Один из моих родственников служил до выхода в отставку на печально известном всей стране аэродроме, Чкаловский, под Москвой. Однажды сидя с ним за праздничным столом мы ударились в травлю баек. Он рассказал несколько историй, произошедших с их экипажем транспортника Ил-76, приписанного тогда ещё к гражданской обороне, позже ставшей МЧС стараниями нынешнего гражданского маршала. Несколько историй я и попытаюсь вспомнить, рассказав их от первого лица.
Во времена, когда ещё не издох Варшавский договор, мы мотались в Польшу чуть ли не каждую неделю, помогать заклятым друзьям. Что возили не знаю, нам загружали ящики и выгружали их в разных городах ПНР. Отстой получался длительный, поляки работали на разгрузке не шатко, не валко. По родству языка мы быстренько научились калякать с персоналом портов на их мове.
У нас в стране как раз начались гонки на катафалках и дефицитом становилось всё. Поляки жили получше и вскоре мы наладили товарообмен с такими же механиками как и мы. Они привозили к нашему прилёту, то что шло у нас мгновенно и по цене в несколько раз выше номинала. В основном: тряпки, обувь и материалы для разрешённых Горбачёвым, чуть позднее, кооперативов. Шубную и джинсовую ткань, бижутерию, нитки и конечно мохер, вошедший недавно в моду. Взамен возили запчасти к нашим Жигулям, электротовары и прочие мелочи, которые в Москве оказалось доставать довольно просто.
Однажды поляки притащили целый фургончик, наш родной Москвичок-сапог, украденного где-то мохера. Надо заметить, что нас шмонали на родном аэродроме ГБшники на предмет провоза запрещённого, в основном порнухи. В Польше она была легкодоступной и дешёвой. Но в самолёте столько мест, что ни одному ГБшнику в голову не взбредёт проверить. Так и в этот раз решили не светить свои тёмные дела и растолкали мотки мохера в механизацию крыльев: под посадочные щитки и закрылки. Самолёт обратно гнали пустым и с взлётом и посадкой проблем не возникало. Пилотам настрого наказали, механизацией не пользоваться.
Взлетели хорошо. Ещё трезвые пилоты всё сделали как надо и спокойно легли на курс домой, набрав эшелон. На радостях приняли дешёвого французского коньяка Наполеон польского разлива и стали готовиться к посадке. Лёту-то всего ничего. Однако к посадке пилоты начисто забыли наказ и как привыкли, посадили наше судно по всем правилам, ессно, выпустив посадочные щитки. Спасло от наказания и отстранения экипажа от полётов лишь то, что садились уже в темноте и никто не заметил дождя из упаковок мохера усыпавшего всю ВПП*. А взлетали и садились в ту пору крайне редко, иногда, раз в несколько дней.
Мгновенно оценив ситуацию командир вызвал "пылесос" - машину для подметания взлётной полосы. Перехватили её, наказав водителю-срочнику, сдуть всё с полосы в одну сторону, что тот и сделал, взяли закреплённый за нами ТПК** и втихаря собрали сдутый с полосы мохер, застрявший в траве рядом с полосой, естественно не без потерь. Дальше всё уже было отработано, но для следующего раза пришлось поискать для тайника иное место.
*ВПП - взлётно посадочная полоса.
**ТПК - Транспортёр переднего края (железное корыто на колёсах с мотором).
2. А мы сядем?
Другая байка от родственника. После "мохерового дождя" Володька рассказал ещё несколько баек, запомнились не все, но эта - очень, наверно, из-за того, что короткая.
Нас опять занарядили в Польшу. Народ, экипаж, радовался этим полётам. Полякам было глубоко фиолетово, кто и как им привозил, а чего, я уже сказал, мы не знали. Много позже я это узнаю, но пока - может ядерные бомбы им везли, нам никто не говорил. Просто в ТТН* указывались места, а попросту - количество ящиков. Ни объём, ни масса никогда не ставились. В экипаже были любопытные. Тяжело возить котов в мешке, мало ли что и где приземлишься, если вынужденная? Но мы летали над "друзьями" и несильно озадачивались, что в ящиках, хотя посмотреть хотелось. Но, но, чтоб этого не произошло, ящики отправлялись опечатанными, а иногда с ними отправляли ещё и сопровождающего. "Экспедитор", звали мы его в шутку. Они шуток не понимали, и каждый раз это были разные люди, и они на контакт с экипажем не шли.
Так, чисто дежурные пара-тройка слов. Одеты экспедиторы всегда были "по сезону", отопления в транспортнике нет, видно, их предупреждали о роде занятий. Мы не боялись, что они что-то могут донести куда-то, потому что званием они редко превышали прапорщиков. В экипаже же никого не было моложе капитана. То есть по идее экспедитор следил за грузом, а не за нами, поэтому мы, когда было чего - выпивали. Если не в полёте, то после прилёта домой - обязательно. Когда шмонали ГБшники они могли доложить и о нетрезвости. А после них к нам никто не совался. Иногда пили и в полёте. Алкоголь в Польше был по сути - дармовой, да и спирт в таком большом самолёте не переводился.
Так один раз и слетали. Экспедитор сидел в грузовом отсеке, охраняя свои ящики. В Польше он сдал груз, получил положенные бумажки и обратно лететь в кабине, в тепле, не пожелал. У кого-то случился в тот день праздник рождения, ну и народ не выдержал. "Загрузились" мы тогда шведским "Абсолютом", также разлитым в Польше. Водка дорогая, если настоящая, а польская шла в треть цены. На кой чёрт мы её взяли - не помню. Дома она шла очень плохо. При упоминании слова "Абсолют" народ просто шарахался, литр стоил вчетверо дороже кристалловской неподдельной "Смирновской". Ну, взяли и взяли.
В туалете, а в транспортнике он в самом конце грузового отсека, видно при перевозке людей предусматривалась возможность не собирать экскременты в контейнеры, а как в старых поездах, лить их на насыпь, у нас же - на головы граждан. Не всё ведь, что с неба - от Бога. Запасной контейнер и служил тайником. Какой ГБшник станет копаться в дерьме?
Экспедитор сидел у дверей кабины, мёрз, но держал фасон, да наверно ему и неудобно было бы слушать разговоры офицеров в кабине. Тут и началось шествие экипажа в туалет. Народ, как будто прихватил понос, с завидным постоянством все: от техника до КВСа*, зачастили в туалет. Захода после третьего уже невооружённым глазом стало видно, что твёрдость походки членов экипажа после туалета - мягчает.
И настолько, что некоторые с трудом вписываются в двери пилотской кабины.
Экспедитор долго терпел, но к концу полёта всё же решился на диалог с КВСом, которого распознал по форме и более твёрдому, чем у остальных, стоянию на ногах:
- Товарищ подполковник, а мы хоть сядем? - спросил он его дрожащим голосом.
- Не ссы, прапор, в воздухе ещё ни один самолёт не оставался. И не сядем, сидят у прокурора, а приземлимся, - было ему ответом.
Лицо экспедитора вытянулось, но что ответить он не нашёлся.
Конечно, мы приземлились, как обычно. Но тут открылся секрет нашей воздушной встречи Дня рождения. КВС заранее знал, кто будет нас шмонать. Это был его однокашник, за пьянку отстранённый от лётной работы, но как-то ухитрившийся примазаться к органам.
Органы после смерти Андропова резко потеряли свой былой апломб. Что-то назревало в стране такое, что быть в органах стало не слишком престижно. Выпроводив экспедитора с миром, уже на земле, мы закончили отмечать День рождения с одним добавившимся в компании членом. Ни о каком досмотре речи уже и не зашло.
*ТТН - товарно-транспортная накладная.
**КВС - командир воздушного судна.
3. Корова
- Так пари, если кто спросит что и как, отвечаем, рампа была открыта и она сама приблудилась, закрыли взлетели и только потом обнаружили "пассажирку".
- Слушай инженер, а чего мы с ней делать станем, её кормить надо будет.
- Не надо. Она же как-то болталась целый месяц. Да и продадим сразу, а если нет, зарежем на мясо, я в детстве видел, как это делается.
- Видел он. Одно дело видеть, другое зарезать животину самому.
- Да на хрен резать - застрелим, но лучше продать.
Такой диалог с КВСом происходил после взлёта из под Омска.
Корова была приблудной. Местные обрадовались что наконец-то избавятся от животины, которая ляпала где попало, а с освещением на военных аэродромах негусто и многие "подорвавшись" на её "минах" материли скотину на чём свет стоит.
Мы, как всегда, что-то привезли омичам, сдали груз и совсем уже вознамерились закрывать рампу когда животина возникла в поле зрения.
- Мужики это что у вас за новый род войск тут пасётся? - вопросил КВС у ближнего аборигена.
- Да хз ответил тот. Надоела до чертей, а хозяева всё не ярыщатся, месяц уже тут гадит. Прогоним, она малость погодя, опять тут.
- Отдайте нам, если точно бесхозная.
- Да забирайте, сейчас уж вряд ли кто хватится, тайга кругом, наверно хозяева по ней уж давно справили тризну.
- Мужики - загоняй!
Загонять животину не потребовалось, кто-то показал ей кусок батона и она сама зашла за державшим его в руке, как привязанная.
Взлетели и сейчас строили планы, что делать с ней по прилёту? Большинство склонялось - зарезать, а мясо поделить. Приближались девяностые и на прилавках даже в столице уже было - кати шаром. Проблема в том, что резать столь крупную скотину никто в экипаже не умел и продать казалось проще, и выгодней, да только кому? Вопрос оставался открытым до подлёта к Свердловску. Радист громко матюгнулся и передал КВСу наушники. Лицо у КВСа вытянулось и он вернув наушники выругался тоже:
- Распротак эту животину. Штаб УРВО приказывает сесть на их аэродром под городом. Хватились что ли её? Не было печали.
- Да ну не должны раз месяц не нужна была никому. - заметил кто-то.
- А если хватились, геморрой наживём. Что делать? Не говорят сволочи ничего зачем садиться?
- Лучше перебздеть, чем недобдеть, придётся прощаться. Инженер, открывай рампу.
- Да уже, идите кто свободен проводите животное в последний путь.
Свободным оказался правак. Через пару минут он вернулся матерясь на чём свет. В кабине запахло непередаваемо, но не сказать что очень приятно.
- Почувствовала видно, такая разэтакая, что полёт последний - сказал он.
- Мужики мыть отсек придётся и откуда в ней столько? Печалька.
- Ладно потом, мы на глиссаде, всем по местам стоять. - это КВС.
После посадки к самолёту подлетел уазик из которого двое солдат выволокли увесистый ящик и затащили в грузовой отсек. Сопровождавший их подполковник сказал:
- На Чкаловском заберут, всё договорено. А чего это у вас мужики из отсека дерьмом воняет?
- Да отару перегоняли в Томск, это её следы, из-за вашей оказии мы без шашлыка остались. Грех теперь на душу ляжет на всю жизнь. - ответил командир.
- А может она того... летать научится. - вставил кто-то.
Прошествовав мимо ничего не понявших уральцев мы опасаясь вляпаться неспеша погрузились в самолёт, я закрыл рампу и мы порулили к началу взлётки.
4. Снег
Ух ты! Снегу навалило! Как взлетать будем? В Африку сегодня занаряжены: железо ненужное из Анголы переть обратно. Мало мы им его подарили, отдали бы и это. Нет, секретное, нельзя оставить. Они - друзья, пока им валишь, а как только уйдёшь - тут же распродадут всё, что продаётся и кому угодно. Нищета!
Так я раздумывал, плетясь знакомой дорогой из городка на аэродром по колено в снегу, попутно матеря стройбатовцев, которые наводили порядок в городке после таких стихийных бедствий.
Вылет задерживался, ВПП ещё не расчистили. Солдаты БАО, матерясь, с двух сторон столкали снег в огромный холм поперёк взлётки, а убрать его в сторону оказалось нечем. Дорогущий "Катерпиллер" или "Комацу" - огромный бульдозер на резиновом ходу - стоял, как прибитый, в парке, не желая заводиться всего - то на десяти градусах. Ну, что русскому хорошо - японцу смерть, а американцу и подавно. Пригнали КрАЗ с лопатой, но тот, уперевшись в кучу, крутил на бетоне колёсами со свистом и дымом, не продвигаясь ни на миллиметр.
Пришёл лично осмотреть ситуацию полковник - начальник аэропорта. Отматерил командира БАО и отбыл восвояси, пригрозив командиру карами небесными. Командир в задумчивости чесал репу, а солдаты, тем временем, не спеша и придуриваясь, раскапывали холм на стороны, освобождая середину полосы. По скорости их работы можно было предположить, что к концу дня они успеют
Вся хрень состояла в том, что нам нужно взлетать с противоположного конца полосы и сначала рулить на старт; кучу же не объехать, не переехать. Оставалось - ждать. Мы расположились в кабине и дожимали утренний сон, когда командир БАО припёрся под кабину и начал орать что-то, дико жестикулируя. КВС высунулся в окно и, перемежая речь отборным матом, спросил в духе:
- Какого табе нада? Дай поспать спокойно!
- Мужики, мне голову снимут, если через полчаса вас не отправлю!
- Твоя голова - ты за неё и держись, - ответствовали ему из окна.
- Помогите, век помнить буду! - донеслось с земли.
- Ты охренел, мы что копать - с солдатами должны что ль? - ответствовал КВС.
- Нет, на рулёжку пойдёте, мы середину прокопали, пролезете и дадите газку на тормозах, турбинами снег и сдует, то что останется, пока рулите, мы зачистим.
- Ну, ты голова! Экипаж, по местам стоять, с якоря сниматься!
Мы запустили турбины, спросили разрешения на рулёжку и покатили в начало полосы. Задуманное не удалось - баошники плохо расчистили середину полосы, и самолёт увяз в снегу аккурат посреди кучи. КВС, матерясь, доложил ситуацию на КП, предварительно сняв наушники. Мат из них слышно, наверно, было и в грузовом отсеке. Прооравшись, начальник дал час времени, разрулить ситуёвину.
На КрАЗе оказалась буксирная штанга, и он, объехав кучу, выдернул нас с другой стороны на полосу. Но, взлетать мы всё равно не могли. Тогда командир БАО предложил:
- Мужики, откройте рампу! Солдаты и бульдозер затолкают снег в грузовой отсек. Взлетите, сделаете горку - снег вывалится. В полчаса управимся.
- КВС посмотрел на баошника, как на сумасшедшего, хотел уже послать, но из отпущенного времени осталось сорок минут, и он решился.
- Инженер - открывай!
Когда санкции очевидны - наш народ работать умеет! В полчаса куча оказалась в грузовом отсеке, и ещё через десять минут мы взлетели, взяв курс на юг.
Неприятности ждали впереди. Высыпать снег над сушей не представлялось возможным - мало ли кому он мог свалиться на голову. Решили везти до Чёрного моря и ссыпать в воду. Долетели, я открыл рампу, но не тут-то было: за два часа при минус пятидесяти снег смёрзся, и высыпать его не удалось. Что оставалось делать? Везти его в Африку, там огрести от начальства по полной, и выгружать уже на месте.
Долетели нормально. Как всегда, оказалось - обратный груз не готов. Механики бегали вокруг двух МиГов и матерились. С самолётов нужно снять плоскости, иначе они не влезали в грузовой отсек, а ничего, чтоб проделать это не нашлось, улетело назад со сборщиками. Никто не думал везти самолёты обратно. Я отдал комплект инструментов коллегам, открыл рампу, и тут началась хохма.
Мы поставили самолёт так, чтоб в отсек не заглядывали любопытные. Но шила в мешке не утаишь: аэродром практически не охранялся, и мгновенно у самолёта образовалась вездесущая ребятня. Увидев гору снега в самолёте, детишки потеряли дар речи. Снега они в жизни не видели. Мгновенно появились взрослые и стали что-то просить. КВС едва понял их ломаный английский.
- Мужики просят продать им снег!
- ???
- На хрена он им?
- Не пойму, что лопочут, но предлагают за доллары.
- Ну и скажи им, что пять долларов - кубометр!
- Слышь, мужики, они согласны.
- Ни хрена себе!
Мгновенно освободили мусорный контейнер - нашлась лопата, и началось. В полчаса весь снег распродали, заработав четыре тысячи долларов. Дети стали строить из снега всякую хрень, тут же, у самолёта, играть в снежки, лепить снеговиков и просто валяться в снегу. Взрослые пригнали несколько пикапов. загрузили их доверху и повезли в город. Как в любом месте началась перепродажа и спекуляция. Мы смотрели на это, раскрыв рты. На жаре почти в пятьдесят градусов снег растаял за два часа, но никто никаких претензий нам не предъявлял.
Механики открутили крылья у МиГов, и я затащил их лебёдкой в чисто отмытый грузовой отсек. Мы вылетели домой. По прилёту хорошенько выпили, разделили долларя, дав даже стольник баошнику с барского плеча. Когда сказали - за что, глаза у него сделались по блюдцу.
- Ничего себе! - сказал он в несколько иных выражениях.