А потом и вместо доски новостей появится такой вот экранчик.
   - Смотрите, начинается! - разговор прервал Химилиэ. Рука его указывала на помост: люди с площадки перед экраном исчезли, оставляя одного, пёстро одетого человека в цветах Водного материка.
   Водный подошёл к переднему краю площадки, и голос его, многократно усиленный заклинанием "аитэ", разнёсся над толпой.
   Тенки слушал вполуха: Водный говорил с лёгким акцентом, да ещё и, как принято, до последнего предела закрученными фразами, и смысл доносился до нинъе с пятого на десятое, общими чертами.
   - ...рады воспользоваться дарованной нам возможностью, - вещал элхе с площадки, - ...много лет суровых тренировок, отобраны лучшие... ради возможности доставить удовольствие народу Огненного... связанные столь тесной дружбой... я буду краток...
   Подросток поморщился - обычно все речи только приближались к апогею, когда звучала реплика о краткости. На худой конец, "краткость" с огромным трудом получалось отнести к вступлению - а за ним всегда следовала основная часть.
   - ...необыкновенное зрелище... - так и есть, мужик и не думает закругляться, - ...прошедшие самый строгий отбор... сегодня перед вами эти танцы... юные таланты...
   Ну так покажи наконец свои таланты, старый хрыч.
   - ...принести благодарность всем, кто... - ага, нудное перечисление титулов и поклоны в адрес высших лиц, - а также...
   Тенки глянул на каменное лицо Ацу - тот стоял как ни в чем не бывало, устремив неподвижный взор на площадку. Вот статуя хренова.
   Однако ну и лицо у этого эльфа. Иногда кажется, на нём вообще не способны отражаться эмоции, и приходится приложить немало труда, заставляя вызвать из памяти давний гнев в этих глазах, уязвлённую гордость, боль и даже призрак беспомощности.
   Ведь это было, всё было, было всего лишь года три назад.
   Тенки помнил.
   Они никогда об этом не говорили. Никогда не вспоминали. Но иногда Тенки казалось, что подстроенная Виллиэ дуэль связала их крепче любого каната. Его, безвестного упрямого нинъе из забытой всеми валиссийской деревушки, и этого отпрыска дворянских кровей, младшего сына графской семьи с родословной в чуть ли сотню поколений, молчаливого обычно элхе с красивеньким бледным лицом.
   - ...прощения, что заставил долго ожидать... - с помоста донеслись слова, похожие на плавный переход к окончанию. Наконец-то. - ...позвольте представить! Када Мирель! Када Сьюнев!
   Под бурные хлопки собравшихся на помосте появились две абсолютно одинаковые девушки. Обе стройненькие, длинноногие и одетые в самый необходимый минимум ткани. Волосы их были туго стянуты на затылке и убраны, так что тоненькие шейки казались ещё более беззащитными. Сине-зелёные костюмы, облегающие, как натянутая на женскую руку перчатка, и узоры на этих костюмах только подчёркивали всё то, что обычно принято скрывать. Особенно обнажёнными смотрелись ноги - от горлышка до бёдер тела девушек закрывала ткань, но длинные голые ноги без малейшего намёка на смущение позволяли любоваться на себя всем желающим.
   - Чего-чего? Что сейчас будет? - не спуская глаз с площадки, Тенки заехал локтём в бок стоящему рядом элхе.
   - "Танцы под водой и на воде", - ответил тот, обратив на сокурсника слегка удивлённый взгляд. - Не слышал разве?
   - А где вода-то?!
   Словно отвечая недоумению Тенки, белый покров площадки неожиданно стал светлеть и растворяться, будто повиновался плавным размеренным шагам покидающего помост человека. На краю полупрозрачной площадки застыли в сложных позах две девушки, переплетая руки и ноги так, что казались единым целым; и одинаковые костюмы ещё больше усиливали впечатление однородности.
   За помостом зашумело.
   - Ух ты! - Тардис озвучил восклицание Тенки: из четырёх углов ставшей окончательно прозрачной площадки - или нет, уже ясно, в высоту больше человеческого роста внушительной коробки - хлынули струи голубоватой, блестящей в солнечных лучах воды. Уровень жидкости стремительно повышался, а девушки всё так же неподвижно стояли на краю бассейна, словно вырезанные из желтовато-белой слоновой кости статуэтки, статуэтки в сине-зелёных нарядах.
   Толпа восхищённо загудела - экран за спинами девушек замерцал.
   Тенки сощурил глаза, пытаясь разглядеть колеблющееся изображение, наконец сообразил: экран показывал поверхность воды, тот же самый бассейн, только сверху. Голубая жидкость плескалась, закручиваясь маленькими воронками, по дну разбегалась рябь солнечных зайчиков.
   Прозрачная коробка наполнилась вмиг, за считанные минуты. Девушки разогнулись, выпрямились, глянули на толпу - и обратили лица друг к другу.
   - Эй! - раздался сложенный их голосами общий вопль, и, изогнувшись, абсолютно одинаковыми движениями представительницы Водных полетели в бассейн.
   Теперь Тенки понял, к чему были "танцы под водой и на воде". И слова Водного о "юных талантах". И упоминание многих лет "суровых тренировок", и фраза о "строгом отборе".
   То, что творили две девушки в воде, не удалось бы изобразить больше никому. Никому и никогда, потому что не могла же природа снова создать два таких одинаковых, таких равных, угадывающих каждое движение друг друга, синхронных до малейшего жеста существа? Ведь не могла же повториться, вдыхая жизнь в подобные, совершенно ничем не отличающиеся тела?
   Девушки не плавали - они жили в воде, казалось, не нуждаясь даже в воздухе, чтобы дышать. Ткань их костюмов отливала под водой серебром, и Тенки на миг показалось, что перед ним - никогда не существовавшие люди-рыбы, персонажи древних морских легенд, которыми в изобилии полнилось его детство. Водные танцевали, то опускаясь в глубину, то снова появляясь на поверхности, выделывали ногами немыслимые пируэты и били ладонями по воде, прицельно поднимая изящные всплески. И брызги тоже летели одинаково, синхронно.
   Действо длилось недолго - казалось, не успело пройти и десяти минут, как лёгкая мелодичная музыка остановилась - только тогда Тенки понял, что с самого начала представления в такт движениям танцовщиц играла музыка - и толпа, выдержав миг молчания, принося дань восхищению, разразилась оглушающим хлопаньем.
   Девушки снова выбрались на край бассейна и застыли, обрадованно заулыбались. Эти улыбки на их лицах вмиг смыли величие танца, заставили забыть о достоинстве собственной страны, которое они должны были поддерживать, - и водяные танцовщицы вдруг стали совсем девчонками, едва ли не ровесницами Тенки.
   - Здорово, - выдохнул кто-то из адептов - и нинъе молча согласился.
   Интересно, что за жизнь вели девчонки там, у себя дома, на Водном материке? Наверное, каждый день ныряли в бассейн и разучивали до последних мелочей движения этого танца и других, множества других - ведь, без сомнений, сегодняшнее выступление было для них всего лишь одним из ряда прочих.
   - Они, небось, даже по-элхески не говорят, - Тенки не заметил сам, как подумал вслух.
   - Ну всеобщий-то должны понимать, - пожал плечами Тардис. - Хотя неправильно говорить "по-элхески", они ведь тоже элхе. Только язык другой, не анедве-ми.
   - Ты, что ли, хочешь поболтать с ними? - обратился к нинъе Эвисто. - Невозможно, к ним же не подойдёшь так запросто.
   - Больно надо, - Тенки независимо отвернулся. Соврал - конечно, хотелось с ними поговорить, узнать вообще о жизни в чужой стране, о том, как у них относятся к нинъе, и спросить, сколько лет они занимались, прежде чем научиться так чувствовать друг друга и воду, и ещё... Да, Тенки и впрямь не отказался бы от возможности засыпать жительниц Водного материка вопросами. И разглядеть поближе, действительно ли они настолько похожи. И вообще разглядеть поближе.
   - Так что? Возвращаемся к Южным? Там будут наши, - напомнил Тардис.
   Толпа вокруг потихоньку начала рассасываться. Кто отходил к лоткам, подкрепляясь после духовной пищи физической, кто-то, ведомый тем же соображением, что только что высказал Тардис, спешил скорее занять удобное местечко у Южных ворот.
   - Сколько ещё времени до появления Хиэлие?
   - Она всё равно не появится раньше выступления Огненных, - Ацу тем не менее вытащил часы из-за воротника "илерам". - Ещё пятьдесят минут.
   - А представление-то недолго длилось, - подсчитал Химилиэ. - От силы минут двадцать пять. Огненные тоже должны быстро закончить.
   - Пойдёмте? - Тардису не терпелось скорее тронуться с места, он сучил ногами, будто очень хотел в туалет.
   - По-маленькому? - издевательски осведомился Тенки.
   Тардис одарил соученика возмущённым взглядом. Но связываться не стал - деревенское прошлое весьма обогатило словарь Тенки, пусть даже большинство изощрённых словечек теряло при переводе на элхеский... ах да, "анедве-ми"... некую пикантность.
   - Вперёд, - согласился Эвисто и двинулся первым, подавая пример.
   Тенки отстал, умерив шаг, пристроился в конец цепочки, сразу за идущим последним Ацу. Лицо темноволосого элхе ничего не выражало, навевая мысли о безмятежности булыжника.
   - Эй, - тихонько позвал Тенки. Дождался, когда Ацу обернётся, и тогда зашагал рядом, благо поредевшая толпа позволяла.
   - Ты, это, - начал было и запнулся - показалось несколько глупым лезть не в своё дело.
   Лезть не в своё дело.
   Ну вот, всё. К нему прилипли дурацкие эльфийские церемонии.
   - Да? - вежливо посмотрел на сокурсника Ацу.
   Тенки чуть мотнул головой, отмахиваясь от идиотского видения: он в пышных дворянских одеждах раскланивается с кем-то жутко важным, а приклеенные длинные уши грозят вот-вот отвалиться.
   Лучше зарезаться.
   - Слышь, мне кажется, или ты сегодня не в духе? - чтобы последний призрак дебильного смущения сбежал, испугавшись, с поля боя его духа, Тенки включил улыбку на мощность в два раза выше обычной.
   - Прости? - нет, вы только посмотрите, эта милая чуча так невинно хлопает ресницами.
   - Ещё чуть-чуть, и я поверю твоим прелестным глазкам.
   - Тенки, я отказываюсь понимать тебя.
   - А ты не отказывайся, - отрезал подросток. И снова продолжил, пытаясь спародировать элхеские интонации, преувеличенно тревожно заглянул в лицо собеседнику: - Мне так грустно видеть тебя в печали.
   - "Грусть" и "печаль", - усмехнулся Ацу. - Слова с одинаковым значением - использовать их в короткой фразе - неизящно.
   - Слуш, ну хватит уже чепухой страдать, - взмолился нинъе, стараясь не ослаблять морального напора. - Из тебя, конечно, и в лучшие дни слова с трудом выходят, но сегодня приходится аж клещами вытаскивать.
   - Вот как? - рассеянно осведомился Ацу и глянул на спины ушедших вперёд соучеников.
   - Ага. Может, не будешь уже ломаться?
   - Но я вовсе не ломаюсь, что ты...
   - Тогда чего у тебя вид нездешней принцессы, которую выдают замуж против воли?
   Тенки сам не ожидал такого эффекта от безобидной реплики. Глаза Ацу сузились, в них чуть ли не пламя полыхнуло. Он остановился, опустил руки, и нинъе заметил, как под манжетами школьной формы они судорожно сжимаются в кулаки.
   - Ты чего? - чтобы не дать чокнутому повода наброситься, Тенки отодвинулся на полшага, показывая свои миролюбивые намерения.
   Толпа обтекала их, стремясь к Южным воротам.
   Ацу глубоко вздохнул, - похоже, начал успокаиваться. Тенки подозрительно проследил за кулаками - жилы на руках ещё напрягались, словно заставляя ногти владельца впиваться в ладони.
   - Извини, - сказал темноволосый кратко.
   Только теперь кулаки разжались.
   - Но ты вмешиваешься в чужие дела. - продолжил элхе. Брови его хмурились.
   Тенки почувствовал яркий, неожиданный прилив злости. Какого хрена?
   - Слушай, а не пошёл бы ты? - предложил он Ацу и отстранённо удивился: похоже, на пике нахлынувшей эмоциональной волны ему до идеала удалось воспроизвести все вежливые интонации их треклятого языка.
   - Что? - глухо произнёс элхе. Ноздри шевельнулись, словно вдыхая, не пьян ли собеседник, не бредит ли, перебрав вина.
   - Надоела мне ваша песенка про "чужие дела"! Я сую нос, куда хочу, понял, надутый болван?
   Слова сами прыгали на язык. Лицо Ацу казалось выпуклым белым шаром с чёрной макушкой и нарисованными глазами.
   - Если я вижу, что какой-то много воображающий о себе идиот таскается с вытянутым лицом, когда все вокруг веселятся, то я, морской хрен, суну нос в его дела! И если я это делаю, радуйся, пламя хреново, потому что это значит, что идиот мне не по этому месту! - Тенки выразительно чиркнул ладонью по воздуху рядом с ширинкой. - Ты понял, огонь на твою голову, хреновое твоё дворянское племя?
   - Я понял.
   Тенки прервался на полуслове, уже набрав дыхания для новой тирады.
   - Я понял, ты и впрямь любишь слово "хрен".
   Интонации придурка-эльфа были загробно серьёзны. Значит, точно - прикалывается.
   - Да ну тебя, - махнул нинъе рукой, шагнул, сливаясь в движении с толпой. Где-то в груди странно саднило, и очень хотелось долбануть элхе по глупой темноволосой башке.
   Ацу нагнал его, пошёл рядом.
   - Скоро каникулы, - обронил он словно бы без малейшей связи.
   - И что? - буркнул Тенки, невольно умеряя скорость - не хотелось подойти к ожидавшим в сторонке однокурсникам слишком рано.
   - Ллия заканчивает обучение. Возвращается на Огненный.
   - Кто это - "Ллия"?
   - Разве я не говорил? Моя кузина.
   - Да ты вообще ни хрена не говоришь! Ну, и что?
   - Летом будет официальная помолвка.
   - Чего?!
   - Помолвка.
   - Ты ж только что сказал, она твоя кузина?!
   - Да, - Ацу отвечал с таким видом, будто говорил сами собой разумеющиеся вещи.
   - Помолвка - это же значит, что вы потом поженитесь?
   Темноволосый утвердительно качнул головой.
   - Двоюродные брат и сестра?!
   - На самом деле наша родственная связь гораздо дальше... и запутанней. Её отец - племянник моего деда, а мать - из рода Ито-Ине, их ветвь отделилась почти десять поколений назад. И наш брак должен послужить ещё одной ниточкой к упрочнению, как, собственно, и связь самих родителей Ллии.
   - Ни хрена не понимаю.
   - Я не удивлён.
   - Ты достанешь меня ржать втихомолку.
   - Т-сс, я не хочу продолжать этот разговор при всех.
   - Может, всё-таки скажешь? Чётко, с толком и расстановкой? - Тенки покосился вперёд - от тройки в чёрной форме их отделяло полминуты хода.
   - В нашей семье издавна заключают браки среди кровных родственников, - Ацу задумчиво коснулся мочки уха. - Чтобы сохранить древний уклад. Обычаи, культуру. Род.
   Нинъе не нашёлся, что ответить - как-то не придумывались подходящие слова. Вместо этого попробовал спросить:
   - И чё, ты не можешь сам выбрать, на ком тебе жениться, что ли? Тебя это мурыжит?
   Ацу качнул головой. В этом движении промелькнула тень то ли недоумения, то ли беспомощности.
   - Я, по большому счёту, не имею ничего против Ллии, - выговорил он медленно. - Мы росли вместе, хорошо друг друга знаем. И всегда понимали, что когда-то поженимся.
   Тенки молчал, не мешая говорить.
   - Как наши родители. И как мой брат и его невеста. Это традиция.
   - И что же ты тогда...
   - Ничего, - ответ вернулся быстро, очень быстро. - И всё в порядке. Это ведь традиция.
  
   К началу представления они чуть не опоздали. На такой же площадке, как у Восточных ворот, только покрашенной в тёплый глубокий жёлто-оранжевый, уже вертели факелами по пояс обнажённые парни с впечатляющей мускулатурой, двигались девушки в колоколом стоящих соломенных юбках. Тенки на мгновение забыл всё вокруг, уставившись на сцену: широкие пояса танцовщиц сидели глубоко на бёдрах, и то место, где спина переходит в нижнюю часть, только девушкам свойственный чудный изгиб попросту не позволяли оторвать взгляда. А они ещё и танцевали, извивались, крутили бёдрами, заставляя пробегать мурашки по позвоночникам зрителей.
   Да, если выступление Водных было покойным течением, безбрежной величественной красотой, то Огненные зажигали в толпе пламя. Раздували огонь, символу которого поклонялись. Настоящий, непридуманный жар охватывал наблюдающих за вызывающими движениями пляски.
   Девушек было пять, мужчин - трое. Волосы танцовщиц распущенными пышными облаками прикрывали спины - впрочем, ритм барабанов не позволял стоять на месте, и выкрашенные в одинаковый медно-бронзовый цвет гривы летели в танце, развеваясь в такт движению. Грудь девушек прикрывали два треугольника золотой ткани, и золото это сливалось с обнажённой загорелой кожей. В противоположность послам Водных, у которых было прикрыто тело, но выставлены на обозрение ноги, Огненные танцовщицы прятали под длинными юбками ноги, зато без малейшей застенчивости открывали всё туловище, от треугольничков нагрудника до пупка и завораживающих до потери дыхания углублений у бёдер.
   Тенки не замечал течения времени, вместе с остальными пойманный в ловушку пламенного танца. Порой ощущение пляски так захватывало его, что грезилось: он сам стоит на сцене; и толпа вокруг тоже подчинялась несмолкающему стуку бамбуковых палок по натянутой коже барабанов.
   Закончилось всё враз, в секунду, словно на костёр выплеснули бочку воды: парни прошлись ярким огненным колесом, мелькнули в воздухе обвязанные соломой ноги; брошенные в воду факела зашипели, потухая; девушки закружились и рассыпались, спрыгивая со сцены в заранее приготовленные вокруг маты, лишь на мгновение показались коленки из-под взметнувшихся юбок.
   Площадка опустела, ритм барабанов исчез.
   Не помня себя, Тенки захлопал - уж на что не любил обычно бессмысленно отбивать ладони, тут не удержался. Хотелось ответить чем-то в благодарность за представление. И люди перед сценой, испытывающие те же чувства, заставили греметь Южные ворота отголосками пережитых эмоций.
   - Молодцы всё-таки наши, - одобрительно отозвался Эвисто. - Показать бы это Водным, пусть знают.
   - Может, они смотрели, - предположил Тардис. - На их экране, верно, тоже показывали.
   Помолчали.
   - Что теперь? - Эвисто огляделся - зрители потихоньку рассеивались.
   - Откроют ворота. Хиэлие появится на главной площади, там, во дворце. Будут освобождать проход по мосту.
   Тардис был прав - и рабочие за решёткой уже начали по-муравьиному копошиться среди установок.
   - Наверное, минут пятнадцать понадобится, - прикинул Дени-эльви. - Так и будем торчать тут и ждать?
   - Пойдёмте пожрём, - Тенки хитро и одновременно мечтательно улыбнулся.
   - Опять? Куда в тебя лезет, Ли...
   - Пойдёмте...
   - А ещё и Хиэнне, говорят, выйдет к народу.
   - Жрица храма Огня? Та самая, которая десять лет где-то пропадала?
   - Кто её знает. Посмотрим.
  

***

  
   Правительница Огненного материка, высший одновременно и политический, и магический, и духовный символ государства, сорок первый год носящая титул Хиэлие, Дочери Огня, красивая женщина с чуть заметной усталой морщинкой меж бровей, откинулась в кресле на одном из балконов королевских покоев.
   До выхода к народу оставалось около получаса.
   Сейчас где-то готовят к церемонии жрицу Храма. Причёсывают, красят, надевают ожерелия и прочие ритуальные драгоценности - а впрочем, сейчас заниматься этим уже поздно, и, верно, с девочкой проводят последнюю беседу, удостоверяясь, что та поняла до самых мелочей предстоящую роль.
   Забавно, прошло всего три года с момента первой встречи Хиэлие с новой жрицей - но за эти три года едва понимающая элхеский язык девчонка превратилась в уверенную в себе молодую женщину.
   В подобном скором взрослении сказалась, не иначе, нинъеская кровь.
   Хиэлие не знала причины, но Жрицы всегда были нинъескими женщинами, или, по крайней мере, выглядели таковыми.
   Кто-то из учёных предполагал, что причина этого - в равновесии, необходимом для отлаженного функционирования мира, и если Девы четырёх материков - чистокровные элхе, то Жрицы должны быть нинъе. Когда-то Хиэлие даже читала эти соображения, забавная вещь. Изложенная, впрочем, слишком сухим научным языком, чтобы сохранить забавность надолго.
   - Дева, о чём ты думаешь?
   Единственное существо на Огненном материке - да что там, во всём мире, которому позволено было обращаться к Хиэлие на "ты", разумеется, не грубоватое просторечное "ирдиэ", а принятое в обращении к вышестоящим изысканное "илло", - верная наперсница королевы вот уже более шестнадцати лет, маленькая маг Цую подняла к Огненной деве детское личико.
   - Ни о чём, мой маленький друг, - отозвалась королева с лёгким вздохом. - Любуюсь прекрасной погодой и столь ласковыми солнечными лучами. Природа радуется вместе с нами в праздник равноденствия.
   - Ты сегодня очень красивая, - девочка неуловимым жестом подставила макушку под лежащую на подлокотнике кресла руку Хиэлие, и та бездумно начала перебирать шелковистые чёрные волосы.
   - Только сегодня? - рассеянно улыбнулась женщина.
   - Нет, конечно, ты всегда красивая, - убеждённо ответила Цую.
   - Ты тоже, - мягко откликнулась Хиэлие. - И уже скоро я стану завидовать твоей неизменности. Вот уже шестнадцать лет, как ты сопровождаешь меня, но облик твой постоянен. Ах, я тоже не хочу стареть.
   Лицо Цую - девочки лет двенадцати - повернулось к королеве вполоборота. Тёмные бровки слегка дёрнулись: то ли девочка чуть заметно нахмурилась, то ли смутилась, не зная, что ответить.
   Огненная дева продолжала созерцать Цую с задумчивой ласковостью. Шестнадцать лет назад она взяла неизвестно откуда появившуюся девочку под свою опеку: ребёнок не помнил ничего о прошлой жизни, не говорил по-элхески и не знал дворцовых обычаев, однако энергетическая аура девочки подавляла. Придворные маги, обследовавшие её, заявили, что по расе найдёныш не принадлежит ни к элхе, ни к нинъе, - это же стало понятно впоследствии и само собой, когда обнаружилось, что облик маленькой девочки неизменен: ребёнок просто застыл в одном возрасте.
   Поначалу Хиэлие не обращала большого внимания на черноволосую малышку: ею занимались маги, и королева лишь изредка читала доклады о происходящем с ребёнком; через несколько лет по приказу Огненной Девы к найдёнышу приставили учителей. Так на Огненном материке появился первый маг женского пола, официально признанный государством.
   Кто-то из Государственного совета отговаривал Хиэлие от подобного шага: признание одной женщины магом могло спровоцировать волнения среди ведьм и дорого обойтись государству; но всё обошлось. Впрочем, другие советники считали это самим собой разумеющимся, ведь Цую попросту не была обычной женщиной, ни элхе, ни нинъе.
   По-настоящему королева начала привязываться к безродной девочке примерно десять лет назад - тогда она по своей собственной оплошности потеряла доверие одного из самых старых друзей, и Цую стала единственной поддержкой, духовным отдохновением Хиэлие от государственных дел. А также поистине родным существом, терпеливо выслушивавшим все усталые глупости, которые так своевольно рвались с уст королевы после очередной нудной церемонии.
   - Скоро время, да? - огромные синие глаза вновь обратились на лицо королевы.
   Хиэлие кивнула. Ещё несколько минут, и посланник прибежит сообщить ей, что приготовления завершены. Жрица ожидает, и народ уже заполнил главную площадь.
   И тогда две женщины, две стороны одной силы: шестидесятилетняя элхе, королева Огненного материка, Хиэлие, и восемнадцатилетняя девушка с текущей в жилах кровью нинъе, носительница силы Огненного храма, Хиэнне, - выйдут к народу, которому обещана их защита.
  

***

  
   Вот теперь Тенки почувствовал, что все прежние испытания - сардельки на палочках по сравнению с этой толпой. Люди жали со всех сторон: справа, слева, спереди и сзади - пожалуй, это было неизбежно, а с неизбежным подросток был готов примириться; но ведь ещё непременно находился какой-нибудь прохвост, пролезавший под ногами, и идиоты элхе, вымахавшие выше нужного, всё норовили влезть Тенки на голову.
   Убил бы всех на хрен.
   И даже Дени-эльви, даже Эвисто, даже этого придурка с рожей неземного спокойствия Мурасе-Ито: они хотя бы могли что-то видеть. А вот Тенки с Химилиэ оставалось разве что любоваться физиями друг друга, и Тенки не могло утешить даже это, потому что и Химилиэ был выше него.
   Убил бы на хрен всех этих эльфов.
   - Теперь ясно, отчего наши любоваться на Деву редко ходят, - прошипел Эвисто. - Пожалуй, меня тоже сюда больше не затащишь.
   - Тут сегодня весь город, огонь его пожги, - откликнулся Тардис и безуспешно дёрнулся, пытаясь высвободить зажатую чужими телами руку.
   - Видели ж мы её два года назад, зачем опять припёрлись, - продолжал сетовать Эвисто.
   - Тут не только наши, тут и с других материков народу хватает, - пока однокурсники не вспомнили, кто стал инициатором дурацкой идеи, Тенки попробовал сменить тему.
   - А когда наследницу начнут показывать? - кажется, на наживку не клюнули, но уловка тем не менее удалась - Химилиэ спросил совсем о другом.
   - Наследницу?
   - Что за наследница? - удивился Тенки. На этот раз фраза вырвалась сама собой, без притворства.
   - Ли, ты откуда свалился? - раздражённо отозвался Эвисто.
   - И правда, Ли, ты же постоянно книжки лопатишь, - в голосе Тардиса слышалось лёгкое недоумение.
   - Ну и что?
   - Не слыхал разве?
   Тенки напряг память. Ничего не отзывалось, будто голова в пустую коробку превратилась.
   - А когда она родилась-то? - нинъе решил зайти с другого края.
   - Наследница?
   - Ага.
   Дени-эльви переглянулся с Эвисто, залез свободной рукой в волосы и сказал, ероша чёлку:
   - Да вот когда ты в Хиэй приехал, в тот год.
   - Да, точно, в тот год в сентябре она не появлялась на празднествах, об этом весь город шумел, - подтвердил сокурсник.
   - Ещё бы, наконец-то появление долгожданной наследницы. Одно время Огненный материк на ушах стоял - у Девы же и официального консорта никогда не было.
   - А кто отец наследницы? - снова вмешался Тенки. Подвохи памяти объяснились - ещё бы, в тот год нинъе было не до новостей столицы, он и эльфийский-то едва понимал.
   - Тише ты, разлюбопытничался, - шикнул Тардис, неизвестно на кого оглядываясь. - Так и мечтай, так тебе и скажут.
   - На блюдечке преподнесут, - поддакнул Эвисто, - "на, драгоценный Ли, удовлетворяй своё любопытство. Вот тебе генеалогия, вот родословная".
   - А это не одно и то же? - смутился Тардис.
   Эвисто замолчал с открытым ртом, как прерванный на полуслове. Ирония на его лице сменилась лёгким замешательством, словно адепт внезапно получил хороший щелбан по макушке.
   - В любом случае, уж будущего отца наследницы явно отбирали с учётом всех факторов, возможных и невозможных, - утешающе добавил Дени-эльви, обращаясь то ли к Тенки, то ли к оплошавшему Эвисто. - Такое дело на самотёк не пустят.
   Нинъе усмехнулся и устремил взгляд на ослепительно белеющую под ярким светом дворцовую террасу. Она возвышалась над площадью - и за подобное расположение невысокий Тенки был весьма благодарен. Появись королева на одном уровне с народом, нинъе не светило бы увидеть ничего. А так - ещё есть шансы.
   - Идут! - а вот это было бы понятно и без слов Эвисто - толпа ахнула и сдавила их ещё сильнее, уже явно превышая предел возможности.
   Тенки выругался по-нинъески, изобретательно и длинно, и упёрся руками в чужие спины. Земля ушла из-под ног; кажется, нинъе ухитрился поставить ступню на чью-то голень, а владелец уже потерял возможность следить за своими конечностями. Зато голова нинъе вынырнула на простор.
   Женщины в толпе визжали, стиснутые страшной силой. Тенки мельком глянул в сторону самых истошных криков - тут если какая тёлка лишится сознания, мигом затопчут, дуру. Не лезла бы.
   И сразу же метнул взгляд на площадку - не до баб.
   Или, вернее, не до простых баб - когда самая главная женщина страны выходит перед тобой на небольшую прямоугольную площадку.
   На таком расстоянии он никак не мог разглядеть её лицо - да чего там, даже рост прикинуть не мог, хотя выглядела она, как и положено королеве, - впечатляюще.
   Одета в длинное платье, блестящее на солнце и похожее на волны текучего света, ало-золотое, как пламя в окружающем дворец огненном кольце. Ало-золотое, как пламя - и Тенки неожиданно пригрезилось, что ткань, как и огонь, прозрачна, и тело королевы попросту пылает; а пламя сжимает её в объятиях, защищая и одновременно безраздельно ею владея.
   Или нет.
   Это было не платье.
   Ярким огненным столбом, жадно горящим пламенем к небу поднималась её сила. Покровительство Огня, магия Огня, наглядное свидетельство мощи Огня.
   Её по праву называли Хиэлие, и Огонь признал её своей дочерью.
   Сколько всего можно сотворить, владея хотя бы одной сотой долью подобной силы!
  
   Дева остановилась у самого края, казалось, ещё шаг - и фигурка с длинными красными волосами упадёт вниз, сгинет, проглоченная толпой. За спиной королевы двумя линиями, сторонами равнобедренного треугольника, расходящимися от самой дальней точки к краю площадки, вытянулись тоненькие жрицы, за ними рядом чуть плотнее - жрецы, хранители Огня.
   - Я так рада видеть здесь сегодня столько детей Огня и гостей из других стран, - почему-то голос королевы вдруг показался Тенки таким родным, каким не слышался даже материнский - хотя куда там материнскому. Дева обращалась словно именно к нему, смотрела ласковыми глазами, и пламя, живым вихрем обнимавшее её плечи, обдавало нежным теплом.
   - Сегодня замечательный день для праздника. Солнце одаряет нас своей милостью. Понравились ли вам представления?
   Тенки кивнул, не сводя с королевы жадных глаз, площадь согласно зашумела.
   - Я рада, - она снова тепло улыбнулась. - Сегодня равны ночь и день, и свершается церемония коронования весны. Огонь наполняет моё сердце, и счастьем дышит воздух. Тёплым ветром весна несёт нам своё благословение.
   Смысл доходил до нинъе с пятого на десятое, но он не обращал на это внимания, просто слушал, просто наслаждался звуком её мелодичного голоса, просто чувствовал в груди огонёк спокойного блаженства. Слова лились мимо ушей, баюкали, как баюкает колыбельная на незнакомом языке. Тенки забыл, что стиснут толпой и с трудом удерживается, чтобы не свалиться под ноги окружающим, да и вся площадь словно присмирела, женские визги, брань, требования подвинуться утихли, люди молчали, внимая голосу Хиэлие.
   Очнулся нинъе только тогда, когда королева чуть качнулась в сторону, протягивая руку в приветствии. Рядом с ней появилась невысокая женская фигурка в ритуальных жреческих одеждах.
   Это была Хиэнне, Жрица Храма Огня.
   Тенки видел её в первый раз - уже почти десять лет Хиэнне не являлась народу.
   Её сила тоже подавляла - хоть и не так, как аура королевы.
   Нинъе прищурился, стараясь разглядеть Жрицу - но, к сожалению, площадка располагалась слишком высоко и далеко, чтобы позволить увидеть подробности. Даже возраст Хиэнне не удавалось определить, а спускающаяся с головы накидка скрывала цвет волос. Только впечатляющая энергетическая аура и сила, спокойная сила - вот и всё, что мог чувствовать будущий маг.
   Жрица говорила медленно, сдержанно, будто тщательно взвешивала слова. Элхеские фразы округлыми камешками опускались в толпу и тонули, не производя ни малейшего всплеска. Слушатели внимали в полном молчании.
   - Я - Хиэнне, я представляю Храм, что известен вам как Храм Огненной Стихии. Больше тринадцати лет прошло с того дня, когда представительница Храма последний раз появлялась публично, но всё это время Храм не переставал наблюдать за своими детьми и хранить их.
   Хиэнне помолчала, словно собираясь с мыслями. На миг Тенки показалось, что она немногим его старше - что-то было в её фигурке от растерянной девчонки, - но адепт сразу же отмахнулся от странной иллюзии: перед ним стояла жрица Храма, существо из легенд, и никто не знал ни возраста её, ни происхождения.
   - Я новая жрица, - снова рассыпались негромкие, но удивительно значимые в полной тишине слова. - С помощью Храма мне предначертано хранить Поток Жизни. Покуда милость Его с нами, не страшен гнев природы, не опустошат наш мир болезни. Покуда милость Его с нами, вечно будет благосклонен Огонь, богаты будут урожаи, счастливы потомством наши отцы и храбры сыновья.
   Она всё говорила, отмеривая фразы, говорила ровным, тёплым голосом, застыв на самом краю площадки. Она всё говорила, а Тенки вдруг невыносимо захотелось оказаться рядом, сдёрнуть с головы её нелепое покрывало, всмотреться в лицо, узнать цвет её глаз.
   Нинъеский мальчишка в огромной многотысячной толпе - зачем тебе такие желания, шептал разум. Разве возможно для тебя когда-то оказаться на подобной площадке, встать под взглядами молчащего, жадно внимающего твоим словам народа?
   Жрица Храма, Хиэнне, и Огненная Дева, Хиэлие, - два величайших существа государства. Две властительницы, вечно повелевающие своим народом, вольные использовать жизни своих слуг, как будет нужно, как укажет Огонь. Единственное, на что может рассчитывать жалкий нинъе - это служить им.
   Но хотя бы это счастье не отнимет никто. Счастье служить.
  

***

  
   После заполненной народом площади улочки казались приятно пустынными, когда уставшие от долгого дня адепты возвращались в школу. Подростки не торопились, шагали, лениво перебрасываясь репликами.
   Тенки глазел по сторонам, наблюдая за спешившими домой прохожими. Парочки, одиночки, небольшие, как и группа адептов, компании - все выглядели удовлетворёнными и смакующими впечатления; увиденное сегодня, похоже, не собиралось забываться быстро, не оставляло никого.
   Мимо прошелестела стайка нарий. Даже не нарий ещё, девчонок совсем, все элхе, не старше пятнадцати лет. Вспомнив недавние слова Тардиса, нинъе заинтересовался их одеждой, увидел на белой ткани рисунки маленьких синих птиц - значит, эти тоже были из "Хоко".
   Девчонка, одетая в птицы, словно почуяла наблюдение, обернулась, посмотрела на нинъе как-то свысока - как это удалось такой мелочи? Впрочем, среди своих товарок она была самой высокой - и самой заметной: длинные, белые почти волосы, высокомерный светлый взгляд, стройная девичья ножка, мелькнувшая в складках их нарийского одеяния. Лицо девушки украшали обычные для нарий узоры - но это тоже отличало её от прочих, прятавшихся под масками, подружек.
   Нинъе пригляделся - и ухмылка сама поползла к ушам. Нарии, верно, задержались на празднике и сейчас почти бежали, торопились вернуться, чтобы не досталось: и беловолосая, подхватив обеими руками полы длинного платья, целеустремлённо двигалась вперёд, не обращая никакого внимания на удивлённые лица прохожих и сконфуженные гримасы товарок. Ткань задралась почти до коленок, и адепт с удовольствием проследил за движениями красивых ног. Потом глянул на накрашенное лицо - девочка оказалась симпатичная - и получил в ответ убийственный взор из рода: "чего уставился?"
   Нинъе хихикнул про себя, вскинул глаза на Ацу - тот шёл, будто крепко над чем-то раздумывал, не видя ничего вокруг.
   - Слышь, Ацу, - шепнул адепт, хитро щурясь. Поймал небрежно брошенный взгляд. - Глянь, - и красноречивым движением бровей указал на высокую девицу. - Чем не твой тип?
   Тенки хотел смутить неразговорчивого сегодня Ацу, возможно, даже растормошить немного - тем более что элхе поразительно легко заливался краской, наблюдать за ним было забавно. Но в этот раз нинъе не повезло.
   Ацу глянул на стайку, ушедшую вперёд, скользнул равнодушным взглядом по волосам, украшенным яркими заколками с изображениями цветов и птиц. Нинъе следил за его лицом, не желая пропустить ни малейшего изменения.
   Однако Ацу не дрогнул. Посмотрел на длинноногую в синих птицах, снова на соученика. Приподнял одну бровь - опять эта его дурацкая манера.
   - Жаль, малолетка, ага? - подначил его нинъе.
   - Ничего, - подчёркнуто холодно ответил сокурсник, - это временный недостаток.
   И отвернулся опять, придурок.
   И почему Тенки показалось, что темноволосый насмехается? Кто кого обвёл вокруг пальца?
   Спереди донёсся смех Эвисто.
   В ночной тишине далеко разносился шум шагов.
   - Слушай, а откуда берутся Жрицы? - не выдержав долгого молчания, Тенки снова обратился к Ацу.
   - Ну ты нашёл, чего спросить, - рассмеялся Тардис, среагировав раньше погружённого в раздумья темноволосого. - "Откуда Жрицы берутся", хех...
   - Да я знаю, что они как бы из Храма, - нахмурился Тенки - раздосадовало непрошеное вмешательство, - но откуда они там появляются? Они вообще кто?
   Во взгляде Тардиса читалось красноречивое изумление, он чуть ли рукой у затылка не повертел: совсем, мол, нинъе с катушек спятил?
   - Может, тебе рассказать, как Земля вокруг Солнца крутится? - усмехнулся щингеский элхе.
   Тенки ожёг сокурсника презрительным взглядом, пожал плечами. Промолчал.
   - Ты такие вопросы задаёшь, - пошёл тот на попятную, - кто ж знает? Жрицы всегда были, новые появляются, старые уходят.
   - Ты видел прежнюю?
   Тардис отрицательно качнул головой:
   - Она давно исчезла, ещё когда я маленький был, перестала участвовать в церемониях. Может, у неё жизненный цикл к концу подошёл.
   - Ну ты и выражаешься, - фыркнул нинъе, - как будто они и не люди вовсе.
   - А с чего ты думаешь, что люди? - удивился Тардис. - Кто их знает, может, это всё время только одна и та же жрица, и когда приходит срок, она запирается в Храме и...
   - Засыпает, - подсказал Тенки - кажется, ему удалось проследить ход Тардисовой мысли.
   - Ну хотя бы. И через пару десятков лет выходит наружу, свеженькая и бодренькая, как огурчик.
   - Зелёненькая и в пупырышках, - задумчиво добавил Тенки.
   На время адепты замолчали, шли, тихо меряя шагами тротуар. Рассеянный взгляд Тенки упирался в спины идущих впереди Химилиэ и Эвисто, едва слышно доносились звуки их разговора.
   - А вот ещё насчёт Девы, - снова начал подросток.
   - М-м?
   - Она сегодня совсем другая была, чем когда на церемонии поступления.
   - Это как?
   - Ну, ты разве не заметил? На церемонии она обычная была... то есть насколько только могла бы быть обычной Дева, конечно. Но сегодня прямо вообще.
   - Магия?
   - Ты заметил?
   - В ней купалась вся площадь, мудрёно было бы не заметить.
   Тенки глянул на Тардиса с невольным уважением - почему-то привык расценивать познания сокурсника в магии ниже своих, но тут понял, что совершенно зря.
   - Ага, магия, - кивнул.
   - Ну неудивительно, - Тардис взглянул на дорогу, - там столько народу было. Удивительней оказалось бы, не воспользуйся они вообще магией, тем более успокаивающей. И привязывающей. Ты почувствовал? Как прямо захотелось сделать всё, лишь бы заслужить хоть один взгляд?
   - Это ведь из приворотной магии, ага? Слушай, как же всё-таки много она даёт возможностей.
   - Магия?
   - Угу. Представь, магия бы вдруг пропала?
   - Мир развалится...
   - Это точно.
  

Июнь - Валиссия

  
   Желудок ворчал, сурово намекая об обеде.
   Наскоро подсчитав наличные и прикинув, что непритязательные блюда в какой-нибудь деревенской харчевне по пути не подорвут бюджета, Тенки перегнулся через высокий борт повозки, отделявший сиденья пассажиров от козел.
   - Слушай, парень, подскажи, где на твоей трассе пожрать местечко поприличней?
   Как приятно всё-таки не задумываться над словами, шпарить на родном!
   Уже столько времени Тенки безвылазно просидел в столице, посвящая магическим занятиям всё свободное время и сажая глаза над старыми манускриптами, - удивительно ещё, что нинъеский не вылетел напрочь из головы. Даже в эти летние каникулы полтора месяца подросток провёл в Королевской школе, чувствуя себя полноправным хозяином пустых коридоров. А ведь, казалось бы, надо было пользоваться возможностью - не зря же каникулы старших увеличиваются на целый месяц - но ехать домой Тенки никогда не хотелось.
   - А "Белый куст" скоро проедем! - возница отозвался без промедления. - Тама неплохо кормят, как с берега еду, завсегда тама заправляюсь!
   - Сбрось меня там, будь любезен, - заручившись готовным кивком парня с козел - Тенки примерно ровесника, - будущий маг откинулся обратно под навес.
   Повозка шла хорошо, быстро - за час они уже одолели треть пути до морского берега, и даже если Тенки и потратит на еду кучу времени, всё равно прибудет в деревню к середине дня - отлично.
   Два года прошло с того лета, как он последний раз возвращался в Аксе, - и два года мать, не уставая, засыпала его письмами с одной и той же просьбой - прислать побольше денег. Десяти мен в месяц, которыми он исправно снабжал семью, матери явно не хватало, да и неудивительно - разве прокормиться двум женщинам на такую сумму, ведь ещё надо и за домом следить. Чтобы нормально питаться, Тенки приходилось тратить на себя не меньше пятнадцати - и пусть в Огненном городе цены выше деревенских, стипендия Королевской школы не подразумевала суммы, достаточной на пропитание семьи из трёх человек.
   Но мать не желала верить.
   - Господин! - раздался голос с козел, и в треугольном проёме занавеса появилась взъерошенная возничья голова. - Сейчас подъедем, как заказывали, "Белый куст".
   - Уже? - мимоходом удивился Тенки и стал шарить по карманам в поисках кошелька.
   Когда два года назад он проделывал тот же путь, дорога вовсе не показалась будущему магу такой быстрой - хотя тогда он ехал напрямик, без привалов и обедов в придорожных забегаловках. А может, дело именно в этом?
   Во всём надо находить удовольствие, философски сказал себе Тенки, расплатившись с извозчиком и заходя в шумный зал таверны.
  
   - Господин заказывал печёную сёмгу? - около стола остановилась светловолосая девчонка с подносом в руках.
   Место в самом углу зала Тенки облюбовал сразу при входе - и тише, и спокойнее, и мало кто будет обращать внимания на странного подростка, путешествующего в одиночестве. Уложил мешок на соседний стул, сел, с трудом удержавшись от желания забраться с ногами - несолидно, всё-таки свежеиспечённый третьекурсник, пусть жителям валиссийких деревень это ничего и не скажет. Достал книгу с историей погубленного демонами мага Ирьте-иле Авийе-Лассе и даже успел изрядно углубиться в написанное.
   И наконец-то рядом со столиком выросла эта девчонка в холщовом платье, то ли дочь хозяина, то ли работница.
   Сёмга? Тенки поспешно кивнул, убрал книгу.
   Девчонка принялась расставлять принесённое. Пользуясь возможностью, Тенки исподволь её разглядывал. Волосы пышные, светлые, льняные, безжалостно обрезаны под корень, так, что лёгкие прямые пряди топорщатся на затылке. Верхняя губа забавно, по-кошачьи вздёрнута. Годами немногим младше его, а может, и вовсе ровня. И она туда же: "господин" да "господин".
   С тех пор как он покинул Огненный город, никто не обращался к нему иначе. А ведь, казалось бы, обычный пацан, никакой не дворянский сынок, не богач, на лице написано. И уж точно никому не известно, что он маг, ну пусть даже пока ещё ученик.
   Ан нет, всё-таки "господинничают".
   - Не будет ли других распоряжений? - она спрятала поднос за спину и внимательно взглянула на гостя - верхняя губа вздёрнулась, открывая два крупных белых зуба.
   Тенки даже пожалел, что не кошачьи клыки, для полноты образа.
   - Спасибо, - он отрицательно покачал головой, - это всё.
  
   Она снова пришла, уже когда Тенки закончил есть, отодвинул опустевшие тарелки на край стола, вытер жирные пальцы гостиничной салфеткой и снова вцепился в книгу - уж больно захватывающими оказались приключения Авийе-Лассе и демонов, тщетно пытавшихся со своевольным магом совладать.
   Девчонка околачивалась неподалёку, не зная, как подойти. По уши захваченный книгой, Тенки её сперва не замечал. Потом уже стало смешно - она явно хотела убрать со стола, но медлила, опасаясь помешать гостю.
   "Что за эльфийские церемонии, - подумал студиозус, переворачивая страницу, - подошла бы, покашляла, что ли, многозначительно..." - и метнул ещё один взгляд исподтишка на застывшую в растерянности гостиничную прислужницу.
   Кажется, она тоже его разглядывала.
   Круглое личико и такие же круглые глаза - Тенки посмотрел на неё, и невесть от чего опять стало смешно - чего она лупится-то?!
   Оторвавшись от книги, он нахально показал девчонке язык.
   И чуть не покатился с хохоту, увидев её изумлённую рожу - она словно Огненную деву в притоне узрела, круглые и без того глаза расширились до размера двух золотых и забегали, обращаясь то на Тенки, то на возвышавшегося за стойкой полного мужчину-хозяина.
   - Ну, чего? - не переставая скалить зубы, спросил Тенки. - Убрать тебе надо? Так и скажи!
   Девчонка, помедлив, кивнула, несмело тронулась с места. Подошла к столу, начала укладывать на поднос тарелки, стараясь не встречаться взглядом со странным посетителем. И в то же время, не умея сдержать любопытства, шарила глазами по столу, мешку на стуле, раскрытой книге и его рукам на страницах.
   - Тебя как звать? - решил Тенки воспользоваться моментом, поговорить со сверстницей-нинъе - такого шанса в Королевской школе ему не выпадет никогда, даже если забыть о том, что она девчонка.
   - Юнха, - коротко ответив, девчонка таки осмелилась посмотреть ему в глаза, заострённым язычком облизнула губы. Всё же она до ужаса смахивала на кошку.
   - Юнха? Это же "любовь" по-эльфийски, - поднял брови Тенки. Чего-чего, а страсти валиссийцев к использованию эльфийских слов в качестве имён он до сих пор не замечал.
   Девчонка фыркнула. Опять по-кошачьи.
   - А тебя?
   - Тенки, - как же это замечательно - никаких уровней вежливости, никаких реверансов и многоэтажных конструкций!
   - Тебе сколько лет?
   Новоиспечённый третьекурсник Королевской высшей школы слегка замялся. Показалось, стоит признаться, - и всерьёз его уже не воспримут.
   - А тебе? - решил он прежде поинтересоваться возрастом собеседницы.
   - Шестнадцать, - ответила она то ли с превосходством, то ли с небрежением.
   - Хе-е, - с удовольствием протянул Тенки, - мне - семнадцать.
   - Велика разница! - она снова фыркнула, на этот раз точно - с пренебрежением.
   - Велика - не велика, но она есть, - с достоинством ответил адепт магических наук.
   Девчонка, Юнха, продолжала собирать тарелки, теперь молча. Тенки тоже замолчал, вернулся к витиеватым эльфийским фразам на раскрытых страницах.
   - Ты что, по-эльфийски понимаешь? - она заглянула в книгу.
   - Немного, - расплывчато ответил будущий маг.
   - Ты откуда?
   - Из Аксе, - не говорить же, что из Огненного города, из Королевской школы.
   - Аксе? Это где вообще?
   - На берегу, недалеко от Йокола, - надо будет когда-нибудь наведаться и в Йокола, полюбопытствовать, обретается ли там ещё магик, служит ли тот парень-сторож, как же его звали...
   - А-а! Такая глухомань?!
   - Сама ты глухомань, - обиделся Тенки за родную деревню. - Ты лучше скажи, кто тебе волосы обкорнал!
   - Сама обрезала, - девчонка насупилась, взялась за поднос обеими руками. Бросила на гостя независимый взгляд свысока. В ответ Тенки ещё раз показал ей язык, чтобы не сильно задиралась. Она снова фыркнула.
   - Ой, кто это такой хорошенький? - высокий девичий голос раздался неожиданно.
   У стола остановилась красивая девушка с длинными светлыми волосами, концы которых завивались крупными полукружьями. Такая же вздёрнутая верхняя губа, такое же - симпатичное - круглое личико, только глаза продолговатые, с длинными пушистыми ресницами, и от этого взгляд слегка пугающий, будто просвечивает насквозь. Старшая сестра, без сомнений.
   - Проезжий, - буркнула Юнха.
   - Откуда? - полюбопытствовала девушка, загадочно улыбаясь Тенки.
   - Аксе вроде. Да? - Юнха оглянулась на будущего мага, тот поспешил кивнуть.
   - Вот как, - безразлично произнесла сестра, окидывая Тенки взглядом, от которого сильнее забилось сердце. - Какой миленький!
   И, ещё разок улыбнувшись, ушла, оставляя за собой едва слышный аромат лаванды.
   - Это чем я ей миленький, - пробурчал студиозус себе под нос, тщательно пытаясь согнать со щёк только эльфам подобающий румянец - и утыкаясь, как в единственное спасение, в книгу.
   Юнха вроде не расслышала, гневно смотря вслед сестрице. Подняла нагруженный поднос, бросила в воздух, словно ни к кому не обращаясь:
   - Опять начинается...
  
   Следующая повозка подкатывала - по приблизительному деревенскому расписанию - минут через пятнадцать, и, чтобы не пропустить не столь уж частый транспорт, Тенки устроился на крыльце.
   Солнце взбиралось в зенит - скоро полдень, времени ещё предостаточно. Может быть, он успеет даже съездить в деревню и к темноте вернуться в столицу - в Аксе не хотелось задерживаться надолго.
   Сегодня ночью деревня захлебнётся в празднике святого Йани, древнего монаха, приручившего, по преданию, огонь. В его честь зажжётся множество костров, деревенские усядутся вокруг пламени и станут травить байки, страшные сказочки о сверхъестественных существах.
   В ночь Йани, считается, можно найти клад. К нему приведёт легендарное существо хейва, маленький зверь, похожий на движущуюся травяную кочку. Если последовать за хейвой - только обязательно в полном одиночестве - и найти его нору, то клад в твоих руках - достаточно лишь раскопать жилище зверька.
   Только никакого хейвы не существует, и Тенки это знал - в Королевской школе не зря читали лекцию о придуманных человеком сущностях.
   - Ждёшь повозку? - на крыльцо незаметно ступила Юнха, избавившаяся от передника и подноса.
   - Угу, - утвердительно качнул головой Тенки. - По расписанию минут через десять.
   - А она вечно опаздывает! - Юнха явно колебалась, присесть ли рядом или не надо.
   - Жаль, хотелось бы скорей до Аксе добраться.
   - Боишься к началу праздника опоздать? - она всё-таки решилась, опустилась рядом, аккуратно поддёрнула длинную юбку, садясь. - Не терпится хювика поймать?
   - Кого-кого поймать?! - это слово он первый раз в жизни слышал.
   - Хювика! - Юнха взглянула, как на идиота, грозно шевельнула бровями.
   - Хейву, что ли?
   - Кого? - настала её очередь пожимать плечами.
   - Хейву. Зелёный такой зверёк, с длинной шерстью дыбом.
   - Хювик он, никакая не хейва!
   - Хейва он, никакой не хювик! - забавляясь её яростными протестами, Тенки гадко смеялся. Он уже понял, в чём дело - всего лишь в разнице диалектов. Но смешным казалось наблюдать за девчонкиным упрямством.
   - Хювик!
   - А вот и повозка, - пылящее облако Тенки углядел издалека.
   Встал, подбирая мешок, поправил ремень на бёдрах. Юнха тоже поднялась. Её голова едва доставала Тенки до плеча - и почему-то это приятно пощекотало самолюбие. В Огненном городе и девушки эльфийские по большей части смотрели на подростка сверху вниз: мало того что нинъе, так ещё и среди своего народа невысокий.
   Повозка приближалась. Тенки закинул мешок за плечо, пощупал левый карман - с кошельком.
   - Ну, желаю тебе поймать твоего "хювика", - взглянул на девчонку с показным превосходством.
   Она не ответила, независимо дёрнула плечом, отворачиваясь.
   Тенки сбежал с крыльца навстречу повозке.
   Ещё пара часов тряски, и он - "дома".
  

***

  
   Как будущий маг и планировал, прибыть в Аксе удалось ещё засветло. Тележка остановилась у поворота к деревне, спрыгнул один лишь Тенки - больше желающих навестить ничем не примечательную мелкую деревушку не нашлось. Да и вообще народу в повозке было мало: многие сошли у Весты, станции на развилке двух дорог - оттуда каждые полчаса отправлялась телега в Йокола.
   Впрочем, малой популярности родной деревни Тенки был обязан возможностью без помех вытянуть ноги в повозке. Из пассажиров, кроме него, оставался только хмурый мужик лет сорока, едущий куда-то далеко на юг. Единственный этот попутчик молчал, по сторонам не глядел и после поворота у Весты вообще начал заваливаться на бок, чуть слышно посвистывая носом. Погружаться в размышления и созерцать проплывающие мимо полузабытые пейзажи Тенки никто не мешал.
   Покинув транспорт, Тенки немного постоял. Летний ветер доносил запахи моря, раскрытые нараспашку деревенские ворота представлялись раскинутыми в объятиях руками. Всё здесь, буквально всё, до яркой зелени последней травинки было знакомым с детства, родным.
   До дома подросток добрался быстро. Да и расстояние было недалёкое: всего-то пройти по главной улице, отвечая на кивки взрослых, чьих лиц уже почти не помнил, усмехаясь взглядам, которые бросали на него дети, перешёптываясь между собой: "Маг!! Из столицы!".
   Не прикладывая к этому особых усилий, Тенки сам не заметил, как из отпрыска бедняков Ли, голозадого мальчонки с сопливым носом, превратился в глазах обитателей Аксе в молодого господина, столичного франта, наведывавшегося в родные места не чаще чем раз в два года. Во взорах жителей деревни почтение мешалось с завистью, приветственное узнавание - с неодобрением. И чужие эти эмоции, направленные на него чувства нахлёстывали слабыми, неглубокими волнами и вновь откатывали, заставляя беззлобно усмехаться.
   Знакомое крыльцо Тенки увидел издалека и сам удивился - сердце отчего-то дрогнуло. Странно, некогда он на полном серьёзе был уверен, что живёт в высоком, большом доме, а тут вдруг посмотрел - и это двухэтажное строение когда-то казалось ему высоким? Даже дверь будто просела, уменьшилась в размерах, хотя как может уменьшиться дверь?
   Перед тем как поставить ногу на деревянное, прогнувшееся под тяжестью лет крыльцо, Тенки невольно сглотнул. Ручка двери ушла вниз, сползла, словно осела, как сам дом, и крыльцо тоже будто вдавилось в землю, почернело от старости. Краска на стенах облезла, проглядывавшее в облупинах коричневое дерево казалось гниловатым. Но вместе с тем перед Тенки по-прежнему стоял дом, его родной дом, место, где появилась на свет сначала Алли, потом он сам, где жили молодые отец и мать, где умерла старуха-бабка, когда младенец-Тенки ещё вопил в колыбели.
   Дверь подалась с трудом, пришлось приложить силу, резко дёрнуть на себя.
   Внутри было темно.
   - Мать! О-ой, - нерешительно окликнул подросток. Вместе с лёгкой прохладой, пахнувшей из дома, причудилось вдруг, что дом давно заброшен, мать с сестрой уехали из деревни, а письма... а письма приходят неизвестно от кого.
   Но стоило глазам привыкнуть к темноте, как слегка пугающая мысль исчезла: в прихожей висела одежда, на полу нашлось несколько пар раздолбанных женских туфель, а из глубины дома лился слабый свет - была открыта задняя дверь.
   Передумав заходить, Тенки закрыл дверь, вернее сказать - с размаху вбил в косяк, и направился в обход, на задний двор. И по-прежнему - стена дома по правую руку виделась непривычно низкой, тёмной, словно весь дом ссохся, уменьшился.
   Мать и впрямь нашлась на заднем дворе. Стирала, встав к миру задом, согнувшись в три погибели, только мыльные хлопья летели во все стороны.
   Тенки остановился у самого угла. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и едва помогал рассудочный шёпот: "подумаешь, каких-то два года тут не был, с чего вдруг такие эмоции?". Чтобы превозмочь это странное состояние, подросток старательно прочистил горло, облизнул губы.
   И позвал снова, негромко, будто опасаясь напугать склонившуюся над тазом женщину:
   - Мать...
   Сначала она не отреагировала, только коснулась рукой в мыльной пене волос, заправила выбившуюся прядь за ухо. Потом, решив, видимо, что не послышалось, обернулась. Как-то медленно, будто неуверенно.
   И увидела его.
   Тенки неловко, чуть вымученно улыбнулся.
   Она постарела. Тени пролегли под глазами, по лицу побежали морщины. Неровно, клочьями подстриженные волосы потемнели, покрылись словно земляной пылью.
   И она была маленькая, такая маленькая.
   В руке она держала мокрую тряпку - вытащила из таза, машинально, не успев задуматься. Второй ещё раз заправила волосы за ухо - почему-то движения казались медленными, будто вокруг колыхалась стоячая вода.
   - Тенки, что ли? - мать сощурилась.
   Подросток кивнул.
   Спросил, едва выталкивая слова из горла:
   - А где Алли? - против ожидания, голос не дрожал.
   - Кто ж её знает, шастает где-то, - сообразив наконец, что в руке у неё не выстиранное ещё белье, женщина кинула тряпку обратно в воду. - А, я же её к Мирехе послала.
   - Зачем? - Миреха - деревенская портниха, если Тенки помнил верно.
   - Ну так мы ж ей вышиваем всякое. Алли вышивает, у меня-то глаза уже не те. Ты чего, будто не знаешь ничего?
   - Ты разве писала?
   - Все глаза тебе исписала! - мать сердито поджала губы, двинулась в дом.
   Мыльная шапка на поверхности воды осталась колебаться, пена тихо истаивала, лопаясь мелкими пузырями.
   Из тёмного проёма раздался материн голос:
   - Ну а чего ты, будто не тутошний? Чай, не в гости приехал, складывай сумку, скидавай одежду, городская небось? Неча её пачкать.
   Тенки невольно усмехнулся. И шагнул в дом, стягивая с плеча сумку.
   - Вымахал там, на ихних харчах-то, а силёнки прибавилось? - после солнечного света темнота ослепила, вместо лица матери он видел только чёрный силуэт. Но интонация её голоса была знакомо испытующей, требовательной.
   - Что делать-то надо? - ответил подросток привычно и снова усмехнулся.
   Вот теперь он точно - дома.
  

***

  
   - Тут тебе не столичные ресторации, ешь чего дают, - мать довольно усмехнулась, ставя перед ним миску с отбитым краешком - знакомую миску, сколько лет он хлебал из неё суп.
   На сей раз в миске дымилась картошка - крупные жёлтые картофелины, присыпанные укропом, исходили паром - мать всегда сыпала на картошку укроп, по-другому не ели. В маленькой кастрюльке - видно сразу - не единожды подогретое мясо, видно, приготовленное впрок, много ли надо двум женщинам. Мясо, не привычная в морском посёлке рыба - стало быть, сегодня роскошный пир.
   - Где ж эта дрянь, куда её морские юдья носят? - для приличия мать поворчала, пройдясь по кухонке, потом уселась и, не скрываясь, стала смотреть, как он ест. Подпёрла рукой голову, притихла.
   - Чёй-то за слово, "юдья"? - улыбнулся Тенки с набитым ртом.
   - Ха, поглядите на него, чему его там учат? Эльфийским штучкам, небось? А родного языка не знаешь, - она с превосходством хмыкнула.
   - Не знаю, - признал сын, - чую, я там всё забуду. И раскланиваться начну на их манер.
   - Так я тебе столько лет твержу! Чего тебе там, мёдом намазано? Поучился уже, хватит! - мать завелась с полуслова, будто не сидела только что задумчивая и даже какая-то умиротворённая. - Давно пора домой вернуться, работать, как все порядочные люди. Что ты? Взрослый ведь уже мужик.
   Отвечать было рискованно, Тенки это отлично понимал. Уткнулся в картошку, словно не слышал ничего.
   - Чего молчишь? - не успокаивалась мать. - Ухлестал в город, развлекается там, на девок деньги транжирит, в семью жалкие гроши шлёт! Подачками отделывается!
   Мясо потеряло вкус. Тенки тем не менее тщательно пережёвывал, языком разминая получившуюся массу. Глянул на мать - похоже, зря.
   - Чего? - в её глазах полыхнула ярость, самая настоящая, неподдельная ярость. - Я тебя родила, я тебя вырастила! Думаешь, отослал нам пару сотен, так и хватит?
   - Чего ты взъелась? - не выдержал подросток. - Ты думаешь, на меня там тыщи с неба валятся?
   - А ты думаешь, я не знаю, куда ты деньги тратишь? Только попробуй мне в дом притащить девку длинноухую, посмотришь у меня! - она погрозила сыну кулаком.
   Тенки не успел ответить, не придумал ещё - как вздохнула задняя дверь, открывая начавшее темнеть вечернее небо и невысокий силуэт на пороге. Вернулась Алли.
   Мать замолчала. Тенки тоже опомнился от скандала, от больно хлестнувшей, детской обиды, с жадностью уставился на сестру.
   Алли была на пять лет его старше, значит, в этом году ей сравнялось двадцать два. Средней комплекции, обычная деревенская девушка, с ничем не выделяющимися светлыми глазами - Тенки никогда не доводилось смотреть на сестру как на постороннего человека, и, уж чего доброго, пытаться оценить её достоинства как женщины. Никогда - но сегодня, сейчас, когда она вошла в дом и прищурилась, пытаясь в тусклом свете разглядеть нежданного гостя, Тенки на миг - может, из-за двухлетней пропасти - удалось увидеть её совершенно иной.
   Милой. Привлекательной. И почему-то - поразительно беззащитной. Жест, которым она поправила длинные русые - светло-серые - волосы, - выглядел до того женственным, что у брата ёкнуло сердце.
   Тенки опустил глаза, растерялся, скользнул взором по её платью.
   И понял, почему сестра показалась настолько беззащитной. Понял вдруг с неумолимой ясностью.
   - Тенки вернулся, что ли? - слова её прошли мимо ушей, растаяли, невоспринятые.
   Под лёгким летним платьем выпирал живот. Выпирал важно, основательно, по-хозяйски натягивая ткань.
   Алли оказалась беременна.
   - Ты не... - голос подвёл его, когда Тенки обратил растерянные глаза на мать. - Ты не говорила... Алли что, замуж вышла?
   Мать презрительно фыркнула, сестра застыла.
   - Замуж вышла, вот ещё! В подоле принесла! А ты чего думал, - и она снова напустилась на сына, - ты чего думал, когда я говорила, нужны деньги??
   - Что вы... собираетесь делать? - от неожиданности Тенки стал запинаться и разозлился на себя. Помогло. - Что ты всё к этим деньгам привязываешься?
   - Закрой рот! - мать вскочила, подбоченилась. - Вот, смотри на неё! - она ткнула пальцем в сестру. - Кто её такую возьмёт, дуру дурой?
   Алли молча стояла у порога, длинные волосы закрывали опущенное лицо. Сестра словно не хотела встречаться с ним глазами.
   - Сколько надо-то? И для чего? - ох, ему совсем не хотелось слышать ответ. Наверное, поэтому на мать Тенки не смотрел, впился взглядом в тихую сестру.
   - Для чего, для чего, - неохотно пробурчала мать. - Что с ней уже, ничего не сделаешь. Заплатить тому парню, пусть женится. Без денег он её брать не хочет.
   - И сколько? - как ни странно, услышанное его успокоило. Самую малость - но успокоило. Значит, жизнь всё же не такая непоправимо жуткая штука.
   Мать двинулась к шкафу, резким движением распахнула дверцы, схватила бутылку. Не глядя на сына, приложила к губам, запрокинула голову.
   Она по-прежнему любила выпить.
   - Тыща, - бросила мать наконец, оторвавшись от стеклянного горлышка. - Одна тысяча охреневших до зелёных осьминожек мен.
   Хотелось улыбнуться. То ли от "зелёных осьминожек", то ли от невозможности прозвучавшей цифры.
   - Откуда я возьму вам эти деньги? - не выдержал, губы сами сложились в сухую усмешку.
   - Ты же маг, небось, зарабатываешь, - мать ответила глухо и устало, будто проиграла схватку с кем-то намного более сильным.
   - Запрещена нам практика. Мы же ученики ещё, адепты, - Тенки пожал плечами.
   - Врёшь, - обернулась мать, накинулась, как злобная, старая сука кидается на молодого дурня-щенка, пошла выплёвывать слова сквозь искривлённые губы: - небось, жалко денег для родных. Не дашь - так она замуж не выйдет, кому она нужна такая, без денег.
   - Пойми ж ты, нет у меня денег!
   - Возьми у кого-нибудь, - теперь плечами пожала она, дёрнулась, как сломанная кукла, и снова потянулась к бутылке. - Если и впрямь нету, у тебя в знакомцах, небось, маркизы всё да графья, - её голос сменился бульканьем жидкости.
   "Маркизы да графья" - откликнулось в груди. Толкнуло изнутри, требовательно, приказующе, и сознание тут же подсунуло картинку: белокожее изящное лицо, голубоватый гематит глаз, волосы переливчатого эльфийского цвета, непонятные, то ли чёрные, то ли нет.
   Ацу.
   Младший сын огонь знает насколько древнего рода, родился и вырос в отцовском замке. Живёт в Сорэнарэ - провинции, любимой самыми богатыми семьями материка. Носит по своей эльфийской моде серьги и обручи, браслеты и ожерелья - и среди них вещи из серебра с фиолетовым оттенком - хрень, известная на весь мир. Производство этого металла - или добыча? - тоже секрет рода.
   "Ацу, не одолжишь мне тысчонку-другую?"
   Тенки мотнул головой, избавляясь от наваждения. Поднял глаза на мать, и показалось, что та видит его насквозь: она словно сжалась, готовая прыгнуть, повалить жертву и вцепиться в горло; сверлила его яростными глазами, жидкость в бутылке плескалась - руки дрожали.
   - Это невозможно, - холодно усмехнулся подросток. Попытался собрать всё спокойствие, всю силу воли, чтобы не отвести глаз, не проиграть. - Нет ни у кого таких денег, они ведь все ещё дети, пойми же, нет.
   Но мать справилась с ним играючи, одним словом.
   - Врёшь.
  
   Тенки выскочил из дома - дома? - проклиная всё на свете, и себя самого в первую очередь. Нёсся по деревне, не разбирая дороге, движимый одним лишь желанием - скорее добраться до ворот. Добраться до ворот, прыгнуть в тележку и укатить, забыть всю эту рыбой пропахшую деревушку, стереть из памяти материнский взгляд и её беспощадные упрёки. Привалиться к бортику, закрыть глаза, отдаваясь убаюкивающей тряске, и не вспоминать никогда, не ощущать, не чувствовать этой скручивающей тело неумолимой обречённости.
   Эмоции подвели адепта: с расписанием он не сверился, повозка ещё не подошла.
   Оставив ворота за спиной, Тенки зашагал по дороге - телега подберёт в пути, а остановиться он не мог физически, тело требовало движения. Приходилось переставлять ноги, чтобы не взвыть от бессилия, потому что Тенки знал: он не может оставить родных без помощи. Замершую, пряча глаза, у порога сестру, мать, вылаивающую обидные слова. Не может отвернуться и с лёгкой душой исчезнуть, вычеркнув из жизни существование Аксе. Не может - хотя бы просто потому, что речь идёт о его матери и сестре, единственных людях одной с ним крови.
   Любой ценой - ему нужны были деньги.
   Нет, не Ацу. Нет, он и правда не мог просить у Ацу. Только сам.
   И сейчас уже другого выхода не оставалось - выбор сделала за Тенки мать.
   Вечерний морской воздух бил в лицо, трепал волосы, деревья за границей деревни беззаботно перешёптывались. Тенки шёл, не останавливаясь, и буря в душе постепенно утихала. Отчаяние и злость сменяло спокойствие, а к нему примешивался страх и одновременно жуткий интерес. Подросток никак не мог добыть тысячу мен законным путём - пусть этого не понимала мать, сам Тенки сознавал отлично. А чтобы действовать незаконно... и не оказаться пойманным, необходима была сила, которой адепт пока ещё не обладал.
   Пока ещё.
   Значит, её следовало добыть. Добыть единственным способом, которым Тенки располагал. Не зря он столько лет просиживал штаны в Королевской школе - заведение дало ему многое, очень многое. И вполне способно дать ещё чуть больше.
   "Маска вора".
   Попробовать, каково это на самом деле - быть магом. И уже не надо рассуждать, можно только действовать. Лететь вперёд, без оглядки, с замирающим сердцем.
  

***

  
   К "Белому кусту" подъехали уже в темноте, шарик часов указывал на половину десятого ночи. Уже из повозки слышны были шумные крики, поднимались в ночное небо столбы костров, деревенский народ гулял.
   Разговор с матерью заставил Тенки совсем позабыть о ночи святого Йани. Это же значит, что вряд ли удастся сегодня выспаться - наверняка народ будет гулять до утра, ведь этот праздник - раз в году.
   Впрочем, нынешней ночью по всей Валиссии вряд ли нашлось бы местечко, где не отмечали бы, не жгли костров, не толпились вокруг огня, ожидая своей очереди выступить с рассказом о необычных событиях. Даже в Валиссе, без сомнений, сейчас горело пламя, собирая вокруг себя говорливых.
   Возница предупредил заранее, что ночью по горам не поедет - небось, боялся оборотней. И Тенки не стал настаивать, хотя возможная встреча со зверями явилась бы хорошим шансом проверить собственные силы. С проверкой адепт Королевской школы решил повременить - и без того хватало мыслей, чтобы забить голову.
   Тележка остановилась у знакомого, освещённого по-ночному крыльца. Тенки выскочил, привычно подхватывая мешок, кинул вознице две уговорённые монеты.
   Взбежал на крыльцо и чуть не столкнулся с выходившим - узнал сразу же. Та девушка с продолговатыми глазами и длинными светлыми прядями, завивающимися на концах.
   - Вернулся? - она тоже его узнала, улыбнулась приветливо и немного равнодушно.
   - А-а... - ответил Тенки междометием, опять отчего-то смутился и одарил себя за это замысловатым мысленным проклятием. - У вас ведь можно остановиться?
   - Конечно, - ответила она легко, повернулась назад, снова юркнула в слепящую яркость общего зала.
   Светловолосая двигалась быстро, юбки только вихрем кружились вокруг ног. Стучала деревянными каблуками по полу - каблуки высотой больше длины указательного пальца. Вот почему она кажется такой высокой.
   Тенки последовал за девушкой.
  
   Разговор с хозяином - сёстры точно были его дочерьми, мало того, что Тенки услышал, как старшая называет мужчину "отец", об этом говорило и явное сходство всех троих - завершился быстро, комнату Тенки получил без проволочек.
   Юнха удивлённо посмотрела на него: откуда, мол, опять взялся? - наваливая на поднос всякой снеди - верно, для пировавших на заднем дворе гостей. Будущий маг нахально ей подмигнул, получил в ответ презрительное фырканье - опять эта её кошачья привычка - и гордый поворот головы в другую сторону.
   - Элья, проводи молодого человека, - велел хозяин, и старшая дочь послушно взяла свечу.
   Поднимаясь вслед за девушкой по лестнице, едва освещённой колеблющимся огнём свечи, Тенки вслушивался в звонкий стук каблуков. Дробь выбивала мелодию, настраивая на необычный покойный лад - и забывались беззастенчивые слова матери, упрёки во лжи, просящий, жалобный взгляд сестры.
   "Элья", сказал хозяин. Похоже на эльфийское имя Элие - "девушка, дочь". Похоже, в этой семье и впрямь любят эльфийский язык, раз и Юнха, и Элие.
   - Вот, - негромко произнесла девушка, отворяя перед ним дверь в тёмную комнату. Пропустив гостя вперёд, зашла следом, показала, где свечи, огниво. В столе обнаружилась даже стопка чистой бумаги - дочь хозяина выдвинула ящик, показывая содержимое, - но Тенки помотал головой - писать сегодня ночью он ничего не намерен.
   Она ловко двигалась по комнате, привычно объясняя, где что находится. Сказала, что бельё свежее, показала, как открыть окно, если захочется подышать лесным воздухом - задний двор выходил на опушку леса. Правда, сейчас идея открывать окна не казалась мудрой - в комнату сразу же ворвались шумные вопли пирующих во дворе.
   Тенки наблюдал за ней, пользуясь сумраком. Высокая на своих каблуках и тоненькая, в длинном холщовом платье, сером, однотонном, она ни минуты не стояла на месте. Юбка вилась у щиколоток, а из деревянных туфель-колодок беззащитно торчали голые пятки.
   - Вот и всё, - наконец сказала она, улыбнулась.
   Будущий маг тоже улыбнулся - получилось как-то глуповато, - признательно ответил:
   - Спасибо.
   Её реакция застала Тенки врасплох - Элья вдруг расхохоталась.
   Подросток сжался, пытаясь понять, что брякнул такое смешное. Выходило, что ничего особенного. Но девушка смеялась.
   Окинула его хитрым взглядом, подняла брови домиком, словно едва сдерживая усмешку. Вышла из комнаты, чуть задев Тенки краем платья.
   В воздухе остался слабый запах лаванды.
   - Морской хрен, - пробормотал адепт магических наук, опускаясь на кровать.
   За окном горланили песню. По потолку плясали оранжевые всполохи, переплетались тени.
   Ночь святого Йани только начиналась.
  
   Сидеть в своей комнате и слушать хвастовство рассказчиков Тенки быстро надоело. Прикинув, что празднующие не успокоятся ещё часа три-четыре, он решил, что с большей пользой проведёт это время внизу, в общем зале, откуда все как раз удалились - именно на задний двор.
   Авийе-Лассе поднимался по извилистым путям к вершинам магического искусства; демоны пытались ему помешать, но Огонь хранил смельчака. Удачливый наглец придумывал и претворял в жизнь всё новые и новые заклинания, пользуясь ужасающей смесью магических традиций всех четырёх материков. Ночевал в горах с целью познать аскезу и напивался в знатных домах, дабы проверить свою стойкость к мирским развлечениям.
   Словом, веселился, как мог.
   Мимо то и дело бегала Юнха: во двор - с заставленными полными кружками подносами, со двора - с угрожающими вот-вот рассыпаться стеклянными пирамидами. Элья не появлялась - видно, девушка прислуживала пирующим во дворе, и оттуда её не отпускали.
   Хозяин, впрочем, совсем будто не волновался за судьбу старшей дочери. Неужели настолько уверен, что ничто не может грозить ей на заднем дворе родного дома?
   Авийе-Лассе... что там Авийе-Лассе?
   Тенки уставился в книгу, разбирая вьющиеся перед глазами строчки.
   Дробный весёлый стук каблуков заставил его вздрогнуть.
   Пахнуло лавандой.
   - Чего читаешь? - она вдруг склонилась перед ним, заглядывая прямо в лицо - от неожиданности Тенки отпрянул. Это движение снова заставило девушку захихикать. От её волос шёл запах костра и хмеля.
   - Книгу, - ответил Тенки, видя перед собой тёмно-голубые глаза, прикрытые просто невразумительным количеством длиннющих ресниц.
   - Какую книгу, глупый? - она выглядела слегка пьяной. И насмехалась.
   - Тебе не понять, умница, - ядовито ответил Тенки, выразительно приподнимая одну бровь - этому трюку он научился у Ацу.
   Девушка снова захохотала - свободно, заразительно, пробирающим до корней волос смехом.
   Выпрямилась, глянула сверху вниз, приказала:
   - Дай руку!
   Тенки послушно протянул ладонь, недоумевая, зачем ей. Вокруг кисти обвились тёплые тонкие пальцы, потянули повелительно:
   - Иди сюда.
   Ведя его за собой, она толкнула незаметную дверь в широком коридоре гостиницы, втащила подростка внутрь.
   Тут пахло то ли крысами, то ли кошачьей мочой - впрочем, если не принюхиваться, не так шибало в нос. Тенки увидел мельком какие-то инструменты, похожие на черенки лопат, составленные столбиками вёдра, непонятные мешки.
   Элья закрыла дверь - и Тенки вмиг ослеп.
   Прислушался, пытаясь определить, где она. Прошуршала юбка, и на плечи ученика Королевской высшей школы вдруг легли горячие девичьи руки.
   Её дыхание пахло вином.
   Её губы отдавали вином.
   Она долго его целовала, не произнося ни слова. Только целовала, как-то жадно и в то же время по-взрослому, вела за собой. Распустила шнуры Тенкиной рубашки, запуская внутрь руки. Пальцы её прохладно щекотали кожу.
   Раз такое дело, за попытку её раздеть по лапам будущий маг не получит, хладнокровно шепнул разум.
   Тенки коснулся длинных застёжек холщового платья, неумело справился с воротом. Обнажил грудь, потянув вверх облегающую маечку.
   Её поцелуи стали ещё более будоражащими - оказывается, это было возможно.
   Одной рукой она обхватила его за шею, другой ерошила волосы. На каблуках она была выше Тенки, а так - прижимая к стенке, заставив опуститься под лавандовой тяжестью на узкую полочку, тянущуюся вдоль стены, - и вовсе вынудила задрать голову, чтобы отвечать на прикосновения губ.
   - Элья! - приглушённый крик из глубин таверны раздался внезапно. - Элья, мать твою, ты чего гостей оставляешь?!
   - Отец! - она отстранилась, ужаснулась жарким шёпотом: - Меня ищет!
   Тенки молча смотрел на неё, в хмельные глаза, на вздёрнутую губу, приоткрытый рот с двумя крупными передними зубами, на обнажённую в разрезе платья полную грудь с маленьким тёмным кружком.
   Элья опустила ткань майки, пряча кружок, быстро, ловко застегнула ворот. Раздражённый голос отца слышался неподалёку сквозь тонкие стены. Девушка замерла, прислушиваясь, не отрывая рук от шеи подростка, склонив набок голову.
   Платье её пахло костром и лавандой, длинные светлые волосы щекотали лицо.
   Голоса стихли, удаляясь.
   Она снова хихикнула. И опять приникла к его губам, заставляя тонуть в запахах лаванды и дыма.
   Вновь раздевать её Тенки не стал, ограничился прикосновением к груди сквозь ткань - было приятно ощущать в пальцах живую мягкую тяжесть.
   - Элья!
   Дверь распахнулась, бросая на пол четырёхугольник света.
   - Да! - Элья бросилась навстречу зову, выскочила из комнаты.
   Свет исчез. В коридоре послышались голоса:
   - Ты чего там пропадала, Огонь тебе в глотку?!
   - Ведро с картошкой искала, забыла, куда поставила!
   Тенки усмехнулся. Медленно затянул ворот. Кожа ещё хранила следы прикосновений. Завязал шнуры небрежным узлом. Опустил руки, коснулся ладонями узкой полочки, на которую опирался.
   Ещё чуть-чуть подождать... и можно выйти.
  
   После темноты каморки яркий свет в коридоре ослепил.
   Тенки зажмурился, яростно заморгал - аж по глазам ударило. Пошёл по коридору, возвращаясь в общую комнату - между прочим, он оставил там свою книгу.
   На пороге стояла младшая, Юнха.
   - Где ты был? - спросила она обвиняюще.
   - Слегка заблудился, - ответил Тенки, нахально глядя в её зрачки.
   Прошёл мимо, вынуждая освободить дорогу. Подобрал никого не заинтересовавший мешок, засунул внутрь книгу.
   Полежи, славный друг, старый добрый Авийе-Лассе.
   - Ты куда? - осведомилась Юнха с интонацией судьи.
   - Прогуляться.
   - Пойдёшь искать мою сестру? - ого, как грозно это звучало.
   - Вот ещё, - Тенки пренебрежительно усмехнулся.
   - Она меня достала! - суровость в её голосе внезапно сменилась беспомощностью. - Она меня всё время достаёт!
   - Чем же? - поинтересовался Тенки равнодушно.
   Юнха насупилась, замолчала. Стояла тихо, провожая его взглядом из-под нахмуренных бровей.
   - Она тебя на два года старше! - крикнула девчонка вслед будущему магу, когда тот поравнялся с открытой нараспашку дверью на улицу.
   Тенки в ответ только ухмыльнулся, не оглядываясь.
  
   На небе горели острые колкие звёзды. Ночь святого Йани оказалась безоблачной - хорошая примета.
   С заднего двора доносились возбуждённые пьяные вопли вперемешку с девичьими визгами. Там праздновали.
   Элья, наверное, тоже...
   А, неважно.
   Тенки перемахнул через ограду постоялого двора, углубился в лес. Кажется, через задний двор можно было попасть сюда и напрямик, но появляться там не хотелось. Ещё подумают что-нибудь... или, того хуже, усадят в круг и заставят пить.
   Да ни в жизнь.
   Хватит и матери.
   Перед глазами снова встала яростная гримаса матери, в ушах послышался её скрипучий голос: "Врёшь!" Взгляд сестры, взгляд забитого животного. Её прячущийся под платьем живот.
   Фу, гадость.
   Тенки поморщился, хотел было сплюнуть - передумал. Всё равно ничего не исправишь.
   Ночной лес молчал.
   Темнота и тишина.
   Забыть бы обо всём.
  
   Тенки потерял счёт времени, бродя среди высоких прямых деревьев. Часы доставать не хотелось, да и ни к чему было торопиться - если прислушиваться, можно было уловить отзвуки пьянки у костра. Веселье ещё не кончилось.
   Шорох в траве донёсся внезапно, прогоняя по позвоночнику холодную дрожь.
   Подросток застыл, насторожился.
   Дикий зверь не подойдёт так близко к человеческому жилью, да и оборотень не такой дурак, чтобы переть в деревню. И шум для оборотня слишком тих, едва заметное шуршание.
   Впереди слева на чёрной земле что-то двигалось.
   Что-то маленькое, поросшее длинной шерстью, живое.
   Хейва?!
   Тело двигалось само, словно независимо от воли хозяина. Ледяная энергия скатилась в почти не видимый маленький шар, Тенки развернулся и прицельно метнул шар в тёмный шерстистый комок.
   Он попал. Животное застыло, как и должно было после удара "арссе" - парализующего жертву.
   Будущий маг приблизился, раздвинул траву, жадно всматриваясь в зверька.
   Морской хрен!
   Перед ним лежал ёж. Обычный лесной ёжик со стеклянными после удара глазами.
   Идиотизм. Горе-кладоискатель, огонь побери.
   Со стороны деревни послышались шаги. Кто-то пробирался по лесу, путаясь в высокой траве. Отблески костра пылали сквозь ветви.
   Тенки затаился у тела зверька, сидя на корточках.
   Узнал её скорее по силуэту - тонкая фигурка, длинные волосы с завивающимися концами.
   Элья приблизилась, взглянула на него, не удивляясь. Тенки видел пляшущее в её глазах опьянение, лихой огонь, зажжённый на ночь святого Йани. Девушка подошла поближе, присела, схватилась за его плечо, чтобы не упасть.
   - Что это? - спросила, слегка заплетаясь в словах.
   - Ёж, - ответил Тенки.
   - Что с ним? - в её волосы и платье впитался запах дыма, уничтожив лаванду.
   - Не знаю, - будущий маг задумчиво наклонил голову. - Может, дохлый?
   Она нетрезво захохотала, закинула обе руки ему на шею, опрокидывая в траву.
   Земля твёрдо распростёрлась под его телом. Лёжа на спине, Тенки увидел среди чёрных ветвей тёмно-голубое небо.
   Элья опёрлась о его грудь, поднялась над ним, заслоняя небо.
   - Тебя как зовут? - спросила вдруг вполне осмысленным голосом.
   - Тенки, - отозвался подросток.
   - Надо будет запомнить.
   - Много у тебя таких, запомненных? - полюбопытствовал он.
   - Ревнуешь? - Элья усмехнулась.
   - Интересуюсь...
   - Таких хорошеньких, - она снова хихикнула, - ты один.
   Тенки не нашёлся, что ответить. Лежал, придумывая, что сказать, пока она не потянулась к его губам, сначала ткнувшись куда-то в щёку, то ли по хмелю, то ли от темноты.
   Вкус вина на этот раз чувствовался сильнее.
   Они целовались в темноте, пока Элья не легла рядом, обнимая его, спрятала лицо на его груди. Тенки не шевелился. Не двигался, пока не услышал, что она задышала ровно, размеренно.
   Заснула.
   Тогда повернулся на бок, устраивая на сгибе руки её тяжёлую голову с длинными волосами, обхватил непослушное спящее тело.
   Прошептал на ухо:
   - Девчонки... с вами даже, - подбирая слово, замешкался, - и мужчиной как следует не станешь.
   В траве недалеко от них зашевелился ёж - действие заклинания проходило. Задёргал кончиком носа, вдыхая запахи леса, недоуменно закрутил, не понимая, что с ним сталось. Побежал, шурша чуть слышно.
   В синее небо далёкими иголочками впивались звёзды.
  

Июнь - Сорэнарэ

  
   "Прибывают, прибывают", - по ряду вытянувшихся в струнку людей прошёл шепоток. Ацу понял это и без реакции слуг - предупреждающие огни побежали по раме, - и продолжал смотреть прямо перед собой, заставляя взгляд тонуть в невнятном тумане портала.
   Ито-Хиносе, виновники сегодняшнего приёма, прибывали самыми последними: таможенные формальности, которые им пришлось пройти в Хиэй, отняли немало времени. Впрочем, никто не ждал их рано - путь с другого материка просто не мог не оказаться хлопотным. Хлопотным и долгим, невзирая даже на порталы.
   Ито-Хиносе возвращались в Сорэнарэ.
   Пять лет прошло с той поры, когда Ацу - тогда пятнадцатилетний - вежливо попрощался с кузиной - именно здесь, в этой зале, во время визита вежливости, обязательного перед таким большим событием, как переезд семьи на другой материк. Пять лет он не видел никого из Ито-Хиносе, даже главу семьи - только в огне хрустального шара, - и вот сегодня древний род вновь собирает своих членов: со всех уголков не только Огненного материка - всего мира.
   Туман полыхнул молочной голубизной, готовясь протянуть нить между Хиэй и замком Мурасе-Ито. Шевельнулась, вздохнула сила.
   Первым появился глава Ито-Хиносе, отец Ллии, как водится, охраняя жену и дочь от врага, что мог бы ожидать на месте выхода. Встал перед рамой портала, высоко поднял голову, осмотрелся. Встретившись с глазами Ацу, еле заметно кивнул. Только тогда портал снова зашумел, загудел энергией, открывая путь для женщин.
   Слуги склонились в ритуальном поклоне - скрещивая руки перед собой и раскрывая ладони, чтобы показать, что в них ничего нет, и Ацу повторил поклон, нагнувшись почти так же низко. Долгожданных гостей ни в коем случае нельзя было обидеть случайным небрежением.
   - Прошло немало времени, - Ито-Хиносе чуть нагнул голову в приветствии. По положению отец Ацу, глава рода, был выше кузена, но второй сын Мурасе-Ито по статусу считался младшим. Поэтому приветствие - хоть и от гостя к хозяину замка - было коротким.
   - Мы рады лицезреть Вас в этом жалком замке. Соблаговолите простить за неудобства, которые вы можете испытать, пребывая в наших тесных помещениях, - не поднимая глаз, ответил Ацу.
   - Где Мурасе?
   - Отец вместе с матерью сейчас находятся в зале празднеств. Оба нижайше просят извинения, что не смогли, как того требуют обычаи, встретить Вас в этом зале.
   Настал щекотливый момент - положение Ито-Хиносе всё же было выше младшего сына Мурасе-Ито, и кузен отца мог бы по праву хмурить брови. Но его дочь, Ллия, являлась наречённой Ацу, так что, с другой стороны, кто как не будущий супруг должен встречать семью невесты?
   Мгновение Ито-Хиносе размышлял, потом, видимо, пришёл к тем же выводам, сухо кивнул.
   - Поторопитесь, - обернувшись, бросил он женщинам. - Негоже заставлять хозяев ждать.
   Слуги дома Мурасе-Ито захлопотали вокруг прибывших, помогая им разоблачиться.
   Ацу метнул короткий взгляд на Ллию и её мать, больше на Ллию - неудивительно, прошло пять лет, его снедало любопытство. Шар не мог дать изображение, точное до самых мелочей, как не мог показать собеседника с разных точек зрения; шар, в общем, был всего лишь средством связи, а сейчас Ллия стояла перед ним, живая и весёлая, пугающе реальная.
   Перебрасываясь с матерью пустыми фразами, улыбаясь предвкушению праздника, кузина скинула короткую чёрную пелерину, открывая платье, пышное платье теплоцветного жёлто-оранжевого шёлка, с тонким, обтягивающим грудь лифом. В лицо дохнуло непрошеным жаром, и Ацу поспешил опустить глаза, скользнув быстро по фигуре Ллии - взгляд выхватил ещё ворох чёрных кружев из-под оранжевого подола и тонкие щиколотки в чёрных же чулках - кузина меняла дорожную обувь на туфли для танцев.
   Миновало пять лет - ей исполнилось, кажется, четырнадцать в тот год, когда уезжали Ито-Хиносе. А сейчас ей девятнадцать, да, на полтора года кузина младше него.
   - Ацу! - завязав ленты, она поднялась, шагнула к наречённому, приветственно протянула руки. Обратилась к нему даже раньше матери, противореча этикету.
   Ацу осторожно дотронулся до кончиков пальцев, склонил голову.
   - Ацуатари, - подоспело приветствие и леди Ито-Хиносе. - Мы так рады наконец-то встретиться с вами. Эллиния считала дни.
   Ллия хитро усмехнулась уголком рта, быстро пожала плечиком. Чёрные крупные кудри рассыпались по её плечам, вились вокруг лица, придавая ему - вместе с этим фиолетовым взглядом - опасно-кокетливое выражение.
   Младший сын Мурасе-Ито низко поклонился обеим дамам. И, отстраняясь от Ллии, уходя от излишней близости, качнулся в сторону, вежливо произнёс, встретившись глазами с главой семьи:
   - Позвольте мне показать вам путь.
   Разумеется, Ито-Хиносе отлично знали, где находится зала празднеств, но - этикет не позволял гостям своевольничать.

***

  
   Огромное помещение для празднеств, холодная и гулкая в обычное время, подавляюще просторная зала, что занимала почти целый этаж родового замка Мурасе-Ито, сейчас полнилась гостями. Смех, отзвуки разговоров, переливчатый звон наполненных вином бокалов; визги детей, ещё не умевших вести себя тихо; шелест дамских платьев, музыка; лёгкий стук каблучков, летящих в танце, - сегодня в замке собралось больше шестидесяти человек, принадлежащих роду Ито. Главы семей Мурасе, Каринэ, Асуэ, их жёны, дети, племянники, внуки, представители Мисте, Риви, Ине и, конечно, Хиносе, - семь родов, составлявших костяк Ито, ветви огромного дерева, ведущего счёт своим поколениям с незапамятных времён.
   Ацу осторожно глянул наискосок, на третье от него окно, как и все прочие, убранное тёмно-вишнёвыми бархатными гардинами, с тщательно выложенным узором из хрусталя и разноцветных фруктов на широком столе-подоконнике. Взглянул из-под чёлки, почти не поднимая головы, делая вид, что пробует на вкус голубоватое вино Воздуха.
   Там, у третьего отсюда окна, стоял отец. Его собеседником был глава семьи Каринэ. Племянница главы, Эстене Каринэ-Ито, являлась невестой брата Ацу. И скоро уже придёт время свадьбы - возможно, главы семей беседуют сейчас именно об этом.
   Ацу не в первый раз уже пожалел, что не умеет читать эмоции, написанные на чужих лицах - хотя и отец, и Каринэ-Ито были достаточно искушены в правилах этикета, чтобы не выказывать истинных чувств, следовательно, проку в пристальном наблюдении оказывалось немного. И тем не менее младшему сыну Мурасе-Ито очень хотелось определить предмет разговора.
   Если речь и в самом деле идёт о будущей свадьбе... значит, близок уже тот день, когда Эстене Каринэ-Ито войдёт в их семью. А потом - потом настанет черёд его, Ацу - жениться на Ллии.
   Конечно, не раньше, чем он окончит Королевскую школу - ещё три года, а потом, может, придётся повременить ещё года два, проходя обычную для новоиспечённых королевских магов практику - и только после того Ацу станет формально свободен располагать собой. Неплохо всё-таки, что королевских магов обучают так вдумчиво и тщательно. И так долго.
   Забавно, раньше Ацу приходилось лишь сетовать на слишком затянутый курс обучения: ведь в Королевской школе целых девять лет вбивают знания в головы учеников - и вдобавок ещё два года практики - намного дольше, чем в обычной школе. Ллия, к примеру, закончила свою учёбу в этом году, а ей исполнилось всего девятнадцать.
   Впрочем, Ллия девушка, этим всё сказано. Ей нет нужды получать определённую профессию, овладевать каким-то мастерством, учиться зарабатывать на жизнь. Будущее Ллии - как и любой другой представительницы рода Ито - расписано заранее, разложено по полочкам, определено - хоть гобелен вышивай, узор уже не изменить: ей суждено оставить свою семью, войти в дом мужа, стать частью чужого уклада и поддерживать его всеми силами. Как мать Ацу, урождённая Ито-Асуэ, как будущая жена брата, Эстене Каринэ-Ито, как прочие женщины рода, воспитанные с осознанием неизбежной разлуки, прощания с родной семьёй.
   А прощание неминуемо.
   Водный материк, куда переселились Хиносе, - расстояние отсюда слишком велико, чтобы возможно было постоянно навещать друг друга. Если Ллия станет его женой, она не сможет, стоит только захотеть, видеться с родными. Даже сегодня - хотя собравшиеся находятся тут по случаю выпускного дочери Ито-Хиносе - из всех представителей этой семьи присутствуют лишь трое: глава, его жена и сама Ллия. Через несколько десятков лет с ними произойдёт то же, что с родом Ито-Ине, породнившимся с Земными: сейчас это дальняя ветка, почти не имеющая веса в семейных вопросах.
   Впрочем, Ито-Ине спасает многочисленность. Ито-Хиносе не доступно даже это: и вместе с Ллией их не больше двенадцати человек, от деда и бабки Ллии до недавно появившегося на свет малыша Инивена.
   - Ацу, - дальнейшее погружение в родовые связи прервало внезапное обращение: прямиком, без церемоний, по одному только короткому имени.
   Ллия - больше некому.
   Адепт Королевской школы поднял голову, мимоходом окидывая взглядом помещение. Каринэ-Ито по-прежнему стоял у окна неподалёку, только теперь его собеседником был не отец Ацу, а двое из рода Ито-Мисте, кажется, супруги одной из побочных ветвей. Бездумно Ацу поискал отца и тут же спохватился: некрасиво оставлять Ллию без внимания.
   - Ацу, я... - начала было девушка и замялась.
   Глаза их встретились: вопросительный, выжидательный взгляд Ацу и настороженно-лукавый, как будто чуть испуганный - Ллии. И, словно спровоцированная этим столкновением, кузина вспыхнула, сверкнула глазами и - засмеялась.
   - Вот, - будущий маг не сразу сообразил, что ему вручают: на раскрытых ладонях кузины стоял небольшой продолговатый ящичек, лучше даже сказать - узкая коробочка, обтянутая чёрно-фиолетовым бархатом.
   - Что это? - удивился Ацу.
   - Это мой подарок Вам, - слова вылетали из её рта, звеня чёткими открытыми гласными, отскакивали от зубов, будто торопились стать услышанными.
   - Это я должен был подумать о подарке, - смутился адепт, - ведь праздник проводится по случаю Вашего выпускного. Простите мою неуклюжесть в вопросах этикета.
   - Что Вы, - улыбнулась кузина, возвращая себе утраченную было уверенность, - не надо, прошу Вас, официальных слов. Примите.
   - Спасибо, - просто ответил Ацу, осторожно снял коробочку с ладоней девушки. - Могу ли я сразу же открыть его?
   - Конечно, - она кивнула с готовностью, чуть зарумянилась - оценила жест кузена. Подарки от близких людей можно было смотреть в их присутствии; спрашивая разрешения, Ацу показывал, что считает Ллию "своей".
   На чёрной мягкой ткани в обтянутой бархатом коробочке покоился длинный кинжал. В глаза Ацу прежде всего бросились тонкие, завораживающие переливы света на серебристом металле - и уже потом только - изящные узоры водной каллиграфии, выписывающие чеканные волны на рукоятке.
   Будущий маг не сумел сдержать лёгкого вздоха от восхищения красотой, - и, возможно, одного лишь этого хватило бы кузине в качестве благодарности. Но в следующий же миг в сознании Ацу вспыхнуло воспоминание, встала картинка в учебнике, урок магических традиций мира, часть "Водные": острое лезвие кинжала для ритуальных жертвоприношений. На мгновение перехватило дыхание.
   - Спасибо, - и в нехитрое это слово адепт вложил намного больше чувств, чем предписывалось обычной вежливостью.
   Конечно, в руках его яростным беспощадным металлом на чёрной ткани сверкало не то самое оружие, не оригинал - да и не позволил бы никто вывозить с Водного материка национальное сокровище, - нет, это было всего лишь умелой работой, отбирающей дыхание безделушкой, все лишь слепящим глаза подражанием. И тем не менее - неизвестный творец воспроизвёл ритуальный кинжал идеально, до самой последней мелочи.
   Даже в Королевской школе им показывали только рисунки, гравюры, давали читать полные убористого текста листы описаний; держать в руках настолько точное подобие Ацу довелось впервые.
   - О, Вы изволили обрадоваться! Я так счастлива! - ещё чуть-чуть, и преувеличенная вежливость фразы заставила бы заподозрить насмешку. Но похоже, кузина всего лишь растерялась от долгой разлуки и не определила ещё, на каком уровне ей следует вести разговор с наречённым, и оттого перемежала близкое обращение с высоким стилем. - Я боялась, быть может, не сумею угадать Ваших предпочтений.
   - Любой подарок, полученный из Ваших рук, заставил бы меня обрадоваться, - ответил Ацу общепринятым выражением. - Спасибо.
   Ллия чуть наклонила голову, смутилась. И, на мгновение отведя глаза в сторону, шевельнула было губами, собираясь что-то сказать, как её прервал чужой голос:
   - Ацуатари! Эллиния!
   Ацу обернулся, уже зная, кого увидит: кузена Миттемиэна из рода Асуэ, по возрасту ровесника им с Ллией.
   - Миттемиэн-диэ, - как и подобало девушке, Ллия склонилась в поклоне первой.
   Ацу повторил движение - хоть с кузеном он был на равных, положение встречающей стороны, хозяина замка, обязывало.
   - Эллиния, поздравляю ещё раз! Теперь Вы свободны от гнёта учителей - право же, я так Вам завидую! - Миттемиэн улыбнулся девушке, чей выпускной отмечался сегодня всем родом, и обратился и к Ацу, согласно этикету: - Впрочем, я завидую и Вам, должно быть, обучение на королевского мага не оставляет времени скучать.
   - Увы, - качнул головой Ацу, вежливо улыбаясь в ответ, - в стенах Королевской школы далеко не так занятно, как это преподносят слухи. Порой приходится изрядно поскучать.
   - Неужели? - Миттемиэн потянулся к графину с вином, плеснул в свой кубок.
   - Простите, из меня никудышный хозяин, - тут же поспешил извиниться Ацу, - заставляю своих гостей самим прислуживать себе.
   - Оставим церемонии, Ацуатари, - отмахнулся кузен. Повернулся к Ллии: - Не расскажете ли о Водном, кузина? Мне никогда не доводилось выезжать за пределы Огненного.
   - По большей части наши страны ничем не отличаются, - Ллия ловко выхватила из рук Ацу бокал, вмиг наполнила, подала, и, поймав его взгляд, улыбнулась как-то насмешливо и вызывающе.
   Миттемиэн скрыл усмешку: Эллиния ухаживала за Мурасе-Ито по праву наречённой. Иначе ей, как гостье, полагалось бы ждать приглашения со стороны хозяина, либо же, как поступил Миттемиэн, налить самой себе, благо родственные отношения позволяли. Но Эллиния обозначила своё положение, обозначила весьма чётко и доходчиво, - и кузен явно смутился подобной заботой.
   - Что же могло бы Вас заинтересовать, - девушка призадумалась, потом встряхнула головой, отчего чёрные кудри её запрыгали по плечам, по кружевам платья и жёлто-оранжевому шёлку: - Знаю! На Водном есть замечательные легенды...
  

***

  
   Улучив момент, Мурасе-Ито тихо оставил собравшийся вокруг Ллии кружок. Кузина сидела на низкой кушетке и, смеясь, рассказывала о Водном: среди его поверий действительно оказалось немало замечательных - и даже презабавнейших. Звонкий голос Ллии привлёк ровесников из многих родов, и кузина, ничуть не смущённая вниманием - вовсе наоборот, казалось, даже польщённая, с возбуждением повествовала о проведённом на другом материке времени.
   Слушать её было интересно. И впрямь интересно, только...
   Только Ацу, периодически обводя взглядом просторный зал, вдруг понял, что не видит отца. Вместо него гостей обходил, не давая скучать, Сора-дии - поступал согласно своим обязанностям наследника. За братом всюду следовала его невеста, Эстене из рода Каринэ-Ито; вдвоём они умело развлекали собеседников. Мать тоже находилась в помещении, двигаясь по высшему кругу: видимо, на её попечении оказались более старшие гости. Сейчас она разговаривала с главой рода Асуэ, откуда происходила сама, старшим братом собственного отца. Собеседник её, Игинистае Ито-Асуэ, также являлся старшим братом и бабушки Ллии, приходясь самой Ллие, соответственно, двоюродным дедом, и так же его мог называть и Ацу.
   А отца нигде не было.
   Будущий маг подошёл к столику с угощениями, сделал вид, что набирает на тарелку сооружённые умельцами-поварами лодочки с чёрной икрой - одно из вкуснейших лакомств. И под прикрытием огромной вазы с ниспадающими виноградными гроздями внимательно оглядел зал.
   Кто ещё отсутствует, кто незаметно исчез, чтобы без помех уединиться для беседы с отцом?
   Глава Каринэ, глава Малиэ, глава Асуэ - на месте. Роды Риви... Мисте... Ине... есть. Кого же не хватает? Ведь отцу не о чём разговаривать с женщинами рода, когда присутствуют мужчины, как и не имеет смысла вызывать из зала кого-то младшего - о чём рассуждать с детьми?
   Риви... Мисте... Ине...
   Конечно!
   Не хватает Хиносе!
   Вот мать Ллии, улыбается словам женщины из семьи Ито-Мисте, покачивает головой, тёмные волосы туго заплетены, как подобает достойной матроне, жене и матери. А самого Ито-Хиносе нет. Забавно, мать Ацу гордо встряхивала распущенными чёрными кудрями - у Ллии похожие, видно, сказалась кровь Асуэ, - мать любила посмеяться над бездумным соблюдением приличий.
   Но, кажется, Ацу отвлекается. Сравнивать свою мать с матерью наречённой - занятие довольно-таки бессмысленное, тем более в эту минуту, когда есть размышления и поважнее.
   Значит, отец сейчас с Ито-Хиносе.
   Ушли от возможного наблюдения, покинули зал, чтобы без помех обсудить дела. И - без сомнений - они говорят о них: о нём и Ллии.
   Ацу глянул на нагруженные икрой лодочки - аппетита не было.
   Ллия. Он никогда не понимал, что означает для него Ллия. Он попросту никогда о ней не думал - не больше, чем того заслуживала верная подруга, товарищ по играм. А потом она уехала - чтобы пять лет провести в чужой стране и вернуться вот так вот: повзрослевшей, вытянувшейся, навсегда переставшей быть ребёнком. Уже не привычным и лёгким в общении другом - будущей невестой.
   И Ацу никак не мог окончательно понять их отношений - как Ллия в начале вечера не могла определиться, на каком уровне вести беседу.
   Отец и Ито-Хиносе сейчас обсуждают их судьбу. Подводят последние итоги, вспоминая о старом обещании, об уговоре между семьями. И назначают дату - через пять лет или семь, а может, через три; ещё не точную, не твёрдую, пока что примерную дату. Решают, где будет жить Ллия, вероятно даже, что она поселится тут, в этом замке, если церемонию назначат на скорое время.
   И всё неуловимо изменится.
   - Ацу, куда Вы исчезли? - от неожиданности темноволосый элхе слегка вздрогнул.
   Объект его размышлений стоял перед ним, чуть хмуря брови и постукивая туфелькой по полу - негодующе.
   - Простите, - поспешил извиниться Ацу, не зная, почему оправдывается. - Я... проголодался.
   Слегка расстроенное выражение её лица не изменилось, однако, похоже, долго сердиться Ллия не намеревалась. Помедлила, произнесла решительно:
   - Разрешите тогда о Вас позаботиться, - лукаво улыбнулась, вскинула голову, так что волосы снова дрогнули, рассыпаясь чёрными волнами. И, не дожидаясь ответа, даже кивка, отобрала из его рук тарелочку с водружённой для отвода глаз парой икряных лодочек.
   - Вам неинтересны рассказы о Водном? - нагружая тарелку снедью, полюбопытствовала девушка. Словно бы невзначай.
   - Вовсе нет, - запротестовал Ацу, запоздало осознавая, что уходом обидел кузину. - Я просто...
   Он не успел ещё придумать ответ, как увидел Ито-Хиносе. Отец Ллии зашёл в зал, брови его хмурились, а рядом со ртом пролегла недовольная складка.
   - Куда Вы смотрите? - Ллия оглянулась. - Что случилось?
   Значит, они договорились. О чём? На чём порешили? Почему отец Ллии выглядит будто не в духе?
   - Ацу, Ацуатари!
   Младший сын Мурасе-Ито с трудом заставил себя обратить внимание на собеседницу. Ллия уже не скрывала обиды. И тарелочку с едой вручила резко, словно желая поскорее отделаться.
   - Спасибо, - виновато кивнул Ацу. Потянул в рот скрученное морской раковиной крабовое "эльти" - хотя есть и не хотелось, обижать кузину ещё больше не представлялось возможным.
   Молчание длилось, безошибочно свидетельствуя, что Ллия не собирается заговаривать первой.
   - Очень вкусно, - похвалил Ацу, стараясь вернусь себе расположение девушки. - Прекрасный выбор.
   - Это заслуга Ваших замечательных поваров, - она всё-таки ответила, хотя интонации звучали прохладно.
   - Ацу, Ллия, - неуклюжие попытки Ацу склеить беседу спасло появление молодой женщины, черноволосой, как почти все из рода Ито, и желтоглазой - отдалённый признак крови Оте-Кари, семьи-побратима Каринэ.
   - Эсте-нии, - обрадовался Ацу - невеста брата, Эстене Каринэ-Ито, ему весьма нравилась: добрая и нежная, и вправду словно старшая сестра.
   - Эстене-оони, - присела в приветствии Ллия.
   - Зови меня коротким именем, - улыбнулась ей Эстене, - ведь через несколько лет мы станем настоящими сёстрами.
   - О, я не смею, - потупила было Ллия глаза, но сразу же с улыбкой их вскинула. - Эсте-нии!
   Обе рассмеялись.
   - Эсте-нии, когда ваша свадьба? - в голосе Ллии слышалось жадное любопытство - она, как все девчонки, любила поболтать о свадьбах и праздничных нарядах.
   - А я и не знаю, - Эстене то ли шутила, то ли не совсем. Но, во всяком случае, улыбалась. - Что-то они медлят, никак не могут решиться. Надеюсь, хоть после сегодняшнего вечера что-нибудь прояснится.
   - Но ведь? - Ллия сделала страшные глаза.
   - Да нет, пожениться-то мы безусловно поженимся, да и поздно уже что-то менять. - Ацу не понял выражения её лица, но Ллия, кажется, сообразила, заговорщически хихикнула. - Только они никак не придут к согласию по поводу времени и места. Право же, нудные стариканы!
   Девушки опять засмеялись - старшие рода и впрямь порой вели себя так, что чудилось - такие никогда не были молоды.
   Адепт королевской школы почувствовал себя чужим. Слушать девичьи разговоры о любви и перемалывать косточки старшим - избавьте! Ацу не вытерпит и скончается в середине беседы - или, того хуже, - не выдержит и зевнёт, навлекая на себя гнев уже не только Ллии, но и невесты брата.
   - Прошу меня извинить, - поклонился он поспешно. - Я совсем забыл подойти с приветствием к главе рода Асуэ, а ведь он дядя моей матери.
   - Ах вот как, - вежливо отозвалась Эстене - на Ллию кузен старался не смотреть, - поклонитесь ему от нас.
   С облегчением Ацу затерялся среди родственников.
  
   - Эсте-нии, - Ллия глядела наречённому вслед, надувая губки, - я так огорчена. Мы не виделись с кузеном столько лет, а стоило наконец встретиться, как я понимаю - он меня избегает!
   - Ты преувеличиваешь, - мягко улыбнулась старшая девушка. - Я думаю, Ацу-диэ очень рад наконец тебя увидеть.
   - В таком случае он весьма умело это скрывает, - обиженно произнесла Ллия. - Какая жалость, что он не похож на Соратанери-ооди.
   - Что ты! - Эстене открыто рассмеялась. - Они как две капли воды!
   - Ацу и Соратанери-ооди? - наречённая младшего сына Мурасе-Ито широко раскрыла глаза.
   Эстене кивнула.
   - Что же, неужели и Соратанери-ооди так же пытался избежать Вашего общества?
   - Сора... Знаешь, ведь принято считать, что мужчина должен быть защитником, покровителем, сильным. Принято считать, что ему неприлично выказывать свои эмоции, как неприлично чего-то стесняться или бояться.
   Ллия внимательно слушала, накручивая чёрный локон на указательный палец.
   - Но ведь мы все - простые люди. И мужчины, и женщины. И всем нам свойственно чего-то желать, а чего-то - бояться.
   Дочь Ито-Хиносе кивнула, показывая, что внимает словам старшей.
   - И Ацу-диэ, я думаю, немножко боится.
   - Чего? - не смогла Ллия удержаться.
   - Тебя.
   - Меня? - фиолетовые глаза раскрылись, казалось, ещё шире. - Почему? Отчего?
   - Потому что ты девушка. Существо противоположного лагеря, чужое, непонятное. Возможно, враг, - Эстене мягко усмехнулась. - Возможно, друг.
   Младшая девушка опустила голову. Вот как. Значит, Ацу и впрямь перестал ощущать её своей верной напарницей. Что же, неудивительно, столько лет они провели в разных странах.
   - И что же делать? - вопреки желанию Ллии, в голосе её прозвучали жалобные нотки.
   - Убе... ждать? - сказала Эстене задумчиво, как будто сама не была уверена. - Дать привыкнуть, прийти в себя, приспособиться к изменившемуся положению.
   - Как?
   - Я думаю, это с каждым человеком иначе. И в данном случае продумать способ действий, должно быть, легче всего тебе самой, ведь у тебя так много общих воспоминаний с Ацу-диэ. Как бы то ни было, надо показать, что ты ему не противник и не чуждое, враждебное существо. И не торопись - ведь впереди ещё так много времени, - Эстене замолчала.
   Ллия тоже молчала, видя, что старшая не закончила.
   Эстене продолжила, слегка усмехаясь, похоже, своим собственным мыслям:
   - Только вот ещё. Не всегда надо смирно ждать, ошибочно предполагая, что мужчина обязан сделать первый шаг. Иногда можно шагнуть навстречу.
   - Спасибо.
   - Не стоит благодарности, - Эсте-нии хитро улыбнулась, тёмно-жёлтые глаза на миг сложились смеющимися полумесяцами с чёрной каймой ресниц.
   - Какие длинные у Вас ресницы, - произнесла Ллия неожиданно для самой себя.
   - Кто бы говорил!
  

***

  
   Неспешно прогуливаться по залу, изредка останавливаться, обмениваясь репликами с кем-нибудь из гостей, Ацу быстро наскучило. Сделав пару-тройку кругов по обширному помещению, будущий маг почувствовал, что устал от лавирования между людьми и столиками, от приветствий и ни к чему не обязывающих бесед. Хотелось подняться наверх, упасть на свою кровать, бездумно лежать, уставившись в потолок.
   Но покидать залу, пока в ней ещё остаются гости замка, было не к лицу сыну принимающей семьи. Тем более если речь шла о Мурасе-Ито, официальном центре рода. И Ацу продолжал бродить среди родственников, отвечать на кивки, махать рукой ровесникам, вежливо улыбаться. Пока не заметил за длинной бордовой гардиной приоткрытую дверь на балкон.
   Балкон. Балкон, проходивший по наружной стороне залы, просторный и тихий. Дверь открыта, значит, предполагается, что гости могут выходить туда, устав от яркости освещённой залы.
   Отлично, то что надо. Ацу как раз чувствует себя поразительно усталым.
   Стараясь не оказаться замеченным, адепт остановился у окна, сделал вид, что любуется на звёзды. Потом шагнул в сторону, притворившись на всякий случай, будто заметил кого-то на балконе. И опустил за собой гардину, осторожно прикрывая дверь.
   Если отец его видел, должен подумать, что сын решил составить компанию одному из гостей. Пусть так и думает.
   После искусственной прохлады замка влажная жара летнего Сорэнарэ охватила со всех сторон, жадно сжала в объятиях. Воздух плыл вокруг, казалось, его можно пить, воздух с тяжёлыми ароматами тропических цветов. Знакомый с детства запах.
   Ацу подошёл к перилам, коснулся тёплого камня. Ветра не чувствовалось, невзирая на высоту, а ведь зала для празднеств располагалась на третьем этаже замка.
   Сквозь щель в неплотно прикрытой двери доносились звуки музыки, смех собравшихся. Домашняя вечеринка, строгая, скромная, для увеселения гостей даже не пригласили никого, кроме музыкантов.
   И тем не менее выматывающая.
   Или же дело всего лишь в его характере? Ацу никогда не любил шумные сборища.
   Голоса и музыка стали громче, словно шире отворили дверь.
   Ацу обернулся.
   Оставив портьеру тяжело колыхаться, на балкон скользнула Ллия. Глаза их встретились, Ацу чуть нахмурился, недовольный вторжением.
   - Это мой праздник, а вы уединяетесь, - голос Ллии был обычен, она говорила с лёгкой улыбкой, но в словах звучал укор.
   Ацу замялся, не зная, что ответить. Ллия не спускала с него взгляда.
   - Вокруг Вас полно слушателей, - попытался он всё-таки. - Зачем Вам ещё и я?
   - Без Вас скучно, - девушка подошла поближе, всё так же не отпуская его глаза своими. Встала рядом, наконец отвернулась, всматриваясь в ночь.
   Будущий маг вздохнул облегчённо - почему-то было не по себе, когда Ллия вот так сверлила его фиолетовым взором.
   - Как я тосковала по Сорэнарэ, - в темноте он не мог разглядеть выражения её лица, но по голосу послышалось, что кузина улыбается. - На Водном мне снились здешние ароматы. И эта влажная, можно сказать даже, одуряющая жара - я просыпалась в слезах, мечтая вновь почувствовать её прикосновения.
   Ацу понимающе кивнул, забыв, что Ллия не может видеть этого движения. В Огненном городе ему тоже порой снился замок. Сорэнарэ проникал в кровь, не давая забыть себя, пульсировал в жилах, единовластно царствуя над душами своих детей.
   - Помните, - голос Ллии снова разбил тишину, - как мы бегали от нянек по замковым лесам.
   Слова кузины не были вопросом, ответа она не ждала.
   - А как я свалилась в ручей, помните? - девушка негромко рассмеялась. - Я так испугалась, оцепенела от ужаса. Думала, что умру.
   Ацу опять кивнул - он помнил. Давным-давно, более десяти лет назад. Тогда они с Ллией, как обычно, удрали от воспитателей, намереваясь пробежаться до дальнего леса. Только упустили из виду, что лишь буквально пару дней назад закончился период дождей, почва размокла, а многочисленные реки, речушки и ручейки покрупнели, наполнились водой.
   Ацу двигался впереди - как старший по возрасту и сын хозяина замка, выполняя роль провожающего. Или же - как мальчишка - был попросту намного быстрее изящной кузины. Сейчас ему было уже не вспомнить тех своих чувств.
   Услышав вскрик девочки, поначалу Ацу не принял его всерьёз. Остановился, поняв, что Ллия отстала, крикнул негодующе, чтобы поторапливалась. И только потом, когда до слуха донёсся слабый, испуганный - даже не голос - какой-то писк, поспешил вернуться, разыскивая среди деревьев знакомый силуэт.
   Когда сообразил, что кузина, поскользнувшись на мягкой земле, слетела в ручей, Ллия уже, кажется, прощалась с жизнью - в глазах её, что почти заливала вода, крутился смертельный ужас. Таких огромных глаз Ацу за свою жизнь больше ни у кого не видел.
   Недоумевая, в чём дело, - сам-то он плавать умел, и просто в голову не пришло, что кузина действительно тонет, - протянул руку. Тогда ещё - вот это он помнил явно - проскользнула мыслишка, что задаст он ей, когда девчонка выберется - а зачем она пытается над ним подшутить?
   Но сила, с которой Ллия вцепилась в протянутую руку, прогнала все лишние мысли.
   Помочь ей вылезти на берег труда не составило, вытянуть лёгкую девочку оказалось несложно - однако Ллия продолжала сжимать его кисть мёртвой хваткой, пока не оказалась на твёрдой поверхности. Только потом, убедившись, что всё позади, что вода уже не затянет, не накроет с головой, она отпустила руку кузена, съёжилась на корточках спиной к страшному ручью и разревелась.
   - Даже стыдно вспоминать, - в словах девушки послышалось смущение: возможно, сейчас перед её внутренним взором встали те же события - лишь с другой точки зрения.
   - Когда кажется, что вот-вот умрёшь, не до здравомыслия, - попробовал Ацу её успокоить.
   Однако при этой фразе вспомнились вдруг собственные переживания - и резкая ясность в сознании, когда он понял, что в ловушке, что сработала "звезда Юрисаэ", светловолосый противник поймал его. Когда же это было? Кажется, уже так давно, а ведь прошло... не более трёх лет.
   - Ацу, - удивительно, как мог голос её надломиться на таком коротеньком слове?
   - Да? - отчего-то в горле пересохло. Как-то сразу, вмиг.
   Ллия повернулась, снова устремляя на него глаза. Нахлынуло пугающее напряжение.
   Кузина стояла так близко, совсем близко. Слишком близко.
   - Тари-тиэ, - он вздрогнул - столько лет не приходилось слышать детское прозвище. - Поцелуй меня.
  

***

  
   В кабинете было темно, шторы раскрыты, в окно вливался неверный звёздный свет. Игне шагнул к столу, пошарил рукой по боковой поверхности. Над столешницей и небольшим диваном у стены зажглись ласковые медово-жёлтые лампы. "Присядь", - кивком муж указал на диван, отодвинул стоящее перед столом кресло.
   - Мия, я хочу услышать твоё мнение.
   Женщина опустилась на указанное место, подняла на супруга внимательные глаза.
   Кресло чуть слышно вздохнуло под тяжестью тела. Игне положил локоть на стол, подпёр голову. На жену он не глядел, верно, собирался с мыслями.
   - Хиносе с ума сошёл, - проронил наконец.
   Мия хранила молчание. Муж ещё не высказался до конца.
   - Сегодняшний праздник... ведь мы намеревались объявить официальную помолвку. Об этом и договаривались, весь этот год обсуждая последние мелочи, - Игне метнул взгляд на жену, проверяя, слушает ли. Продолжил, нетерпеливо, с ледяными интонациями: - Но он же изменил своё мнение; как всегда, неожиданно. Сказал, что нет нужды официальничать, когда они и так - с детства считаются обручёнными.
   Он снова посмотрел на Мию:
   - Не сумасшествие ли? - взгляд светло-голубых глаз почти ощутимо резал холодом. Высокомерным гневным недоумением.
   - Быть может, у него свои причины? - женщина наконец разомкнула губы.
   - Какие же?!
   Мия молчала, раздумывая.
   - Впрочем, помолвка помолвкой, можно обойтись и без официальностей. Тем более что весь род и без того знает: Ацу и Ллия поженятся, - лишь по яростному блеску глаз мужа становилось ясно: он не на шутку захвачен эмоциями. - Но Хиносе отказывается назначить дату. Убегает от ответа, ничего не говоря определённо.
   - Вот как, - вздохнула черноволосая женщина. - Как же ты расцениваешь подобные действия?
   - Тут нечего расценивать, - Игне раздражённо тряхнул головой. - Всё ясно, этому безумцу отказала способность рассуждать трезво. Подумай, он сказал "нет", когда я предложил взять его дочь!
   - Ты хочешь сказать, предложил ему оставить Эллинию под нашей опекой?
   - Именно, чтобы со временем они тихо, без особой помпы поженились. Он сказал, пока что дочь слишком мала, чтобы войти в чужую семью. Как же она мала, когда уже закончила обучение?!
   - Но ведь ей и правда всего девятнадцать.
   - Для женщины в самый раз. При согласии родителей она уже может вступить в брак. Да и возраст вполне детородный.
   - Но и Ацу всего двадцать. Неужели ты уже хочешь, чтобы они?..
   - Нет, я и не предлагаю устроить свадьбу прямо сейчас. Поживёт тут два-три года. Привыкнут друг к другу.
   Мия покачала головой.
   - В конце концов, во времена наших прадедов браки заключались и в гораздо более раннем возрасте! - вспылил муж.
   - Тебя огорчило только желание Хиносе повременить? - мягко осведомилась женщина.
   Игне замолчал. Повернулся на кресле, опустил глаза на поверхность стола, гладкую, пустую, без малейшей пылинки. Кабинет всегда блистал чистотой, вещи находились строго на своих местах. Игне любил порядок - и как же, должно быть, сейчас ему не хватало подобного порядка в своём сердце.
   - Нет, - признался он с неохотой. - Мне... уже не первый год кажется, что Хиносе не прельщает мысль о воссоединении семей.
   - Ты хочешь сказать, он обдумывает мысль отказаться от брака?
   - Да.
   - Вот как, - женщина задумчиво откинулась на удобную спинку дивана. Возложила на подлокотник кисть - прохладная кожа приятно пощекотала обнажённую руку. - Забавно, возможно, он думает о том же, что и я.
   - Что?!
   - Твой отец и отец Ито-Хиносе - родные братья. У Ацу и Ллии общий прадед. К тому же мать Ито-Хиносе - из рода Асуэ, как и я. У детей слишком много общей крови.
   - Мы должны сохранить род!
   - Я не спорю. Но есть и другие девочки, из более дальних семей. Брак с Ллией ведь должен укрепить связи Мурасе с Ито-Ине? Сора послужит мостиком между нами и Каринэ, а для Ацу можно найти хорошую девочку среди Ине. Ллия же Ине лишь по матери.
   Кривая, едва заметная усмешка появилась на лице Игне и тут же исчезла. Он покачал головой.
   - Да, ты была бы абсолютно права, - муж сделал паузу, - если бы речь шла о восстановлении отношений с Ине.
   - О чём же идёт речь? - настала её очередь изумиться.
   - Сколько сейчас человек насчитывает Мурасе-Ито?
   - М-м, кажется, восемнадцать. Если не считать Эстене и Эллинию.
   - А Ито-Хиносе? - муж спрашивал со скучающей интонацией - все цифры он отлично знал и сам.
   - Погоди, дай припомнить. Что-то около десяти. Не двенадцать ли?
   - Двенадцать. Каринэ - пятьдесят один. Ине - пятьдесят шесть. Остальные ветви пусть и не столь многочисленны, в каждой из них от восемнадцати до почти тридцати человек. Понимаешь?
   Мия молчала, выжидательно смотря на супруга.
   - Когда Ито распались на Мурасе-Ито и Ито-Хиносе, - муж говорил о событиях, случившихся около трёх поколений назад: тогда младший сын Ито ушёл наследником в семью Хиносе, а его старший брат неожиданно погиб, и сами Ито остались без наследника. Так им пришлось породниться с Мурасе. - Фамилия Ито исчезла, но мы по-прежнему считаемся центром рода, ибо сейчас наша семья наиболее близка к изначальному прародителю.
   Женщина согласно кивнула.
   - Мурасе-Ито и Ито-Хиносе теперь расценивают как отдельные семьи. И авторитет их - наш! - зависит от количества человек в семье. Ты понимаешь? Ещё немного небрежного легкомыслия, и Каринэ либо Ине поглотят нас.
   - Поэтому ты выбрал для Соры девушку из Каринэ?
   - Чтобы укрепить отношения, - подтвердил Игне. - Но если сейчас мы свяжем второго сына с Ине, я опасаюсь, мы окажемся меж двух огней. Нам нужна поддержка.
   - Поддержка Хиносе?
   - Слияние. Воссоединение, - ровный голос супруга смолк, комнату залила тишина.
   Эллиния - единственная дочь главы Хиносе. Неженатых мужчин в семье - двое, не считая маленького Инивена, - и оба происходят из побочных веток. Будущий муж Ллии, пользуясь своим положением, действительно сможет предложить семье слияние. Вобрать малочисленную фамилию Хиносе в свой род.
   И Игне очень хочет, чтобы этим родом стали Мурасе.
  

Июль - Хиэй

  
   Огненный город встретил Ацу достойной своего имени жарой. В отличие от влажности Сорэнарэ, проникающей всюду, от его словно водой напоенного воздуха, жара столицы была горячим ветром, иссушающим жителей и изнутри, и снаружи.
   Окна в июле держали плотно запертыми, спасаясь от солнца, усиленного дыханием пламени, охранителя столицы. На улицу выходили лишь самые закалённые, а ученики Королевской школы, особенно некоренные обитатели Хиэй, предпочитали проводить дни и ночи в прохладном, защищённом благословенной магией школьном здании.
   Шла вторая неделя, как начались занятия, но Ацу никак не мог войти в учебный ритм. Младшекурсники, чьи каникулы закончились на месяц раньше, уже вовсю зубрили, мечтая о приближении ноября, а Ацу - и многие другие старшие - скучали на лекциях, по утрам едва одолевая очередной соблазн проспать.
   Если бы не надзиратели, лишь истинно больных допускавшие оставаться в комнатах, вряд ли все старшеклассники послушно являлись в учебное крыло. Да и вообще, говоря начистоту, интереса к содержанию лекций не проявлял никто, кроме разве что светловолосого нинъе. Ну да про этого с самого начала было ясно, что у бедняги не все дома.
   Впрочем, лекции лекциями - за посещением следили, но вот за отношением к учебным заданиям во внеурочное время ни один надзиратель проследить не мог. Как не имел права и упрекнуть в безделии, хоть весь день в общей комнате околачивайся. Всё-таки статус старшего имел свои преимущества, и, надо сказать, не так уж и мало.
   И сегодня снова - стоило гимну Огня отзвучать, как Ацу устроился на третьем этаже общежитского крыла, в одном из уютнейших чёрных кресел. Из-за жары не хотелось ничего делать, даже читать, и блаженная лень подобного рода опасно затягивала. Элхе разлёгся в кресле, задумчиво размышляя, чем всё же заняться: то ли сходить поесть, то ли поспать, то ли навестить библиотеку и заставить себя наконец порыться в учебниках, или вовсе отправиться в тренировочную, поразвлекаться боевыми заклинаниями.
   Дрёма лениво возилась где-то рядом, таилась в подлокотниках кресла, в его мягкой, податливой спинке, выжидала момента напасть. Предвкушение сна плавало в воздухе.
   Идиллию прогнал неожиданный хохот. Элхе вздрогнул - смеялись совсем рядом, в коридоре. Успевшие смежиться глаза распахнулись.
   - А потом сказать, что уборщицы оставили! - донёсся чей-то до отвращения жизнерадостный голос.
   Тардис.
   - Жаль только, Виллемис сразу расколет, - а это Тенки.
   - Эх, в кои-то веки ментальная магия, и такой придурок в учителях, - огорчённо отозвался Тардис.
   Ацу чуть усмехнулся: мнение Тардиса разделял весь старший третий.
   Две недели назад, на первом уроке неизвестного ещё адептам предмета - "ментальной магии" - Йисх появился не один. Рядом с плотным черноволосым мужчиной, показавшимся от подобного соседства ещё выше и плотнее, мялся тщедушный жалкий субъект. Волосы субъекта были отпущены низко, доходили до середины спины и отливали явным голубоватым оттенком - цвет редкий и привлекающий внимание. Прозвище новому учителю потому сыскалось сразу - "Небесный" Виллемис. Тем более что на первый взгляд он действительно казался небожителем - такой и мухи не обидит.
   Адепты старшего третьего жестоко ошибались.
   Хилый тонкоручка забирал круто. С момента его появления в классе общемагических дисциплин прошло две недели - лекции шли по два раза в неделю; и завтра вновь настанет его черёд. Прошло две недели, следовательно, всего четыре встречи с Небесным - но старшекурсники уже поняли, кто из учителей в этом году заслужит титул "Щётки унитазов" - переходящее звание самого отвратительного преподавателя.
   Да, новый учитель забирал круто - или же профильный его предмет, эта самая "ментальная магия", просто обязывала.
   На первой же лекции, демонстрируя преимущества ментальной, иначе говоря, бессловесной, магии, Виллемис прошёлся взглядом по лицам учеников. Скользнул по светловолосой голове Тенки, сразу распознав в подростке нинъе, чуть задел Ацу, прочертил линию между макушками Эвисто и Намари и остановился на Тардисе.
   - О, - произнёс новый учитель бесцветным голосом, - на уроках мы размышляем о девочках?
   Тардис вскинулся, выкатил на Виллемиса изумлённые глаза. И - совершенно неожиданно залился впечатляюще густой краской, от самой шеи до кончиков ушей.
   - Ха-ха, - оживился рядом с Ацу светловолосый нинъе, зашептал, скабрёзно ухмыляясь: - щингеец наш, небось, сейчас Облако после ванной представлял.
   Лучше бы он молчал - Небесный, словно слышал это приглушённым шёпотом высказанное мнение и, мало того, отлично понял, о чём или ком идёт речь, пригвоздил нинъе к стулу ледяной усмешкой:
   - Вы, кажется, что-то хотели сказать? Быть может, поделиться опытом? Так расскажите всему классу, я уверен, у Вас были захватывающие летние каникулы.
   Поднятый с места Тенки, похоже, слегка растерялся, взирая на любопытные лица окружающих. Ацу молча возблагодарил Огонь, что внимание Виллемиса его помиловало - окажись он вот так вот, навытяжку перед собственными соучениками, с приказом рассказать о лете, того и гляди, покраснеет не хуже Тардиса.
   - Молчите? - как-то ласково даже осведомился Виллемис. - Это Вы правильно делаете, зачем смущать невинные умы рассказами о своих похождениях.
   Класс тихо, но заметно загудел, соученики запереглядывались. Ацу тоже с интересом глянул на нинъе: что за похождения? О чём говорит новый преподаватель?
   - О, у меня были замечательные каникулы, - Тенки во всю ширь ухмыльнулся, устремляя на Виллемиса кристально чистые зелёные глаза. - Новые знания, новые умения. Неоценимый опыт.
   На мгновение Ацу показалось, что между широко распахнутыми глазами Тенки и сощуренными презрительно - Виллемиса - сверкнула молния, ломкая тонкая нить связала обоих. Ощутимо пахнуло магией.
   И Небесный, отвернувшись, как ни в чём не бывало, шагнул к преподавательскому столу, и язвительно-ровным голосом заявил:
   - Большое спасибо за сотрудничество. В течение этого курса вы познакомитесь с умением посылать короткие образы, оформленные в предложения мысли и нащупывать ментальный уровень собеседника. Надеюсь, впредь вам будет не до девочек на моих уроках, мои драгоценные Дени-эльви и малыш Ли.
   Ацу смотрел на маленького длинноволосого преподавателя в старательно отутюженном костюмчике со смешанным чувством отвращения и странного любопытства. В груди тяжко ворочалось нехорошее предчувствие: кажется, адептам-третьекурсникам придётся распрощаться навсегда с былыми миром и покоем, царившими доселе на уроках.
   Никому не хочется вторжения в личные эмоции, но, похоже, считаться с этим новый учитель не намерен. Небрежный, словно бабочка, порхающий с предмета на предмет взгляд Виллемиса будто вслух им обещал: своё право на сокрытие информации адептам придётся защищать.
  
   - О, Ацу! - Тардис заглянул в общую комнату. За его спиной маячил Тенки. - Что делаешь?
   Темноволосый элхе неопределённо качнул головой, выпрямляясь. Тардис продолжил, перемежая слова смехом:
   - А мы сейчас, представь, думали, как хорошо бы на дверь поставить ведро с мыльной водой!
   - На дверь? - не понял Ацу.
   - Ага, перед началом урока! - соученик захихикал. - А Виллемис зайдёт, а ведро бац! И наш чистюля станет в два раза чище! Потом ещё и спасибо должен сказать!
   Застрявшего у порога Дени-эльви обошёл Тенки, присел на подлокотник соседнего кресла, уставился на Ацу, подперев рукой подбородок. От направленного на себя нагловато-задумчивого взгляда элхе слегка поёжился.
   - Вам не надоело ещё с ним воевать? - попробовал узнать у Тенки.
   - Что ты, мы вовсе не воюем, - благодушно улыбнулся тот. - По-моему, так мы с ним в восторге друг от друга.
   - Мне он сразу не понравился, - Тардис присоединился к соученикам, вошёл в комнату, старательно закрыв за собой дверь: ещё не хватало попасться на глаза надзирателем во время перемывания косточек Небесному. - Сразу-сразу, как только появился. Вы вообще видели, во что он одевается?
   Ацу не сообразил - разве Виллемис одевался как-то неприлично? Вовсе наоборот, перед каждым уроком новый преподаватель, должно быть, тратил немало усилий, чтобы выглядеть настолько идеально: его зачёсанные назад бело-голубые волосы лежали волосок к волоску, чистая кожа чуть ли не сияла, серьги в ушах были скромны и не вызывали нареканий, да и отвороты шёлковой рубашечки торчали тщательно отглаженными уголками.
   - Ага, - подтвердил Тенки резким кивком, - выёживается.
   - Франтит, - согласился Тардис. - И вообще, меня достало, что он лезет в мои личные дела.
   Отвлечённо Ацу отметил, что Тардис явно поддаётся влиянию Тенки - подхватил, похоже, его стиль выражать мысли. Однако поразмышлять над пагубным воздействием общения с нинъе темноволосому не дали.
   - Ну вот как он может читать чужие мысли, скажите мне? - риторически вопрошал Тардис.
   - Но он же не мысли читает, - поправил сокурсника Ацу. - Он улавливает общий фон, он же сам объяснял на прошлой неделе.
   - Общий фон?! Какого пламени он тогда понял, о ком... - щингеец замялся.
   - Облако? - усмехнулся Тенки.
   Дени-эльви посерьёзнел, возмущённый тон сменился угрюмостью.
   - С Облаком всё кончено, - отрезал он, глянув на Ацу.
   - Как? - не сдержался тот, вырвалось изумлённое.
   - Вот так, - отрезал Тардис. И тут же прибавил, чтобы смягчить ответ: - Ну, мы... не сошлись характерами.
   Мурасе-Ито вопросительно глянул на Тенки - нинъе, как ни в чём не бывало, пожал плечами, мол, кто знает этого щингейца.
   Повисла неловкая тишина: сам Тардис ничего рассказывать не собирался, Ацу не умел спросить, а единственный среди них человек, которого не беспокоили приличия, Тенки, казалось, темой ничуть не интересовался.
   - Ну я пойду, - двинулся к двери Дени-эльви.
   Пытается избежать расспросов? Неужели случилось что-то, о чём неудобно рассказывать? Быть может, это Облако дала желторотому ухажёру отставку?
   Ацу проводил взглядом сокурсника, так и не придав размышлениям словесную форму. За Тардисом закрылась дверь.
   - Чешется в одном месте, да? - ухмыльнулся нинъе - он так и остался сидеть на подлокотнике кресла, водрузив одну ногу на сиденье, а другой покачивая в воздухе.
   - Прости? - холодно осведомился Ацу - когда ж этот невежа научится говорить нормально?
   - Прощу, так и быть. Любопытно, ага? Прям огоньки в глазах бегают, - Тенки не переставал покачивать ногой и нагло ухмыляться, и собеседника начало раздражать подобное бесцеремонное поведение.
   Ацу нахмурился, глянул неодобрительно, чтобы осадить нахала, поднялся с кресла, отошёл к окну. Солнце уходило к западу, косыми лучами било в оконные стёкла, приходилось щуриться, выглядывая наружу.
   - Она же нария, - философски обронил нинъе за спиной. - Это было, как в книжках пишут, предрешено.
   - Что именно? - себе Ацу лгать не стал - отношения Тардиса с Облаком его и впрямь интересовали. Самую малость.
   - Ну, насколько мне известно от нашего лохматого друга, она нашла себе покровителя.
   Тардис вовсе не такой уж и лохматый, автоматически хотело возразить сознание Ацу. Поморщившись, элхе прогнал несвоевременную мысль.
   Вот как, Облако нашла покровителя. Неудивительно, что Тардис как на иголках, и неудивительно, что так легко реагирует на мелкие раздражители.
   - И порвала с ним отношения?
   Сзади зашевелились, видимо, нинъе устраивался поудобнее.
   - Поссорились они вроде.
   - Отчего?
   - Как обычно, - Тенки словно ничуть не волновало то, о чём он рассказывал, - деньги.
   Элхе обернулся. Освещённый жёлто-оранжевым уходящим солнцем, привольно раскинувшийся в кресле нинъе вдруг показался не просто взрослым - уже пожилым мужчиной, многое повидавшим в жизни.
   - С какой лёгкостью ты говоришь об этом, - против воли Ацу допустил упрёк прозвучать в голосе.
   - А что же делать? - светловолосый пожал плечами. - Деньги крутят миром. И любовью-тра-ля-ля в том числе. Или вам, богатеньким, это для понимания недоступно?
   Тенки не пытался затеять ссору, как не хотел и оскорбить собеседника - Ацу это понимал. Да и в интонациях его не читалось намерения напасть, нинъе скорее размышлял, особо не задумываясь над оформлением фраз.
   - Я же говорил тебе, быть рождённым в обладающей определённой материальной независимостью семье не означает наличия неограниченного доступа к таковым средствам оной семьи.
   - Повтори для дураков, - с ленцой отозвался Тенки.
   - Когда ты выучишь элхеский? - вопросил Ацу с лёгким раздражением.
   - Твой элхеский даже Тардис не всегда понимает. Никогда не пробовал обходиться словечками попроще? Ну так о чём ты?
   - Я хотел сказать, что, скажем, даже будучи сыном Мурасе-Ито, я не обладаю возможностью сорить деньгами. Отец никогда не допустит сына к семейному бюджету, пока не докажешь ему, что в состоянии сам зарабатывать на жизнь. Даже Сора-дии только недавно стал пользоваться доверием. А мне ещё до выпуска три года...
   - Ну да, и Тардис это знает. Поэтому он к тебе и не обратился.
   - Облако требовала денег? - торчать у окна под жарким светом солнца Ацу наскучило, он опустил плотные тёмно-зелёные шторы. В комнату вполз искусственный полумрак.
   - Не то чтобы требовала, настолько мне известно, - нинъе развернулся на сиденье, чтобы оставаться лицом к собеседнику, когда Ацу вернулся к покинутому креслу. - Это скорее сам Тардис вбил себе в голову, что должен делать ей подарки и часто навещать, ну и всё такое прочее.
   - То есть у него не было денег на подарки?
   - Ага, но я не уверен, что Облако его как-то этим попрекала. По его рассказам, она своя в доску, человек понимающий. Ну, может, поддразнила пару раз.
   Ацу покивал - произошедшее между соучеником и его пассией более или менее прояснилось. Отсутствие денег не позволило Тардису отнимать время у Облака, ведь разговоры с посетителями являлись её работой.
   - Ну если честно, я его не понимаю, - признался Тенки, уставившись куда-то в пространство.
   Темноволосый элхе глянул на сокурсника.
   - Если она согласна, так чего на ровном месте кочевряжиться? По мне, так он зря пыжился, пытаясь выглядеть настоящим мужиком, - нинъе по-прежнему задумчиво смотрел в сторону, словно размышлял о чём-то совершенно ином.
   - Но это было бы неэтично, - возразил ему Ацу.
   - Что? Она же не против? Ну так и пользовался бы.
   - Тенки, ты морально неадекватен.
   - Хочешь сказать "извращённое мышление", так и говори, - Тенки усмехнулся, развернулся в кресле, закидывая обе ноги на его широкий, обтянутый чёрной кожей подлокотник.
   Отвечать Ацу не стал, вместо этого пришло на ум другое.
   - Скажи, - поднял он глаза на светловолосого, - о чём упоминал Виллемис на позапрошлой неделе?
   - То есть? - Тенки отреагировал как ни в чём не бывало, но лёгкая пауза перед ответом заставила усомниться в его искренности.
   - О летних каникулах. Мне показалось, или вы и впрямь разделяли в тот момент общую тайну?
   - Ну ты и выражаешься, - нинъе снова растянул губы в быстрой призрачной улыбке и вдруг выпалил неожиданно сердито, словно задетый за живое: - Что этот придурок о себе думает, пытаясь заглянуть в чужие головы?!
   Ацу смерил светловолосого долгим серьёзным взглядом: кажется, на летних каникулах у многих из третьего старшего имели место быть небезынтересные события.
   Собеседник, будто ощутив на себе этот пристальный взгляд, чуть поёжился, и внезапно вернул зелёный взор на лицо элхе. Хитро ухмыльнулся:
   - А у тебя как? Что было интересного?
   Пришлось опустить глаза: внезапно повеяло в лицо влажной жарой Сорэнарэ, вспомнились чернота за серыми в ночи перилами балкона, волнующее почему-то присутствие рядом. Тускло-оранжевый во тьме южной провинции шёлк.
   - О! - Тенки насторожился, словно учуял добычу. - Ну-ка, ну-ка! Неужели и тебя не оставили своим крылом интересные происшествия?
   - Нет такого выражения "оставлять крылом", - запротестовал элхе, пытаясь согнать краску с загоревшихся щёк и уповая лишь на полумрак в комнате. - Можно сказать "не оставили милостью". Или "осенили крылом".
   - Не сбиваемся с темы, - непреклонно заявил светловолосый. - Что такое было? Что же такое было, что ты пылаешь тут не хуже факела?
   Сын Мурасе-Ито почувствовал себя в ловушке. Тенки не сводил с него сверкающих язвительностью глаз, нахально щерил зубы, ощущая себя хозяином положения. До невыносимости сильно захотелось покинуть комнату под каким-нибудь благовидным предлогом.
   - Ну ладно, давай так, - светловолосый вряд ли сжалился, скорее, придумал что-то новое. - Баш на баш.
   - Прости, я не понял?
   - Ты мне, я тебе. Можно даже так: я тебе, ты - мне.
   Ацу наконец-то сообразил. Тенки сам хотел поделиться. Безумно мечтал рассказать кому-нибудь о случившемся летом - и, похоже, событие это, каким бы оно ни было, значило для соученика слишком много, чтобы держать в себе.
   - Что-то случилось? - осторожно осведомился элхе.
   Нинъе молчал, только механически улыбнулся, а взгляд застыл его в одной точке.
   - Слушай, ты, - наконец произнёс Тенки, - ты когда-нибудь с девчонкой... спал?
  

***

  
   Сколько прошло времени, Ацу не знал: созданный плотными шторами сумрак сотворил в комнате особенное, вневременное пространство, и казалось, весь мир застыл, и ничего нет уже на свете, кроме этой комнаты, кроме него и Тенки, серьёзный голос которого до странности не подходил легкомысленному выражению лица.
   - И что?
   - Она вдруг... - Ацу помешкал, подходящие слова не находились, - вдруг сказала... "поцелуй меня".
   - И чего? - зелёные глаза собеседника горели чуть ли не в буквальном смысле. - Да не молчи ты!
   Не выдержав любопытного взгляда, Ацу отвернулся. Как можно об этом рассказывать? Разве о таких вещах вообще рассказывают?
   Однако не ответить Тенки после его признания о девушке из таверны, Ацу не мог: это тоже было делом чести. Око за око, откровенность за откровенность - всем известное правило; оставить произошедшее с ним в секрете элхе посчитал некрасивым. К тому же Тенки повествовал легко, чётко, быстро, словно ничуть не стеснялся, с явным удовольствием отвечал на редкие вопросы, скалил зубы - и неизбежное смущение от разговора на подобную деликатную тему смылось, ушло.
   Только ушло оно не окончательно. Когда настала его, Ацу, очередь, фразы попросту не начинались. С грехом пополам он всё же выговорил Ллиины слова, произнесённые на балконе, те самые, что потом пару раз ему даже снились. Но Тенки было этого мало, в его вопросах слышался жадный интерес.
   - И чего? - поторопил нинъе. И, гипнотизируя обращённый к нему профиль сокурсника, наконец-то догадался: - Сбежал?
   - Не сбежал, а... - Ацу поморщился, пытаясь отыскать иное выражение, - появились другие дела.
   - Ага-ага, - поддакнул светловолосый. И снова поинтересовался, не теряя энтузиазма: - А почему не поцеловал?
   - Она моя кузина! - гневно запротестовал Ацу.
   - Не понял, так вы ж всё равно потом поженитесь?!
   Ацу снова не нашёлся, замолчал, стараясь не глядеть в беззастенчивые глаза соученика. Но Тенки не пожелал войти в его положение, подстегнул красноречивым:
   - Ну?
   Поцеловать Ллию? Поцеловать Ллию, выполнить её просьбу, приобнять за обнажённые плечи, ощутить под ладонями мягкий шёлк платья и жар тела, склониться к губам... А потом они всё равно станут супругами, соединят свои судьбы перед Огнём. Поцеловать - и без слов, без лишних разговоров их жизни свяжутся в одну.
   Невозможно.
   Нет. Просто-напросто невозможно.
   Ацу покачал головой, отвечая то ли Тенки, то ли самому себе.
   Нинъе молчал, лица его Ацу не видел - должно быть, улыбается себе, как обычно, губы растянуты в хитровато-язвительной ухмылочке.
   С соседнего кресла донёсся шорох. Элхе глянул и обнаружил неверность своих подозрений: Тенки вовсе не смеялся, а съехал вниз по спинке кресла, скорчился, поставленные на ручку ноги задрались выше головы. И как он ухитряется оставаться в подобной позе?
   - Мне иногда кажется, - вымолвил элхе, вспомнив внезапно совсем об ином, - мать не чужда мысли о моём браке с кем-то сторонним, не из рода Ито.
   - М? - Тенки повернул к нему голову.
   - Но отец никогда на это не пойдёт, - докончил элхе.
   - Ну у вас и порядки, - лениво отозвался сокурсник.
   - У вас не так? - Ацу плохо знал обычаи нинъе.
   - У нас? - Тенки снова усмехнулся. - У нас можно и замуж не выходя ребёнка заиметь.
   - Как?!
   - Ну как, обычно, - расплывчато ответил нинъе. - Вот у меня сестра так забрюхатела.
   Тенки вымолвил эти немыслимые слова настолько легко, что Ацу показалось: ослышался. Подвёл слух, подхватил неточно, передавая, исказил.
   - Твоя сестра? - и переспросил он скорее для того, чтобы убедиться - Тенки сказал нечто совсем другое, лишь по звучанию похожее.
   - Связалась с кем-то, мать не говорит. Я даже не знаю, он с нашей деревни или вовсе чужак-забрёдыш. У Алли с самого детства ветер в голове, - Тенки говорил о сестре так, словно она была много младше, но слово, что он употребил, элхеское "инни", обозначало исключительно "старшую сестру", не оставляя возможности для иного толкования.
   Изумлённый, ошарашенный, Ацу молчал, не умея ничего сказать. В голове было пусто, ни единой мысли, будто там поселилась однотонная серая тьма. Как нечто настолько невероятное могло случиться с кем-то совсем рядом, с его соучеником? Сознание требовало информации, не желая верить, подстёгивало спросить, узнать подробности, всю подоплёку, чтобы сложить цельную картину. Но и вопроса не придумывалось.
   - Мать заявила, что надо денег. Мол, если не найти, Алли замуж не выйдет. Не возьмут, в смысле. Говорит, на свадьбу, на ребёнка меньше никак, - голос светловолосого нинъе звучал совершенно обыденно, ровно, хотя изрекал Тенки немыслимые вещи. - Представляешь, тысячу мен. Это за Алли-то? Идиотизм.
   Тысяча мене - деньги и правда немалые. На расходы Ацу получал ежемесячно тридцать мене - этого хватало на несколько обедов в городе, хватало бы и на пару пирушек, хотя Ацу никогда не прельщали шумные собрания; из этих денег элхе покупал и обувь, и одежду, когда чувствовал надобность - однако большую часть времени школьная форма заменяла любые костюмы; словом, тридцати мене вполне достаточно было для умеренной, без лишних расходов, жизни, даже в столице Огненного материка.
   Стипендия Тенки составляла, если память не изменяла темноволосому, двадцать пять мене в месяц - государство не требовало платы за жильё в Королевской школе, как освобождало стипендиатов и от оплачивания учёбы, следовательно, за исключением мене пятнадцати на еду, в расположении нинъе оставалось десять "золотых". Десять умножить на двенадцать - за год Тенки удастся накопить не больше ста двадцати мене.
   Тысяча мене.
   Десять лет?
   - Что ты будешь делать? - тревожно спросил элхе.
   - А я уже всё сделал, - ещё одна невероятная фраза.
   - Что ты сделал?!
   Светловолосый снова глянул на него, усмехнулся, будто видел в собеседнике полного несмышлёныша, удивился детскому вопросу.
   Но - как бы Тенки ни смотрел, каким бы взрослым ни старался казаться, он ведь сам был ещё почти ребёнком, младше Ацу - и Ацу отлично это понимал.
   - Что ты сделал? - повторил элхе с уже явственным беспокойством.
   - Что-что, - нехотя откликнулся Тенки, - взаймы взял, чего.
   - У кого?!
   - Понятно у кого, как будто у меня был выбор. В оорайе, естественно.
   - Зачем ты связался с оорайей?!
   - Мне нужны были деньги, - Тенки безразлично пожал плечами, выпрямляясь на сиденье. - А они дают отсрочку.
   - Сколько?
   - Полгода. До января.
   - И ты собираешься за полгода скопить тысячу мене? - этот нинъе обезумел, нет сомнений.
   - Что-нибудь придумаю, - беззаботные слова всё больше уверяли Ацу - соученик его и впрямь не в себе.
   - Что ты придумаешь, безумец? - не удержался, резкий эпитет выскочил сам собой.
   - Да есть у меня одна задумка, не знаю, правда, сработает ли, - нинъе не обиделся.
   - Зачем ты пошёл на подобное? Если об этом узнают в школе, тебе не избежать исключения!
   Тенки глянул упрямо и хмуро. Без обычной ухмылки.
   - Не было выхода, ясное дело. Чего? Тебе-то что?
   - Что ты будешь делать, если не сможешь заплатить и всё раскроется? - Ацу пытался донести до сумасшедшего глас логики, убедить, что поступать так - самоубийственно.
   Но Тенки неожиданно вскинулся, спрыгнул с кресла, застыл перед Ацу, зло щуря глаза.
   - Слушай, ты ведь не заплатишь за меня, ага? - бросил он. - Ну так чего лезешь? Хватит уже нотации читать, надоело! - и резко повернулся к двери, показывая однозначно: на этом разговор окончен.
   - Тенки! - хотел было Ацу остановить сокурсника. - Тенки!
   Но дверь хлопнула гулко и фатально, словно навсегда отсекая от него жизнь своевольного светловолосого нинъе, и будто металлический занавес упал неотвратимо, отрезая друг от друга их судьбы.
  

Октябрь, Огненный город

  
   - Ну-с, мои дорогие, - тонкий голос Виллемиса заставил Тенки привычно поморщиться, - вот и пришло, увы, время нам расставаться. Но к счастью, разлука наша, мои милые птенцы, хоть и продлится два нестерпимо долгих месяца, мы снова увидимся в январе. И я уже с нетерпением жду нашей будущей встречи.
   С тех пор как Небесный, на свою голову, обучил адептов прикрывать самые яркие эмоции, уроки ментальной магии перестали быть такими невыносимыми. Все из третьего старшего научились поддерживать лёгкую маскировку, оставляя себе возможность клясть Виллемиса на все лады - и теперь разве что его манера разговаривать, все эти зайчики и хрюшечки, птенчики и милочки периодически заставляли третий старший курс тяжело вздыхать.
   - Но то, что сегодня наш с вами последний перед каникулами урок, вовсе не означает, что я позволю себе пренебречь своими обязанностями, - Виллемис ходил между рядами, сложив ладони перед собой, сомкнув кончики пальцев, и говорил так, будто наслаждался звуком собственного голоса.
   Лучше бы пренебрёг, мрачно подумал Тенки, не забывая о ментальном щите. Поддержка щита выматывала, но пока адепты не умели распознать внешнюю попытку атаковать, щиты приходилось держать постоянно. Тенки всерьёз предполагал, что Виллемис вполне сознательно оставил разговор о распознавании атаки напоследок, на самый конец третьего года обучения, - чтобы получить полное удовольствие, глядя на них после каждого урока, усталых и раздражённых.
   - К вашему счастью, я не из тех учителей, что увиливают от выполнения долга, - Небесный прошёл совсем рядом, обдавая слабой прохладой и запахом духов - Тенки стоило большого труда не скорчить гримасу отвращения. Хорошо, что удержался, иначе от выговора и придирок не спас бы никакой ментальный щит. - Поэтому сегодня мы подведём итоги всему, что узнали за эти полгода.
   Вот Йисх, не в пример этому, пошёл навстречу адептам и благодушно согласился отменить последний урок. Даром что по прозвищу он Змей, в легендах символ коварства и прочего, сам Йисх - мужик ничего. Не то что этот, Небесный.
   Да, Йисх и впрямь свой парень.
   Тенки до сих пор не мог изжить то чувство облегчения и неизбывной, захватившей его с головой благодарности, когда Йисх согласился быть поручителем в оорайе.
   Тогда, в июле, нинъе чуть с шарашек не рухнул от невозможности вырваться из замкнутого круга. Запрошенные матерью тысячу мен надо было достать немедленно, любым путём. Тенки думал уже о простом ограблении, о том, чтобы подстеречь какого пьянчугу в одном из тёмных переулков пивных квартальчиков, и останавливала его лишь мысль о слишком малой вероятности удачи - семнадцатилетний парень против взрослого мужика, в одиночку, без магии? Не смешите.
   Атаковать магией адепт опасался: мало того, что не уверен в своих силах, ведь на практике никогда не приходилось сталкиваться с настоящим соперником, так ещё и разнесётся слух, мол, появился грабитель-маг, то да сё. Оттуда недалеко уже и до визита полиции в Королевскую школу.
   Но идея воровства не оставляла - Тенки не видел иного выхода, не мог найти другого пути быстро обогатиться, а получить результат просто позарез надо было быстро. К тому же... действовать ночью, полагаясь на свои силы, на свою отвагу, кружить по улицам, выискивая жертву - почему-то стоило представить себе это, как в груди начинало сладко щемить. Безграничное могущество, переполняющая до краёв смелость, нахальное нарушение связывающих обычный люд правил и полная безнаказанность - Тенки не знал, отчего так, но, похоже, всю жизнь тяготел к подобному.
   А теперь остаётся сделать лишь последний шаг, чтобы мечтания стали явью.
   - Мой драгоценный Ли, - раздался над ухом противный голос Виллемиса. - Ты слышал задание? О чём размышляешь?
   - Простите, Небе... Виллемис-илиэ.
   - О чём размышляешь? - повторил учитель, и Тенки получил чувствительный удар по щиту - попытка проникновения. Ужасно захотелось ответить тем же, но щит Небесного был ему не по зубам. Да и набросься он на учителя, пусть и мысленно, никто хвалить не станет, тут как бы выговора не заработать. Чего доброго, лишат ещё возможности пользоваться тренировочной, а это ему сейчас совершенно некстати.
   - Простите, думал о постороннем, - бодро отрапортовал Тенки, старательно выдавая за щит поддельные эмоции раскаяния. Работал настолько усердно, что сам себе поверил - ему и впрямь очень стыдно за невнимание.
   - Дени-эльви, - Тардису опять не повезло: с самого начала курса он стал любимой чёрной овцой Виллемиса, то ли козлом отпущения, то ли грушей для ментальных тренировок. - Надеюсь, ты, в отличие от нашего нинъеского друга, слушал внимательно?
   Краем глаза Тенки глянул на Тардиса - так и есть, тот едва удерживается от стона из рода "как мне всё это надоело". Однако соученик послушно поднялся, уставился в пространство, завёл ровно:
   - Описать мыслепередачу и её свойства, способы контакта, зависимость от полей силы; в пример взять любой случай по вкусу: тёмный-тёмный, светлый-светлый, тёмный-светлый... адепт-тёмный, адепт-светлый, адепт-адепт... цивил-маг... - на мгновение сокурсник замолчал. - Вроде всё.
   - Не "вроде", а всё. Садись. Ты понял, Ли?
   - Понял.
   На его стол лёг белый лист, сложенный вдвое: значит, требуемый объём - четыре страницы. Четыре страницы, на последнем-то уроке. Тенки тоскливо глянул на лист.
   - Можешь сесть, - Виллемис отошёл, оставляя благоухание до тошноты сладких духов, и Тенки опустился на место, подпёр рукой голову.
   Стало быть, описать мыслепередачу. На примере из перечисленных Тардисом.
   Пока ещё все они числились адептами, по полюсу магии - неопределившимися. Определение это, отход к тому или иному полюсу, выбор - произойдёт в конце третьего года обучения, для их курса - в апреле следующего года. Тогда класс разделится на три лагеря: светлые, тёмные, адепты-"серые".
   И ставшие адептами, сделавшие выбор в пользу нейтралитета, возможности пользоваться обеими методами, оставаясь в середине, уйдут - в Королевской школе останутся лишь окончательно решившиеся.
   Кем станет он, Тенки? Светлым, с твёрдыми принципами и опорой на веру в правильность своих поступков; или же тёмным, не зависящим от чужих законов и руководствующимся лишь собственным здравым смыслом, а то и попросту - желаниями?
   Кем станет Ацу? Что выберет Дени-эльви? Эвисто? Всегда спокойный и молчаливый Намари? Кто из них останется, кто уйдёт, как ушёл когда-то Виллиэ Орувери?
   Единственный боевой маг в школе, Йисх, был тёмным. Впрочем, в этом Тенки повезло: светлый вряд ли согласился бы ему помочь, тем более так, сходу, без расспросов. Что отнюдь, конечно, не означало намерения Йисха облегчить жизнь ученичку из нинъе - и когда придёт срок платить, ставший поручителем маг проследит за возвращением долга, не прощая подопечному ни мелкой монеты. Впрочем, это вполне резонно: не выкладывать же денежки самому, из-за какого-то там адепта-третьекурсника.
   А до января всего два месяца, октябрю приходит конец.
   Виллемис опять пошёл по рядам, и Тенки поспешно схватился за перо. Писать он будет о паре светлый-тёмный, тема самая обширная, самая просторная, не надо задумываться по мелочам. Перечислить, почему мысленная речь между ними практически невозможна, упомянуть о побочных эффектах типа головной боли и общего ухудшения самочувствия и завязать красивенько, беглым сожалением об отсутствии способа мысленной коммуникации в боевой паре. А, и не забыть ещё про близость магических профилей, потому как это тоже - немаловажно.
   Нет, адептом Тенки точно не останется. Из адептов не составляют боевых пар, и их не направляют на боевые задания. Адепты сидят в замке, исследуют, обучают, проверяют, изучают - дело само по себе неплохое, но не для этого когда-то он покинул Аксе.
   Значит, тёмный - или светлый, и все те проблемы в общении с напарником, о которых сейчас Тенки пишет вполне теоретически, ему придётся испытать и по-настоящему, на собственной шкуре.
   Пару месяцев назад, когда Виллемис поделил их на пары и велел попробовать связаться друг с другом, товарищем Тенки оказался Намари. Нинъе чувствовал себя неудобно, отчего - огонь его знает, но не понимал, как общаться с этим высоким тихим парнем, словно оробел даже, внезапно оказавшись с ним лицом к лицу.
   О Намари Тенки вообще знал исключительно мало, хотя шёл уже четвёртый год с тех пор, как нинъе появился в этом классе. Любопытства к светловолосому валиссийцу этот флегматичный элхе никогда не проявлял, сам не заговаривал, разве что при встрече где-нибудь в школьных коридорах отвечал на приветствие едва заметным кивком. Пару раз Тенки видел Намари беседующим с Мурасе-Ито или Эвисто, или Дени-эльви, но сам не мог припомнить случая, когда бы состоялся обмен репликами между ним с щингейцем.
   Может, конечно, Намари брезговал общаться с деревенским нинъе. Однако и неприязни он никогда не проявлял.
   Повинуясь команде Небесного, адепты пробовали нащупать друг друга, поймать нить посланной мысли. Тогда, помнится, у Тенки ничего не вышло - впрочем, мало у кого получилось.
   Больше в паре с Намари нинъе никогда не оказывался. "Говорил" с Тардисом, с Мурасе-Ито, с Эвисто и, разумеется, самим Виллемисом - вот с этим всегда чудилось, что лежишь на огромном столе, привязанный за руки, за ноги, а над тобой склоняется Небесный, и в пальцах его блестит скальпель.
   Легче всего обмен мыслями происходил с Ацу - Виллемис бросил свысока, дескать, близкие профили. Кстати, вот и наглядный пример полезности близких профилей при мыслепередаче. Тенки помусолил языком кончик пера, скривился и брезгливо сплюнул: совсем забыл, что держит в руках не грифельное перо, а чернильное, на вкус гадость жуткая.
   И продолжил укладывать мысли на бумагу.
  
   - Учитель, - вежливо обратился к Небесному Эвисто, когда класс зашумел, передавая вперёд по рядам бумажные стопки.
   - Да? - откликнулся голубоволосый, устремил на адепта холодный взгляд из-под приопущенных век.
   - Скажите, а чем мы будем заниматься во второй половине года? Какие учебники надо читать на каникулах?
   - Учебники? - Виллемис, похоже, призадумался. - Вам уже говорили об испытаниях в условиях низкого магического фона?
   - Э-э, - смутился Эвисто, - кажется... Йисх-илиэ что-то такое...
   Небесный поморщился, услышав от адепта смесь прозвища и вежливого суффикса. Назвать Йисха иначе было невозможно, никто в школе не знал его настоящего имени, но сочетание "Йисх-илиэ" - возмутительное нарушение всех правил чистой элхеязычной речи, для стремившегося к идеалу Виллемиса, верно, как нож по сердцу. Однако и ему приходилось терпеть.
   - Вот как, - ответил преподаватель рассеянно, - следовательно, то же относится и к урокам ментальной магии. Повторение и закрепление - со скидкой на условия. Умение подпитаться от внешних источников, использование своих амулетов.
   - Учитель, позвольте!
   - Да, Химилиэ?
   - Но мы ещё не прошли до конца курс творения амулетов.
   - Так значит, вы пройдёте его после каникул, - Виллемис пожал плечами, не позволяя сбить себя с толку. - Урок окончен, вы свободны. Ваши ошибки мы разберём на первом же уроке, а пока подумайте, какие именно неточности вы могли допустить. И не забывайте тренироваться на каникулах, мои дорогие, иначе всё, заученное с таким трудом, вылетит из ваших юных, весьма одарённых, но, увы, чрезвычайно легкомысленных голов.
  
   - Тенки, - при выходе из аудитории нинъе услышал голос Ацу.
   Обернулся. Темноволосый элхе приблизился к нему, застыл, поглядывая неловко.
   - Чего? - кивнул ему Тенки.
   - Ты так и остаёшься в Хиэй на каникулы? - серьёзно спросил однокурсник.
   - Ну так, - безразлично ответил нинъе. - Как обычно.
   Ацу замялся, стоял, ничего не говоря, словно ждал чего-то.
   - Ну, встретимся в январе тогда, - вот именно сейчас Тенки никак не хотелось помогать этому убогому с выражением мыслей. Желает чего-то сказать - пусть говорит сам, не надеется, что собеседник станет угадывать. - Ты ж сегодня отчаливаешь? Вещи вовремя не соберёшь, портальный зал закроют.
   - Если есть что-то, - элхе наконец открыл рот, но тут же запнулся. - Если есть что-то, чем я мог бы тебе помочь...
   Ого. Неужели беднягу заела совесть?
   В принципе, Тенки ведь не требовал от него помощи. Да чего там, её даже не предполагал. Но смотри-ка, кажется, сокурсник чувствует себя виноватым.
   - Да вроде нету, - пожал плечами нинъе. Сказал утешающе: - Да нет проблем, чего ты.
   - Я разговаривал с братом.
   Ох ты, вот как. Похоже, за эти несколько месяцев беспокойство Ацу дошло до пика, если он даже отважился обсуждать в семье его, Тенкины, проблемы.
   Нинъе беспокойно оглянулся: вокруг шумели соученики, обмениваясь планами на зимние каникулы; у преподавательского стола замер Виллемис, и настороженная поза его не внушала доверия.
   - Пойдём выйдем, - подхватив вещи, Тенки выскользнул за дверь.
   - Я говорил с братом, - вновь начал Ацу, нагоняя нинъе в коридоре на пути к комнатам. - Сора-дии согласен выступить поручителем, если понадобится продление срока.
   - Хм-м, - задумчиво промычал в ответ светловолосый.
   - Возможно, ты предпочёл бы не злоупотреблять благосклонностью Йисха-илиэ, - осторожно наступал Ацу.
   - На хрен я тебе вообще об этом сказал.
   - Поэтому, если...
   - Не бери в голову, а? - не отвечая на поклоны младших адептов, дружной кучкой прошмыгнувших мимо, Тенки досадливо поморщился. - Прикинь, что скажет твой папаша, если узнает?
   - Но ведь невозможно найти тысячу мене до января, - Ацу говорил резонные вещи, но... прислушиваться к его словам было уже поздно.
   Тенки принял решение. Принял обдуманно и бесповоротно и шёл сейчас по разработанному им самим плану. И в чужой помощи пока что не нуждался.
   - Слышь, Ацу, - нинъе остановился у двери в свою комнатушку.
   Темноволосый однокурсник внимательно на него смотрел.
   - В общем, - да, это надо было сказать - ну хотя бы для того, чтоб он отстал, этот неуёмный элхе, - спасибо, ага? Но, в общем, всё в порядке. Если в январе мне и вправду понадобится продлить срок, я тогда сам обращусь, ага?
   Ацу кивнул, вроде как понимая: в дальнейших уговорах нет смысла. Но тем не менее продолжал стоять, всё так же не спуская с однокурсника серьёзного взгляда.
   - Ну, в общем, ладно? Тогда до встречи в новом году. Приятного Инея, - бегло улыбнувшись темноволосому, Тенки распахнул дверь и поспешил нырнуть в комнату.
   На Ацу он не злился - да и не было причины.
   Всего лишь не хотел долго находиться в его обществе.
   Дело, пожалуй, было в неловкости, в странной, неприятной натянутости, которая появилась между ними в июле. В скомканных предложениях помощи, которую он всё равно не смог бы принять. В глазах Ацу, где иногда проскальзывала виноватость. Донельзя унизительная виноватость - как будто его, Тенкины, жизнь и выбор могли зависеть от поведения Ацу!
   Сегодня последний день перед каникулами, вот и отлично. Адепты разъедутся по домам, оставляя Королевскую школу с её громадной библиотекой, с лабораторными классами, с тренировочными аудиториями. Оставляя в полную власть светловолосого нинъе.
   И этой властью Тенки не преминет воспользоваться.
  

***

  
   На следующий день, как светловолосый нинъе и предполагал, школа вмиг опустела. Наёмные уборщики - немного, не больше десяти человек - драили полы в классных комнатах, стирали пыль со стёкол, бродили по коридорам, перекликиваясь в тишине; за их работой наблюдал секретарь. Наблюдал вовсе не потому, что в этом заключались его обязанности - скорее по внутренней душевной склонности за всем и вся наблюдать.
   Секретарь окинул неодобрительным взглядом и прошагавшего мимо Тенки. Нахала-нинъе этот невзрачный седой старик с двумя косичками у лица невзлюбил ещё с самой дуэльной истории. Тенки, однако, старался не раздражать старикана: в секретарском арсенале имелась масса способов отравить жизнь выскочкам. И сейчас - встретившись глазами с суроволицым невысоким элхе, подросток поспешил мило, по-детски улыбнуться.
   Открытая улыбка вообще - хороший метод показать, что у тебя нет никаких секретов. Вот и на этот раз секретарь сухо кивнул, не утруждая себя расспросами: все знали, что нинъе часто проводит каникулы в школе.
   Как адепт и ожидал, в аудитории боевой магии, вечных владениях Йисха, никого не было. Ни разъехавшихся по домам третьекурсников, ни навещавших порой родные школьные стены магов-практикантов, ни даже самого местного бога, Красноглазого. Впрочем, наткнуться на последнего нинъе и не рассчитывал - Йисх не для того отменил вчерашний урок, чтобы на следующее же утро припереться в школу; скорее всего, маг отдыхает сейчас где-нибудь в кругу семьи, или же празднует окончание года в городских забегаловках, а то и вовсе закатился в нарайю - Красноглазый не дурень был хорошо пожить.
   Аудитория боевой магии состояла из трёх больших помещений: собственно класс для прослушивания лекций и соседние с ним тренировочная - для учебных схваток один на один и проверки свежезаученных заклинаний, наглухо изолированная от прочих комнат, и лабораторная - место для многочисленных опытов и тихой, спокойной магии, не требующей метания огненных шаров.
   С полмесяца назад Тенки уморил в этой лабораторной одну из школьных крыс.
   Крыса сдохла, как он подозревал, в большей степени из-за того, что её энергетический контур был далёк от человеческого, и действие заклинания оказалось для неё слишком сильным. В результате зверька растопило в неприятно пахнущую лужицу, хотя изменения должны были произойти исключительно незаметные глазу.
   Следующий опыт Тенки собирался поставить на кошке - или собаке, кто первый попадётся. Хотелось бы обезьяну, на человека больше всего похожа она, но достать откуда-нибудь шимпанзе или гориллу - задачка не из простейших. Поэтому придётся обойтись чем-нибудь более обыденным, и кошка-собака подходит на эту роль превосходно; да Тенки и не первый маг, изучающий действие чар на подобных тварях.
   Хотя, конечно, заклинание-то, как ни говори, всё-таки почти что самодельное.
   Сколько книг пришлось перерыть, сколько конспектов пролистать, сколько раз попытки оканчивались пшиком, прежде чем наконец удалось соединить разные чары в одну плетёнку!
   Совмещать простенькие заклятия их учили ещё на первом курсе, потом задания усложнялись; в своё время приходилось вдоволь накушиваться теории, а потом корпеть в лабораторной над практикой, но техникой соединения, спасибо учителям, так их растак, Тенки всё же овладел. В отношении теперешних заклинаний Тенки тоже действовал согласно учебникам - вот только из-за сложности исходных конструкций пришлось изрядно поломать голову. Задачка оказалась непроста, но за месяц сосредоточенных занятий и консультаций у Астеаки с Йисхом этот орешек таки получилось раскусить.
   "Кровососка" и "маска вора", сплетённые вместе - заклинание вышло на удивление изящным и чётко оформленным. Нинъе не раз открывал тетрадку, только чтобы полюбоваться вычерченной схемой, правильно переплетающимися линиями красивого рисунка - и к горлу подкатывала переполняющая его существо гордость творца.
   Названия для созданного им гибрида подросток не придумал - как-то не счёл нужным. Заклинание и есть заклинание, чего тут придумывать, не на продажу ведь.
   Да и последователи у Тенки, прилежно изучающие его записи, вряд ли появятся, всё же он не Эллгине. Не перед кем выделываться.
  
   На небе висело октябрьское солнце - и показалось оно вдруг будущему магу донельзя весёленьким. Под нежаркими лучами Огненный город за окном приобретал несвойственные ему черты: веяло спокойствием и словно даже неким умиротворением. Ветер шевелил листву на деревьях, тронутую уже желтизной осени, на территории школы было пустынно и тихо, а ограждающие её ворота выглядели тщательно запертыми.
   Тенки смотрел наружу и жевал собственную нижнюю губу.
   Уличные собаки. Или кошки. Хорошо бы пару.
   Говорят, дикие звери не охотятся рядом с логовом - так и Тенки не нравилась мысль искать жертву рядом со школой. Слишком близко к известному на всю страну институту боевой магии, слишком ясно было бы, где найти парня-мага, оглушившего на улице бездомного пса. Но Восточный район, где находилась школа, имел и хорошие стороны: помимо Королевской высшей магической тут находилась ещё хренова куча заведений, обучающих той или иной магии. Технари-ремесленники, повара, травники-целители, центры адептов - это если не считать обычные, немагического профиля школы. В общем, было где замести следы.
   Стало быть, подходящую бродяжку надо будет высматривать в десятке кварталов от Королевской школы: и не так далеко, и не слишком близко. Тенки отправится по направлению от Малого Огненного круга к Большому, от центра на окраину.
   Решено.
   На пути из лабораторной к проходной калитке рядом с парадными воротами нинъе уже никто не встретился: ни уборщики, ни служители, ни секретарь; но отголоски рабочей переклички безошибочно твердили - большая чистка перед концом года в самом разгаре.
  
   Не один квартал прошагал адепт Королевской школы, недоумевая.
   Куда подевались все бездомные твари? Почему ему казалось, что найти подходящего пса, или какую-нибудь драную кошку, дело легче лёгкого?
   Хотя нет, кошки, безусловно, попадались. Маячили на помойках, копались в канавах по обочинам улиц, выпрыгивали из кустов и целеустремлённо шмыгали наперерез. И все до единой поглядывали как-то гадко, словно подозревая светловолосого парня во всех грехах. Что за хренова интуиция у этих тварей?
   Кошки не подпускали Тенки. Тщательно сохраняли дистанцию, дарующую им полную безопасность от парализующего заклинания "арссе" - любимой плетёнки будущего мага, как раз на подобные случаи. Кошки не подпускали, а собак всех будто пламенем слизнуло. Пока что ни одного бродячего пса Тенки не встретил.
   Тем не менее, отчаиваться было рано. Будущий маг только сейчас посчитал расстояние от школы достаточным для начала настоящей "охоты" и умерил шаг, пошёл тихо, старательно вглядываясь в открывающиеся и сразу же исчезающие узкие проулки по обеим сторонам дороги. Больше всего внимания Тенки уделял площадкам для сбора мусора: хоть, по всей видимости, день выброса объедков в этом квартале был не сегодня, и площадки блистали пустотой, встретить бездомную собаку вероятней всего казалось именно там.
   Но он ошибся.
   Небольшой жёлто-серый пёс протрусил мимо совершенно неожиданно. Вывернул сзади, то ли с чужого двора, то ли из проулка, и направлялся по своим собачьим делам, не обращая особого внимания на светловолосого подростка.
   - Стой! - приказ вырвался сам собой, раньше чем Тенки успел придумать план действий.
   Собака оглянулась, окинула его взглядом без малейшего проблеска интереса. Нинъе поспешно присел, чтобы казаться менее угрожающим, вытянул вперёд раскрытую ладонь, смутно жалея, что не захватил никакой жратвы - понадеялся на магию. А ведь призывание животных никогда не давалось Тенки хорошо, и тем более надежды было мало сейчас, когда иметь дело пришлось с избалованными магией городскими тварями.
   Адепт всё же сосредоточился. Мысленно позвал собаку, потянул воображаемую ниточку.
   Пёс стоял на месте, словно сомневался.
   Тенки умильно зачмокал губами, стараясь уверить животное в своей полной безобидности. Зашарил по псу глазами.
   Собака выглядела вполне ничейной, бродячей. Никакого ошейника не нацеплено, магических маячков тоже не видать. Впрочем, магию не определишь так сходу, а стоит потянуться к собаке всерьёз, как та сбежит. Собаки вообще хорошо чуют враждебную магию, сволочи.
   Поэтому Тенки ударил сразу. Покуда расстояние позволяло. Заклинанием "арссе" - сначала надо обездвижить, а уж потом можно будет рассматривать.
   Пёс свалился без звука, рухнул на дорогу кучкой старых тряпок - подломились лапы, тело брякнулось на бок.
   Воровато озираясь, Тенки придвинулся к животному, посмотрел - маячков не было. Похоже, пёс и правда оказался бродячий. Шерсть никак не выглядела гладкой и ухоженной, морда была узкая, не такая, как у породистых, жрущих вдоволь домашних любимцев. Пожалуй, пойдёт.
   Влез бы в мешок.
   На собаку таких габаритов "Арссе" действует порядка десяти-двенадцати минут. За это время хорошо бы добраться до школы и успеть вывалить пса в одну из казённых клеток в лабораторной. Светиться с вырывающимся, визжащим животным Тенки ничуть не хотелось.
   Запихнуть бродягу в мешок оказалось неожиданно сложно. Пёс лежал, как мёртвый, и Тенки умаялся натягивать на него ткань, пропихивать под телом, то и дело ожидая, что его застукают.
   Однако с улочкой повезло - не из самых людных. За то время, пока адепт пыхтел над обездвиженным собачьим телом, никто не появился. Повезло и с размерами собаки - в самый раз чтобы не шататься под её весом.
   Возвращаться в школу пришлось окольными путями - Тенки не испытывал желания быть запомненным кучей народу, а как ни крути, парень с объёмистым мешком на плече неизбежно вызывает подозрения. Умей он - поставил бы "полотнище", помогающее спрятаться от любопытных взглядов, - но это заклинание ещё не проходили, и принцип действия Тенки, хоть и зачитал учебник до дыр, увы, не помнил. Можно бы и отвести глаза, но для этого надо концентрироваться на каждом отдельном персонаже - короче, дело муторное.
   Адепт в который раз понадеялся на удачу - и на своё от природы честное выражение лица. Зачем кому-то присматриваться к обычному светловолосому парню, шагает себе и шагает, мало ли чей подмастерье, али же ученик-студиозус, благо школ в этом районе - тьма тьмущая. И идти старался весело, не слишком быстро, чуть ли не напевая под нос - такого дурня уж точно заподозрить не должны.
   Так и добрался до знакомой чугунной резной решётки. Топать к парадным воротам, понятно, не стал - зачем оно, когда в наличии обходной путь.
   Собаку пришлось двинуть "арссе" ещё раз - как раз перед тем как вступить на территорию школы, для лишней гарантии. Ещё начнёт шевелиться и скулить, того и гляди - поганец секретарь если пристанет, поди объясни, на кой ты несёшь в лабораторную бездомного пса.
  
   - Ну вот и чудненько, - утешающе сказал Тенки псу, устроив того на дне одной из пустующих клеток.
   Прийти в себя животное ещё не успело, и будущий маг занялся бумажными делами: достал тонкую потрёпанную тетрадку из ящика стола, распахнул, на последней странице приписал под чужими тонкими строчками:
   "Двадцать девятый день одиннадцатого месяца, четверг. Собака, - оглянулся на клетку, добавил буквами помельче: - кобель, возраст неизвестен, для опытов" .
   И поставил размашистое: "Йисх".
   В лабораторной этой тетрадке отмечались все животные, находящиеся в Королевской школе; по записям в ней, менявшимся беспрестанно, можно было отследить рождения и смерти многих поколений: крысиных, хомячьих, кроличьих - а будь на то нужда, так в шкафах хранились и сведения прошлых лет, ройся не хочу.
   Указанные тут твари автоматически поступали на школьное обеспечение, беспокоиться о кормёжке и ухаживании за псом Тенки не придётся. А что до подписи Йисха - так кто ж станет её сличать, кто вообще захочет вглядываться? Будущий маг и так состорожничал, указав вчерашнее число: в расписании значилась лекция Йисха, следовательно, Красноглазый вполне располагал возможностью притащить новое зверьё в лабораторную третьекурсников. А что урока на самом деле не было, смотрителям узнать неоткуда.
   Тенки вернулся к клетке, присел. Пёс за прутьями решётки казался спящим. Ещё пара минут, и собака придёт в сознание.
   Покормить его, что ли.
   Адепт проверил холодильный шкаф, полки которого обычно заполняли казённые продукты. Пища тут в основном была рассчитана на мелочь, грызунов, но весьма кстати обнаружилось и замороженное мясо.
   Съест небось, не в таком положении, чтобы выбирать.
   Ставить эксперимент сегодня Тенки не будет - последний день октября, школа кишит лишними людьми, да и псу хорошо быть дать время чуть пообвыкнуть. Будущий маг вернётся сюда завтра.
   Тогда Тенки и применит к бродяге заклинание.
   И только попробуй сдохнуть, псина ты этакая.
  

Ноябрь, Огненный город

  
   Первый день ноября оказался сухим и солнечным, ничем не отличаясь от ушедшего октября. Вымытые накануне стёкла в общем коридоре блестели, и нинъе жмурился, поглядывая на голубоватое прозрачное небо. Забавно, до Инея ещё целый месяц, а обязательная большая уборка по случаю конца года отгремела вчера. Теперь до конца декабря в школе не покажутся чужаки.
   В лабораторной было пусто и тихо; как обычно, чуть слышно пахло хомяками. Стоило Тенки приблизиться к собачьей клетке, как пёс вскочил, уставился на него сквозь тонкие прутья. Смотрел настороженно, словно ожидал какой-нибудь выходки.
   - Жрать хочешь? - весело осведомился адепт у собаки.
   Интересно, входило ли в обязанности служителей убирать собачье дерьмо? Кто-то же должен это делать, да и за крысами они присматривали. Во всяком случае, клетка выглядела чистой. И для небольшой собаки - вполне просторной, сюда могли бы поместиться таких три штуки.
   Тенки загремел лёгкими металлическими мисками, достал мясо, вытащил пару принесённых с собой сарделек - сам бы съел с удовольствием. Собака оживилась, смотрела уже не так опасливо, тыкалась чёрным носом в прутья.
   Адепт улыбнулся ей, собираясь шмякнуть кусок мяса в тарелку. И только тут сообразил.
   Ведь зря он сейчас собирается дать собаке поесть.
   Совершенно зря. Действие заклинания затронет весь организм, произведёт в нём неизбежную перестройку. Вместо того чтобы пса кормить, надо бы наоборот - дать ему хорошенько поголодать, хотя бы полдня.
   - Прости, брат, - ответил на красноречивый взгляд будущий маг. - Не надо тебе жрать много.
   Вряд ли пёс понимал по-элхески; но, кажется, сообразил, что не обломится, отвёл погрустневшие глаза, сел, заваливаясь на бок.
   Тенки отошёл к столу, раскрыл замусоленную тетрадку с вычислениями и милой сердцу схемой. Пробежался глазами по въевшимся в память строчкам, уже не вчитываясь, машинально. Ещё разок повторил в уме приблизительный план действий.
   Прежде всего - в тренировочную.
   Адепт глянул на животное, отодвинулся от стола, скрипнули по полу ножки табурета. Пёс поблёскивал карими глазами.
   - А вот ещё хорошо бы тебя перенести, - сообщил ему Тенки и, недолго собираясь с мыслями, поднялся со стула, вытащил из угла длинный чугунный прут.
   Подошёл к клетке - собака насторожилась, просунул тонкий металлический конец в предназначенное для этого кольцо наверху - пёс уже всерьёз забеспокоился, приподнял верхнюю губу, с лёгким ворчанием показал зубы.
   - Тихо-тихо, - шепнул Тенки ласково, - не шуми.
   Снабжённый заклинанием прут и не подумал прогнуться под тяжестью. Следуя движениям управляющей руки, поднял клетку в воздух; собака вскочила, клетка угрожающе качнулась. Сопровождаемый собачьим повизгиванием - хорошо хоть гавкать не начала, Тенки перенёс клетку в тренировочную: прошествовал через всю классную комнату с клеткой на палке, словно проводил торжественную церемонию, готовя жертву неведомым богам. Впрочем, собака и была своего рода жертвой, разве что для успеха всего дела ей полагалось не умереть, а наоборот - вопреки всему выжить.
   Перебуксировав пса в тренировочную, Тенки аккуратно опустил клетку у стены, высвободил прут, не переставая молоть вслух чушь, лишь бы голос звучал успокаивающе. Впрочем, не было заметно, чтобы усилия его оказывали на собаку какое-либо действие: пёс забился в угол, сверкал глазами и рычал не переставая.
   - Ну-ну-ну, чего ж ты сердишься? - улыбнулся ему Тенки.
   Гнева пса, однако, Тенкина улыбка не умерила, он продолжал рычать.
   Нинъе сходил за своими записями, вернулся в комнату, остановился. Упёр взгляд в собаку за тонкими прутьями, застыл, раздумывая.
   Перед экспериментами на крупных животных рекомендовали заставлять объект опорожнить кишечник - ещё три года назад, в бытность Тенки на четвёртом младшем, одна из кошек, получившая плохо рассчитанное магическое воздействие, обосралась незадачливому ученику прямо на руки. Воспоминание это не входило в число приятнейших, и по возможности нинъе хотелось бы избежать повтора. Пусть он и не собирается вытаскивать пса из клетки - лезть туда убирать дерьмо, рискуя быть укушенным, адепта не прельщало.
   Но с другой стороны - не пойдёшь же, не вытащишь собаку на прогулку. Нет ни ошейника, ни верёвки какой. Может...
   Эх, а ведь это сознание подсовывает ему всякую чушь. Любые зацепки, лишь бы не переходить наконец уже к делу. Лишь бы потянуть, помедлить, ожидая неизвестно чего.
   Но начинать-то придётся.
   Назад ведь уже не повернёшь.
   - Поехали, что ли, а? - задумчиво вопросил Тенки у воздуха.
  
   Среди заклинаний встречались такие, что не оказывали видимого влияния на объект; были и такие, что действовали сразу; имелись и те, эффект от которых становился заметен лишь через несколько часов, а то и дней. Плетёнки, что затрагивали внутреннее строение объекта, практически никогда не проявлялись на его внешности - во всяком случае, никогда сразу.
   Жуткая смесь творения Эллгине, "маски вора" и Тенкиных ученических усилий подействовала тут же. И весьма, весьма заметно.
   Собаку ударила дрожь, животное пошатнулось и рухнуло, лапы сложились, будто кто-то прицельно по ним ударил. Пёс начал поскуливать, не переставая трястись, словно некая сила выворачивала его изнутри.
   Тенки сглотнул - горло пересохло. Нинъе сидел на корточках в двух шагах от клетки: как навёл заклинание, так и остался, не желая - или попросту не будучи в состоянии отвести глаз от жертвы своего эксперимента.
   Собака вытянула шею, продолжая скулить - Тенки с ужасом и одновременно каким-то восхищением увидел на чёрных губах пса белую пену: до этого адепт считал книжное "пена на губах" фигурой речи, - как собаку начало трясти толчками, и по утробным звукам, перемежавшимися с повизгиванием, Тенки понял - животное сейчас вырвет.
   И оказался прав - пёс выплюнул, выглядело это именно так, выплюнул тягучий жёлтый комок, потом ещё один и ещё, и наконец его прорвало по-настоящему. И после этого, даже не отвернувшись от массы, только что бывшей содержимым её желудка, собака стала не просто скулить - стонать.
   - Ты держись, парень, - озабоченно проговорил будущий маг, пытаясь заглянуть в собачьи глаза.
   Заглянул - и не обрадовался.
   Глаза собаки были не карими - чёрными. Зрачок раздулся, занимая собой всю радужку, пугающе широкими снежными полосками вокруг черноты зрачка показались белки. Пёс дышал тяжело, хрипло, словно ещё чуть-чуть, и животное задохнётся. И по-прежнему трясся, будто одержимый.
   И выл.
   Тенки смертельно захотелось выругаться. Собаку скрутило по полной программе - хорошо, стены здесь не пропускают наружу ни магии, ни голосов. Но собачий то ли вой, то ли стон пробирался внутрь тела застывшего на корточках адепта, проникал через уши и метался внутри, заставляя сидеть неподвижно и внимать, не умея ничего сделать. Пёс жаловался, кричал, даже не негодуя на неумёху-мага, а просто изливаясь в вое, потому что не мог не выть. Не мог по-другому.
   - Хрен-хрен-хрен, - бессмысленной скороговоркой прошептал будущий маг, проклиная собственную беспомощность.
   Помочь собаке он не мог. Ничем и никак. Мог только ждать.
   Вибрирующий стон животного отражался от стен; возвращаясь к клетке, стегал человека ощутимыми звуковыми волнами. Закрыть бы уши - но не поможет, такой вой слишком пронзителен, чтобы спасли прижатые к голове ладони. Опустить бы веки, чтобы не смотреть, как выкатились собачьи глаза и как дрожит покрытое жёлто-серой шерстью тело. Но не получается - потому что это Тенки сделал за пса выбор, и это на нём теперь лежит ответственность. И за выбор, и за собачью жизнь.
   И хорошо, если нинъе извинит тот факт, что его собственная жизнь напрямую зависит от собачьей.
   - Ну держись, а? - попробовал маг умоляюще сказать. Не помогло.
   Запрокинув голову, пёс зашёлся в оглушительном вое.
  
   Тенки не знал, сколько прошло времени, когда собачьи стоны вновь сменились повизгиванием. Слабым, беспомощным повизгиванием, как будто у пса не осталось сил ни на что иное.
   Собака забилась в угол клетки. Животное по-прежнему трясло, но уже не так, как несколько минут назад. Тогда, казалось, пса ломают изнутри, выворачивают: Тенки никогда не видел, чтобы у собаки могли так завернуться лапы, настолько сильно изогнулся бы хребет.
   А ещё раньше пёс обделался, из-под хвоста разлилась коричневато-жёлтая густая лужица, запахло резко, неприятно. Будущий маг с удовольствием бы открыл клетку, занялся бы уборкой - лишь бы что-то делать, не сидеть на месте, - но не хотел собаку беспокоить, та и так дико блестела глазами. Да и самого пса неплохо было бы помыть, если уж наводить чистоту, - животное так и валялось в коричневой луже, не делая попытки отползти.
   Теперь пронзающие насквозь стоны утихли. Закатывая глаза, пёс лишь чуть слышно поскуливал.
   Тенки тихонько поднялся, стараясь не пугать собаку, хотя, похоже, пёс не обращал на внешний мир внимания. Ноги затекли, суставы ломило от долгой неудобной позы. Адепт поморщился, глянул на часы, сосредоточился, пытаясь сообразить, сколько прошло времени; несколько длинных мгновений разум отказывался вспоминать, где был шарик часов, когда Тенки вошёл в комнату.
   Сорок восемь минут?!
   Всего лишь?
   Подросток обернулся на клетку и снова поморщился, увидев дрожащее тело в грязной луже - неуместная жалость пробивала все заслоны. Старательно пропихнул слюну сквозь пересохшее горло.
   - Прости, а? - шепнул псу. - Я потом вернусь. Прости, а?
   Закрыл за собой дверь тренировочной, привалился к ней спиной, запрокинул голову, касаясь макушкой дерева.
   Невесело усмехнулся. Сказал сам себе, заставляя слова тихо и бессмысленно упасть на пол пустой классной комнаты. Сказал, обращаясь к псу, который не мог его слышать, как не мог и понимать элхеского языка.
   - Извини, парень. Понимаешь, у меня и самого положение безвыходное.
   Просто потому, что хотелось сказать.
   Как будто пёс и правда мог бы извинить.
  
   Тенки вернулся вечером, когда спустилось солнце, похолодало, и за окнами школы засинели сумерки. Собака свернулась чёрным неподвижным клубком в углу клетки и при звуке открывающейся двери даже не подняла голову.
   Умерла? Сдохла?
   Адепт подавил первое желание подбежать к клетке и приблизился медленно, нарочито спокойно, при каждом шаге пытаясь уловить движение у стены. Однако пёс, похожий на кучу чёрного тряпья, не шевелился.
   Снова ударил запах - дерьма и рвоты. Запах ощущался и с порога, но у клетки воняло почти невыносимо. Каково же псу, с его чувствительным носом. Или так пахнет потому, что уже?..
   Ерунда. Никакой труп не успеет разложиться за пару часов, в прохладной-то комнате.
   Тенки присел у клетки, почти касаясь коленями прутьев. Заглянул осторожно, поискал глазами собачьи - белки должны были быть видны и в темноте, - но не нашёл.
   Адепт не стал зажигать свет, не хотелось будоражить пса: кто знает, может, обычный свет сейчас для него как яркое солнце в глаза, недаром так широко раскрывались зрачки. Обошёлся мутновато-молочным служебным освещением, а его и нельзя было отключить, в присутствии человека в комнате оно работало автоматически.
   Так и сидел - согнувшись рядом с клеткой, в неверном полумраке искал признаки жизни. Наконец увидел: бока животного едва-едва шевелились. Пёс дышал.
   Тенки выдохнул облегчённо, свалился на задницу. Жив. Значит, и он останется жив.
   Хотя, конечно, ещё ничего не известно.
   Адепт снова вперился в неподвижное собачье тело в углу клетки. Попробовал сказать; вполголоса, считай, себе под нос:
   - Выживи, сволочь. Выживи, ага?
   Если сдохнет собака, не будет никаких гарантий. Возможно, заклинание смертельно для всех живых существ - а значит, план провален.
   Деньги взять неоткуда.
   Идёт ноябрь, до окончания срока едва пара месяцев. Остаётся, правда, Ацуно предложение о помощи - но как же не хочется его принимать.
   Да и не удастся без конца убегать. Когда-то же надо достать деньги.
   Отсылая матери полученные в оорайе тысячу мен, Тенки отлично сознавал, что сам загнал себя в ловушку. Что мать уверится в подозрениях, будет кричать о его фантастических доходах и раз за разом требовать больше. Вместе с деньгами сын отправил и пару строчек. Написал, чтобы мать не пыталась с ним связаться, упомянул о долге, в конце добавил, что не станет читать полученные письма.
   Мать всё равно писала. Но Тенки отсылал приходящие конверты обратно: открывать их, мало сказать, не было желания - подростка чуть ли не трясло от ярости и, кажется, обиды.
   Было бы на чего обижаться, болван.
   В конечном итоге, виновата не мать.
   То есть, не только мать. За поступки Тенки, за его выбор отвечает лишь он сам. Только он - и за опыт сплетения чужих заклинаний, и за происходящее с собакой, и за свою собственную жизнь, останется ли она при нём или нет.
   Впрочем, если помрёт, туда ему и дорога. По крайней мере люди из оорайи за ним в могилу не потащатся.
   Ах да. Бедняга Йисх.
   Тенки усмехнулся, вспомнив о поручителе. В случае смерти должника деньги будут взысканы с поручителя - как же жалко, что адепт уже не услышит цветистых Йисховых проклятий в свой адрес, а неплохой ведь шанс пополнить собственный словарь. Забавно всё повязано: мать - Тенки - оорайя - Йисх, и всех соединяет тонкая, но до чего же прочная ниточка - деньги.
   Как не увериться после этого, что деньги и впрямь единственное, управляющее миром.
   Если он останется в живых, обязательно...
   Обязательно...
   Больше никогда не станет зависеть от денег. И от чужой воли.
   Больше никогда.
  

***

  
   Окончательно понятно, что собака всё же выживет, стало на третий день.
   Но посмотреть, произошли ли в её организме необходимые изменения, Тенки осмелился лишь через ещё один день после этого, когда пёс уже нормально, пусть и без особого аппетита, ел, срал не жидким и начал потихоньку вставать, а не подползать к кормушке из последних сил.
   Злобы к мучителю собака, похоже, не питала; возможно, животное просто не понимало, по чьей вине чуть не лишилось жизни. Во всяком случае, уже на следующее утро после заклинания собака с жадностью приникла к миске с водой в руках неопытного мага и пила, разбрызгивая жидкость тряпичным розовато-белым языком. В сердцах Тенки обозвал себя нехорошо - мог бы и раньше догадаться, что пса мучила жажда, напоить его вчерашним вечером.
   Адепт постарался искупить вину: днями напролёт практически не отходил от собаки, делая перерывы лишь на еду и туалет, до блеска вымыл клетку, поменял подстилку, кормил пса, тщательно разминая мясо в однородную массу. Собака всё равно выблёвывала съеденное обратно, но Тенки тем не менее надеялся, что хоть что-то попадает внутрь и снабжает животное необходимой энергией.
  
   - Ну как? - осведомился адепт у пса, лежавшего рядом с клеткой.
   Прошла пара дней, как Тенки выпустил собаку свободно передвигаться по тренировочной - и не старался заманить её обратно в клетку, всё равно отсюда пёс не убежит. Не в таком состоянии.
   - Слушай, друг, мне нужно твоё внимание на пару минут, - хрен его знает, зачем он разговаривает с собакой.
   Тенки с отстранённым удивлением сообразил не так давно, что воспринимает пса уже не как объект для изучения. Скорее как боевого товарища, рискнувшего ради него жизнью.
   Будущий маг устроился рядом с собачьей мордой; не поднимая голову с лап, пёс блеснул полосочками белков, уставился на человека, словно спрашивая, что тому надо. Зрачки его, казалось, вернулись в нормальное состояние, во всяком случае, ясно прослеживался карий цвет радужки, а большим Тенки не интересовался - видит его пёс, и ладно. Казалось, правда, что зрачки собаки даже уменьшились против прежнего, хотя проверить это нинъе не мог.
   - Лежи спокойно, ага? - улыбнулся адепт, раскрыл справочник часто используемых заклинаний, затёртый до дыр на сгибах, устроил на коленях.
   Пёс не подводил, лежал послушно - да и чего ему. Магия, которой ощупывал сейчас его энергетическую оболочку Тенки, влияния на состояние собаки не оказывала, работала как определитель. Нинъе проверял, успешно ли завершилось преобразование: если "маска вора" прижилась, аура пса отреагирует на некоторые из считалочек. А пунктов проверки всего пять.
   Зрение. Смутно, но реакция есть. Галочку к зрению.
   Скорость. Ох, как смутно. Но всё же - есть.
   Мускульная сила. Дурацкое название. Кажется, изменения есть. Или только кажется? Вопрос.
   Обоняние. Очень слабо. Но есть.
   Слух. Слабо, смутно. Есть? Кажется, есть. Галочка.
   Интересно, что разнятся заклинания на силу и скорость. Тенки был почему-то склонен считать, что скорость зависит от силы - но, получается, прежние маги видели этот вопрос по-другому. Хотя сейчас это неважно.
   Что же выходит?
   Результат нинъе не обрадовал. Вместо ожидаемых зашкаливаний по всем параметрам аура пса едва-едва показывала наличие изменений. Слабых, жалких изменений.
   Неужели это всё, на что способна "маска вора"? Или пока Тенки не обеспечит животному нескончаемый приток энергии, заклинание не проявит себя во всей красе?
   Впрочем, если подумать, так и должно быть, ведь "маска вора" замкнута на "кровососке" от Эллгине. Теперь нужна кровь, чтобы закрепить связь заклинаний и "зарядить" всю плетёнку. Чья-то кровь - которая послужит своеобразным мостиком между "жертвой" и "вором", снабжая последнего энергией.
   Но эксперимент с кровью ему придётся поставить на себе.
   Ни кормить собаку собственной - а откуда взять чужую? - ни приносить на заклание школьных хомяков Тенки не будет. Да и не хочется превращать пса в смертоносную машину-убийцу, да и не сработает, скорее всего, хомячья энергия для собаки-то - это и Эллгине писал, кровь должна принадлежать существу одной породы. Да и не... словом, не будет.
   Зачаточные признаки внутренних изменений пёс показал.
   Чего же больше?
   Свою роль бездомная дворняга выполнила.
   Вот и отлично.
   Ещё денёк, и Тенки вернёт пса на родные тому улицы. И попрощается с великой благодарностью в душе. Без притока энергии "маска вора" не активируется, и собака ничем не будет отличаться от тысяч других бездомных тварей.
   Довести эксперимент до конца Тенки предстоит на себе.
   - Спасибо, ага? - нинъе протянул руку, потрепал собаку по холке. - Спасибо.
   Вот сделан и ещё один шажок.
   Ещё одно решение принято.
  

Середина ноября

  
   К своему собственному преображению Тенки тщательно подготовился. Наученный опытом с собакой, адепт приготовил пару бутылей с водой, притащил из комнаты матрац, разделся, оставив на теле одни лишь лёгкие шорты - если что, не жалко, - и ничего не ел полтора дня.
   Возможно, именно поэтому постепенно копившийся в душе страх - что не покидал его несколько месяцев, ощущался постоянно, гаденьким душком протухшей рыбы - сегодня почти не чувствовался. Вместо этого голову подогревало слабое возбуждение.
   Тенки отлично понимал, что вопреки эксперименту с собакой он-то может и не выжить. Откажет организм, подведёт выносливость, что-то в заклинании пойдёт не так, мало ли возможностей. Сведёт судорогой, схватит сердце, и зови не зови на помощь - тут, в изолированной комнате, - никто не услышит. Да и нет почти никого в Королевской школе, в середине ноября, в преддверии Инея.
   Закрывая за собой дверь, запирая изнутри на ключ и подвешивая на него заклинание "матани", мешающее дотронуться до предмета, Тенки чувствовал, что шаг за шагом отрезает себе пути к отступлению. Сам. Будучи в полном сознании.
   И сейчас снова повторил мысленно, что выбор - он тоже делает сам. Только он.
   Возможно, ему уже не выйти из этой комнаты.
   Возможно, через полтора месяца, когда школа зашумит и начнутся уроки, кто-то - скорее всего Йисх - обнаружит в тренировочной третьего старшего успевший слегка подгнить труп. А рядом - две бутыли с непригодившейся водой и ключ под заклинанием "матани".
   Ну что же, в таком случае Тенки-то уже ничего не будет важно.
   И чего-чего, а убирать тренировочную его точно не заставят.
   Чем не плюс?
   И всё же начинать было страшновато. В одних коротких штанах было холодно, от того, что накануне старательно воздерживался от еды - голодно. В огромной пустой тренировочной, освещённой лишь тусклыми служебными панелями, - поразительно неуютно.
   - Ну, - произнёс Тенки вслух, - ведь всё равно нет выхода, ага?
   Для смелости ухмыльнулся.
   И с трудом подавляя желание зажмуриться, направил на себя настроенное заранее заклинание.
   Ударило его сразу же, рубануло под колени, заставляя упасть, и одновременно словно огромный пласт воздуха накатился сверху, мешая дышать. Тенки захрипел, хотел схватиться за горло - руки не слушались. Воздух будто сжимал его во всех сторон, сплющивал, превращал в безмозглое мясо.
   Пришла боль, воткнулась кинжалами в кончики пальцев, резанула по рукам, по ногам, поднимаясь выше, к туловищу, к сердцу. Нинъе раскрыл рот, но крика своего не слышал, а может, не кричал вовсе, не позволяли судорожно сжатые голосовые связки. Те же кинжалы вонзились в глаза - словно кипятком плеснули. И вслед за ними ещё одна волна боли, снова с ладоней, со ступней, вверх, выше, сильнее, на пределе переносимости.
   Кажется, он лежал.
   Повернул голову; глаза жгло, катились слёзы, мир виделся зыбким и тонул в слепящем огне.
   Пожар!
   Как жарко, как больно, горят пальцы, горят руки.
   И ничего не слышно, ничего не слышно, только монотонный шум, накатывающийся волнами и быстрое, очень быстрое, грозным набатом: бам-бам-бам!
   Это колокола. Потому что пожар. Надо бежать.
   Руки не слушались, хотя Тенки видел, что опирается на них. Но не чувствовал, как не чувствовал и ног. Огонь вокруг снедал жаром, волосы на затылке шевелились от ужаса, от дыхания пламени.
   Он умрёт. Всё кончено, он в огне.
   Кто-то устроил костёр, кто-то хотел, чтобы он умер. Кто-то запер его здесь и заложил вязанками дров, кто-то поднёс к ним огонь и теперь ждёт, когда пламя сожрёт его.
   Как не хочется умирать!
   Никто не идёт на помощь, никто не слышит крика.
   И больно, так больно. Уберите пламя! Пожалуйста, уберите огонь. Пожалуйста, не надо больше.
   Боль поднимается толчками, корёжит тело. Плещется где-то в горле, подавляя стон. А пламя не перестаёт жечь, глодая руки, пальцы, разливаясь по коже.
   Тенки раскрыл невидящие глаза, вперился в пространство - огонь вокруг сменился мертвенным синим светом, пугающе холодным. Пальцы занемели, ноги свело судорогой. И опять больно, но уже иначе. Жгучим холодом, ледяным металлом, пронзающим внутренности.
   Ох-х.
   От кончиков ступней вверх хлынула головокружительная волна, качнуло, повело, адепт почувствовал, что летит. Парит в пространстве, в бесконечной гулкой пустоте. Его перевернуло вниз головой - прокатились сухие позывы тошноты. Тенки закашлялся. Губы пересохли, горло жгло изнутри.
   Попить бы.
   Как холодно.
   Синий свет погас, затопила тьма. И только боль катилась по телу, то утихая, то наваливаясь с новой силой.
  
   - Тенки. Тенки.
   Кто-то его звал.
   Нинъе с трудом открыл глаза. Перевалился в сторону звука, отозвался, выдавливая из горла отдельные бессмысленные слоги, но голоса своего не услышал.
   - Тенки, это я.
   Отец? Отец пришёл за ним?
   - Пойдём домой, я приготовил лодку.
   Домой. Уплыть домой на лодке. Вместе с отцом.
   - Плывём, сын.
   Отец склонился над ним. Черты его лица расплывались, лишь борода с усами светлым пятном выделялись в сумерках.
   - Плывём домой.
   Тенки улыбнулся, запрокидывая голову назад. Боль ласкала тело, даря ощущение жизни. По коже ходили мурашки, дрожали светлячками боли.
   Если уйти с отцом, больше не будет больно.
   Море примет его, укачает нежными волнами. Унесёт вдаль, туда, где длится вечный покой. Где нет ни страха, ни боли. Ни несбыточных желаний, ни напрасных мечт.
   Где нет ничего.
   - Пойдём, Тенки.
   Голос отца плыл и дребезжал, временами пропадая и накатывая вновь, звал беспрестанно, настойчиво.
   - Пойдём, Тенки.
   - Пойдём, Тенки.
   - Пойдём, Тен...
   Почему отец не понимает? Тенки не может уйти.
   И ласковый плеск родных волн, брызги на лице, вода, море... отец...
   Ещё рано.
   Пусть лучше будет боль. Выламывающая суставы, выкручивающая, огненным жаром пронизывающая всё существо боль. Боль - это правильно. Боль должна быть. Боль - значит жизнь.
  
   Тенки не помнил, когда в полной, кромешной темноте вдруг прорезался прямоугольник света. В нём вырос, прокрутившись вокруг своей оси, чёрный силуэт.
   Кто это?
   Нинъе пытался разглядеть силуэт и одновременно очень боялся увидеть. Невыносимо хотелось закрыть глаза, притворить спящим, мёртвым, несуществующим. Стереть силуэт, отпечатавшийся на внутренней стороне век.
   Кто это?
   Пусть уходит, пусть уйдёт. Ох, как страшно.
   Из глубины сознания поднялась болезненная дрожь, покатилась по телу, пробирая до волоска, вырывая из глотки долгий стон. Страх бился где-то в груди, то пылая огнём, то взрываясь ледяшками холода.
   Силуэт исчез, но горящий белый прямоугольник остался.
   Тенки сжал зубы, удерживая очередной стон, попытался уйти, заползти в угол, спасаясь от ставшего невидимым врага. Выставил перед собой руки, из ладоней медленно вылезли когти. Ощерился, выпуская длинные клыки, угрожающе зарычал.
   "Не подходи ко мне, не подходи".
   Неизвестно, откуда он нападёт. Прижаться бы к стене, защитить спину.
   И снова воздух сошёлся вокруг, ударяя тупой оглушающей болью, туманя зрение. В сознание ворвалась беспощадная тьма.
  
   Пить.
   Воды, пожа...
   Пожалуйста... Дайте воды. Кто-нибудь.
   Вокруг по-прежнему была тьма.
   Тьму прорезали обжигающие колонны белого света, балки, идущие наискось.
   Пылали голубовато-ледяным странные пятна на краю поля зрения. Линии смыкались в одной точке. Три грани. Угол?
   Тенки перевернулся на живот, поднял голову. Колонны света мазнули синим, превратились в служебное освещение.
   В глазах двоилось. Не сглотнуть - нет слюны.
   Пить.
   Бутыль с водой обозначилась в сознании единственным источником жизни. Бутыль с водой, такая пузатая, прозрачная, привлекательная, стояла у стены.
   Скорее.
   Воды.
   Тенки опёрся на руки, прополз с полшага и тут же упал. Руки не держали, отзывались лишь мелкой дрожью. Как же вода?
   Ещё немного. Надо обязательно. Обязательно. Добраться до воды.
   Ещё немного. Как-нибудь. Как угодно.
   Светлые контуры бутыли плыли в глазах. Звали нежным журчанием, звенели в ушах речным плеском. Ещё чуть-чуть. Ну же.
   Почему... Зачем... Так сильно... завинчена крышка?
   Руки не слушаются. Не ощутить пальцев, не пошевелить. Ну почему же? Так близко...
   Наконец-то... подалась.
   Пить!
  
   Тенки пришёл в сознание из-за отсутствия боли. Именно из-за отсутствия - когда боль частыми толчками перекатывалась по телу, адепт не замечал другого: ни жёсткого пола, ни неудобного положения, ни холода.
   Когда же боль ушла, оставив его дышать, распростёршись на ледяном полу, дышать глубоко и спокойно, тогда проснулись все прочие чувства. Ожил озноб, набросившись на нинъе с голодной жадностью; пол обжигал холодом; тело, придавленное к нему тяжестью усталости, жаловалось на неудобства.
   Кряхтя и напоминая себе дряхлого старца, Тенки добрался до матраца, с радостным удовлетворением зарылся в мягкие складки верхней подстилки.
   И, кажется, снова заснул.
   Во всяком случае, когда уже и матрац начал ощущаться твёрдым и перестал спасать от холода, Тенки понял, что с начала эксперимента прошло немало времени.
   И понял, что останется жить. Что кризисная точка, перелом этой ночи - пройдена.
  
   Через несколько часов - хотя течения времени нинъе почти не воспринимал - был ещё один приступ. Тоже боль, бившая тело; не отпускающая трясучка-дрожь, яростная жажда и резкая, свирепая ломота в суставах и особенно тонких пальцевых косточках.
   Потом опять недолгое забытьё - тёмное, покойное море, качающее его на тихих волнах.
   И новый приступ, опять скручивающая, до безумия надоевшая боль - когда же всё закончится?
   Короткий отдых. Снова тяжёлая, надрывная, выматывающая боль. Каждый раз боль находила иные участки, чтобы вцепиться, атаковала глаза, челюсти, уши, огоньками танцевала по всей коже, заламывала пальцы, зудила комариным писком, поселяясь в локтях и коленях. Крутила пустой желудок, вызывая тошноту, заставляла захлёбываться собственной слюной, давила на грудь, мешая вздохнуть.
   И уходила, оставляя нинъе лежать в полубеспамятстве.
  
   Посещали и галлюцинации. Чаще всего чудилось, что дверь открыта и кто-то, застывший на пороге, следит за ним беспощадным взглядом, выжидая момента напасть. Отец больше не приходил; вообще никто из нинъеских знакомых не появлялся, кроме...
   Кроме светловолосой девушки.
   Элья садилась рядом с ним и молча гладила по голове. Прикосновения её ладони приносили успокоение.
   Один раз пригрезился Ацу.
   Сокурсник жёстко щурил глаза, смотрел на ничком лежащего нинъе с презрением и какой-то невыносимо высокомерной жалостью.
   "Доигрался? - говорил его взгляд. - Теперь пожинай плоды своего неблагоразумия".
   Тенки сухо усмехнулся в ответ, пытаясь сохранить последние бастионы внутреннего достоинства. Старательно удерживал на лице этот призрак кривой усмешки, пока фигура Ацу не растаяла в тусклом синеватом свете.
  
   Когда благословенные мгновения покоя стали всё чаще и дольше перемежать отступающие минуты мучительных ощущений, Тенки понял, что ещё чуть-чуть - и он вернётся в нормальную жизнь.
   Добраться до бутыли с водой уже не составляло такой трудности, - и нинъе пришёл в себя настолько, чтобы понять: голодание не слишком его спасло.
   Штаны придётся выбросить, а матрац... хорошенько отмыть.
   Похоже, организм протестовал всеми доступными ему способами, пытаясь избавиться от влияния магии, и выбрасывал, по его мнению, лишнее через любые подходящие отверстия. А последняя порция воды, которой адепт продолжал так беззаботно накачиваться, тем временем скопилась в мочевом пузыре, угрожая прорваться наружу силой, если не выпустят добром.
   Едва передвигаясь на непослушных ногах, по стеночке, Тенки добрался до двери. И отпустил крепкое словцо, вспомнив, что ключ под "матани" остался рядом с изголовьем.
   Вернулся, удивляясь сумасшедшему биению сердца и прерывистому дыханию - сделал-то всего пять шагов туда да пять обратно. Хотел подобрать ключ и свалился: пол властно потянул к себе, уложил лицом в матрац. Так Тенки и лежал, ощущая под ладонью холодноватую сферу "матани", ждал, когда успокоится дыхание, утихнет бешеное сердцебиение.
   Мочевой пузырь чуть ли не пульсировал.
   Не хватало ещё раз обоссаться.
   Немного придя в себя, Тенки привалился к стене, глянул на "матани". Хватит ли сейчас у него сил снять заклинание? Будь нинъе в обычном состоянии, убрать "матани" он сумел бы щелчком пальцев.
   А так...
   Простое сосредоточение вызвало волны тошноты, мгновенно распространившиеся по всему телу. Показалось, даже пальцы ног согнулись в рвотном позыве. Превозмогая эти позывы, Тенки посылал энергию в ладонь, почти касаясь сферы. Хоть чуть-чуть. Хоть самую капельку. Самую малость, только чтобы разомкнуть "матани".
   Энергию пришлось буквально собирать по крупицам - неудивительно, что его так шатает. Похоже, сейчас его смог бы одолеть и пьяный хомяк. Без какой-то магии, одним пинком.
   Нехотя послушавшись магического прикосновения, сфера лопнула. Пальцы Тенки сомкнулись на ключе; на губах сама собой появилась усталая, полудохлая, но тем не менее победная улыбка.
   Однако не время расслабляться.
   Путь до унитаза ещё далёк.
  
   Тенки ожидал, что свет резанёт его по глазам после выхода из тускло освещённой тренировочной. Ожидал, хоть и не знал, день сейчас или ночь, утро или вечер. Дверь потому адепт открывал осторожно, заранее сощурившись, и смотрел в пол, лишь краем глаза позволяя себе улавливать окружающее. И только убедившись в отсутствии избыточной яркости, наконец отважился глянуть на окна классной комнаты.
   Увидел прозрачно-светлое голубое небо.
   День.
   Судя по отсутствию в пределах видимости солнца, приблизительно полдень или утро, светило ещё не успело перебраться на западную сторону.
   Чуть ли не сутки, значит, провалялся Тенки в тренировочной.
  
   До уборной адепт добирался веками. Какой-то придурок распланировал третий этаж так, что аудитория боевой магии находилась за тридевять земель от цели, и Тенки успел проклясть всё и вся, пока пробирался по коридору, цепляясь за стенку. Стоило хоть немного от стены отлипнуть, как мир кругами начинал вращаться вокруг бедняги-нинъе и напоминать о бренности его земного существования.
   С непередаваемым удовольствием облегчив физические страдания, Тенки стащил грязные шорты и с кривой ухмылкой запихал в помойное ведёрко. Кое-как помылся водой из-под крана над маленькой школьной раковиной, ещё несколько раз прошёлся по поводу идиота-архитектора.
   Глянул в зеркало. Всмотрелся в собственное лицо, так хорошо ему знакомое. Искал изменения.
   И не нашёл.
   Конечно, какие-то изменения, безусловно, обнаружились. Глаза ввалились, украсились хорошими синяками, блестели как-то подозрительно, будто владелец их собрался вот-вот зарыдать. Вся рожа вытянулась, словно принадлежала обделённому наследнику барона на похоронах отца. Губы побелели - Тенки дотронулся - были сухими, шелушились.
   Но в остальном - из зеркала на него пялился всё тот же старый добрый нинъе, причём едва ли не ухмылялся, что в подобных обстоятельствах казалось несколько странным. Впрочем - Тенки знал точно - этот парень по жизни любил ухмыльнуться, особенно в неподходящих обстоятельствах.
   Адепт потянулся было к выключателю, хотел зажечь свет, рассмотреть себя подробнее - хотя в узком прямоугольнике настенного зеркала еле помещалась одна только рожа, - но передумал. Всё ещё казалось почему-то, стоит включить яркие потолочные панели, как свет его ослепит, вобьёт в землю, уничтожит.
   Вот если теперь у него боязнь искусственного освещения появится - вообще чудесно. Слов нет как чудесно.
   Нет уж.
   Обречён ли он теперь вечно пугаться света или всё же сможет жить нормально, лучше узнать сразу.
   Решительно Тенки мазнул ладонью по кристаллу.
   Панели зажигались медленно, будто неохотно. Постепенно прибавлялся слегка мертвенный, не то чтобы пугающий - неприятный, неживой свет. Неприятный, но вполне терпимый.
   Оперевшись руками о края раковины, Тенки снова приблизил лицо к зеркалу.
   Только что беспокоившая его возможность зарождающейся фобии исчезла, будто не существовала.
   Вниманием адепта завладело совсем иное.
   Изменения и в самом деле наличествовали.
   Из зеркала на него смотрел теперь в высшей степени серьёзный Тенки. Смотрел чересчур блестящими после эксперимента глазами. И от избытка света зрачки в этих глазах сошлись в маленькие веретёноподобные овалы.
  

Конец ноября, Огненный город

  
   Вопреки ожиданиям Тенки, после применения заклинания слабость не уходила. Выбравшись из тренировочной, он несколько дней провалялся в постели; не спал, не бодрствовал, находился в странном полузабытье, не различая ни дня, ни ночи. Желудок нинъе поначалу отвергал любую пищу. От первой же попытки поесть адепта скрутило не на шутку - вот тогда он и впрямь подумал, что пришло время помирать. По прошествии почти недели Тенки с тусклым удивлением понял, что наибольший подъём сил испытывал на следующее утро после заклятия, а потом нахлынуло серое, мутное бессилие, лишившее его малейших желаний.
   Необычная форма зрачков не менялась, на свету они по-прежнему мгновенно сужались в кошачьи полосочки; впрочем, это - единственное заметное глазу - изменение адепту даже нравилось.
   Кроме же глаз, других признаков, свидетельствующих об успешном преображении, Тенки не нашёл. Да и никак не мог встряхнуть себя и заняться исследованием собственного организма плотнее: серая муть в сознании не проходила.
   Что хуже всего - порой беспамятство овладевало нинъе настолько, что он переставал замечать свои передвижения. То оказывался на первом общежитском этаже, в небольшой кухонке, ощущал себя жадно хлебающим ледяную воду прямо из-под крана; то обнаруживал, что стоит перед лестницей и пытается понять, как сюда попал и куда вообще направлялся. И с каждым разом радиус этих бессознательных перемещений увеличивался: если поначалу Тенки разгуливал лишь по общежитскому крылу, то потом всё чаще стал "просыпаться" в учебных коридорах, в холле первого этажа, а то и совсем - на территории школы, под открытым небом - как и был, в спортивных штанах и майке, домашнем наряде.
   Это весьма бы адепта обеспокоило - если бы постоянное равнодушие ко всему позволило бы ему по-настоящему заинтересоваться собственным состоянием.
  

***

  
   То, что на него опять накатил припадок лунатизма, Тенки сообразил, когда увидел прямо перед лицом свои стиснутые на решётке пальцы: он стоял у главных школьных ворот и почему-то тоскливо смотрел наружу.
   Ветер, холодный даже для конца ноября, насквозь пронизывал лёгкую ткань домашней майки. От очередного ледяного порыва по всему телу нинъе прошла долгая дрожь, от щиколоток до затылка.
   - Бр-р, - сказал себе Тенки. С трудом отнял затёкшие руки от решётки - и чего вцепился в неё, как дурак?
   Повернулся, чтобы идти назад, домой, глянул на высокое школьное здание. В серо-голубом небе бежали облака. На миг показалось, что здание наклоняется над Тенки, неотвратимо грозя упасть, раздавить.
   Только оно в самом деле падало.
   Тенки застыл, не в состоянии свести взгляда с накренившейся школы. Мозг кричал: "беги!" - но тело не слушалось. Тень от здания накрыла его с головой, острый край крыши приблизился, нинъе увидел стену так близко, что мог разглядеть малейшую трещину в кладке.
   И ветер вдруг подхватил его, заставил упасть, растеряться, где низ, где верх. А потом взмахнуть руками и лететь.
  
   Вокруг было шумно. И холодно.
   Тенки открыл глаза, поморщился: тут ещё и воняло. Вернее всего, человеческой мочой, хотя к этому аромату примешивался и запах гнилой селёдки, тухлых яиц и почему-то дешёвых женских духов.
   Огляделся. Он находился в узком пространстве, заставленном огромными контейнерами. Помойный угол - теперь ясен источник вони. Нинъе поднялся, сел, приваливаясь к стене - та жгла холодом, но без опоры смертельно кружилась голова. Судя по фонарям, оранжевый свет которых виднелся из Тенкиного тупика, сейчас ночь. А судя по воплям и музыке, разносящейся вокруг - он или в развлекательном квартале, или...
   Фестивали Инея?!
   Да нет... Рано ещё. Ещё ведь только ноябрь.
   Только Тенки никак не мог сообразить, какое число. И как сюда попал, сообразить не мог тоже.
   С трудом собирая разъезжающиеся ноги, нинъе встал. Попробовал сделать пару шагов, не отнимая руки от стены. К выходу, к музыке.
   Перед ним открылась широкая улица. Сновали люди. На грязного парня, в неуклюжей позе застывшего в тёмном проулке, никто не обращал внимания.
   На миг Тенки засомневался, стоит ли выходить. Хотелось вернуться к помойке, забиться в угол, заснуть, устроившись на мешках с мусором. Однако изнутри нинъе грызло невнятное беспокойство, гнало куда-то идти, что-то делать.
   Медленно адепт выбрался из проулка, с сожалением оставляя спасительную темноту. Побрёл по улице, не совсем понимая, куда идёт.
   Надо было довести заклинание до конца. Вот что было важно.
   Его прервали, и он не успел закончить опыт. Чего-то не хватало. Какого-то компонента. Этот компонент надо достать. Завершить трансформацию.
   Но Тенки забыл, что это было такое.
  
   Кто-то тряс его за плечо и что-то говорил. Возбуждённым, высоким голосом - неприятно.
   Чтобы прогнать неизвестного, Тенки оскалил зубы. Зарычал, не открывая глаз.
   Чужая рука исчезла. Но голоса не исчезали, мало того, увеличились и переплетались друг с другом. Состояние это вызывало в памяти что-то давно позабытое, что-то из детства. Голоса над его головой. Обсуждают его судьбу.
   Через силу Тенки поднял веки. Сначала мутными, неясными красками, потом постепенно прибавляя яркости и чёткости, вырисовались лица. Женщина элхе. Мужчина. Женщина смотрела одновременно брезгливо и жалеюще. У неё были блестящие розовые губы.
   - ...оставь, пойдём... - говорил кто-то.
   Женщина глядела на нинъе.
   - Извини, - сказал ей Тенки. Неизвестно отчего улыбнулся. То есть, хотел улыбнуться, но получилось плохо - она испугалась, отшатнулась к мужчине.
   - ...бродяга, бездомный... опасен... - нудил чужой голос.
   - Уходи, - согласился Тенки. Снова закрыл глаза, откидываясь назад, растворяясь в блаженстве несуществования. На самом краю ласковой тьмы задержался - слух уловил слова. "Тебе надо попить. Выпить воды".
   В губы ткнулось что-то металлически твёрдое. По подбородку, шее полилась прохладная жидкость. Тенки снова открыл глаза - кто-то держал у его рта фляжку. Вода.
   Адепт жадно присосался к горлышку. Не подозревал, что так хотел пить.
   Вода смачивала пересохшие губы, приятно лилась по горлу. Тенки всё глотал, глотал, не мог остановиться, пока не выхлебал всю фляжку.
   - Потерпи, - произнёс женский голос. - Сейчас мы сходим ещё за водой. Ты сходишь, Ольви?
   - Ты хочешь, чтобы я оставил тебя одну с этим? - голос мужской, враждебный.
   - Пожалуйста, - женский, настойчивый.
   Женщина находилась совсем рядом, присела на корточки, держала фляжку. Но смотрела вверх, на кого-то, Тенки невидимого. Другим человеком нинъе не заинтересовался, уставился на женское лицо.
   Она была так близко, что Тенки чувствовал её запах. Её - не тот фальшивый, происходящий от шампуней и духов, а настоящий - запах её тела.
   Наверху что-то качнулось, по земле двинулись тени. Женщина вздохнула, взглянула на него.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросила обеспокоенно.
   Тенки хорошо себя чувствовал. Почти прекрасно - вот только была бы она ещё ближе. Непреодолимой силой повело коснуться её лица, открытой шеи с намотанными в несколько рядов ожерельями. Адепт крепко сжал зубы, умеряя неуместное желание.
   - Ты откуда? Где ты живёшь? - она всё спрашивала, чудачка.
   Во рту появилось странное сухое жжение. Языку сделалось неуютно в тесном пространстве за зубами, Тенки приоткрыл губы, хватая воздух.
   Стало только хуже: закружился мир вокруг, желудок скрутился, будто его выжимали, как старую половую тряпку.
   - Ты в порядке? - снова спросила она, наклонилась к нему, всмотрелась в лицо.
   Она была живая. Живая, настоящая, от неё веяло теплом.
   - Ну чего же ты молчишь? - произнесла женщина почти с отчаянием. - Что нам с тобой делать? Ты понимаешь меня?
   Тенки хотел ей ответить, что отлично понимает. Не стоит принимать его за провинциала-неуча. Он отлично говорит по-элхески.
   Пусть только придвинется ещё поближе. Ещё чуть-чуть.
   Нинъе смертельно хотелось её поцеловать. Прямо в губы, а потом впиться зубами, схватить за горло, убивая крик. Навалиться, прижать к земле и вцепиться в шею, такую нежную, такую тёплую, светлую.
   - Да где же Ольви? - она с досадой отвела взгляд, посмотрела куда-то вверх.
   Перебирая руками по земле, Тенки по стенке отъехал от женщины. Отодвинулся в сторону, стараясь, чтобы меж ними образовалось порядочное расстояние.
   Потом встал, по-прежнему помогая себе руками, опираясь на стену. Женщина элхе осталась сидеть на земле, смотрела удивлённо снизу вверх.
   Тенки усмехнулся. Хорошая. Красивая.
   Только нельзя.
   Эту - нельзя.
   - Ты куда? - спросила она растерянно.
   Отвечать адепт не стал. Отцепился от стены - шатнуло; двинулся от женщины, попятился, затем повернулся и быстро, как только мог, зашагал прочь. Надо было уйти от неё подальше. Как можно дальше.
   Женщина его не останавливала.
   Хорошая. Умная.
  
   Тенки шёл по улице, вокруг прыгали, кричали, пели гимны разодетые маски. Гремела музыка, мимо пробегали люди, смеялись, что-то вопили. С неба падали золотые пряди ленточных фейерверков, пылали огни праздника. Адепта толкали, хватали за руки, несколько раз пытались втянуть в прыгающий круг - танцевали. Но хватающие заглядывали в лицо, и руки исчезали. Празднующие отшатывались.
   Здесь было слишком много людей. До невыносимости.
   Нинъе скалил зубы, чтобы мешать им приближаться. Выставлял клыки на обозрение, отгоняя, отпугивая редких смельчаков из шумной толпы.
   Тенки шёл, не смотря по сторонам. Стоило остановить взгляд на ком-то в этом человеческом сборище, как тело, казалось, переставало слушаться, самопроизвольно устремлялось вперёд. В мозгу зажигалась одна мысль: схватить, вытащить из толпы, вцепиться. Вскрыть горло.
   Поэтому старался не смотреть. Шёл, уставившись под ноги, хотя всё равно ничего определённого не видел. Здесь было чересчур опасно.
   Убраться в тёмное, малоосвещённое место. Охотиться можно только там.
   Но сегодня, казалось, во всём городе не осталось малоосвещённых мест.
  
   Через несколько столетий, когда шум вокруг начал утихать, уходить на задворки разума, когда разноцветные огни фейерверков стали зажигаться всё реже, Тенки обнаружил себя стоящим за углом здания в очередном переулке.
   Что привело его в сознание, адепт понял сразу.
   Зверский, смертельный голод, слившийся с облегчением: добыча найдена, место подходит.
   Опять непроизвольно раскрылся рот, вывалился язык; не останавливаясь, потекла слюна. Зубы, верхние клыки, нижние, ожили, зашевелились сами по себе, словно готовились хватать и впиваться.
   Впереди, в двух десятках шагов, вошедший с другого конца переулка, переваливался человек. Шёл медленно, неуверенно, и говорил сам с собой.
   Тенки глянул в его лицо - увидел совсем близко, будто на расстоянии протянутой руки, невзирая на темноту вокруг, на его смазанные, неуклюжие движения. Увидел бездумные, затуманенные глаза, слюнявый, не останавливаясь, бормочущий что-то рот. Человек не замечал адепта. Похоже, он вообще ничего не замечал. И всё двигался, подходил ближе, ближе, всё ближе.
   Тенки напрягся.
   До добычи оставалось несколько шагов, когда голод не выдержал и стеганул нинъе яростным "вперёд!". Тенки прыгнул, на лету выставил перед собой руки со скрюченными пальцами, согнул правую в локте, механически прицеливаясь; попал человеку в шею, отбросил назад. Навалился всем телом, прижимая к земле, быстро, не давая жертве сообразить, что происходит, вцепился в горло.
   Артерию с кровью искать не пришлось: её Тенки чувствовал.
   Клыки прорвали кожу, на язык потекла горячая, отдающая железом жидкость. Совсем немного, хватило и глотка, чтобы сознания охотника и жертвы сцепились в одно целое. Тенки ощутил мгновенную боль в своей собственной шее, боль острую и невыносимо желанную. Вырвался неудержимый стон удовольствия - так сильно было пронзившее его ощущение блаженства.
   Приятнее любовных ласк, острее самого пика наслаждения, безумнее любой страсти. Словно бесконечный миг оргазма слился с ощущениями бабочки, трепещущей на острие иглы коллекционера.
   Жизнь, жизнь наполняла его, циркулировала по организму, вибрировала в каждой клеточке. Жизнь возвращалась к нему, касалась лица нежным ласковым дыханием, шевелила волосы, овевала кожу. Жизнь, прекрасная, неповторимая, драгоценная жизнь входила в его тело, и Тенки никак не мог насытиться, не мог оторвать окровавленных губ, прервать соединение.
   Он выбрал всю энергию, до последней крохи, опустошил всё.
   Только тогда сумел наконец отстраниться, приподнялся на руках, облизнул губы, ещё хранившие такой неповторимый, чудесный вкус крови. Вкус жизни.
   Сознание прояснилось - кажется, такой ясности Тенки не чувствовал никогда. Ночь была замечательной, самой прекрасной в мире. Голова наполнилась звоном, чужим весельем - где-то неподалёку шумел праздник; ветер принёс ароматы фестиваля: аппетитные запахи лоточной еды, сухой перхотный дым фейерверков, холодный воздух зимы. Нинъе поднял к небу лицо, увидел высоко над собой с дикой скоростью бегущие облака, оранжево-серые в фиолетовой глубине.
   Тело было ему послушно, как никогда - адепт с поразительной лёгкостью вскочил, с наслаждением сжал и разжал кулаки, радуясь яркости ощущений, тёплой шершавости собственных ладоней. Хотелось бежать, танцевать, петь - и холодный ветер, растерянно мятущийся вокруг, словно звал его поскорее лететь.
   Тенки глянул на человека у своих ног. По шее лежащего стекала чёрная в полутьме кровь. Энергии уже в ней не было, и желания приникнуть, собрать в ладони драгоценную жидкость не возникло - да и не считалась она уже драгоценной без энергии, без жизни.
   Человек был мёртв - Тенки понимал это так же хорошо, так же ясно, как ощущал сейчас жизнь в каждом уголке собственного тела.
   Человек был мёртв - но он, Тенки, жил.
   Адепт перескочил через труп и, не оглядываясь, устремился к выходу из переулка - не чувствуя ни своей скорости, ни ледяного ветра в лицо, ни каких-либо ненужных эмоций, ничего, кроме безудержного счастья, радости жить.
  

***

  
   Нати брёл по улице, проклиная всё на свете. Холод, щипавший за щёки и нос - вот-вот снег пойдёт; пьянь, то ли дело попадавшуюся навстречу - аж до самого рассвета веселились, гады; это промозглое, серое утро, которое казалось всего лишь продолжением ночи; и прежде всего своего наставника, много думающего о себе ментальника, учителя-эгоиста Виллемиса.
   О, как не повезло ему выбрать именно это безобидное на вид чудовище своим наставником! О, знал бы он, каких усилий ему будет стоить звание боевого мага, через какие мучения придётся пройти, чтобы блистательно завершить практику и наконец получить место!
   И ладно ещё старания, которые приходилось прикладывать на учебной ниве. В последнюю ночь Инея вытащить его из дома, чтобы заставить до рассвета - нет, до Рассвета! - искать неизвестного мальчишку-адепта, загулявшего невесть где на улицах огромной столицы?! Вынудить зябнуть, сосредоточенно меряя шагами улицы, когда вокруг шумят и пляшут, когда в небо медленно поднимаются потерявшие пыл на исходе фестивалей огни, когда город полнится толпами, и искать иголку в стоге сена, парня-третьекурсника, которого не видел ни разу в жизни?!
   Поначалу Нати ломал себе голову, придумывая, чем мог провиниться перед наставником - ведь как иначе объяснить подобный приказ? Но ничего не придумывалось, ни одной погрешности практикант вспомнить не сумел; да чего там, не то что нехороших делишек за ним вот уже с полгода как не водилось, так ведь и не планировал ничего, не намеревался, и сколько ни пытался бы увидеть его замыслы ментальник Виллемис - не было никаких замыслов, не было, и всё тут. Так за что же?!
   Потом уже и размышлять перестал, просто бродил по улицам, удерживая в памяти описание, данное Виллемисом: мальчишка нинъе семнадцати лет, светловолосый, среднего роста, возможно, одет в форму Королевской школы, аура неопределившегося, уровень силы приблизительно два ноль семь.
   Два ноль семь - это на третьем курсе. Нати хмыкнул. Неплохо, парень вряд ли останется адептом. Скорее всего, выберет определённый полюс, причём произойдёт это весьма скоро, третий же курс. Выпускной экзамен для третьекурсников означает при успешной сдаче получение третьей магической степени. При уровне два ноль семь это не должно составить труда.
   Нати сухо усмехнулся: его собственный уровень по итогам первой половины третьего курса - сколько же лет назад это было! - равнялся двум ноль пяти. На курсе он считался одним из лучших - но и ему пришлось поднапрячься на экзамене.
   Хотя, конечно, сейчас, после пяти лет обучения на старших курсах, полутора лет практики, он бы справился с теми заданиями одной левой.
   В начале ночи, когда, поднятый на ноги Виллемисом, Нати оказался в городе, растерянный, плохо соображающий, он страшно злился на потерявшегося - сбежавшего? - адепта-малолетку. Не иначе, думал Нати, пацан пошёл веселиться в город, ну и напоролся на лихих молодцев, обчистивших карманы юного студиозуса, да и подбодривших мальчишку хорошим ударом по затылку. И валяется сейчас этот нинъе в одном из тупичков в развлекательных кварталах, с блаженной улыбкой на лице и пробитой башкой, а они, практиканты, давай работай, ищи дурака.
   А адепт наверняка находился без сознания: наставник не раз пытался с ним связаться - не получалось. Вот теперь и ищи его свищи на продуваемых насквозь - треклятая городская планировка - улицах.
   Нати поплотнее укутался в куртку, спрятал в рукава пальцы. Глянул вперёд, одновременно вжимая шею в плечи - уж больно холодный дул ветер. И вырвалось вдруг удивлённое:
   - О!
   Нет, светловолосого адепта-нинъе с потенциальной магической силой, примерно равной двум ноль семи, он не увидел. Вовсе нет.
   Совсем рядом, буквально шагах в десяти, находился кто-то, чья сила эти два ноль семь намного превышала - и Нати завертел головой по сторонам, разыскивая знакомого, потому что подобный уровень не мог принадлежать адепту. Впрочем, практикант знал: не одного его Виллемис отправил этой ночью ловить пропавшего мальчишку, стало быть, Нати ждала встреча с коллегой по розыску.
   Практикант установил приблизительное местонахождение мага, внезапно понял, на что глядит и смутился. Хотя куда там простому "смутился" - Нати залился краской от шеи до корней волос. Чтобы вот так вот ласкать друг друга на виду у всех, на открытой чужим взорам улице, да ещё и... Подобного практикант раньше не видел.
   Полураздетая девушка распростёрлась на стене, хватаясь свободной рукой за голову партнёра. Вторая её рука исчезала под складками ткани, пленённая опущенным рукавом, и на обжигающий декабрьский ветер были беззастенчиво выставлены обнажённое плечо, тоненькая линия ключицы, грудь. Парень, тот самый, чья сила заставила Нати встрепенуться, касался закинутой на бедро ноги девушки, тоже оголённой без страха перед холодом, и поддерживал тело партнёрши на весу. Лица его Нати разглядеть не мог.
   Практикант сосредоточился, пытаясь рассмотреть ауру, отметил про себя, что из одежды на парне лишь штаны и майка - и, как девушка, он будто ничуть не ощущает холода: о, что страсть творит с людьми. И тогда этот маг, словно услыхав зов, оторвался от девушки, обернулся.
   Нати его не знал. Да и не мог знать - перед ним был совсем мальчишка. И не элхеский мальчишка, шепнул разум, указывая на некоторую неправильность черт, грубоватую лепку, круглое широкоскулое лицо.
   Нинъеский светловолосый мальчишка с заметной сразу магической силой.
   И одежда! На штанах эмблема Королевской школы!
   Это он!
   Это тот самый, о ком говорил учитель!
   Нати поспешил к парню, бросился наперерез через улицу и остановился, всмотревшись в лицо. Да, наверняка, перед ним стоял пропавший, третьекурсник-адепт, только... только сейчас его переполняла сила, превосходящая доступный третьекурснику уровень чуть ли не в полтора раза. От светловолосого веяло поразительной энергией, сила словно бурлила в нём, кипела, подавляла.
   Адепт улыбнулся. Тихо, мило, дружелюбно. Будто увидел давно знакомого и уважаемого старшего - но Нати, пусть и был старшим, встречался с ним впервые.
   Мальчишка раскрыл губы, произнёс легко:
   - Привет!
   Нати посмотрел через его плечо на девушку, полураздетую темноволосую нинъе: та пришла в себя, поправляла платье, куталась, не уделяя никакого внимания внезапно появившемуся зрителю. Она выглядела невменяемой - но скорее всего, просто была пьяна.
   - Это ты... - практикант помедлил, пытаясь отыскать в памяти имя пропавшего - что-то простое, односложное, - это ведь ты ушёл из школы?
   - В смысле ушёл из школы? - благодушно осведомился адепт.
   - Третий курс Королевской школы? - взял себя в руки Нати.
   Подросток кивнул, подобрался.
   - Как твоя фамилия? - избрал Нати простой путь.
   - Ли. Тенки.
   Ах да, точно. Тенки Ли.
   - Отлично, - выдохнул практикант с облегчением: он не ошибся, и адепт не стал запираться, плести чушь. - Пойдёшь со мной.
   - Куда это? Ты вообще кто? - светловолосый, как и девушка, казался слегка пьяным, неадекватным.
   - Моё имя Наттимеи Идаари, Королевская школа, практикант второго года.
   Всё-таки адепт ещё соображал: вытянулся, опустил руки по швам, с лица сползла бездумная ухмылка. Понял, что говорит со старшим.
   - Идём, - Нати повернулся, не ожидая возражений.
   Их, собственно, и не последовало. Оглянуться мага заставила неясная возня за спиной.
   Девушка что-то говорила светловолосому, говорила тихим гневным голосом, хмурила брови.
   Нати прислушался - любопытство его никогда не покидало.
   - Кто это ещё, - шептала нинъе, - ты идёшь с ним? А я? Ну ты...
   - По своей воле я б никогда тебя не оставил, - будь Нати девушкой, плюнул бы негодяю в рожу - ясно же, играет, смеётся. Но темноволосая посмотрела испытующе, будто готова была поверить.
   Нати наблюдал - адепт, всё улыбаясь, коснулся руки девушки, положил ладонь ей на бедро, притянул; темноволосая не только не отстранилась, но и вовсе прильнула к нахалу. Тогда практикант прочистил горло, оглашая пустынную улицу нарочитым кашлем.
   - Иду-иду, - откликнулся парень.
   Нати свернул в первый подходящий переулок. Чтобы связаться с наставником, необходимо было остановиться; краем глаза практикант посмотрел, следует ли за ним нашедшийся адепт - тот покорно шёл, глазея по сторонам. Безалаберный вид светловолосого нинъе не нравился старшему, но упрекать подростка не имело смысла. Пусть всё, что надо, скажет учитель.
   Помассировав виски - давняя привычка, бессмысленная, как большинство привычек, Нати сосредоточился. Старательно произнёс слово-заклятие, помогающее собраться, потянулся в далёкое, чуждое пространство, отыскивая сознание учителя, посылая лишь ему предназначенный сигнал.
   Чёрное безбрежное поле молчало, никто не отзывался. Ни признака жизни, ни дуновения - далеко ещё, далеко, далеко.
   - Неумёх-ха.
   Оброненное словечко выдернуло Нати из транса мыслепередачи. Практикант глянул на адепта. Невероятно, невозможно, не ослышался ли он? Но светловолосый подросток скалил зубы, не оставляя почвы для сомнений: это он только что назвал старшего неумёхой.
   - Что ты сказал? - попробовал Нати призвать младшего к ответу.
   - Неумёха, - во взгляде адепта сквозило превосходство.
   "Что ты себе позволяешь?!" - чуть не накинулся на него практикант. Как смеет мальчишка-адепт так обращаться к старшему? Что за взгляд, что за поза, в конце концов?
   Но связываться с малолетним, да ещё и явно находящимся в состоянии алкогольного либо же наркотического опьянения адептом было глупо. Такого не призовёшь к порядку.
   Наттимеи презрительно фыркнул, отвернулся. Коснулся висков, вздохнул глубоко. Сосредоточился.
   - Помочь? - да чего неймётся этому малахольному?
   Светловолосый, нахально улыбаясь, скользнул ближе и неожиданно плавным движением оказался совсем рядом, так что Нати заглянул в зелёные глаза с ненормально расширенными зрачками. На миг в сознании мелькнула ужасающая мысль, что чокнувшийся адепт собирается его поцеловать, но случилось нечто гораздо более невообразимое: сумасшедший мальчишка впился зубами в его ухо.
   Нати не успел ни отклониться, ни оттолкнуть ненормального - боль пронзила тело и вдруг лишила его возможности двигаться, сковала по рукам и ногам. Практикант застыл, а острая эта боль превратилась в невыносимое счастье, подавляющее волю, и показалось, будто огромный кристальный шар, сверкая гранями, катится на него с вершины горы, и шар этот есть весь мир, и мир вбирает его в себя и растворяет.
   В ушах зазвенело от прилива энергии, чёрное пространство зова нахлынуло на него, закрутило, и почему-то мгновенно быстро, как не бывало никогда, он нащупал сознание учителя и прокричал: "Я нашёл его, я нашёл!".
   Ниточка оборвалась с передачей образа, и одновременно ушло и счастье-боль, прекратилось, словно никогда не приходило.
   Задыхаясь от эмоций, с абсолютной пустотой в голове, Нати уставился на довольное лицо адепта и проговорил:
   - Идём к учителю, он ждёт.
   Из прокушенного уха по шее тёплой струйкой стекала кровь.
  

***

  
   Незнакомый Тенки рыжий элхе, назвавшийся магом-практикантом, притащил его к невысокому домику на одной из городских улиц. Самому Тенки прежде здесь бывать не приходилось, пейзажи эти он видел впервые. Тихая узкая улочка, спускавшаяся с холма незаметной высоты, одинаковые двухэтажные дома по обеим сторонам дороги, окрашенные в нежные пастельные тона. Дом, чью калитку хозяйским жестом отворил рыжий, в оранжево-розовых лучах восхода казался жемчужным; на самом же деле, скорее всего, был просто бежевым.
   Всю дорогу, что вёл адепта из центра города к этим окраинам, рыжий маг странно озирался, смотрел настороженно, словно подозревал за Тенки тысячу грехов. Такое поведение было, впрочем, оправданным - нинъе сам не мог себе ответить, какого хрена ему вдруг вздумалось вцепиться старшему в ухо. Разве что... В длинных элхеских ушах рыжего качались серьги. В каждом ухе по несколько штук - подобного излишества не позволял себе даже постоянно таскавший украшения Ацу, а у этого просто целая лавка драгоценностей свисала из-под неровно подстриженных рыжих прядей.
   Да и сам старший с этими его ярко-рыжими волосами оказался видным парнем с весёлой рожей - с таким, верно, любопытно бы пошляться по городу, позадирать симпатичных девчонок.
   Только теперь он вряд ли отправится куда-нибудь с Тенки - куда бы то ни было.
   - Подожди, - скомандовал рыжий, метнув на адепта очередной неласковый взгляд. - Никуда не уходи, понял?
   Тенки добродушно кивнул: чего ему, жаль, что ли? Постоит тут, ему вообще всё равно, где стоять и что делать, до того хорошо. Нинъе наслаждался каждой секундой, каждым своим вздохом - и воздух пах свежестью, и встающее солнце рассыпало цвета, каких он раньше никогда не видел. Чего же ещё надо, когда можно вот так любоваться окружающим и продолжать жить?
   За течением времени Тенки не следил - наверное, поэтому показалось, прошло не более минуты, когда дверь снова распахнулась и на пороге её появился Виллемис.
   Учитель был облачён в голубой шёлковый халат с пушистой оторочкой на воротнике и рукавах. В небрежно - или тщательно продуманно? - распахнутом вороте виднелась бледнокожая безволосая грудь. Поясок халатика был завязан низко на бёдрах кокетливым бантиком.
   - А-ах, - протяжно обрадовался Небесный, - нашёлся! Благодарю, Идаари.
   Из-за плеча Виллемиса торчала огненная голова мага-практиканта, вид у него был по-прежнему растерянный. В ответ на слова учителя он только кивнул.
   - Прости, что вытащил тебя из постели, - Виллемис обращался к подопечному, но смотрел лишь на Тенки. - Ты можешь идти, выспись хорошенько.
   Я? - жестом удивился Тенки, преувеличенно по-детски показал пальцем на своё лицо. Но Небесный оставил адептовы ухмылки и гримасы без внимания, быстрым кивком велел заходить.
   Они с рыжим протиснулись друг мимо друга: Тенки нахально улыбнулся во все зубы, рыжий метнул смурной взгляд, отвернулся.
   - Приятных снов, - кинул адепт ему вдогонку. Как мог невинно.
   Но реакции жертвы уже не увидел - с негромким стуком захлопнулась дверь.
   Виллемис повернулся к своему ученику.
   - Ну что же, - вздохнул неглубоко, посмотрел на Тенки долгим задумчивым взглядом.
   Нинъе безмятежно глазел в ответ. Голова была приятно пустой.
   - Что с твоими глазами, мальчик? - рука Небесного вдруг коснулась подбородка нинъе, серые глаза учителя приблизились, сошлись над ними тёмно-голубые брови. - Вот так так.
   Чужая ладонь ушла с лица; Виллемис, не продолжая фразы, двинулся вглубь дома.
   - Проходи, - бросил безличное. - Сними обувь, садись. Скоро появится твой учитель.
   - Мой учитель? - мимоходом удивился Тенки, следуя приказанию. Какого учителя имеет в виду Виллемис - он же и сам учитель Тенки?
   - Йисх. Чему ты удивлён? Да, и помой руки, не терплю грязи.
   Тенки послушно переступил порог умывальной. Огляделся: малейшее открытое пространство на полочках над ванной, на стенках, на бортиках ванной, в их уголках заполняли различные бутылочки, баночки с мазями, тюбики, прихотливых форм и цветов мочалки. Мыло тоже оказалось до умиления светло-розовым и имело форму ракушки - те же изгибы повторяла и подставка под ним.
   Ракушкой адепт задумчиво намылил ладони. Сполоснул, вытер мягким полотенцем с яркой цветочной вышивкой.
   Глянул в зеркало - ага, зрачки вели себя всё так же, по-кошачьи. Краем глаза ухватил движение: стекло отразило появившегося в коридоре Виллемиса.
   - Йисх поднял на ноги всех своих практикантов, - неодобрительно сказал учитель. - И меня заставил сделать то же. У этого мужчины такой необузданный характер.
   - Меня, что ли, искать? - повернулся Тенки к Небесному.
   - Кого же иного? - учитель поднял брови. - Где ты только шлялся, мальчик?
   - А чего он вдруг? - продолжал выяснять Тенки. - Неужто я так долго пропадал?
   Виллемис глянул на него, словно подозревая, что адепт над ним издевается. Подождал, буравя взглядом честное Тенкино лицо, но, видимо, не найдя в нём признаков усмешки, вдруг усмехнулся сам. Качнул головой, откидывая назад длинные бело-голубые волосы и вымолвил:
   - Две недели.
   - Сколько?!
   Усмешка на лице Виллемиса стала шире.
   - С первым декабря, друг мой. Поздравляю с Рассветом.
  
   Йисх недолго заставил себя ждать - появился спустя где-то полчаса после того, как Тенки вошёл в дом Виллемиса. Маг ворвался, не постучав в дверь, не снимая обуви, чем оскорбил легкоранимую душу хозяина - недовольство ярко отразилось на лице Виллемиса. Застыл на пороге комнаты, где Тенки, уютно устроившись в кресле, попивал горячий морс, смерил подростка пламенным взглядом, будто не мог поверить тому, что увидел.
   - Ну наконец-то.
   Тенки встрепенулся, вскакивать не стал - разнежился в тепле, но рожу состроил почтительную, для ситуации подходящую.
   - Йисх, мой драгоценный, - расстроенно начал Виллемис, - не был бы ты так любезен снять свои ужасные сапоги? Они заляпают мне все ковры.
   - Прости, - сухо бросил боевой маг, - мы тут же покинем твой дом, будь покоен. - Сурово глянул на Тенки, скомандовал: - Марш.
   Нинъе запыхтел, выбираясь из глубокого кресла - чуть не утонул под всеми подушками, в обилии громоздившимися на сиденье. Выходить на улицу не хотелось - да и холодно там наверняка, но с Йисхом не поспоришь.
   - Спасибо, - говорил тем временем Красноглазый, обращаясь к коллеге, - я весьма признателен тебе за помощь. Мои парни прошлись по городу без результата.
   - Ах, друг мой, - медово улыбнулся Виллемис, - за одну твою улыбку я готов поднять с ног на голову весь свет.
   Тенки поперхнулся морсом, что поспешно доглатывал, отставил кружку.
   - Ах, если бы я не был женат, - услышал голос Йисха.
   Кажется, от кружки адепт избавился вовремя - сейчас ка-ак опрокинул бы её на себя. Краем глаза взглянул на боевого мага - в уме ли Йисх?! Лицо Красноглазого было подозрительно серьёзным.
   Виллемис жеманно хохотнул. Быстрым лёгким жестом коснулся плеча коллеги, тут же отдёрнул руку.
   - Я иду у тебя на поводу, - у Тенки чуть челюсть не отвисла, пока он следил за этим невероятным разговором.
   Тут же адепт посмотрел на Йисха - что скажет?
   Красноглазый усмехался. Радужки его глаз пылали алым.
  
   На улице и впрямь было холодно. Солнце взобралось выше и подсвечивало дома жёлтым, в его лучах чувствовалось тепло, но в тени Тенки зазяб.
   - Старый пердун! - сердито выдохнул Йисх, когда они оставили позади дом Виллемиса.
   Ржать вслух Тенки не стал, пусть и хотелось. Ограничился ухмылкой.
   - Ты знаешь, - Йисх кинул на него суровый взгляд, - что выскочил из школы, оставив тренировочную неубранной?
   - Вы поэтому, - сориентировался Тенки, - стали меня искать?
   - Я не ожидал, что ты исчезнешь.
   - Вы... - Тенки вдруг понял. Или - лишь начал понимать. - Вы знали о заклинании?
   Йисх усмехнулся. На Тенки он не смотрел, но и пойманным с поличным не выглядел. Шёл себе, ни в ус не дуя, руки только что в карманы не заложил. Глаза за чёрными прядями сверкали, но то было обычное их состояние.
   - Конечно, - признался он благодушно. - Ты меня за дурака держал? Меня и Виддиса?
   - Кто это Виддис? - в груди у Тенки чуть ли не набат стучал, в ушах зашумело.
   - Виддис Астеаки. Я-то сразу сообразил, что означают твои вопросы. Виддис тоже не дурак, прибежал ко мне, переполошенный.
   Тенки чуть не сомлел - Астеаки всё знал? Понял, почему Тенки интересуется соединением заклинаний, и ничего не сказал? Более того, даже не позволил адепту себя раскусить и прямым ходом побежал к единственному в школе боевому магу, Йисху? Кстати, почему именно к нему?
   - Почему он к вам-то пришёл? Это же не боевые заклинания?
   - Не боевые? - Красноглазый холодно усмехнулся. - Заклинания подобного рода использовали ещё в Великой войне. Лазутчики - слыхал такое слово?
   - Знаю я, - насупился Тенки. - Ну и чего?
   - Дитя моё, - Йисх мастерски спародировал интонации Виллемиса, - ты считал себя хитрее всех? Жаль, но взрослый мир не всегда благосклонен к детским проказам. Ты желал силы? Хотел быть непобедимым, неостановимым, могучим магом? За всё приходится платить, мой драгоценный.
   - Вы... - нинъе осёкся. Всплыли в памяти очертания человеческого тела, тёмной грудой лежащего на земле, увиделась чёрная струйка крови. Тенки остановился.
   Йисх прошёл чуть дальше, тоже застыл, повернувшись вполоборота, посматривал на адепта одним глазом.
   Маг знал про убийство. Убийство? Как не хочется называть вещи своими именами. Убийство.
   Он знал и про заклинание, наверняка предполагал и результаты.
   - Ты принимал меня за дурака? - улыбнулся Красноглазый. - Я поставил на тебя. Наши цели совпадали: тебе надо было получить силу, мне - узнать пару вещей. Ты очень кстати обратился с просьбой выступить поручителем. Тысяча мене - моя цена за этот эксперимент. Провались он - я заплачу по твоим долгам, удайся - ты сам достанешь деньги. Не красивая ли схема?
   Тенки молчал, оглушённый.
   - Ты думал, я не пойму, в чём дело, по твоим вопросам? - Йисх покачал головой, будто удивлялся глупости адепта. - И Виддис не поймёт тоже? Увы, но твой жалкий опыт и в сравнение не может пойти с его или же моим. Смешно, да.
   Адепту вовсе не было смешно. Впрочем, Йисх тоже не смеялся. Говорил отрывисто, поглядывая изредка на Тенки.
   - Виддис примчался ко мне, как перепуганная курица. Он тоже понял, тебе заморочили голову слухи об Эллгине. Но, мой дорогой ученик, не безумно ли предполагать, что твои детские старания завершатся успехом? Что ты достигнешь цели, основываясь лишь на школьных знаниях? Отвечай.
   Через силу Тенки кивнул. Безумно. Пусть.
   - Я наблюдал за тобой, - маг снова улыбнулся, но улыбка эта не принесла Тенки облегчения. - Вряд ли ты заметил нити, что я вплёл в твоё заклинание, - подтверждения Йисх не потребовал - а нинъе, и правда, в голову не приходило усомниться в учителе. Точно, глупо, опять Йисх прав.
   - Я наблюдал за тобой, - снова повторил маг, - и за преображением тоже - это был просто поразительный шанс, таким нельзя было не воспользоваться.
   - Наблюда... - Тенки осёкся - в памяти развернулась картинка: слепящий прямоугольник, на его фоне чёрная фигура. Кто-то и впрямь присутствовал тогда в тренировочной, кто-то смотрел на него, а он не в состоянии был это определить.
   - Представь себе моё удивление, когда ты вдруг пропал. Ха-ха. Впрочем, всё произошло как нельзя лучшим образом.
   - Вы знаете, что я... что мне пришлось... про зависимость...
   - Энергетическая петля, - кивнул Йисх. - Конечно. Он умер?
   - Я думаю, да, - разговор переставал быть реальным.
   - Сейчас отправляемся в школу, в мою лабораторию, - маг двинулся с места. - Я хочу посмотреть, что сталось с твоим телом.
   - Что за нити, - Тенки свёл брови - впрочем, Йисх всё равно не видел его лица, - вы добавили?
   - Безделица, - небрежно махнул рукой маг, - однако необходимая. На одном механическом соединении ничего бы не вышло. Ты лучше побеспокойся оригиналом. Ты ведь не думаешь, что доступные адептам книги содержат все необходимые сведения?
   - Но я не мог попасть в подземные этажи, - а ведь хотел, ещё как хотел.
   - Теперь, я думаю, сможешь, - лицо Йисха вновь рассекла мёртвая усмешка. - Проведём исследование, освоишься со своими новыми возможностями. Заодно и подумаешь, как бы добраться до библиотеки. Тебе небось хочется всё как следует узнать? Почему бы и нет, это будет проверкой твоих сил.
   Нет чтобы дать ему допуск, зло думал Тенки, шагая вслед за Красноглазым. Но на лицо постарался выдать лишь любопытство - и лихое безразличие к собственной судьбе.
   Получилось легко.
   Наверное, потому, что он и впрямь сейчас испытывал лишь любопытство и безразличие - словно глядел со стороны.
  

42 год Рейки, 4759 всеобщий год

Февраль

  
   - Йисх-илиэ, а что если ошибёшься с выбором? - тянул руку Эвисто.
   - Ошибёшься с выбором? - маг стоял спиной к классу, выглядывал в окно, сложив руки на груди. - Ошибиться с выбором невозможно.
   Шёл так называемый "свободный" урок. Без обычной лекции, с возможностью задавать любые вопросы, что только в голову придёт. Учитель ответит на все: так или иначе. Для нынешнего состава третьего старшего курса это был последний урок.
   Время с середины февраля до начала марта, две коротких недели, отводится адептам на подготовку - к тому самому выбору, который сейчас беспокоил Эвисто. Да и не одного Эвисто - весь класс. Выбору между силой, между её полюсами: светлым или тёмным.
   Первого марта состоится церемония определения.
   Потом - месяц - будущие маги станут привыкать к новым умениям, учиться управлять своей силой. Вместо уроков будут консультации, встречи с преподавателями один на один, лихорадочный поиск и зубрёжка новых, подходящих по избранному полюсу заклинаний. И в апреле - экзамены.
   - Учитель, а что лучше? - Эвисто всё не унимался. - Светлый или тёмный?
   - Что лучше? - вновь переспросил Йисх, отвернулся от окна, присел на край стола. Пронзительный взгляд пробежался по классу, чуть замедлил в районе лба Тенки, потом снова унёсся прочь. Нинъе оставил взгляд без внимания; да и ответом не слишком интересовался - его собственный выбор был уже предрешён.
   - Исключительно просто, - Йисх покачивал ногой, затянутой в чёрную кожаную штанину. - Что выберете, то и будет лучше.
   Эвисто утих, по-прежнему неудовлетворённый; и правда, слова учителя походили на насмешку.
   - Эвисто, дело всего лишь в отношениях между тобой и магией. Предпочитаешь материальную сторону - тёмный полюс; хочешь полагаться на принципы - светлый. За счёт веры в правильность своих действий светлый маг увеличивает собственные возможности, но так же резко теряет в них, стоит пошатнуться его духовным устоям. Тёмный полюс - более стабилен, светлый - зависим от иных, внешних источников. Разве я сказал вам что-то новое?
   - Но если, ну, выбрать неправильно?
   - Неправильно? - Йисх, казалось, удивился. - Например?
   - Ну, если выбрал быть светлым, а потом понял, что больше нравятся методы тёмных? Ведь потом уже не переметнёшься? - Эвисто вскинул брови.
   Выглядел он смешно. Будто пытался добиться от Йисха чего-то определённого, а ведь ясно же, маг ничего не скажет. Не будет ни превозносить преимущества бытия тёмным, ни хвалить светлых.
   Впрочем, наблюдать за их схваткой было любопытно.
   - Выбор ведь делается раз и навсегда, - тихо поддакнул молчун-Химилиэ, тоже устремил взгляд на учителя.
   - Могу лишь сказать, что жалеть вам не придётся, куда ни опрокинься, - Йисх непонятно усмехнулся. - Но не забывайте, можно ведь остаться и адептом. Это тоже неплохо. Та же боевая магия, но никуда метаться не надо, сиди себе на месте, изучай, исследуй. А вот если определишься, тогда одна дорога: ищи напарника и вперёд, бегай по королевским поручениям.
   Тенки с интересом глянул на преподавателя - ему послышалось, или в самом деле в голосе Йисха проскользнула ирония? Похоже, Красноглазый не в восторге от мысли служить королеве. Хотя оно и резонно - иначе чего боевому магу делать на мирной преподавательской должности?
   И вообще, у Йисха есть напарник? Был ли?
   - Учитель, а как получается каждый год, - вместо Эвисто теперь вопросы задавал Химилиэ, - сколько человек из третьекурсников становятся тёмными, сколько светлыми?
   - По-разному, - и опять Йисх ответил уклончиво. - В разные годы по-разному. В прошлом, например, трое из девяти стали адептами, трое - тёмными и трое - светлыми.
   - А было так, чтобы все выбирали что-то одно? - Эвисто, похоже, вознамерился припереть боевого мага к стенке.
   - При мне - нет. Но был случай, когда из шести третьекурсников пятеро стали светлыми.
   Ого! Класс зашумел.
   - Но также, - продолжил Йисх, - бывало и так, что четверо из десяти становились тёмными, четверо - серыми, и только двое - светлыми. Год на год не приходится. Вряд ли пример старших может помочь вам сделать выбор, - в уголках глаз мага мелькала насмешка. - Боюсь, решить вам придётся самим, каждому - в одиночку.
   Боевой маг глянул на часы, помедлил.
   - Время консультаций увидите на доске объявлений. Если у вас возникнут неотложные вопросы, попробуйте связаться мысленно. Для тех из вас, кто станет светлым, это последняя возможность поговорить со мной мысленно, - равнодушная улыбка появилась на лице преподавателя одновременно с разлившейся по школе мелодией гимна.
   - Как будто это такое простое дело, - проворчал Эвисто себе под нос, нахмурился.
   Мыслепередача и правда не относилась к числу вещей несложных. Возможна она была, по-первых, лишь между людьми лично знакомыми, во-вторых, требовала изрядного количества усилий. Может, именно поэтому Йисх не упускал момента о ней напомнить.
   - А ты вспомни, как оно при минимуме было! - поддел соученика Дени-эльви.
   - О да, - с жаром согласился Эвисто, - я думал, вообще не пробьюсь!
   Ребята говорили о закончившемся на прошлой неделе "курсе применения заклинаний в условиях минимального магического фона", как официально оно называлось.
   Курс был интересным, Тенки не мог отрицать. Проводился он не на привычном адептам третьем этаже, а на четвёртом, в зале энергетически замкнутом, с пониженным особыми амулетами магическим уровнем. Стоило зайти вовнутрь, как поначалу казалось, что дышишь водой, с таким трудом воздух вливался в лёгкие.
   А уж насколько тяжело давалась магия, и вспоминать не хотелось. Заклинания выходили слабыми, боевые - едва достигали цели, увернуться от них не представляло сложности. Мыслепередача - и так-то непростая - превратилась в жуткие мучения; после окончания урока пот градом скатывался со лбов измученных адептов.
   "Зато, - усмехался Йисх, - будете знать, как вести себя, если что. Не раз случались и бунты в храмах - наверное, все чувствовали то, что называют "тяжестью Огня"? Храмы тоже место пониженного магического фона; жрецы недолюбливают нашего брата".
   В храмах Тенки не бывал - как-то не сложилось. Да и семья их не относилась к числу истовых приверженцев стихии Огня; впрочем, вся деревня предпочитала если уж поклоняться - так морю. Море и почитали богом, храма в Аксе не было. Хотя, можно сказать, в Аксе вообще ничего не было.
   - ...почему?!
   Тенки глянул в сторону голоса - уж больно сильное изумление прозвучало в несложном вопросе.
   Спрашивал Эвисто, и выглядел соученик действительно удивлённым.
   Йисх покинул классную комнату, предоставив адептов самим себе, в небольшом кружке вокруг Эвисто завязалась беседа.
   - Равновесие - к этому надо стремиться, - ответил Эвисто как всегда невозмутимый Намари. - Уже давно на Огненном материке, да и не только у нас, во всём мире - царит спокойствие. Нет ни только войны, но и никаких стычек.
   Тенки с интересом уставился на говорящего.
   - Со временем исчезнет нужда в боевых магах, - продолжал сокурсник. - Боевые нужны во время войны, а у нас уже почти сорок лет длится мир, возможно, он будет вечен - что хорошо. Для чего нужна тогда сила? Присматривать за ведьмами?
   Эвисто порывался возразить, но его перебил Тардис:
   - Но адепты же не могут подняться выше третьей ступени.
   Эвисто кивнул согласно.
   - А больше и не надо, - пожал плечами Намари. - Третья ступень вполне превышает ведьминскую силу, какой бы могущественной природно ведьма ни оказалась. Им же недоступно обучение, подобно нам; они изгои, обречены скитаться, скрываться от властей, если упорствуют в применении своих сил.
   - Не знаю, быть серым, по мне, как-то не так, - покачал головой Дени-эльви.
   - А ты знаешь, - тихо улыбнулся Намари, - что сами адепты предпочитают называть себя радужными? Потому что считают, что доступный им спектр гораздо больше, чем монотонные оттенки светлых и тёмных; взгляды шире.
   - Считать-то они могут что угодно, - пробормотал Тенки, не стараясь, впрочем, быть услышанным. Только Ацу повёл глазами в его сторону.
   Ну и разговорился сегодня Намари - не узнать. Получается, этот желтоволосый щингеец собирается стать адептом. Стать - или остаться; короче, отказывается выбирать.
   Сокурсник тем временем говорил дальше:
   - Инициация - ограничение свободы, на самом деле, - серьёзно посмотрел на Эвисто, Дени-эльви. - Причём она насильная, раньше маги меняли способ действий по желанию.
   - Ну это тоже не выход, так себе маятником шататься, - горячо возразил Тардис. - То веришь, как светлый, то только, как тёмный, на себя полагаешься. Так и чокнуться недолго.
   - А по мне, всё просто, - неожиданно для себя вступил в разговор Тенки. Обезоруживающе улыбнулся устремившимся на него взглядам. - Светлые не могут, скажем, убить только потому, что им надо. Им фетиш нужен, куча моральных примочек. У тёмных всё проще.
   - Тебе что же, хочется убивать? - гневно осведомился Ацу.
   Ему тоже пришлось улыбнуться - ласково, как брату родному. И с любопытством пронаблюдать за реакцией.
   Ацу отвернулся с каменным лицом.
   - Но сила, сила светлых превышает силу тёмных! - Тардис живо вскинул брови, посмотрел на Тенки.
   Нинъе пожал плечами.
   - Значит, надо окрутеть настолько, чтобы светлые даже со всеми своими этими силами сели бы в лужу, - сказал просто.
   - Ты так говоришь, будто твёрдо решил стать тёмным, - снова вмешался Ацу.
   Тенки улыбнулся. Как мог радостно.
   Едва закончились каникулы и школа начала заполняться отдохнувшими и оттого чрезвычайно шумноголосыми учениками, на первой неделе января, нинъе рассказал темноволосому сокурснику о заклинании и результатах его применения. Рассказал всё подчистую, от начала до конца, не скрывая ни одной мелочи.
   Разговор этот вышел забавным.
  

Полтора месяца назад, Огненный город

  
   - О чём ты хотел говорить? - Ацу смотрел серьёзно.
   - Посмотри для начала, - Тенки встал перед соучеником, расставил ноги, засунул руки в карманы. Поза нарочито небрежная, взгляд такой же, вызывающий. Не мигая, уставился в чёрно-голубые глаза элхе.
   Ацу отреагировал, как нинъе и ожидал, - недоуменно и довольно высокомерно приподнял брови.
   - Что, не понимаешь, куда глядеть? - усмехнулся Тенки.
   Темноволосый окинул его безразличным взглядом, прошёлся от носков до макушки, снова вернул взор на лицо.
   - Я не замечаю в тебе изменений.
   Неудивительно - в вечернем январском полумраке общей комнаты трудно было увидеть странности в поведении Тенкиных зрачков. А других очевидных глазу внешних изменений и не наличествовало. Да и свет здесь Тенки не стал зажигать специально.
   Ацу должен был заметить иное.
   - А ты посмотри хорошенько, - продолжал нинъе нагловато усмехаться. - Ну, чего ты на меня вылупился, как баран на новые ворота? Бородавки на носу у меня не выросло. Тщательней смотри, глубже.
   Соученик чуть нахмурился. "Не догадывается", - подумал Тенки, но в следующий миг ресницы элхе ощутимо дрогнули. Увидел. Удивился.
   - Молодец, - похвалил его нинъе. - Хороший мальчик, хорошо определяешь. До сотой доли, небось, любой магической уровень?
   Издёвку Ацу пропустил мимо ушей.
   - Что случилось?! Почти в два раза? Как?!
   Говорить Тенки начал не сразу. Подождал, потянул терпение однокурсника, пронаблюдал, как удивление сменяется злостью, как, сам того не сознавая, Ацу начинает метать из глаз молнии. И только тогда уже смилостивился. Упомянул Эллгине и его давние разработки, сказал об опыте над собакой, описал - поверхностно, лёгкими штрихами - свои собственные ощущения и сообщил о зависимости, которая будет теперь сопровождать его жизнь.
   Ацу слушал тихо, не перебивая. И только тогда, когда Тенки замялся, рассказывая о человеке, которого нашёл Йисх, о пьянчуге-моряке, чью кровь маг заставил его недавно попробовать, в рамках, мол, эксперимента, только тогда поднял руку, останавливая соученика.
   - Кровь? - переспросил элхе, метнул твёрдый, суровый взгляд на беззаботное лицо нинъе.
   - Энергия, - поправил Тенки.
   - Теперь ты обречён поддерживать свою жизнедеятельность путём отнятия энергии у другого живого существа? - голос Ацу звучал ровно.
   - Не любого существа, - уточнил нинъе. - Во-первых, только человека, нинъе или элхе, во-вторых, Йисх сказал, что чем ближе профиль, тем лучше. Наверно, немного похоже на мыслепередачу, только...
   - Ты сошёл с ума?!
   Тенки осёкся. Заглянул в лицо соученика. Увидел беспощадный гнев, прячущийся за невозмутимым взглядом. Ацу был готов взорваться - но максимум, что он позволил себе - звенящим голосом осведомиться, отдаёт ли Тенки себе отчёт в своих поступках.
   - А что же поделать? - улыбнулся соученику нинъе. - Это последствия заклинания.
   - Ты хочешь сказать, что будешь легально убивать людей?
   Занятно. Похоже, в один миг нинъе превратился для Ацу в одержимое жаждой чужой крови чудовище. Безумного убийцу, да ещё и с невообразимой магической силой.
   - Это ужасно, - Тенки не сумел отказать себе в возможности поиграть. Признался сокрушённо: - Я просто совладать с собой не могу, когда вижу кого-то особенно аппетитного. Никогда не знал, что люди выглядят такими вкусными, аж слюнки текут.
   - Тенки! - одёрнул его Ацу. Казалось, взглядом соученик собирается пригвоздить адепта-нинъе к стене - вот как двинет сейчас бровями, и Тенки хорошенько приложится спиной к жёсткой поверхности.
   - А что такое? - как мог невинно осведомился Тенки - невзирая на риск, он никак не мог не воспользоваться такой ситуацией. Когда ещё выдастся способ так позабавиться.
   - Перестань паясничать.
   - Я абсолютно серьёзен.
   - Ты...
   - Считай, что я сознательно принял решение.
   - Тенки, постой, - вот теперь не только в голосе, но и на лице Ацу стали видны признаки нешуточного волнения: элхе хмурил брови, а ноздри его чуть заметно раздувались.
   - Вот, собственно, и всё, - быстро докончил Тенки, чувствуя, что пахнет лекцией. - Люби меня, как прежде, о ласковый и нежный друг!
   И выскочил за дверь, хихикая себе под нос и оставляя Ацу пережёвывать новую информацию в одиночестве. Свой долг-минимум - поставить элхе в известность, нинъе выполнил, а дальше уже не его дело.
   Хоть Тенки и понимал: скорее всего, то был последний их разговор на более или менее равных позициях.
   Их отношения обречены измениться. А вот как именно - Огонь его знает.
  

Февраль, Хиэй

  
   В коридоре гуляла прохлада, было темно. Тенки остановился, едва выйдя из класса, постоял немного, глянул в сторону перехода меж зданиями, туда, где из длинных прямоугольных окон в школу вливался ослепительный свет. Нинъе до сих пор изумляло поведение собственных глаз, мгновенно привыкавших к смене освещения; казалось каждый раз, что солнце ударит болью - но даже на солнце он мог теперь смотреть, не щурясь.
   Кто-то двигался к двери классной комнаты - сквозь шум голосов донёсся звук приближающихся шагов. Это тоже превосходило Тенкины прежние способности. Теперь, казалось, он расслышит, как летит ночью летучая мышь.
   Ацу вышел из класса и чуть вздрогнул, наткнувшись на замершего в тишине соученика. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Тенки ухмыльнулся. Ухмылка эта будто послужила сигналом к началу беседы.
   - Тенки, - начал было Ацу, но тут же скомкал фразу.
   Тенки продолжал улыбаться.
   - Мне до сих пор... - элхе покачал головой. - До сих пор трудно примириться с твоей...
   - С моей гениальностью? - подсказал Тенки, сверкая зубами. - Красотой и смелостью?
   Ацу бесшумно вздохнул.
   - Отойдём, - шагнул к переходу, к излучавшим яркий свет окнам.
   Тенки остановился рядом, мельком глянул на серьёзный - как обычно - профиль. Только орехи колоть такой каменной рожей.
   - Я думаю, тебе-то не стоит беспокоиться, - снизошёл к бедняге нинъе. - Йисх же сказал, что всё уладит.
   Красноглазый и правда сделал всё возможное. За два с половиной месяца он ухитрился досконально изучить все изменения, что произвело заклинание в Тенкином теле; разобрать на составные части саму плетёнку и заставить ученичка всё вызубрить; отдать жертву эксперимента на опыты - Тенки до сих пор два раза в неделю посещал Королевский центр адептов; выяснить, что жизнь нинъе теперь может поддерживать лишь человеческая энергия, а кровь является только способом её переработать - ничего нового, Эллгине об этом и писал; и ещё многое, многое другое.
   А также - и за это Тенки чувствовал поистине неизмеримую благодарность - объяснил, что адепту не обязательно отнимать всю энергию у объекта. Достаточно регулярной подпитки: раз в три недели, в месяц, - чтобы вести нормальную - ну пусть почти нормальную - жизнь. Только чувствовать заранее приближение приступа нинъе ещё не научился, каждый раз желание "насытиться" приходило внезапно.
   - Йисх, - Ацу помедлил. - Ты ему доверяешь?
   - Не слишком умный вопрос, - негромко рассмеялся Тенки. - Разве у меня есть другой выход? Он старший, он, в конце концов, учитель, он... единственный, кто знает всю подоплёку.
   - Ты так легко об этом говоришь.
   - Откуда такая досада в твоём голосе, о милый соученик?
   - И всё же.
   Нинъе тяжело вздохнул.
   - Нет. Не доверяю. Но полагаюсь. За неимением иного варианта. А ты-то чего интересуешься? Вроде сказал, что не собираешься впутываться в мои проблемы?
   - Похоже, я уже впутался, - Ацу смотрел в окно.
   Тенки еле удержался от желания фыркнуть - что за страдальческий тон? Конечно, была в том и его заслуга: пользуясь тем, что Ацу чувствовал себя перед ним виноватым - не помог, не проследил, не среагировал, - с полтора месяца назад, едва началась учёба, нинъе заставил однокурсника составить ему компанию.
   Выступить соучастником в краже.
   Йисх держал в крепкой хватке нинъе, а тот отыгрался на моралисте-однокурснике.
   Помощь Ацу на самом деле Тенки не требовалась, он мог бы положиться целиком и на свои собственные силы. Ночное зрение, необыкновенная ловкость, послушное малейшему усилию тело - заклинание принесло много плюсов, скрытая в нём "маска вора" работала на славу. Возросшая магическая сила - измерив уровень, Йисх присвистнул, с восхищением сообщил, мол, потенциальный четвёртый, дело практически небывалое, в восемнадцать-то лет, - эта сила позволила с лёгкостью справиться с охранными заклинаниями. Пригодились и знания, полученные на уроках. Из адептов готовили боевых магов, хранителей и защитников государства, иными словами, противоположность нарушителям спокойствия, однако обязательным среди лекций значилось и ознакомление с методами оных нарушителей - весьма, весьма кстати.
   Тенки помнил ту ночь, как сейчас. Чёрный, почти ощутимый, жидкий мрак затопил улицу, когда тщательно нацеленной ударной плетёнкой нинъе вырубил фонарное освещение. Велел Ацу стоять на месте, если что, кинуть мысль и поднять шум в стороне, отвлекая внимание. Сам он, впрочем, надеялся, что обойдётся без шума - так и получилось.
   Дом адепт тоже выбрал старательно, хорошо подготовившись. Шлялся сперва по городу, бродил по рынкам, прислушиваясь к разговорам служанок; наконец повезло - одна из девчонок хохотала, болтая с подругой: мол, жалость-то какая, хозяева уехали, дом пуст, а она и с хахалем рассорилась, не привести никого. Усмехнулся невольно: "дай я тебя навещу, хорошая". Девчонка симпатичная была, лицо, правда, простецкое, нос круглый, уголки глаз слегка книзу клонились - но смеялась задорно, и фигуркой оказалась ничего. И, главное, своя - нинъе.
   Будущий маг проследил за служанкой, потом завёл и разговор, подружился. Представился магом-ремесленником - она вроде поверила. Вечером того же дня пришёл дом посмотреть, и девчонке на глаза уже не показывался, тишком пошарился, быстро; поглядел, и восвояси.
   О краже этой - глупой, неловкой, почти бессмысленной - чего там вынести удалось, побрякушек с горсть, знал Йисх. Знал и смотрел сквозь пальцы, словно подначивал даже, не словами, понятно, - безмолвно. Ещё, верно, хихикал себе втихомолку, подбирая верёвочки, ремешки, ниточки - чтобы связать адепта, превратить в свою марионетку.
   Для чего бы это Йисху - огонь его знает. Но нинъе не покидало чувство, что Красноглазый присматривается к нему, ходит вокруг да около, как сам Тенки ходил вокруг облюбованного дома, наблюдает и записывает, чтобы потом найти применение добытым сведениям.
   Пока что приходилось терпеть.
   Да и сбыть накраденное - хотя к чему такие фразы - Йисх тоже помог.
   Нинъе готовился повторять ночные вылазки, готовился к новым попыткам и тщательному выбору среди подходящих для дела домов, ибо за один раз набрать нужной суммы он не смог. Сердце захватывало ледяною горстью, когда Тенки представлял, что станется с ним в случае, если попадётся, - но вместе с тем нинъе непреодолимо тянуло рисковать, устраивая самому себе неясного смысла проверки. И он непременно отправился бы на ночную прогулку снова, оправдываясь якобы необходимостью. Однако Йисх купил принесённое сполна, за цену, как подозревал адепт, гораздо выше истинной.
   Впрочем, получилось, как боевой маг и говорил: тысяча мене стали его ценой за эксперимент, вот только ему достались и доказательства, могущие свидетельствовать о вине Тенки. При желании теперь Йисху не составило бы труда избавиться от присутствия нинъе в Королевской школе.
   Взбунтоваться Тенки не мог, боевой маг не по зубам адепту-малолетке.
   И опять же - пока что.
   Но вот Ацу против Тенки взбунтоваться мог. Чем и воспользовался.
   Сразу же после успешно окончившейся кражи элхе заявил, что не желает больше повиноваться противозаконным идеям однокурсника. Это было предсказуемо, Тенки и так уж удивлялся, что темноволосый не высказался раньше. Видно, история с кражей явилась последней каплей, переполнившей чашу терпения сокурсника, хотя уже давно Тенки втихомолку ждал бури.
   Буря случилась, однако, вопреки ожиданиям нинъе, тихо и мирно. Просто - с неживым, как обычно, лицом сокурсник сообщил, что потакать развлечениями Тенки не намерен. Использование знаний, полученных в школе, не на защиту граждан, а вовсе против них, нарушение права частной собственности, неприкосновенности жилищ, воровство - выйди хоть малая доля этого на белый свет, и нинъе придётся распрощаться с Королевской школой.
   Останавливать соученика Ацу не стал - видимо, рассуждал, что тот и сам в состоянии принять правильное решение. Только отстранился и свёл к минимуму разговоры между ними.
   И с самого января Ацу словно видел в нинъе преступника, более того - опасного, невменяемого маньяка, стараясь каждой фразой будто осадить мерзавца.
   Быть мерзавцем Тенки не нравилось.
   Но дразнить Ацу - другое дело.
   Жаль, нельзя было продолжать эту забаву вечно - сейчас на первый план вышли иные проблемы.
   - Вот и закончился последний урок, ага? - Тенки глянул на застывшего под солнечными лучами сокурсника.
   Ацу медленно кивнул.
   - Определение, - прозвучало одно лишь слово.
   - Трудно тебе, а? - усмехнулся нинъе.
   Темноволосый сузил глаза, посмотрел на соученика строго.
   - А ты хочешь сказать, что уже решился?
   Тенки оскалился в улыбке, выставляя на обозрение все свои зубы.
   - Боевая пара состоит из светлого и тёмного ведь, ага? - сказал, не спуская глаз с лица однокурсника. Ацу молчал.
   Тенки усмехнулся шире:
   - Выбирай светлого.
  

***

  
   Адепта окликнули из канцелярской, когда он, раскачиваясь на носках, интересовался доской объявлений и обозначенным на ней расписанием консультаций. Хоть последний урок завершился только что, Тенки посчитал нелишним составить планы на предстоящие две недели. Впрочем, пока ещё доска была пуста, ни строчки - зря Йисх разорялся и посылал их смотреть.
   - Ли-диэ!
   Нинъе обернулся.
   - Есть письмо для вас, - улыбнулась ему женщина-секретарь, миловидная элхе средних лет. Имени её адепт не знал, да и встречал редко, но вот она, видимо, его знала.
   - Письмо? - удивился на миг Тенки. Потом сообразил: - Аксе, Валиссия? Семья Ли? Отправьте его обратно.
   Никак не может мать уняться.
   - Валиссия, - кивнула она, опустила взгляд на конверт. - "Одий Искан", - прочитала с мелодичным элхеским напевом.
   - Одий? - кто это?
   Или...
   Как многие коренные жители столицы, секретарь-элхе не выговаривала букву "з" - в истинном элхеском её не было. Зато была во всеобщем и нинъеском.
   Тенки схватил протянутое письмо - Озий!
   Конверт и правда был подписан именем Искана. Хрен морской, сколько лет прошло! Сколько лет прошло с тех пор, когда они не то что виделись - последний раз слышали друг о друге?
   Озий, как и Тенки, уехал из Аксе, оставив в деревне родителей; поселился в столице нинъеского княжества, Валиссе. Но обратный адрес указан деревенский - стало быть, старый товарищ вернулся в Аксе?
   Нинъе распечатал конверт тут же, не отходя от стойки, за которой приветливо улыбалась секретарь. Глянул, усмехнулся - письмо пестрело ошибками. Интересно, что побудило давнего приятеля вдруг взяться за явно чуждые ему письменные принадлежности?
   Дело оказалось в матери Тенки.
   Та узнала, что Озий вернулся в Аксе и, видно, решила воспользоваться случаем. Заявилась к Исканам, потребовала от старшего сына, писал Озий, связаться с приятелем, велела передать Тенки "не выкаблучиваться" и отвечать на послания как следует.
   Тенки поморщился. Вот ещё, мать и в самом деле считает сына идиотом, если полагает, что письмо друга заставит его образумиться.
   Однако Озий не только передавал материнский приказ. Он также писал и о том, что происходило в деревне, писал, словно взял на себя обязанность ознакомить Тенки со всеми изменениями в Аксе.
   Местный богач купил ещё одну лодку и набирает команду. Тракт, проложенный через Аксе, всё разрастается, чаще появляются новые люди. В центре выкопали новый колодец, гораздо глубже прежнего - тот совсем пересох.
   Тенки скользил глазами по строчкам, особо не вчитываясь.
   "Алли", - зацепился взгляд, - "ребёнка". Вернулся, перечитал: "в октябре прошлого года". "Девка". Это кто девка, родилась девка?
   Невольно выползла на губы дурацкая ухмылка, неожиданно искренняя: так Тенки теперь, получается, дядька? Нинъе снова хмыкнул, на этот раз как-то смущённо - не ожидал от себя подобных эмоций.
   "Приструнить Алли". М-м? Это о чём? "По рукам"? "Ходят слухи"? Что за слухи? "Спит с кем попало"? Алли? Так свадьба-то была?!
   Озий писал о серьёзном. Сквозь ошибки и полное отсутствие запятых, сквозь неуклюжий текст упорно вставал тревожный, предупреждающий тон. Приятель волновался, и это чувствовалось.
   С упавшим сердцем Тенки быстро дочитал письмо до конца.
   Прислонился к стене, запрокинул голову, закрыл глаза. Рука с зажатой бумагой сама опустилась. Слёз не было. Возмущения не было тоже. Только пустота.
   Замуж Алли не вышла. Вернее всего, никакого жениха никогда и не было - Озий писал, что Алли давно уже повадилась спать с проезжающими через Аксе, то за деньги, то за побрякушки, то и вовсе - за просто так. Деревня судачила, кумушки шептались за спиной у девки Ли, всерьёз на неё никто не глядел, хотя некоторые из парней и соблазнялись.
   Забавно. Тенки усмехнулся, не открывая глаз.
   Его сестра была шлюхой, вот оно как.
   - Ли-диэ, - выглянула женщина из канцелярии, заставляя его собраться, - вы в порядке? Плохо себя чувствуете?
   - Спасибо, - ответил адепт через силу. - В порядке.
   Отлепился от стены, поспешил подняться на второй этаж, вошёл в библиотеку - шагал быстро, мысли цеплялись за какую-то чушь. Ступеней в лестнице оказалось тридцать восемь - надо же, никогда не знал.
   Сел за пустой стол и только тогда сообразил, что смял конверт - так сильно сжимались пальцы.
   Озий писал не только о сестре. В июле Тенкина мать заявилась в единственный трактир Аксе и торжественно объявила, что отдаёт долг. Собравшихся в трактире эти слова заинтересовали - все знали, Ли пьёт не просыхая и любая монета в их доме идёт на алкоголь. Трактирщик уже отказал женщине несколько недель назад: он и надеяться почти перестал, что когда-то Ли заплатит по счетам; баба тогда вопила как оглашённая и чуть ли в волосы хозяину не вцепилась. Хорошо, оттащили невменяемую. А тут вдруг пришла сама, да не снова в долг просить - с хвастливым: "Теперь-то вы все мне в ножки поклонитесь, денежка, чай, всем люба". И правда - денег у вдовы оказалось немерено.
   Конечно, у неё спросили, мол, где взяла, посмеялись: с дочерью на пару разделали небось какого чужака, младшая заманила, а старшая по черепу тюкнула. Однако баба с гордостью заявила, что деньги ей прислал сын, дескать, в городе магом промышляет, зарабатывает хорошо, вот и снабжает семью.
   С тех пор вдова Ли заявлялась в трактир чуть ли не каждый день, а дочь её гуляла напропалую, даром что уже сильно брюхатая ходила. Потом, правда, после рождения внучки, баба поуспокоилась, да и мамаша молодая - не сказать, за ум взялась, но вроде присмирела. Деревенские кумушки, однако, болтали, что нечисто дело с этими деньгами - ежели и взаправду сын прислал, так отчего же сам не едет, чай, и племянница вот народилась? Впрочем, Тенки и так бывал в Аксе нечасто, благодаря этому всерьёз его имя не трепали.
   Тем пуще удивился Озий, когда притащилась вдруг к Исканам мать Тенки.
   Старый приятель писал сообразно не столько даже настоятельным просьбам неугомонной вдовы, сколько согласно внутренней нужде, не ограничившись простой передачей чужих приказов. Спрашивал: слыхал ли он, Тенки, что в деревне творится, чем его сестра промышляет? И не прояснит ли наконец, откуда взялись те деньги?
   На том письмо заканчивалось.
   Тенки скомкал бумагу. Смял изо всех сил, словно пытаясь отделаться от гадливости, которую вызывало прикосновение. С отвращением отбросил, проследил, как бесформенный комок катится по ровной столешнице. Докатившись до конца доски, бывшее письмо замерло, будто раздумывая, и медленно перевалилось за край, исчезло с виду. Послышался тихий шорох - бумага упала на пол.
   Мать.
   Значит, всё это с самого начала было выдумано. Сказки о каком-то парне, который не хочет жениться на Алли без денег, просьбы поторопиться, беспрестанные упрёки и угрозы. Хотя Алли и правда была беременна, то есть, какой-то парень точно существовал. В любом случае, винить этого предполагаемого человека Тенки не мог - кто ж захочет жениться на шлюхе? Да и знал ли он вообще, что подружка его на одну ночь понесла? Знала ли сама Алли, от кого именно из своих любовников - а их, без сомнения, было немало - она зачала ребёнка?
   Ха-ха.
   А мать, небось, ещё и подначивала. Понимала, что без веской причины ей не добиться от сына денег. Трактирщик перестал отпускать в долг - не в том ли причина? Вот и придумала хороший, безотказный план? Не погнушалась использовать дочь, не задумалась перед тем, чтобы поставить в безвыходное положение его, Тенки.
   Ха-ха. И правда ха-ха.
   И что ещё смешно - она ведь, как писал Озий, с гордостью рассказывала: мол, деньги от сына. Ещё, наверное, в какой-то момент сама принялась себе верить: и что Тенки сам вызвался помочь им, и что Алли тоже нагуляла ребёнка лишь по своей собственной небрежности, и что она, мать, поступила абсолютно правильно. Да ведь она и изначально не считала, будто ошибается, вовсе нет. Наоборот: сын должен помогать матери, а чем и как помочь - решать ей.
   Так ведь с самого детства было.
   Мать никогда не относилась к ним с Алли как к самостоятельным, свободным людям. Считала их только частью самой себя, придатком, обязанным служить безропотно.
   Ну что ж, ничего не изменилось.
   Адепт усмехнулся.
   Ничего не изменилось, и то, что сделано, уже сделано, не поправить. Уже год как ему семнадцать, и по законам Тенки в состоянии сам располагать собственной жизнью. А ещё через два года сможет создать свою семью, не нуждаясь ни в чьём разрешении и благословении.
   Хотя чего-чего, а намерения создавать семью у него точно нет.
   Еле-еле от одной избавился.
   Избавился. Забавно.
   Вот так. Вот и ответ на вопрос Искана: Тенки не собирается ехать в деревню и пытаться остановить мать, устроить жизнь сестры. Адепт вообще не собирается возвращаться туда - да и зачем? Больше ему нечего делать в валиссийской деревушке на побережье, он ушёл, исчез, умер. Да, умер - и пусть о нём забудут в том месте, где он родился.
   И в канцелярии нинъе скажет, чтобы письма с аксеским обратным адресом шли обратно - с пометкой "адресат выбыл". Третий курс заканчивается - впереди четвёртый и пятый, когда школа уже не будет связывать твёрдым расписанием, когда будущие маги окажутся вольны располагать временем по желанию. И...
   Нет.
   Нет, перестать отсылать матери ежемесячные гроши, что оставались с каждой стипендии, Тенки не может. Пусть подавится, но будет хоть какая поддержка - она ж пропьёт тысячу мене за пару лет, что потом будет делать?
   Пусть. Десять мене раз в месяц - его откуп от сыновних обязанностей. Пусть мать получает свои деньги, может, так хоть Алли достанется меньше попрёков.
   Адепт поднялся, не беспокоясь об упавшей на пол бумаге - подберёт уборщик.
   Мать, сестра, Аксе - эти слова отныне значили для Тенки не больше, чем ненужное письмо. И как письмо, он смял их и выкинул из своей жизни. Его будущее теперь не связано никакими обязательствами - осуществил сполна. И можно заняться тем, чем хочется заниматься на самом деле. Тем, к чему он чувствует склонность. Тем, чем надо заняться, в конце концов.
   Сегодня ночью Тенки наконец попробует проникнуть в подземные библиотечные этажи. Искать сведения о заклинании Эллгине - до сих пор нинъе медлил, сам не зная, чего ждёт. Наверное, ожидал как раз подобного толчка, вроде этого письма, которое скажет: уже нечего терять.
   Сожалений нет - ну так пойдём вперёд.
  

***

  
   Чтобы штурмовать учебные твердыни, Тенки дождался ночи: теперь именно в это время суток он чувствовал себя наиболее уверенно. Заклинание лишило его необходимости в восьмичасовом сне, подарило ночное зрение и сделало ночь преданным союзником, верной подругой.
   Школа спала - и общежитские крылья, наполненные сопением учеников, классные помещения, гулко пустые ночью, коридоры в свете кривого месяца, изредка проглядывающего сквозь тучи, холл главного здания в желтоватом служебном освещении - везде разлилась тишина, доверху наполнила помещения, словно стоячая вода заболотившегося озера.
   Нинъе шёл в этой тишине, едва различая собственные шаги - так осторожно двигался. Йисх рассказал ему, куда надо попасть и что искать, снабдил подробнейшими инструкциями - ещё один непонятный поступок учителя. Мотивами его поведения Тенки устал задаваться, действия Йисха казались непостижимыми. Оставалось лишь подстроиться под эти действия, подстроиться и ждать, когда жизнь повернётся иначе.
   Двери подземного хранилища школьной библиотеки запирались заклинанием. Резонно - справляться с замками, закрытыми лишь механически, ребят научили ещё на первом старшем, детская забава. Здесь же игрушками не обойтись, необходимы знания и сила.
   Знания - благодаря Йисху - у нинъе имелись, да и без его подсказок заклинание оказалось знакомым; как с ним совладать, Тенки понимал. Теоретически.
   Вот только хватит ли уровня его силы - понять лишь предстояло.
   Адепт остановился в двух шагах от массивной железной двери, выделявшейся на фоне стены огромными заклёпками - не понять, то ли для красоты, то ли для устрашения; вряд ли украшения эти имели практическую функцию.
   Вздохнул, выгоняя из головы посторонние мысли. Выстроил в мыслях отпирающую цепочку, сосредоточился.
   Сила знакомо запульсировала в кончиках пальцев, пробежала по губам болезненной кисловатой молнией. Тенки поднял руку, нащупывая узы, наложенные на дверь. Приходилось тяжело - по телу пробежала горячая волна, выступил пот.
   Хороши заклинания.
   Осторожно коснулся фигуры ключа - завязанная в чарах магия ответила мощным дыханием, жарким, оглупляющим, - стиснул зубы. Кончики пальцев зудели, саднили, жалуясь на переизбыток энергии. Сила текла сквозь тело Тенки, вливалась в цепочку на двери, медленно, очень медленно начиняла ключ энергией, достаточной для оживления.
   На лбу выступили, скатились по лицу капли пота. Тенки досадливо сморгнул.
   Знак ключа засиял. Ещё чуть-чуть.
   Есть!
   Сила переполнила ключ, разбежалась огоньками по всей сети заклинания. Дверь бухнула внезапно, будто ударил гром где-то вдалеке - Тенки чуть не отпрянул. Испугался на миг, что услышат сторожа-надзиратели, прибегут, потом сообразил: услышал не ушами, во внешнем мире по-прежнему плавала тишина.
   Железные углы двери загорелись сине-чёрным, по заклёпкам побежали холодные серебристые линии. Так и есть - для украшения это железо и присобачили, делать им нечего, что за тяга к бесполезной эстетике.
   Дверь подалась назад, скользнула в сторону. Перед нинъе открылся серый сумрачный проход, где тут же загорелись прямые тускло-зелёные линии, ведущие вперёд. Неизвестно зачем оглянувшись, Тенки шагнул в приглашающе разверзшийся проём.
   "Как же они каждый раз сюда заходят?! - мелькнула в голове непрошеная мысль. - Или у них автоматический допуск? Наверняка - ведь не может быть, чтобы каждый раз приходилось тратить столько усилий".
   Светловолосый провёл по лбу - ладонь вернулась мокрой. Да и одежда ощущалась влажной, жар ушёл, стало прохладно.
   Отлично, он попал внутрь. Теперь, по сведениям Йисха, надо искать архивы экспериментов. Ключевое слово - Эллгине. Буква "э", первая по алфавиту. Следовательно, где-то недалеко от входа.
   Шкафы с горевшей над ними "э" Тенки нашёл легко. Двинулся вглубь, одним глазом скользя по табличкам с названиями, искал раздел "элл". "Эю", "экиме", "эггана", "эл"... а вот и "элл". Глянул вправо: ага, тут уже "эма".
   После затяжных манипуляций с чарами - как здешние работники ухитряются доставать нужное?! - удалось вытащить ящик "Эллгине". Тенки отбуксировал его до одного из столов, заставил опуститься на твёрдую деревянную поверхность. При соприкосновении раздался глухой стук - ящик был заполнен доверху.
   Отыскать в массе архивов записи об энергетических экспериментах вышло далеко не сразу - кажется, Тенки потратил не меньше часа, перебирая книги, и ноги изрядно затекли, жалуясь за отсутствие стульев, которых не нашлось нигде: видно, предполагалось, что засиживаться в подземной библиотеке никто не станет. Зато, когда адепт напал наконец на нужное, ниточки потянулись быстро, одна за другой, и нинъе, забыв обо всём, погрузился в чтение с головой.
   Задействованных в эксперименте оказалось немало, больше, чем адепт ожидал. Вокруг Эллгине собралась кучка энтузиастов, наперебой кричавших о важности его исследований; одно время изысканиями учёного заинтересовались маги королевской службы - предшественники нынешних боевых, в каком-то смысле старшие Тенки. У старика-философа в подчинении пребывало порядочное количество народу, а "Алый бутон", как Эллгине называл свою плетёнку, "пробовал нектар" двенадцати человек.
   Нинъе поморщился: даже здешние архивы не избежали цветистых выражений. Под "нектаром", видимо, понималась кровь, "пробовал" двенадцать человек означает, что действию заклинания подверглись двенадцать. Интересно, почему именно такое число. Когда-то оно считалось божественным - не в том ли дело?
   И что сталось с теми двенадцатью?
   После изобретения заклинания прошло больше двух сотен лет, за это время сыграет в ящик любой долгожитель. Но всё же узнать, что происходило с его предшественниками, Тенки очень хотел, хоть и не питал надежды найти здесь полноценные биографии.
   Двенадцать человек - все мужчины. Девятеро - элхе, трое - нинъе. Старикан и впрямь подходил к задаче основательно: испытуемые разнились не только расовой принадлежностью, но и возрастом. Младшему на момент испытания исполнилось шестнадцать - Тенки чуть не присвистнул - на два года младше него! Старшему было около шестидесяти, для элхе не так уж много.
   Один из этих двенадцати умер сразу в ходе эксперимента, "сердечная мышца не выдержала интенсивного энергетического воздействия", писали архивы. Нинъе поморщился, кивнул понимающе: ещё бы, ни в чём винить того человека не получается, слишком свежа ещё память о собственном опыте. Да и заклинание тогда применялось впервые, действовали вслепую, на ощупь.
   По прошествии недели умерло ещё пятеро, причиной тоже стали "изначальные проблемы со здоровьем". Все умершие, говорилось в архивах, являлись немагами - основываясь на этом наблюдении, экспериментаторы во главе с Эллгине заключили, что возможность управлять магической энергией облегчает испытание. Маг, в обыденной жизни непременно сталкивающийся с необходимостью пропускать через себя большие количества энергии, переносит заклинание намного легче.
   Тенки покивал - сделалось забавно, будто нинъе притворялся, что отлично понимает всё до мелочей. Ну да, может, именно своей "магической составляющей" адепт обязан был тем, что выжил. Хотя с другой стороны - выжила ведь и собака?
   Но ладно, что в архивах дальше?
   Шестеро немагов погибли. Шестеро магов остались жить. Среди них и - как много тут шестёрок, прямо хоть демонов приплетай, их ведь цифра - шестнадцатилетний элхеский мальчишка, и шестидесятилетний мужчина. Оба они были магами, значит.
   Нинъе на миг задумался, пытаясь представить сгинувшего в дали прошедших лет ровесника. Впрочем, неизвестный мальчишка был элхе, то есть ровесником мог называться лишь номинально. Наверное, он не слишком понимал, что с ним происходит, чего хотят старшие маги.
   В отличие от него, Тенки сделал свой выбор более или менее сознательно.
   Адепт поднял голову, без особого смысла глянул вверх. Горели неяркие зелёные линии вспомогательного освещения, остальное тонуло в плотном сером тумане. До эксперимента ему бы здесь, верно, показалось темно, хоть глаз выколи. Тенки коротко вздохнул и снова принялся за испещрённые буквами страницы.
   Шестеро магов перенесли необходимые изменения. Пятеро из них, как того и требовал опыт, получили доступ к "нектару жизни", то есть опять же крови. Один был оставлен для сравнения результатов, называли его "контрольным образцом". И этот один - Тенки вымученно усмехнулся - натурально, окочурился. Экспериментаторы предположили, что изменённый организм не имел другой возможности получать энергию. Прежние энергетические потоки перестали удовлетворять затраты подвергшегося заклинанию тела.
   Вот как. Значит, на улицу Тенки гнал своеобразный инстинкт самосохранения? Не выйди он в город, не встреть в подходящем месте подходящий "объект", давно бы уже отписали матери, мол, так и так, не извольте беспокоиться, похороним за свой счёт.
   Или жизнь - или жизнь. Когда одна из них твоя собственная, а другая принадлежит чужаку, выбирать не так уж сложно.
   Зато теперь Тенки знает, что будет с ним в случае долгого воздержания.
   Или смерть - или смерть. Всё в этом мире и правда друг на друге завязано.
   Оставшиеся пятеро, интересно, радовались ли тому, что выжили, или же проклинали судьбу и безразличных ко всему, кроме науки, мучителей? Никакие сведения о жизни, происхождении подопытных в архивах не указывались - пошли ли они на этот эксперимент добровольно, или же их заставили? Ещё Астеаки говорил, что иногда опыты проводят на приговорённых к смерти, пообещав им вместо казни пожизненное заключение; быть может, те двенадцать были осуждёнными, преступниками?
   За выжившими тщательно наблюдали. У каждого из них заклинание трансформировалось по-своему, проявились разные черты - но разница эта была лишь в мелочах. Главная задача, поставленная Эллгине, оказалась выполнена: все пятеро получили способность настраиваться на магический профиль жертвы и забирать у неё необходимое для поддержания жизни количество энергии. Первая часть эксперимента на этом завершилась. Исследователи занялись второй - возможностями, которые даровало подобное заклинание.
   Нинъе оторвался от чтения, потянулся, расправил затёкшие слегка плечи. И снова нагнулся над записями.
   Погодите, эксперимент завершился? Так а что сталось с выжившими?
   Тенки зашелестел бумагами. Наконец углядел: "описание результатов наблюдения над объектами исследований". Жадно раскрыл, впился глазами в ровный текст.
   Здесь данные указывались раздельно - для каждого из пятерых своя тетрадочка, тоненькая, но полностью исписанная графами, таблицами, расчётами поглощения энергии. Тенки просматривал цифры бегло, искал пресловутое описание результатов, громко обещанное в заголовке.
   Данные пятерых следовали в алфавитном порядке, но подопытных называли не по именам, - это Тенки приметил и раньше - по буквам: первым шёл "Э", элхе, на момент начала эксперимента тридцати двух лет, маг седьмого уровня силы.
   Тогдашний седьмой уровень, быстренько посчитал Тенки, соответствует нынешним два ноль восьми. Эх, на сегодняшний день - уровень третьекурсника Королевской школы, пусть многообещающего третьекурсника, но, как ни крути, ещё адепта! А тогда называлось торжественно - "седьмой".
   "Э" перенёс опыт хорошо - разумеется, оценка выдана в сравнении с общим фоном. Переход на новый способ поглощения энергии тоже прошёл удовлетворительно. Наблюдение установлено. Через полгода после эксперимента подвергся измерению уровня. Поднялся до одиннадцати.
   Невероятно.
   До одиннадцати?! Столько времени назад? До открытия полюсов, до разделения на тёмных и светлых?! Да тогда же "десять" считалось потолком для любого мага, а "двенадцать" недаром было божественным числом - достигавших подобного уровня по пальцам одной руки можно было пересчитать. За всю историю магического мира!
   Одиннадцатый уровень - от трех ноль пяти до четырёх - это ведь и нынешние показатели Тенки.
   С лихорадочным жаром нинъе кинулся читать дальше.
   Через год после эксперимента - объект жалуется на недостаточность энергии. По результатам проверки решено повторить употребление "ци" - так здесь называли кровь, "жидкость "ци", - вернее всего, заключил Тенки, от первой буквы слова "циэми", что и означало кровь.
   Повторить употребление?
   Неужели они хотят сказать, что "объект Э" не... питался год?
   Тенки перелистнул назад, заметался глазами по странице. Потом спохватился, вернулся к прежней книге, описанию самого эксперимента. Ведь умер же у них один, потому что не давали крови?
   Однако всё было правильно. После заклинания пятерых завязали на кровь. Точней, на чужую энергию. А один отправился к праотцам, потому что не получил к этой чужой энергии доступа. Но выжившим пятерым - и в самом деле - больше крови не давали. "Э" выдержал год, остальные... от возбуждения Тенки помял тонкие тетрадочные листы, стремясь скорее заглянуть вперёд.
   Так и оказалось. Симптомы нехватки энергии у всех пятерых проявились примерно в одно время, через год после эксперимента. Адепт глянул кстати и уровень - и тут тоже увидел ожидаемое: сплошь цифры одиннадцать и двенадцать, не меньше.
   Ох ты морской зелёный осьминожий хрен!
   Тенки болван - конечно! На что им было тратить ту энергию, никто не накладывал на них жрущую безмерно "маску вора". Неудивительно, что жили все те маги себе тихо-мирно целый год, пока... пока не оказалось - не так и просто заклинание иле Эллгине.
   И что же? Что потом?!
   После вторичного употребления "жидкости ци" объект "Э" не проявлял никаких отклонений от нормы - своей новой нормы - ещё примерно десять месяцев. Тенки посмотрел результаты остальных: период варьировался от девяти месяцев до четырнадцати; но всем пятерым опять потребовалась энергия.
   Что ж, логично - после наступления Рассвета Тенки приходилось "жрать" примерно раз в месяц - тем, стало быть, раз в год.
   По не зависящим от исследователей обстоятельствам, рассказывала тетрадка, в случае с одним из подопытных, объектом "Ллин", предоставить энергию вовремя не удалось. Адепт закусил губу: что скрывалось за сухими строчками отчёта? Почему не удалось, не было ли это намеренным действием, ещё одной проверкой, очередным экспериментом?
   После смерти "Ллина" - чего ожидали хреновы экспериментаторы? - выживших осталось четверо. Трое элхе, один нинъе. Тридцатидвухлетний "Э", шестнадцатилетний "Лэй", шестидесятилетний "Иэ" и единственный нинъе, двадцатишестилетний "Ээн".
   К слову, диагноз - такой же сухой, как всё остальное - был одинаковым во всех случаях: смерть в результате чрезмерного истощения.
   Тенки на миг оторвался от бумаг. Поднял голову к тонущему в серой мгле потолку - не увидел его, конечно. Зелёные огни горели ровно, успокаивающе. Но архивы по Эллгине не обладали свойством успокаивать.
   Было почему-то смертельно страшно читать дальше.
   Но для чего тогда он сюда явился?
   Тенки глянул в самый конец раздела "Э". Дата смерти. Шесть лет после эксперимента. Раздел нинъе "Ээна" - четыре года после эксперимента. Мальчишка "Лэй" - восемь лет. Самый взрослый "Иэ" - пять.
   Диагноз: чрезмерное истощение.
   Все четверо. Да что там, все шестеро магов. Все двенадцать подопытных.
   Нинъе усмехнулся. Отложил тетрадку.
   Сердце билось тихо и мерно, стучало себе, как ни в чём не бывало. Мир стоял на месте, ночь дышала вокруг.
   Тенки с силой провёл ладонями по лицу, впиваясь пальцами в кожу, сильно, до боли.
   Он-то ещё жив.
   Ещё жив и не собирается умирать. Ни через четыре года, как тот нинъе, ни даже через восемь, как элхеский его сверстник под буквой "Лэй".
   Да и рано отчаиваться.
   Адепт выдохнул, выдохнул глубоко-глубоко, выгоняя из лёгких весь воздух, до последнего предела, пока не показалось, что уже не сможет вдохнуть. Тогда медленно и плавно, еле-еле ощущая движение воздуха в грудной клетке, вдохнул.
   И снова притянул отодвинутую на край стола тетрадку.
   К обложке в конце её крепились отдельные листы с загадочным: "непроверенные сведения, позднейшие исследования". Тенки глянул с интересом - но тут же оный потерял: здесь перечислялись основные слухи, сопровождавшие проект. Увидел пару-тройку забавных, усмехнулся.
   Похоже, из-за обилия шестёрок в чьих-то не слишком умных головах зародилась мысль о замешанных в эксперименте демонах; демоном считали и самого Эллгине, и его главных помощников; также наличествовало мнение, что, помимо перечисленных двенадцати человек, заклинанию подверглись и сами представители демонского мира; по иному мнению, Эллгине служил лишь марионеточной куклой для опять же пресловутых демонов.
   Демоны-демоны-демоны - Тенки скривился - разве ж демоны вмешиваются в нашу жизнь? Зачем им нужны эксперименты с людьми? Разве мало своего материала? И какая связь между шестёрками и демонами, кроме глупых суеверий? Неудивительно, что место этим предположениям в серьёзной книге не нашлось, так и оставили, прикреплёнными к тетрадке-описанию листами.
   Эллгине провёл подобный эксперимент на себе самом - кричали строчки. Эллгине заставил окружающих поверить в свою смерть, а на самом деле ушёл в демонский мир. Эллгине никогда не был человеком. Эллгине был женщиной - Тенки фыркнул. И закрыл тетрадь - с него хватит. Эллгине-баба - да, это было бы сенсацией.
   Вот только за такое количество лет подобное неизбежно выплыло бы наружу.
   Ладно, про Эллгине адепт выяснил. Маг ненадолго пережил своего последнего подопытного - того мальчишку-элхе. Умер Эллгине на девятый год после величайшего творения своей жизни, заклинания, что он назвал "Алым бутоном".
   Эллгине умер. А спустя несколько десятилетий после смерти учёного-философа его изысканиями заинтересовались боевые маги. Шла Великая Война - любой способ достичь победы казался драгоценным.
   Йисх как-то обронил: мол, использовал в отношении Тенки чары, которые накладывали когда-то на магов-шпионов. Чары, замешанные на заклинании Эллгине, по действию очень похожие на "маску вора", сообщавшие хозяину поразительные ловкость и скорость, замечательный слух, орлиное зрение - массу положительных эпитетов придумывали поэты, но маги знали, чем оплачены подобные возможности.
   Тенки нагнулся над ящиком.
   Вот оно.
   "Применение магии в военных условиях". Тоненькая брошюра с жирной пятёркой на обложке - ну хоть тут не шестёрка - "пятый номер, шпионская деятельность".
   Посмотреть адепт хотел только одно. Сколько лет после применения заклинания оставались в живых те шпионы?
   "Идемес Аторана". Восемь лет.
   "Эйели Гиннеру". Четыре года.
   "Инневен Вейст". Как странно, элхеское имя, нинъеская фамилия. Полукровка? Пять лет.
   "Атери-иле Ваиму". Четыре года.
   Взгляд Тенки устал путаться в именах, потерял способность их воспринимать. Двигался вниз по тонкому столбику в огромной таблице общих сведений.
   Шесть лет. Четыре. Семь. Десять. Восемь. Восемь. Шесть. Пять. Десять.
   Причину смерти здесь не сообщали.
   Но светловолосый адепт догадывался. Два слова: "чрезмерное истощение".
   Никто из них не прожил больше десяти лет. Никто, ни один. Ни элхе, ни нинъе, ни тот старый "Иэ", оставшийся лишь буквой в отчёте, ни молодой "Лэй".
   Никто, испробовавший "Алый бутон" на своей шкуре. Зависимость от чужой энергии, необходимость перерабатывать количество, намного превышавшее обычные способности человеческого тела - вот в чём причина бесстрастной формулировки: истощение. Это не физическое истощение, это внутреннее - когда организм сходит с ума и начинает гнать энергию сквозь себя, не находя способов распределить её, справиться с избытком.
   Значит, десять лет.
   Нинъе усмехнулся. Выпрямился, посмотрел на груду разбросанных книг и тетрадей, желтоватых от времени листков, на внушительный ящик с надписью "Эллгине".
   В январе Тенки исполнилось восемнадцать. В январе сорок второго года Рейки.
   Увидит ли он Рассвет пятьдесят второго?
   Осталось десять лет.
  

1995 год от Рождества Христова

Таллинн

  
   Этот апрельский денёк выдался тёплым. Недавно ещё накрывавший весь Таллинн снег растаял, превратился в серые лужи, размочил землю, и Мирт бегал по этим лужам, как сумасшедший, как щенок, довольный и весёлый до невозможности. Время от времени пёс скашивал на хозяйку круглый лиловый глаз, радостно ухмылялся жарко открытой пастью и угрожал забрызгать грязной водой, когда то ли дело возвращался назад и крутился рядом с неторопливо шагающей девушкой.
   - Давай, иди от меня! - приказала Юля, нарочито презрительно морща нос. - Нечего, нечего!
   Направлялись они на Штромку, туда, где пустынная в середине весны полоска коричневого пляжного песка отделяла жилые районы от моря, - место, любимое обоими, и собакой, и его хозяйкой. Мирт будет прыгать в воде, мотать ушами и кусать набегающие волны, а Юля сядет на качели и улетит в другой мир. Больше всего на свете девушка любила вот так вот раскачиваться на качелях.
   Когда закрываешь глаза и взлетаешь в холодном весеннем ветре, замрёт, бывает, сердце и засосёт под ложечкой, и покажется вдруг, что действительно летишь, взаправду, по-настоящему. И только ледяное на ощупь железо под ладонями мешает поверить - а так хочется иногда отпустить его и не держаться вовсе.
   Мирт учуял море, оглянулся на хозяйку, глаза блеснули.
   - Ну чего? - кивнула ему Юля. - Я ж тебя не держу - беги!
   Пёс умчался, только длинный хвост взметнулся и исчез между поросшими редкой травой песчаными холмами. Пройдёшь по тропинке между этими холмами и ты уже на пляже, по левую руку качели, впереди - море. Впрочем, море уже виднелось на горизонте серой полоской, выглядывало в промежутках между барханами.
   Юля последовала за собакой. Вышла на пляж, ступни утонули в песке. И сразу недовольно скривилась: качели оказались заняты. На обеих досках устроились мальчишки лет по тринадцати-четырнадцати и, взлетая чуть ли не вверх тормашками, оживлённо переговаривались. Сказать вернее, даже перекрикивались, ребячьи голоса далеко разносились по безлюдному пляжу.
   Подходить к качелям девушка передумала, уселась на скамейку сразу за ними, вытащила из рюкзака книжку. Ладно уж, подождёт, пусть и Мирт насладится себе игрой с морем.
   Дети на качелях Юлю не замечали, болтали беззаботно.
   - Кстати, спасибо за кактус! - донеслось до девушки.
   - А, да ничего, - эхом ответ. - Не стоит, как говорится, благодарности.
   - Прикольный подарок, мне ещё никто не дарил кактусов. Надо будет ему имя дать.
   Смешок.
   "Ну у них и подарки, - подумала Юля, - кактусы - да ещё и имена им дают". На этом решила больше не вслушиваться, тем более что книжка была из интересных, не оторваться.
   Выглянуло солнце и гладило теперь по скамейке, рядом шумело море, Мирт где-то бегал - словом, идиллия. Периодически Юля поднимала голову, выбираясь из книжного мира, смотрела на качели, с неудовольствием убеждаясь, что мальчишки ещё не ушли, и снова погружалась в приключения героев.
   Книга была фантастической и как раз про другой мир, - возможно, именно поэтому схваченное слухом: "снится другой мир" не унеслось вместе с ветром, а ворвалось в сознание, заставляя девушку снова взглянуть на качели, взглянуть недоуменно.
   - Особенно на каникулах, - ребята не взлетали теперь так высоко, что казалось, ещё чуть-чуть, и качели перевернутся, железные прутья с насаженными на них деревянными досками сидений ходили тихо. И сами голоса мальчишек звучали сейчас тихо.
   - Что за мир? - переспросил левый, повернулся к Юлиной скамейке в три четверти, с явным любопытством глянул на друга.
   - Не знаю, - растерянно повёл плечом второй, на вид постарше и покрепче. - Но там есть магия, это точно.
   - Магия и здесь есть, - убеждённо ответил собеседник.
   Юля хихикнула про себя. В их возрасте она тоже верила в магию. Правда, верит и сейчас, только не в ту, которую показывают в мультиках и описывают в книжках. Там она слишком явная: огненные шары, зелёные молнии, полёты всякие. Подобной, как ни жаль, точно не бывает.
   - Ну смотри, а что такое магия? У меня сестра такое иногда творит, магия и есть.
   - Что творит?
   - Ну, с птицами разговаривает. С кошками тоже. Ещё знаешь, у неё иногда так получается, как начнёт всякое вокруг летать! Тарелки бьются, - голос правого мальчишки звучал обиженно.
   - Это как?
   - Ну я не знаю, как-то мысленно, без ничего. Это если её разозлить.
   - Так вы всё-таки иногда ссоритесь?
   - Конечно, ссоримся, - кивнул мальчик серьёзно. И тут же добавил: - Только редко. И миримся сразу.
   Разговор сменился, слушать о чужих семейных проблемах Юля посчитала неинтересным. Глянула на море - Мирт копал яму в мокром песке, играл. Потом снова уставилась в книжку.
   И опять из иного мира её вырвала фраза одного из мальчишек.
   - Представь, что есть боги.
   Говорил мальчик, что выглядел потоньше, помладше своего друга. Не тот, который рассказывал про сестру.
   - Угу.
   - Они же бессмертные. Бессмертные и всесильные. Захотел - сотворил мир, захотел - уничтожил.
   - Круто.
   - Круто? - левый мальчишка усмехнулся. - Ну не знаю. Мне кажется, им всё это смертельно надоело.
   - Что? Всемогущество?
   - А ты только подумай - если чего захочешь, так сразу получаешь! И всё знаешь, что произойдёт. Всё знаешь наперёд.
   - И что?
   - Скучно это, вот что! Жутко скучно, - по лицу говорящего пробежала гримаса отвращения. Или недовольства, презрения?
   - Разве? По мне, так интересно было бы попробовать. Захотел - у себя наверху развлекаешься, захотел - притворился человеком, поприкалывался. Столько всего интересного можно сделать! - даже по спине правого мальчишки стало заметно охватившее его возбуждение.
   Юля забыла смотреть в книгу - разговор снова принял любопытный оборот. Сначала магия, теперь боги? Забавные дети.
   - Ты не понимаешь, - в словах младшего прозвучали раздражённые нотки. - Говорю ж тебе - надоедает это! Жутко! Знаешь, как можно устать вообще от всесилия?
   Мальчик рассуждал так, будто знал наверняка. Юля усмехнулась. Все дети такие: сначала придумают несусветные истории, а потом сами же в них верят.
   - И что тогда делать? Если они даже умереть не могут?
   - Можно... - друг помедлил, - можно родиться человеком.
   - В смысле "человеком"?
   - Ну, можно на какое-то время отобрать у себя всесилие. По собственному желанию. Как бы запереть себя в человеческую жизнь.
   - Хм.
   - Ну да, смотри - человеком ведь быть трудно. То есть не трудно даже, а как-то... Ну, ты ничего не можешь, никак на всё, что вокруг, не повлияешь. Вообще ничего не можешь.
   - По-моему, это не так уж и весело.
   - Ну, когда ты бог, тогда думаешь, что будет забавно. Как бы игра. А потом, когда уже стал человеком, уже поздно. Ничего не поменяешь.
   - И что тогда?
   - Тогда живёшь всю жизнь как человек. Но когда умираешь, тогда возвращаешься к себе-настоящему.
   - Хм. Интересно.
   - Вот так-то.
   - Получается, богам тоже непросто?
   Мальчишка на левых качелях усмехнулся:
   - Да не, я думаю, им с этого весело. Надо же чем-то развлекаться.
   - А не скучно, наоборот? Разве человеческая жизнь такая весёлая?
   - Так это же тоже боги сами решают. Перед тем, как в кого-нибудь вселиться. Или родиться. Выбирают себе жизнь. Если хотят, чтобы было тихо и спокойно, тогда рождаются себе где-нибудь на Тибете, в монастыре. Хотят быть необыкновенным человеком - рождаются экстрасенсом, там.
   - Ух ты, выбрать целую жизнь?
   - Да, они могут заранее прописать всё, продумать. И воплощаются, чтобы испытать. Вот, например, подумал, что лучше убрать все свои способности, а оставить только, скажем... ну, процентов десять, - и ты уже считаешься необыкновенным, там, обладающим магическим даром. А на самом деле используешь-то всего десятую часть, - мальчик выглядел задумчивым.
   - Ты бы какую себе жизнь придумал? - друг его перевёл разговор.
   - Я бы? - мальчик словно удивился, но сразу же хитро усмехнулся. - Я себе вполне интересную придумал.
   - Чем интересную?
   - Почти не стал ничего ограничивать. То есть ограничил свои силы, а знания почти не стал убирать.
   - Знания о чём?
   - О своём воплощении, о чём ещё. И вообще, вот увидишь - ещё масса всего интересного случится.
   - Это что такое случится? - мальчик, что покрепче, заинтересовался, да и Юля прислушалась старательней.
   - Откуда мне знать? - обманул друг его ожидания. - Я только знаю, что непременно случится.
   - А когда?
   - Этого тоже не знаю. Может, лет через пять, а может, и вовсе завтра, - Юля в который раз поразилась уверенности, с какой говорил подросток.
   Собеседник его привалился плечом к прутьям качелей. Он молчал, и Юле на миг показалось, что мальчишка разочарован.
   - А с кем случится? - спросил он осторожно.
   - Со мной, - ответил быстро друг. - За это могу поручиться.
   - А со мной?
   Мальчик, сидящий слева, не отвечал.
   - Ну Азик, ну скажи, - заканючил правый.
   "Азик? Имя какое-то восточное", - отметила Юля равнодушно.
   - Ну хочешь - будет, - наконец снизошёл названный Азиком. - Только ты потом не жалуйся.
   - Я не буду! - обрадовался приятель. - А Хиден?
   - А чего Хиден?
   - С ней что-нибудь случится интересное?
   - За Хиден ты не беспокойся, - мальчишка прищурился и внезапно метнул быстрый взгляд на Юлю - девушка смутилась и поспешила опустить глаза в книгу. - С ней уже.
   - Откуда ты знаешь?!
   Спрошенный молчал, лица его Юля не видела, смотрела вниз, на заполненные чёрными строчками листы, но показалось почему-то, что мальчик наблюдает за ней, знает, что она слушает, и именно поэтому не хочет отвечать.
   Оставаться дальше на скамейке, под чужими взглядами, было неудобно, а эти двое не проявляли никакого намерения уходить. Юля поднялась, нашла глазами Мирта, свистнула призывающе. Овчарка метнулась к хозяйке, та захлопнула книгу и, не удостаивая мальчишек взором, подчёркнуто небрежно зашагала к морю.
   Пара десятков шагов по побережью влево, и взгляду откроются другие качели. Надо было сразу туда идти, как только увидела, что те заняты. Вот ещё, слушала зачем-то всякий детский вздор.
   Как девушка и ожидала, качели оказались пусты. Юля уселась на деревянное сиденье, раскрыла снова книгу и начала медленно раскачиваться. Рядом пасся Мирт, гудело море, в волосах путался прохладный апрельский ветер.
   Недалеко отсюда, за парой холмов, на оставленных девушкой качелях сидели двое мальчишек.
   - Ты чего? - спросил один из них, глядя на друга - тот словно задумался, молчал, уставившись на море.
   - Не люблю я таких, - ответил второй, продолжая смотреть на живую серую воду.
   - Каких?
   - Таких. Есть люди, которые не любят верить даже самому явному. Особенно если имеют дело с кем-то, про кого думают, что он ниже их. Или младше.
   - Хм.
   - Вот она как раз такая.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю, и всё.
   - Хм.
  

41-42 год Рейки, 4758-59 всеобщий год

4 день фестивалей Инея, Хиэй, Хоко

  
   Льдянка чуть раздвинула бумажные двери, поставила поднос с едой на порог. Почтительно поклонившись гостям, а также развлекающей их нарии и птичкам, собралась было удалиться, но её остановил мужской голос:
   - О-о! Вестница зимы! Почему я тебя не помню? - обратился к птичке один из гостей. - Входи и посиди со мной! Мне надоели летние пташки!
   Льдянка вскинула испуганный взгляд. Она ещё никогда не принимала участие в вечернем приёме гостей, только в утренних церемониях - когда пьют чай и говорят о делах, и у птичек нет иной обязанности, кроме как наигрывать затейливые мелодии. Развлекать утренних гостей беседой или танцами не надо, даже нария-хозяйка обычно лишь ненавязчиво разливает по чашкам чай и подаёт угощение. А тут... Что делать? Может, убежать, притворившись, что не расслышала, не поняла, что обращаются к ней?
   - Ну же! Я не кусаюсь! - мужчина рассмеялся, похлопал по полу рядом с собой. - Проходи! Садись вот сюда!
   За его спиной поймала взгляд девочки Чайка, нария-хозяйка сегодняшнего вечера, кивнула: "входи, не перечь гостю".
   - Быстрее! Не напускай холод! - зашептала Кукушка, подхватывая поднос. - Закрой дверь и сядь, где сказали.
  
   Пламя негасимое! Обычно до вечерних церемоний птенцов допускают только спустя два года прислуживания на утренних чаепитиях, после длительного обучения. А тут так просто: заходи - садись - развлекай! А эта дура ещё сомневается, медлит в дверях. Кукушка неодобрительно нахмурилась.
   Нет, ну точно дура. Сомнения беловолосой ещё можно было бы понять, окажись гости страшенными старыми индюками. Но сегодня вся тройка как на подбор симпатичная. Молодые, красивые. Кукушка многое бы отдала, чтобы этот рыжеволосый и сероглазый мужчина обратил внимание на неё, а он почему-то заметил эту неуклюжую клушу в синем абито. Ну что в ней интересного? Ледышка и есть! К тому же ещё и шуганная: села за полкилометра от него.
   - Как тебя зовут? - рыжеволосый подбадривающе улыбнулся.
   - Льдянка, - робко, чуть слышно, испуганно пряча взгляд. Жеманничает! Дура!
   Кукушка взяла кувшин с вином, подвинулась ближе к понравившемуся гостю, словно бы случайно втискиваясь между ним и ледяной птичкой:
   - Господин, позвольте налить вам вина?
   - Пусть Льдянка нальёт!
   Ну что он нашёл в этой бесцветной неумехе? Тонкая, высокая, словно жердь, нескладная. Ей даже лицо выбеливать не надо - такая бледная, ненатуральная, словно кукла. Абито толком носить не умеет: путается постоянно в длинных рукавах, подол задирает аж лодыжки видно. И эмоции - всё, что думает, на лице написано, - даже маска не помогает скрыть. Дура невоспитанная!
   - Оставьте его, милая Кукушка, - позвал другой гость. - Подарите своё внимание нам.
  
   - Выпей со мной! - потребовал мужчина, придвигаясь ближе.
   - Я не... - Льдянка попыталась отодвинуться.
   - Не отказывайся! Я ведь не предлагаю ничего неприличного.
   Девочка бросила отчаявшийся взгляд на Кукушку и Вьюрка, но птички развлекали двух других гостей, не обращая на Льдянку никакого внимания.
   - Ну что же ты? - рыжеволосый нахмурился. - Не будешь?
   Птичка отрицательно мотнула головой. На плечи вдруг легли чьи-то руки - Льдянка вздрогнула, испуганно обернулась. Нария-хозяйка, успокаивающе улыбаясь, присела рядом.
   - Простите ей нерешительность, господин, - Чайка обратилась к гостю. - Льдянка пришла в гнездо с прошлым Рассветом и ещё не имела счастья общаться со столь высокими гостями.
   - Эрилен, так ты поймал дикую пичужку! Повезло же!
   Ну вот! Ещё один гость - темноволосый, что сидел дальше всех, - обратил внимание на Льдянку. Как будто ей рыжего мало! Девочка досадливо поморщилась - хорошо, что под маской не видно.
   - Поймать - это полдела, - в обсуждение вступил и третий гость. - Главное теперь - приручить. Она ведь так и норовит выпорхнуть из рук.
   - Ерунда! - фыркнул темноволосый. - От Эрилена ещё никто не убегал: он женщинам нравится. Правда, Кукушка?
   - Да, господин, - Кукушка опустила глаза, спрятала лицо за рукавом. - Почти так же, как вы.
   - Смотри-ка, знает, как сказать приятное и никого не обидеть! Умница!
   - Ну а тебе я нравлюсь? - рыжий вдруг наклонился близко-близко, заглядывая Льдянке в глаза. - Нравлюсь ведь?
   - Нет, - ни секунды не колеблясь, ответила девушка, отвернулась от пряного винного дыхания.
  

***

  
   - Что?! Прямо так и сказала? - Ласточка не поверила своим ушам. - "Нет"?!
   - Именно, - Кукушка презрительно скривила губы, развязала придерживающие маску ленты. - Дура! Ещё и отвернулась от него, словно ей и вправду противно.
   - Она сказала: "Пьяные люди не могут нравиться, потому что в них нет достоинства - одни недостатки", - Вьюрок плеснула на лицо водой, смывая макияж.
   - Маленькая идиотка! Молчала бы лучше, если врать не умеет! - Кукушка выскользнула из абито и принялась надевать домашнее платье. - Не повезло тебе с младшей, - обратилась к Ласточке, - совсем безмозглая она у тебя.
   - А дальше что? - не выдержала Синичка. - Рассказывайте дальше!
   - А что дальше, - сероволосая птичка пожала плечами. - Замолчали все. Даже Чайка растерялась, не знала, как неловкость загладить. Я вино пролила.
   - Тоже неуклюжая дура! Испортила мне абито! Смотри какое теперь пятно на рукаве!
   - Успокойся уже, - Вьюрок устало вздохнула. - Я же сказала, что всё вычищу.
   - Ну а Туоррэ-илиэ? Что он?
   - Я думала, он её ударит. За такое можно ударить. - Кукушка сунула испорченное одеяние сероволосой и обернулась к Ласточке. - Я бы на его месте непременно дала пощёчину. Льдянка заслужила.
   - Туоррэ-илиэ взял её за подбородок, повернул к себе лицом, - Вьюрок занялась складыванием чужого абито, - целую минуту в глаза заглядывал. Мы сидели, даже дышать боялись...
   - Смотри, чтоб завтра к вечеру было чистое! - Кукушка провела рукой по жёлто-коричневой ткани. - Это моё любимое абито. Не приведи Огонь, отчистить не сможешь.
   - Да выведу я пятно! Сказала ведь, что выведу! - Вьюрок не выдержала, вспылила.
   - А ты на меня не кричи! Тоже мне, нашлась тут... - девушка зло сверкнула глазами. - Мала ещё выступать. Чай, не нана и даже не нария!
   - Хватит ссориться! Что дальше-то было?!
   - А ты не лезь! - Кукушка зашипела и на Синичку.
   - Дальше он рассмеялся.
   - Рассмеялся?! - Ласточка недоверчиво покосилась на сероволосую. Нашла тоже время шутить.
   - Да, заржал, как конь! - подтвердила Кукушка слова Вьюрка. - Так, что беседка задрожала.
   - Фи! Как грубо ты выражаешься! - Синичка презрительно скривила губки.
   - В отличие от некоторых идиоток, я знаю, когда можно так говорить...
   - Значит, рассмеялся он, - Вьюрок продолжила рассказывать Ласточке. - И говорит, мол, это по крайней мере честно.
   - Тоже головой ударенный! - Кукушка отпустила ещё один ядовитый комментарий.
   - Так он на Льдянку не разозлился?! - переспросили Ласточка с Синичкой в один голос.
   - Дурам везёт!
   - Нет, - Вьюрок понизила голос, поманила двух птичек поближе. - Он сказал, что ещё к ней придёт, когда не пьяный. Поэтому Кукушка так и бесится.
   - Совсем не поэтому! Просто ты мне абито испортила!
   - Она весь вечер Туоррэ-илиэ глазки строила, а он нашу Ледышку предпочёл. Представьте только!
   Кукушка не ответила - отвернулась, гордо вздёрнув носик.
   На некоторое время воцарилось молчание: девушки осмысливали произошедшее.
   Вьюрок думала о том, что Льдянка поступила очень смело. С пьяными очень неприятно общаться: они, бывает, позволяют себе лишнего - и за коленки хватают, и обниматься лезут. Птичке иногда тоже хотелось отказать таким гостям, но не хватало решительности. А Льдянка - смогла. Сказала "нет". И не просто кому-нибудь, а сыну министра. Конечно, этого так просто не забудут. Нана-илиэ, возможно, выгонит девочку из Гнезда за неподобающее поведение. И Туоррэ-илиэ, известный своей вспыльчивостью и непредсказуемостью, найдёт способ отомстить за то, что птенчик поставила его перед друзьями в глупое положение. Скорее всего, достанется семье девушки - Туоррэ-илиэ не играет по-мелкому. Кукушка тоже обид не забывает...
   Ласточка размышляла, какие неприятности может ей принести столь явный проступок младшей. Совершенно ясно, что нана-илиэ этого так не оставит, а значит, Ласточке, как опекающей провинившегося птенца, грозит в лучшем случае выговор - недосмотрела, не научила подопечную правильному поведению, элементарной вежливости. Эх!
   А Синичка жалела, что её не было в "Доме шорохов" и ей достался лишь пересказ случившегося там скандала. Почему всё самое интересное происходит там, где нет Синички? Как бы девушке хотелось увидеть, какое лицо было у господина Туоррэ в тот момент, когда Ледышка ему отказала.
   - Ну что в ней есть такого, чего нет у меня? - Кукушка вынула из волос последнюю заколку, позволяя им свободно рассыпаться по плечам. - Не однотонностью же эта малявка всех очаровывает! Моль белая!
   - Пожалуйста, не отзывайся о Льдянке так пренебрежительно, - попросила Ласточка. - Как-никак она моя младшая.
   - Ой! А я прям не знала! - русая взялась за расчёску. - Ты сначала манерам её научи, а потом уж я посмотрю, что и как о ней говорить.
   - Стой, ты сказала "всех очаровывает", - в зачинающуюся ссору вмешалась Синичка. - Там что, ещё кто-то на Ледышку глаз положил?
   - Я вроде не заметила, - Вьюрок непонимающе пожала плечами.
   - Я не о сегодняшнем вечере, - Кукушка уселась перед зеркалом, провела расчёской по волосам. - Вот смотрите, нана-илиэ взяла Льдинку сразу птенцом. Мы же все начинали с безымянных прислужниц - мыли полы, бегали по поручениям. Почему?
   - А ведь и правда! - потянула Синичка задумчиво. - Интересно, как Ледышке удалось это провернуть?
   - Может, её отец заплатил побольше, чтоб дочке руки пачкать не пришлось? - несмело предположила Вьюрок.
   - Ты думаешь, мой не заплатил бы?! - Кукушка смерила отражение товарки надменным взглядом. - Он нане-илиэ предлагал, я точно знаю. Тем не менее, мне, дочери главы купеческой гильдии Ци, пришлось горбатиться наравне с вами целых два года.
   - Вот только происхождением кичиться не надо! - Синичка фыркнула. - То, что твой папочка управляет торговлей с земными, ещё не делает тебя важной персоной. Если уж на то пошло, мой отец, хоть и не глава гильдии Мида, но играет в ней не последнюю роль. А мать - Водная аристократка. Так что социальный статус у меня повыше будет!
   - Не знаю, не знаю, дитя однобраслетных. Может, на Воде ты и аристократка, а здесь - простая купеческая дочка.
   - Пока мы в Хоко, неважно, чьи мы дочери, - рассудительно заметила Вьюрок.
   - Действительно, оставим эту тему. Мы же о Ледышке говорили. - Кукушка поторопилась согласиться, вернуться к обсуждению Льдянки - если вспоминать о том, что Вьюрок является третьей дочерью пусть малоизвестного и не очень богатого, но дворянского рода, то абито придётся чистить самой. - Значит, малявку сразу птенчиком взяли, и дело тут не в деньгах... Она должна была чем-то зацепить нану-илиэ, чтоб так получилось. Вопрос - чем?
   - Тут дело в возрасте, - Ласточка взялась оправдать свою младшую. - Обычно девочек отдают в Гнездо в возрасте восьми-девяти лет, как было и с нами. Мы ведь три года привыкали к дисциплине и здешним порядкам, только потом получили имена. Помните? До вечерних гостей нас допустили ещё года через два - после утренних...
   - Всё это мы и без тебя знаем, - прервала рассуждения черноволосой Синичка. - Только связи с тем, что Ледышка сразу птенчиком пришла, я не вижу.
   - Когда Льдянка появилась в Хоко, ей было уже двенадцать - слишком поздно, чтобы оставаться безымянной.
   - Ладно, Ласточка, может быть, ты и права, - милостиво согласилась Кукушка. - Вспомним тогда прошлое Коронование Весны, когда младшие всей стайкой ходили на Хиэнне смотреть...
   - А что тогда было?
   - Как, ты не знаешь?! - Синичка удивлённо глянула на Вьюрка. - Вот позору-то было! - Девушка поспешила поведать сплетню. - Ледышка тогда пошла без маски.
   - Без маски?! - сероволосая переспросила, думая, что ослышалась.
   - В узорах, как нария... - Кукушка кивнула в подтверждение. - Представь только! Безмозглый птенец в узорах взрослой птицы!
   - Ей Сойка-нии разрешила! - Ласточка снова встала на защиту младшей. - Мы учились читать рисунки на лицах.
   - У вас в "Доме теней" все сумасшедшие?
   - Я бы попросила! - никогда раньше Вьюрок не слышала, чтобы Ласточка сердилась.
   - Извини, но это действительно глупо - выпускать в город птенца-неумеху, написав у неё на лице, что она нария, - Кукушка ответила гораздо аккуратнее, чем можно было ожидать.
   - У неё были узоры, положенные птенцу. Любая нария могла это прочесть.
   - Хорошо, - Синичка согласно кивнула, - допустим. А как ты ноги объяснишь?
   - Ноги? - Ласточка непонятливо выгнула брови.
   - Ну как же! Мне Снегирь говорила, что твоя Льдинка возвращалась, задрав абито по самые колени.
   - Больше того, Куропатка мне сказала, что Ледышка специально подол подняла, - дополнила рассказ Синицы Кукушка, - пыталась королевских "грачиков" соблазнить.
   - Льдянка?! Соблазнять?! Учеников Королевской школы магии?! - Ласточка рассмеялась. Громко, искренне. - Вы меня простите, но моя младшая до сих пор не доросла до того, чтобы интересоваться мальчиками. А уж прошлой весной ей точно было не до соблазнения кого-либо - она тогда была просто счастлива, если удавалось на собственный рукав не наступить.
  

Март, 42 год Рейки

  
   - Что же ты такое, Льдянка? - рыжеволосый элхе откинулся на подушки. - Я четыре месяца пытаюсь тебя поймать. Всё Гнездо на уши поставил, а ты словно сквозь землю провалилась. Я уже начал думать, что действительно тогда перепил и ты мне в алкогольном бреду привиделась.
   - Вам не стоило меня искать. Я не буду извиняться, - девушка гордо вздёрнула подбородок. - Что бы ни говорили, я вела себя вполне корректно. В отличие от вас.
   - Льдянка! - испуганно пискнула Ласточка и согнулась перед гостем в глубоком поклоне, затараторив: - Пожалуйста, простите её, господин Туоррэ. Она приехала с Воздуха и ещё плохо владеет элхе-ми. Совершенно не понимает, что говорит...
   Поток извинений Ласточки был прерван звонким смехом. Кажется, мужчина находил ситуацию жутко забавной и даже не думал злиться на младшую птичку.
   - Милая Льдянка, мне твои извинения нужны не больше, чем казначею ихина из кружки нищего слепца.
   - Тогда зачем же вы пришли? - холодно полюбопытствовала беловолосая, расставляя на столике чайные принадлежности.
   - Чаю попить. Веришь?
   Мужчина задорно улыбнулся, увидев, что Льдянка отрицательно мотнула головой.
   Ведь с огнём играет младшая! Туоррэ-илиэ на весь город известен своим непредсказуемым характером: сейчас улыбается, а через секунду... Ласточка предпочла не додумывать, что может случиться через секунду.
   - Я просто умудрился пообещать тебе, что приду, в присутствии четырёх свидетелей. Ну а потом, мне просто стало интересно...
   Бумажные двери раздвинулись - в беседку плавно скользнула нария: невысокая синеволосая женщина с изумрудно-зелёными узорами на лице. Сойка-нии. И сразу отпустило напряжение - Ласточка больше не старшая, теперь за покой дома отвечает нария.
   - День добрый, Туоррэ-илиэ. Я рада приветствовать Вас в "Доме теней", - Сойка улыбнулась сомкнутыми губами. - Вижу, мои младшие сёстры не дали Вам скучать. Позвольте теперь мне составить Вам компанию.
   Нария чуть заметно повела рукой, и птички ушли в глубь беседки, уступая место у стола Сойке. Ласточка взяла лютню, ласково тронула струны. Мелодию подхватила флейта Льдянки - всхлипнула, почти срываясь на ультразвук, и зашептала нежно, едва слышно, - заставляя "Песню утра" искриться морозной свежестью.
   Так странно: одна и та же мелодия каждый раз звучит по-другому. На вчерашнем чаепитии она дышала весенним теплом, а сегодня в ней явно слышатся холодные нотки. Одну и ту же песню не получается сыграть одинаково.
   - Льдянка! - Сойка-нии пригласила птенчика к столу, и Ласточка почувствовала легкий укол одиночества. У младшей появился собственный гость: кто-то, кто приходит в нарайю только ради неё. Хотя, по всей видимости, такой гость Льдянке не очень нужен. А может, птенчик просто предпочла бы в качестве личного гостя иного человека, не Туоррэ-илиэ? У Ласточки нет своего гостя. А ведь так хочется быть нужной кому-нибудь.
   Интересно, а почему Туоррэ-илиэ выбрал Льдянку? Ведь не за то же, что она его оскорбила и отказалась извиняться? Чем она его зацепила? Для чего он пытался вызнать о беловолосой всё? Что заставило сына министра заинтересоваться белёсым хокоским птенцом?
   Туоррэ-илиэ расспрашивал буквально всех, и разумеется, нарии и птички отсылали его в "Дом теней" к Сойке и Ласточке. Он пытал вопросами старших Льдянки: из какой девушка семьи, как давно она пришла в Гнездо, куда исчезла. Ласточка с удивлением поняла, что не может ответить. Не знала ответов и Сойка.
   Сейчас Туоррэ-илиэ наконец получил возможность узнать всё из первых рук, чем не преминул воспользоваться. Вот только Льдянка не желала о себе рассказывать: неохотно роняла слова, только когда молчать становилось совсем невежливо.
  
   - А как ты попала в Хоко? - рыжий задал очередной вопрос.
   - По глупости, - Льдянка грустно усмехнулась. - Меня сюда в наказание отправили.
   - В наказание?! - изумлённо выдохнула Сойка. Рыжий удивлённо приподнял бровь.
   - Вы не подумайте, что находиться здесь мне в тягость, - беловолосая обратилась к нарии. - Мне нравится в Хоко: здесь многому можно научиться. И я не знаю другого места, где удалось бы встретить столько интересных людей самых разных профессий и социального статуса. Сейчас пребывание здесь совсем не кажется мне неприятным, но изначально меня хотели наказать. И пожалуй, первые три месяца, проведённые в нарайе, действительно были для меня наказанием. Но сейчас это скорее праздник.
   На пару секунд в беседке повисла странная пустая тишина. Сойка, кажется, от удивления умудрилась растерять все слова. И Ласточку, похоже, откровенный ответ Льдянки смутил настолько, что она прекратила наигрывать мелодию.
   - И за что же так наказывают? Если не секрет, какой проступок ты совершила? - полюбопытствовал гость.
   - Можно, это останется моей тайной? - Льдянка подняла на гостя взгляд, робко улыбнулась. - Я и так уже, кажется, наговорила много лишнего и напугала Сойку с Ласточкой.
   Этот рыжий задает слишком много личных вопросов, зачем-то пытается вывернуть душу Льдянки наизнанку, вызнать всё. Для чего ему это надо? Что за игру он затеял?
  

Полтора года назад, Хоко

  
   - Нет, не так! - Ласточка устало прикрыла глаза рукой. - Маленькие шажки. Слышишь меня, ма-лень-ки-е! Всего в полстопы. Попробуй ещё раз!
   Беловолосая послушно засеменила по беседке, изо всех сил стараясь не запутаться в узком подоле и не наступить на длиннющие, волочащиеся по полу рукава.
   Ещё неделю назад ей казалось, что самое ужасное - это полтора часа неподвижно стоять, вытянув в сторону руки, пока портниха булавками отмечает на каждом из пяти слоёв ткани длину и места, где пойдёт вышивка и лягут складочки.
   Сегодня днём девочка поняла, что лучше бы она ещё часок-другой провела в ателье, чем сама одевалась в абито - наряд нарии. Хиден пришлось четыре раза начинать всё заново, пока наконец Ласточка, опекающая её девушка-птичка, - то ли по доброте душевной, то ли от полного отчаяния в способности навязанной ей белобрысой малявки справиться с чем-либо самостоятельно - не помогла, показав, в какой последовательности что одевать.
   Теперь же Хиден, нет, Льдянка - здесь всех называют именами птиц - осознала, что и примерки в ателье, и процесс облачения - это только цветочки по сравнению с тем, что её ожидает. В абито ей придётся провести весь вечер. И не просто молчаливой, улыбчивой куклой сидеть за невысокой ширмой в самом тёмном углу домика-беседки, следя за действиями старших товарок, учась церемонии - как она делала последние семь дней - "познавая в наблюдении". С сегодняшнего вечера Льдянка наравне с другими птенцами должна помогать птичкам и нариям принимать гостей: провожать посетителей до гнёзд-беседок, носить подносы с угощением, разливать напитки по чашечкам, играть на флейте и - упаси Огонь! - танцевать.
   - Подбородок выше! Движения плавней! - черноволосая красавица продолжила давать указания. - Не надо всё время глядеть себе под ноги: ты же не служанка. Ты птенец, будущая нария, хозяйка. Покажи это гостям.
   "Подними глаза. Двигайся плавней"! Как будто Хиден из скромности в пол смотрит. Да если не смотреть вниз, мигом упадёшь!
   Девочка в очередной раз наступила на рукав. Не платье - сущее наказание! Эти абито словно особо изощрённые орудия пыток - широкий, туго затянутый пояс заставляет всё время держать спину прямо; подметающие пол рукава постоянно лезут под ноги; многослойный наряд опутывает тело, сковывает движения. А ещё непривычно голо плечам, и ткань норовит сползти всё ниже и ниже, особенно когда наступаешь на рукав. Ну зачем нужны такие длинные рукава?!
   А обувь! Неужели Ласточка - хрупкая, похожая на фарфоровую куклу-принцессу, присланную мамой с папой из Китая на прошлое рождество, - согласилась носить тинэ добровольно? Они же такие неудобные: узкие, на высоченной платформе, которая в основании в два раза меньше стопы, неустойчивые.
   Всё время думаешь о том, как не упасть, а ещё ведь и тяжеленный поднос с чашками и угощением удержать надо - ничего не пролить и не рассыпать. Тут не до лёгкого порхания по беседке и не до улыбок!
   - Молодец! Теперь садись возле стола и... Да не падай, а грациозно опустись! Попробуй ещё раз без подноса.
   Хиден покорно встала и вновь присела.
   - Отлично. Видишь, ты всё можешь, стоит только постараться!
  

***

  
   Уф! Хорошо, что это утро уже закончилось! Четыре часа подряд играть на флейте под взглядами незнакомых людей совсем не весело. Беловолосая сняла тинэ, подобрала рукава абито и сразу почувствовала себя увереннее. Девочка направилась в заброшенную часть сада, туда, где пару дней назад обнаружила старые скрипучие качели. До начала занятий ещё есть часик, можно побыть в одиночестве - отдохнуть от всех.
   Как было бы здорово, если бы рядом оказался Тайо! Хиден так устала от этого странного пансионата для девочек - от молчаливой услужливости безымянных, зависти птенцов, недружелюбия птичек, равнодушия нарий, постоянного зубрения правил этикета, от уроков ходьбы и сервировки...
   Зачем наставник отдал Хиден в Хоко? Уж явно не для того, чтобы "обучить манерам, послушанию и всему, что положено знать женщине", как он заявил Цапле, хозяйке этого заведения. Всему этому девочка могла выучиться и дома - у госпожи Мару. Для чего он отправил её в эту школу?
   Здесь у Хиден совсем не остаётся свободного времени. Ни капли. Чайные церемонии, уроки музыки и танца, элхе-ми, литература, этикет, философия, история, учение о цвете, психология и флористика, а также выполнение заданий по всем этим предметам не оставляют места ни для чего больше. Не удаётся даже с Дани увидеться и Воздушную магию поучить.
   С другой стороны, занятия здесь не оставляют времени и для глупостей. Вроде той весенней грозы, устроенной Хиден. Может, оно и к лучшему, что девочка здесь. Да, наставник несомненно поэтому беловолосую сюда и отдал.
   Хиден ведь до сих пор не могла вспомнить, чем точно закончился её эксперимент с погодной магией и как она тогда очутилась в Нижнем мире. А наставник на эту тему разговаривать не желал, на все расспросы только безразлично пожимал плечами: "не помнишь - и не надо". Иногда девочке начинало казаться, что она вспоминает, как Орриэ-лаэ ругал её за грозу. Но воспоминания эти всё время ускользали, просачивались сквозь пальцы, словно сон - как будто кто-то не очень аккуратно стёр тот вечер, ту грозу из памяти Хиден, оставив только размытые пятна. Единственное, в чём девочка точно была уверена, - это то, что учинив бурю, она каким-то образом умудрилась почти полностью лишить жизненных сил своего брата. Что-то тогда пошло не так, и гроза стала пить энергию Тайо.
   Он мог умереть. Умереть по глупости Хиден. Но ни сам Тайо, ни родители не желали даже слышать, что в болезни мальчика виновата сестра. Не верили!
   Девочка чувствовала ответственность за сложившуюся ситуацию, но не знала, как можно всё исправить. Она бы с радостью отдала брату всю свою энергию до последней капли, но он не умел её принять - ему становилось только хуже.
   Наставник фактически силой утащил Хиден в Верхний мир, и только тогда Тайо пошёл на поправку, если, конечно, верить хрустальному шару, при помощи которого Орриэ-лаэ разрешил девочке наблюдать за братом.
   Нет, хорошо, что у Хиден не остаётся ни капельки свободного времени. Хорошо для благополучия Тайо, для его здоровья. Девочка продолжит учиться в этой школе - не сбежит, хотя и очень хочется, - потому что так будет лучше для брата.
  

44 год Рейки, 4761 всеобщий год

Пятый день второй недели, Пацу

  
   - Спасибо, что почтили "Дом теней" своим присутствием, Туоррэ-илиэ, - Льдянка согнулась в поклоне. - Смеем ли мы надеяться в скором времени видеть вас вновь?
   - Спасибо, что осветила мне утро улыбкой, - рыжеволосый нарушил заведённый ритуал непривычной фразой. - У меня есть для тебя подарок.
   Девушка удивлённо вскинула взгляд. Что? Зачем? Какой ещё подарок? Разве подношения не должно оставлять в рэйто? Раньше Туоррэ-илиэ так и делал: оставлял подарки в резной клетке, в которой прятался бумажный фонарик с изображением белопёрой птицы-льдянки. Почему же сегодня?..
   На ладони легла маленькая белая коробочка, перевязанная васильково-синей лентой.
   - Открой сейчас!
   Льдянка послушно дёрнула ленту, освобождая подарок от пут. С любопытством потянула вверх крышечку. Что же там такое? Почему он решил отдать это лично?
   - Нет, - мужчина вдруг накрыл пальцы девушки ладонью. - Лучше открой, когда я уйду.
   - Как вам будет угодно, - птенчик спрятала подарок в рукав абито. - А что там?
   - Увидишь.
  

***

  
   - Сойка-нии, - робко позвал голос Льдянки.
   Нария отложила книгу, встала со скамьи:
   - Гости?
   - Нет, - птенчик отрицательно качнула головой. - Я хотела спросить, - замолчала в нерешительности.
   - О чём же? - Сойка опустилась обратно и жестом пригласила беловолосую присесть рядом.
   Льдянка сошла с круглых булыжников садовой дорожки и заняла предложенное место - забралась на скамейку с ногами, обняла колени. Совсем как маленькая девочка! Когда-то в далёком детстве Сойка тоже любила сидеть подтянув колени к подбородку, а сейчас, пожалуй, уже неприлично будет. Да и Льдянка, в принципе, давно вышла из возраста, когда ещё пристойно сидеть задрав ноги, - из него годам к десяти вырастают, - но у беловолосой всегда были какие-то странные понятия о приличиях.
   Сколько раз ей уже говорили, что не стоит сидеть в кресле, перекинув ноги через подлокотник, Льдянка всё пропускает мимо ушей. Как не обращает внимания на упрёки о том, что нельзя так нагло разглядывать гостей, нехорошо показывать человеку, что он тебе не нравится, и совсем уж плохо без предупреждения исчезать из нарайи - неизвестно куда и с какими целями, да еще и на полгода. Ей говорят, что не следует по вечерам гулять с гостем за пределами Хоко - благовоспитанной девушке вообще нечего делать в городе после наступления темноты, - а она жмёт плечами и уходит на прогулки с Туоррэ-илиэ.
   Что самое удивительное, в исполнении Льдянки все эти неприличные вещи не кажутся такими уж страшными - так, шалости девочки-иностранки.
   - Сойка-нии, - птенчик тронула нарию за рукав, словно ребёнок привлекая к себе внимание. - А зачем мужчины ходят в нарайи?
   - Зачем? Отдохнуть от забот, приятно провести время в хорошей компании, обсудить дела с партнёрами, отметить удачную сделку, - нария пожала плечами, - ещё ходят поговорить о поэзии или посмотреть танцы и послушать пение. У каждого из гостей своя причина.
   - Я, верно, не совсем понятно выразилась. - Льдянка расстроенно качнула головой. - Почему они идут в нарайи? Разве они не могут говорить о поэзии с жёнами и хорошо проводить время дома?
   Странные вопросы. Неужели птенчик издевается? Зачем спрашивать о столь очевидных, всем известных вещах?
   Сойка бросила на девушку внимательный взгляд, пытаясь поймать следы насмешки. Но младшая, похоже, спрашивала совершенно серьёзно. Что же у них за порядки такие на Воздухе, что Льдянка до сих пор не понимает элементарных вещей. И как же ей всё объяснить?
   Говоря о банальном, лучше смотреть на что-нибудь привлекательное - получается не так скучно. Нария устремила взор на вышивку, белыми птицами разлетающуюся по рукавам и подолу абито Льдянки - птицы хлопали крыльями, словно живые, прячась в полупрозрачных складках дымчато-серой ткани.
   - Мужчина - опора, глава семьи, её защитник, - синеволосая начала издалека. - Он хранит покой и благополучие, материально обеспечивает семью, бережёт жену и детей от проблем. У мужчины нет права быть слабым и сентиментальным дома.
   Сойка замолчала, переводя дыхание и собираясь с мыслями, подняла взгляд на лицо слушательницы: не заскучала ли? Храмовое пламя! Если на занятиях Льдянка хоть вполовину так внимательна и заинтересована, не удивительно, что учителя от неё в восторге. Широко распахнутые глаза безотрывно следят за каждым жестом нарии, и словно весь мир сосредоточился для птенчика в её словах - кажется, замолчишь надолго и девушке станет нечем дышать.
   - Но нельзя быть сильным всё время. Даже самым выдержанным людям иногда нужно выговориться. В нарайях мужчины могут показать то, что в любом другом месте считается их слабостями. С нами они могут открыто выражать чувства, делиться заботами и беспокойствами. Нария - это не жена, не слабая женщина, нуждающаяся в защите. Она - друг, умный собеседник, который может дать совет, посочувствовать. Гости приходят в нарайи, потому что мы умеем видеть силу в их слабостях.
   Льдянка чуть слышно усмехнулась - интересно, какие выводы она сделала? - и задала следующий вопрос:
   - И поэтому мы носим маски и узоры на лицах? Чтобы создать иллюзию анонимности? Безликие хранители чужих тайн...
   Сойка никогда не смотрела на это так.
   Маски нужны птенчикам и птичкам, чтобы девушки сняли их и ушли неузнанными, когда придёт время покинуть Гнездо навсегда. Почти все меняют свободу Хоко на изящные клетки семейной жизни, становясь жёнами, а потом матерьми... "Фарфоровые лица" помогают воспитанницам Хоко заглянуть в тайные уголки мужских душ, держа дистанцию. Улетая, птицы оставляют секреты маскам, забывая свою хокоскую жизнь: Грач становится госпожой купчихой, не знающей, что у её мужа есть слабости и тревоги.
   Но тогда получается, что отказавшимся от золочёных клеток, решившим идти путём нарии всю свою жизнь маски не требуются. Социальный статус можно выразить через одежду, причёску и те же самые украшения: серьги, заколки, ожерелья - нет особого смысла в рисовании узоров на лицах. Ни Сойка, ни Канарейка, ни Журавлик, ни любая другая нария не боятся показать гостям лица, а нана-илиэ так вообще принципиально не носит узоров.
   Что касается гостей, им действительно должно быть легче общаться с "фарфоровыми лицами", чем с обычными женщинами, иначе бы они не приходили. Маски и узоры помогают создать атмосферу непринуждённой лёгкости, игры. Маска значит отсутствие каких-либо обязательств, сохранность тайн, женскую мудрость и понимание.
   - Да, пожалуй, и поэтому тоже. Узоры на лицах дают иллюзию анонимности и защищённости нам и интригуют наших гостей. У каждого из них остаётся неразгаданная загадка - что там под маской: какое лицо, какие эмоции, какие чувства?
   Льдянка захихикала, спрятала лицо в колени. Хорошо, что она в маске, иначе непременно испортила бы макияж.
   - Туоррэ-илиэ на тебя плохо влияет, - Сойка нахмурилась. - Ты ведёшь себя невежливо.
   - Простите, - птенчик не перестала смеяться. - Я просто представила толпу гостей, затаив дыхание ожидающую под окнами нашего домика, пока мы снимем маски, а нарии смоют узоры.
   - Льдянка! - Имя упало упрёком. Сойка сокрушённо покачала головой. Ведь птенчик знает, что нехорошо смеяться над гостями. Даже когда их нет рядом - нехорошо. И в то же время у нарии не хватит сил ругать младшую, картина-то и вправду весёлая.
   - Извините, - беловолосая постаралась успокоиться: глубоко вдохнула, сложила большие и указательные пальцы треугольником и с выдохом распрямила руки, отводя его от груди.
   Какой странный жест - похожие делают некоторые маги, когда колдуют, ну и жрицы иногда.
   - Знак отрешённости. Помогает взять себя в руки, - пояснила Льдянка, словно заметив опасения на лице старшей. - Никакой магии, чистая психология. Меня папа научил.
   Будто бы мысли читает! Или Сойка настолько поддалась влиянию открытого характера птенчика, что перестала скрывать эмоции? Нария недовольно нахмурилась, попыталась повторить жест, показанный Льдянкой. Помогло! Словно холодным ветром овеяло, в разуме поселился покой.
   - Папа говорит, что беспокойство и весь мир сосредотачиваются на кончиках пальцев и перестают будоражить голову.
   - Твой отец, должно быть, очень интересный человек. Хотела бы я с ним познакомиться, - синеволосая вдруг сообразила, что за два года пребывания в нарайе девушка впервые заговорила о семье. До этого Льдянка всё дичилась, отмалчивалась. Пожалуй, вот так непринуждённо птенчик с Сойкой разговаривают впервые - то утро, когда Льдянка призналась, что попала в Хоко в наказание, в расчёт не идёт.
   - Боюсь, у вас нет шансов. Мой папа не посещает нарайи, - девушка улыбнулась. - Можно, я ещё спрошу?
   - Да, конечно, - нария позволила девушке уйти от разговора о семье. Не всё сразу. Дикая птаха не летит сразу в руки, она привыкает к птицелову постепенно. Возможно, в следующий раз Льдянка расскажет больше.
   - Если мужчины культурно просвещаются с нариями, проблемы решают в нарайях, дела обсуждают с друзьями и партнёрами, а чувства тоже для нарий берегут, то для чего им жёны нужны? - Глаза честные, светлее неба начала апреля, сама вся нежно-наивная, а как спросит что-нибудь, так хоть стой, хоть падай.
   Нет, ну как на такое ответить?! И самое главное - что?!
   - Не знаю, - Сойка решила сказать, что думает. - Я ведь не была женой. Может, чтобы было к кому возвращаться. А может, чтобы было от кого к нам уходить. Тут тебе лучше у них самих поинтересоваться... - Нария осеклась. Ведь Льдянка же спросит, действительно спросит.
   - Я уже интересовалась у Туоррэ-илиэ, - смущённо созналась беловолосая. Помолчав немного: - Два раза спрашивала. Его ответы мне не понравились.
   - И что он сказал? - Женщина в зелёном абито позволила себе проявить любопытство.
   - Первый раз отшутился, что детей делать, - Льдянка недовольно надула губки, вспоминая рыжеволосого. Нария закашлялась: "отшутился" - подобные пошлости вслух обычно не говорят. - А второй раз сказал, что жена ему нужна для карьерного роста. Она у него дочь какого-то министра-конкурента, и женившись он заключил с ним политический союз.
   - Льдянка, а можно и мне вопрос задать? - Сойка решила воспользоваться разговорчивостью младшей.
   - Попробуйте, - собеседница хитро усмехнулась. - Но ответа я давать не обещала.
   - Тебе повезло, - Сойка пропустила мимо ушей неподобающую девушке вольность, - хотя ты ещё птенчик, у тебя уже есть личный гость. Причём, гость важный - сын и будущий преемник министра внутренних дел. Вспыльчивый, привыкший ко вседозволенности молодой человек, - нария постаралась тщательно подобрать слова. - И он тебе не нравится. Почему ты продолжаешь с ним общаться? Ведь не потому, что так предписывают правила Хоко?
   - С чего вы взяли, что не нравится? - В голосе Льдянки скользнуло удивление.
   - Чайка рассказала мне о том, как вы познакомились. Вашу вторую, третью, четвертую и многие последующие встречи я наблюдала сама. Из чего и делаю выводы: в близком общении он тебе неприятен. Это видно из жестов, из того, как ты подаёшь чай... Ты стремишься хранить дистанцию.
   - Чтобы общаться с кем-то, совершенно не обязательно виснуть на нём по поводу и без, - девушка брезгливо подёрнула плечами, видимо, вспомнив поведение ластящейся ко всем гостям подряд Кукушки. - Туоррэ-илиэ интересный. Он со мной разговаривает, не читая нотаций за все мои ошибки, - птенчик запрокинула голову, оперлась затылком о спинку скамейки, устремив взгляд в небо. - Он серьёзно выслушивает все мои глупости. Он меня смешит. Он добрый.
   Это младший Туоррэ добрый?! Человек, из-за которого из Венка лет десять назад выгнали Маргаритку, по определению не может быть добрым и хорошим. Мелочный, взбалмошный мужчина! Он действует прежде всего в угоду своим желаниям, не думая, что при этом калечит чужие жизни.
   Когда после того скандала в Венке старший Туоррэ-илиэ привёл сына в Гнездо, решив покончить со сплетнями простой сменой нарайи, а заодно и основать семейную традицию совместного отдыха, хокоские нарии принесли жертвы Огню, чтобы рыжеволосый не стал постоянным гостем их домиков. И Огонь их услышал - Эрилен Туоррэ с компанией друзей появлялся в Хоко лишь эпизодическими набегами не чаще пары раз в год, своим незабвенным присутствием каждый раз одаривая новую беседку.
   Сплетни утихли, о скандале забыли. Новое поколение птичек и птенчиков смотрело на бесхозного гостя уже не со страхом, а с интересом. Но он, к счастью, не стремился найти постоянную хозяйку своему досугу. Пока не встретил Льдянку...
   Маленький неуклюже-диковатый птенец "Дома теней" пробудил охотничий азарт Туоррэ-илиэ. Как паук-птицеед, рыжеволосый зачастил в Хоко, выпытывая у его обитательниц информацию о неуловимой белопёрой, втираясь в доверие.
   А Льдянка позволяет Туоррэ-илиэ расставлять силки: воспринимает всё на удивление беспечно - не как охоту, а как игру, - с ленивым равнодушием разрешая себя ловить. Это наталкивает на мысль, что птичка может оказаться несъедобной. Нельзя вести себя так беззаботно, если у тебя нет ядовитых когтей и ты не убедилась, что паук вегетарианец.
   - А почему вы спрашиваете, Сойка-нии? - беловолосая горько усмехнулась. - Неужели, уделяя гостю внимание, я опять делаю что-то предосудительное?
   Бедная девочка! В Хоко её так замучили нотациями, что в любом вопросе ей чудится упрёк. А старшая только хотела предостеречь. Но наверное, не стоит: девушка не последует совету, обязательно поступит наоборот.
   - Просто стало интересно, что может заставить тебя подчиняться правилам, а не нарушать их, - ответ показался плохо притянутым за уши даже самой Сойке, но Льдянка, кажется, не обратила внимания, уже успев задуматься о чем-то своём.
   На некоторое время разговор затих. Младшая продолжала следить за бегом облаков по темнеющему небу, точно собираясь с силами спросить что-то важное. Или не спросить.
  
   В небе можно утонуть - тихо захлебнуться в бархатисто-холодной синеве, рассыпаться на множество осколков-звёзд, раствориться, забыть.
   В небе так легко утонуть. Нужно лишь прекратить держаться за окружающий мир - отпустить скамейку, перестав вжиматься в неё спиной и затылком, больше не слышать мелодию голоса синеволосой женщины, что сидит рядом, - отпустить себя на волю. Забыться и упасть вверх, в затягивающую глубину, позволить небу заполнить легкие...
   - Вы когда-нибудь бывали у моря? - тихо-тихо, всё ещё запрокинув голову и упираясь макушкой в спинку скамейки, адресуя вопрос облакам.
   - Нет, ни разу, - облака никогда не ответят в голос: слова произнесла Сойка.
   - Хиэй не хватает моря: тихого шелеста, прохладной свежести, солоноватого привкуса волн, - Льдянка облизнула губы. Нестерпимо сильно захотелось вдруг очутиться на набережной, пройтись пешком от Русалки до самого Пирита, почувствовать запах соли и тины, а потом сидеть рядом с Тайо на пирсе и есть чуть подтаявшее мороженое, наблюдая за тем, как белые треугольники парусов играют в пятнашки. Захотелось домой.
   Беловолосая тряхнула головой, отгоняя неисполнимое на данный момент желание, и решила наконец перейти к вопросам, ради которых затеяла этот разговор со старшей. Засмеёт, так засмеёт. Посчитает дурочкой, ну и ладно!
   - Сойка-нии, скажите, почему подарки оставляют в рэйто? Разве не проще отдавать их прямо в руки? - глупо, наверное, спрашивать то, что знают даже безымянные. Но однажды обжёгшись на молоке, начинаешь дуть и на воду. Лучше перестраховаться, чтобы не получилось как с серёжками.
   Длинные, звонкие серёжки из кусочков синего перламутра привёз ей из Марокко папа. Хиден носила их не снимая целую четверть, пока не пришла пора зимних каникул - время отправляться в Верхний мир. Рассудив, что украшения очень подойдут к абито, девушка не пожелала расстаться с сувениром и в Хоко. И в первый же день птички и птенчики засыпали Льдянку совершенно идиотскими вопросами: "кто он?", "это к нему ты каждый раз исчезаешь?", "вы давно встречаетесь?". Оказалось, что нарайя - это мир символов. И любая мелочь говорит здесь о социальном статусе и жизненной позиции своей владелицы. Длинные и крупные серьги означают наличие любимого мужчины, любовника. Маленькие камушки-серёжки говорят о том, что птичка не имеет желания заводить какие-либо романы. А по узорам на лице нарии можно узнать всё: начиная от имени и возраста, заканчивая отношением к жизни.
   - Подарки - вещь очень личная... Чаще всего они требуют какого-то ответного дара или действия. Это обязательство, - Сойка не сказала ничего нового. - Оставляя подношение в рэйто, гость даёт нарии возможность сохранить лицо. Ты сама говорила об анонимности. Так вот, рэйто её обеспечивает. Считается, что мы не знаем, кто и почему кладёт в клетки-фонарики свои дары, а значит, не должны никого за них благодарить и делать ответные.
   Что же означает подарок, отданный прямо в руки? Есть же, точно есть какой-то подвох. Обязательно должен быть! Что хотел сказать или спросить Туоррэ-илиэ, даря эту заколку? Ведь не извиниться же... Нет, он не станет извиняться - не за что.
   Хотя, конечно, здесь могут попросить прощения за всё, что угодно. Вчера, например, Лейда-ирхе, гость Трясогузки, долго сокрушался, что пришёл на целых пять минут раньше, чем обещал, и помешал отдыху птички. Но она же всё равно его уже ждала - извиняться стоит, если опаздываешь. Мурани-ирхе всегда просит прощения, когда случайно прикасается даже к краешку абито, а ведь прикосновения к ткани неизбежны. Студенты-магики извинялись за то, что пришли впервые и не знают, как себя вести. Художник - за то, что слишком пристально разглядывает. И даже рыжеволосый несколько раз просил прощения: за то, что рассказывает о скучных вещах - словно Льдянка стала бы слушать, если ей было бы неинтересно, - и за то, что подхватил её под локоть, когда птенчик, подвернув ногу, чуть не упала.
   Но не подарками же прощения просить. Чтобы извинения из слов стали вещами, должна быть очень веская причина.
   Огонь яркогорящий! Льдянка закрыла лицо руками: она вспомнила, что Туоррэ-илиэ мог счесть причиной.
  
   ...Ночь принесла с собой стрекот кузнечиков и приятную свежесть, приглашая сменить родное Гнездо на неизведанные просторы города, выманивая на улицу в поисках приключений. Этому искушению Льдянка не умела и не хотела противостоять. Стараясь не потревожить засыпающую нарайю, она тихонько выскользнула за ворота и почти столкнулась с рыжеволосым мужчиной.
   - Ты почему так долго? - Туоррэ-илиэ выглядел довольным, как кот, только что вылакавший целую миску сметаны.
   - Долго? - холодно удивилась девушка. - Я не помню, чтобы мы договаривались о встрече.
   - Не договаривались, - легко согласился рыжий. - Но сегодня ведь ночь фейерверков. Ты не откажешься пускать фейерверки? - он зашелестел пергаментным свёртком.
   Сидеть на корточках и любоваться разноцветными огоньками? Не откажется - от этого чудесного времяпрепровождения невозможно отказаться. Льдянка кивнула, соглашаясь поехать на окраину города, к реке.
   Яркие искры слетали с кончиков длинных тонких палочек, пёстрыми рыбками плескались в воздухе, звёздами отражались в воде. Так похоже и не похоже на бенгальские огни, которые жгут на праздник Нового года в Нижнем мире. Так волшебно и очень красиво.
   - Можно мне ещё один? - палочка погасла, и Льдянка потянулась за другой. - Туоррэ-илиэ, почему вы со мной возитесь?
   - Не знаю, - рыжий пожал плечами, наклоняя свой огонёк, чтобы девушке было удобнее зажечь об него новый. - Иррациональное желание. Неужели обязательно нужна причина, чтобы общаться с красивой и умной женщиной?
   - Хоть раз ответьте серьёзно, - птенчик насупилась. - Почему со мной? В Хоко все красивые, умные и женщины.
   - Что ты хочешь услышать? - мужчина усмехнулся. - Ты неправильная нария: забываешь быть почтительной, говоришь честно и всё, что думаешь, а не то, что мне приятно, удивляешься совершенно заурядным вещам, вопросы задаёшь необычные... Ты просто не представляешь, как мне надоели притворная вежливость и раболепие окружающих. Они исполняют все мои прихоти, ни одна моя выходка не выводит их из себя. А ты реагируешь...
   Беловолосая чуть заметно наклонила голову, благодаря за ответ. Странно получается: Туоррэ-илиэ заинтересовало то, что другие, да уже и сама Льдянка, считают недостатками, достойными немедленного искоренения: несдержанность, открытое проявление эмоций. Да, странно. Какая-то непоследовательная двуличность общества: старание скрывать свои чувства, но в то же время желание видеть неприкрытые, искренние эмоции других, при этом порицая их проявление.
   - Льдянка, - рыжеволосый вдруг оказался неуютно слишком близко, отобрал у девушки затухающий огонёк, отбросил далеко в сторону.
   - Что вы де...
   Интересно, что приятного люди находят в поцелуях? Горячее дыхание прямо в лицо, влажные губы скользят по щеке, тыкаются в твои. Чужие пальцы, быстро пробежавшись по ключицам, неуверенно обхватывают шею, путаются в волосах, дёргают ленты. В голове куча совершенно идиотских мыслей: куда девать руки, стоит ли закрыть глаза, как нужно реагировать, что чувствовать. Разве есть в этом удовольствие? Сплошная неловкость.
   И всё-таки, почему людей так тянет целоваться? Объяснить подобное поведение нижнемирцев довольно легко: нинъе спешат жить, стремятся всё и всех попробовать за свой короткий век - пусть элхеские учебники мироведения молчат о Нижнем мире, в любом из них можно найти сведения о гипертрофированном любопытстве и жажде жизни представителей круглоухого народа, населяющих Анедве. Но зачем поцелуи нужны элхе? Выказать расположение? Показать свою власть, заявить "ты принадлежишь мне"? Убрать барьеры общения? Искусственно создать напряжение и неловкость? Оскорбить? Сделать неприятно? Бред какой-то!
   Жаль, что нельзя заглянуть в мысли Туоррэ-илиэ. Хотя, если судить по его действиям, рыжеволосый полез целоваться лишь для того, чтобы снять с Льдянки фарфоровое лицо: уже развязал спрятанные под волосами девушки ленты, аккуратно ведёт ладонью по щеке, пытаясь словно случайно задеть маску. Не выйдет!
   - Туоррэ-илиэ, - оттолкнуть мужчину удалось на удивление просто. - Вы забываетесь!
  
   Неужели в этом дело? Так вот в чём причины желания вручить подарок напрямую!
   Огонь! Ну не стоит это извинений. Подумаешь, поцеловал. Нет в этом ничего такого. И он ведь вроде с первого раза понял - теперь не лезет. И Хиден не мучается больше любопытством - нет разницы: когда нарушают границы личного пространства некомфортно одинаково, элхе это или нинъе. Поблагодарить бы друг друга за интересный опыт да забыть. А он извиняется! Дипломат нашёлся!
  
   - На твоём месте я бы приняла этот подарок, - нария задумчиво крутила в руках коробочку с украшением.
   - Сойка-нии, простите меня за грубость, но я не спрашиваю, что делать с заколкой, - взор Льдянки налился холодом. - Меня интересует значение подарка.
   - Пойми, - синеволосая ничуть не разозлилась на непочтительность младшей, - такой дар преподносят не каждый день...
   - Какой дар? Что особенного в этой заколке, кроме того что она передана прямо в руки?
   - Не каждой птичке посчастливится так к празднику обретения крыльев, а ты ещё совсем птенец, - нария аккуратно достала двурогую шпильку, повертела её, любуясь тонким плетением серебра, мягким блеском лунного камня и жемчужин. - Тебе нужен канэн.
   - Канэн?
   - Конечно, о младшем Туоррэ говорят разное, но он всегда был к тебе добр, - Сойка задумчиво прищурилась: Льдянка только-только успела войти в Гнездо, а ей уже дарят крылья. Ласточке же не сегодня-завтра лететь, но канэна, который поможет ей не упасть, до сих пор не нашлось. Как необычно порой горят костры судеб. - Тебе уже открылся дальнейший путь? Куда он ведёт?
   - Какой путь? - растерянность, написанную на лице Льдянки, сейчас не могла бы скрыть ни одна маска. - Что такое "канэн"?
   - Так ты ещё не думала, что выбрать? - нария удивилась такой недальновидности. Впрочем, девочка ещё птенец, а птенцу негоже далеко загадывать судьбу - молодость должна жить одним днём. А может, путь за девочку давно выбран, и прока в размышлениях нет - вспомнились горькие слова Льдянки, что в Хоко её отправили в наказание. - Как-нибудь попроси Чайку посмотреть на рунах Воздушных, как ляжет твой путь. Или я попрошу?
   - "Канэн" это украшение? - беловолосая проигнорировала вопросы, задавшись целью выяснить то, что интересно ей самой.
   - Нет, - Сойка покачала головой, в очередной раз дивясь неосведомлённости подопечной о порядках нарайи. - Канэн - это человек.
   - И зачем он "мне нужен"? Туоррэ-илиэ - канэн? Как это связано с заколкой? - посыпались на женщину новые вопросы.
   - Ш-ш-ш, - Сойка поспешила остановить поток. - Нехорошо быть такой нетерпеливой.
   Птенчик насупилась, недовольно сверкнула глазами, вновь подтянула колени к груди, всем своим видом показывая, что никуда не уйдёт без ответов. Подол её абито распахнулся, обнажив ногу до самого бедра, но девушка не стала менять позу - то ли не заметила, то ли её это не смущало.
   - Льдянка, тут иногда ходят гости.
   - Ну и? - флегматично пожала плечами беловолосая. - Не нравится, пусть не смотрят.
   Словно из другой реальности - демонёнок, идущий к цели, не обращая внимания на такие мелочи, как местные приличия. Нария тряхнула головой, отгоняя странные ассоциации. Птенец тем временем, словно опомнившись, опустила ноги, поправила абито, аккуратно положила руки на колени.
   - Пожалуйста, Сойка-нии, расскажите, кто такой канэн? - взгляд небесно-голубых глаз как будто извинялся за настойчивость хозяйки -- на несколько секунд задержавшись на лицу нарии, скользнул дальше, чтобы заблудиться в зелени кипарисов.
   - Канэн - это покровитель. Тебе не стать настоящей нарией, если у тебя нет канэна, - знание опять не желало складываться в слова. Канэн есть канэн. Что тут ещё скажешь? - Обычно птичка получает вот это, - синеволосая сообразила, что всё ещё держит серебряную шпильку, и отдала её Льдянке, - перед самым праздником первого полёта или сразу после того как стала формально считаться нарией.
   - И что? - осторожно спросила девушка. - Её дарит канэн?
   - Да. Гость, от которого нария принимает подарок, становится её канэном.
   - Канэн является просто покровителем нарии? - подозрение в голосе Льдянки усилилось. - Или он ещё и её любовник?
   - Нет, - Сойка почувствовала, что краснеет под гримом: ведь сейчас она не абстрактно говорит о возможных вариантах - о своей жизни рассказывает. Пусть не называя имён, пусть очень кратко, но о личном: о себе, о Кёлле-илиэ и о Яннали. - Любимый человек может стать канэном, но канэн не обязательно любимый человек. Это... Это могут быть два разных мужчины.
   - Хорошо, - птенчик одобрительно кивнула, как учительница не совсем подготовившемуся к уроку ученику. - И зачем тогда нужен канэн?
   - Канэн покровительствует нарии, - куда подевались все слова? Почему нана определила эту странную девушку в Дом Теней? В чём Сойка провинилась?
   - Как он покровительствует нарии? - Льдянка посмотрела на старшую ласково-ласково, совсем как тот гость, маг-дознаватель, что приходит иногда к Сове на чай. Душа в пятки ушла.
   - Что такое нария, Льдянка? - Сойка взяла себя в руки, задала вопрос и тут же сама на него ответила: - Нарии - это произведения искусства, его дети. Нарии несут в себе гармонию красоты внешней и внутренней. Мы живём своими умениями, смысл нашей жизни есть совершенствование искусства. Мы - живые статуи, средоточие музыки, наши лица - картины. У каждого произведения искусства должен быть свой покровитель или, если хочешь, хранитель. Канэн заботится о том, чтобы нария всегда жила в достатке и её красота не угасала.
   - Канэн выбирает себе нарию? - во взгляде птенчика опять поселилась растерянность. Видно, она всё же решила отказаться от подарка.
   - Нет, - женщина в зелёном абито отрицательно шевельнула рукой, улыбнулась. - Считается, что нария выбирает канэна...
   - Но? - умненькая девочка: уловила, что в предложении есть вторая часть.
   - Но нарии редко получают даже два подобных подарка. Поэтому вопрос чаще стоит так: хочешь ли ты стать нарией или женой. Сейчас ты должна выбрать, какой судьбы хочешь. Смотри не ошибись!
   Девушка запрокинула голову, утопив взгляд в небе. Тоненькая фигурка в лучах заходящего солнца, казалось, охвачена огнём: по волосам стекают красно-оранжевые блики, алеют губы, пылают птицы на абито. Уже не дитя, но ещё не взрослая женщина - слишком рано перед ней встал выбор. И Сойка ничем не может помочь - даже советом - путь Льдянка должна выбрать сама. Смотри, девочка, не ошибись!
   Льдянка встала, повела рукой, поправляя причёску, и нарии вдруг привиделось, что солнечные блики опадают с волос искрами.
   - Спасибо, Сойка-нии.
   Нария ждала продолжения, ждала, что птенец скажет о своём выборе, но девушка молча ступила на дорожку, ведущую к Дому Теней.
   - Льдянка, - окликнула её нария: почему-то ей было важно узнать решение этой девочки прямо сейчас, важно до боли, до невозможности отринуть любопытство. - Какой путь?
   Кокетливый взгляд, загадочная улыбка.
   - Я не хочу быть куклой, - дала беловолосая ничего не проясняющий ответ. - Я не буду куклой.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"